ГЛАВА 6
Пруденс ждала, что рука, удерживающая ее за талию, поднимется и сомкнется вокруг ее горла. Она хорошо могла себе представить разговор Триции с ее женихом за завтраком следующим утром. Себастьян, сожалея о содеянном, покаянно произнесет
— Мне ужасно жаль, дорогая. Я по ошибке принял ее за грабителя и нечаянно задушил.
Триция игриво похлопает Себастьяна по руке веером.
— Какая неприятность! Но ты ведь ничего не испортил? Я только в феврале положила этот мраморный пол.
Пруденс осознавала, что мужчина удерживал ее настолько крепко, что все ее лихорадочные попытки освободиться из его объятий свелись к беспомощному ерзанию. Но он умел рассчитать свои силы и не причинял ей боли. Пруденс ощущала нежность его прикосновения, его стремление удержать ее рядом с собой, не посягая на ее желания и волю.
Себастьян увлек девушку в тень под лестницей и остановился, прижавшись спиной к стене. Пруденс беспомощно прильнула к нему, ее ягодицы были прижаты к его мускулистым бедрам.
От мужчины пахло табаком и бренди. Его дыхание шевелило рюши на ее чепце.
— Успокойся, девочка. Я не причиню тебе боли. Если ты перестанешь вырываться и извиваться, я отпущу тебя. Клянусь.
Пруденс прекратила сопротивление. Мускулы Себастьяна расслабились, но он по-прежнему удерживал ее одной рукой под грудь, а теплая ладонь другой руки закрывала рот. Жар его тела затягивал Пруденс в шелковую паутину восторга, который она испытала той далекой дождливой ночью. И когда Себастьян зарылся лицом в ее распущенные волосы, она поняла, что опасность, которая ей угрожает, может оказаться совсем иного рода. Возможно, он очень поторопился пообещать не сделать ей больно. Боль, которую он способен был причинить, была одновременно сладкой и мучительной.
Мужчина убрал руку с ее рта. Его пальцы на одно мгновение задержались на ее губах.
Пруденс сделала судорожный вздох и с достоинством произнесла:
— Не будете ли вы так любезны отпустить меня, сэр?
Должно быть, девушке почудилось легкое прикосновение его губ к ее обнаженному плечу, прежде чем он выпустил ее из своих объятий.
— Как леди пожелает.
Девушка отступила от него на шаг, но колени подогнулись, и ей пришлось ухватиться за перила, чтобы удержать равновесие. Она рывком поправила сбившийся чепец, прежде чем повернуться к нему.
Себастьян стоял у стены со скрещенными на груди руками. Тени скрывали его лицо. Зато Пруденс чувствовала себя незащищенной в яркой полосе лунного света, струящегося через веерообразное окно над дверью. Она скорее ощутила, чем увидела, как его цепкий взгляд ощупывал ее тело под тонкой тканью халата. Девушка задрожала от возмущения, понимая недвусмысленность этого взгляда.
— Я думал, ты никогда не придешь, — сказал он.
— Боюсь разочаровать вас, лорд Керр, но я пришла сюда не на рандеву с вами.
— Ты уверена? Или снова лжешь сама себе? Насколько я помню, ты также не была уверена в причинах, по которым пришла со мной в хижину арендатора.
— Должна напомнить, что это вам были не ясны мои мотивы, а не мне.
Себастьян шагнул в полосу света. Если Пруденс находила его одежду нескромной за ужином, то сейчас она была просто шокирована ее небрежной беспорядочностью.
Мужчина снял свой сюртук. Его белая рубашка была наполовину расстегнута, и лунный свет золотил мягкую поросль на груди. Косичка была расплетена, и волосы, ниспадая до плеч, обрамляли загорелое лицо мужчины, делая его еще более привлекательным. Пруденс, завороженная этим зрелищем, непроизвольно отступила на шаг.
Себастьян, неслышно ступая, подошел к ней.
— Холодна и полна презрения, да? Я восхищаюсь этим в женщинах.
Она потупила взор, разглядывая мраморную мозаику пола, словно никогда раньше ее не видела.
— Ты была бы прекрасным игроком в «фараона», — продолжил он, — хотя, держу пари, никогда в него не играла.
— Конечно, нет. — Пруденс подняла голову и посмотрела ему в лицо. — А вы, я уверена, причисляете это к своим многочисленным талантам наряду с грабежом на большой дороге и таинственным появлением из-под лестницы.
— Не забудь мошенничество в висте. Зачем вы пришли сюда, мисс Уолкер? За десертом? — Его кривая усмешка была просто оскорбительной.
— Я подумала, что вам может понадобиться помощь в поисках столового серебра, — парировала она.
— Ага! Мышка показывает зубки? Значит, по-твоему, я для этого приехал в «Липовую аллею»? Чтобы ограбить твою тетку?
Хотелось бы Пруденс на самом деле так считать.
— Нет. — Ее голос потерял прежние саркастические нотки. — Я считаю, что вы приехали в «Липовую аллею», чтобы жениться на ней.
Себастьян, не отрываясь, смотрел в ее глаза, словно зачарованный. Он поднял руку, желая прикоснуться к ее щеке, но сдержался.
— Тебе бы следовало надеть свои чертовы очки. Ты могла упасть в темноте и покалечиться.
Себастьян подошел к столику с витыми ножками. Его хромота была еще заметнее, чем прежде. Взяв в руки фарфоровую пастушку, он тихо засмеялся.
— Тебе некого винить, кроме себя самой. Именно ты сказала, что будешь плакать, если меня повесят. Именно ты предположила, что я могу удовлетворить свою потребность в деньгах более честным путем.
— Например, женитьбой на богатой женщине?
— Ага.
Его длинные, тонкие пальцы гладили хрупкий фарфор. Пруденс гадала, догадывается ли он о его ценности?
— Это довольно устаревший, но общественно-приемлемый метод приобрести немалый капитал.
— У вас с Трицией больше общего, чем я думала.
Пруденс принялась нервно расхаживать по площадке. Тонкая ткань халата развевалась вокруг стройных икр.
— Триция всегда выходила замуж за мужчин с деньгами. Я все думаю, но никак не могу понять, почему на этот раз она решила выйти за вас.
Девушка пристально разглядывала стоящего перед ней в серебристом лунном свете мужчину, прекрасного, как языческое божество. Ее щеки вспыхнули, когда она осознала, каким глупым был ее вопрос. Причина выбора Триции была так ясна. Она, наконец, нашла молодого и красивого мужчину, и если верить молве — богатого.
Себастьян пожал широкими плечами.
— Я солгал. Я сказал, что Данкерк принадлежит мне, и, видит Бог, скоро именно так и будет. Еще несколько ограблений, и у меня будет вполне достаточно денег, чтобы создать некую видимость богатства. Когда у меня будет жена, английская графиня, и я получу доступ к ее кошельку, даже Мак-Кею не удастся остановить меня в достижении желаемого.
Пруденс постаралась сохранить непринужденный тон.
— Зачем жениться? Почему бы просто не купить себе титул? Наш премьер-министр раздает их направо и налево, как бумажные салфетки. Все, что вам нужно, это предъявить доказательства ежегодного дохода в десять тысяч фунтов.
— И кем же я должен буду объявить себя по роду занятий? Грабителем? Знаменитым преступником?
Пруденс склонила голову, скрывая невольную улыбку.
— Какая удача для Триции добавить шотландского лаэрда к своей коллекции французских графов и австрийских баронов.
— А если бы она узнала, что я свергнутый шотландский лаэрд?
— Если вам удалось убежать с фамильными драгоценностями, она не станет возражать. Чем более отвергнутый, тем лучше. Триция любит проигранное дело.
Пруденс не была готова к прикосновению, и по коже побежали мурашки, когда он приподнял ее подбородок двумя пальцами.
— Так вот кем ты считаешь меня? — спросил он. — Проигранным делом?
Его взгляд, изучая лицо девушки, задержался на губах. Ее улыбка сникла.
— Кто вы, милорд, меня не касается, — холодно ответила Пруденс.
Она отвернулась и, запахнув полы халата своими дрожащими руками, начала подниматься по лестнице. Себастьян поймал ее руку, и она почувствовала что-то сродни отчаянию в этом его жесте.
— Я никогда не думал, что найду тебя среди обитателей такой усадьбы, как «Липовая аллея».
Пруденс нашла в себе силы взглянуть на него.
— Вы сожалеете?
— Сожаление не то слово, девушка. Я никогда больше не хотел встречаться с тобой.
Пруденс мягко высвободилась. Она была уже в безопасном убежище своей комнаты, когда почувствовала, что ее лицо мокро от слез.
Себастьян поднялся на рассвете, чтобы побродить по спящему дому. Гулкая тишина длинных коридоров раздражала его, и он вышел в парк. Через несколько недель этот парк будет принадлежать ему.
Капли росы жемчужинами блестели в траве. Он присел на мраморную скамейку и стал наблюдать, как небо постепенно светлело, превращаясь из серого в розовато-голубое.
Тонкая ионическая колонна устремлялась ввысь с вымощенного плитами тротуара. Эта колонна уходила в никуда и поддерживала ничто. Она была изъяном в сторогой и величественной красоте старого парка, красивой, но бесполезной. Такой же, как и хозяйка «Липовой аллеи».
Когда они познакомились в Лондоне несколько месяцев назад, Триция показалась ему идеальной партией: веселая, полная энтузиазма в постели, богатая вдова и титулованная особа. Себастьян со стороны долго присматривался и тщательно изучал ее, стремясь как можно лучше узнать все слабые и сильные черты ее характера. Он знал, что любой джентльмен почтил бы за честь иметь такую женщину своей любовницей.
Но Себастьян не был джентльменом ни по рождению, ни по воспитанию. Он понимал, что это лишь вопрос времени, и когда-нибудь он обернется на шумной лондонской вечеринке и окажется лицом к лицу с Киллианом Мак-Кеем. И тогда все общество узнает, кто он есть на самом деле — обыкновенный вор и ублюдок. Чтобы освободиться от д'Артана и устроить свое будущее в обществе, которое могло по праву презирать его, ему нужна была не любовница, а жена.
Себастьян поднялся. Безмятежность парка не могла успокоить его смятенного сердца и уменьшить тревогу.
На каждом повороте тротуара стояли железные решетки, по которым вились усыпанные бархатистыми цветами кусты жимолости. Проходя мимо, Себастьян сорвал цветок и развернул нежный бутон. Его язык погрузился внутрь и поймал золотистую росинку нектара, собравшуюся на хрупком пестике.
Он закрыл глаза и как наяву почувствовал на своей щеке прикосновение теплых, пахнущих цветущими травами волос Пруденс. Не требовалось особого воображения, чтобы вспомнить, какой легкой и податливой была она в его руках прошлой ночью. Скромный ситцевый халат не мог скрыть нежных изгибов ее тела. Он так бы хотел держать ее в объятиях всю ночь.
Себастьян открыл глаза. Он не солгал Пруденс. Он надеялся никогда больше не увидеть ее. Пруденс Уолкер была опасна. Куда более опасна, чем думал его дед. На карту было поставлено не только избрание старика в Палату Общин, его положение и влияние в лондонском высшем свете, но даже успех незаконной переправки пороха и оружия во Францию. Все будущее Себастьяна зависело от ее благоразумия.
Его пальцы сжались в кулак. «Я бы хотел, чтобы она исчезла».
Воспоминания о приказе д'Артана омрачили его взгляд. Он никогда умышленно не смел ослушаться своего деда. Себастьян смеялся в лицо отцу, зная, что за оскорбление получит не более чем зуботычину или истекающий кровью нос. Но имея дело с д'Артаном, никогда не знаешь чего ждать. И его угроза послать своих людей выследить Пруденс не была пустой.
Себастьян раскрыл ладонь. Раздавленные лепестки цветка жимолости разлетелись по ветру.
Дверь в столовую распахнулась. Себастьян поднял взгляд, наверное в десятый раз, лишь для того, чтобы иметь удовольствие лицезреть непроницаемое лицо старика Фиша. Он вновь сосредоточился на рыбе под соусом, подавляя желание зарычать.
Предыдущая просьба Себастьяна о завтраке была встречена почти враждебно.
— Графиня никогда не завтракает раньше полудня, — сообщил Фиш.
— Все это просто великолепно! — воскликнул Себастьян. — Но я бы хотел съесть что-нибудь именно сейчас. До полудня еще пять часов.
Дворецкий фыркнул и бросил взгляд на часы на каминной полке.
— Возможно, я подам вам шоколад в вашу спальню.
Себастьян не привык приказывать слугам. Он мог бы рявкнуть на Джейми и надрать ему уши за подобную дерзость, но не знал, как вести себя с дворецким. Представив себе, каково могло бы быть выражение лица старика Фиша, если бы он надрал ему уши за непослушание, Себастьян снисходительно улыбнулся.
— Это, в самом деле, любезное предложение, но я буду завтракать в столовой. — Себастьян помолчал. — Каждое утро.
В негодовании раздувая ноздри своего хищного носа, старик Фиш поклонился, признавая свое поражение.
Себастьян сел в конце длинного стола, уверенный в том, что ему подадут вчерашнюю овсянку. Но дворецкий, как видно, вознамерился оставить последнее слово за собой, не важно, было ли оно произнесено вслух или нет. В течение нескольких минут Себастьян беспомощно наблюдал, как свежая, горячая еда блюдо за блюдом вкатывалась в столовую и расставлялась на буфете вишневого дерева. За горячими пшеничными лепешками, залитыми медом, следовала свежая копченая рыба и нарезанное розочками охлажденное масло. Толстые ломти бекона возвышались рядом с горкой клубники со сливками. Даже Тайни вынужден был бы отдать должное такому пиршеству. Слишком поздно Себастьян осознал, что не особенно голоден.
Итак, он ковырял вилкой рыбу и рассеянно определял ценность серебряной посуды, расставленной на столе. Его взгляд скользил к двери всякий раз, когда она открывалась, словно простым усилием воли он мог привлечь сюда особу, лицо которой так хотел увидеть.
Старик Фиш столбом стоял у его локтя.
— Что-нибудь еще, сэр?
Себастьян положил вилку.
— Полагаю, это все. Скажите мне, Фиш, мисс Уолкер когда-нибудь завтракает в столовой?
Тонкие губы дворецкого растянулись в презрительной улыбке.
— Нет. Я не вижу смысла беспокоить слуг ради завтрака для мисс Уолкер. Она предпочитает взять лепешку на кухне и удалиться в библиотеку. Весьма тактично с ее стороны.
«Что же это за странное домашнее хозяйство, где слуги не должны беспокоиться об удобстве хозяев?» — недоумевал Себастьян. Он хотел бы побеспокоить каждого, кто посмел заявить, что Пруденс не стоила того, чтобы о ней беспокоились. Сколько же раз она оставалась без завтрака или теплого огня в камине, чтобы прослыть тактичной? Когда он станет хозяином «Липовой аллеи», она ни в чем не будет нуждаться. Уж он позаботится об этом.
— Мисс Уолкер уже была на кухне этим утром? — спросил Себастьян.
— Около часа назад.
Себастьян подскочил. Его нож со звоном упал на пол.
— Прекрасно. Это все. Спасибо. — Он поспешил к двери. — Рыба очень вкусная, — бросил он через плечо ошарашенному дворецкому. — Масло тоже замечательное. Что это за ловкий прием, от которого эти маленькие кусочки выглядят как розы?
Он исчез за дверью, прежде чем старик Фиш успел ответить.
Себастьян прошел по арочному коридору к библиотеке, которую он обнаружил этим утром. Резные двери были закрыты. Он вжался в скрытый за шторкой альков, когда, тихо напевая, служанка вышла из-за угла, неся в руках стопку белья. Пропустив служанку вперед, Себастьян вышел из своего укрытия и поправил сюртук. Будучи хозяином «Липовой аллеи», он никогда не станет прятаться словно какой-то шпион. «Но именно французским шпионом ты и являешься, — напомнил себе Себастьян. — И только богатство Триции имеет власть освободить тебя от твоих гнусных обязанностей».
Он распахнул дверь и, увидев Пруденс, не смог сдержать ругательство, которое даже Тайни заставило бы покраснеть.
— Извините, — пробормотал Себастьян. — Я ударил ногу.
Он лгал. Он выругался, потому что соблазнительное создание прошедшей ночи вновь исчезло. Хрупкое видение, которое преследовало его все утро, должно быть, было лишь сном. Волнистые пряди волос, горящие глаза на милом лице, обрамленном кружевом чепца, — все это исчезло, словно ничего и не было. Сердце Себастьяна печально сжалось. Возможно, размышлял он, ему пришлось иметь дело с близнецами, обладающими дьявольским чувством юмора?
Распущенные волосы Пруденс уступили место узлу настолько тугому, что у Себастьяна заболела кожа головы при одной лишь мысли о том, как тщательно запрятывался каждый завиток непокорных прядей в эту нелепую прическу. Очки были посажены на кончик носа, а губы плотно сжаты.
Девушка опустила ноги с кресла и стряхнула крошки с серовато-коричневого муслина. Себастьян вошел в библиотеку и закрыл за собой дверь.
— Мне нужно поговорить с тобой. Нас здесь не побеспокоят?
Пруденс отложила книгу с явной неохотой.
— Полагаю, нет. Не думаю, что Триция знает, где находится библиотека.
Себастьян нахмурился.
— Сколько она живет здесь?
Девушка по-совиному моргнула поверх очков.
— Десять лет.
Себастьян взял парчовый стульчик и сел у ее ног.
Библиотека была уютной комнатой, но затхлый запах плесени и кожи переплетов старых книг создавал впечатление заброшенности. Высокие створчатые окна выходили на луг, утопающий в лютиках. Так приятно было посмотреть в окно и увидеть что-то более близкое его душе, чем постриженные лужайки и каменные Апполоны вдоль дорожек.
Теперь, когда он наконец нашел Пруденс и получил возможность остаться с ней наедине, Себастьян растерял все слова, которые хотел ей сказать. Взглянув на книгу, которую девушка держала в руках, он поинтересовался.
— Читаете о безопасности горючего?
Пруденс прикрыла книгу ладонью.
— Монинтор Лавузье разделял многие из папиных теорий относительно взрывчатых веществ.
— Я не знал, что ты продолжаешь исследования отца.
— Я — нет. — Она подняла связку писем, которые лежали у ее кресла. — Но эти люди продолжают. Их мольбы о помощи приходят по почте каждую неделю. Они просят записи отца, его формулы. Но я не могу помочь никому из них. Я не знаю, где кроется ошибка в его расчетах. — Девушка тихо засмеялась. — Некоторые даже просят денег.
Себастьян хмуро посмотрел на связку писем.
— Сильно докучают, да?
— Теперь уже меньше. Сразу после его смерти было намного хуже. Они появлялись в доме у Триции. Приставали ко мне в церкви. — Она вздохнула. — Я не могу помочь, но удивляюсь, где все они были, когда отец умолял субсидировать его собственные эксперименты?
Себастьян хотел коснуться руки девушки, но ограничился поглаживанием потертого корешка книги. Между ними установилось напряженное молчание. Затем они оба заговорили одновременно и снова неловко замолчали.
— Продолжай, — сказал Себастьян. Девушка сцепила руки на коленях.
— Нет, вы.
Он вытянул свои длинные ноги.
— Почему ты не выдала меня своей тетке.
Пруденс негодующе фыркнула.
— Если тетя Триция настолько глупа, что собирается выйти замуж за разбойника с большой дороги, то кто я такая, чтобы удерживать ее?
— В самом деле, кто ты? Я задаю себе этот вопрос с тех пор, как встретил тебя.
— Боюсь, вы будете разочарованы ответом.
Она сняла очки, сложила их и опустила в карман. Себастьян и сел рядом с ней в надежде на это. Он увидел тени под глазами, портящие нежную кожу, и подумал, что она тоже провела бессонную ночь. Но мягкое сияние ее аметистовых глаз не померкло. Себастьян не мог оторвать взгляда от лица девушки, от ее чистой и свежей, как лепесток майской розы, кожи.
— Хорошо, что вы отыскали меня, лорд Керр. Я планировала просить у вас аудиенции чуть позже, днем. Я не думала, что вы встанете рано. — Пруденс избегала его взгляда. — Моя тетя редко поднимается раньше полудня. Я и представить себе не могла, что она может проснуться в такой час… или, что вы можете проснуться…
Себастьян пожалел девушку и поспешил объяснить:
— Я не имею понятия, проснулась Триция или нет. По моей просьбе моя спальня находится в западном крыле.
Девушка взглянула на него, и Себастьяну показалось, что он увидел любопытство в ее глазах. Он чувствовал себя мошенником. Его спальня, действительно, находилась в западном крыле по его просьбе. Но Себастьян держал Трицию на расстоянии под предлогом того, что не хотел, чтобы интимность их отношений развращала ее юную племянницу. Они обе, Триция и Пруденс, ужаснулись, если бы узнали, как отчаянно он, в действительности, хотел развратить ее.
Пруденс склонила голову и продолжила:
— Я хотела встретиться с вами, милорд…
— Себастьян, — поправил он.
— И заверить вас, что я сделаю все, что в моих силах, чтобы не быть обузой вам и тете после того, как вы поженитесь. Не знаю, говорила ли вам тетя об этом, но я могу неплохо вести детальные отчеты по домашнему хозяйству. Я могу вникать во все скучные детали управления таким большим имением, как «Липовая аллея», освободив ваше с Трицией время для посещения балов, охот и других светских развлечений, которые вы выберете для своего увеселения. Я немного стыжусь, что не имею определенного авторитета у слуг, но, к счастью, они обожают Трицию, и даже ленивые будут выполнять все распоряжения, сделанные ею или от ее имени.
Себастьян молча смотрел на девушку, ошеломленный ее просьбой.
— Я также неплохо вышиваю. Я могу выполнять несложную починку одежды, чтобы избавить вас от необходимости нанимать для этого швею.
Себастьян хотел остановить ее, пока она не обратилась с просьбой о должности горничной, но достоинство, с которым Пруденс произносила свою речь, удерживало его в молчании. Он гадал, что бы она ответила, если бы он предложил ей положение своей любовницы? Но, нет. Это было бы слишком жестоко. И слишком мало и для него, и для нее.
Голос девушки дрогнул.
— Я могу даже заниматься легкой уборкой и чисткой, если вы пожелаете.
— Чего? Моих пистолетов?
Слова вырвались прежде, чем он осознал смысл сказанного. Пруденс подняла голову. Ее широко раскрытые глаза упрекали Себастьяна за столь неуместную шутку. Пальцы девушки нервно теребили ткань юбки.
— «Липовая аллея» — единственный дом, который я знаю. Моя тетя была настолько добра, что взяла меня к себе после того, как мой отец, — Пруденс замолчала, подбирая слова, — взорвался.
Ее неловкость причиняла ему боль. Себастьян откинулся на спинку стула и спросил:
— А как насчет поклонников, Пруденс? Разве тебе не хотелось когда-нибудь выйти замуж?
Девушка холодно ответила. В ее тихих словах не было и следа жалости к себе.
— Мне двадцать лет. Я получила два отдельных предложения о замужестве в своей жизни. В течение пяти минут мне удалось разубедить обоих мужчин в том, что они любят меня. Если бы они действительно любили меня, я бы не могла даже поколебать их уверенность в своих чувствах ко мне.
Такая явная несправедливость в собственной оценке и обреченность, с которой были сказаны последние слова, неприятно поразили Себастьяна и заставили болезненно сжаться его сердце.
— И тебя устраивает та жизнь, которую ты для себя выбираешь? Ни мужа, ни своего дома, ни детей.
Девушка смущенно улыбнулась.
— Должна признаться, что я люблю детей. Однажды я надеялась иметь своих собственных.
Себастьян поднялся и подошел к окну, чтобы она не смогла увидеть его лицо и разгадать его желание: вложить в нее своего будущего ребенка. Он сжал руками край подоконника и уставился за окно невидящим взглядом, не замечая красоты ясного летнего утра.
Голос Себастьяна был резче обычного, когда он заговорил:
— Вам не нужно беспокоиться, мисс Уолкер. «Липовая аллея» будет вашим домом столько, сколько вы пожелаете.
Он услышал шелест юбок, но не решился обернуться к ней.
— Благодарю вас, сэр. Уверяю вас, вы не пожалеете.
Позади него с тихим стуком закрылась дверь в библиотеку. Себастьян прижался лбом к теплому стеклу, сбитый с толку всем тем, что произошло. Он пришел в библиотеку, чтобы просьбами, убеждением или даже угрозами получить от Пруденс согласие не выдавать его властям. А закончилось все тем, что девушка сама стала умолять его, лживого, не стоящего ее мизинца вора и негодяя, о крошечном уголке в своем собственном доме.
Что же она за женщина? И почему он не в силах прекратить думать о ней? Но Себастьян не намерен был сдаваться. Немного удачи и обаяния, и он обязательно раскроет тайну этой женщины.
Себастьян опустил руку в карман и вытащил оттуда шпильки с жемчужинами, которые носил с собой с той самой ночи, когда они встретились. Сжав жемчужину пальцами, он вновь услышал тихий шелест летнего дождя по соломенной крыше.
