Глава 16
— Гляди, гляди! Тетушка Орабелла! Вон они! — закричал Бубба, указывая на дубовую рощу.
— Осел и фургон! Тот же самый фургон, в котором принцесса Пичи и ее принц-муж выехали за город. Помнишь, мы видели, как они покупали фургон, после того, как покинули корабль? Помнишь, тетушка Орабелла? Помнишь? — кричал Бубба.
— Заткнись, Бубба! — сказала ему Орабелла и ударила его по щеке.
Конечно же, им не нужно сейчас встречаться с Пичи, иначе она их узнает. Надо время, чтобы приготовить яд, прежде чем встретиться с Пичи с глазу на глаз. Боже, ее, Орабеллу, сейчас больше всего беспокоила эта девушка, чем пересохший золотоносный ручей.
Больше всего… Бубба свернул по дороге к дубовой роще. Он вытер слезу, скатившуюся по разбитому носу.
— Мы сможем пойти сейчас к кузине Пичи, тетушка Орабелла, — спросил Бубба. — Я бы хотел рассказать ей, что моя птица выздоровела, и я ее отпустил. Да, мне хотелось бы иметь еще одну птицу и большую белую собаку. Ну что, пойдем навестим кузину…
— Нет, — ответила Орабелла и, сойдя с дороги, села в клевер. Ее тело ныло. Да и чего ему не ныть? Ведь почти что целую неделю они безвылазно находились в каюте корабля. Она, Орабелла, была крайне ограничена в движениях, постоянно ругалась с Буббой… И все из-за того, что принц и принцесса решили посетить Англию. И если бы дворцовые сплетники не донесли до Орабеллы эту весть, то она никогда бы не узнала, что Пичи покинула остров. После того как она узнала это, ей с Буббой пришлось раздобыть себе продуктов и незаметно проникнуть на корабль перед отправлением Пичи. Орабелле казалось, что она ходит под Богом: ей удалось спастись от выстрела, она не испила отравленного сидра, она не принимала ее, Орабеллы, «подарки» с продуктами, когда она их постоянно посылала в замок.
— Ну, что ж? — подумала Орабелла. — Теперь ей недолго осталось. Теперь Пичи доступна: она не за высокими каменными стенами и широкими воротами дворца. У нее теперь нет стражи. С нею только один-единственный принц, и Орабелла была уверена, что он ей не помешает. Да к тому же, что может сделать принц? Этот человек привык к спокойной жизни. Он — баловень судьбы.
— Тетушка Орабелла! — прервал ее размышления Бубба. — Может быть у кузины Пичи два мужа?
Бубба сидел на песке и играл с зеленой гусеницей. — Я собираюсь жениться на кузине Пичи, когда возмужаю. Я попрошу, чтобы она подарила мне белую собаку. Она — самая хорошая кузина. Она называла меня «дорогой».
Он осторожно положил гусеницу на обочину дороги.
— Я спас гусеницу и положил ее на обочину дороги. Теперь ее никто не раздавит, посмотри, тетушка Орабелла! Гусеница спасена! Маленькая хорошенькая гусеница, до свидания! — сказал Бубба. — Никому только не рассказывай, — обратился он к гусенице и прикоснулся пальцем к ее спине.
Орабелла в душе удивлялась тому, что ее племянник привязался к Пичи. Непонятная любовь к ней озарила его и он мог, конечно, помешать ее, Орабеллы, коварным планам. Теперь Орабелле придется хорошенько подумать, как устранить Буббу от замысла. Ведь он может помешать и проболтаться. А он, боясь остаться один, следует за ней везде, как щенок.
Орабелла зло ухмыльнулась. «Она найдет время, чтобы отвязаться от Буббы и убить Пичи. Ей, Пичи, осталось совсем немного», — так думала тетушка Орабелла.
Пичи поставила кувшин с букетом шиповника на шаткий столик у маленькой кровати. Как и сказал мистер Уйэнрайт, коттедж был совсем маленьким. Но он еще и обещал, что домик будет уютным. И он не обманул.
Разноцветное одеяло из голубых, красных и желтых лоскутов лежало на кровати. На окне были лимонно-желтого цвета шторы, а у кровати, на полу лежал красный ковер с длинной бахромой. Напевая себе под нос, Пичи вальсировала в солнечной кухне.
Там она и обнаружила Сенеку, подметавшего грязь с ярко-зеленого ковра у камина.
— Сенека! — позвала она. Он обернулся к ней.
— Там была грязь, но я сам справился с этой работой, — сообщил он.
— Я не возражала бы, если бы только там была грязь. А ты не собираешься вообще вымести грязь из-под ковра? — спросила она.
Сенека вновь взялся за метлу.
— А это ты пришла, сварливая жена? Я же ведь не привык, как все обычные люди, выметать полы. Я ж ведь никогда во дворце этим не занимался. А вообще, я думал, что ты пришла сюда поиграть, ведь мы этим занимаемся постоянно с тех пор, как приехали сюда, — сказал принц.
— Нам придется здесь убирать, Сенека. А теперь, когда уже все закончено, оглянись, Сенека. Не правда ли, что все кругом стало уютным? — спросила Пичи.
Сенека огляделся. В комнате и вправду было хорошо: в воздухе пахло дикими розами, мылом и лимонным маслом. Посуда вся блестела. Но самым чистым был пол.
— Посмотрите, миссис Бриндиси! Я великолепно подмел пол! Вы не находите? — спросил он гордо. — Я не думаю, что кто-нибудь из обычных парней смог бы сделать это лучше меня.
— А где ты откопал это имя «Бриндиси», Сенека? Сенека ответил не сразу. Он поставил метлу у стены и сказал:
— Это моя фамилия, Пичи.
Пичи призадумалась, прежде чем ответить.
— Интересно, — сказала она. — Я никогда не знала, что члены королевской семьи имеют фамилии. Я просто думала, что их зовут король такой-то, королева такая-то. А здесь я узнала еще твою фамилию, которую я раньше и не слыхала. Значит, я — Пичи Макги Бриндиси, — сказала Пичи.
Рассуждая насчет своей новой фамилии, она сняла свой фартук и повесила его на одно из кресел, что стояло у небольшого стола.
— Ну, Вы готовы пойти за покупками сейчас, мистер Бриндиси? — спросила она Сенеку.
— У меня еще кое-что на уме, — произнес Сенека, и Пичи увидела, как его глаза вспыхнули страстным огнем желания.
— Простым людям нельзя поддаваться страсти, пока они не переделают все дела! — воскликнула Пичи.
Сенека прижал ее к столу и дотронулся нежно до ее упругой груди.
— Покупки могут подождать, а «копьеносец» — нет! — ответил Сенека.
Пичи засмеялась и попыталась высвободиться из его рук.
— «Копьеносец» может еще немного подремать. У нас же нет в доме пищи, Сенека! И если мы сейчас же не отправимся в деревню за продуктами, то магазины скоро закроются, — сказала Пичи. Тяжело вздохнув, он пошел за пальто, которое висело на гвозде у двери.
— Ну хорошо, — сказал Сенека. — Но я должен сказать тебе, что порой мне лучше нравится быть принцем, так как у принцев бывает много времени для более приятных дел.
Пичи улыбнулась. Сенека не имел понятия, какие приятные дела она собиралась устроить ему дальше.
Пичи наблюдала, как Сенека нес тяжелый мешок пшеничной муки к фургону. Она и впрямь залюбовалась им. Он выглядел прекрасно в своей белой облегающей рубашке и таких же облегающих брюках. Теперь она пожалела, что не осталась с ним в домике и не занялась тем, чего он хотел. От этих мыслей ее бедра сжались. Сенека уловил это. Учитывая то, что неподалеку были крестьяне и наблюдали за ними, Сенека, тщательно выбирая слова, сказал:
— Только не это и не сейчас, жена. Ты хорошо знаешь, что сейчас не время, да и не место, чтобы заниматься такими делами, как дразнить гусей!
Серебряный смех Пичи разнесся по всей округе.
— Сенека… Я… — вдруг неожиданно затрясла она головой… — Мои глаза… Они… дергаются…
— Ты устала, — произнес Сенека. У нас сегодня трудный день. Мы уже сделали покупки, а теперь поедем домой, — сказал он и подошел к ней, чтобы помочь сесть в фургон. Она отмахнулась от него.
— Сенека, ты не понял меня… Сенека сразу уловил тревожные нотки в ее голосе и понял все:
— Еще один признал ужасного «типинозиса»? — спросил он ее.
Пичи послушно кивнула головой.
— Не расстраивайся, Сенека. Но симптомы… Они все повторяются и повторяются, и взамен приходят новые. Нам нужно что-то предпринять… — произнесла она.
Сенека всеми силами старался не расхохотаться.
— Хорошо, — серьезным голосом сказал он. — Скажи мне, что с тобой произошло. Я не расстроюсь.
Она дотронулась до его руки.
— Послушай, Сенека! Мы должны заказать мне гроб. Когда я умру, ты будешь горевать… И поэтому гроб должен быть сделан заранее. Я так хочу.
Сенека чуть было не вышел из себя.
— А когда я закопаю тебя в землю, то я буду чувствовать себя хорошо, сознавая, что ты лежишь в ящике своих грез, — добавил с иронией он.
Его спокойствие потрясло ее.
— А теперь давай поедем к плотнику, — сказала Пичи.
Сенека внимательно осмотрел все село, пока они подъехали к лавке плотника. Он взял ее под руку, и они перешли через дорогу. По улице бегали ребятишки, под ногами попадались цыплята.
— Ну, мистер и миссис Бриндиси, мы встретились снова, — раздался внезапно громкий голос.
Сенека повернулся и увидел мистера Уэйнрайта. Его большая белая собака Мортон послушно сидела у его ног.
— Добрый день, сэр, — ответили молодожены. — Что привело вас к Джонаху? — спросил мистер Уэйнрайт.
— К Джонаху? — переспросил Сенека.
— Да, к Джонаху Миду, — сказал мистер Уэйнрайт. — Он плотник.
Сенека взял Пичи за руку и сказал:
— Мы приехали заказать гроб…
— Гроб? — переспросил мистер Уэйнрайт. — а кто умер?
Сенека сжал Пичи в объятиях и ответил:
— Моя жена.
У мистера Уэйнрайта расширились глаза.
— Ваша жена? — переспросил он.
— Ну, — пояснил Сенека, — как вы видите, она еще не умерла, но у нее дергались глаза, и это заставило нас безотлагательно заказать ей гроб, не мешкая ни минуты.
Мистер Уэйнрайт отошел в сторону.
— Дергать… Дергающиеся глаза? Я… Да, я вижу. Ох… до свидания, — сказал он и быстро ушел, рассуждая, что он обязательно проследит за этой странной супружеской парой.
Сенека никогда не ел цыплят, зажаренных в соусе, и клецок. Он никогда не ел кукурузных палочек и поросячьих щек, а также не пробовал пирога с зелеными помидорами. Ничего вкуснее в своей жизни Сенека еще не ел!
Пичи, уже поужинавшая, сидела у огня камина с ножом и поленом в руке. Белка расположилась у ее ног. Пичи взглянула на Сенеку: он уминал уже третий кусок пирога.
— Прекрати так есть! — сказала ему Пичи. — Растолстеешь так, что не вылезешь из этой комнаты.
Он не обратил на ее замечание внимания. Расправившись, наконец, с пирогом, Сенека похлопал себя по животу и подошел к огню.
— Что ты делаешь? — спросил он у Пита. Она подала ему свое творение.
— Это для тебя. Я сделала это сегодня, когда ты додметал полы, — сказала Пичи.
У Сенеки рот раскрылся от изумления, когда он увидел, что это было.
— Рогатка! — прошептал он.
Пичи улыбнулась.
— Как видишь. У тебя ведь была когда-то рогатка?
— Да, — ответил Сенека, рассматривая рогатку. — Была, но не настоящая, не такая, как эта.
— Хочешь ее испробовать? — спросила она и дала ему в руки мешочек с камушками.
— Сейчас слишком темно, чтобы по-настоящему прицелиться, но ты можешь пострелять ради удовольствия. Можно пойти к ручью и пострелять там много камней. Там я нашла и эти, — сказала она.
Они пошли к ручью, который протекал в дубовом лесу. Лунная дорожка бежала по воде и сверкала так ярко, будто бы вся была усеяна бриллиантами. У Сенеки не было проблем в поисках камешков, так как луна прекрасно освещала окрестности. Он собирал и стрелял, стрелял и собирал камешки, пока щекой не наткнулся на нечто непонятное. Он остановился. Перед его лицом болталась веревка. Взглянув вверх, он увидел, что веревка была привязана высоко-высоко на верху дуба. Он бросил все свои камешки и повернулся к Пичи. Она стояла в потоке лунного света у ручья, окуная свои босые ноги в холодную воду.
— Ты когда-нибудь раскачивался на веревке с дерева, Сенекерс?
Сенека поначалу даже не мог и слова произнести.
— Рогатка… Веревка на дереве… Откуда ты про все знаешь? — спросил он у нее.
А Пичи тем временем подняла подол юбки в вошла в ручей.
— Лучше не спрашивай ни о чем. Ты мечтал о рогатке? Ты хотел поболтаться на веревке среди деревьев? Так получи их! — воскликнула Пичи.
Он почувствовал, что ему нужно нечто большее, чем рогатка и веревка. Он рванулся к Пичи, сжал ее в своих объятиях и произнес:
— Я люблю тебя, Пичи! Я люблю тебя больше своей жизни. Ты задела что-то важное во мне, только что и где, мне не угадать!
Она обняла его руками за шею и прошептала:
— Докажи мне! Докажи прямо сейчас, что ты меня любишь и как меня любишь!
Он поднял ее на руки, вынес из ручья и опустил на мягкую листву под дубом. И мгновенья не прошло, как они оказались обнаженными… Они обнаженные… а вокруг лунный свет и больше ничего. Пичи гладила Сенеку руками по спине, ягодицам, восхищаясь его сильными, упругими мускулами.
— Полагаю, что ты еще ни разу в своей жизни не был раздетым на улице, а, Сенека? — спросила она его. — Тебе неплохо? Ночной ветерок обдувает тебя с головы до ног, а особенно в тех местах, куда в одежде никогда не может задуть, — поддразнивала она его. — Не жизнь, а рай быть раздетым на улице!
Он прижал ее ближе к себе.
— Встретив тебя, Пичи, я уже переделал столько всего, что за всю предыдущую жизнь и думать не мог, — сказал он и поцеловал ее в кончик носа.
Вдруг Пичи почувствовала, как растет и увеличивается его плоть и скользит ей по животу.
— Сенека? — удивленно спросила она.
— Чего бы ты хотела? — лукаво спросил он. Молча и ничего не отвечая, она опрокинула его на спину.
— Я хочу быть сверху. Мы никогда еще так не делали. И я думаю, что мне это должно понравиться, — сообщила Пичи.
Сенека не мог удержаться, чтобы не поддразнить ее.
— Пичи, я очень сожалею, но твое предложение невыполнимо.
— Почему?
Сенека чуть было не рассмеялся, но сохранил строгое выражение лица.
— Потому что он к этому не может приспособиться.
Пичи всплеснула руками.
— Неужели не может? — удивилась она таким образом, что Сенека больше уже не мог удержаться от смеха и расхохотался.
Только тогда Пичи поняла, что он дразнил ее и преуспел в этом. Но она была хитрее его.
— О, Боже! — завопила она. — Сенека! Змея! Он моментально вскочил на ноги. А Пичи пристально поглядела на то место, где он только что был.
— О, как мне стыдно. Это была просто ветка, я разглядела. Но она была похожа на змею. Надеюсь, что я тебя не напугала?
Очень осторожно он бросил в нее листьями.
— Не будь смешной. Я собирался убить змею, чтобы избавить тебя от опасности! — сказал Сенека.
— Ты собирался убить палку?
Они стояли и смотрели друг другу в глаза, понимая, что каждый из них лжет и хохотали. Сенека первым прекратил смеяться.
— Настало время стать серьезными. Наше дурачество зашло далеко, — сказал он и лег на листья, разгладив землю рядом с собой.
Она вытянулась рядом с ним.
— Ты прав, — сказала она. — Ухаживание — это серьезное дело. Я тебе сейчас кое-что расскажу.
— Что же? — спросил Сенека.
— Ну, когда я закричала «Змея!», ты сам, должно быть, испугался, а из твоего старины «копьеносца» и дух вон, — сказала она и посмотрела вниз.
Сенека еще пуше рассмеялся.
— Это — твоя вина, — сказал он. — Если бы ты не завопила «Змея!»…
— Беру вину на себя, — сказала она. — Я выйду из этого положения.
Сенека уже чуть было не спросил, как она собирается выйти из затруднительного положения, как она сама вдруг показала ему. Она вдруг начала ласкать его интимное место так, что он застонал.
— Пичи! — повторял он ее имя снова и снова. По его телу пробежала сильная дрожь и разлилась волна удовольствия. Он резко схватил ее, поднял и посадил поверх себя, а она сразу же начала двигать своими бедрами.
«Это было что-то чудесное, замечательное, неописуемое, — подумала она. — Быть сверху, контролировать момент, управлять чувствами, управлять Сенекой…»
— Ну, у кого теперь ключ от ворот. Ваше Королевское Величество? — спросила громко Пичи.
Она так энергично и высоко поднимала свои бедра, что он почти что выходил из нее, а затем вдруг ложилась на него, и все повторялось сначала.
— Медленнее, медленнее, — шептала она. — Помедленнее, как черепаха… медленнее… вот так, — повторяла она снова и снова.
Затем, опершись руками на его плечи, она села. Теперь, находясь в сидячей позиции, она чувствовала, как он глубоко проник в нее. Она чувствовала его всего, каждую частичку его тела. А он, в свою очередь, никогда не ощущал ее так хорошо, как сейчас.
— Сенека, глубже, так? — спрашивала она его. — Думаю, что если я войду еще глубже, то ты, наверное, доберешься до истины!
— Прекрати эту пытку, женщина! — потребовал он. — Двигайся быстрее! Двигайся!
Она сделала так, как просил ее он, только мягче, доставляя большое удовольстие. Улыбаясь, Пичи гладила его по груди, а затем нагнулась и поцеловала.
— Наверное, слишком быстро! — прошептала она. — Быстро, как машет кучер или летит пуля… Но я действительно хочу доставить удовольствие?..
С этими словами она вновь легла на него, опутывая его лицо своими мягкими, чарующими волосами.
— Жди, пока я не скажу тебе, что больше не могу, — прошептала она.
Сенека закрыл глаза. Его ощущения были необычны, и он как бы боялся их испугнуть.
— О, Боже! Больше не жди! — воскликнула она. Эти слова ворвались в его разум одновременно с начавшимся экстазом. Блаженство разлилось по всему телу и затронуло все частички его тела. Он понял, что раньше с ним такого не происходило.
— Пичи, — страстно повторял он ее имя. — Пичи, — шептал он ей на ухо.
— Сен… О… о… о… о. О, Боже! Сенека, …удовольствие вновь возвращается…
Она вновь легла на него, и ее тело еще раз вздрогнуло в истоме. Она затихла.
— Ты никогда не говорил мне, что это может повторяться дважды, — пробормотала она, уткнувшись своим лицом ему в плечо. — Но со мной произошло именно так. Блаженство вновь вернулось на меня как снег на голову… И я ничего не могла с собой поделать, только повиснуть на тебе, как голодный клещ на ухе у жирной собаки.
Сенека улыбнулся прямо в ее волосы, удивляясь тому, как его губы ощущают прикосновение к ее нежным, мягким волосам.
— С тобой это тоже случилось дважды, Сенекерс? — спросила Пичи.
Он вспомнил свое состояние экстаза и ответил:
— Одного раза было предостаточно.
Она медленно поднялась и улеглась рядом с ним на землю. Они лежали и смотрели на звезды, мерцающие через ветви деревьев.
— Мне так сегодня понравилась наша с тобою любовь. А тебе, мой дорогой? — спросила Пичи у Сенеки.
Он повернулся к ней и нежно поцеловал ее.
— Скажу определенно, — сказал он, — это был один из чудеснейших дней в моей жизни.
Дни шли своим чередом. Сенека их даже не считал. Он проводил каждый из них так, будто бы не существовало ни сегодня, ни завтра. Он жил, смеясь, играя и любя девушку, которая завладела его душой, сердцем и им самим.
Но Пичи точно знала, сколько дней пришло и ушло. Каждую ночь, находясь в его объятиях, она молилась, чтобы бог дал ей еще день прожить с ним вместе. И хотя она уже перестала постоянно думать о том, что она умрет, она прекрасно знала, что в ее короткой жизни уже было много счастья, столько, сколько не бывает у людей за всю их долгую жизнь.
— Я собираюсь поохотиться, — заявил однажды утром Сенека. — Я принесу что-нибудь на ужин.
Сенека сам себе ухмыльнулся: охота была здесь запрещена. Земля принадлежала одному аристократу, который уехал из своего поместья насладиться «Лондонским сезоном». Но Сенека охотился, по крайней мере, три раза в неделю. Его еще не поймали, да он и не собирался попадаться. Вдруг ему стало смешно; наследный принц Авентины — самый обыкновенный браконьер.
— Смотри хорошенько, может быть, поймаешь опоссума, — сказала Пичи, моя тарелки. — Я тогда бы сделала тушеное мясо. Слышишь, Сенека?
В ответ он наклонился и хихикнул.
— Пичи, я даже не знаю, как выглядит опоссум. Как насчет зайца? — спросил он и перекинул через плечо ружье, приобретенное в селе.
— Да ну его к черту, Сенека! Ты все время приносишь с охоты зайца. Мы уже ели его четыре раза на этой неделе. Принеси чего-нибудь еще!
Он взглянул на нее, насупив брови:
— Ты думаешь, что ты смогла бы принести что-нибудь получше? — спросил он у нее.
Пичи быстро вынула руки из воды, вытерла их о передник и сказала:
— Ну-ка, дай мне это ружье, я пойду…
— Нет, — прервал он ее. — Охота — мужское занятие. — Сходи лучше за дровами для камина, — сказал он, обнял ее и поцеловал в макушку.
— Веди себя хорошо, пока я вернусь! Не блуждай нигде! Будь дома… — сказал он.
— Буду, — пообещала Пичи. — Я буду здесь рубить дрова для камина, как хорошая маленькая жена.
Когда Сенека ушел, Пичи закончила мытье тарелок, убрала оставшуюся пищу в ящик стола, чтобы не смогли достать мыши-полевки, которых здесь было предостаточно. Покончив с кухонными делами, она вышла на улицу, нашла свой топор и начала рубить дрова.
По правде сказать, она перерубила все дрова, лежавшие во дворе. Сенека тоже научился рубить дрова, и, хотя он делал все осторожно, он рубил дрова намного быстрее Пичи. Но вообще Пичи любила колоть дрова. Ее душа отдыхала во время этого занятия. Ей нравилось, когда щепки разлетались в стороны, они повисали у нее на юбке. Ей нравилось держать в своих руках топорище и врезаться самим топором в полено. Благодаря этой работе она чувствовала себя живой и здоровой. И ей так нравилось деить! Боже! Она была так счастлива. Она даже не могла представить своего счастья без Сенеки. Он был ее раем на земле, и она любила его всем своим телом и душой.
Она нарубила уже много дров. Их должно было хватить на несколько дней. Она вытерла пот на лбу рукавом своей блузки и вдруг услышала какое-то позвякивание, а затем увидала фургон.
У лошади, запряженной в повозку, на шее висели колокольчики. Она еще больше удивилась, когда разглядела, что колеса у повозки были выкрашены в желтый цвет. По бокам на повозке были нарисованы многочисленные звезды, луны, солнца. Пичи сначала не могла даже слова вымолвить.
— Цыгане! — произнесла она. Бог слышал, как же она хотела встретиться и потанцевать с ними в настоящей жизни!
— Остановитесь! — закричала Пичи, размахивая руками. — Остановитесь и дайте мне на вас посмотреть!
Седоволосый мужчина, который управлял повозкой, завернул свой караван на маленькую тропку, что вела к домику. Повозка остановилась, и из нее выпрыгнули еще трое людей.
Пичи поняла, что это была семья цыган. Жена цыгана, черноволосая, с седой проседью женщина, держала за руку молоденькую девушку. На них обеих были украшения из золота и яркая блестящая одежда. Особенно яркими были их юбки: оранжевые, пурпурные, красные, зеленые и желтые цвета — все слились в них воедино, как в радуге после дождя.
Другой мужчина, стоявший рядом с женщиной, походил на Сенеку своими черными смоляными волосами, мускулистым телом. В ухе у него была золотая серьга, на шее — две золотых цепочки, которые высвечивали на белой рубашке. Узкие черные брюки облегали его крепкие ноги, черные сапоги доходили до колен. На поясе у него висел длинный нож. Он повернулся к своей матери.
Пичи увидела, как заулыбалась ему женщина и поняла, что они друг друга поняли. Пичи была на седьмом небе от счастья, от того, что она увидела настоящих цыган. Она сразу же поинтересовалась, может ли ей кто-нибудь погадать:
— Можете вы мне кто-нибудь рассказать по моей руке, как долго мне осталось жить? Танцуете ли вы? Есть ли у вас в фургоне тамборины?! О, Боже! Если бы вы знали, как я до смерти хотела повстречать настоящих живых цыган! У нас, на моей родине, ни одного не было, и я только видела цыган на картинках, — щебетала Пичи.
Молодой человек подошел к Пичи и протянул ей свою руку:
— Я — Тэс. А тебя как звать? Дожидаясь ее ответа, он успел рассмотреть сияющий бриллиант в кольце на ее левой руке.
— Я — Пичи, — ответила она. — Рада познакомиться, Тэс. Можем мы станцевать?
Тэс не мог глаз отвести от ее прекрасной груди. В его черных блестящих глазах вспыхнула страсть, а что касается ее бриллиантов, то ему не было до них никакого дела.
Тэс оглядел домик и спросил:
— Ты живешь здесь с мужчиной?
— Да, — ответила Пичи. — Я живу здесь с моим нужем Сенекой. Но его сейчас здесь нет. Он пошел да охоту за зайцем или опоссумом, если найдет его.
— Сенека? — Тэс задумался на минуту. — Я где-то уже слышал это имя, но не припомню, где. Он улыбнулся, и она увидела, как сверкнули его белые зубы.
— Жаль, что Сенека не сможет потанцевать с нами. Но сначала ты напоишь нас холодной водой. Мы долго уже в пути, и наша вода нагрелась. Да, вот это — мой отец Камло, моя мать Падма и моя сестра Мири.
Пичи улыбнулась каждому.
— Я дам воды, — сказала она и заторопилась в дом.
Они пошли за нею следом.
Камло, Падма и Мири пили холодную воду и осматривали содержимое домика своими черными цыганскими глазами, не упуская ничего из виду. Камло первым заметил выпуклый мешок, что висел около камина. Он тщательно осмотрел мешок и понял, что там внутри находится что-то выпуклое, круглое, наподобие монет. И еще он понял, что мешок был наполнен до отказа. Отец посмотрел на сына, и последний все понял с одного взгляда.
Пичи еще раз наполнила водой кружку Тэсу. Он тронул ее рукой. — Пойдем, Пичи! Пока моя семья напьется, мы погуляем, и я расскажу тебе о цыганской жизни. Чуть попозже моя мать тебе погадает и предскажет тебе судьбу, а потом мы потанцуем под звук тамбурина. Моя сестра Мири подыграет нам.
Его предложение превзошло все ее ожидания. Пичи поставила тарелку с оставшейся от завтрака едой на стол и вышла из дома. Вместе с Тэсом они пошли в дубовую рощу.
— Ты можешь прочитать мои мысли, Тэс? — спросила его Пичи.
Он остановился, взял руками ее за голову с обеих сторон и осторожно начал гладить ее пальцами по щекам.
— Ты рада повстречаться с цыганами, — сказал .он. — Это твоя самая заветная мечта. Пичи вздохнула, поражаясь его способностям, и продолжала слушать его.
— А теперь я скажу тебе, что думаю, — пробормотал Тэс голосом, полным желания. — Ты очень красива с этими золотисто-рыжими волосами, бледной, как лунный свет, кожей. С этими изумрудно-зелеными глазами ты, как фея!
Он сверлил ее своим черным взором, отчего Пичи стало не по себе. Она отвернулась:
— Мы танцуем? — спросила она. — Мы же собирались станцевать!
Ему хватило двух больших шагов, чтобы поравняться с ней и обхватить ее крошечную талию своими темными большими руками.
— Я никогда не обманывал таких красивых женщин, как ты. Мы будем танцевать! — сказал он властным голосом.
Ее тело натянулось как струна, когда он крепко прижал ее к себе. Она почувствовала, какие у него были сильные мускулы. И прежде чем она смогла сообразить что произошло, он стал напирать на нее своими бедрами, медленно вращая ими.
— Мы будем так с тобой танцевать! Ты сможешь танцевать в том темпе, что я задам? — властно спросил он, еще сильнее прижимая ее к себе.
Пичи вдруг стало страшно. Она стала сопротивляться и располосовала Тэсу щеку своими ногтями. Она ужаснулась, когда заметила в его глазах вспыхнувший неудержимый огонь страсти. На какое-то мгновение их внимание привлек странный звук. Это белка Пичи серым комком слетела с дерева и приземлилась у Тэса на боку. Ох, как она вцепилась своими лапками в него! Тэс зарычал от боли, схватил белку у себя на плече и сбросил на землю. Он тяжело дышал и старался рассмотреть, что за животное атаковало его.
Пичи, воспользовавшись замешательством Тэса, попыталась убежать, но он легко поймал ее.
— Не думаешь ли ты, что это маленькое дикое животное, которое вцепилось мне в плечо, может меня остановить? — спросил он ее. — Пора уже и тебе прочитать мои цыганские мысли. Читай в моих глазах, и ты поймешь, что я себе никогда ни в чем не отказываю.
Он прислонился спиной к дубу, улыбаясь смотрел на Пичи.
— Женщина огня! Ты зажигательная, возбуждающая женщина! — сказал он ей. — И сейчас ты будешь кричать. Ты будешь драться, пока я возьму тебя. А я буду наслаждаться от твоих криков. Тебе никто не поможет, ведь мы здесь одни, — напомнил он ей.
— Мы здесь одни, — повторил он и резким рывком опрокинул ее, вдавливая своим телом в землю.
— Кричи! — приказал он ей. И она закричала. Она кричала и звала только одного — Сенеку.
Сенека остановился. Что-то непонятное передвигалось вверху. Он задрал голову вверх и увидел белку. Это была белка Пичи. Она стремглав бросилась вниз, затем прыгнула Сенеке на грудь, потом вниз. Она повторила это несколько раз. Сенека понял, что белка как бы пытается ему что-то сказать. У Сенеки стало тревожно на душе. Он старался рассмотреть крошечный маленький домик вдалеке. Сумка с кроликом выпала у него из рук и упала наземь с таким звуком, что Сенеке показалось, что его кто-то зовет.
Ему вдруг показалось, что Пичи в опасности, и он быстро побежал к домику. Подбегая к нему, он различил фургон и тотчас же понял, что Пичи стала жертвой цыган.
— Се-не-ка! — раздался откуда-то ее душераздирающий голос.
Он спрыгнул на тропинку, ведущую в лес, и побежал на звук ее голоса. И вдруг он увидел ее… Она боролась, сопротивлялась и пыталась вырваться из-под ухмыляющегося мужчины, который распластал ее на земле.
Испуганным диким взглядом она уловила Сенеку. А он был уже рядом. Он собирался убить разбойника, который посмел прикоснуться к его ангелу.
— Сенека! Сенека! — звала Пичи на помощь. Тэс поднял голову и обезумел от страха, увидев огромного мужчину, склонившегося над ним. В следующую минуту он уже ничего не мог понять, так как со свистом летел по воздуху. Это Сенека сгреб его и бросил к подножию дуба. Больно ударившись, Тэс все же нашел в себе силы, чтобы подняться на ноги и посмотреть на человека, который осмелился так швырнуть его. Злость и оскорбление бушевали в нем.
— Ты, должно быть, Сенека? — спросил он, вытирая кровь на губах. — Ты сегодня охотился и сейчас пристрелишь меня, так?
Сенека посмотрел на лицо цыгана, а затем заметил еще троих, стоявших неподалеку. Он осторожно взял Пичи за руку и поставил ее на ноги.
— Он…
— Нет, — не дала ему договорить Пичи. — Ты поспел вовремя…
Не важно, что этот цыган не изнасиловал Пичи, он, Сенека, все равно собирался его убить. Он жестом показал Пичи встать рядом с ним, снял ружье и нацелился в Тэса. Сенека знал, что ружье ему сейчас не поможет, так как последнюю свою пулю он израсходовал на зайца. Но этого то и не знал этот самонадеянный цыган, стоявший сейчас напротив. Тэс стоял и смотрел на ружье. Он прекрасно знал, что эти фермеры-англичане — прекрасные стрелки, и ему нечего было проверять реакцию Сенеки.
— У меня нет ружья, Сенека. И я не боюсь умирать. Но мне не хотелось бы умереть без шанса побороться за свою жизнь. Как видишь, у меня нет ружья, у меня только это, — он указал на свой кинжал и вынул его из ножен.
Сенека улыбнулся.
— Ты бросишь свое ружье? — спросил Тэс v Сенеки. — Я же не могу противостоять твоей пуле вот этим кинжалом.
Сенека озабоченно взглянул на него и произнес:
— У тебя нет ружья, а у меня — кинжала. Тэс почувствовал, что у него гора свалилась с плеч.
«Невежественные фермеры могут только стрелять, — думал про себя Тэс, — а вот владеть кинжалом так, как он, они не могут. Поэтому он убьет этого Сенеку, а эту девушку сделает своею».
С этими мыслями он обратился к Сенеке.
— Эти проблемы легко разрешимы, Сенека, — сказал он. — Отец, ты должен одолжить этому честному человеку свой кинжал. Он дает твоему сыну шанс защититься.
Камло, улыбнувшись, вынул свой кинжал и бросил его к ногам Сенеки.
— Сенека! — прошептала Пичи. Глазами он сказал, чтобы она не боялась за него. Она кивнула головой и отошла в сторону. Сенека посмотрел на землю. Там, у его ног, лежало оружие, знакомое ему, его руке. Он поднял оружие и несколько раз разрезал клинком воздух.
Тэс нахмурился. Ему вдруг не по душе пришлось спокойствие Сенеки и вдобавок его глаза… Они горели таким блеском, как и острие клинка. У Тэса затряслась рука.
— Ты владеешь искусством боя на кинжалах, Сенека? — спросил молодой цыган.
Сенека только улыбнулся, а затем, шаг за шагом, стал приближаться к противнику. Они скрестили свои клинки. Неуловимым движением руки Сенека полоснул цыгана по щеке.
— Это твоя, цыган, кровь струится, — сказал Сенека. — Ты сдаешься?
Тэс затряс головой. Сенека был прекрасен в своих движениях. Он угадывал каждое движение цыгана и ловко отражал каждую его атаку. Цыган очень хорошо владел этим оружием, это было очевидно. Но страх перед Сенекой заставлял его поступать опрометчиво. Сенека играл с ним. Он нанес ему легкие удары кинжалом по другой щеке, лбу и шее. Из ран начала струиться кровь. Обманным движением Сенека заставил своего противника раскрыться и нанес ему удар прямо в левое плечо. Гримаса боли исказила лицо цыгана. Сенека еще раз поднял кинжал:
— Ты посмел приложить свои грязные руки к принцессе Авентины, цыган. Наказание за это — смерть.
Тэс побледнел.
— Сенека, — прошептал он, — лучший мастер фехтования. — Ты… принц Авентины…
— Польщен тем, что ты узнал меня, — сказал Сенека и наставил острие кинжала прямо в область сердца.
— Сожалею, но пощады быть не может…
— Нет, Сенека! — закричала Пичи, подбегая к нему. — Ты не сможешь убить его! Не сможешь! Бога ради, дай ему уйти! Сенека, дай ему уйти! Сенека посмотрел в черные цыганские глаза. — Принцесса права. Кинжал с клинком — слишком хорошее оружие, чтобы лишать жизни таких разбойников, как ты. Я даю тебе и твоей семье одну минуту, чтобы убраться отсюда. Если вы не уложитесь в это время, то я насажу вас, как на вертел, вот на эти деревья, и вы умрете в агонии.
Только тогда, как борзый конь набрал скорость, Сенека разглядел знакомый мешок на поясе у отца цыгана. Сенека сжал зубы. Но ничто в жизни, ни золото, ни драгоценности, не было для него так ценно, как Пичи.
Он повернулся к ней и сгреб ее своими руками.
— Ты в порядке? — спросил он.
— Я совсем не пострадала, — ответила она и прильнула своей щекой к его щеке, а затем и к его груди, слушая, как бьется ее сердце.
— Ты спас меня от этих цыган-чудовищ, — прошептала она.
Он поднял ее лицо и заглянул в ее прекрасные глаза.
— Я никогда теперь не оставлю тебя одну. Не важно, что я не буду есть свежего мяса, но я не оставлю тебя одну, — сказал Сенека.
Она обхватила его руками за талию.
— Мы сможем покупать мясо в селе. Тебе не надо будет ходить на охоту.
Сенека на минуту закрыл глаза.
— Я никогда не думал, что сам себе когда-нибудь скажу, что у меня нет денег. Не надо ничего говорить. Они украли сумку с золотом, Пичи, — с горечью произнес Сенека.
Пичи сначала нахмурилась, а затем улыбнулась.
— Это тот мешок, что висел у камина? — спросила она.
— Да, я видел его на поясе у старого цыгана. Пичи еще больше улыбнулась.
— Сенека, я все твое золото вынула из той сумки и поместила его в вазу, что стоит в спальне. А тот мешок, что украли цыгане, был с орехами для белки, — сообщила она.
— Так все, что они увезли, был мешок с орехами? — переспросил Сенека и расхохотался.
Он бросил кинжал на землю, поднял Пичи на руки и понес в домик.
— Скажи мне, что с тобой все хорошо, — попросил он ее.
— Действительно, — подтвердила она. — Со мной ничего плохого не случилось. Но я все еще чувствую какую-то досаду.
— Почему? — спросил он ее. — Ну, видишь ли, я, наконец, видела настоящих живых цыган своими собственными глазами. Я видела, как один из них орудовал кинжалом. Но знаешь? Я так и не потанцевала с ними…
Сенека остановился.
— А не хотела бы ты вместо танцев с цыганами, покачаться на деревьях с настоящим принцем?
Она согласно кивнула. Сенека завернул туда, где в лесу висело несколько веревок.
Вдруг раздался знакомый голос. Это кричал мистер Уэйнрайт.
— Я видел фургон с цыганами на дороге. Они что-нибудь натворили?
Сенека повернулся на голос и увидел мистера Уэйнрайта, а с ним еще старую женщину в темно-зеленых лохмотьях, с капюшоном на голове. У женщины в руках была прикрытая корзина.
— Все хорошо, мистер Уэйнрайт, — сказал Сенека.
Он опустил Пичи на землю и обнял ее рукой за талию.
— Ну хорошо, если все хорошо, — сказал мистер Уэйнрайт. — Да, а это миссис Бэлли. Она, как и вы, нездешняя. Я встретил ее и ее племянника вчера в селе. Молодой человек большей частью молчит, но он совершенно очарован моей собакой. Я уверен, что он захотел встретиться с вами обоими, но сейчас он предпочитает бегать с Мортоном по полям.
Орабелла ухмыльнулась под капюшоном, молча благодаря большую собаку, которая так пленила сердце и ум Буббы. Любовь Буббы к животным дала наконец-таки ей возможность встретиться с Пичи одной.
— Миссис Бэлли принесла вам корзину с продуктами, — сказал мистер Уэйнрайт.
Орабелла вытащила корзину с продуктами, тщательно маскируя свое лицо капюшоном.
— Я надеялась познакомиться с вами, — пробормотала она.
Пичи приняла корзину.
— Спасибо, мэм! — сказала она. — Так приятно получать такой подарок. Прекрасная накидка, хочу вам сказать, — произнесла Пичи и сняла накидку с корзины. Ба! Да ведь там же горох! Мне вспоминается гороховый суп, который любила готовить моя матушка. Я выросла на этом супе, знаете ли, — сказала Пичи.
Орабелла закивала головой. Мистер Уэйнрайт улыбнулся и сказал:
— Можно нам у вас немного погостить, мистер и миссис Бриндиси? Мне бы хотелосьуслышать, как вы проводите время здесь.
— Может быть, в другой раз, — сказал Сенека. — Сейчас мы очень заняты.
— О, я вижу. Вас что-то тревожит?
Сенека заглянул Пичи в изумрудно-зеленые глаза и улыбнулся.
— Мы собираемся качаться на деревьях, мистер Уэйнрайт, — сообщил ему Сенека.
— Качаться на деревьях? О… да. Совершенно верно. Качаться на деревьях… — повторил мистер Уэйнрайт и, нахмурившись, пошел по дороге назад.
— Очень странная пара, надо сказать, миссис Бэлли, — сказал Уэйнрайт Орабелле. — Таких чудаков я еще ни разу не встречал. Странно, мистер Бриндиси чего-то заказал гроб для своей жены, а она еще даже не умерла?
Орабелла торжествующе улыбнулась.
