ГЛАВА 3
В плотной фланелевой ночной рубашке Теодосия появилась из уединенного местечка в лесу.
Роман отметил, что ее ночное одеяние такое же сексуальное, как рогожевый мешок. Несмотря на все ее занудство, у нее все же имелось несколько хорошеньких изгибов, на которые можно украдкой поглазеть.
— Я никогда раньше не купалась в освещенном луной ручье, мистер Монтана, как и не ела кролика, приготовленного на открытом огне.
«Как это похоже на женщин, — подумал он. — Что бы мужчина ни сделал, никогда не бывают довольны».
— Ближайшие ванны с горячей водой и рестораны находятся в Уайлд Виндз, городке, расположенном в пяти милях к северо-западу от Темплтона. Прохладный ручей и жареный кролик — лучшее, что я могу предложить. Если вам не нравится…
— Мой Бог, мистер Монтана, я не произнесла ни слова жалобы. Какая у вас причина переходить в оборону?
«Причина?» — повторил он про себя: за тридцать лет их столько накопилось, что каждый раз, думая об этом, обзывал себя дураком.
Никогда — до конца жизни — он уже не окажется настолько глупым, чтобы подчиняться требованиям женщины.
— Мистер Монтана?
— Что?
Теодосия отвернулась. Роман подумал: если бы в самом деле у него были клыки, то наверняка укусил бы ее, — похоже, он является самым занимательным объектом для изучения враждебности, с каким ей когда-либо приходилось сталкиваться.
— Вы собираетесь стоять и глазеть на меня всю ночь, мисс Уорт?
Она села на спальный тюфяк, обняла согнутые колени и принялась наблюдать за угасающими язычками бивачного костра: над головой, отзываясь на теплый и нежный ночной ветерок, тихо шелестели ветви дуба и осины — какое наслаждение от первой в жизни ночи под звездами! Наверное, это же повторится и в Бразилии, где, скорее всего, придется спать в джунглях.
— Что повлияло на ваше решение не сопровождать меня до Темплтона, мистер Монтана?
— Деньги, — солгал Роман, сидя по другую сторону костра. Он отбросил в сторону пустую тарелку, сделал большой глоток воды из фляжки, вроде наступило успокоение.
Но каждый мускул его тела оставался напряженным, ни один звук не ускользал от внимания: тщательно осмотрев окрестности и не обнаружив никаких признаков грабителей, подумал, что мог ошибиться, посчитав, что это охотники за золотом Теодосии. Может, отказались от этой затеи? Ха! Чем скорее он доставит ее в Темплтон, тем целее будет она и сверкающая куча золота.
— Завтра предстоит тяжелый день — вам нужно поспать.
Иоанн Креститель заговорил раньше, чем это успела сделать Теодосия.
— Przez caly dzien wczoraj wozil buraki z pola. Теодосия рассмеялась.
У Романа создалось ясное впечатление, что эта женщина и ее птица насмехаются над ним.
— О чем это вы разговариваете?
— Сказано по-польски и означает: «весь вчерашний день он вывозил свеклу с поля».
— Свеклу? Чего ему вздумалось говорить о ней?
— Он не говорит, мистер Монтана, просто повторяет, что слышал: несколько лет назад Аптон принимал у себя одного польского доктора, и предложение о свекле было одним из тех, которые он учил нас произносить, чтобы мы составили лучшее представление о языке. Иоанн Креститель запомнил его.
— Иоанн Креститель, — произнес Роман вслух, покачав головой. — Почему вы дали ему такое имя?
Попугай вытянул шею.
— Любой дурак додумался бы до этого! Теодосия улыбнулась.
— Все это время, которое он живет у меня, ему ужасно нравится плескать воду на людей — отсюда имя. Иоанн Креститель — весьма необычная, выдающаяся птица: подражает не только человеческим голосам, но и звукам животных и другим распространенным шумам, например, грохоту колес экипажа по улице. Не имеет значения, какого рода звук, он может имитировать его. В то же время может заговорить, когда не следует, высказаться в наиболее неподходящие моменты.
Иоанн Креститель покусывал кусочек яблока, которое дала ему Теодосия, затем растопырил крылья и открыл клюв.
Звук выстрела сотряс воздух.
Выхватив оба пистолета, Роман вскочил на ноги, готовый стрелять в первый же движущийся предмет.
Теодосия про себя улыбнулась.
— Мистер Монтана?
— Тише, — прошептал он, пристально вглядываясь в черные тени деревьев.
— Но, мистер Монтана, это же Иоанн Креститель имитировал звук оружейного выстрела. Видите ли, мы с ним были возле салуна сегодня днем, когда кто-то произвел выстрел внутри заведения. Иоанн Креститель просто повторяет его. Мне жаль, что он потревожил вас, — просто не знаю, что с ним делать.
— Свернуть шею!
Иоанн Креститель обратил свои черные глаза на Романа.
— State zitto.
— Итальянский, — спокойно пояснила Теодосия. — State zitto означает «придержать язык», в Техасе переводится как «заткнись»; конечно, как я уже сказала ранее, не понимает, что говорит.
Роман, бросив на птицу свирепый взгляд, сунул кольты обратно в портупею и направился к повозке, где лежало его седло.
Теодосия наблюдала, как он, достав спальный тюфяк, вернулся к костру. Поражала его манера ходить: звука шагов не было слышно — движение грациозной кошки, черной пантеры, решила она; впечатление усиливали длинные черные волосы, струившиеся по широким плечам.
Не в силах оторваться, она рассматривала его пристально: бронзовое от бесконечных дней под солнцем или, возможно, вследствие романского происхождения лицо, казавшееся изваянием, — строгое и суровое, с высокими резкими скулами и глубокими впадинами под ними, сильные челюсти плавно переходили в раздвоенный подбородок. Глаза блестели, но не от огня или от гнева, — выдавая что-то более глубокое, чего ей никогда не приходилось видеть ни в одном из знакомых в Бостоне мужчин. Что-то первобытное, неприрученное.
Весь его облик манил и волновал какую-то неведомую часть ее души.
— Что-то не так, мисс Уорт? — Повернувшись к ней спиной, расстилая тюфяк, Роман улыбнулся: с таким же успехом она могла бы дотронуться до него руками — он чувствовал ее тепло, словно девушка коснулась его своими изящными пальцами.
— Не понимаю: я столкнулась со странными чувствами, которые охватывают меня, когда наблюдаю за вами. Это происходило и сегодня утром, при первой встрече, и потом, когда вы грузили мои вещи на повозку. Сейчас это ощущаю в третий раз: мое дыхание учащается, тепло вспыхивает во мне. Понимаю, что нелепо, но если бы существовало такое определение, как горячий трепет, то в точности соответствовало бы пережитому состоянию.
Расстилавший постель Роман медленно выпрямился, его первой реакцией был шок: никогда еще не приходилось встречать женщину, которая бы так свободно говорила о своем желании.
Но, поразмыслив над сказанным, понял, что Теодосия не ведала, о чем говорила: все ее чувства — это горячий трепет, пробежавший по ней.
Ну и ну, размышлял он. Наконец-то появилась тема, в которой маленькая всезнайка не смыслила абсолютно ничего, а он знал как свою собственную ладонь.
Интересно, хотела бы она получить несколько уроков? Ему, конечно же, не обязательно испытывать к ней какие-либо нежные чувства, чтобы поучить ее. Спрятав лукавую ухмылку, решил немного поиграть с ней.
— А этот э… трепет причиняет боль, мисс Уорт?
Она, обмотав длинную прядь волос вокруг пальца, обдумывала свои эмоции.
— Нет, не болезненный, ну, возможно, беспокоящий в определенном смысле, что-то сильно похожее на потребность, как голод.
— Звучит серьезно. — Скривив губы в сдерживаемом веселье, он растянулся на ложе и оперся на локоть. — Могу помочь вам выяснить, что это такое, но для этого разрешите задать вопрос личного характера. Можно?
— Да, — ответила она, — конечно.
— Скольких мужчин вы знали в Бостоне?
Она не увидела абсолютно ничего личного в таком его любопытстве.
— Пятнадцать или, возможно, двадцать. А почему вы спрашиваете?
— Какого рода отношения у вас с ними? — Он поднял веточку и начал чертить завитушки в пыли, гадая, насколько смелы бостонские мужчины.
— Училась с ними.
— Учились? И это все? Они никогда никуда вас не водили? На вечеринку? На прогулку?
Неужели никто из них ни разу не сорвал у нее поцелуй на каком-нибудь залитом лунным светом балконе?
— Мистер Монтана, у мужчин, которых я знаю в Бостоне, почти нет времени на развлечения. Мне тоже некогда было этим заниматься. И более того, не понимаю, какое отношение мои знакомые мужчины имеют к…
— Я приближаюсь к этому. — Он сдержал еще одну ухмылку, представив себе мужчин, которых она знала в Бостоне: ученые, такие же, как и она; если, в самом деле, у них и возникало желание поцеловать ее, это, возможно, был какой-нибудь полуклевок в кончик носа. Затем, после такой крайне эротичной интерлюдии, они возвращались к своим книгам. — Эти чувства, мисс Уорт, напоминают позывы голода. Чего вам хочется, как вы думаете?
Теодосия легла на свою постель и стала смотреть на звезды, мерцающие между покачивающимися ветвями деревьев.
— Если бы знала, чего хочу, то нашла бы средство получить все, мистер Монтана.
Он больше не мог сдерживать улыбки — Боже, девчонка настолько наивна, что в это трудно поверить!
Он решил избавить ее от страданий.
— Вы хотите меня, мисс Уорт.
Повернув голову, она разглядела его улыбку — так смеются маленькие мальчики, замышляющие какое-то озорство.
Только Роман Монтана не мальчик, а взрослый мужчина, улыбка которого настолько очаровательна, что снова по ее телу пробежала волна того же горячего трепета.
— Я… хочу вас?
Роман забросил веточку в ближайшую тень.
— Меня. С тех самых пор, как впервые мы встретились. После того, как я поймал вашу птицу, разве вы не сделали мне комплимент по поводу размеров моего vast meatus? Если бы вы не были заинтересованы, зачем вам было бы изучать размеры моего…
— Vastus medialis, vastus intermedialis, vastus lateralis и sartorius. Это названия различных мускулов на человеческом бедре.
Объяснение удивило его так, что он на несколько секунд замолчал. Мускулы бедра?
— Я знал это.
— Что вы пытаетесь мне сказать, мистер Монтана?
Самодовольство снова заговорило в нем.
— Вы желаете меня, как женщина мужчину, мисс Уорт. — Заметив ее озадаченный взгляд, пояснил. — Горячий трепет, о котором вы говорили, — это желание.
— По отношению к какой конкретной вещи?
— Чего?
— Какого рода желание, по-вашему, я испытываю?
— Сколько существует видов желаний?
— Желание — это импульс по отношению к чему-либо, что может доставить радость или удовлетворение. Можно хотеть воды, если испытываешь жажду. Выпив воды, ты утоляешь жажду. Таким образом, желание, как таковое, не указывает на какое-то конкретное…
— Ну хорошо, черт побери! То, что вы испытываете, — сексуальное желание. Понятно? Сексуальное желание, мисс Уорт!
Теодосия задумалась.
— И как вы можете быть так уверены в этом? Вы мужчина, и не знаете о чувствах женщины…
— Знаю.
Авторитетность в его низком голосе убедила ее в том, что он, действительно, знает.
— А вы испытываете такое же желание по отношению ко мне, мистер Монтана?
Ее смелость заинтриговала его: он окинул ее взглядом, досадуя, что фланелевая рубашка не позволяла ничего видеть; но все же запомнились ее пышная грудь, тоненькая талия и округлые бедра — мужчина не забывал такое тело.
— Да.
Его утверждение поразило ее: могло ли такое быть, чтобы Роман желал ее в сексуальном смысле? Ей потребовалось некоторое время, чтобы справиться с нахлынувшими на нее эмоциями.
— Если то, что вы говорите, правда, мы должны сохранять твердый контроль над чувствами — сексуальный союз между нами может привести к зачатию, а вы совсем не тот тип мужчины, который может рассматриваться в качестве кандидата на отцовство.
— Кандидата? Какого….
— Кстати, об отцовстве. — Она повернулась на бок лицом к нему. — Что вы можете сказать о докторе Уоллэби? Я знаю его по письмам и репутации, но очень заинтересована его основными чертами характера: какое производит впечатление, любит ли смеяться, о чем говорит, когда не обсуждает свои исследования?
Роман наблюдал, как двигаются ее губы, но едва ли обращал внимание на то, что она говорила. О каком еще кандидате на отцовство говорит эта женщина?
— Мистер Монтана?
— Что? А, доктор Уоллэби. — Он попытался вспомнить вопрос, который она задала. — Никогда не видел, чтобы он смеялся или улыбался, почти не разговаривает, сидит, уткнувшись носом в книгу либо уставившись глазами в микроскоп.
— Как вы с ним познакомились и что конкретно вы для него делаете?
Роман смотрел, как несколько ночных бабочек порхали вокруг потрескивающего огня.
— Я был по делу в Темплтоне и увидел в газете объявление о доме, который нуждается в ремонте. Взялся сделать работу, и примерно к тому времени, когда заканчивал, приехал доктор Уоллэби и снял дом у его владельца. Тогда и попросил меня остаться, наколоть дров, позаботиться, чтобы у него на столе было свежее мясо, и сделать несколько книжных шкафов. А что это еще за кандидат на от….
— Вы говорите так, будто собираетесь оставить доктора Уоллэби. Это так?
Очевидно, она не собиралась больше ничего говорить ему о ребенке и возможном отце, понял он.
— Жалованье, которое он платил, было регулярным, но не слишком большим. Пришло время перейти на лучшую работу и лучшие деньги.
— А какого рода работу вы выполняете?
Приученный с раннего возраста держать мысли при себе, он почувствовал себя не в своей тарелке от ее скорострельного допроса.
— Зачем все эти вопросы, мисс Уорт? Она вскинула бровь.
— Откуда нежелание ответить на них?
— Вы снова проделываете надо мной ту психологическую штуковину?
Она рассмеялась.
«Ее смех разнесся по лесу, — подумал Роман, — словно заиграл музыкальный инструмент». Он смягчился.
— Строил дома и амбары, даже церковь возле Йост Крик, расчищал леса для фермеров, затем пахал и сеял; рыл колодцы и гонял скот, знаком со всеми секретами обращения с лошадью. Работаю руками, мисс Уорт, — объяснил он, удерживая ее взгляд. — Добываю свой хлеб мускулами и потом, а иногда, если положение опасное, и кровью.
Описание работ, которые он выполнял, вызвало к жизни яркие образы в ее мозгу. Она представила его валящим огромное дерево, пашущим поле, обучающим лошадей — под жарким солнцем, когда сбрасывают все, кроме штанов и сапог: капли пота блестят на мускулистой спине, плечах и груди, а длинные черные волосы чувственно покачиваются при каждом движении.
Она представила его и с пистолетами, с теми тяжелыми кольтами, которые он носил так же небрежно, как и шляпу: его длинные смуглые пальцы обхватывали рукоятки, держа их твердо, — они смотрелись так естественно в его руках.
Кровь была частью его работы, это означало, что он знал, как пользоваться этим смертельным оружием. Она рисовала его в своем воображении перед лицом опасности, не очень тревожившей его, ибо он сам был куда опаснее, чем риск, с которым случалось сталкиваться.
Ни один известный ей мужчина не вызывал в ней ничего подобного, что она чувствовала сейчас, — это под силу только ему, Роману, мужчине, работавшему руками, потом, мускулами и оружием.
Ее сердце забилось так неистово, что она могла слышать его стук в ушах.
— Это происходит снова, мистер Монтана. Один взгляд на ее пылающие щеки сказал ему, что она имела в виду. Он усмехнулся.
— Снова горячий трепет, да? Думаете, нам следует что-то с этим сделать?
Его вопрос усилил ее желание.
— Не обращать внимания, — прошептала она. Он усмехнулся еще шире.
— Может не пройти.
— Пройдет, если стану думать о чем-то другом, — решила она вслух. — Каковы ваши планы на будущее? — Она увидела, как ее вопрос превратил насмешливое выражение его лица в задумчивое. — Мистер Монтана?
Он никогда не говорил о своих мечтах — мачеха отучила, поэтому давно понял, что является единственным человеком на земле, верящим в самого себя…
Теодосия заметила его нерешительность.
— Что-то не так с вашими планами на будущее, мистер Монтана?
Он отвел взгляд.
— С ними все в порядке.
— Понятно. Что ж. Жаль, что они вас не радуют и вы не гордитесь ими.
Как посмела она так подумать, вспылил он.
— Я чертовски счастлив ими, женщина! Вы были бы тоже, если бы работали ради них так тяжело и долго, как я!
Она сдержала обиженный взгляд.
— Мистер Монтана, вы хотите сказать, что я не понимаю, что можно чувствовать, работая ради того, что хочешь иметь?
Он сел, подтянул колени к груди и положил на них руки.
— Ради чего вам стоило работать? Чтобы получить хорошие отметки за домашнее задание, быть может? Как бы вы отнеслись к работе ради двадцати пяти тысяч акров превосходных пастбищных земель? Вы хотя бы представляете себе цену такого количества земли? Она стоит более двух тысяч долларов, мисс Уорт, и только пять сотен отделяют меня от владения ею. Я работал десять лет, чтобы заработать эту сумму, и если понадобится, буду работать еще десять, чтобы получить остальное!
— Вы намереваетесь выращивать кукурузу? — Она прекрасно знала, что он не стал бы выращивать кукурузу — был слишком нетерпелив, чтобы ухаживать за растениями, но подозревала, что ее вопрос заставит его открыть больше, чем она знала. — На двадцати пяти тысячах акров можно выращивать огромное количество кукурузы.
— Кукурузу? — закричал он. — Единственное, для чего мне нужна будет кукуруза, это для кормов! Я не собираюсь стать каким-нибудь ползающим на четвереньках фермером, черт побери! Собираюсь выращивать лошадей!
Глаза Теодосии расширились от удовольствия.
— Лошадей! Так ведь мой отец…
— Да, лошадей, мисс Уорт. Понятно? Лошадей. В прекраснейшей прерии, которую только можно представить. Трава там вырастает до пояса, когда дует ветер, она становится похожей на зеленое море. А в родниках и речушках течет самая чистая и вкусная вода, которую вы когда-либо пробовали.
Она наблюдала, как его лошадь бьет копытом о землю невдалеке. Под лунным светом серая шерсть жеребца сияла серебром, и Теодосия подумала, как он красив.
— У вас великолепная лошадь, мистер Монтана. Как вы ее зовете?
— Его зовут Секрет.
— Это ваша гордость и ваша радость, не так ли? Чтобы она не догадалась, насколько дорог был ему Секрет, Роман бросил на лошадь равнодушный взгляд.
— Обычный конь, не более.
Теодосия не согласилась. Жеребец — необычный конь. Было в нем что-то свое, особенное, но она не могла понять, что именно.
Она снова взглянула на Романа.
— Зачем покупать землю, мистер Монтана? Многие мужчины просто разрабатывают землю, которая пустует, и довольно неплохо зарабатывают на жизнь и без покупки земли. Он фыркнул.
— И что будет с теми мужчинами, если владельцы решат использовать землю, мисс Уорт? Их прогонят, вот что. Я позаботился о том, чтобы каждая травинка на земле, которая нужна, действительно принадлежала мне. На это ушло немало времени, но я отыскал сенатора Альваро Мадригала, владельца земли. Он живет в Темплтоне, и когда зашел разговор о земле, он с готовностью согласился продать ее, и к тому же он не планирует возвращаться туда. Поэтому, когда у меня накапливается изрядная сумма денег, я езжу и отдаю ему. Именно за этим и приезжал в Темплтон, когда познакомился с доктором Уоллэби. Как только сенатор Мадригал подпишет купчую, уже никто никогда не заберет у меня землю.
По тому, как он говорил, она поняла, что это ранчо было его страстью, как для нее поездка в Бразилию.
— Планируете ли вы, помимо лошадей, растить еще и семью?
— Нет, — последовал быстрый и непреклонный ответ. Боже, одна только мысль об этом способна повергнуть в отчаяние и несчастье, с которым он жил тринадцать долгих лет.
С него достаточно одного раза.
— Вы не хотите семью, — размышляла Теодосия вслух. — Почему?
— Разве мы говорили не о докторе Уоллэби? — вспылил он.
«Уклоняется», — подумала она. Верный знак того, что что-то, связанное с семьей, крайне тревожило его.
— Прошу прощения, если разговор о вашем будущем расстраивает вас.
— Не мое будущее расстраивает меня, а вы. Неужели мы не можем нормально поговорить без того, чтобы не цепляться к каждому сказанному слову?
— Хорошо. Доктор Уоллэби небогатый человек, и именно поэтому он не имеет возможности платить вам более высокое жалованье: финансовые затруднения являются причиной его пребывания в Техасе — он ожидает поступлений субсидий от своих жертвователей в Новой Англии. Как только получит их, вернется в Бразилию. И если сочтет меня годной на должность его ассистентки, я отправлюсь с ним. Вы знакомы с Колеоптерой?
Ему трудно было не отставать от нее, и потребовалось несколько секунд на то, чтобы переварить все то, что она сказала.
— Клеопатра? Какая-то древняя царица, которая покончила с собой, дав змее укусить себя. Чертовски глупо.
Теодосия на мгновение непонимающе уставилась на него.
— Я не сказала Клеопатра, мистер Монтана. Я сказала Колеоптера. Это вид насекомых, имеющих четыре крыла, из которых внешняя пара видоизменена в жесткие надкрылья, защищающие внутреннюю пару в спокойном состоянии.
Едва ли он понял хотя бы слово из того, что она сказала.
— У нас в Техасе нет таких насекомых, — огрызнулся он.
— Ну как же, наверняка у вас есть жуки.
— Жуки? Так какого дьявола вы не сказали «жуки»?
— Вы знаете, что такое жук Пиндамонхангаба?
— Пинда… я не могу даже сказать это. Она прищелкнула языком.
— «Произнести» — более подходящее слово, чем «сказать». Вы не можете произнести это. Жук Пиндамонхангаба обитает на берегах бразильской реки Пиндамонхангаба. Обширные исследования этого жука доктором Уоллэби указывают на то, что его слюна, возможно, содержит в себе химические элементы, которые являются средством против элопеции.
— Элопеции? — Он гадал, что же это была за ужасная болезнь.
— Элопеция — это облысение, — пояснила Теодосия, — доктор Уоллэби любезно оказал мне честь интервьюировать меня на должность его научного ассистента.
Роман нахмурился.
— И вы собираетесь в Бразилию с каким-то стариком, чтобы изучать слюни жука?
Теодосия облизала палец и потерла какое-то грязное пятнышко, которое она увидела у себя на руке.
— Было бы у вас такое же отношение к исследованиям доктора Уоллэби, если бы вы были лысым? Думаю, что нет. — Большая часть субсидий, получаемых доктором на исследования, поступает к нему от лысых спонсоров.
«Слюна жука», — размышлял Роман. Если он когда-нибудь и слышал о чем-то более странном, то не мог вспомнить, когда это было. Трудно представить, как можно тратить большие деньги на подобную чушь.
Покачав головой, он стал смотреть, как Иоанн Креститель сунул клюв в баночку с водой.
Попугай выплескивал воду во все стороны.
— Доктор Уоллэби, крайне важно, чтобы я зачала ребенка, — провозгласил он. — Мне бы доставило огромное удовольствие, если бы вы согласились стать его или ее создателем.
При заявлении птицы Роман сел и уставился на Теодосию.
— Он сказал…
— Я слышала.
— Кого он повторяет?
Прикрыв губы кончиками пальцев, Теодосия зевнула.
— Меня. Я репетирую эти слова с самого отъезда из Бостона.
Роман открыл было рот, чтобы заговорить, но на некоторое время слова ему не давались.
— Вы… вы выходите замуж за этого тощего старого ученого?
— Замуж? — Она поправила подушку и снова улеглась на свой матрац. — Не будьте смешны, мистер Монтана. Я не выйду замуж ни за него, ни за кого-либо другого. Я лишь хочу носить ребенка доктора Уоллэби.
У Романа возникло желание похлопать себя по ушам: определенно, он неверно ее расслышал.
— Вы даже не знаете мужчину и уже собираетесь с ним спать?
Ее глаза увлажнились от усталости, и она снова зевнула.
— Я не собираюсь с ним спать, только планирую совершить с ним коитус.
— Коитус, — рассеянно пробормотал Роман, окончательно сбитый с толку планами Теодосии.
Теодосия закрыла глаза; усталость растекалась по ее телу, и она почувствовала, что скользит на грани сна.
— Коитус, — сонно пробормотала она, — это физическое слияние мужских и женских гениталий, сопровождаемое ритмичными движениями, обычно ведущее к извержению семени из пениса в женский воспроизводительный тракт.
Роман за всю свою жизнь переспал с немалым количеством женщин, но никогда не думал о занятиях любовью так, как это представляла Теодосия. Боже, послушать ее, так это что-то такое, что могут делать две хорошо смазанные машины, когда никто не смотрит.
Он сильно сомневался, что у доктора Юджина Уоллэби еще осталось достаточно смазки, чтобы принять участие!
Роман широко усмехнулся, затем вспомнил о причинах планов Теодосии.
— Почему вы хотите ребенка профессора? Мисс Уорт?
Он увидел, что она крепко спит. Продолжая ухмыляться, он положил кольт возле матраца, лег на спину и попытался расслабиться. Но мысленные образы Теодосии, ее будущего ученого любовника в ночь научного совокупления прогоняли сон. Он больше не мог сдерживать веселье — беззвучный хохот еще долго не давал ему уснуть.
