Книга: Море любви
Назад: ГЛАВА 14 НАЧАЛО И КОНЕЦ
Дальше: КНИГА ТРЕТЬЯ ПЕЧАЛЬНО ИЗВЕСТНЫЕ 1845–1848

ГЛАВА 15
ПЕРЕПЛЕТЕНИЕ СУДЕБ

Хотя ничто не может повернуть назад тот час
Когда появляется трава и распускается цветок
Мы не будем сожалеть, просто найдем
Силы в том, что осталось позади…
«Ода. Намек на безнравственность». Уильям Вордсворт
Я никогда не прощу Николасу смерть Клеменси. А какое выражение лица было у дяди Драко, когда, как только забрезжил рассвет, они вместе с папой, войдя через боковую дверь и сразу же поднявшись в нашу с Джерритом комнату, чтобы их не увидели слуги, наконец, пришли в южную башню.
Мы с Джерритом уже давно спали. Рэнсем, наш сын, лежал между нами, чтоб не упал с постели. Мы еще никак не решались положить его в колыбель. Чуть раньше заходила на цыпочках мама, чтобы посмотреть на малыша. К нашему разочарованию она сказала, что папа и дядя Драко не могут навестить нас прямо сейчас, так как им необходимо срочно уйти из дома.
Никто не знал, что случилось, было известно только, что папа оседлал одну из чендлеровских лошадей и помчался в дождь сломя голову, а дядя Драко чуть было не прибил Реншоу. Но, все равно, никто даже не спросил почему, и не вмешался, когда, быстро вернувшись в дом, дядя Драко вытолкал сумасшедшего в его сторожку. Больше в ту ночь они не появлялись.
Что-то подсказывало мне, что для дядюшки эта ночь была чудовищной. Я на всю жизнь запомнила, какое у него было лицо в тот момент, когда он, посеревший от горя, разбудил нас с Джерритом. Мы ведь ожидали, что он будет радоваться рождению моего сына. На своих больших, сильных руках Драко держал ребенка Клеменси, крошечного и беспомощного. У меня вдруг появилось нехорошее предчувствие, и я сразу же полностью проснулась. Мне стало необычайно трудно дышать. Я в ужасе схватила руку Джеррита.
Но дядя Драко молча стоял, ничего не говоря о ребенке. Что-то подсказывало нам не спрашивать его ни о чем. Он так и стоял, пока вместе с папой не убедился, что я и Рэнсем чувствуем себя хорошо, а уже потом сообщил о трагической смерти Клеменси. После его слов я долго плакала. Ведь за несколько последних недель, объединенные нашей беременностью и общей тайной, мы с Клеменси почти подружились. Девушка была так одинока и испуганна, поэтому я старалась почаще заходить к ней. Мне кажется, что ей становилось немного легче, когда она разговаривала со мной. Сейчас я просто не могла поверить, что Клеменси мертва. По иронии судьбы, ее ребенок был зачат в ту же самую ночь, что и мой, и родился с ним в одну ночь.
Погрузившись в мысли, я почти совсем забыла об остальных, но через некоторое время дядя Драко вернул меня к реальности. Он стоял, опустив плечи, его голос охрип от эмоций. Дядюшка тихо спросил:
– Ты знаешь, что такое расти незаконнорожденным ублюдком, Лаура?
Я уже тогда знала, что он давно хотел от меня. И сын Клеменси, по божьей милости родившийся вслед за моим в ту же самую ночь, значительно упростил планы дяди Драко. Конечно же, он не знал, что Клеменси умрет. Отец Николаса планировал отослать ее в Америку и содержать там до конца жизни, если только она отдаст ему на попечение своего ребенка. Все это делалось для блага дитяти, чтобы его не презирали, как незаконнорожденного. Клеменси согласилась. Таково было решение дяди Драко. Ее ребенок не должен был страдать, как он сам, за грех, даже не свой собственный. Если бы дядя только смог добраться до Ники, то заставил бы сына жениться на Клеменси, останься девушка живой, – или убил бы его, потому что несчастная умерла. Дядя Драко решил узаконить этого ребенка и придумал, как это сделать.
Сыновья Джеррита и Ники… будут воспитываться как братья близнецы.
Я вздрогнула от этой идеи, потому что мне казалось, что мы искушаем судьбу. Темные глаза дяди Драко смотрели на меня, как окна его души, и было в них столько боли… Казалось, он умрет, если я отвечу отказом. Его глаза говорили красноречивее слов. Ведь он, незаконнорожденный, столько выстрадал в своей жизни и теперь хотел уберечь от этого сына Ники, которого любил всем сердцем, с отцом которого расстался из-за моей легкомысленной лжи. Как я могла отказать ему и лишить имени этого безымянного младенца?
Дорогой читатель, я не смогла.
С этого дня и на всю жизнь Родес стал моим сыном, как будто я родила его сама. А кто скажет, что это не так? Доктор Эшфорд, после того, как папа привез его назад к Клеменси, поклялся не говорить об этом никому. Джеррит, узнав, что он находится в сторожке, пошел к нему и сказал, что я все еще мечусь от боли, и что, возможно, родится второй ребенок.
– Близнецы! – даже не моргнув глазом, объявлял всем доктор Эшфорд позже. – Я так и подозревал, когда первый маленький проказник родился так рано. Женщины никогда не вынашивают близнецов полный срок, вы же знаете. А, кроме того, они поскорей хотят войти в семью Чендлеров.
Итак, я была спасена от стыда, что отдалась Джерриту еще до свадьбы, и все разговоры и сплетни были теперь направлены на бедную Клеменси. Мы предусмотрительно помалкивали, и поэтому всем сообщили, что она вдруг неожиданно появилась в сторожке, избитая и истекающая кровью, прося о помощи. Реншоу испугался и, по слабоумию, сразу не позвал хозяина, а к тому времени, как папа вернулся с доктором, было уже поздно. Хотя доктор авторитетно и заявил, что все равно, не смог бы ей ничем помочь. Дядя Драко же сделал все, что сделал бы сам доктор Эшфорд для ее спасения.
В деревне поговаривали, что, вероятно, у нее был любовник, который попользовался ею, избил и выгнал. Но что еще можно было сказать? Не они ли всегда утверждали, что, в конце концов, кровь заявит о себе и Клеменси Тиррел плохо закончит?
Как мне хотелось выцарапать им глаза за эти слова! Эти невежды не знали того, что было известно нам с Клеменси. Что значит – вырвать у кого-либо сердце и разбить его вдребезги вместо того, чтобы лелеять!
Но я уже ничего не могла сделать для бедной девушки, кроме, как надлежащим образом похоронить, и любить ее сына, как своего собственного. Итак, Рэнсем и Родес стали близнецами и, по мере того, как они росли и развивались, мы с Джерритом начинали забывать, что один из них был сыном Ники. И, правда, мальчики, будучи кузенами, действительно были похожи друг на друга так, что сходили не только за братьев, но и за близнецов. К счастью, Родес совершенно не был похож на Клеменси. Он был черноволосый, с темными глазами – один к одному Чендлер, как и Рэнсем. Поэтому, у нас с Джерритом здесь не было никаких проблем.
Мне показалось, что муж полюбил меня еще сильнее за то, что я приняла, как своего, сына его брата. Наша совместная жизнь стала прекрасной, как никогда. Дни проходили в радости и любви, мы еще больше сблизились. Именно тогда, мне кажется, я действительно начала влюбляться в Джеррита.
Из-за того, что семья Чендлеров была большой, в доме было множество слуг, поэтому нам было гораздо легче воспитывать близнецов. Всегда кто-нибудь помогал нам, а няня Энни, которая еще растила Джеррита, была превосходной помощницей. Лучшей не могла бы и пожелать любая мать. Тетя Мэгги и мама (которая, казалось, практически переехала в Хайтс) всегда были счастливы понянчиться с мальчиками. Даже дядя Драко с папой, и те частенько заглядывали, чтобы покачать на коленях внучат.
Дорогой папа. Конечно, он знал правду о близнецах, а также догадывался, что мы с Джерритом стали любовниками еще до свадьбы. Но папа был порядочным человеком, и, к моему облегчению, не упрекал меня. Вместо этого, он шаловливо заметил Джерриту и дяде Драко, что так как мой брат Гай начал ухаживать за сестрой Джеррита Дамарис, которой только что исполнилось 17, и она недавно закончила свое обучение, можно искренне предположить, что Прескотты и Чендлеры не станут теперь рождаться слишком быстро, а то скоро у нас истощится запас объяснений, почему наши младенцы выскакивают на свет раньше срока. Я чуть не лопнула от смеха, когда позже, невидимая ни моим братом, ни мужем, увидела, как Джеррит оттащил в сторону Гая и выспрашивал, каковы его намерения по отношению к Дамарис. Гай кивал своей белокурой головой совсем как папа и сдержанно отвечал:
– О, такие же, как и у тебя по отношению к Лауре, Джеррит.
Из этих слов я поняла, мой брат даже и не подозревает, что его сестра не была целомудренной невестой и поблагодарила Бога, что мама была так добра и не поверила никаким сплетням. Кроме того, по иронии судьбы, Гай влюбился в одну из дочерей Чендлеров, как я однажды и хотела, думая, что любая из них будет ему подходящей женой и мне не придется выходить замуж за Джеррита.
Но мир так нелепо устроен. Почему мы, те, кто населяет его, насквозь пропитаны пороками и страхами, и так часто запутываем все в клубок? Но я не была несчастна от того, какой оборот приняла моя жизнь. И правда, чем больше проходило времени, тем больше убеждалась, что не променяла бы свою судьбу ни на какую другую.
Жизнь никогда не стоит на месте. В то лето моя невестка Анжелика вышла замуж за лорда Грейстоуна и уехала от нас, а ее брат-близнец Александр привез в Хайтс свою молодую жену леди Ванессу Дюбрэ. Торну надоело сидеть в Ирландии и он отправился путешествовать на континент. Свою поездку этот мерзавец величал не иначе как «большое турне». Недавно он вернулся и опять поселился в Холле. Тетя Джулиана за последнее время очень потолстела, ее вес превышал уже 10 стоунов, из-за того, что употребляла огромное количество сладостей, и, конечно же, дрожала над своим дорогим возвратившимся домой сыночком. Элизабет стала еще угрюмее и почти не разговаривала со своим братом, хотя никогда не упускала возможности уколоть меня, когда наши пути пересекались. Это, к счастью, случалось нечасто. Гай продолжал ухаживать за Дамарис, а мой младший брат Френсис закончил школу и стал работать вторым помощником на «Саре Джейн», любимом папином корабле, в компании «П. & Ч.». Близнецы быстро росли. Произошло и грустное событие. В один дождливый осенний вечер, сумасшедший Реншоу, который так и не оправился от шока после умершей от потери крови Клеменси, повесился на одной из корнуоллских елей, возвышающейся во дворе Хайтса. Из-за того, что он совершил самоубийство, его нельзя было похоронить в освященной земле и, конечно, тетя Мэгги и дядя Драко очень расстроились, потому что по-своему, как мне казалось, любили этого старого лунатика.
За пределами нашего церковного прихода мир тоже не стоял на месте. Из газет и других источников мы узнали, что в Индии британский капитан Сэр Чарльз Нейпер в ответ на несогласие Мухаммеда, эмира Синды, отказаться от своей независимости в пользу «Восточной Индийской Компании», предпринял против него успешную военную экспедицию.
В Лондоне, на Трафальгарской площади, на высокой греческой колонне была установлена статуя адмирала Нельсона. Сама же площадь была построена на два года раньше, чтобы уничтожить убогие дворы и дешевые харчевни, благодаря которым этот район был назван «Островком Овсянки». Вскоре туристы и голуби заполонили всю площадь.
19 июля И.К. Брунель успешно спустил на воду «Великобританию» – первый из больших винтовых пароходов с металлическим корпусом, который претендовал на господство в трансатлантической торговле, что, естественно, отразилось на доходе корабельной компании «П. & Ч.». Реакция папы и дяди Драко, когда они узнали об этом, была не для женских ушей.
Стала выпускаться новая газета «Воскресные новости Мира», которая за год увеличила свой тираж до двенадцати тысяч в неделю. Эта цифра постепенно возросла до шести миллионов, – самый большой тираж из всех газет в мире.
Перед зимними праздниками директор музея Генри Коул подписал и разослал первые рождественские открытки, желая всем «Веселого Рождества и Счастливого Нового Года». Мы в Англии впервые прочитали «Рождественскую песнь» Чарльза Диккенса, душераздирающую историю о старом, подлом скряге Эбинизере Скрудже, и о том, как того посетили три духа, которые изменили его жизнь. Америка же, по-видимому, больше склонялась в сторону мрачных, чем поднимающих настроение, историй, трясясь от жутких рассказов Эдгара Алана По. В следующем году прозвучал призыв «Один за всех, все за одного». Это вышло первое издание «Трех мушкетеров», написанное французским романистом и драматургом Александром Дюма.
В поместье Грейстоуна Анжелика родила девочку, окрещенную Джозелиной, подозрительно появившуюся на свет на месяц раньше срока, что, к нашему веселью, подтверждало, что граф тоже оказался нетерпеливым женихом. А так как поговаривали, что нравом он не уступает Чендлерам, то мы благоразумно решили не обращать внимания на эту погрешность в жизни молодой аристократической пары. Лорд Грейстоун, конечно, был достаточно богат, чтобы содержать свою возрастающую семью, но другим повезло не так сильно.
К облегчению простых людей, которые с трудом сводили концы с концами, перевозки продуктов: мяса, рыбы, яиц, зелени и молока по железной дороге, значительно снизили цены в 1844 году. Но длилось это недолго, потому что через год страну потряс картофельный голод. По всему континенту, в Британии и Ирландии, плоды портились, пораженные болезнью. Даже на складе картофель становился черным, так же как и тот, что находился в земле, и полностью сгнивал. На территории от снежной Москвы до туманного Дублина от голода умерли 2,5 миллиона человек. По Ирландии это был тяжелый удар. И в лучшие времена не очень то процветающие, а теперь умирающие от голода, ее жители толпами потянулись в Англию в поисках работы, готовые трудиться даже за четыре шиллинга в неделю, – почтя за плату рабов.
Еще до этого, благодаря тому что ее отцу немного повезло за карточным столом и она могла отсрочить платежи донимавшим ее кредиторам, леди Снобхан О'Холлоран предпочла подтвердить свою помолвку с Торном. Теперь напуганная насилием и переменами в жизни страны, девица решила значительно приблизить день свадьбы, к большому огорчению Торна, и потребовала от него как можно скорее предстать перед алтарем. Испугавшемуся, что его могут обвинить в разрыве помолвки, гаденышу Торну ничего не оставалось делать, как покориться своей невесте.
Через несколько месяцев, к всеобщему удивлению, Снобхан объявила, что ожидает ребенка. Припомнив, как Джеррит подозревал, что у той «волчьи» аппетиты, и она никогда не откажет себе в удовольствии, а еще, зная скандальные наклонности Торна, я была уверена, что этот пирожок испек в ее духовке не мой кузен. Но, к моему величайшему удивлению, ребенок родился через положенные девять месяцев и был копией Торна. Поэтому, я предположила, что он переборол в себе отвращение к женщинам.
Но Снобхан была не единственной женщиной, которая подцепила себе мужчину в тот 1845 год. Потеря тети Мэгги стала прибылью для мамы, когда Гай женился на Дамарис и привез ее домой в Грандж. И хотя мы об этом еще не знали, на горизонте замаячила надежда и для сварливой Лиззи, когда из далекой Австралии в сторону английского берега отправился корабль «Свободное сердце».
Френсис, который ездил в Америку, вернулся с экземпляром «Украденного письма» из рассказов Эдгара Алана По и сообщением, что нью-йоркский кораблестроитель Джон Уиллис Гриффитс спустил на воду технически усовершенствованный клипер «Радуга», который, будучи самым быстроходным судном, мог с успехом соперничать с железными пароходами. За проницательность моего брата, жизненно важную информацию и ценное предложение начать строительство и покупать немедленно эти клиперы, папа и дядя Драко повысили ему жалование и назначили первым помощником, – головокружительный успех для молодого человека, которому только что исполнилось 18 лет.
Все эти годы жизнь моя протекала спокойно. Но настал октябрьский вечер 1845 года праздника Всех Святых.
Как хорошо я помню эту ночь! Холодная и мрачная, какая-то вся напряженная. Стояла особенная, зловещая тишина, как будто близилась буря. Казалось, весь мир затаил дыхание в ожидании.
Сразу же после сумерек наступила темнота. Потом постепенно стал усиливаться ветер, с шипеньем завывая в ветвях деревьев, срывая с них и унося в ночь последние сухие листья. Близнецы, корнуоллские ели, которые росли во дворе Хайтса, скрипели и качались, как тимберсы на корабле, раскачиваемом бурными волнами. И сам дом содрогался вокруг меня. Ветер жутко стучал в плотно закрытые окна и зловеще завывал, будучи не в силах пробраться внутрь.
Щели и трещины гранитных холмов пронзительно визжали и шипели с каждым яростным порывом ветра. Трава стелилась по земле, как будто примятая огромной ногой. Вода в стоячих, синевато-серых прудах, которых было много в этих унылых болотах, пенилась и пузырилась, становясь черной, как ночное небо. Островки трясины возвышались над поверхностью грязной воды, а над ними качались пучки травы.
Вдали за холмами на краю лужайки, пенистый океан катил и обрушивал свои волны на черные скалы, поднимая море брызг, шипящих на ветру.
Эта ночь казалась даже опасной, потому что с неба не упало ни одной капли дождя, не сверкала молния, не раздалось ни одного раската грома. Только ветер и яростно ревущее море.
Я сидела у камина в главном зале, съежившись от страха. Мне казалось, что души умерших вышли из своих могил и бродили сейчас по дому, что согласно суевериям, происходит в каждый вечер дня Всех Святых. Ветер стал еще сильнее, он так яростно бился в окна, что, наконец, оторвал ставни на одном из них. Повиснув на одной петле, ставни с грохотом бились о стену, как будто какой-то зловещий дух колотил молотком в дверь, требуя впустить его. Прошло некоторое время, прежде чем я поняла, что кто-то действительно стучал молотком в дубовые двери.
Таково было мое состояние в ту ночь. На какое-то мгновение я еще больше испугалась, подумав, что за дверью стоит какое-то привидение. От этой мысли по телу пробежала дрожь. Мне не хотелось открывать дверь. Но так получилось, что никто в доме не слышал стука, и я неохотно, отложив в сторону книгу, которую пыталась читать, заставила себя подняться и открыла двери.
Ветер был такой сильный, что вырвал из моих рук створки дверей и распахнул их с сильным ударом о стену. На пороге стояла темная фигура, напомнившая мне зловещего черного ворона: полы пальто гостя развевались и хлопали на ветру, как крылья. Лишь только высокий силуэт вышел из тени на свет, факелы, освещающие с обеих сторон вход в дом, вдруг сильно заколыхались, причудливо освещая лицо стоявшего на пороге. Я судорожно хватила воздуха и закричала, одной рукой прикрыв рот от шока и недоверия, потому что нас никто не предупредил и у меня было такое ощущение, как будто передо мной появилось привидение. После трех долгих лет такое вполне могло произойти.
Николас Чендлер вернулся домой.
Назад: ГЛАВА 14 НАЧАЛО И КОНЕЦ
Дальше: КНИГА ТРЕТЬЯ ПЕЧАЛЬНО ИЗВЕСТНЫЕ 1845–1848