Книга: Иероним
Назад: 31
Дальше: 33

32

Проснулся в одиночестве – ночные нимфы исчезли, оставив нежный запах весенних цветов. Легкий сумрак пронзали редкие солнечные лучи. В ногах лежал вампал и делал вид, что крепко спит.
– Ну и когда это прекратится? – буркнул Адольф.
– Что именно? – переспросил я.
– Когда ты остановишься? Может, хватит заниматься гаремом, пора и делам время уделить?
– Так ты об этом… – Я невольно вернулся мыслями к событиям минувшей ночи.
– Как можно об этом еще и думать? – фыркнул рыжий.
– Ладно, не приставай. Могу я хоть немного отвлечься от проблем? – примирительно сказал я, потрепав вампала за ухом. – Иногда надо испытать поистине хорошее, а не всякую гадость, которую приходится терпеть почти каждый день.
– Вставай. Давно за полдень… – Зверь потянулся и вышел из шатра.
Проспал до обеда!
«А что такого страшного? Сегодня мы отдыхаем, так что лорд имеет полное право поспать», – успокоил я себя, вставая с мягких шкур.
Немного повозившись с одеванием, блестя доспехами и позвякивая шпорами, явил себя миру. Солнце сиротливо проглядывало сквозь тяжелые дождевые тучи. Мелкие птички хаотично носились за насекомыми, оглашая округу звонким чириканьем. Часовой возле шатра в приветствии вскинул правую руку к шлему. Опешив, я уставился на девчонку неверящими глазами, чем явно смутил ее.
– Ваша светлость, я правильно сделала? – спросила Гета.
– Да, правильно. Кто научил?
– Вы. – Она неуверенно опустила руку, и ее пухленькие щечки побелели.
Ох!.. Вчера же, когда пьяный и голый вышел на улицу, пожурил часового, почему не приветствует командира, и объяснил, как это делается!!! О стыд…
– Правильно, молодец! – похвалил, спешно удаляясь от шатра, пока лицо не залила краска и я не загнал себя в более неловкое положение.
Однако ускользнуть к ручью не удалось – навстречу мне шла Эльза.
– Мой лорд, вам помочь умыться? – вежливо спросила девчонка.
Они что, совсем не страдают похмельем?!
– Прекрасный день, Эльза. Помоги, – непринужденно сказал я.
В льдинках глаз лукаво заиграли лучики света, красивое лицо тронула легкая улыбка.
Холодная, можно сказать, ледяная вода быстро привела мысли в порядок. Стараясь подольше подержать голову под струей и избавляясь от остатков хмеля, я принимал утренние процедуры. Изрядно продрогнув, прекратил мучения и, отфыркиваясь, вытерся чистой тряпицей, напоминающей грубое казарменное полотенце. Мир заиграл новыми красками. Здравый смысл, настаивавший не придавать значения случившемуся, поборол совесть, и в сопровождении Эльзы я направился к наспех накрытому в шатре столу.
Завтрак прошел в сдержанной беседе. После вчерашних потрясений я впал в апатию. Ничего не хотелось делать и тем более никого видеть.
Поставив Эльзе задачу напомнить всем, что завтра выдвигаемся, я выпроводил девчонку из шатра. Мне срочно требовалось немного побыть одному, ничего не делая и по возможности ни о чем не думая, чтобы дать отдых психике, серьезно подорванной всякими нереальными происшествиями. Но мучившие меня вопросы стаей голодных собак набросились на страдающий от похмелья мозг, не оставив шанса на отдых.
Кто я сейчас? Зачем все это? Почему именно со мной?
Поиски ответа были тщетными. Липкие щупальца непонимания обволакивали мысли, в воображении маячили уютная палата и строгие морды санитаров. В реальности происшедшего ночью сомнений не было. И вопрос «Кто я такой?» приговором висел в воздухе.
– Ты неправильно задаешь вопросы, – отозвался голос вампала. – Спроси себя: «Кем я стану, если буду поддаваться гневу?»
– И кем?
– Не кем, а чем – перестанешь существовать…
– Хватит копаться у меня в голове, там и так бардак и полный хаос! – обиделся я.
– Как хочешь, хозяин… Но запомни: ничего не изменить… Прими все как есть и считай, что тебе повезло.
– Да, везет как утопленнику… но за совет спасибо, – поставил я точку в мысленном разговоре.
И то верно! Зачем пробовать понять непонятное и пытаться объять необъятное? Пусть будет что будет…
Порыв ветра качнул шатер, ударяя по ткани первыми тяжелыми каплями дождя. Мозг расслаблялся, осознавая и оценивая случившееся, свыкаясь с неразрешимыми вопросами. Грянул гром, и шум ливня заполнил пространство. Мысли уложились в сознании по полочкам. Монотонное стучание капель принесло умиротворение. Запах свежести и озона проникал в шатер, и я погрузился в дрему.
Вампал не появлялся, и остаток дня я провел в полном безделье и затворничестве. Ночь принесла прохладу и спокойный сон.

 

Следующий день начался с раннего подъема. Порывы ветра разметали обрывки туч. Суета в лагере нарастала, воины запрягали коней и грузили имущество на телеги. Я отправился к ручью умыться и сделать като – вчера из-за лени изменил своей привычке. Промокшая земля чавкала под ногами, прилипая к сапогам. Озорное солнце щурилось из-за горизонта, ощупывая тяжелую от капель листву деревьев.
Когда я вернулся, шатры уже погрузили на телеги. Роган запряг и одел в доспехи лошадей и верным псом ждал меня.
Удивляла способность гиганта оставаться невидимым. Тенью был рядом, но как-то ненавязчиво. Никогда не заговорит первым, где отдыхает ночью и отдыхает ли вообще – я не знал.
Может, молчаливость служит своеобразной маскировкой? Вроде бы человек всегда рядом, а ты не замечаешь – как бездушную мебель.
– Роган, как тебе удается быть незаметным? – прошипел я, садясь на лошадь.
– Сахиб, воины пустыни знают честь в служении вождю… – туманно ответил пустынник.
– И в чем честь?
– Честь в том, что, если сахиб не замечает верного воина, значит, тот преданно исполняет долг!
И правда – доспехи всегда почищены, конь ухожен, в шатре порядок! Философия настоящего верного слуги – пусть ничто не отвлекает вождя.
– Каждый член племени делает свое дело, сахиб удостоил меня чести быть телохранителем, а не путаться под ногами, – добавил воин.
– Роган, я рад, что не ошибся в тебе, и ценю твою службу, – кивнул я, оруженосец, гордый похвалой, поклонился в ответ и вскочил в седло.
Вереница телег вытягивалась в караван. Скрипящие колеса оставляли в жирной грязи четкий продавленный след. Чинно и важно, закованные в броню, подъехали Трувор и Тюрик, приветствуя меня, они приложили правую руку к шлему. Быстро в отряде распространяются обычаи и ритуалы, и я знал, кого за это благодарить.
Рыжие волосы мелькнули на первой телеге, куда, смешно вскидывая лапы, стараясь не замочить росой, поскакал вампал. Хитрый Адольф старался занять местечко помягче.
– Мой лорд, воины готовы, – доложил Трувор.
– Тогда в путь. – Я, слегка дернув уздечку, поехал впереди отряда.
Рядом следовал Роган, остальные, чуть отставая, вытягивались в блестящую железом колонну. Солнце вышло из-за горизонта и теплыми лучами подняло пену тумана с промокшей земли. Не знаю почему, но молчать сегодня не хотелось, и первым я подозвал Эрика. Немного пришлось подождать, пока воины выкрикивали и передавали по цепочке команду. Не прошло и нескольких минут, как Эрик осадил рядом со мной храпящую лошадь и, поприветствовав до боли знакомым жестом, доложил:
– Мой лорд, по вашему повелению прибыл.
Интересовало меня многое. За день безделья развился информационный голод. Мы долго беседовали о количестве запасов оружия, стрел, продовольствия и многого другого. Эрик рассказал, что за время отдыха проверили лошадей, у некоторых пришлось сменить подковы, произведен мелкий ремонт кожаных ремней на броне воинов, и так далее – неинтересная, рутинная суета воинского лагеря. Сделав вывод – в обеспечении все нормально, воины живы и здоровы, – я отпустил Эрика, переключаясь на других сержантов.
– Кто-нибудь раньше бывал в этих землях? – спросил я.
– Нет, лорд, не приходилось. Все как-то в другой стороне герцогства, но, судя по такой высокой и сочной траве, крестьяне здесь не бедствуют и успевают до зимы собрать неплохой урожай, – ответил Тюрик.
– Интересно, куда на зиму прячутся разбойники и беглые рабы из Дикого леса?
– Известно куда. Разбойники уходят в вольный город Ширган и платят ярлу Тумару дань за зимовку, а рабы, говорят, прячутся в пещерах или под землей. Правда, точно никто не знает, не встречались люди из Дикого леса.
– А аристократы не могут договориться с ярлом, чтобы тот не пускал зимовать разбойников?
– Может, и пробовали, но Тумару так выгоднее. Степняков разбойники не грабят – попробуй потом спрятаться в поле от конницы ярла. Страдают деревни ближе к сопкам, лесу и горам, тем более добычу сбывают там же – на вольном рынке, да и за зимовку платят чистым золотом.
– Почему тогда виконты и графы не объединят усилия и не защитят земли?
– А зачем? Те сами под шумок грабят соседей, списывая на беглых рабов или на разбойников. Деревни привыкли защищаться сами, кто как умеет. Конечно, во время сбора урожая господа выделяют воинов для охраны, чтоб самим с голода не помереть. Когда служил у графа, тоже участвовал в так делах, – поддержал разговор Трувор.
– Каждый старается за лето побольше скопить добра, тогда зима пройдет не так скучно, – добавил Тюрик.
– А как проходит зима?
– Выпадает первый снег, люди запираются в городах и проводят праздник урожая, потом наступают холода. Солнце не греет землю, приходится постоянно топить печи, чтоб не замерзнуть, да иногда, когда потеплее, можно и немного поохотиться за стенами города. Правда, не все отваживаются на такой поступок, слишком опасны встречи с дикими зверями севера. Зимой готовятся к лету, шьют одежду, делают упряжь и всякую мелочь. У хорошего хозяина работы хватает. Так и проходят холода, а за ними наступает весна, время работать не покладая рук, запасаясь на следующий период, – продолжил Тюрик.
– Те, кто не хочет так жить, уходят на земли империи, но, говорят, там не слаще. Хоть холодов и нет, зато налоги и армия императора. Закон. Здесь свободней, что для знати, что для простого люда, – закончил Трувор.
Солнце нещадно поливало землю лучами, высушив траву и подняв в небо отогревшихся бабочек и мошек. Дорога неторопливо петляла по полям, тщательно огибая сопки и клочки леса, в которых могли прятаться наши враги. Разговор затих.
Воины, пригретые солнцем, дремали в седлах, сержантов тоже одолело расслабление. Я расстегнул плащ, подставив слабому ветерку панцирь доспехов, и, трясясь в седле, наслаждался природой. Здесь, подальше от гор, лето почти вошло в свои права. Лошади интенсивно отгоняли мошек, помахивая хвостами, люди же обходились небольшой веточкой. Жара потихоньку проникала под доспехи, накаляя железо. Чем выше вставало солнце, тем мучительнее и неинтереснее казался путь. Струйки пота сбегали по спине, заставляя мокнуть рубаху. Кольчуга, подбитая мягкой кожей и надетая под доспех, абсолютно надежно укрывала тело, но и плотно перекрывала доступ свежего воздуха.
– Как железнобокие могут такое выносить? В пустыне давно бы сварились, – прошипел Роган.
Я достал из кармана карту. До отмеченного места отдыха оставалось несколько часов пути. Солнце еще не вошло в зенит, давая понять, какое пекло ожидает дальше. Воины, безмолвно и монотонно качаясь в седлах, начинали изнывать от жары.
Наконец смилостивившаяся дорога вильнула под прохладную тень небольшого леска, петляя между огромными деревьями. Палящий круг солнца затерялся в густой листве, и по каравану прокатился вздох облегчения. Кони, страдавшие от веса седоков и тяжести брони, пошли веселее, вдыхая свежий прохладный воздух. Так, скучно и спокойно, мы одолели остаток намеченного на сегодня пути.
Спасительный лесок давно остался позади, и не успели мы еще раз почувствовать жар солнца, как впереди показалась небольшая заросшая деревьями сопка, подножие которой огибал ручей. Все заранее выбранные мною места стоянки находились вблизи воды. Живительная прохлада необходима людям и животным. До места отдыха оставалось совсем немного, караван собирался свернуть с дороги, когда Роган показал рукой вдаль и доложил:
– Сахиб, впереди идет человек.
Я привстал в седле, стараясь получше рассмотреть приближающуюся фигуру. Наш отряд нагонял одиноко идущего странника.
– Мой лорд, это же пастырь! Какая удача! – воскликнул Тюрик.
– Кто? – переспросил я.
– Ваша светлость, пастырь! Никто не знает, откуда они приходят, но каждое лето появляются вновь.
– И что делает пастырь?
– Приходит в деревню, и если устроит цена, то учит и лечит людей, животных. Иногда остается на зиму.
– Как же он один путешествует?
– А кто его тронет? Разбойники и кочевники боятся. Говорят, был такой случай: попытались ограбить пастыря, так он так глянул – грабители навсегда дара речи лишились! – продолжал объяснять Тюрик.
– Под сопкой начинайте разбивать лагерь. – Я показал рукой на место стоянки. – Поеду поговорю с ним. – И, слегка ударив шпорами, пустив коня в галоп. Верный Роган последовал за мной.
Надежда о возвращении расправила крылья. Обладатели тайных знаний – вот кто мне нужен!
Фигура странника приближалась, приобретая четкость и обрастая подробностями. Одет не по здешней моде – в хламиду серого пыльного цвета, напоминающую или тогу, или сутану, подпоясанную грубой пеньковой веревкой. Через плечо перекинут ремень тяжелой сумы.
Классический вид монаха.
В котомке угадывались квадратные очертания книг!
Длинные седые волосы спадали до пояса. Опираясь на деревянный сучковатый посох, пастырь брел по высохшей пыльной дороге, не повернувшись на стук копыт. Слегка осадив лошадь и перейдя на шаг, я поравнялся с ним, едва не задев стременем его плечо.
– Добрый день, уважаемый. Куда путь держите? – спросил я.
Путник остановился, слегка отпрянув в сторону и поставив перед собой посох. Из-под кустистых седых бровей блеснули синие глаза.
– Свысока глядеть – не значит лучше видеть, – с мягким упреком ответил пастырь.
Я ловко спрыгнул на землю, странник предусмотрительно отодвинулся, освобождая мне место. Конь от внезапного облегчения принялся слегка приплясывать. От поднявшейся пыли защекотало в носу. Крепко держа в руке поводья, я, прикрыв свободной ладонью рот, чихнул и повторил:
– Добрый день, уважаемый. Куда путь держите?
– Уже пришел, – ответил монах, внимательно сверля меня глазами и давая возможность его рассмотреть.
Вблизи оказалось – он совсем не старик. Меня ввели в заблуждение его худоба, сутулость, густые заросли бороды и волос. Живые и пытливые глаза не вписывались в общую картину, давая понять – пастырю около сорока лет.
– Посланником к тебе с последними словами.
– От кого? – спросил я, ощутив, как в душу пробирается легкий холодок.
– Не твоего прихода ждали мы века, пытаясь обратить мир к свету. В себе несешь ты разрушение и погибель того, что так упорно, по крупицам собирали. – Странник гневно блеснул глазами.
Его пальцы, сжимающие посох, побелели от усилия. Казалось, еще немного – и дерево под ними рассыплется трухой. Странным образом воздух вокруг нас терял прозрачность, превращаясь в легкое покачивающееся марево. Чувство опасности било в набат, заставляя тело сжиматься пружиной, готовясь к схватке.
– Я всего лишь ищу путь обратно. Может, ты подскажешь, где он? – спросил я, кожей чувствуя усиливающееся напряжение между нами.
Опыт лихорадочно подсказывал – не подружимся!
Я ощутил, как просыпается разбуженный всплеском адреналина демон. Легкое покалывание в кончиках пальцев и холодок, пробежавший по позвоночнику, – лишнее тому подтверждение.
– Не путь найдешь, а смерть! – крикнул пастырь, ударив посохом.
Поднявшаяся клубами пыль, щупальцами извиваясь, двинулась ко мне. В воздухе отчетливо запахло неминуемой дракой.
Не знаю, чем бы закончилось противостояние, если бы не Адольф.
Рыжий шар, прорвавший вибрирующее марево воздуха, ядром ударил пастыря в грудь, выкинув за пределы круга. Громко, лопнувшей струной звякнул воздух, и полупрозрачная пелена исчезла, оставив запах свежести и озона, как после грозы. Пастырь неподвижно лежал на спине, задравшаяся хламида обнажила белые лодыжки. Высыпавшиеся из сумки книги, блестя на солнце медными застежками, валялись рядом.
– Спасибо, что спас, – мысленно поблагодарил я Адольфа.
– Не тебя, а его. Фанатик, что с него взять? – фыркнул рыжий.
– Хоть жив?
– Да, но в себя придет не скоро. Много сил потратил. Смотри, посох переломился.
Два деревянных обломка, сохранивших выжженные следы пальцев пастыря, валялись в пыли. От черных отпечатков тонкой струйкой поднимался дымок. Сложив книги в сумку, я забросил ее на плечо.
– Свяжи старца и отвези в шатер, да не забудь прикрыть повязкой глаза! А я пройдусь, разомну ноги, – прошипел я, передавая Рогану поводья коня.
Потрепав вампала по рыжей холке, я отправился в сторону разворачивающегося лагеря. Адольф гордо вышагивал рядом. Уставшие ноги, а особенно отбитый о седло зад обрадовались пешей прогулке. Мы шли, пригибая высокую, по-летнему темно-зеленую траву. Стрекот и жужжание, сливаясь с пением и чириканьем птах, складывались в неповторимую музыку луга.
– Вот фанатиков только и не хватало, – вздохнул я. – Много у нас врагов, а друзей лишь небольшая горстка, о которой надо непрерывно заботиться.
– Сам избрал такой путь, так что придется идти по нему дальше, – ответил Адольф, пытаясь мимоходом поймать пастью снующую перед носом пеструю бабочку.
– А что делать? Повеситься?! Почему они сами лезут на рожон? Зла никому не делаем, мирно ищем путь обратно, а в нас видят угрозу вселенского масштаба?! Как, интересно, пастырь узнал о нас? Может, от того, кто прислал демона?
– Нет, он не такой – светлый. Они не присылают…
– А мы что, темные?
– Нет, мы посредине, сторонняя сила, – пояснил рыжий, поймав несчастное насекомое.
– Выплюнь! И что из этого? Стечение обстоятельств забросило именно сюда. Найдем дверь и тут же уберемся обратно, никому не помешав. Лучше бы не козни строили, а подсказали, как отсюда побыстрей исчезнуть! – негодовал я.
– Если бы могли, то подсказали бы. Вот очнется пастырь, у него и спросишь, – нехотя ответил Адольф, вертя головой по сторонам и выискивая очередную пеструю жертву. Охота на бабочек явно была увлекательнее обсуждаемых проблем.
– Книги тяжелые. Приду – обязательно почитаю, может, найду ответы…
– Прочти, может, и найдешь, – нетерпеливо отозвался Адольф, полностью отдаваясь погоне за бабочкой.
Услышав стук копыт, я обернулся. Моя лошадь с перекинутым через седло пастырем привязана к луке седла Рогана. Поравнявшись со мной, гигант ловко спрыгнул на землю – не счел возможным сидеть в седле, когда сахиб идет пешком.
Люди Эрика разбили мой шатер и занимались установкой второго. Воины сновали муравьями, жизнь в лагере кипела и шумела, оглашая округу ржанием коней и криками сержантов.
Время остановилось, и звенящая насекомыми тишина накрыла окружающее пространство, когда люди заметили серый куль, перекинутый через седло моей лошади.
– Все нормально, пастырь перегрелся на солнце, да и дорога утомила, вот полежит в шатре… отдохнет… – громко объявил я.
– Мой лорд, он же связан? – неуверенно спросил Тюрик.
– Связали, чтоб от гостеприимства не отказался.
Мой ответ вызвал легкие усмешки, а потом и общий смех.
– Нашему лорду невозможно отказать, – обронила Эльза.
Поняв, что сболтнула лишнее, девчонка густо покраснела и отвесила звонкий подзатыльник Каталине, буркнув: «А ты чего хохочешь?» Это вызвало новый всплеск веселья. Видать, о моих похождениях наслышаны все. Коллектив есть коллектив – ничего не скроешь.
Под общий хохот я гордо, не подавая виду, что понял, скрылся в шатре. Спустя несколько минут туда принесли связанного пленника. Пастырь так и не пришел в себя, его пришлось аккуратно уложить на шкуры в углу. Скинув плащ и сбросив доспехи, оставшись в одной кольчуге, я с ногами забрался на ложе и с интересом вытащил реквизированные книги.
Взяв первую попавшуюся, в черном кожаном переплете, расстегнул медные застежки. «Врачевание ран и хворей» – было выведено красивыми ветвистыми буквами на первой странице. Полистав, обнаружил немудреные картинки человеческого тела с краткими названиями. Складывалось впечатление, что автор трактата плохо владел предметом. Картинки нечеткие, описания мало, большие поля и интервалы.
Бумага!
Пробежав глазами еще несколько страниц и окончательно убедившись в скудости познаний автора, я достал из планшетки ручку и принялся дописывать и дорисовывать труд. Мои знания в данной области ограничены курсом биологии и анатомии в школе и небольшим количеством лекций по военной медицине. По современным меркам – чуть выше уровня медицинской сестры, но по местным – светило науки.
Вдруг моя помощь позволит подружиться с пастырем?
Творчество так увлекло и захватило меня, что я не вышел на ежедневную тренировку воинов и не заметил, как вечер опустился на лагерь. Сумерки окутали шатер.
Я зажег светильник и продолжил. Меня никто не побеспокоил, лишь один раз заглянул часовой и, увидев, что я пишу, осторожно опустил полог. Доверив бумаге все свои скудные познания об анатомии и медицине, сделав пометки и описания на полях и основательно подрисовав картинки (в меру куцего таланта художника), на чистых страницах я кратко изложил, что такое дезинфекция и стерильность и для чего они нужны. Также перечислил способы оказания экстренной помощи при ранениях и раскритиковал полезность кровопускания и других варварских способов, отдаленно попахивающих пытками.
Легкое шевеление в углу прервало мое занятие. Спрятав в планшет ручку, я обернулся. Пастырь пришел в себя. Связанные руки слегка посинели – наверное, путы причиняли боль и страдания. Предусмотрительный Роган не только завязал пленнику глаза, но и засунул кляп в рот. Несчастный пытался его выплюнуть, издавая нечленораздельное мычание. Я нарочно с сильным хлопком закрыл книгу. Застежки звонко клацнули. Пленник насторожился и прислушался.
– Ты меня слышишь? Если слышишь, кивни. – Я поудобнее устроился на ложе, приступив к нелегкому разговору.
Пастырь кивнул.
– Хорошо. Теперь слушай. Я не хочу никому делать зла. Так получилось, что я попал в этот мир и тут же был подхвачен каруселью событий. Моя цель – дорога обратно. Ваши труды и война меня совсем не интересуют, так что не понимаю, зачем ты хотел меня убить. Тем более лично тебе я вообще зла не делал. Если понял, кивни.
Пленник энергично затряс головой, и я продолжил:
– Сейчас освобожу твой рот и глаза, но не смей ничего произносить и делать, пока не скажу. Ослушаешься – убью без сожаления и не посмотрю на то, что люди искренне уважают таких, как ты! Если понял – кивни.
Пастырь кивнул, и пришлось исполнить обещанное. С глаз упала повязка, пленник пристально уставился на меня, и в глазницах под кустистыми бровями колыхнулась синяя бездна.
– Даже не думай, – предупредил я, демонстрируя серую сталь меча.
Пастырь опустил взгляд. Сталь блеснула в свете лампы, освободив путы. Я подошел к маленькому столику и наполнил вином два кубка. Один подал пленнику. Затекшие, посиневшие руки чуть не выронили сосуд. Из-под бровей на меня внимательно смотрели обыкновенные человеческие карие глаза, без следа синевы.
– За знакомство! – Я слегка стукнул кубком о его кубок, так чтобы вино плеснуло, смешиваясь в сосудах, и выпил.
Пленник сделал несколько глотков, продолжая хранить молчание.
– Прочел на досуге. Занятная, но глуповатая вещица. – Я бросил трактат ему в ноги.
Пастырь неловко поймал фолиант и, гневно блеснув глазами, бережно положил рядом с собой.
– Я на полях сделал кое-какие заметки, прочти. Я сейчас выйду и не буду тебе мешать. Хоть ты и пытался меня убить, но я не хочу ссориться, слишком уж много хорошего говорили про пастырей войны. Надеюсь, мы побеседуем и, может, не расстанемся врагами. Теперь обещай, что прочтешь, прежде чем уйти. – Я перенес светильник поближе к нему. – Затекшие ноги все равно временно негодны, так что займи себя, чтобы скоротать время, пока они отойдут.
Пленник безмолвно открыл книгу и начал переворачивать страницы, а я надел доспехи и вложил меч в ножны.
– Не буду мешать. Сейчас принесут еду, и ты сможешь подкрепиться. Если сочтешь, что мы продолжаем оставаться врагами, то уходи, тебя никто не задерживает, а если захочешь продолжить разговор – можешь остаться, буду рад. – Я вышел из шатра, и упавший полог поставил точку в моем монологе.
Костер в центре круга, образованного телегами, поднимал снопы искр, жадно облизывая висевшее над ним мясо. Капли жира с шипением падали на угли. Часовой привычно поприветствовал меня, приложив руку к шлему.
– Адольф! – крикнул я и заметил, как от одной из телег отделился рыжий комок и шустро понесся в мою сторону.
– Проследи, чтобы не натворил чего наш пастырь. Если захочет уйти, то не держи, – сказал я вампалу и пошел к ручью, привести мысли и дух в порядок.
Дав слово ежедневно делать като, я старался по мере возможности его держать. Упражнения укрепляли тело и приносили необходимое эмоциональное спокойствие, помогали привести мысли и чувства в порядок – своеобразная психотерапия. Потрясения, свалившиеся на мою голову, то и дело выбивали из колеи, угрожая бросить рассудок в пучину сумасшествия. Даже сейчас я был не уверен, что все происходит в реальности и я продолжаю жить полноценной жизнью, а не нахожусь в клетке больного разума, проводя остаток дней в лечебнице. Непонятно откуда появившийся Роган бесшумной тенью последовал за мной.
– Роган, принеси старцу поесть, и если соберется уходить – пусть идет. Обо мне не волнуйся, хочу немного побыть наедине с собой, – прошипел я.
– Сахиб, будет сделано, – ответил темнокожий.
Сумерки окутывали землю. Надоевшие за день вездесущие насекомые успокоились. Жужжание сменилось треском ночных цикад. Выбрав на берегу ручья место поудобнее, я приступил к занятиям, и мир перестал существовать. Образ такой далекой пещеры всплыл в сознании. В круге факелов ждала прекрасная Кер.
После недавнего ночного происшествия Эльза сторонилась меня и избегала лишних встреч. Я ее прекрасно понимал. Увиденное не давало покоя девчонке, посеяв страх.
Как ни странно, это было мне на руку.
Слишком сильно позволил себе расслабиться, пытаясь в полной мере насладиться прелестями жизни, а расслабляться сейчас нельзя. Кожей чувствовал – сгущаются тучи, и происки невидимых врагов учащаются. Нас с Адольфом не приняли ни светлые, ни темные силы захудалого мирка, видя в нашем появлении угрозу сложившемуся порядку вещей. Хорошо, если удастся хотя бы убедить оставить нас в покое и дать возможность беспрепятственно покинуть эту планету, иначе придется вести войну на два фронта, с боями продвигаясь к цели. Возможно, тот, кто может помочь мне, сейчас сидит в шатре, внимательно изучая пометки в книге.
Отбросив назойливые мысли, я погрузился в мир иллюзий. Несравненная Кер своей красотой и пластикой отодвинула на задний план проблемы, закружившись в восхитительном и смертельном танце. Ее горячее дыхание коснулось моего уха, серебряная маска прошептала:
– Жаль, что ты становишься чудовищем. Научись держать в узде демона и чувства… иначе мы больше не сможем встречаться.
– Я постараюсь быть сдержаннее. Обещаю. Так не хочется потерять тебя, – ответил я, плавно уклоняясь от направленного в грудь клинка.
– Постарайся. У меня тысячу лет не было друга и две тысячи лет любви, – вздохнула маска и мягко улыбнулась, преобразившись до неузнаваемости.
От такого признания и превращения я удивленно замер, и тельхинка не преминула этим воспользоваться, обвив руками мои плечи и погружая горячую сталь под лопатку. Серебряные губы впились поцелуем, парализуя дыхание. Я чувствовал – сталь клинков Кер разрывает плоть, вызывая волну усиливающейся боли. Закончив поцелуй и вынув кинжалы, Кер напоследок обворожительно блеснула глазами. Усиливающаяся боль вернула меня в реальность, обрушивая мир и разбивая грезы.
На землю опустилась ночь. Журчание ручья и стрекот цикад заполнили окружающую тишину. Покачиваясь на дрожащих ногах, я чувствовал, как тело быстро заживляет раны, и радовался, что все, может быть, происходит в реальности и, может, в конце пути меня ждет красавица тельхинка.
Голод напомнил о себе, и я, вложив вибрирующие клинки в ножны, направился в шатер. Воины отдыхали, лишь часовые смутными тенями выделялись в отблесках костра.
– Сахиб, гость покинул лагерь, – доложил Роган.
Назад: 31
Дальше: 33

Валера-1964
книга отличная но окончание может будет продолжение?