Книга: Наследники Скорби
Назад: ***
Дальше: ***

***

Распахнутые ворота тоскливо скрипели в полуденной тишине. "Кри-и-и-и… Кра-а-а-а… Кри-и-и-и…" Лесана не выдержала и закрыла створки на щеколду. В деревне было тихо. Только мухи жужжали, да пахло мертвечиной, полежавшей на солнце.
После урагана, принесшего долгожданные дожди, плодовник перестал пыхать жаром, но дни по-прежнему стояли теплые, хотя в воздухе уже чувствовалась приближающаяся осень.
Хлопнула калитка крайнего двора и на безлюдную улицу шагнул мрачный Тамир.
— Тут кровь горстями лить придется, — сказал он. — Я насчитал сорок семь человек.
Лесана предложила:
— Могу разбить тебе нос.
— Что? — колдун, рывшийся в переметной суме, повернулся к собеседнице.
— Говоришь, кровь надо лить горстями, — пояснила она. — Я не сломаю, не бойся. Будут тебе горсти.
Он смотрел на нее тяжелым ненавидящим взглядом.
— Еще что скажешь?
Девушка пожала плечами и отвернулась.
— Я не заставляю.
Это был первый их разговор за два дня странствия. Молчание истомило Лесану. Да только колдун, словно воды в рот набрал. Она исподволь наблюдала за ним и теперь уже недоумевала, как могла по возвращении в Цитадель, тогда на конюшне перепутать его с Донатосом. А уже через миг сама же отмечала, сколь сильно Тамир похож на наставника. Настолько, что иной раз у спутницы по спине пробегал холодок — блазнилось, будто Донатос рядом во плоти.
На ночлег они обустраивались каждый в своем обережном кругу и не перекидывались даже парой слов. Лесана привыкла к неразговорчивости Клесха, но молчание Тамира действовало на нее гнетуще. Несколько раз она пыталась заговорить с ним, однако наталкивалась на все то же молчание, потому отступилась.
Через сутки путники выехали из чащи в луга Поречья. Здесь было рукой подать до старицы Радони, которая разливалась каждую весну и до самого пролетья стояла водицей в низинах. Фирюсиха жалась к лесу, куда вода не доходила, а на заливных лугах пасли скотину, собирали землянику, в затоне же ловили рыбу. Места эти были б и вовсе хорошие, да только сыро, а потому гнус роился едва не до осени, да еще и гадюки кишмя-кишели.
Деревню обережники увидели сразу же и поняли, что ничего хорошего там не найдут — ворота покачивались на ветру, но ни людских голосов, ни даже квохтанья кур не доносилось.
Когда же стали подъезжать к поселению, лошади забеспокоились, почувствовав кровь, а в распахнутые ворота стали видны черные лужи и распростертые, изорванные, погрызенные тела.
Тамир пошел по дворам считать убитых. Лесана осталась глядеть обережную черту, резы на стенах тына, подранные когтями вереи. Первая сожранная деревня на их пути… И, верно, будут еще.
Девушка оставила лошадей у ворот и направилась к дому старосты, обходя трупы, с роящимися над ними мухами. В убитых можно было с трудом угадать людей: детей, женщин, мужчин, стариков — изглоданных, с разорванными животами и шеями. Волки резали, по всему видно, не ради еды, а одурев от крови. Младенчика одного и вовсе разнесли по всей деревне, трепали крохотное тельце, подбрасывая и волоча.
В горле стоял ком. Что, обережница, стыд не соль — глаза не ест? Гляди. Во все глаза гляди. Ты-то вот, живая. Ходишь тут. А люди, которых защищать должна бы, — вот они. Не люди уже, мяса куски. Смотри. Запоминай.
И она смотрела. И запоминала. Потому что впереди ждали разоренные Лущаны, а оттуда рукой подать до Вестимцев, где Эльха и Клена. Живы ль? Страшно было даже помыслить иное. И Лесана не стала, к тому же добавились ей другие думы, ибо на воротах старостиного дома…
— Тамир… — тихо-тихо позвала она, но в звенящей тишине колдун услышал.
— Что?
Подошел и присвистнул, глядя на сороку, прибитую за крылья к тесовой створке. Лапы вестницы в насмешку были обмотаны шнурком с деревянным оберегом.
Наузник тронул гладкий деревянный язычок и сказал:
— От волколачьего зова заговорен. Никого в живых не оставили. Даже скотину всю загрызли…
Лесана подцепила ножом шляпки гвоздей и те с противным скрежетом подались. Сорока упала на землю. Колдун продолжил:
— До ночи буду их упокаивать. Не стой столбом, идем, стащим тела в крайнюю избу. Обряд проведу, чтобы не встали, да…
В этот миг обережница стиснула его локоть и колдун осекся. Приученный подчиняться ратоборцу, наузник замолчал и напрягся, глядя на спутницу. Та замерла, обводя глазами деревню и прислушиваясь, а потом шагнула в сторону, одним слитным движением вытянула из притороченных за спиной ножен меч и медленно двинулась по улице.
Колдун смотрел ей вслед и не двигался. Ждал, когда махнет рукой, показывая, что опасности нет. Однако она не спешила, беззвучно ступала по залитой кровью земле, и столько скрытой силы таилось в каждом движении, что Тамир на миг залюбовался. С чего он решил тогда, в покоях Главы, будто она стала похожей на парня? Да, худая, да, жилистая, но в походке и повадке до сих пор проглядывают девичья плавность и легкость.
Лошади у ворот захрапели. Лесана подобралась для прыжка. В тени дровяника окраинного дома что-то шевельнулось. Обережница перехватила рукоять меча, но в этот миг сдавленный голос попросил:
— Не губи… сам выйду.
Девушка замерла, и на свет выступил парень. Он был одного с ней роста, в простой рубахе, видавших виды штанах с заплатками и стоптанных сапогах. Длинные русые волосы собраны в хвост на затылке, а в руках туго набитый узел.
— Поставь на землю, — приказала Лесана.
Он подчинился.
— Не губи…
— Ты откуда? — она вернула меч в ножны.
— С Унора… — он виновато опустил глаза, стараясь незаметно отодвинуть ногой узел.
— С Унора?
— Ага.
Тамир наблюдал, не вмешиваясь.
— Почто пришел?
— Дак, стрый у меня тут… вот, нынче приехал, а вона чего…
— В узле что?
Парень покраснел.
— Так… барахло…
— Ах, барахло… — протянула обрежница.
Незнакомец попятился, оправдываясь:
— Дык, стрыю уж не пригодится, а я взял-то, сапоги, да холстов несколько…
— И не побоялся? — негромко спросил колдун.
Парень стрельнул на него светло-карими глазами, в которых отразились испуг и досада:
— Да чего их бояться? Мертвые ж! И солнце в зените.
— Солнце в зените, — кивнула Лесана, а Тамир отметил про себя, как незаметно она подбирается к вору.
— Как звать тебя? — спросил наузник, чтобы отвлечь парня от обережницы.
— Белян, — ответил тот, краем глаза косясь на девушку.
— А где, Белян, лошадь твоя? Или ты с Унора пятнадцать верст пехом шел? — спросила вдруг Лесана.
В этот миг Белян повел глазами, ставшими мертвенно-белыми, без проблеска зрачка, и прыгнул в сторону. Лесана стремительной тенью метнулась следом, в воздухе коротко свистнул нож. Тамир не успел толком понять, что случилось — вспышка зеленого света ослепила, но тело отозвалось быстрее рассудка, — колдун оглушительно свистнул, поднимая стоящего у ворот Ярка на дыбы.
Белян прянул от копыт, а в следующий миг на него налетела обережница, несколькими ударами вбила беглеца в пыль, приложив Даром, и уселась сверху, сноровисто обматывая заломленные руки веревкой.
Тамир подошел к хрипящему парню. Лесанин нож торчал у него в бедре, но все равно пленник бился и рычал, пытаясь вырваться.
— А ну тихо! — девушка схватила Беляна за волосы и приложила лбом об землю. — Ишь, дергается.
Ярко и Зюля тревожно гарцевали поодаль, однако привыкшие к запаху Ходящих и трупной вони, с повода не рвались. Колдун успокоил лошадей и повернулся к спутнице:
— Как ты его заметила?
— Сразу, — ответила она, рывком ставя парня на ноги. — Зюля уж больно разволновалась. Я ее нарочно у ворот оставила и створки заперла. Выйти-то отсюда все одно — только этим путем можно.
Белян стоял, пошатываясь, по бедру текла черная кровь.
Тамир развернул пленника к себе и ножом разжал ему зубы.
— Кровосос… — удивленно сказал он.
Парень дернул подбородком, высвобождаясь.
— Не брыкайся, — прошипела Лесана. — А то так и оставлю — с ножом в ляжке.
Он зарычал и оскалился, показывая острые клыки.
— Лесана… — колдун потрясенно смотрел на девушку. — Еще же солнце не село…
Ходящий тяжело дышал и молчал. Только поводил белыми глазами.
— Я тебе жилу затворила, так что не ярись, — негромко сказала ему обережница. — Смирно стой.
И она без жалости дернула нож из его ноги. Парень зашелся воплем, от которого снова загарцевали, забеспокоились лошади. Его мучительницу это нисколько не разжалобило, наоборот! Она ударила кулаком по ране, заставляя Беляна взвыть еще громче.
— Ты один тут?
— Да-а-а!
— Где твоя стая?
Он снова заорал, но на этот раз не ответил.
— Где? Твоя? Стая? — раздельно спросила Лесана, сопровождая каждое слово ударом.
Пленник захлебнулся воплем и повалился на землю.
Обережница снова нажала на рану, и пленник захрипел, а глаза, ставшие вновь человеческими, помутнели:
— Где твоя стая? Ты все равно расскажешь.
— Нет… — выдавил он сквозь зубы, и по подбородку из прокушенной губы потекла кровь.
Лесана ударила еще раз. Со всей силы.
Белян снова заорал, вгрызаясь в землю.
— Расскажешь…
Он жрал песок, захлебываясь и давясь, мучительница скучала, слушая вопли.
Тамир сказал:
— До темноты надо упокоить убитых, не то поднимутся. Оставь его пока. Делу — время. Все равно молчит. А солнце уже за полдень перевалило.
Обережница кивнула, признавая правоту его слов, а колдун отвернулся и пошел на ближайший двор.
Кровосос скорчился на земле. Девушка вытерла пальцы о его рубаху, а рану в ноге пленника затворила, позволив плоти слегка зарубцеваться.
— Вставай! — рывком подняла на ноги, перерезала веревку, стягивающую руки за спиной и перевязала запястья сложным наузом. Точно так же поступила и с ногами. — Идем.
И толкнула в спину. Он похромал, куда приказано, пошатываясь и подволакивая ногу. Убежать не сможет, ударить тоже. Зато к работе способен.
— Собирай, — кивнула Лесана на разорванные тела.
— Пусть несет в крайнюю избу, — крикнул с соседнего двора Тамир.
…Несколько оборотов все трое стаскивали тела, куда указал колдун. Белян работал молча, с застывшим лицом. Даже взгляд у него был остановившимся. Будто сам помер.
— Ни одного целого… — досадливо выругался Тамир. — Поднять бы хоть кого, дознаться, что тут у них стряслось. Так нет, у всех глотки перегрызены.
Пленник вскинул на наузника полный ненависти взгляд и ответил:
— Чего тут у них стряслось, я тебе сам сказать могу.
Колдун приблизился:
— Ты ведь связно говоришь… — протянул он. — По-людски.
Лесана молчала, давая ему понять давно уже очевидное для нее.
Белян смотрел исподлобья:
— Я не дикий. Чего ж мне не говорить?
Обережники переглянулись.
— Дикий? — переспросила девушка.
Ходящий дернул плечом. Рубаха его была измарана в крови, лицо покрыто грязными разводами.
— Дикие не говорят связно… — глухо сказал он. — Лишь подражают речи. Но надолго их не хватает. И я не скажу тебе, где моя стая, охотница. Не потому, что выдержу любые издевательства. Я просто не знаю, где они. Я их отпустил.
С этими словами Белян подхватил с земли разорванное тело и волоком потащил прочь.
— А ты толкового кровососа поймала, Лесан… — сказал Тамир и направился следом за парнем.
На Фирюсиху уже спускались сумерки, когда колдун заканчивал обряд отпущения душ. Покойников сложили в крайней избе и теперь от вони, царившей там, можно было задохнуться. Выдерживал только наузник. Лесана вышла, Белян тоже. Этот вообще пошел серыми пятнами.
— Ты чего? — пихнула его в плечо обережница.
— Смертью пахнет… — сдавленно ответил он.
— Когда добро их воровал — не пахло, — усмехнулась девушка.
— Тоже пахло. Как ты лишила меня Дара?
— Я умею.
— Как?
— А где твоя стая?
Парень опустил глаза:
— Вам их не настигнуть.
— Мы попробуем.
— Они далеко. Я шел несколько дней. А теперь я их отпустил.
Лесана насторожилась:
— Что значит "отпустил"?
— Я сказал, что меня поймали. Они снимутся с места и куда уйдут — я не знаю.
— Сказал?
— Ты ничего о нас не знаешь, верно, охотница?
— Я вас убиваю.
Белян горько усмехнулся:
— Ну, так убей. Или опять рану ковырять будешь?
— Пока не решила.
— Реши. Мне больно.
— Тем, кого сейчас отчитывает колдун, тоже было больно. А мы не можем их даже похоронить. Просто закроем тела в избе. Не по-людски.
Пленник вздохнул:
— Я их не убивал.
— Ты убивал других.
— Мне нужно жить.
— И нам.
Он вскинул глаза:
— А если я тебе скажу, кто извел эту весь, ты не станешь меня мучить?
Девушка усмехнулась и повторила уже сказанное ранее:
— Пока не решила.
— Я расскажу все, что знаю. А ты просто меня убьешь. Это хороший обмен, — предложил он.
— От живого и такого говорливого толку будет больше, — заметила обережница и взгляд пленника потускнел. — К тому же, ты и так мне все расскажешь, — напомнила Лесана.
— Тебе понадобится время, а если пообещаешь меня не мучать, узнаешь все еще до заката.
— Спешить некуда. Пара оборотов ничего не решат. А ты под ножом, глядишь, еще что вспомнишь.
Парень привалился спиной к бревенчатой стене избы и негромко ответил:
— Деревню вырезал Серый. У него огромная стая. Они выманивают людей не зовом. Обычно Серый кусает кого-нибудь. Его принимают за волка — он же нападает днем. А потом он зовет оборотившегося и тот сам открывает ворота. Серый очень силен. У него Дар горит, как пламя.
— Ты видишь Дар? — подалась вперед Лесана.
— Вижу.
Перед ней стоял Осененный, который, окажись он человеком, мог бы стать креффом.
— Зачем Серый вырезает поселения? Не в голоде ведь дело, да? — спросила обережница.
Белян вздохнул:
— Не в голоде. Он натаскивает стаю. Учит. И запугивает людей. Волколак, живущий на крови человека, очень силен. Кровосос тоже. Больше крови, больше силы. Главное — знать меру. Не то взбесишься.
— А ты что ж такой хилый? — насмешливо спросила девушка.
Парень посмотрел на нее с неприязнью:
— Думаешь, всякий живет ради лютости? Я хотел сбежать от вас. Не запри ты ворота, я бы успел. А, окажись тут Серый, он бы вас убил.
— Серый это имя?
— Он так себя называет.
— А имя?
— Я не спрашивал. Ты что, сватов засылать к нему собралась? — горько усмехнулся пленник.
— Да. Из Цитадели, — ответила Лесана.
Белян опустился на чурбан для колки дров, стараясь устроить больную ногу так, чтобы меньше ее тревожить и продолжил:
— Серый звал меня в свою стаю. Я отказался. Он делает плохо. Убивает без разбору. По лесам теперь рыщут охотники. И прятаться все труднее…
И вдруг безо всякого перехода парень попросил:
— Отпусти меня.
— Нет.
— Тогда хоть не мучай.
— Подумаю. Будешь сидеть тихо — не трону.
— Я буду.
Хлопнула дверь избы, на крыльцо вышел бледный с изрезанными руками Тамир.
— Все. Заночуем здесь. На сеновале, вон, ляжем.
Лесана кивнула:
— Я подновлю черту вокруг деревни. Ты отдыхай, — с этими словами она дернула пленника за веревку.
Тот покорно побрел, куда ведут.
Но колдун сразу отдыхать не пошел. Сперва убедился, что спутница замкнула черту так, как полагается, а уж потом забрался на сушила и упал там замертво. Глаза у него были мутные. Видать соображал от усталости совсем туго, не то обязательно бы уколол, спросив, не собирается ли Лесана и этого кровососа отпустить. А тут и на злословие сил не осталось. Девушку это порадовало.
Пленника обережница посадила на собачью цепь. Пес все равно был мертв, а цепь держала крепко, особенно на нашептанном ошейнике. Парень так и скорчился на земле, подальше от разорванной собаки. А Лесана тем временем пошарила в леднике старостиного дома. Нашла скисшее молоко, мясо, в избе отыскался зачерствелый хлеб, крупа. Скоро и похлебка сготовилась. На костерке, разведенном прямо во дворе.
Белян зарылся носом себе в локоть, но очень скоро не выдержал:
— Охотница…
— А? — она повернулась.
— Пахнет вкусно.
— Ты хочешь есть? — девушка смотрела задумчиво.
— Я ел давно. Еще вчера.
— Кого?
— Рыбу.
Она подошла к нему и опустилась рядом на корточки. Красивая стройная девка, только худая и со злыми глазами, которые глядят так пронзительно и пристально, что у Беляна вздрагивает сердце.
— Рыбу?
Ему стало страшно. Она ничего не знает. Совсем ничего не знает о таких, как он… И парень пояснил:
— Человечиной кормятся только дикие.
— Вон оно что… — протянула она. — Долгая ночь у нас впереди, верно?
Он тоскливо кивнул. Но она все-таки принесла еды, от запаха которой у пленника мутился рассудок. И дала ему ложку.
— Сколько тебе весен, Белян?
— Не знаю… — он старательно дул на похлебку. — Девятнадцать. Может меньше. Может больше.
Вдруг он поднял глаза от миски и спросил, глядя девушке в глаза:
— Что вы со мной сделаете?
— Отвезем в Цитадель.
Ложка со стуком упала в тарелку.
…Из деревни они выехали глубоко за полдень. Тамир продрал глаза, когда солнце уже стояло в зените. Он слез с сушил на запах стряпни:
— Мира на постое, — сказал он помешивающей кашу Лесане.
— Мира… — отозвалась она. — Садись, поешь. Да трогаться надо.
Беляна колдун увидел возле будки, посаженного на собачий ошейник. Правда, рубаха на парне была чистая, хотя и с чужого плеча.
— Надо было меня разбудить, — упрекнул Тамир спутницу.
— А если там, дальше, еще одна такая же деревня? — возразила девушка. — А ты еле ноги таскаешь?
Пришлось кивнуть, признавая ее правоту.
— Что с этим-то делать будем? — ткнул наузник ложкой в сторону пленника.
— Повезем в Цитадель. Жилу я ему затворила. Наузы на руках и ногах не дадут убежать. А нам надо еще Вестимцы проверить и через Невежь проехать.
— Невежь? Туда-то зачем? — Тамир прикинул в уме расстояние.
— Там Осененного забрать. Да и по пути поглядим, что к чему.
Назад: ***
Дальше: ***