***

Через седмицу к Нэду пришла стряпуха. За руку она тащила зареванную Светлу, у которой даже тряпицы в волосах обвисли скорбно и печально.

— Глава, что хочешь со мной делай, но дуру эту забирай, — с порога кинулась Матрела. — Ни к чему непригодная девка. Воды скажешь принести, так как за Встрешником посылать. С утра попросишь, дай Хранители, к вечеру притащится. С пустым ведром. И так во всем. Только отвернешься, а ее уж след простыл.

— И куда же ты бегаешь, отчего не трудишься? — вкрадчиво спросил Нэд. — С чего взяла, будто хлеб свой задаром есть будешь?

Девка потерла щеку, на которой цвел переливчатый синяк, и ответствовала:

— Ну что вода, родненький? Принесет ее кто-нибудь. Вон, сколько народу тут. А свет мой ясный без догляда в каземате сидит. Не понятно, в чем жизнь-то теплится.

— Чего?! — вызверился воевода. — Ты опять, вместо того чтоб работать, за Донатосом бегаешь?

— Бегает, окаянная, словно привязанная, — сурово поджала губы стряпуха. — Только в подземелье ее найти и можно — возле покойницкой или мертвецкой. Старая я, Глава, по нижним ярусам, как коза, скакать. А девки мои боятся туда ходить, эту же кудлатую наверх и калачом не выманишь. Да еще норовит с кухни что-нибудь стянуть. То хлеба, то меда, то горшок со щами… Сил моих больше нет!

Нэд нахмурился и грозно спросил у виновато насупившейся Светлы:

— Ты по что снедь таскаешь?

— Я же не себе, — всхлипнула девушка, — я ж свету моему ясному! Ведь прозрачный совсем стал, ничего не ест! Как сосулька на солнышке тает!

Глава, приметив синяки на руках и лице девки, устало спросил:

— Это свет ясный тебя этак приласкал? — и кивнул на кровоподтеки.

— Что ты, родненький, что ты! Как же он на меня руку-то поднимет? Я ж судьба его. Ну, заденет по неловкости, так я зла в сердце не храню.

Воевода устало вздохнул и ответил:

— То-то и оно. Матрела, следи за девкой, а то ведь не доживет до зимы, забьет он ее. А ты, — смотритель повернулся к блаженной, — допросилась-таки. Говорил, работать не будешь, отправлю твоего ненаглядного на выселки? Я слово держу. Завтра же духу его в Цитадели не будет. Покуда не увижу, что ты за ум взялась. Иди отсюда.

Несчастная выбежала, захлебываясь слезами от ужаса предстоящей разлуки. Следом вышла и Матрела, на круглом добром лице которой отразилось жалостливое понимание