***
Огромный, истекающий кровью волк тяжело прыгнул. Фебр взмахнул мечом и перерубил зверю хребет. Огромная туша рухнула на утоптанный пол землянки. Черная кровь лилась из раны толчками.
— Здоровый какой, скотина, — с чувством сказал ратоборец, вытирая клинок о жесткую шкуру. — Откуда в них тела столько, когда оборачиваются? Мужичонка-то был хилый, а гляди — вызверился в какого.
Тот, к кому он обращался — облаченный в серое одеяние колдун, — присел на корточки рядом с хищником.
— Да Встрешник их разберет… — он положил ладонь на широкий лоб волколака и заговорил слова заклинания.
Ратоборец тем временем огляделся. Яркий солнечный свет, льющийся в распахнутую дверь, освещал убранство убогого жилища и безжизненно лежащих обитателей: нескольких щенков и прибылых, двоих переярков, самку и матерого.
Пока Фебр обходил оборотней, небрежно пиная ногой то одного, то другого, дабы наверняка удостовериться, что мертвы, в дальнем углу — там, где грудой была свалена меховая рухлядь, кто-то завозился.
Обережник занес меч для удара и шагнул вперед. Он уже был готов убить, но из-под обтрепанных заячьих шкурок высунулась девичья голова — кудлатая, взъерошенная. В глазах испуг, да что там — ужас.
Девка растерянно моргала, но дневной свет не причинял ей боли, не делал незрячей.
— Ты откуда тут? — шагнул к ней мужчина, убирая оружие в ножны. — Как звать-то?
Она сгребла руками пыльные шкурки, прижала их к себе и тихо-тихо ответила:
— Светла… Светла звать. Я тут давно живу, ой, как давно…
Фебр наклонился к ней и, взяв за плечи, осторожно поднял. Девушка отводила глаза, избегая на него смотреть.
С виду ей было лет двадцать. Пригожая. Волосищи вились крупными кудрями, да только не убраны, как положено, в косу, а заплетены-переплетены нитками, веревками, кожаными ремешками, отчего вид у несчастной делался совсем неладный.
— Ты откуда тут? — снова спросил ее ратоборец.
— Не помню… Ты меня не трогай, родненький, — заплакала вдруг найдёна. — Не трогай, Хранителей ради. От тебя страданием пахнет, и смерть за спиной стоит: крылья простерла, в душу смотрит. Страшно мне!
Колдун и воин переглянулись.
— А ну-ка, — сказал наузник, — идем со мной.
И, взяв блаженную за руку, повел ее прочь.
В лесу было тихо, тепло и безветренно.
— Полян, она — Ходящая? — спросил вышедший следом Фебр.
Полян осматривал девушку, поворачивая ее за подбородок то так, то эдак, заглядывал в глаза.
— Нет. Видать возле деревни какой-то скрали. Сожрать, поди, хотели.
Его собеседника не особо убедили эти слова, поэтому он подошел и беззастенчиво раздвинул губы дурочки указательным пальцем — пощупал клыки, посмотрел внимательно зубы, покрутил девчонку, ощупывая спину, плечи, затылок.
— И впрямь не волчица, — задумчиво сказал ратоборец. — Видать рассудком тронулась. Ты откуда, горе? Хоть помнишь — из рода какого?
Она покачала головой, не поднимая глаз.
— Чего с ней теперь делать-то? — и Фебр крикнул в сторону. — Орд!
— Да здесь я, — послышалось из-за деревьев. — Чего орешь, волколак что ли подрал?
— Нет. Гляди, какую пригожую сыскали, — и воин указал на застенчиво перебирающую складки рубахи находку.
Названный Ордом подошел, положил девушке на голову теплую ладонь и сказал:
— Скаженная. Видать, зачаровали, а она рассудком поплыла. В Цитадель везти надо. Не тут же бросать. Родню теперь и не сыщем.
— Верно, — кивнул Полян. — В окрестностях бабы не пропадали. А у ней, по летам судя, дети уж должны быть. Годков-то тебе сколько, краса ненаглядная, а?
Светла подняла на него глаза — темно-карие, но с дольками пронзительной синевы, пролегшими от зрачка.
— А не помню я, милый человек. Иной раз и вспомню, а потом снова не помню, — она виновато развела руками. — Да ты не кручинься. И ты тоже!
Блаженная повернулась в Орду, старательно не замечая стоящего между этими двумя Фебра:
— На вот, гляди, что у меня есть, — и девушка протянула целителю сосновую шишку. — Смотри, красивая какая.
Он в ответ хмыкнул.
— Полян, девку ты повезешь, — меж тем сказал Фебр.
Колдун поморщился — за семь верст киселя хлебать! Два дня по ухабам трястись с дурочкой в сопутницах.
— Фебр, может, сам? — спросил мужчина с надеждой.
Все же ратоборец только-только покинул Крепость и, наверняка, был бы рад случаю снова там побывать. Но тот в ответ покачал головой:
— Ага, сам. Как я ее кровью мазать буду? И так, вон, трясется. А мне ее в обережной черте без крови не удержать.
Орд кивнул, признавая правоту этих слов. Колдуну-наузнику и впрямь не нужно руду лить, чтобы на ночлег остановиться. К чему скаженную девку стращать, она и так дрожит, словно бельчонок.
— Поехали, хватит топтаться. Ты всех упокоил? — спросил целитель у колдуна.
— Всех, кто не Даром был пришиблен. — Едем.
Светла послушно отправилась за мужчинами, не пытаясь упрямиться или бежать. Когда Орд подсадил ее на спину своего коня, девушка вдруг вцепилась мужчине в запястье и прошептала:
— Родненький, воин ваш — не злой вроде парень, отчего же смерть с ним рядом в седле едет? — и посмотрела своими дикими глазищами на разбирающего поводья Фебра.
У Орда по спине пробежал холодок. Лекарь даже оглянулся, чтобы увидеть то, о чем говорила скаженная. Очень уж правдиво у нее это вышло. А потом досадливо плюнул — мол, поддался на россказни убогой! — и ответил:
— Никто с ним рядом не едет. Сиди уж.
Но Светла в ответ лишь покачала головой.
Сторожевая тройка уезжала от разоренного логова, и никто не заметил поджарого переярка, залегшего за старым выворотнем.
Зверь встал, отряхнулся и устремил пронзительный взгляд зеленых глаз в спины охотникам. Видно их из-за деревьев было уже плохо, но зверь все-таки заметил, как Светла, сидящая позади целителя и держащаяся за его пояс, чтобы не упасть, украдкой обернулась и помахала рукой.
Хищник переступил с ноги на ногу, словно прощаясь с девушкой, и потрусил прочь — в лесную чащу.
