Глава 6
Тени прошлого
«Милая, я почти забыл о тебе, но знаю, что ждешь меня позади бурь и морей на том скалистом островке, где мы встретились впервые!»
Элианар застонал и оторвался от своей рукописи. Стояла глубокая ночь. Хозяин видел десятые сны, а ему не спалось. В маленькой комнатушке горела свеча, и бывший исследователь северных земель лист за листом убористым почерком записывал все подряд, что вспоминалось ему о прошедших временах. Эта рукопись уже превратилась в ритуал, в заклинание, которое он твердил день за днем, воскрешая образы прошлого.
Жена и дети, убитые дорцами во время нападения на поселок, часто снились Элеанару, хотя прошло немало лет. Не раз он был на грани того, чтобы последовать за ними, но снова и снова вспоминал слова матери: «Не стоит жить в прошлом, иначе будущее не наступит никогда». Элианар слишком уважал свою мать, он не мог себе позволить оказаться слабее ее и добровольно отказаться от борьбы, хотя порой не видел никакого смысла в собственной жизни.
Он был поздним ребенком. Мать родила последнего сына после гибели всех четверых детей во время снежной пурги. Племянник Элианара был на два лета старше его.
— Боги, я прошу лишь об одном, — взмолился летописец, — чтобы мой путь оказался не напрасным!
Он снова взялся за перо, представляя себя лыжником, идущим по снежной пустыне от горизонта до горизонта.
Когда застынет северное солнце
Над миром, воссиявшим белизной,
Тогда мы снова встретимся с тобой
И прошлое обратно к нам вернется.
— Возможно, так оно и будет, — прошептал Элианар, — но до года, когда солнце застынет на вершине своего пути на несколько часов, еще немало лет. Надо продолжать свой путь…
Элианар ло’Райди. «Хроники Севера»
Однажды зимой Арен все же рассказал мастеру историю своих злоключений в Доре, приведшую его в конечном счете в этот дом. Лодан внимательно выслушал юношу, не перебивая и не задавая вопросов. Потом он некоторое время молчал и наконец заговорил:
— Я вижу, что тебя до сих пор тяготит случившееся с тобой в храме. Другой бы сказал, что об этом просто пора забыть, но я расскажу тебе о том, чего не знает никто. Я чувствую, что это может тебе помочь, а вот мне самому действительно пора об этом забыть. — Мастер криво усмехнулся. — Дело было еще во времена до завоевания этих земель Игмалионом, когда здесь полновластно командовали дорцы. Никто не был застрахован от посягательств на свое имущество или на самого себя. Дорские аристократы приезжали в эти края поохотиться и просто поразвлечься, в те времена мало кого миновали их жадные похотливые руки. Даже местные аристократы старалась отправить с глаз долой своих женщин и молодежь, когда наезжали «гости» из метрополии. Они творили, что хотели, и топили любые попытки заявить о своих правах в людской крови.
Арен вспомнил балладу о восстании против дорцев, некогда услышанную от Альны, тогда эта история что-то задела в его душе и вытащила из отупляющей жалости к себе, заставив по-новому взглянуть на мир и начать бороться. Юноша слушал затаив дыхание.
— Мне было тогда не больше шестнадцати, приблизительно как и тебе в начале твоей истории…
Увидев округлившиеся глаза Арена, мастер усмехнулся:
— Сейчас мне много больше ста, только я держу это в секрете, чтобы не смущать окружающих. А почему я дожил до этих лет и сохранил свою внешность такой, как она есть, я не знаю и сам. Возможно, за счет жизни в лесу… — Лодан рассмеялся. — Сначала, когда после шестидесяти я продолжал выглядеть на сорок, меня это смущало, один раз я даже обратился к какой-то ведающей, но она тоже не объяснила ничего, отделавшись от меня фразой: «У каждого свой путь». Потом я решил просто не думать об этом и жить, пока живется. Но, увидев тебя, я усомнился в правильности выбранной тогда тактики. Возможно, не зря ты заговорил о своем прошлом, а мне вспомнилось мое.
Мастер вздохнул, минуту помолчал и продолжил:
— Однажды к нашему барону явились некие высокородные гости из Дора, правда, у самого барона они не задержались и отправились на охоту. По дороге решили покутить в нашем поселке. Поселок был очень маленький, всего пять дворов. Дорцы заняли дом старосты, приказав хозяину с его домочадцами выметаться и не появляться им на глаза. Тот не заставил себя упрашивать и, пока гости не передумали, свалил вместе с семьей в соседний поселок к своей родне. Потом, спохватившись, что готовить и прислуживать теперь некому, они решили силой принудить к тому первых попавшихся людей.
Я просто шел по улице, когда меня кто-то грубо схватил за плечо. Обернувшись, увидел рослого жилистого мужчину с блестящими серебристо-пепельными волосами до плеч и неприятным пронзительным взглядом серых глаз. «Пойдем!» — только и сказал он. Воспротивиться я тогда не посмел, за ним стояли еще трое крепких мужчин из высшего сословия и четверо воинов охраны. Потом они отловили еще двух подростков и жену нашего соседа, чтобы готовила для них. По счастью девчонок старше восьми лет в то время в поселке не было.
Сначала я был на их пирушке вместо слуги — приносил и уносил что-то по требованию господ, менял салфетки и вытирал стол от пролитого вина. Потом уже заметно подвыпивший пепельноволосый господин сгреб меня, когда я проходил мимо, и усадил на широкое кресло рядом с собой. Приобняв, как девушку, и дыша перегаром мне в ухо, он начал рассказывать о том, что я по своей дикости не знаю того, что принадлежу к роду, на который возложена великая миссия. Когда я попытался заикнуться о том, что вообще-то я — законнорожденный сын своих родителей, он прервал меня словами: «Заткнись и слушай!» Из его слов следовало, что потомки некого древнего рода разбросаны по всей территории каверны, поэтому большинство из них даже не догадываются о своем происхождении. Этот род ведет свое начало от древних Повелителей Смерти — магов, жрецов и великих воинов, которым близки по силе были только их антиподы — Повелители Жизни. О вторых он ничего больше не говорил, а о Повелителях Смерти распространялся еще долго. Но я запомнил далеко не все. В основном это были общие похвалы в их адрес. Еще он говорил, что Повелители-жрецы могут напрямую обращаться к силе Смерти и забрать у любого жизнь вместе с посмертием. Жречество меня особо не интересовало, и его, судя по всему, тоже. Самым интересным мне тогда показалось то, что кровь Повелителей даст возможность видеть некую другую грань мира и благодаря этому наносить удары, которые обычный противник не может предугадать.
К ночи дорская охрана притащила еще двух женщин из поселка, и началась общая оргия. Правда, меня это в тот раз не коснулось, пепельноволосый изрядно нагрузился вином и был задумчив, только изредка рассеянно поглаживал меня то по спине, то по бедру. Потом он задремал, сидя со мной в обнимку. Я же не мог заснуть до утра и видел все, что творили остальные дорцы с людьми из нашего поселка.
Утром всех односельчан отпустили, кроме меня. Мне же дорец сказал, что возьмет с собой, и если я буду беспрекословно ему подчиняться, как это принято в нашем роду, то расскажет еще много полезного и кое-чему со временем научит. Беспрекословного подчинения требовали все вельможи, этим меня было не удивить. Сбежать в ближайшее время я не рискнул, чтобы не навлечь гнев на родных и односельчан. Так я отправился на охоту вместе с дорцами.
Мой новый хозяин действительно сумел удивить меня не только прекрасным владением мечом, как я успел заметить по его тренировкам со спутниками и солдатами охраны, но и мастерским обращением с луком, хотя в нашем поселке большинство кормилось охотой и умело обращаться с этим оружием с детства. Мне было действительно интересно. Дорец сказал, что когда в меня войдет сила, то весь мир начнет выглядеть иначе. Только он воспринимал это как-то по-своему…
Лодан слегка скривился и, ненадолго замолчав, вновь заговорил:
— В результате со мной все же случилось то, через что прошло большинство моих сверстников. Однажды на вершине высокого холма, где дорцы устроили привал, он раздел и изнасиловал меня под шутки и комментарии своих приятелей. Для дорцев подобное было в порядке вещей. Однако другим он попользоваться мной не дал, запретив даже думать об этом. Наверно, пепельноволосый был среди них главным, потому что все выполняли приказ безоговорочно. Сейчас я уже могу говорить об этом почти спокойно, но тогда меня вывернуло наизнанку. Несмотря на боль и унижение, я почувствовал, что все, о чем он говорил мне до этого, — правда, и нас объединяет нечто общее, что выше и древнее нас. Я испытывал влечение к нему, но не как к партнеру, а как одна часть разрозненного целого стремится соединиться с другой. Впрочем, это различие я понял уже гораздо позже. Тогда меня ужаснуло бессознательное притяжение к своему обидчику. Если бы он действовал не так грубо и нагло, я, возможно, пошел бы за ним, как он и предполагал. Но, несмотря на притяжение, я не смог простить ему того, как он поступил со мной. Я сбежал при первом же удобном случае и поклялся перед богами отомстить не только за себя, но и за всех, чьи жизни и честь он и подобные ему втоптали в грязь по своей прихоти.
Мастер во время рассказа был слегка бледен, но в его взгляде не чувствовалось боли, только железная решимость довести дело до конца. Арен, живо представляя все описанное, кусал губы и поражался самообладанию своего наставника.
— Сначала я затаился и стал продолжать тренировки с оружием, особенно с луком. Теперь я по-другому стал его чувствовать, словно у меня открылось какое-то новое ощущение, и, как мне казалось, мог даже управлять полетом своей стрелы. Правда, иногда, перетренировавшись в таком режиме, я начинал видеть мир странно блеклым, но потом каждый раз тщательно возвращал свои ощущения в привычный с детства вид. После четырех лет ежедневных изнурительных тренировок я уже не встречал никого, кто стрелял бы лучше меня, но продолжал тренироваться, чувствуя, что моему противнику тоже знакома эта методика. Тогда, вспоминая его, я понял, что мы действительно одной крови, и эта кровь несет что-то неведомое многим другим. Между прочим, в тебе есть то же самое. — Мастер посмотрел в глаза ученика. — Или что-то очень близкое. Именно это я почувствовал при первой же встрече и решил, что твой приход не случаен.
Арен сначала очень удивился, а потом неожиданно вспомнил, как, еще тренируясь у Ролана, он ощущал себя одновременно и стрелком, и стрелой, летящей в цель. Возможно, именно об этом ощущении и говорил мастер, когда рассказывал о том, как ему казалось, что он может управлять полетом стрелы?.. Но рассказчик больше ничего не сказал про самого Арена и вернулся к прерванному повествованию:
— Я учился и ждал случая, который позволит мне выполнить свою клятву. Сначала мне казалось, что должно начаться очередное восстание против дорцев, но произошло иное. Игмалионское королевство решило присоединить к себе наши земли, и началась война. Местный народ, наслышанный о порядках в Игмалионе, большей частью стал добровольно переходить на сторону противника Дора. И люди не ошиблись — на отвоеванных у дорцев землях были установлены такие же законы, как и в самом Игмалионе. Однако дорцы не сдались так уж легко, у многих из дорских аристократов на этих землях имелись свои вассальные вотчины, с которых они тысячелетиями получали дополнительные доходы. Будучи разбиты в открытых боях с игмалионской армией, дорцы с верными им людьми уходили в леса и нападали на оставленные без защиты армии селения, грабя и убивая. Тогда народ взялся за луки и мечи, и началась кровавая охота за бывшими хозяевами и их приспешниками. Немало людей полегло в те годы, но дорских бандитов вырезали всех.
Мастер вытер рукой лоб и со словами: «Что-то я увлекся», вернулся к собственной истории.
— С моим обидчиком мы встретились снова лет через семь-восемь, уже во время войны. Дорец был все так же самоуверен и, увидев меня на голой вершине одного из холмов, помахал мне рукой и стал доставать стрелы из колчана. Я понял его без слов, как и прежде: он приглашал меня на поединок лучников. Если бы он взял меч, мне было бы сложно тягаться с ним, хотя я умел владеть и мечом, но он выбрал лук. Зря он это сделал… В глубине души я не хотел убивать его, несмотря на то, как он обошелся тогда со мной, потому что именно его появление на моем пути разбудило дремавшую во мне силу. Но он выбрал сам… За годы, прошедшие с нашей первой встречи, я научился многому, а он остался на том же уровне. Одновременно наложив стрелы на тетиву, мы встали боком друг к другу. Мой давнишний обидчик был хорошим лучником и отпустил стрелу почти не глядя. Я знал, что при такой технике стрельбы его стрелы прекрасно чувствовали цель, как будто имели глаза. Если бы я остался неподвижен, стрела нашла бы меня, но я схитрил, задержав выстрел. Я отклонился с пути его стрелы в самый последний момент, когда она уже не могла изменить путь, и отпустил свою. Дорец был абсолютно уверен, что поразит цель, и даже не сдвинулся с места, повернувшись лицом в мою сторону. Моя стрела вошла ему прямо между глаз чуть выше переносицы.
— Но как же?! — удивился Арен. — Разве стрела может пробить лобную кость?!
— Стрела в руках даже обычного опытного лучника с тяжелым луком может еще и не то, а мой противник и я к тому времени умели еще кое-что, — пояснил мастер. — Впрочем, это самое «кое-что» ты и сам скоро начнешь чувствовать, а я тебе помогу научиться этим пользоваться, — завершил он после короткой паузы.
Прошло еще два года. В долине, где поселились люди и карайны, жизнь шла своим чередом. Однажды вечером у костра разговор завертелся вокруг последних новостей, которые принес Райдену Сагрио, а именно о происхождении мужа новой молодой карайны, названной ими Лорхи. Карайну охотника все же удалось завоевать доверие у безымянного дикого карайна, сторонившегося людей, но защищавшего их долину от любых посягательств извне. Новый знакомый сообщил, что его матерью является карайна Майден. Райден хмыкнул и сказал, что Майден в свое время была весьма известной личностью. Она была карайной князя Дойна Эргисарена до самого его исчезновения.
Вечером, после тренировок и дел по хозяйству, Релио попросил разведчика рассказать о Майден и вообще о серебристых карайнах. Юноша страшно завидовал детишкам, уже запечатлевшим котят, а не так давно уже взрослая Лорхи, к всеобщему удивлению, запечатлела единственную девочку, некогда принесенную Хальдрой в числе прочих.
— Если в прайде серебристых карайнов нет доминирующего самца, то главной становится старшая самка, если она обладает необходимыми качествами, — начал Райден. — Не каждый муж королевы — король. Это как раз относилось к Майден — карайне князя, она была настоящая королева, а ее мужа никто никогда не видел. Майден встречалась с ним на стороне, в свободное время, и возвращалась к своему напарнику довольная и время от времени беременная.
Легче добиться уважения у десяти котов, чем у одной подобной кошки. Это ты знаешь и по Хальдре, а Майден была еще более независимой особой со сложным характером. Уважала карайна только самого князя, остальных людей просто терпела. Может быть, Эргисарен и был ее «королем». Когда князь ушел, Майден оставалась на этом месте два дня, потом походила кругами, забрала трех своих незапечатленных котят разного возраста и ушла неизвестно куда. Дети Майден вообще трудно шли на запечатление, но если уж выбирали… Майден вообще-то была стерва — могла сделать гадость и спокойно сидеть, наблюдая за реакцией окружающих. Но для этого она должна была очень сильно что-то или кого-то невзлюбить. К тому же она была умной стервой.
После захвата власти дорцами какая-то кошка довольно долго изощренно мстила захватчикам. Почти наверняка это была именно Майден. Убивала она не так уж много, но доводила мелкие гарнизоны до белого каления, став для них воплощением злого духа, а может, и самого Темного Прохвоста. Например, могла тайком, как мышь, пробраться и перегрызть тетивы у луков, поломать арбалеты, а потом, вытащив кого-то из зазевавшихся солдат на безопасное, при отсутствии лучников, расстояние, демонстративно выпускать ему кишки и делать тому подобные вещи на виду у всех, и, лишь когда появлялась опасность, неспешно удалялась. Говорят, что несколько раз она была ранена, но уж тогда виновники могли заблаговременно рыть себе могилы. Хотя некоторых людей из группы она оставляла в живых по совершенно непонятным причинам. История с дорским флагом вообще стоила головы кому-то из высокопоставленных офицеров, потому что это представление, иначе не скажешь, видело довольно много народа, в том числе и местные жители.
— Что за история с флагом? — с интересом переспросил Релио.
— A-а, ты же не знаешь. Вообще-то она некогда стала притчей во языцех. Уж не знаю, как Майден добралась до флагштока на башне одной из небольших крепостей, ставшей перевалочным пунктом для дорских войск и караванов с захваченным добром и рабами, но дорский флаг она оттуда сорвала. Затем, как всегда расположившись так, чтобы все было прекрасно видно, но никто не мог ей ничего сделать, она медленно и скрупулезно разорвала этот флаг на мелкие клочки, потом нагадила на них и зарыла в землю. Дорские военные, наверно, исходили бессильной злобой, а среди рабов, несмотря на их незавидную участь, стоял гомерический хохот.
Релио тоже громко рассмеялся, образно представив себе описанную картину.
— А куда же она делась потом? — спросил он, отсмеявшись.
— Не знаю. Наверно, ушла к диким соплеменникам. Это для нас они дикие, а понимают все не хуже. Просто не хотят общаться с людьми.
— Так… э-э-э… муж Лорхи — один из сыновей Майден, если я правильно понял?
— Получается, что так, если верить Сагрио. — Райден усмехнулся. — Во всяком случае, по повадкам похож. Взять хотя бы того охотника за наградами, которого он притащил, как придушенную мышь, и если бы не мы, то еще долго развлекался бы с его трупом.
Релио вспомнил эту историю, произошедшую ранней весной. Тогда супруг Лорхи, после длительного увещевания, скинул им со скал труп мужчины, который, судя по бумагам, обнаруженным при нем, действительно являлся одним из ловцов удачи и явно направлялся в горы по их души.
Заметив, что молодой человек задумался о том случае, старый разведчик добавил:
— Майден тоже не знала никакого милосердия к врагам…
— А как же те, которых она отпускала, ты же сам рассказывал?
— Значит, их она сразу отнесла к другой категории, вот и все. — Райден вздохнул.
За кругом света от костра появились два желтых фосфоресцирующих глаза и пристально уставились на мужчин.
«Не шумите! Моя девочка спит», — услышал молодой человек «голос» Лорхи.
— Все-все, извините, мы уже ложимся спать, — слегка улыбнувшись, произнес вслух разведчик, а потом, повернувшись к Релио, тихо добавил: — Вот и кем они нас считают в результате? Кто кого воспитывает?.. Девочкой-то она назвала свою напарницу — Ралию. Вряд ли когда-нибудь мы сумеем их понять до конца…
Он зевнул, и мужчины, завернувшись в одеяла, улеглись спать у догорающего костра.
Сухой ветер поднимал облака соленой пыли, от которой щипало во рту и в носу. Пересохшие болотистые низины шумели высохшими камышами. Не так он представлял себе эти места по рассказам местных жителей. Небо хмурилось тяжелыми тучами, но не давало ни капли дождя, только зарницы вспыхивали на горизонте. Нет ничего страшнее сухой восточной бури, разве что шквал на море.
Подкованные копыта ульхаса то царапали, то скользили по соляной корке, покрывшей бывшую болотину. Проклятые места — Эйгенские болота. Только узкие каналы, проходимые для лодок и плоскодонных барж, служили путями сообщения в этой обширной низменности с немногочисленными пресными озерами и бесконечными солеными мелководными заливами, переходящими в такие же соленые болота с провалами бездонных трясин.
Здесь добывали соль для всего Игмалиона, кое-где встречались залежи торфа, а ближе к предгорьям сохранились каменоломни горючего сланца, уже почти истощенные. Жили здесь недолго, и радости эта жизнь не приносила. На разработках соли в основном применялся труд каторжников, совершивших тяжелые, но недостаточные для смертного приговора проступки.
Тусклое солнце иногда выныривало между туч и резало воспаленные от соленой пыли глаза. Шла вторая декада с тех пор, как Ирион покинул побережье и отправился вглубь материка. Только отъехав от моря миль на сто, он наконец избавился от нервозности из-за постоянного ощущения пронизывающего взгляда со стороны, и это уже утешало. Юноша не был трусом, но в этом взгляде было столько ожидания каких-то неизвестных и непонятных ему действий, к которым он был еще не готов, что Ирион откровенно сбежал, чтобы обдумать все происшедшее в последнее время в спокойной обстановке и разобраться в самом себе.
Спокойной обстановка становиться явно не желала; правда, и реальных опасностей юноше пока не встречалось.
— Да-нери! Подайте нищему! — из-за полуоблетевшего куста на каменистую тропинку вывалился однорукий бродяга в невероятном тряпье.
У мужчины средних лет не было правой руки чуть выше запястья, и он тянул к Ириону заскорузлую левую со скрюченными пальцами. Юношу передернуло, до сих пор он не встречал подобного отребья и не знал, что такие люди существуют в этих местах. На архипелаге и побережье многие семьи жили бедно, но не опускались до попрошайничества. Наверно, беглый каторжник. Ирион достал из кошеля серебряный далер и протянул бродяге. Денег у молодого человека было немного, но все же не настолько, чтобы не поделиться с бедствующим.
Глаза бродяги удивленно расширились — вряд ли он ожидал получить больше пары мелких медяшек.
— Если благородному да-нери будет угодно, я могу проводить его туда, куда он держит путь, и прислуживать, как смогу. — Мужчина чуть ли не распластался в поклоне у копыт ульхаса.
Ириона внутренне передернуло. Он был бы рад избавиться от общества бродяги как можно быстрее и уже клял себя за излишнюю щедрость, привлекшую такое внимание к его персоне. Но внешне юноша постарался не подать вида и сказал:
— Я направляюсь в Сарандер. Если желаете, то можете сопровождать меня, хотя я сам справляюсь со своими делами.
Сарандер был единственным городом на болотах, своеобразной столицей этого захолустья, где, по слухам, проживало только начальство соле- и торфоразработок и охрана. Там же останавливались купцы, приехавшие за товаром. Почему Ирион целью своего путешествия избрал именно этот городок, он затруднился бы ответить, поскольку мог отправиться и в сторону центральных областей Игмалиона, где жизнь была более размеренной. Может быть, он хотел держаться поближе к воде, хотя и старался отдалиться от моря? Непонятно…
Покинув архипелаг, юноша добрался до побережья материка. Пришлось наняться в основном за пропитание в дружину одного из мелких владетелей. Осенью и весной нередко случались пиратские набеги, и многие владетели на это время нанимали дополнительных воинов. Но юноше не сиделось на месте, поэтому, дождавшись лета, он отпросился и нанялся в охрану торгового корабля, где были свободные места. Однако и странствия по морю не принесли удовлетворения, как и в первый раз. По окончании контракта Ирион сошел на берег в первом же понравившемся ему месте. Расспросив местных о том, что находится дальше от побережья, и купив ульхаса, он медленно потрусил вглубь материка.
— Тогда я последую за вами, если не возражаете. — Оборванец еще раз поклонился.
«Возможно, он и не каторжник», — подумал Ирион. То, что у бродяги может оказаться корыстный интерес к его кошельку, юноше даже не пришло в голову.
В другой раз такая беспечность могла бы стоить молодому человеку минимум всех его сбережений, но сейчас ему повезло. Бродяга, назвавшийся Расом, вел себя тихо, помогал собирать хворост для костра и без претензий ел вяленую рыбу, которой в основном питался и сам Ирион.
Заполненные грязью низины и пересохшие болотины тянулись по обеим сторонам тропы еще дней шесть. Потом дорога пошла сначала вверх, через возвышенность с чахлой выгоревшей травой, непригодной даже для овец, а еще через два дня начался спуск обратно в болотный край. Тут среди зелени и грязи болот изредка виднелись пятна чистой воды, а на третий день показался небольшой городок посреди крупного озера, к которому с разных сторон вело несколько каменных дамб с проложенными по ним дорогами.
— Сарандер, — хрипло пробурчал спутник Ириона, ткнув грязным пальцем в направлении немногочисленных каменных построек посреди водной глади.
Даже издалека городок показался очень странным. Некоторые дома имели обычную прямоугольную форму, но многие были круглыми или в форме многогранников с низкими конусовидными сводами из буровато-желтого камня. Улицы были вымощены такой же брусчаткой, все вместе это производило своеобразное впечатление поселения каких-то насекомых.
Ирион вздохнул: это место привлекало и отталкивало одновременно. О том, чем он собирается заниматься в Сарандере, молодой человек немного думал по дороге, но так и не пришел к определенному выводу, решив, что разберется на месте. Он уже знал, что для жизни в городе придется зарабатывать деньги, чтобы оплачивать еду и кров. Это смущало Ириона, привыкшего жить более свободным и естественным образом, но он надеялся приспособиться.
Молодой человек стал спускаться к ближайшей дамбе, бродяга следовал за ним. За всю дорогу Рас так и не объяснил, почему он оказался в столь бедственном положении. Хотя некоторые другие бедолаги, которых встречал Ирион, как раз наоборот с удовольствием описывали свои злоключения, доведшие их до нынешнего плачевного состояния.
Копыта ульхаса зацокали по брусчатке, и вскоре молодой человек уже въезжал в городок. Из наставлений рыбака и других людей он знал, что для жилья надо найти трактир и снять там комнату, просто так люди в городах постояльцев пускали нечасто и тоже за деньги.
Трактир в Сарандере обнаружился всего один, что говорило о минимальном количестве приезжих, правда, был еще некий постоялый двор недалеко от пристани, но местный житель, которого Ирион спросил о месте для ночлега, не советовал останавливаться в «этом прогнившем клоповнике». Трактир располагался почти в самом центре городка и звался «Именным призом». Что это означало, юноша не понял, но свободные номера там нашлись. Комната на месяц стоила целый золотой, но молодой человек для начала снял жилье на три дня, чтобы осмотреться и сообразить, зачем же, собственно, он явился в этот город.
Рас как-то по умолчанию продолжал изображать то ли слугу, то ли помощника Ириона и остался в трактире, когда юноша отправился погулять по городу. Кое-где через город проходили каналы, а на главной площади даже находился фонтан, который, правда, едва выбрасывал невысокие струйки разной высоты. Вода в фонтане оказалась пресной, но весь он был покрыт сероватой коркой. Видимо, даже в пресной воде тут все же содержалась немалая примесь солей.
— Молодой эллари! — услышал Ирион оклик из-за спины и повернулся.
Перед ним стоял крепкий мужчина в плотной синей куртке и таких же брюках, в темных волосах его было немало седины, а серые глаза пристально смотрели на молодого человека. Ирион заметил на его поясе кинжал в добротных, но потертых ножнах.
— Вы прибыли в город только сегодня? — уточнил мужчина.
— Да. А что?
— Если вы приехали по делу, то не смею вас задерживать, только поставьте отметку в вашей подорожной. Канцелярия города находится там. — Мужчина махнул рукой себе за спину. — Если же вы прибыли без определенных намерений, то вам стоило бы зайти к префекту и обсудить с ним вопрос и статус вашего присутствия в Сарандере.
Молодой человек смотрел на собеседника и не понимал ровным счетом ничего, а в первую очередь, что именно хотят от него узнать. Увидев совершенно непонимающие глаза юноши, мужчина усмехнулся:
— Вы, должно быть, с побережья, и здешние порядки вам непонятны, тогда поясню: Сарандер имеет особый статус из-за того, что в окрестностях расположены поселения каторжников и солеразработки, на которых те отрабатывают свои проступки. Местных жителей здесь почти нет, поэтому город подчиняется ведомству колонии. И все вновь прибывающие должны быть поставлены на учет в этом самом ведомстве.
— Я с островов, — промямлил окончательно сбитый с толку Ирион. — Не знал, что для поездки нужна определенная цель. Я просто захотел приехать в этот город.
Молодой человек окончательно стушевался, а мужчина громко рассмеялся. Это обидело Ириона, но он стерпел, потому что по незнанию сам нарушил какие-то местные обычаи.
— Так ты с Райнского архипелага? — улыбнулся мужчина. — Далеко же тебя занесло. Наверно, и городов-то вообще не видел…
— Видел, — хмуро произнес юноша. — Я два сезона отработал в охране торгового корабля.
Глаза молодого человека начали поблескивать, и комендант города счел за лучшее сдать назад и вернуться к более ровному тону. Нет смысла без нужды провоцировать молодого северянина. С островитянами ему сталкиваться не приходилось, но, судя по жителям побережья, молодежь там гордая, горячая и оружием владеет выше среднего, хотя, к их чести, слово старшего для них — закон. Дисциплине обучены с малолетства.
— Тогда, может, и здесь захочешь пойти в охрану, если у тебя желание остаться в этих местах на какое-то время? Или ты здесь проездом?
Ирион немного расслабился, поняв, что незнакомец не желает обидеть его.
— Не знаю, надолго ли я здесь… — начал юноша. — Но в охране каторги я работать не хочу…
Эреми ло’Вари хмыкнул про себя, такого отношения можно было ожидать.
— Нет, не в охране каторжников. — Эреми позволил себе легкую улыбку. — В охране особого рудника. И охранять придется от тех, кто может решить поживиться плодами чужого труда и государственным имуществом.
Ирион удивленно посмотрел на мужчину, о каких-то особых приисках в этих краях даже слухов не было. Или были, но не всем об этом рассказывали… Может, там добывают золото?.. Впрочем, какая ему разница. Терять свободу, заключив контракт, юноше не хотелось, но и бесцельно бродить по округе смысла не было. Если что-то его притянуло сюда, оно само даст о себе знать, чем бы Ирион ни занимался.
— Можно, я подумаю… до завтра? — спросил он.
— Конечно, можно, — усмехнулся комендант. — Если надумаешь, приходи в комендатуру, — он показал на самое высокое здание, выходящее на площадь, — и спроси коменданта Эреми ло’Вари, то есть меня.
Молодой человек снова смутился. Выходит, он разговаривал с одним из главных, если не самым главным человеком города и вел себя не очень почтительно. Однако тот не представился, поэтому поведение Ириона простительно. Поклонившись коменданту, юноша вернулся обратно в трактир.
На следующее утро Ирион проснулся затемно — мешала то ли духота, то ли проникшие в комнату мелкие мошки, кусавшие всю ночь, то ли он просто разнервничался непонятно с чего, но юноша скорее дремал, чем спал, и встал с рассветом. Идти в комендатуру было явно рано, да и не решил еще Ирион, чем займется. Молодой человек двинулся по улицам едва начавшего просыпаться городка куда глаза глядят и вышел к одной из дамб, соединявших Сарандер с окрестностями. Ветра практически не было, над мочагами висела легкая сизоватая дымка, и слегка пахло гарью, наверно, где-то горела высохшая трава. Болотистые низины с редкими островками деревьев расстилались от городка во все стороны, насколько хватало глаз. Где-то в отдалении слышался мерный плеск весел, только этот звук нарушал бескрайнюю тишину болот. Вскоре среди сизоватых прядей тумана на горизонте показался алый краешек восходящего солнца. Молодой человек вздохнул — начинался новый день, и нужно было принимать какое-то решение о своем будущем.
Почти до полудня Ирион бродил по окрестностям, обошел по периметру весь городок, потолкался у пристаней, где носильщики грузили мешки с солью на лодки и баржи, даже побывал на местном крохотном рынке на набережной, окружавшей весь город снаружи. Там полуголые смуглые невысокие люди прямо с привязанных к кольям лодок продавали какие-то травы, странную болотную живность и даже сушеных насекомых, которых предполагалось употреблять в пищу взамен нормального мяса. Свежая рыба, которую привез на узкой долбленке долговязый парень, разошлась в момент. Похоже, ситуация с продуктами в этом городе была хуже, чем на побережье. Правда, со слов горожанок, покупавших рыбу, выяснилось, что ожидается большой торговый караван с зерном и вяленым мясом, но вот когда…
Купив на медяк большой пучок сладкой зелени, Ирион, медленно пережевывая травинку за травинкой, уселся на один из камней парапета набережной и принялся размышлять. Вчера вечером у него впервые состоялся серьезный разговор с Расом. Помывшись и купив новую одежду на деньги Ириона, который относился к ним наплевательски, бродяга наконец-то привел себя в сносный вид и стал выглядеть обычным мужчиной средних лет. Войдя в номер, юноша даже не сразу узнал своего попутчика.
На ужин подали похлебку из вяленой рыбы с какими-то сушеными овощами и большим количеством неизвестной травы. Ирион даже поморщился от такой еды. Поев, он сообщил Расу:
— Мне предложили пойти в охрану. Я бы, может, и не прочь. Только вот что тогда делать с тобой?
— Небось каторжников охранять?! — сипло произнес Рас. — Там завсегда места есть… — и сплюнул.
— Да вроде нет. — Юноша замялся. — Комендант сказал, что на том руднике каторжников нет.
— Интересно, что за рудник такой? — оживился было мужчина, но потом опять досадливо сплюнул. — А ну их всех!
Ирион внимательно посмотрел на собеседника, поняв, что тот о чем-то умалчивает. Этот взгляд не укрылся от внимания Раса.
— Ну что зыркаешь? У меня младшой брательник на соляных разработках лямку тянет. Вот и весь сказ.
— Да мне-то что за дело? Вот только куда ты подашься, если я наймусь на рудник? Опять под куст?
Мужчина удивленно посмотрел на юношу, не понимая, почему того заботит дальнейшая судьба случайно встреченного бродяги. Хотел что-то сказать, но не смог.
— В краю, где я вырос, считали, что кара найдет виновных рано или поздно, но нельзя карать дважды за один проступок, — произнес Ирион.
Рас хрипло вскрикнул, грязно выругался и, потрясая в воздухе культей правой руки, заговорил, чуть не срываясь на крик:
— Ты хоть понял, что сейчас сказал?!! Да куда там!!! А может, ты колдун?!! Так ведь нет! Я колдунов и всяких там таких чую, есть у меня это. Ты — другой! Но вот какой?! — Немного успокоившись, он продолжил: — Служили мы с братом у одного вельможи под Наритом, молоды были, глупы. Хотели сделать богатые подарки своим девкам, и попутал нас Беранис, или кто там еще есть. Залезли в хозяйскую кладовую, где праздничная посуда хранилась, и позаимствовали пару позолоченных фужеров. Решили заложить у ростовщика, а потом в рассрочку выкупить с жалованья. Жалованье у нас было приличное — на хорошем счету мы были у хозяйской четы, с малолетства при доме служили. Думали, что месяца три никто не хватится, а затем мы вернем пропажу. Но через декаду к хозяину нагрянули гости из столицы… Брата повязали в доме — ростовщик сообщил хозяину, ведь тот был владетелем всей округи. Я пустился в бега. Думал, ушел, повезло. Пристроился работником к мельнику, работал как вол за троих. Однажды встали жернова, полез смотреть, может, попало что между шестерен, а они возьми и пойди… Боль была дикая, думал, умру. Спасла знахарка. Зачем спасла?.. Как жил после — вспоминать тошно. Лет шесть назад добрые люди позволили свидеться с братом, так он сказал со слов хозяина, что если бы мы признались сами и случай не получил огласки, то нас бы только выпороли и оставили без жалованья на полгода, а так… Брату пятнадцать лет каторги, а я… Ему уже год с небольшим остался, вот я и вернулся в эти края.
Ирион вздохнул:
— Пойду наниматься — похлопочу у коменданта, глядишь, и найдет тебе работу по силам. А там и брат твой освободится. Вдвоем проживете.
Рас покачал головой:
— Ну похлопочи… А тебе-то что неймется? Зачем тебе сдались эти болота?
— Сам не знаю. Потянуло меня сюда и не отпускает. Может, позже пойму.
— Пропадешь, парень! Недобрые слухи ходят про эти болота, и не в мошке, не в каторге тут дело. Иных людей сюда и золотом не заманишь, а ты сам пришел. Такие редко возвращаются обратно…
— Ничего. Как-нибудь… — пробормотал Ирион.
На этом разговор вчера прервался, хотя позже Рас отпускал еще некоторые расплывчатые замечания про «влюбленных в болота» и их незавидную судьбу. Эти странные намеки мало обеспокоили молодого человека, но, осмотрев все окрестности, он никак не мог понять, что же его притягивает в этих местах. Однако уезжать из этого забытого богами места юноше пока не хотелось, несмотря на всю убогость здешней жизни. Дожевав травинки, Ирион принял решение и бодрым шагом направился в комендатуру. Другого варианта обосноваться здесь он не нашел, а дальше будет видно…
Комендант принял юношу приветливо и подтвердил вчерашнее предложение, предупредив только, что работать Ириону придется в нескольких часах пути от Сарандера и жить там же в течение недели, после чего полагается отдых в течение двух с половиной суток, на которые молодой человек может приезжать в город и проживать там в казармах отряда, но без всякого регламента на эти дни. Юноша согласился подписать контракт. Небольшая заминка вышла только с фамилией Ириона, у людей Народа такого понятия не было вообще.
— У меня нет фамилии, — сказал он коменданту.
— Может быть, тогда записать вместо нее имя вашего отца? — спросил тот. — Иногда пишут, к примеру, не Лонар сын Крейта, а Лонар Крейти.
— К сожалению, я не знаю имен своих родителей, моя приемная мать ничего не рассказывала о них, только сказала, что я нечто большее…
— Как же вас тогда записать? — уточнил Эреми, подумав, что молодой человек, очевидно, бастард какого-то вельможи, на что было похоже по его стати с самого начала.
Задумавшись, Ирион вспомнил любимое озеро Онг, на берегу которого он вырос.
— Напишите что-нибудь от слова Онг, — предложил юноша.
— Хорошо, — улыбнулся комендант. — Пусть будет Ирион Онги. Вас это устроит? Хотя фамилия получается странная, но и ваше имя тоже.
— Для меня это неважно.
— Ну и хорошо…
Комендант дописал бумагу и протянул ее на подпись молодому человеку. Писать и читать Ирион до сих пор не умел, но писарь владетеля, в дружине которого он служил некоторое время, научил юношу рисовать красивую закорючку в форме буквы «И», чем тот и воспользовался.
— По месту службы вам следует отбыть этим вечером вместе с двумя охранниками, возвращающимися с отдыха.
Ирион кивнул, лично его в городе ничего не задерживало, но оставалась проблема с Расом, за которого он пообещал похлопотать. Молодой человек попросил коменданта устроить на работу человека с покалеченной правой рукой, который дожидается освобождения с каторги своего младшего брата, попавшего туда за мелкое воровство. Об этом факте Ирион не счел возможным умолчать, но о проступке самого Раса говорить не стал, ибо тот, по мнению юноши, был уже наказан достаточно и раскаялся в своем проступке. Эреми ло’Вари велел позвать соискателя работы к нему.
Уже позже молодой человек узнал, что Раса наняли учетчиком на торфоразработки, потому что тот, как ни странно, мало-мальски понимал грамоту и немного умел писать левой рукой, к тому же он был согласен работать даже за содержание.
Серые тени собирались по углам, превращаясь в серую дымку, как только погасишь лампу, а когда зажигаешь ее снова, они прятались обратно в углы, притворяясь просто тенями, но не уходили. Если удавалось заснуть, чьи-то бестелесные руки тянулись к нему и твердили: «Ты наш! Ты будешь с нами!» «Нет! Нет!» — вскрикивал маленький Халег и просыпался. Ему хотелось позвать мать, но ее он совсем не помнил. Отец сказал, что она умерла, когда Халег был совсем маленьким. А потом он долго болел, поэтому воспоминания стерлись из его памяти. Иногда мальчик почти беззвучно плакал в своей комнате, чтобы не привлечь внимания старших, ведь он должен быть сильным.
Сорейн забеспокоился после того, как нянька проговорилась, что его приемный сын, нет, просто сын, кричит по ночам и не хочет гасить лампу, когда ложится спать. Да и днем Халег нередко бывал растерянным и задумчивым. Сколько сил и заботы стоило графу отходить найденного в лодке малыша, знали только самые близкие люди и матушка Веранна. На первый взгляд мальчик казался здоровым, но день ото дня что-то вытягивало из него жизнь. Ведающая так и сказала:
— Что-то не хочет его отпускать.
На вопрос Сорейна: «Так что же?» — она отвела взгляд и нехотя проворчала:
— Лучше вам не знать этого, милорд.
Граф настаивать не стал, но обретенного сына не собирался отдавать никому. Несколько раз малыш, назвавшийся Халегом, был на грани смерти, но через пару месяцев все же пошел на поправку и с тех пор рос вполне здоровым мальчиком.
Халег рано пристрастился к военным играм и мог вести сражения со сверстниками с утра до ночи. Заметив это, старый десятник Бирен стал понемногу учить мальчишку настоящим военным премудростям вместе с его старшим братом.
Неприятности начались после того, как мальчишка побывал то ли у знахарки, то ли ведуньи из-за холмов, несколько месяцев назад поселившейся в их долине. На следующий день пожилую женщину нашли мертвой в своем жилище. Досужие языки болтали разное, а Халег не отвечал на вопросы, говорил только, что не виноват в смерти знахарки. Сорейн и не думал про сына ничего подобного, но чувствовал, что связь между смертью ведающей и теперешним состоянием мальчика есть.
Вечером граф пригласил в гости матушку Веранну. Халег в своей комнате старательно прислушивался, о чем они будут говорить, но до него долетали только отдельные фразы. Один раз ведающая произнесла:
— Возможно, он принял ее Последнее Слово.
Что ответил отец, мальчик уже не расслышал.
Матушка Веранна была права. Старая знахарка, на самом деле оказавшаяся ведающей, почему-то не выбрала себе ученицы и жила совершенно одна. Когда мальчик заглянул к ней из простого любопытства, она уже лежала в постели и тяжело дышала. Халег принес ей воды и спросил, не может ли еще чем-нибудь помочь. Но ведающая сказала, что ее время истекло, только она поняла это слишком поздно, и попросила мальчика подойти. Когда Халег подошел, женщина взяла его за руку и сказала:
— Жалко, что ты не девочка и дара ведающей у тебя нет, но в тебе есть что-то другое, но что, я сейчас не могу разглядеть. Возможно, Последнее Слово, которое я тебе передам, поможет тебе выжить и даст возможность помогать близким тебе людям.
После этого она произнесла несколько непонятных слов и откинулась на подушку.
— А теперь иди! — сказала ведающая, и мальчик, поблагодарив ее, вышел.
На следующий день Халег узнал, что знахарка умерла, но только через несколько дней ему начало чудиться странное.
Веранна между тем рассказала графу, что если ведающая, умирая, действительно передала его сыну Последнее Слово, то оно могло открыть видение у ребенка, а проще говоря, разрушить барьер между реальным миром и тем, что скрывается за его границами. А там скрывается очень много всего — от бесплотных существ до сил мира и путей предназначения любого человека. Именно то, с чем имеют дело настоящие ведающие и отчасти маги. Если у Халега есть хотя бы намек на дар, то именно это и должно было произойти.
Сорейн вздохнул:
— И что же нам теперь делать, матушка?
— Попытайтесь откровенно поговорить с ним. Мальчик не должен оставаться наедине с тем, что он видит. Если он сломается, то может стать вместилищем для чего-то иного, что будет только иметь оболочку вашего сына.
Сорейна передернуло, но он не привык сдаваться.
— Может быть, лучше направить его к вам? — спросил он.
— Вам он доверяет больше как отцу. В конце концов, вы всегда можете посоветоваться со мной.
Ведающая немного помолчала, а потом добавила:
— Даже я до конца не знаю, с чем он был связан и от чего ему удалось оторваться, когда он появился здесь.
Граф с удивлением смотрел на Веранну:
— Но я думал, что вы…
— Я сделала много, — улыбнулась ведающая. — Но если бы он не приложил свое желание, то все мои усилия могли остаться бесполезными.
Сорейн только покачал головой.
— Запомните, он очень сильный мальчик и сам может справиться очень со многим, но ему, как и всем, нужно чувствовать, что его понимают и принимают таким, какой он есть, с чем бы он ни был связан.
— Спасибо, матушка, — поклонился ведающей граф. — Вы вселили в меня надежду. А Халег мне дорог такой, какой есть, он — мой сын. Я завтра же поговорю с ним.
Из всей беседы Халег услышал только несколько последних фраз: «очень сильный мальчик», «сам может справиться», «мне дорог такой, какой есть». Начав засыпать, он снова увидел тени, но, ободренный мнением ведающей и словами отца, твердо сказал им: «Уходите! Я пока не желаю вас видеть!» — и уткнулся носом в подушку. В эту ночь он впервые спал без всяких кошмаров.
На следующий день отец поговорил с ним, как и собирался. Халег рассказал ему все без утайки, даже про то, что подслушал часть разговора, и сразу порадовал Сорейна тем, что тени он уже прогнал и они ушли.
Обрадованный отец даже не выругал сына за подслушивание, испугавшись только, что тот мог услышать слишком много, но, узнав, что именно слышал Халег, успокоился. В тот же день Сорейн рассказал все Веранне. Ведающая грустно покачала головой и сказала, что ей нечего добавить к вчерашнему, но она очень рада, что ситуация разрешилась.
Повзрослев, Халег практически забыл историю с тенями, запомнив только свой разговор с пришлой ведающей и то, что всегда может положиться на отца. Но в его памяти, как и в памяти мира, отложилось все.
