Глава 6
День Создателя

В тот день ученики были очень удивлены, когда после утренней разминки и пробежки направились в классы и увидели, что наставники – брат Акимир, брат Дайвен, брат Квактол и с ними сэр Альдон – выстроились на пороге учебного корпуса, словно стояли в строю. Чуть в стороне, как зрители на бесплатном представлении, столпились еще несколько рыцарей и послушников или, как их называли в официальных документах, «младших братьев» – один из конюхов, повар, брат кастелян, пономарь.

– Что, – Яунист, шедший впереди, остановился, – уроков сегодня не будет?

– Нет, – не обманул его ожиданий брат Акимир. – Сегодня все в Школе заняты другими делами. Мы наводим порядок перед праздником.

– Праздник? – загомонили юноши. – Какой праздник? Когда? Сегодня?

– Завтра, – небрежно бросил старший наставник. – Завтра День Создателя. Завтра уроков не будет! Отменяются! Будет торжественный молебен, потом пир, прием гостей, и до самого отбоя – свободное время. А сейчас вас всех разберут – кто где будет помогать наводить порядок и готовиться к завтрашнему празднику… Итак, четверо – на конюшню. Четверо – на кухню. Четверо – в собор, четверо – подметать плац и еще четверо – прибираться в учебном корпусе лично под моим присмотром. Ученики из остальных групп уже получили задание.

Говоря это, рыцарь просто указывал пальцем в первых попавшихся учеников, выбирая тех, на кого в данный момент упал его взгляд, так что жеребьевка прошла очень быстро. Готик оказался в числе тех, кому выпало убирать плац. Яунист вместе с Ширдом, своим вечным подпевалой, должен был отправиться на конюшню, Авидару досталось теплое местечко на кухне, Садуго, просиявший при мысли о том, что не попал в группу вместе с Яунистом, едва ли не вприпрыжку устремился убираться в учебном корпусе, но тут негромкий голос привлек общее внимание:

– Брат, мне тоже нужен помощник!

Невысокий худощавый пожилой рыцарь с коротко остриженными, почти полностью седыми волосами и тонкими чертами лица сделал шаг вперед. До этого он скромно стоял в сторонке, не привлекая к себе внимания. Тем не менее многие ученики его вспомнили: на вечерних молебнах, когда собирался весь Орден, он неизменно оказывался в первых рядах, возле гроссмейстера, приоров и прочих старших братьев. Вот только имени его не знал никто из юношей.

– В чем дело, брат? – осведомился брат Акимир.

– Сэр Лаймож давно приказывал разобраться в кабинете, – ответил тот. – Думаю, предпраздничный день – отличный повод выполнить распоряжение великого магистра. Так что, с вашего позволения, я выберу себе одного ученика… Хотя бы его!

Старый рыцарь кивнул в сторону Авидара. Тот сделал было шаг, но оглянулся на наставников.

– Идите, – пожал плечами брат Акимир.

Все направились в разные стороны.

– Мое имя – брат Альба, – представился старый рыцарь по дороге. – Я многие годы служил секретарем у магистра Отинура, предыдущего гроссмейстера Ордена Драконоборцев.

– Меня зовут Аве… Авидар из рода…

– Знаю. – Властным жестом брат Альба заставил юношу примолкнуть. – Я прекрасно знаю всех, кого магистр Отинур собирался принять в качестве учеников.

Он сказал это мирным тоном, но горец все равно вздрогнул.

Жилой корпус Школы находился напротив учебного, отделенный тренировочным плацем для рыцарей, – ученики разминались отдельно. С двух сторон к нему примыкали два крыла казарм, там жили ученики и рядовые рыцари. Сам корпус, трехэтажное массивное здание, украшенное надстройками и башенками, которые, судя по всему, играли далеко не декоративную роль, имел три двери. Две открывались со стороны плаца, еще одна – с противоположной стороны. Туда и направился брат Альба, кивнув двум стоявшим на часах рыцарям.

Авидар скромно держался позади, озираясь по сторонам. Небольшой холл, вдаль уходит узкий полутемный коридор, справа и слева две крутые такие же узкие лестницы. Секретарь уверенно свернул направо, поднимаясь по каменным, вытертым временем ступеням. Шаги гулко отражались от стен.

В конце лестницы на третьем этаже была анфилада просторных комнат, из каждой вели, по меньшей мере, две двери. Большая часть помещений была убрана скромно, но явно когда-то обстановка тут была более роскошной, просто сейчас куда-то вынесли часть мебели, сняли со стен шпалеры и драпировки, оставив только необходимое.

– Здесь совмещаются жилые покои гроссмейстера Ордена и его рабочий кабинет. – Брат Альба указал на задрапированные тяжелыми темными портьерами двери. – Магистр Отинур вел скромную жизнь, разве что в последние годы стал отдавать предпочтение уюту… но его можно было понять. Новый гроссмейстер – воин до мозга костей, он еще не скоро поймет важность мягких ковров и теплых кресел. Прошу!

Они оказались на пороге просторной, погруженной в полумрак залы, где единственными предметами мебели были семь кресел, стоявших полукругом. Окон не было, тьму разгонял огонь, теплившийся в нескольких закрепленных на стенах светильниках. В центре мозаикой был выложен ярко-желтый круг.

– В этом зале гроссмейстер обычно проводит заседания, – объяснил секретарь, идя вдоль стен и проверяя масло в светильниках. – Когда наведем порядок в кабинете, надо будет заменить масло, помыть полы, протереть подлокотники от пыли.

– А этот круг для чего? – Горец встал на него, озираясь по сторонам. Если бы в креслах сейчас сидели люди, то все они смотрели бы точно на него.

– Сюда обычно приглашают посторонних. Если это просто беседа, то ставят восьмое кресло, а если судилище… посмотрите вниз.

Авидар послушно опустил глаза: в пол как раз в желтом круге были вделаны два полукольца – для цепей, которые обычно надевают на заключенного.

– Сойдите с круга, юноша, – услышал он голос брата-секретаря. – Здесь давно не проводились судилища. Не стоит возобновлять их.

– Здесь судят провинившихся братьев?

– Здесь выносят, как правило, смертные приговоры. Идемте отсюда!

Брат Альба широко распахнул соседние двери, ведущие в рабочий кабинет. Авидар остановился на пороге.

Кабинет был заставлен мебелью и завален вперемешку бумагами, личными вещами, деталями доспехов и прочим, чему место, скорее, в сундуках и ящиках секретеров, но никак не на столах, креслах, окнах, полу и друг на друге. Стараясь не наступить на разбросанные тут и там вещи и время от времени наклоняясь, чтобы подобрать что-либо с пола, брат Альба прошел до окна, распахивая его. Холодный зимний воздух ворвался в помещение, от его порыва взметнулись бумаги на столе.

– В общем, так, юный Авидар. – Секретарь прошел до стенного шкафа, распахивая дверцы. – Вы займитесь вещами. Просто складывайте их на полки этого шкафа так, чтобы потом было легче разбирать, решая, что выбросить, а что оставить. Я соберу бумаги, после чего мы приберем тут, вы помоете окно и… Впрочем, там посмотрим. Приступайте!

Пожав плечами – работа оказалась не такой уж трудной, – юноша поднял валявшуюся кожаную флягу, повертел в руках.

– А, простите, не все равно, на какую полку что класть?

– Все равно. Часть этих вещей будет выброшена. Так они, по крайней мере, будут ждать своего часа в одном месте, а не раскиданными где попало. Мне не так легко поддерживать тут порядок, но сэр Лаймож оказался настолько любезен, что оставил меня на этой должности до тех пор, пока я сам не решу уйти на покой.

– Здесь только его вещи или магистра Отинура тоже? – Авидар набрал полную охапку кожаных деталей от поясных сумок и ремней до перчаток и деталей конской упряжи и вывалил их кучей на одну из полок. Потом подумал, сгреб и переложил чуть повыше, освобождая нижнюю полку под металлические предметы – он успел заметить забытый шлем, топор без топорища, мощный, чуть ли не с его запястье в обхвате, наконечник копья, обрывок кольчужного полотна и котелок.

– И то и другое. Некоторые предметы магистр Отинур хранил, как память. Вот, например, эта латная перчатка – все, что осталось от его побратима, сэра Фалька. Он попал под обвал. Отыскали только перчатку с кистью руки, оторванной и изуродованной. Конечность извлекли и похоронили в монастырской усыпальнице, а перчатку сэр Отинур хранил у себя.

– Тут есть усыпальница?

– Да, под собором. В ней находят свой последний приют те рыцари, у кого не было родных и близких. Когда-нибудь и меня там похоронят, – печально добавил он.

– У вас никого нет из родных? – вежливо поинтересовался Авидар.

– Тех, кого можно назвать близкими родственниками, у меня действительно нет, – ответил секретарь. – Я всех пережил. А дальняя родня… Мои бренные останки никому не будут нужны после смерти. Вот за телом сэра Отинура явились сразу двое – его младший брат и супруг его внебрачной дочери.

– Почему?

– Лестно иметь в семейной усыпальнице останки самого гроссмейстера Ордена Драконоборцев! – усмехнулся брат Альба. – Но оба уехали ни с чем… Оставьте это барахло, юноша, и идите помогать мне разбирать бумаги! У вас более острое зрение, чем у меня. У сэра Отинура был мелкий почерк, мне трудно его разбирать, и сейчас я не могу понять, где тут личные записи, которые можно уничтожить, а где документы, которые стоит сохранить на будущее.

Запихнув в шкаф вещи, которые держал в руках, Авидар послушно подошел ближе, садясь прямо на пол, среди разбросанных листов пергамента.

– Как так – уехали ни с чем? – полюбопытствовал он, подтягивая к себе несколько листов.

– А вот так! – Секретарь сидел над ним на стульчике, складывая важные документы себе на колени и небрежно разрывая и бросая в камин то, что не считал нужным сохранить. – По Уставу, останки всех гроссмейстеров хоронят всегда под собором. Кроме них такой чести удостаиваются те, у кого нет близкой родни, или те, кто совершил подвиг, достойный того, чтобы занять место в усыпальнице. Вы, юноша, не заметили, что время от времени вечерний молебен предваряет перечисление имен? Это поминают тех, кто похоронен под собором. Сэр Отинур знал, что рано или поздно его имя войдет в эти поминальные списки, но не думал, что это случится так скоро. Вы ведь слышали, что он скончался скоропостижно?

Юноша кивнул, не поднимая глаз от бумаг. Большинство документов составляли счета – сколько получено зерна и сена для прокорма рыцарских коней, сколько потрачено на закупку кожи для седел и железа для изготовления подков, какую сумму предлагается выделить на закупку партии молодых жеребцов и меринов на смену постаревшим лошадям, да во сколько обошелся ремонт крыши.

– Так вот, смерть сэра Отинура действительно можно было назвать скоропостижной, но скончался он после долгой тяжелой болезни. Сильные боли пожирали его изнутри. Он мучился несколько месяцев. Не помогали ни диеты, ни отвары целебных трав, ни наложение рук. Только опиат, который изготавливал ему брат-алхимик, мог ненадолго усмирить боль. Сэр Отинур принимал этот препарат все последние месяцы жизни. Сначала лишь на ночь, чтобы спокойно уснуть и не просыпаться от боли каждые полчаса. Днем ему еще удавалось как-то отвлечься, да и сильная у него была воля. Потом, – брат Альба вздохнул, – опиат перестал помогать. Сэр Отинур стал принимать по две дозы – одну перед сном, другую утром. Потом порции пришлось увеличить… Вы знаете, что такое опиат?

– Лекарство? – осторожно предположил Авидар.

– Да, лекарство, изготовляемое на основе опиума. В больших дозах это медленнодействующий яд. Великий магистр знал, что умирает, но надеялся дожить…

– А почему вы рассказываете все это мне? – поинтересовался горец.

– Сэр Отинур сам – слышите, юноша, сам! – составлял списки тех, кто пополнит ряды Ордена Драконоборцев в этом году. И очень надеялся дожить и своими глазами увидеть, верен ли его выбор.

С этими словами он встал, отложив стопку пергаментов, и, кивнув юноше, чтобы тот продолжал работу, отошел к окну. Оно все еще было приоткрыто, прохладный зимний воздух врывался в кабинет, и старый секретарь дышал полной грудью, как человек, которому стало не хватать воздуха.

– Пожалуйста, Авидар, просмотрите за меня остаток моей стопки, – попросил он. – Потом разожгите огонь, и мы сожжем все лишнее.

Юноша без лишних слов взял со стульчика пергаменты.

– Тут письма.

– Называйте мне имя адресата, которое стоит наверху, а я скажу, сжигать его или нет, – распорядился секретарь.

– Сэр Лаймож…

– В печь!

– Его высочество принц Негрин…

– В печь!

– Барон Ойлаф Гвизд Дольский…

– В печь!

– Аве… Ави… Ой!

– Что?

– Сэр, – Авидар выпрямился, держа листок в руках, – тут мое имя…

– Это вам. Читайте!

Ослушаться резкого приказного тона юноша не посмел.

«Авидар из рода Хуррака Ледяной Глыбы! – было написано нетвердым незнакомым почерком. Видимо, нутряные боли уже завладели его телом, и гроссмейстеру все труднее становилось их контролировать. – Или, может быть, Авест, сын вожака драконов? Как видишь, я знаю о тебе достаточно. Я знаю, кто ты и откуда. Знаю, почему ты пришел сюда и с какой целью. Скажу больше – это я подстроил твое появление в закрытой Школе Драконоборцев. Не спрашивай меня, почему я пошел на этот шаг – я стою на краю жизни, отсюда многое видится иначе. Можешь считать, что я смог предвидеть будущее. А может быть, был просто одним из тех немногих, кто почти повторил путь Безумного Лорда. Ты наверняка слышал о нем – о человеке, который одиннадцать лет прожил бок о бок с твоими сородичами, кто не просто смог выжить в горах, но и стал другом вашего племени. Он вернулся на родину накануне наступления Года Дракона и стал агитировать народ сложить оружие. Его тут же объявили сумасшедшим. Дальние родственники, которые успели прибрать его замок и земли к рукам, заточили Безумного Лорда под замок, приставили к нему глухонемых слуг и забыли про него. В одиночестве Безумный Лорд прожил почти двадцать лет, не общаясь ни с кем и постепенно сходя с ума. Но, пока сохранял ясный рассудок и пока сохранял рассудок вообще, он писал. Большая часть его сочинений оказалась уничтоженной его родными и тюремщиками, и лишь немногие произведения, самые поздние, в которых уже мало было зерен истины, зато все больше признаков надвигающегося безумия, сохранились и попали к людям. Подозреваю, что бумаги уничтожались выборочно и нарочно, дабы составить превратное представление об их авторе. Но случилось так, что моя мать была родной племянницей Безумного Лорда. Ей повезло – к ней случайно попали обрывки ранних сочинений – дневники Безумного Лорда, которые он вел, еще живя среди драконов. Меня отправили учиться на драконоборца, дабы «искупить семейный грех» и как-то отмежеваться от «преступника и предателя». Мать передала мне эти дневники, в надежде, что я с их помощью отыщу и «уничтожу гнездо чудовищ». Да, мне приходилось сражаться с представителями твоего народа, и на моих руках есть кровь твоих сородичей. Я все-таки человек. Но потом я встретил твоего отца.

Не скажу, что мы с Хурраком стали друзьями – сначала я хотел его убить. Тем более что он попал в плен, был ранен, и мы всерьез собирались его добить. Стоял лишь вопрос, кто это сделает и какой смерти предать пленника. Я предложил ему выбор – смерть в битве, как и подобает воину, в обмен на некоторые сведения или позорная смерть от голода и жажды. Твой отец согласился на бой. Тогда я спросил о Договоре – в сочинениях Безумного Лорда он упоминался очень часто, я сам в бытность учеником читал учебники и знал о нем, но в летописях и в записках родственника было много разночтений, а я хотел знать правду. Надо ли говорить, что ответ твоего отца слово в слово совпал с тем, что писал Безумец?

После этого мне оставалось лишь предложить Хурраку поединок. И впервые в жизни я «проиграл бой», а «злобное чудище обманом вырвалось на свободу». Это не было подстроено – так вышло, что я, находясь под впечатлением от услышанного, задумался и пропустил удар. Меня же потом еще и жалели.

А во время последнего Года Дракона – я тогда уже был гроссмейстером – в плен сдался еще один дракон. Это не описка, он действительно рискнул жизнью и сдался в надежде попасть в руки одного-единственного человека, человека, который один на один выходит на бой с драконами. К сожалению, он ошибся – к тому времени сэр Лаймож стал одним из лучших поединщиков Ордена. Король неоднократно говорил, что желает именно его видеть моим преемником, хотя лично у меня был на примете другой кандидат. Я опоздал совсем немного. Лаймож нанес посланнику смертельную рану. Он лишь успел назвать твое имя.

Я знал, что ты должен прийти. Я сам вписал твое имя в список, вычеркнув первого попавшегося кандидата от людей, чтобы ты, дракон, мог занять его место. Ни я, ни те, кто посылал тебя, до последнего не должны были открывать тайну. Я должен был присматривать за тобой скрытно, дабы не мешать исполнению Договора. Но моя болезнь вносит свои коррективы. Я не знаю, доживу ли до того момента, когда ты прибудешь в Орден. На тот случай, если меня не станет раньше, я оставляю это письмо. Ты не один. Надеюсь, что тебе повезет больше, чем остальным, тем, кто приходил до тебя.

Отинур Витаут Май, бывший герцог Рейский, действительный восемнадцатый гроссмейстер Ордена Драконоборцев. Писано в первый день ружевита месяца девятого года цикла».

– Через десять дней его не стало, – негромко произнес брат Альба.

Юноша медленно повернул голову. Старый секретарь все стоял у окна, но смотрел в его сторону.

– Вы… знаете?

Брат Альба кивнул.

– Я состоял при сэре Отинуре более тридцати лет, – спокойно сказал он. – У него было немного тайн от меня. Он советовался со мной, доверял мне деликатные поручения. Я не знаю только одного – как гроссмейстер собирался открыться тебе. Пришлось долго ждать.

– И вы меня не выдадите?

Ответом был тихий смешок:

– Если я не сделал этого сразу, какой смысл в сегодняшнем признании?

– Но меня учат драконоборцы! Они открывают мне тайны своей… профессии!

– Иногда полезно знать своего врага изнутри.

– Это вы считаете нас врагами! И никто, кроме Безумного Лорда, не пытался взглянуть на нас по-другому! Почему никто не пытался изнутри узнать нас?

В ответ на это гневное заявление брат Альба рассмеялся:

– Ты сам-то понял, что сказал? Узнать дракона изнутри…

Несмотря на возмущение, юноша не смог сдержать улыбки.

– Все равно, – помолчав, произнес он. – Люди должны посмотреть на мой народ другими глазами. История взаимоотношения наших рас слишком долгая и сложная… Но взирают на нее достаточно однобоко.

– Вы тоже о нас не слишком лестного мнения!

Юноша встал. Лист бумаги дрожал в его руке:

– Почему вы помогаете мне? Я же…

– Мне неважно, кто ты. Я выполняю приказ своего начальника и друга. Когда настанет день, я его заменю и исполню свой долг… Давай-ка тут все заканчивать! Разожги огонь и сожги все лишние бумаги. И это письмо – тоже.

Два часа спустя, ничего не видя перед собой от волнения, Авидар вышел на двор. Яркое зимнее солнце ударило по глазам, ослепило светом и бликами. В ушах, заглушая грохот крови, все еще стояли слова брата Альбы: «Когда настанет день, я его заменю и исполню свой долг». Когда настанет день… Настанет день…

Далекий окрик долетел до слуха. Юноша вздрогнул, сделал неверный шаг. Потом махнул рукой и побежал.

Из окна за ним наблюдала пара внимательных глаз. Человек видел, как он сломя голову бросился к воротам. Ничего! Пусть побудет один.

Два всадника не стали тратить время, заезжая в города. Да, там они могли рассчитывать на теплую постель, сытный ужин и нормальный отдых. Но, получая все это, теряли драгоценное время, а его с каждым мигом оставалось все меньше и меньше. Во всяком случае, для одного из них.

Элдон чувствовал, что умирает. Его пожирала изнутри самая страшная болезнь всех времен и народов – старость. Сейчас тридцатилетний рыцарь выглядел уже на пятьдесят лет и продолжал стареть. В волосах серебрилась седина, усы и борода, отпущенная в дороге, совсем побелели, под глазами начали набухать мешки, а кожу прорезали морщины. Учитывая, с какой скоростью убивает его заклятие обещанной смерти, он догадывался, что превратится в дряхлого старика через несколько месяцев. Не так уж мало, когда надо успеть добраться до Школы и доложить гроссмейстеру, что его задание выполнено. После этого можно будет спокойно умереть, ибо заклятие не имеет обратного хода. Огорчало только одно: он все-таки проговорился! Вон Иер Безухий сколько лет живет с таким грузом, и ничего. Может, ему помогает эльфийская кровь в жилах? Хотя, с другой стороны, именно эльфы и создали это заклятие. Но уже давно их цивилизация исчезла с лица земли. Вымерли они, как древние ящеры, предки драконов, или ушли в иное измерение, теперь уж не узнаешь, следов нет. А жаль, ведь именно они должны были знать противоядие.

Но что толку переливать из пустого в порожнее? Он должен во что бы то ни стало добраться до Школы и до конца исполнить свой долг. Вот и спешили два всадника по бездорожью, ночуя в сугробах и изредка в одиноких избах, не рискуя заезжать в города. Ибо любые городские ворота обязательно запирают на ночь, и лишь тайные гонцы королевской егерской службы имеют право пройти сквозь них в неурочное время. Правда, и для драконоборцев тоже имеется специальное разрешение, но для этого нужно, чтобы король объявил о начале Года Дракона, и никак иначе. Если бы путники рискнули заночевать в городе, утром им пришлось бы потерять около часа, чтобы выбраться за его стены. Элдон не мог себе такого позволить.

Но долгий путь подходил к концу. Столица оставалась с правой стороны – до нее было около двух миль напрямик. Еще столько же, и они окажутся недалеко от Школы, которая стояла за городскими стенами. То есть цель была столь близка, что рыцарь принял решение вовсе не останавливаться на ночлег. Пусть ночь-полночь, но гроссмейстер должен как можно скорее получить ценные сведения. Тем более что завтра – День Создателя. В городе много приезжих, постоялые дворы переполнены, а в честь праздника ворота могут открыть на полчаса-час позже. В результате гонцы потеряют драгоценное время.

Проблема была в том, что усталые лошади еле передвигали ноги. Изнурительная скачка и полуголодные ночевки доконали их. Более слабого вьючного коня пришлось бросить, а вещи и припасы переложить на оставшихся двух лошадей. И рыцарь принял решение свернуть с дороги и двигаться напрямик через зимний лес.

Иер не стал с ним спорить и даже поехал первым, зорко всматриваясь в темноту. Эльфы – сумеречные существа, в их замках всегда царит полумрак, активная жизнь и веселье начинается только после захода солнца, а в полдень, наоборот, все ненадолго замирает. Темнота для них что родная сестра, и Безухий спокойно выбирал путь, руководствуясь лишь чувством направления. Надо было все время двигаться на юго-юго-запад, и он то и дело вскидывал голову к небу, ориентируясь по звездам. Ночь была ветреной, ветер гнал куда-то облака, расчищая небо к завтрашнему дню, и рассмотреть звезды в разрывах туч было нелегким делом. Ненастье накануне Дня Создателя – обычное явление. Многие люди, особенно в деревнях, где вера чище и истовее, не спят в эту ночь, жгут до рассвета костры у себя на дворе, веря, что, если огонь погаснет до рассвета, Создатель, как в начале времен, не сумеет одолеть тьму и хаос, и новый день просто-напросто не настанет.

Чем дальше, тем темнее становилось вокруг. Накануне несколько дней шли обильные снегопады, и вокруг намело столько сугробов, что вскоре кони уже с трудом передвигали ноги, пробираясь почти по брюхо в снегу. Иер внимательно смотрел по сторонам. Путники двигались напрямик, рискнув свернуть с накатанной лесорубами колеи, и он теперь полагал, что они совершили ошибку. Возвращаться по своим следам назад или взять чуть дальше к западу? Кажется, в той стороне была деревня.

Элдон сидел в седле прямой, как боевое копье, нацеленное для атаки. Несмотря на телесную слабость, дух его был по-прежнему тверд. Безухий не мог ему не завидовать. Ему бы такую уверенность в себе!

– Смотри, что там?

Глухой лес впереди стал чуть реже. Чуткое обоняние нелюдя принесло запах свежести – видимо, там был речной берег. Если они выбрались к реке, это проще – в окрестностях столицы только две реки, и вдоль берега любой из них можно добраться до жилья или хотя бы сориентироваться, куда их занесло.

Через несколько минут стало ясно: это действительно крутой речной обрыв. Там, внизу, на противоположном берегу реки, виднелась какая-то деревушка – десяток дворов выстроился вдоль низкого берега. До города было рукой подать – примерно в полумиле река делала поворот, через заливные луга устремляясь к столице, – но это осталось без внимания. На обрыве они оказались не одни.

Две пары глаз уставились на дракона, который сидел на обрыве.

Похоже, что зверь явно не ждал гостей. Он свернулся калачиком у самого края, положив морду на лапы, и так глубоко ушел в себя, что позволил заметить себя первым. Собственно, если бы не его резкое движение, когда он вскинул голову, уставшие путники его бы не заметили.

– Что это? – выдохнул Иер.

– Дракон. – Элдон выпрямился в седле. – Не может этого быть! Они уже здесь?

В голосе драконоборца слышался суеверный ужас. Если крылатые твари настолько опередили гонцов, значит, в Обители уже все знают о нападении в северных горах. Но как? Не могли несколько драконов незамеченными пролететь столько миль, чтобы сразу атаковать столицу! Во все предыдущие разы они нападали на окраины и постепенно продвигались в глубь человеческих земель, разрушая все на своем пути. Одиночку еще можно проглядеть, если он будет передвигаться только по ночам. Но было тут еще одно «но» – драконы никогда не атаковали людей в холодное время года!

Заметив людей, дракон развернулся к ним мордой и попятился, припадая на передние лапы и раскинув крылья, чтобы казаться больше. В отличие от своего сородича, которого Элдон убил в Колыбели Ветров, он был без пятен, однотонной светлой масти и казался крупнее. Но в остальном в точности походил на того, первого.

– Что будем делать? – поинтересовался Иер.

– Сражаться. – Рыцарь потянул из ножен меч. – Другого пути у нас нет.

– Здесь не слишком удобное место для поединка. – Безухий скептически оглядел обрыв, узкую полосу земли над ним, подступающий совсем близко лес, далекие огни. – И мне кажется, он настроен миролюбиво.

– Кто? Дракон? – рассмеялся драконоборец. – Миролюбиво? Иер, я иногда поверить не могу, что ты был одним из нас! Эти твари, даже если бы умели говорить, не знали бы слова «миролюбие»! Вот, смотри! Что он делает?

Дракон, не сводя настороженных ярко-желтых глаз с двух всадников, слегка попятился назад и, задрав хвост, потряс им. На конце его слегка удлиненные чешуи встопорщились, раскрываясь, как некий диковинный бутон.

– Готовится к атаке, не иначе! – сделал вывод рыцарь.

Иер покачал головой – как ни крути, он все-таки прожил на свете дольше, чем его спутник, и знал о жизни немного больше. Несмотря на то что Элдон уже пережил один Год Дракона, он не научился разбираться в этих тварях. Но зверь явно решил сначала напугать незваных гостей, то есть надеялся, что обойдется без схватки.

Безухий уже собирался сказать рыцарю о странном поведении дракона, но тот его опередил. Пришпорив коня, он бросился в атаку…

И тут Иер понял, что и сам не разбирается в драконах. Ибо зверь увернулся от рыцарского копья, уходя с дороги скачущего во весь опор коня, и свечкой взмыл вверх. Боевой конь пронесся по тому месту, где только что стоял дракон и…

Безухий вскрикнул от неожиданности – сделав несколько скачков, конь не успел затормозить и сверзился с обрыва вместе с всадником. Послышался только короткий крик человека и сдавленное, визгливое ржание лошади, когда они оба полетели вниз.

Взмахнув крыльями, дракон опустился на прежнее место, опять припадая на передние лапы. Казалось, он даже чешую дыбом поставил, чтобы казаться больше. Несмотря на то что его терзали противоречивые сомнения, Иер почувствовал неуверенность зверя – он все еще не собирался драться.

– Не собирался, говоришь, драться. – Рука сама потянулась к луку. Жаль, что снята тетива – если быстро выхватить из тула стрелу и сделать первый выстрел, прежде чем дракон кинется на врага, он еще успевает, но вот достать из кошеля на боку свернутую в бухточку тетиву и натянуть ее незаметно и быстро невозможно. – А что ты только что натворил?

Дракон как-то странно тряхнул головой, и Безухий мог поклясться – он прислушивается к словам противника. Надеясь на то, что спокойные негромкие звуки речи могут умиротворить дракона, Иер потянулся к кошелю. Авось получится. Стрелы у него не боевые, но если выстрелить в упор, целясь в разинутую пасть, то есть шанс…

– Конечно, это было твое право – защищаться, когда тебя атакуют, – продолжал бормотать он, не сводя глаз с живой мишени. – Так поступил бы любой. Но ты вторгся в чужие пределы, нарушил закон…

Дракон тихо заворчал. Безухий мог бы поклясться, что он среагировал на его последние слова!

– Ну хорошо-хорошо, неправ! Есть законы, которые вы нарушить не в состоянии… Я, как видишь, знаю немного больше, чем нужно, – бормотал он, стараясь незаметно одной рукой расправить свернутую тетиву. В голове билась отчаянная мысль: «Что я несу? Разговариваю с драконом! Со зверем! И он, кажется, меня понимает!.. Неужели это правда?»

– Знаешь… – Он правой рукой вытащил лук, медленно кладя себе на колени. Конек под ним замер, лишь изредка осторожно переступая задними ногами. – Я ведь не собирался с тобой связываться. Я когда-то покинул Орден, пытаясь следовать своим путем… И сегодня мы могли бы разойтись мирно. – Тетива раскрутилась, одну петельку он набросил на рог, осталось незаметно и, главное, не прилагая лишних усилий и не делая резких движений, сделать то же самое со второй (а как это сделать незаметно для дракона и к тому же не глядя и без точки опоры?). – Но ты сам все испортил…

Тут Иер не выдержал и отвел взгляд.

И понял, что уж если кто что-то испортил, то только он сам. Ибо в тот же самый миг дракон атаковал.

Сторонний наблюдатель увидел бы, что дракон бросился вперед с закрытой пастью – не укусить, не разорвать, а лишь оттолкнуть противника. Но опустивший глаза Иер ничего не видел, а для коня и это было слишком. Рванувшись с места, он шарахнулся прочь, и его всадник впервые в жизни не успел среагировать. От толчка он вылетел из седла, запутавшись ногой в стремени, и со всего маха врезался в дерево.

После утренней разминки – наставники ограничились лишь небольшой пробежкой и комплексом упражнений – и завтрака ученики оказались предоставлены сами себе. До праздничного молебна в соборе оставалось еще часа два или три, и забегавшиеся накануне юноши впервые за полгода не знали, чем заняться.

В раздумьях Готик поднялся на крепостную стену, раньше у него не было для этого ни одной лишней минутки. Его снедало нетерпение: хоть одним глазком взглянуть на внешний мир! Столица, куда стремился каждый провинциал, находилась рядом, рукой подать.

С утра светило яркое зимнее солнце, на ослепительно-белом снегу лежали синие тени, краски были контрастными, видно было все далеко. После нескольких дней оттепели подморозило, так что приходилось внимательно смотреть под ноги, чтобы не поскользнуться на слежавшемся, заледеневшем снегу. Следя за тем, куда поставить ногу, Готик поздно заметил, что на крепостной стене он не один.

– Ох, как ты меня напугал! – воскликнул он.

Сидевший на парапете с таким видом, словно проторчал тут всю ночь, горец бросил взгляд в его сторону:

– Я знал, что ты идешь.

– Видел?

– Чувствовал.

Готик подошел, встал рядом. Вид отсюда открывался красивый, до городских предместий было каких-то несколько минут быстрой ходьбы по обочине заснеженной дороги. Снег на дороге был утоптан – ежедневно в Школу доставляли съестные припасы, а в преддверии праздника еще и привезли из ближайшего леса огромную ель, что сейчас ждала своего часа в соборе. Яркое зимнее солнце светило с чистого холодного неба, и под его лучами снег искрился и переливался. Запорошенные недавним снегопадом, крыши домов предместья, заборы, калитки и деревья казались сказочными. На улочках виднелись пестро одетые люди. Если хорошенько прислушаться, можно было различить далекий перезвон – в главном столичном соборе сегодня весь день будут звонить колокола. Городская стена с виднеющимися из-за нее крышами самых высоких зданий служила естественным фоном для всей картины.

Это – слева. А справа раскинулись поля, за которыми вставала серо-зеленая зубчатая стена леса. Извиваясь, поле наискосок пересекали река и дорога, разбегающиеся к разным сторонам горизонта. А прямо впереди и под ними внутреннюю стену опоясывал крепостной ров – темная полоса, отделявшая Школу Драконоборцев от остального мира надежнее, чем еще одна стена.

– Красиво…

– Ты куда вчера пропал? – вспомнил Готик. – Я видел, ты выскочил из командирского корпуса, как будто тебя дракон укусил. Хотел окликнуть, но ты припустил еще быстрее… И на ужине тебя не было. Что-то случилось?

– Ничего, – пробормотал горец.

– Но я же чувствую! Он… к тебе приставал?

– Кто?

– Ну… секретарь.

– Да ты что? – Авидар рассмеялся. – Как тебе такое в голову могло прийти?

– Ну вообще-то за мужеложство наказывают, и довольно сурово. – Под пристальным взглядом горца Готик немного смутился. – Вплоть до смертной казни. А ты – мой друг, и я беспокоюсь…

– Что ты сказал? – Глаза Авидара как-то странно блеснули.

– Ты – мой друг…

– Нет, до этого? Про наказания!

– Мужеложцев казнят. Знатного человека – вешают, как простолюдина. Священника или монаха вешают в клетке, обрекая на голодную смерть, а простолюдина…

– Убивают, значит, – пробормотал горец, кусая губы.

– Авидар… – Готик поколебался – в свете того, что он только что сказал, этот жест мог выглядеть предосудительно, – но коснулся плеча горца: – Ты – мой друг. Я не хочу, чтобы тебя убили. И я никому не скажу…

– Я тоже, – горец накрыл его ладонь своей рукой, – не хочу, чтобы убили кого-то еще.

Юноша уже открыл рот, чтобы спросить, что его друг имел в виду, но в это время снизу раздался голос, подействовавший, как удар кнута, и заставивший их отпрянуть друг от друга:

– Молодые люди, что вы там делаете?

Переглянувшись, приятели одновременно бросили взгляд вниз. Горец так вовсе с типичным для жителя гор презрением к высоте еще и перевесился через край. У медленно открывающихся ворот, ведущих на подъездной мост, гарцевали на застоявшихся конях несколько рыцарей. Один из них смотрел вверх. Это был сэр Альдон.

– Что вы там делаете? – повторил он.

– Видами любуемся, – быстро ответил Готик.

– Красиво! Сверху все видно, как у нас в горах, – поддержал его Авидар.

– Хочется на волю? – Голос пожилого мистика дрогнул. – Посмотреть на праздник?

– Да… Хоть одним глазком.

– Понимаю, – тепло произнес рыцарь. – В прежние времена ученики получали не один, а три выходных в месяц, в один из которых им дозволялось выходить в город. Особо отличившимся в учебе брат-казначей при этом выделял немного денег – на эль и… прочие удовольствия. А на День Создателя Школа отдыхала пять дней, при этом отличники могли повидать свои семьи, даже съездить на короткую побывку домой, если успевали уложиться за пять дней туда и обратно.

Юноши переглянулись и завистливо вздохнули. Готик подумал о дедушке, матери, младших сестре и брате, а также нареченной невесте. Через год должна была состояться их свадьба, и как раз накануне наступления очередного Года Дракона мог родиться их первенец. Но драконоборцам запрещают официально жениться. Девушка, которая с четырех лет воспитывалась заложницей в замке баронов Дольских, теперь должна стать невестой младшего брата Готика. И наплевать, что жених моложе невесты на четыре с половиной года! Договор между семьями заключен, и брак состоится! А перед наступлением Года Дракона или после его завершения – не суть важно.

– А почему все не так в этом году? – Горца интересовали более прозаические вещи, хотя ему-то что? Он и за десять дней до своих родных мест не доберется!

– Новый гроссмейстер все делает по-своему, – уклончиво ответил сэр Альдон. – Он спешит сделать из вас настоящих рыцарей как можно скорее… словно знает что-то, чего не знаем все мы.

Готик сжал Авидару локоть.

– Будет война? – спросил он, принимая удар на себя.

– Этого я не знаю, – снова ушел от ответа пожилой мистик и тряхнул непокрытой головой. Седые волосы снежным облаком взлетели над плечами – он один из немногих в Ордене носил длинные волосы. Бросил взгляд на распахнувшиеся ворота и торопившихся выехать остальных рыцарей и добавил быстро: – Зато я знаю кое-что другое. Ждите гостей!

И, пришпорив коня, галопом поскакал следом за остальными.

Накануне праздника во дворце мало кто сомкнул глаз. Разве что ее величество. Следуя указаниям лекарей и повитух, королева в назначенный час удалилась на покой, предоставив фрейлинам и придворным суетиться, готовить наряды к завтрашнему дню, веселиться, танцевать, флиртовать и вообще проводить время с полным удовольствием. Дворец угомонился далеко за полночь, а через несколько часов встали слуги и король, чтобы успеть приготовить все для Дня Создателя.

В парадном зале заранее установили огромную ель. Королевские лесники несколько дней ездили по лесу, выискивая самое большое, красивое и раскидистое дерево. Эти ели росли на специальной королевской делянке, за оградой, под надежной охраной. Только в королевский дворец, Школу Драконоборцев и городскую ратушу предназначались специально выращенные деревья. Зал убрали пышно – гирляндами, ветками вечнозеленых растений, цветами из оранжереи, лентами, разноцветными полотнищами и специальными фигурными праздничными свечами, раскрашенными в разные цвета. Сама ель была сверху донизу украшена вафлями, фигурным печеньем, орехами в золоченой и серебряной фольге, яблоками, цукатами и прочими сладостями. Все это угощение-украшение предназначалось для тех детей, которые придут на праздник, – в День Создателя королевский дворец был открыт для всех желающих. Раз в год его порог мог переступить и разделить с королем трапезу под звуки музыки даже простолюдин – если, конечно, он приведет с собой своих детей и при этом будет опрятно одет. Таков был старый обычай; многие знатные люди в этот день открывали настежь ворота своих замков, приглашая простых людей, и с рассвета толпы разряженных горожан и приехавших из близлежащих деревень пейзан толпились на улицах у ворот. Хоть и провозглашалось, что прийти может любой желающий, стража зорко следила, чтобы вошедших было строго определенное количество, и опоздавших «лишних» могли выставить за порог под надуманным предлогом. Дабы переступить порог дворца, многие занимали очередь с вечера, и возле ворот всю ночь горели костры – отцы семейств «держали место» для своих чад.

С раннего утра дворец был уже на ногах. Королевой праздника должна была стать именно королева. Ее величеству нездоровилось – болела спина, отекали ноги, кружилась голова, ее подташнивало. Все это, как ни странно, внушало окружающим оптимизм – все в один голос утверждали, что на сей раз под сердцем королевы – мальчик. Она уже несколько раз рожала младенцев мужского пола и всякий раз чувствовала себя плохо. Король Нерит Айнский страстно желал сына, и на утреннем торжественном молебне, где вместе с королевской семьей присутствовала большая часть придворных, он возносил Создателю горячие мольбы о том, чтобы следующий праздник с ними вместе встречал и его сын – к тому времени принцу, если он родится в срок и живым, исполнится семь месяцев.

Перед началом торжества король зашел в покои к супруге. Там вертелись и суетились придворные дамы и фрейлины, заканчивая последние приготовления. Ее величество мелкими глотками пила целебный настой, за нею зорко следила повитуха.

– И помните, ваше величество, – наставляла она королеву, – как только вам станет плохо, немедленно покиньте праздник и ложитесь в постель. И наплевать, что подумают остальные! Вы делаете большое и нужное для всей страны дело. Один раз можно и махнуть рукой на пиры и увеселения.

– Я и так скоро махну на них рукой, – вздохнула королева, касаясь рукой округлившегося живота. – Сорок дней до родов и сорок дней после оных мне придется провести в родильном покое…

В голосе ее слышна была тоска. Если все пойдет удачно, эти восемьдесят дней почти полной изоляции от внешнего мира придутся как раз на конец весны и начало лета, когда все цветет, благоухает и каждая травинка радуется жизни. А ей большую часть этого времени придется провести за плотно закрытыми шторами, в тишине и почти полном одиночестве!

– Подумайте о том, как обрадуется его величество рождению здоровенького младенца! – Повитуха была старая, опытная и прекрасно знала, какие чувства владеют запертыми в четырех стенах молодыми матерями. Не зря же, выйдя из родильного покоя, четверо из пяти «счастливиц» тут же бросают детей в объятия кормилиц и кидаются наверстывать упущенное. – Разве рождение долгожданного наследника не стоит нескольких дней в тиши и покое?

– Тишина и покой? – послышался голос от дверей. – Где это место?

Придворные дамы заволновались и поспешили поклониться – в залу ворвался король.

– Где можно найти немного тишины и покоя? – осведомился Нерит Айнский, подходя к жене. – Я так мечтаю хоть немного отдохнуть…

– В родильном покое, ваше величество, – со всем возможным почтением ответила повитуха.

– Жаль. – Лицо короля наигранно омрачилось. – А я-то думал… Вы готовы, дорогая?

– Да, мой господин! – Королева быстрым глотком допила настой и встала, подавая руку супругу. Тот не удержался и провел ладонью по ее животу:

– Толкается?

– Сегодня еще нет…

– И это совершенно нормально, – кинулась в бой повитуха. – Многие младенцы днем затихают и начинают пинаться только вечером.

Король нашел взглядом дочь. Принцесса Нерия уже несколько минут как была подле матери, но держалась чуть в стороне – многие придворные дамы и сама повитуха считали, что негоже незамужней девушке слышать слишком много подробностей про беременность и роды.

– А ты готова, дочь моя? – Нерит Айнский окинул девушку быстрым взглядом. Выросла, повзрослела, созрела. Если бы у нее уже имелся брат, принцесса год как была бы замужем. Конечно, чем дальше, тем труднее найти подходящего кандидата – принцы-соседи один за другим женятся, не теряя времени, – но еще кое-какой выбор есть. Еще четыре месяца…

– Да, отец. – Принцесса отвесила почтительный придворный поклон.

– Тогда… – Король задержал дыхание, как перед броском с высоты. – Пора!

Подав королеве руку, он дал знак к началу шествия. Принцесса заняла свое место по правую руку от отца. Дамы и кавалеры, лорды и леди теснились позади – в первых рядах строго по титулам, заслугам и влиянию при дворе, а дальше – как придется.

Его высочество принц Негрин Айнский с женатым племянником присоединились к шествию чуть позже. Король раскланялся с родственниками. Он любил их хотя бы за то, что не попрекали его вслух отсутствием сыновей и вели себя так, словно ничего страшного не происходит. А у племянника молодая жена, урожденная баронесса Дольская, недавно отправилась в родильный покой… Что, если и у нее родится мальчик?

– Поздравляю с праздником, брат мой! – негромко промолвил принц. – Да будет милостив к вам Создатель!

– И вас тоже поздравляю… Вы без супруги?

– Она сегодня будет праздновать отдельно. Мы в ссоре.

– Опять? Что на этот раз?

– Не отпускает меня в Орден! – усмехнулся принц. – Сегодня праздник, я хотел нанести визит…

Все во дворце знали, что его высочество Негрин Айнский просто обожает Орден Драконоборцев, несмотря на то, что его в свое время не приняли в его ряды. Юношеская обида прошла, осталось лишь увлечение и преклонение перед мужественными рыцарями. Он имел какие-то общие дела с новым гроссмейстером Ордена, великим магистром сэром Лайможем, что не могло не раздражать его супругу.

– Вы поедете? – осведомился король.

– Торжественную часть я с вами отстою. – Принц правильно понял интонацию старшего брата. – Одного вас не оставлю. А вот потом собираюсь улизнуть…

– Ах, как чудесно!

Два брата и племянник удивленно захлопали глазами – этот возглас принадлежал принцессе Нерии.

– Что? – Двое мужчин даже сбились с шага, уставившись на девушку.

– Вы увидите их, – она прижала руки к груди, – наших защитников, доблестных и благородных воинов… Будете говорить с ними! – Она произнесла это слово с придыханием, как имя божества. – Как бы мне хотелось хоть одним глазком…

Собственно, в отношении к драконоборцам этот восторг не был чем-то из ряда вон выходящим. Многие женщины и девушки обожали рыцарей прославленного Ордена. Те, кому выпадала честь стать любовницами драконоборцев, ходили павами и страшно гордились этим, напропалую хвастаясь перед родственницами и подругами. Даже мужья сквозь пальцы смотрели на измену супруги, если она изменила с драконоборцем. Чувства Нерии заслуживали удивления лишь потому, что до этого девушка ни разу ничего подобного не высказывала.

– Дочь наша, – королева приподняла бровь, – что я слышу?

– Матушка, отец, – девушка опустила глаза, на щеках вспыхнули пятна румянца, – в прошлые годы вы всегда наносили визит в Школу. В этом году матушка не может исполнять свой долг в полной мере. Может быть, мне будет дозволено ее заменить?

– Я с удовольствием присмотрю за племянницей, – улыбнулся принц Негрин.

Вот так и получилось, что пару часов спустя к небольшой кавалькаде всадников, покидающих столицу, присоединилась молодая девушка с сопровождающими ее фрейлинами. Придворные дамы принцессы не могли отказать себе в такой редкой возможности – хоть одним глазком взглянуть на обитель драконоборцев изнутри.

Пестрая кавалькада ярко разряженных всадников со скачущими впереди пажами, которые несли королевские штандарты, была заметна на белом снегу издалека, и все еще стоявшие на стене Готик и Авидар не могли не заметить их появления.

– Что это там? – встрепенулся горец, как почуявшая подранка гончая. – Никак гости?

– Кто-то из королевской семьи! – Юноша приставил ладонь к глазам, рассматривая штандарты. – Ух ты…

За кем-то из членов боковой ветви правящей династии была замужем его старшая сестра, и он волновался. А вдруг там ее муж и его родич? Здорово было бы получить весточку от родных!

– Бежим! – Авидар схватил его за руку, через три ступеньки прыгая вниз по лестнице.

Они первыми заметили гостей и первыми же из учеников оказались возле всадников. Остальные только спешили навстречу, а приятели уже крутились среди девушек.

– Ваше высочество, это такая честь. – Случившийся тут один из старших братьев-драконоборцев придержал стремя принцу Негрину. – Мы так рады вас видеть!

– А я-то как рад! – Младший брат короля лихо спрыгнул наземь, озираясь по сторонам. – Поздравляю с праздником!

– Хвала Создателю! – отозвался рыцарь.

У Готика тем временем разбегались глаза – юноша впервые за полгода оказался в окружении молодых красивых девушек. И каждая из них готова была подарить ему улыбку.

– Леди, – спохватившись, вспомнил он о хороших манерах, – добро пожаловать! Будьте гостьями!

– Мы бы с радостью, – отозвалась одна из девушек, – если вы поможете нам сойти на землю.

– С удовольствием. – Юноша залился румянцем. – То есть прошу простить… Я не хотел, извините… Прошу вас!

Он протянул руки к ближайшей девушке, готовый подхватить ее за талию.

– Вверяю вам себя, мой рыцарь, – улыбнулась красавица и легко соскользнула в объятия юноши, кладя руки ему на плечи. Они оказались так близко друг к другу, что у будущего драконоборца закружилась голова, и он судорожно прижал девушку к себе, борясь с желанием поцеловать ее прямо сейчас.

– Вам не холодно? – Девушка только сейчас заметила, что куртка на груди Готика распахнута и он практически в одной рубашке.

– Наоборот. Мне жарко…

– Зимой? – Девушка хлопнула ресницами.

– Да. Тут… такое яркое солнце.

– А вам? – Одна из оставшихся в седле девушек бросила взгляд на остановившегося в нескольких шагах Авидара. – Вам тоже жарко? Или вы – сова, которая не выносит солнечного света?

– Я не сова. Я…

– Чем стоять и хлопать глазами, лучше помогли бы сойти с лошади! – произнесла одна из остававшихся в седлах девушек.

Авидар заколебался, явно не зная, какой отдать предпочтение, но за секунду до того, как он сделал шаг, принц Негрин, покончив с формальностями, сам протянул руки:

– Ваше высочество, позвольте вам помочь!

– Принцесса? – Горец встрепенулся, как от удара кнутом.

– Ее высочество принцесса Нерия Айнская, – произнес младший брат короля, – почтила визитом Школу Драконоборцев, дабы поздравить всех с праздником – Днем Создателя…

«А вы повели себя, как последний деревенский олух!» – досказал его укоризненный взгляд. Стоявшая под руку с дядей четырнадцатилетняя девушка, слегка прищурив глаза, наблюдала за смутившимся юношей.

Остальные ученики подоспели как раз вовремя, чтобы услышать обмен репликами. Яунист улыбнулся и отвесил высоким гостям церемониальный поклон:

– Прошу вас даровать ему свое прощение! Наш Авидар прибыл с гор. Ворота Школы открыты для всех, чьи способности позволяют учиться. Но наличие нужных качеств еще не предполагает наличие образования и воспитания.

Готик развернулся в сторону соучеников, выпустив из объятий фрейлину. Он уже открыл рот, чтобы вступиться за горца, но в этот момент один из приехавших с принцем Негрином молодых людей громко воскликнул:

– Готик Дольский? Это вы?

Юноша вытаращил глаза: супруг его старшей сестры, молодой герцог Айнский. Дальний родственник короля раскинул руки в приветствии.

– Вот уж не чаял вас тут увидеть! Милорды, – окликнул он остальных, – позвольте представить вам моего деверя, баронета Дольского! А мы-то думали, что это от вас уже несколько месяцев нет никаких вестей? Вас, оказывается, отправили в Школу?

– Да, я… – Готик слегка смутился явному проявлению родственной приязни от герцога. Со всех сторон послышались удивленные и наигранно-радостные восклицания. Яунист аж зубами заскрипел, когда герцог Айнский подхватил юношу под руку. С другой стороны пристроилась та самая фрейлина, которую тот только что снял с седла.

– Вы тут давно? – продолжал герцог. – Ах, что это я! С самого начала, я полагаю?

– Да, и мне приятно… – Готику действительно было радостно увидеть хоть кого-то из родни. Можно узнать что-нибудь о семье, да и новости из внешнего мира тоже удобнее узнавать не от чужих людей.

– А уж как мне-то приятно! – весело улыбнулся молодой герцог. – Представляете, ваша сестра удалилась в родильный покой. В начале следующего месяца у меня родится сын!

– Поздравляю, – пролепетал юноша.

– На представление малыша я испрошу для вас небольшой отпуск, – продолжал родственник. – Нам будет приятно увидеть вас!

Готик искренне обрадовался – и не только вниманию герцога Айнского, дальнего родственника короля, сколько возможности хоть ненадолго вырваться из четырех стен.

– Вы покажете нам вашу скромную обитель? – тем временем поинтересовался молодой герцог.

– Почту за честь.

– А ее высочество, думаю, составит нам компанию.

Принцесса Нерия тут же сделала шаг навстречу, протягивая руку.

– О, миледи! – Готик отвесил самый вежливый и церемонный поклон, на который был способен, и удостоился чести приложиться к руке девушки. Краем глаза он заметил, как позеленели от зависти Яунист, Юрат и другие знатные юноши, и не мог сдержать самодовольной улыбки. В Год Дракона они все будут равны на поле боя, но в мирное время связи при дворе значат очень многое.

…Кстати, это отличный повод еще раз утереть всем носы!

– Прошу ваше высочество не сердиться на моего друга Авидара, – произнес юноша. – Он приехал издалека и мало знаком с нашими обычаями.

Принцесса бросила взгляд через плечо. Горец стоял на том же месте, слегка опустив голову, но вскинул на девушку глаза.

– Вот как? – произнесла принцесса Нерия. – У вас не принято помогать женщинам сойти с седла?

– У нас не принято ездить верхом, леди, – негромко, но четко произнес Авидар.

– И вы представляете, ваше высочество, – громко сказал Яунист, пытаясь привлечь к себе внимание, – он сам не умеет как следует держаться в седле!

– Правда? – На лице девушки отразился интерес. – Как же вы будете сражаться с драконами?

– Как-нибудь буду, – уклончиво ответил Авидар.

Он упрямо не желал смотреть на собеседницу, и это ее задевало. Обычно на принцесс таращатся во все глаза, ловя малейшие знаки внимания и пытаясь предугадать ее желания. А этот светловолосый горец упорно отводит взгляд.

– Вы прибыли издалека? – заинтересовалась принцесса.

– Да, – последовал короткий ответ.

– И как же вы добирались? Пешком?

Яунист и остальные ученики рассмеялись, решив, что это удачная шутка коронованной особы.

– Нет. То есть… Меня привезли.

– На чем? На корове?

Молодые рыцари вокруг давились от смеха.

– На козлах.

Смех стал громче. Заулыбались даже фрейлины принцессы, и она сама не сдержала короткого смешка, но воспитание помешало Нерии веселиться вместе со всеми – будущая королева должна уметь сдерживать свои чувства, как радость, так и горе. Поэтому она, переждав приступ веселья, спросила:

– И вам, наверное, сейчас одиноко? Рядом нет никого…

– Почему же, – горец пожал плечами, – по крайней мере, козлов тут хватает.

Смех увял, как по волшебству. Яунист сжал кулаки – только присутствие титулованных особ помешало ему немедленно наброситься на наглеца и вбить обратно в глотку дерзкие слова. Готик сделал шаг вперед, принимая удар на себя:

– Ваше высочество, Авидар в своем племени занимал высокое положение. Он прекрасно знает, что такое долг. Одиноко тут или нет, он, как и все мы, намерен сделать все для того, чтобы исполнить свое предназначение. Разрешите предложить вам прогуляться по Школе?

– Да, – подхватил молодой герцог Айнский, – покажи нам, где ты обитаешь! Жена меня поедом заест, если узнает, что я тебя видел и не привез никаких новостей.

К тому времени большая часть фрейлин уже нашли себе кавалеров – истосковавшиеся по женскому обществу ученики едва не подрались за право предложить девушкам свою руку. Оставшиеся не у дел юноши составили что-то вроде свиты. Яунисту удалось пробиться в первые ряды, а вот Авидар не спешил привлекать к себе лишнее внимание. Несмотря на заступничество Готика, горец отступил в тень. Отстав от группы, он издалека слышал голос приятеля, который рассказывал принцессе Нерии о жизни в монастыре. Несколько раз произносили его имя, но горца никто не окликал, приглашая подойти, и он держался в стороне. В конце концов, людям место среди людей.

Оставив молодежь развлекаться – принцесса прибыла под охраной, да все равно никому из драконоборцев не придет в голову нападать на дочь короля! – принц Негрин со всех ног поспешил разыскивать великого магистра. Гроссмейстеру уже доложили о визите титулованных особ, и он сам вышел навстречу:

– Ваше высочество!

– Рад встрече с вами, сэр Лаймож! Есть какие-нибудь новости? – жадно спросил принц.

Великий магистр прекрасно понял, что высокий гость имеет в виду. Он поклонился и жестом пригласил его следовать за собой.

Они уединились в кабинете, отослав оруженосца. Старый секретарь подал вина.

– Я тут у вас просто отдыхаю душой, – признался принц Негрин, устраиваясь в кресле и протягивая ноги к камину. – Ох, если бы можно было отречься от власти, титула и всей этой мишуры и поселиться навсегда в монастыре!

– У вас долг перед страной, – напомнил гроссмейстер. – Мы оба на своем месте, и каждый делает свое дело…

– Болтаться при дворе, по долгу службы участвуя во всех увеселениях или часами заседая в совете, сутками трястись в седле во время экспедиционных поездок по стране, разбирать бесконечные жалобы придворных друг на друга, следить, кто против кого затеял очередную интригу и время от времени волочиться за фрейлинами не потому, что тебя привлекла ее невинная мордашка, а потому, что хочешь через постель этой девчонки подобраться к ее чересчур зарвавшейся родне? – фыркнул его собеседник. – Благодарю покорно!

– Но на вас лежит огромная ответственность! Если у его величества не родится сын…

– Знаю-знаю! Тогда наследником престола становлюсь я, тем более что у меня сын имеется, – отмахнулся принц Негрин. – Это всем давно известно, как и то, что я особо не рвусь к власти. Кроме того, не стоит забывать еще и о том, что мой брат достаточно молод и крепок здоровьем. Если его супруга так и не обеспечит страну наследником, он вполне сможет расторгнуть брак и жениться вторично. Такое уже бывало в истории… Но сейчас меня не заботят такие вопросы. Лучше скажите, есть ли какие-нибудь новости?

– Откуда? – Столь длинное отступление от темы позволило сэру Лайможу как следует приготовиться к разговору. – Не понимаю, о чем вы!

– Да все о том же! У вас записки Безумного Лорда. Кроме вас, короля, меня и покойного Целока, никто о них ничего не знает. Оригинал и вовсе читали лишь вы и наш несчастный поэт. Кстати, вам ничего не известно об истинных причинах его смерти? Королевские дознаватели копались несколько дней, но до сих пор не нашли никаких зацепок, что могло заставить Целока выпрыгнуть из окна.

– Нет. – Гроссмейстер легко выдержал прямой взгляд принца. – Мне об этом ничего не известно.

– Жаль, если так. А то ведь прослеживается явное совпадение: вы забираете у поэта бумаги, и через несколько дней тот погибает странным образом и без видимых причин. На самоубийство это не похоже, самоубийца, как правило, оставляет предсмертную записку, объясняя, почему совершил этот поступок. Даже простой убийца никогда не прикончит свою жертву без причины. Значит, есть что-то, что не известно королевским дознавателям!

Он выделил интонациями последние слова, и сэр Лаймож отлично понял намек: «Королевские дознаватели не знают, но я-то кое о чем догадываюсь!» Учитывая, что со смерти поэта прошло больше месяца, а принц заговорил об этом только что, он намеревался и дальше держать язык за зубами. Может быть, стоит сделать ставку на этого союзника? Как хорошо иметь короля, который во всем поддерживает Орден Драконоборцев! Его величество Нерит Айнский тоже не обходит его вниманием, но лишь исполняя свой долг. А этот король, чего доброго, приблизит Орден к трону.

– Так есть у вас какие-нибудь новости? – продолжал принц.

Ответить гроссмейстер не успел – коротко стукнув, в кабинет вошел секретарь.

– Прошу меня простить за вторжение, – он поклонился титулованной особе, – но у ворот какой-то пейзан. Он утверждает, что у речного обрыва в двух милях отсюда им найден один из наших братьев. Мертвым!

– А вот вам и новости! – Дурное предчувствие сжало грудь ледяной рукой. Не так уж много рыцарей в данный момент отсутствовали в монастыре. Кто бы это ни был и в чем бы ни была причина смерти, получить такие вести в самый праздник уже неприятно.

Вскочив с места, сэр Лаймож направился к дверям.

– Позаботьтесь о том, чтобы как можно меньше народа узнало об этом, – бросил он брату Альбе. – Все-таки сегодня праздник. Не стоит до поры до времени омрачать торжества.

– Да, сэр. – Старый секретарь семенил рядом. – Но хочу вас предупредить, что через четверть часа состоится торжественный молебен в соборе, где вам надлежит присутствовать.

Гроссмейстер выругался сквозь зубы. Вот вам и праздничек!

Пейзан мялся у внешних ворот, на той стороне, за подъемным мостом, так что о его визите действительно Школа и монастырь не знали – за исключением дежурных рыцарей, один из которых и доложил брату Альбе о визите. Рядом с ним переминался с ноги на ногу незнакомый конек, ростом на две ладони ниже обычных рослых рыцарских лошадей, каурый, лохматый, и хотя крепкий, все-таки не такой статный, как породистые жеребцы из конюшни драконоборцев. Сэр Лаймож решительно не мог припомнить, кому из отсутствующих братьев мог принадлежать этот конь.

– А… рыцарь где?

– Туточки они. – Пейзан сдернул с головы шапку и низко поклонился. – Извольте взглянуть…

В нескольких шагах в стороне, на обочине дороги стояли сани, на которых лежало завернутое в рогожу тело. То, что их было два, гроссмейстер поначалу не заметил – все его внимание привлекло тело, возле которого лежали меч, копье и щит с гербом Ордена Драконоборцев. Шагнув ближе, он откинул край рогожи…

– Элдон? Не может быть…

Череп рыцаря был проломлен, кожа на виске содрана, и кровь запеклась коркой на лице. Сама голова была повернута под неестественным углом – перелом шейных позвонков, как можно было определить. Тело тоже было изломано, как при падении с большой высоты. Но не это поразило гроссмейстера, а то, как изменился его воспитанник. Вместо тридцатилетнего воина в расцвете сил перед ним был человек, годившийся ему если не в отцы, то в старшие братья точно. На вид ему было больше пятидесяти лет.

– Элдон, – прошептал сэр Лаймож, – что же случилось?

Ответ мог быть только один: заклятие обещанной смерти. Но что произошло такого, что заставило рыцаря нарушить данное слово?

Тихий стон отвлек гроссмейстера от размышлений. Голос подал второй лежавший на санях человек. Его лицо было открыто, голову туго-натуго перетягивала повязка, на которой сбоку выступили кровавые пятна. Моложавый, разве что с усталыми морщинами и тенями под глазами, он был решительно не знаком сэру Лайможу.

– Кто это?

– Так не прогневайтесь, сэр рыцарь, – пейзан без шапки топтался рядом, – а ежели по следам судить, то господа вместе были…

По его словам, дело обстояло так.

Рано утром, выйдя из дома, чтобы проверить, как провели ночь коровы в хлеву, пейзан увидел незнакомую лошадь, которая топталась у ограды, тычась мордой в калитку. За нею волочилось окровавленное тело этого незнакомца, запутавшееся ногой в стремени. Судя по ранам, конь чего-то испугался, понес, и всадник, вывалившись из седла, ударился о дерево. Он мало чем отличался от мертвого, и, если бы не слабое кровотечение, его бы вовсе оттащили за окраину и завалили камнями, чтобы обезопасить себя от беспокойника. Но человек был жив, и о нем следовало позаботиться.

Оставив жену заботиться о раненом, пейзан взял топор, палку покрепче, свистнул собаку и отправился в лес по следам прибежавшей лошади. Надо же было глянуть, что такого приключилось в чаще? Вдруг завелся медведь-шатун или разбойники? Или еще какая-то беда приключилась? Лучше быть готовыми ко всему!

След конских копыт через час привел его к обрыву над берегом реки – путь-то близок, но пробираться без дороги по глубоким лесным сугробам было трудно. На обрыве были заметны следы двух лошадей и отпечатки лап какой-то твари.

– Такие, словно курица топталась. – Пейзан палкой начертил на дороге след. – Только курица с четырьмя ногами. На одной паре по три пальца, а на другой – аж четыре! И сама она с доброго коня ростом. О как! Вы, верно, господин, ученый, так растолкуйте, чего это за курица такая? Неужто дракон?

Сэр Лаймож только отмахнулся. Только одно животное на всем белом свете могло оставить такие отпечатки. Но здесь? Зимой? Откуда ни возьмись?

– И там ты нашел…

Смелости пейзану было не занимать – он дважды в Год Дракона записывался в пехоту. Он осмотрел все вокруг и, заглянув под обрыв, увидел валяющиеся внизу трупы человека и коня. Лошадь, конечно, было жалко, и он снял с нее седло, уздечку и содрал подковы. Высота кручи была невелика, но крутизна обрыва сыграла роковую роль. Место это, кстати, было известно людям из окрестных деревень – тут поблизости бил родник, вода из которого считалась целебной. Все деревенские знахарки именно на ней готовили свои настойки. А если искупать в ней новорожденного ребенка, даже и в самый лютый мороз, дитя будет расти здоровым и крепким. Спуск к роднику был чуть в стороне. Им и воспользовался пейзан, когда вытаскивал мертвое тело. Достав его, он принял решение отвезти покойника в монастырь Ордена Драконоборцев.

– Отнесите раненого в лазарет, к брату-целителю, – распорядился гроссмейстер. – А тело нашего брата пока отправьте в часовню. Пусть после службы его приготовят для погребения. Оно состоится завтра утром, после праздника.

Не прибавив более ни слова и лишь бросив пейзану мелкую монетку за труды, сэр Лаймож отправился в собор. Проблемы проблемами, но скоро начнется торжественное богослужение в честь Дня Создателя, и ему надлежит присутствовать там.

Внутри собор был ярко освещен сотнями свечей и так украшен перевитыми лентами веточками можжевельника, цветными полотнищами и гирляндами из серебряной и золоченой бумаги, что даже те юноши, которые вчера помогали его убирать, восхищенно ахнули, переступив порог. В центре, поближе к алтарю, который весь утопал в гирляндах, стояла огромная живая ель, почти упиравшаяся макушкой в потолок. Сверху донизу она была обильно украшена. Свечи, яблоки, орехи, цукаты, засахаренные фрукты, вафли, фигурное печенье. Брат-повар с помощниками работал весь день и часть ночи, чтобы подготовить все это великолепие.

Высокие гости – принцесса Нерия, принц Негрин и их свита – должны были стоять в первых рядах, среди старших рыцарей и магистров. Герцог Айнский так и не отпустил от себя Готика, так что юноша волей-неволей оказался в числе счастливчиков. Воспользовались оказией и некоторые другие юноши. Яунист, например, протиснулся вперед вслед за одной из фрейлин принцессы, а по пятам за ним тихо проскользнул Ширд. В самый последний момент Готик успел цапнуть за руку Авидара, который уже собирался отстать и занять свое место среди прочих учеников.

– Ты чего? – Горец ловко вывернул запястье.

– Иди сюда! – Юноша схватил приятеля за рукав. – У вас небось такого праздника нет!

– Да. – Авидар смирился и запрокинул голову, осматриваясь. – У нас нет ничего подобного… А для чего это?

Со всех сторон послышались смешки. Громче всех рассмеялся Яунист, наклоняясь к уху своей спутницы-фрейлины и шепча так, чтобы услышали все:

– Дикий народ! Дети гор…

Но девушка лишь вежливо улыбнулась – будучи придворной дамой, она зорко следила за поведением принцессы Нерии и заметила, что та лишь еле заметно усмехнулась.

– Это – угощение для гостей, – принялся объяснять другу Готик. – В конце праздника это все можно и даже нужно съесть. Когда я был маленьким, у нас в замке каждый год наряжали такую ель, в большую залу приглашали детей наших слуг и крепостных. Мы, дети, веселились и угощались всей этой вкуснятиной.

– «Детей слуг!» – фыркнул Яунист. – Мой отец украшал такую ель для всех желающих. В этот день ворота нашего замка были открыты настежь, и в гости мог зайти любой человек с ребенком. Детям давали сладости, а взрослых угощали вином.

– Ну у нас на двор тоже выкатывали бочку с элем, – припомнил Готик, не желая вдаваться в подробности, что все это было до Года Дракона, после которого сии увеселения отошли на второй план. Вскоре после завершения последнего Года Дракона на их замок напали, отец был убит, и хотя родственники соседа-зачинщика выплатили штраф, большая его часть отошла в королевскую казну. А семейству барона Дольского осталось так мало, что прошло четыре года, прежде чем они смогли позволить себе отпраздновать День Создателя с прежним размахом. Кстати, именно тогда к ним в замок случайно заглянули гости – молодой герцог Айнский задержался в пути и завернул в первый попавшийся замок, где и увидел старшую сестру Готика.

– А почему обязательно вешать угощение на дерево? – искренне недоумевал Авидар. Готик почувствовал неловкость – мог бы заранее предупредить друга! Но на помощь неожиданно пришла принцесса Нерия.

– Это символы, – произнесла девушка. – Ель – вечнозеленое дерево, символизирует вечность. Яблоки и орехи – плоды земли, которую нам дает Создатель. Цукаты – радость жизни. Печенье и вафли делают в виде фигурок людей и животных, как символ тех, кто живет в мире и пользуется его плодами. А свечи – огонь, который Создатель зажег в наших душах… Только почему вам до сих пор ничего не объяснили?

– Это моя вина, ваше высочество! – воскликнул Готик. – Я должен был рассказать Авидару и… забыл. Извини! – обернулся он к горцу.

Тот не успел ответить – с хоров грянула музыка. Глубокие мощные звуки органа заполнили собор. Загадочно и таинственно мигнули огни свечей, погаснув и погрузив всех во мрак. Остались лишь звуки органа и высокие голоса певчих. В воздухе разлился аромат курильниц. Торжественное богослужение началось. В порыве какого-то благоговейного восторга Авидар схватил руку Готика, стиснул, ощутил в ответ дружеское пожатие – и их пальцы так и остались переплетенными до самого конца.