3
— И что мне теперь прикажешь делать? — прошипел хозяин.
Я молчал, прижимая правой рукой к груди тугой лубок, в который личный врач только что забинтовал изуродованную левую кисть. Я молчал, когда меня под руки уводили с арены под крики толпы. Молчал всю дорогу домой. Молчал, когда полусонный лекарь дрожащими от волнения руками кое-как промыл многочисленные ссадины — подковы на сапогах Маски содрали кожу с ладони — и бинтовал, заключив в лубки сломанные кости. Молчал, когда ворвавшийся в мою комнату хозяин со злостью и досадой стал избивать меня плетью.
— Т-ты понимаешь, что произошло? — все еще кипя от злости, промолвил он.
Я кивнул. Хруст ломающейся кости стоял у меня в ушах.
— Ты меня убил! Уничтожил! Ты…
— Осмелюсь сказать, что это — всего-навсего перелом, — подал голос лекарь. — Я совместил кости, наложил шину… Через полмесяца от травмы не останется и следа!
— «Через полмесяца»! — передразнил хозяин. — А что мы будем делать эти полмесяца? С голоду умирать? Ты всех нас подставил под удар! Не мог увернуться?.. Или, — он за волосы притянул мою голову к себе, — не захотел? А? Ты сделал это нарочно?
Я молчал. В стиснутой лубками руке пульсировала боль.
— И что мне теперь прикажешь делать? — повторил хозяин.
— Продайте меня, — разлепил я губы.
— Продать? — Он со смехом оттолкнул мою голову. — Кому? Этому эльфу, твоему сородичу? Ну уж нет! Не на того напали! — и, обернувшись к дверям, крикнул: — Взять его!
Охранники переступили порог. В прежние времена я мог бы раскидать их одной левой, но сейчас, когда мне было больно даже пошевелить локтем, не стал сопротивляться. Меня взяли под руки и потащили прочь.
Вот так я оказался в подвале того самого дома, в который мой хозяин перебрался, скрываясь от желающего выкупить меня сородича. Вопреки ожиданию подвал был чистый и сухой, хотя и холодный — все-таки давно стояла осень, и погода часто портилась. Мне устроили постель, поставили возле лежанки табурет, принесли ведро для отправления нужды и оставили одного.
Потянулось время. День-деньской я лежал на постели, уставясь на крошечное окошко-отдушину под потолком и прислушиваясь к эху далеких звуков. За три дня болезни хозяин ни разу не переступил порога подвала. Лишь лекарь заходил ко мне дважды в день, осматривал забинтованную руку, приносил еду и уверял, что выздоровление не за горами. Я ему не верил. Туго перетянутые пальцы практически утратили чувствительность, в ладони все еще пульсировала боль, а на третий день под мышкой и на локте вспухли два желвака. Когда я показал их лекарю, тот слегка переменился в лице, но ответил преувеличенно-бодро:
— Это означает, что процесс выздоровления вступил в… э-э… решительную стадию. Твой организм, Данха, борется. И это — признаки борьбы.
— Понятно, — сказал я и, когда врачеватель уже направился к выходу, окликнул его: — Пожалуйста, нельзя ли сделать так, чтобы ко мне разрешили прийти Горо?
— Не велено, — откликнулся лекарь. — Хозяин запретил!
И в замке заскрежетал ключ.
Утром четвертого дня я проснулся весь разбитый. Рука онемела до локтя, на бледной коже проступили какие-то красные полоски. Меня трясло, как в лихорадке, кружилась голова, в горле пересохло, хотелось пить. Я понял, что заболел, хотя эльфы не подвержены многим заболеваниям.
Надо ли говорить, что в тот день лекарь ко мне так и не пришел! И вообще никто не пришел. Забытый всеми, я лежал в холодном подвале и ждал, слушая отголоски далеких звуков. Там, наверху, ходили и разговаривали люди, переносили и иногда роняли какие-то вещи. Там кипела жизнь, но обо мне так ни разу и не вспомнили за весь долгий день. День, который закончился тишиной. Такой полной тишиной, что мне не хотелось никого звать, чтобы не нарушать ее. А зачем, когда и так все ясно! Меня бросили, оставили на произвол судьбы.
К вечеру второго дня я провалился в горячечное забытье. Меня кидало то в жар, то в холод. Стены кружились перед глазами, пол и потолок то исчезали, то наваливались на меня всей тяжестью. Наверное, я даже бредил, потому что в один прекрасный момент услышал голоса. Кто-то звал меня по имени. Кто-то, стоящий за стеной…
— Данкор… Где ты?
— Здесь. Я в подвале…
— За этой дверью? Погоди, я сейчас…
Дверь внезапно дрогнула, и я очнулся. В подвале царила кромешная тьма — даже слабый свет из отдушины не разгонял мрак, а словно подчеркивал его. Ненадолго даже показалось, что я ослеп — все исчезло, остались только звуки, доносящиеся снаружи.
— Ого! Заперто! — жизнерадостно воскликнул смутно знакомый голос. — Эй! Все сюда! Тут заперто!
Послышались шаги. Дверь дрогнула еще раз.
— Ломайте! — распорядился незнакомый мужской голос.
Дверь подпрыгнула в пазах от мощного удара и вылетела, провалившись внутрь вместе с какой-то тушей, которая рухнула на нее сверху. Коридор был освещен факелами. Мне не составило бы труда рассмотреть, кто это, но перед глазами все плыло, и я смог только увидеть три тени, кинувшиеся ко мне.
— Нет! — воскликнул я, почувствовав, как по моему телу шарят чужие руки. — Отпустите меня!
— Живой! — весело воскликнули сразу два смутно знакомых голоса. — Скорее! Давайте…
— Нет! — Я рванулся изо всех сил. — Отпустите меня! Не хочу!
Отмахнувшись правой рукой, попал кому-то в челюсть — звонко и зло клацнули зубы.
— Ни фига себе! Дерется! — воскликнул тот самый незнакомец. — Вот псих! Слушай, ваши что, все такие?
— Нет, — промолвил еще один незнакомый голос, и мне на голову легла плотная ткань. — Раньше я думал, что один такой…
Я отчаянно сопротивлялся, но меня в шесть или восемь рук под чьи-то слезливые причитания: «Осторожно! Я умоляю вас, господа, осторожно!» — замотали с головой в какую-то плотную ткань, прикрутили руки к бокам, после чего подняли и потащили.
Здесь силы совершенно оставили меня, и остатка пути я не помню.
Наверное, ненадолго меня покинуло сознание, потому что пришел в себя, только когда ткань с лица сорвали и в глаза ударил яркий свет. Я зажмурился, закрываясь здоровой рукой.
— Очнулся? — деловым тоном поинтересовался смутно знакомый мужской голос, и мне на плечо легла рука.
— Драться больше не будешь? — спросил второй.
— Ну нет, — фыркнул кто-то знакомый. — Он еще только начал!
— Господин, — голос Горо я не смог бы спутать ни с каким другим, — все хорошо, господин! Все кончилось! Вы в порядке?
— Кажется, да, — с трудом разлепились тяжелые веки.
Я полулежал на какой-то кушетке, еще закутанный до половины в чей-то теплый меховой плащ, а вокруг толпились люди, эльфы и альфары. Почему-то я не удивился, увидев сияющих, как медные тазы, Горо и Норрика — болтливого спутника Эльфина Невозможного, над плечом которого возвышался горный тролль — вот кто выбил дверь, запоздало сообразил я. Незнакомый эльф одних со мной лет присел рядом, его рука лежала на моем плече. Рядом с альфарами обнаружились два молодых человека. У одного из них, рыжеволосого и зеленоглазого, на левой скуле расцветал синяк. Еще один мужчина, лет, наверное, пятидесяти, невысокий толстяк с заметной сединой в волосах, стоял в стороне.
— Ну и кулаки у тебя! — весело сказал рыжеволосый. — Думал, без зубов останусь!
— А что произошло? — спросил я, переводя взгляд с одного лица на другое. — И где я?
— Сначала я хочу узнать, что случилось! — Властный голос, раздавшийся у входа, заставил всех подпрыгнуть, а рыжеволосый парень поспешил спрятаться за широкие спины остальных, но был безжалостно вытолкнут вперед.
К нам решительным шагом подошел человек. В его рыжих волосах была заметна седина, но выглядел он довольно молодо — на вид не больше сорока лет, хотя наверняка мог оказаться гораздо старше. Эдакий вечный мальчишка, который и в шестьдесят, и в семьдесят сохраняет юношеские стать и энергию.
— Ваше величество! — Полуседой толстяк поспешил поклониться.
— Отец! Дядя! — хором приветствовали вошедшего два молодых человека.
— Кей! — вскочил сидевший рядом со мной незнакомый эльф. — Ты представляешь, у нас все получилось! Все было так, как сказал альфар! Эти сволочи заперли его в подвале и свалили, как последние козлы! Мы поспели вовремя!
— Кто это? — шепотом поинтересовался я у Горо.
— Его величество, король Кейтор Первый Паннорский, — вылез вперед Норрик, который физически не мог долго молчать. — А мы у него во дворце!
Опираясь на плечо Горо, я собрал силы, кое-как встал и поклонился, стараясь двигаться так, чтобы от резких движений не кружилась голова.
— Я… благодарю вас, ваше величество, за…
— Потом, — отмахнулся король и шагнул к молодым людям. — Это что еще за самодеятельность? Даральд, ну Карадора я понимаю — у него шило в одном месте, да и речь шла о его сородиче, но ты-то! — Он несильно ткнул кулаком в покаянно насупленный лоб рыжеволосого парня с синяком. — Наследник престола, принц крови — и самолично лазить по притонам!.. Весь в меня! Иди, поцелую! И вы, принц Гайворон, здесь! — Это относилось ко второму молодому человеку. — Какая преданность венценосному кузену! С ума сойти! Только что скажет ваш отец, когда узнает, где проводит время будущий герцог Паннорский? И вы пошли на такое дело без меня! Как вам не стыдно?
Принц и его кузен что-то забормотали в свое оправдание, но в их опущенных долу глазах и самом тоне голосов не было и намека на раскаяние.
— Ваше величество, — подал голос седоголовый толстяк, — это не королевское дело — ловить преступников!
— Веймар, еще одна нотация в присутствии посторонних — уволю на фиг! — погрозил пальцем король. — Забыл, как мы с тобой двадцать пять лет тому назад…
Пока шла эта перепалка, я прилагал отчаянные усилия, чтобы удержаться на ногах. Король и два принца! А я съездил по физиономии наследнику престола! Ой, Покровители… Что же теперь будет?
— Господин? — Голос Горо долетел откуда-то издалека. — Что с вами? Вам плохо?
Я покачнулся, и кто-то тут же подставил мне плечо.
— Он теряет сознание!.. Держите его! Вот так, кладите!.. Господин, что с вами? Откройте глаза… Эй, позовите кто-нибудь врача!.. Беги за отцом, Гайворон! Живо!
Голоса становились все тише и тише, пока наконец не пропали совсем, растворившись в вязкой темноте забытья.
Открыл глаза от резкого запаха, который мог бы, наверное, поднять и мертвого. В голове еще шумело, но во всем теле ощущалась легкость. Спина чувствовала мягкие прохладные простыни. Чья-то рука осторожно приподняла мою голову.
— Вот, выпейте это, — мягко произнес незнакомый мужской голос.
Моих губ коснулся край чашки, и я, приподнявшись, сделал глоток. Крепкий травяной настой потек в горло. Закашлявшись и очнувшись окончательно, открыл глаза.
Я лежал на устланной шкурами широкой постели, которая была установлена в просторной комнате, обставленной с претензией на роскошь. Шторы на двух высоких стрельчатых окнах были раздвинуты и впускали в комнату осенний неяркий свет.
Надо мной склонилось лицо совершенно седого человека в темной одежде. На тонких губах играла мягкая улыбка. От всего его существа исходили волны покоя и уверенности — и несомненной магической силы.
— Вот так, — приговаривал он на чистом эльфийском языке, помогая мне прихлебывать настой. — Вот хорошо… Это должно вам помочь немного поддержать силы.
Только после того, как чашка опустела, мне позволили прилечь обратно. Человек пристроился на краю постели и осторожно провел тонкими прохладными пальцами по моим вискам.
— Позвольте представиться, — произнес, не дав мне раскрыть рта. — Мое имя — лорд Даральд Паннорский, принц крови и по совместительству — придворный врач короля Кейтора. Вы находитесь в королевском дворце, поскольку сейчас не в том состоянии, чтобы вас можно было транспортировать.
— Что со мной? — прошептал я, не узнавая своего голоса — настолько сиплым и слабым он оказался.
— Обычная инфекционная лихорадка, — спокойно промолвил лорд Даральд. — Как вы себя чувствуете?
— Рука… болит, — со вздохом признался я. — А пальцев совсем не чувствую. Словно их у меня нет.
— Понятно, — сухо промолвил лорд-врач, дотронувшись до моей руки. — Так больно?
Я тихо зашипел сквозь зубы:
— Немного… терпимо.
— А вот так?
На сей раз я изо всех сил стиснул зубы, но мое перекошенное лицо, очевидно, было достаточно красноречивым.
— Я — врач, а не прекрасная дама, лорд Данкор, — спокойно улыбнулся целитель. — Меня можете не стесняться… Итак, вот тут больно?
Я смог только кивнуть.
Еще некоторое время продолжался осмотр, лицо лорда Даральда мрачнело все больше и больше. Наконец он уложил мою многострадальную левую руку на одеяло, и я бросил на нее осторожный взгляд. Лубки, в которые она была заключена все это время, сняли, кисть выглядела ужасно. Рука распухла, побелела и лежала как неживая. На коже предплечья проступили красные полосы, похожие на кровеносные сосуды. Ссадины на ладони там, где подкованные сапоги содрали с нее кожу, воспалились, но, как ни странно, боли я уже почти не чувствовал. Лорд Даральд поймал мой взгляд и осторожно прикрыл кисть краем одеяла.
Стук двери заставил меня открыть глаза. На пороге замер подросток — по виду самый обычный юный эльф, разве что с темными волосами и почти черными глазами полукровки. Сказать по правде, я порядком удивился его появлению — мне почему-то подумалось, что эльфы не могут просто так разгуливать по королевскому дворцу.
— Папа, — увеличивая мое удивление, позвал подросток, — там пришел мастер Эльфин Невозможный. Что ему передать?
Лорд Даральд вздохнул и встал.
— Я сам ему все скажу. А ты посиди пока с нашим пациентом, Кэллегор.
С этими словами он уступил свое место юному полукровке и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
— Здравствуйте. — Подросток уселся на край постели и пожал мне здоровую, правую руку. — Меня зовут Кэллегор Аметистовый.
— Вы… э-э…
— Да, — он слегка смутился, — я наследник Наместника Аметистового. Лорд Даральд, который вас осматривал, мой настоящий отец. У меня нашли способности к целительной магии, так что я немного помогаю отцу и сестре. У меня целых три сестры! — внезапно похвалился он. — Две — дочери лорда Даральда, и еще одну родила мама от моего отчима. А брат только один. Его зовут Гайворон, он младше меня на четыре года и является наследником титула герцога Паннорского… Как вы себя чувствуете?
Переход был таким неожиданным, что я ответил честно:
— Плохо.
— Ничего. Вы скоро поправитесь! Мой отец и не таких вытаскивал почти с того света!
За дверями раздавались приглушенные голоса. Я невольно обратился в слух, но сквозь стену мог услышать только неясный гул. Кэллегор поймал мой тревожный взгляд и, улыбнувшись, слегка повел рукой в сторону двери. Та приоткрылась совсем чуть-чуть — как раз настолько, чтобы я с моим острым слухом мог подслушать, о чем говорят в коридоре.
— Неужели это окончательный диагноз? — послышался как раз в эту минуту голос мастера Эльфина. — И ничего нельзя сделать?
— Коллега… Вы разрешите называть мне вас так? — Негромкий голос принадлежал лорду Даральду.
— Почту за честь…
— А вы скромны… Итак, я — врач, а не земное воплощение Девы Леснички. И отнюдь не всемогущ, как бы меня ни расписывал его величество! Рука сильно повреждена. Налицо заражение крови и начавшийся некроз, отягощенный лихорадкой. Еще несколько дней — и делать что-либо будет поздно. Конечно, он чистокровный эльф и станет дольше сопротивляться заразе, но… время упущено! Теперь я вижу выход только в операции.
— Но это… невозможно! Он потеряет руку…
— Он ее уже потерял. А если мы промедлим, потеряет и жизнь, как бы жестоко это ни звучало!
— Но я не…
— Операцию я проведу сам. А уже от вас, коллега, будет зависеть, чтобы у него не появилась болезнь. Иначе все мои труды пойдут насмарку.
Дальше можно было не слушать. Я закрыл глаза, чтобы отгородиться от окружающего мира и Кэллегора, который все еще держал меня за здоровую руку. Болезнь эльфов, которую иногда называют просто скукой, — это внезапная потеря интереса к жизни. Она неизлечима и может поразить любого — мужчину и женщину, старика и ребенка. Если она проявилась, насколько я знаю, лечение невозможно. И если ее признаки появятся у меня…
— Не отчаивайтесь, — услышал я голос Кэллегора. — У моей матери тоже была болезнь. Отец ее вылечил, и она до сих пор жива. И с вами все будет хорошо!
Подросток больше ничего не успел сказать — в комнату вошли лорд Даральд и Эльфин.
— Вы все слышали. — Это был не вопрос, а констатация факта. Я молча кивнул, Кэллегор потупился. — Что ж, тогда не стоит ходить вокруг да около. — Лорд Даральд прошел к моей постели и встал надо мной. — Лорд Данкор, ваше состояние я расцениваю как тяжелое. Чтобы спасти вам жизнь, придется отнять руку!
— Нет, — вырвалось у меня.
— Речь идет о спасении жизни, — спокойно перебил лорд-врач. — Не знаю, кто вас лечил, но он сделал все, чтобы вы стали калекой. Омертвение тканей, заражение крови… Будь вы человеком, я бы всерьез опасался за вашу жизнь. Но, на ваше счастье, вы — эльф. Да и я кое-что смыслю в целительной магии. Руку вам уже ничто не спасет, но вы останетесь в живых.
— Вы не понимаете, — воскликнул я. — Для меня потеря руки — это… Я воин! Я умею только воевать… Что я буду делать? Кому буду нужен без руки?
— Кому-нибудь, — отрезал лорд Даральд и отвернулся от меня, давая понять, что все, что я еще имею желание ему высказать, его не интересует. — Кэллегор, немедленно отправляйся ко мне домой и передай делле Хельге, что случай тяжелый, и я задержусь до вечера. И заодно привези деллу Исмираль. Пусть захватит мои инструменты. Она знает какие… Делла Исмираль — моя старшая дочь, — соизволил он сообщить, причем скорее Эльфину, чем мне. — Она единственная из детей… моих человеческих детей, я хочу сказать… унаследовала мои способности. Ее целительный дар настолько силен, что я даже собираюсь отправить девочку на стажировку в Храм Леснички. Благодаря ее присутствию пациент ничего не почувствует.
— Погодите, — попытался я привлечь к себе внимание, когда Кэллегор ушел, — а согласие пациента никто не спрашивает? Речь идет о моей руке!
— Речь, милорд, — Эльфин присел рядом, — идет о вашей жизни. Вы прошли через рабство и лучше кого бы то ни было должны понимать: что бы ни случилось, надо жить дальше! Жить и надеяться…
Он еще что-то говорил — я практически не слушал, глядел в окно, где по серому осеннему небу плыли темные дождевые облака. День выдался пасмурный, серый, на душе у меня стоял такой же сумрак.
От размышлений меня отвлекло появление девушки с холодными глазами. Молча пройдя в комнату, она отдала лорду Даральду саквояж с инструментами и присела у изголовья моей постели, положив руку мне на лоб.
— Здравствуйте, — спокойно сказала на чистом эльфийском языке. — Мое имя — делла Исмираль. Я буду вашей сиделкой в первое время. Расслабьтесь. Сейчас вы уснете и ничего не почувствуете!
Я хотел было возразить, что невозможно не почувствовать, как тебе отрезают руку, но в этот самый миг глаза мои сами собой закрылись, и я словно провалился в темноту без чувств и сновидений.
