5
После победы над Серым Барсом наступило некое затишье. Еще две школы гладиаторов — школа Каменной Птицы и школа Разящего Клыка, — с чьими лучшими бойцами я не успел встретиться, ушли в подполье, явно не желая нарываться на проигрыш. Правда, кроме них оставались и еще несколько более мелких и незначительных школ, а также «частные» гладиаторы, вроде как мы с нашим господином Хашшей. Эти по традиции не признавали никаких авторитетов — сами такие, знаю! — и мы ждали приглашения на поединок от кого-нибудь из одиночек.
Пока же коротали время, выступая на пирах и банкетах у знатных господ столицы. На наше счастье, пирующие довольствовались заранее отрепетированными номерами. За неделю пиров и гуляний мне всего дважды поступило предложение скрестить оружие с любимым поединщиком хозяина дома. И конечно, оба боя я выиграл — чего, собственно, от меня и ждали.
Последний пир тянулся так долго, что праздничный ужин плавно перетек в праздничный завтрак. Для меня, привыкшего к тому, что эльфы могут по пять-шесть дней пировать, отходя от стола только для того, чтобы привести себя в порядок, десять часов пира ничего не значили, и наутро я взошел на колесницу свежий и бодрый, как огурчик. Ухарь и господин Хашша, евшие и пившие наравне со мной, чувствовали себя значительно хуже и мечтали о постели, куда можно завалиться и продрыхнуть до полуночи.
Мы ехали напрямик, через торговую площадь, чтобы как можно скорее добраться до дома. В кошеле, который я повесил себе на пояс, не доверяя полусонному и не совсем трезвому господину Хашше, позвякивали золотые полумесяцы — наш гонорар. Десять золотых принадлежали лично нам — по пяти штук мне и Ухарю, — и я, свысока озирая торговые ряды, уже прикидывал, на что бы такое их потратить, когда колесница повернула, огибая какой-то навес, и я увидел…
Помост казался островком среди бушующего людского моря, а две фигуры на нем — чудом спасшимися после крушения. С надеждой и тревогой всматривались они в горизонт, желая увидеть парус — свое спасение. Но если один просто молча стоял и смотрел, второй делал все, чтобы привлечь к себе внимание.
— Смотрите! Смотрите, почтенные, — говорил он, — какой красавец! Второго такого просто не существует!
Все рынки рабов устроены одинаково. Когда-то я сам точно так же стоял на помосте с заведенными назад руками и ждал решения своей судьбы. Сейчас настала очередь Серого Барса.
Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять — лучший гладиатор опозорил школу Песчаного Змея тем, что проиграл бой, на который взирали очи самого солнцеликого кали, и должен был понести наказание. Он обязан был исчезнуть и продавался, как простой раб, в один из базарных дней, с общего помоста.
— Мужчина, молодой, прекрасно умеет владеть оружием! — расписывал его торговец. — Если кому-нибудь нужен телохранитель или просто забава-поединщик, это лучшее приобретение! Может выступать наемным убийцей. Молод, здоров, силен, крепок…
Я тронул за плечо господина Хашшу, привлекая его внимание. Ухарь тоже узнал Серого Барса и вытаращил глаза.
— За что его? — правильно догадался полукровка.
— За проигрыш, — пожал я плечами. — Солнцеликий не любит проигрывать.
— Начальная цена, — тем временем донеслось с помоста, — сто золотых полумесяцев!
Ого!
— Вот что, — я тряхнул Ухаря за плечо, — скачи к нам домой и достань под половицей нашу заначку.
— Что? — Господин Хашша только что проснулся окончательно. — Какую заначку? Зачем заначку? Не, я больше сегодня не пью!
К чести Ухаря, он не стал задавать лишних вопросов, а одним прыжком перескочил на спину мула господина Хашши, которого вели за колесницей, поскольку ехать верхом его владелец был не в состоянии.
— Под правой или под левой? — только уточнил он.
— Под обеими!
— Ага! — Полуорк ускакал, пригнувшись к гриве.
— Сто двадцать! — Тем временем предложил кто-то из толпы.
Я позвенел золотыми в кошеле:
— Сто пятьдесят!
— Отличная цена! — встрепенулся торговец. — Итак…
— Сто шестьдесят! — перебил мой оппонент.
— Сто семьдесят! — парировал я. Серый Барс узнал мой голос и не сводил с меня глаз. Кроме их сине-зеленого цвета, светлых волос и чуть заостренных ушей в нем мало что было от эльфа, но мне сейчас казалось, что я спасаю одного из своих соотечественников, проданных в рабство ненавистными орками.
— Сто восемьдесят!
— Двести! — А, гулять так гулять!
— Какие двести? — трагически зашептал стремительно трезвеющий господин Хашша. — Нам заплатили всего пятьдесят…
— Еще триста лежат у нас с Ухарем в заначке, — прошептал я.
— Двести двадцать!
— Двести тридцать! — Я покосился в конец улицы. Умчавшийся галопом Ухарь уже должен был добраться до дома. Вскрыть половицу было делом минутным.
— Двести сорок!
— Двести пятьдесят!
— Двести семьдесят!
— Двести восемьдесят!
— Триста!
Ой, мама… Где же Ухарь? Серый Барс дураком тоже не был и смотрел в ту сторону, куда ускакал полуорк.
— Триста двадцать, — предложил я, понимая, что еще чуть-чуть, и надо будет заканчивать торги. И вообще, это идиотизм — раб, торгующийся на рынке, чтобы купить другого раба! Но господин Хашша протрезвел только что и просто не успел бы принять решение.
— Триста тридцать…
Наконец-то! Ухарь лихо осадил мула перед колесницей и швырнул мне мешочек.
— Триста пятьдесят! — заорал я на всю площадь. — Продано!
— Но… но как же… мы же еще… я хотел… — в два голоса залепетали мой оппонент и торговец.
— Триста пятьдесят, — я подхватил оба мешочка и, лихо спрыгнув на мостовую, стал продираться к помосту, — клянусь своими мечами!
— Ой, ё… — вырвалось у Серого Барса, когда я одним прыжком вскочил на помост и грянул об него обнаженными клинками. — Я — Данха-и-Нур!
Реакция толпы была примерно такой же, как если бы сюда спустился местный верховный бог, Дейесс, чьим земным воплощением по традиции считался кали. Хотя я практически не выступал в Найредде перед простым народом, обо мне прекрасно знали.
— Аа-а-а-а! Данха-и-Нур! Данха-и-Нур! Он здесь! — раздавались голоса. Торговец вытаращил глазки, как улитка, на которую уселся дракон. Серый Барс, кажется, был готов упасть в обморок.
— Ну? — Я заглянул в вытаращенные глазки, силясь разглядеть на дне хоть какой-нибудь проблеск мысли. — Мы договорились?
— А… э-э… ну… мм… — на меня смотрели так телячьи-преданно, что становилось неуютно.
— Так «да» или «нет»?
— А… а… автограф можно? — Выпалив это, торговец зажмурился с самым обреченным видом.
Думал я недолго — и ежу понятно, что по-человечески я не умею ни читать, ни писать, а если вздумаю начертать что-нибудь эльфийскими рунами, то это наверняка примут за какое-нибудь заклинание для вызова демонов. Поэтому я широким жестом содрал с себя тунику, оторвал рукав, сунул его торговцу «на память», а остальное швырнул в радостно заоравшую при виде такого «сувенира» толпу. После чего отдал торговцу оба мешочка с золотом, подхватил за локоть остолбеневшего от неожиданности Серого Барса и вместе с ним спрыгнул с помоста. Совсем рядом толпа дралась и выла, разрывая на ниточки остатки моей туники, и мы поспешили убраться подальше.
На господина Хашшу было жалко смотреть. Протрезвев окончательно, он сообразил, что мы лишились сегодняшнего гонорара, и всю дорогу стенал так, словно у него умерли все родственники разом и при этом ничего ему не оставили, кроме долгов и кучи племянников — умственно отсталых инвалидов.
— Как мы будем дальше жить? — стонал «хозяин», пытаясь отыскать и вырвать у себя на лысине какой-нибудь волосок. Не снимая тюрбана, это было сделать довольно сложно. — На что будем есть? Из каких средств станем платить за аренду дома? А еще тебе нужна новая туника! Вы меня по миру пустите!
— А, не берите в голову! — отмахнулся я. — Считайте это выгодным вложением капитала!
— Кроме того, ни за что не поверю, что вы не продаете исподтишка старые туники и сандалии Данкора его поклонникам! — ухмыльнулся гарцующий рядом на муле Ухарь. — Куда, например, делись его малиновые шаровары с дыркой на самом интересном месте?
— Что? — воскликнул я. — Мои любимые? Вы их продали, господин Хашша?
— Ага, — расплылся в улыбке полуорк. — Я своими ушами слышал, как он втирал покупательнице — мол, порвалось потому, что наш Данха-и-Нур чересчур активно среагировал на появление в поле зрения обнаженной брюнетки…
— Что? — еще громче воскликнул я. — Это когда мне нравились брюнетки?
— Никогда. — Перевесившись с седла, Ухарь успокоительно погладил меня по плечу. — Тебе нравятся исключительно брюнеты… Эй, Барс, отомри уже и признавайся — это твой натуральный цвет или ты крашеный?
Но свежепроданный гладиатор только хлопал ресницами и категорически отказывался «отмирать».
Вот так, перебрасываясь милыми «шуточками», мы и добрались до дома. Ворота были распахнуты, наши немногочисленные слуги (таскать из города в город большую толпу слишком накладно) толпились в проеме, желая узнать подробности происшедшего. Мы спешились, люди засуетились, уводя мула и колесницу под навес.
— Господин Хашша, — придерживая за локоть Серого Барса, я направился в свою комнату, — распорядитесь пока, чтобы нам подали какого-нибудь вина, фруктов и… ну просто чего-нибудь перекусить.
— Еще? — всплеснул руками мой «хозяин». — Ты в состоянии еще пить?
— Ну надо же отметить такое событие, — толкнул локтем Серого Барса.
— На троих сообразим! — потер руки Ухарь.
Мы втроем ввалились в мою комнату, и я поспешил наконец развязать ремень, стягивающий запястья выкупленного противника.
— Ну вот мы и дома! Осмотрись, передохни, расслабься…
— Мой господин. — Поколебавшись, Серый Барс опустился передо мной на колени.
В ответ раздался двухголосый хохот.
— Успокойся, приди в себя, выдохни. — Ухарь заставил гладиатора принять вертикальное положение и усадил на низкую лавку. — Добро пожаловать в наше братство вольных гладиаторов!
Вольных? Квартерон вытаращил глаза.
— Когда-то давно я действительно был продан в рабство, — признался я. — Был воином, попал в плен, и… там мне отрезали волосы. — Я коснулся своего почти бритого затылка. — Но потом сбежал… не без помощи вот этого типа.
— Я тогда служил охранником в караване, — подмигнул Ухарь. — Мне поручили сторожить Данкора. Там мы как-то незаметно подружились, и, когда он удрал от хозяина, я помог ему скрыться.
— Господин Хашша нам не хозяин, — снова заговорил я. — Он устроитель боев, казначей, администратор — называй как хочешь. Мы ездим по стране и выступаем на гладиаторских боях, а также просто сражаемся за деньги.
— А я? — Серый Барс переводил взгляд с Ухаря на меня.
— А ты… Помнишь, ты отдал нам полторы сотни золотых полумесяцев, которые копил для своего освобождения? Можешь считать, что сегодня ты купил себе свободу!
Серый Барс откинулся назад и закрыл глаза.
— Бабушка была бы счастлива, — прошептал он.
— Бабушка?
— Она была воительницей, попала в плен раненой, — вздохнув, сказал гладиатор. — От своего хозяина-человека родила мою мать. Мама была очень красива. Это ее и сгубило. Я — ее единственный сын. Она умерла, когда я был совсем маленьким. Бабушка вырастила меня, научила сражаться… А когда мне исполнилось двенадцать лет, меня купили для школы Песчаного Змея. С тех пор я не видел бабушку. Наверное, она до сих пор жива…
— Мы ее поищем, — пообещал Ухарь. — Закончим дела в Найредде и заставим господина Хашшу отправиться на ее поиски.
— Кстати, а как звучит твое настоящее имя? — поинтересовался я.
— Янсор, — представился новый друг.
— Данкор, — назвался я, протягивая руку для пожатия.
— Ухарь. — Сверху легла лапища полуорка.
Больше мы не успели обменяться ни словом — вошли слуги и принесли вино, фрукты и немного мятных лепешек.
Долгий день заканчивался. После дневной духоты наступила прохлада, и я решил потренироваться на закате, когда не так жарко и дышится значительно легче. Уйдя в залитый полумраком внутренний дворик, разминался, без устали крутил два меча. В последнее время я чувствовал неосознанную тревогу. Одолевала бессонница, не удавалось долго оставаться на одном месте, и сейчас, вместо того чтобы отдыхать после «трудового» дня, вышел во двор, надеясь физической усталостью немного заглушить тревогу.
Осторожные неверные шаги услышал издалека и развернулся навстречу слуге, доводя прием до конца, чем заставил человека отпрыгнуть назад и перемениться в лице. Завершив движение, опустил мечи и поклонился: хотя передо мной стоял всего лишь слуга, формально он был свободным, а я — рабом.
Слуга был как-то странно взволнован и то и дело озирался по сторонам, словно чего-то ждал.
— Что тебе угодно? — решил я прийти ему на помощь.
— Там… там, у калитки, — пролепетал он, — зовут Данха-и-Нура…
Наверное, восторженные почитатели, которые каким-то образом прознали, где я живу.
— Хозяин еще не вернулся? — поинтересовался я.
Несколько часов назад господин Хашша отправился по делам в город.
— Еще нет. — Слуга заволновался еще больше, а я вздохнул. Ничего страшного не случится, если ненадолго выйду за калитку. Положил мечи на лавку, набросил на плечи тунику.
— А кто там?
— Это… э-э… послание, — пролепетал слуга, бледнея и покрываясь холодным потом. Видимо, он тоже понимал, что нам обоим грозит наказание, если я выйду со двора без разрешения. Но отступать было поздно.
Здесь, на юге, ночь наступает очень быстро — на улице уже стемнело. Но не заметить десять вооруженных воинов было трудно. Они стояли полукольцом, отгородившись от меня щитами и короткими копьями.
— Что здесь происходит? — Я замер на пороге, не решаясь сделать последний шаг. Рядом со мной тяжело дышал и потел от страха слуга.
— Данха-и-Нур?
Строй воинов раздвинулся, и на свободное пространство шагнул человек. Одного взгляда на его лицо оказалось достаточно для того, чтобы я все понял и почувствовал страх. Это был тот самый шан, который некоторое время назад пытался купить меня у милейшего господина Хашши. Слов не требовалось. Я просто вытаращил глаза, запоздало догадавшись, что за предчувствие терзало меня в последние дни. За две недели, миновавшие с памятного боя с Серым Барсом, я чересчур засветился в Найредде.
— Наконец-то мы встретились. — Шан почти улыбался, но глаза оставались холодными. — Мне пришлось долго за тобой гоняться. И если бы не твои громкие победы в благословенной Найредде, мы бы никогда не встретились. Тебе знаком вот он?
Еще два воина шагнули из-за стены щитов и вытолкнули… Горо! Мой бывший слуга был бледен как мел и избегал моего взгляда. Один человек выворачивал его локти, а другой держал у горла альфара кривой нож.
— Что это значит? — прошептал я и не узнал своего голоса.
— Одно твое движение — и он умрет!.. Взять его!
Десять воинов одновременно сделали шаг мне навстречу.
Нет, даже сейчас я мог рассчитывать если не на победу, то хотя бы на то, что сумею прихватить с собой на тот свет нескольких противников. Но в их руках был Горо!.. Единственное близкое для меня существо, чьей жизнью я не имел права рисковать… И я позволил людям схватить меня…
Крепко связав, меня поставили на колени перед шаном. Тот посмотрел сверху вниз и, взяв за волосы, подтянул мою голову поближе.
— Великолепный Данха-и-Нур! — протянул он. — Вот ты и попался! Как оказалось просто тебя изловить! Твой прежний хозяин — глупец! Он отказался продать мне тебя за отличную цену в две тысячи золотых полумесяцев — так теперь я получу тебя практически бесплатно!.. Да-да, — почти ласково улыбнулся шан, — твой новый хозяин — я! Запомни это!
Я скосил глаза на Горо. Альфар оцепенел под ножом, как жертвенный ягненок. Считайте меня кем угодно, но я, за три года убивший несколько десятков человек, не мог допустить, чтобы оборвалась невинная жизнь.
— Да, — промолвил обреченно. — Мне запомнится это! Вы — мой новый господин…
— Молодец! — Меня похлопали по щеке. — Отлично учишься!.. Ну, что встали? Взять их! Обоих!
Нас с Горо подхватили под руки и силком потащили за угол дома, там стояла наготове арба, на ней поджидал длинный сундук, в котором мог уместиться человек. То есть человек обычного среднего роста, а не я, огромный, для которого в душном вместилище было слишком тесно и неудобно. Сверху довольно небрежно закинули альфара. После чего над нами захлопнули крышку, и арба тронулась с места, увозя нас в неизвестность.
Некоторое время мы лежали неподвижно, лишь иногда вздрагивали, если арбу подбрасывало на неровностях дороги.
— Простите меня, милорд, — нарушил молчание Горо. — Это я во всем виноват…
— Тебе не за что себя винить. — Я почувствовал, что улыбаюсь. — Если бы ты знал, как я рад тому, что мы вместе!
— Но это из-за меня вы…
— Что? Сменил хозяина? Рано или поздно, но я все равно бы расстался с господином Хашшей, так что не бери в голову!
— Но еще неизвестно, что нас ждет! — запротестовал альфар и, неловко повернувшись, врезался мне макушкой в плечо.
— То же, что и обычно, — поморщился я. — Только дурак копает землю топором. Я, как и прежде, буду сражаться, а ты станешь носить мое оружие.
Горо несколько раз глубоко вздохнул и, поелозив еще немного, в конце концов уснул, уткнувшись носом мне в шею. На меня же накатила обычная бессонница, и я до самого конца пути не сомкнул глаз, размышляя о своей участи. Сменив хозяина, мне не удалось сменить сферу деятельности. А это значило, что перемен в дальнейшем не предвидится.
