ГЛАВА 32
По счастью, двери многих домов были распахнуты настежь — заходи, кто хочет, и бери, что хочешь. Убегая от войны, некоторые хозяева побросали кое-какую утварь и мебель. А в одном доме даже обнаружились два горшка и несколько мешочков с приправами. При желании в этом доме можно было прожить какое-то время, тем более что припасы у них были.
Переступив порог, Ласкарирэль села на лавку у входа, обхватив руками свой мешок. Она словно оцепенела — смотрела перед собой остановившимися глазами и не слышала, что говорил ей Эйтх. Юный орк кружил по дому, ломая руки и не находя себе места. Он то высовывал нос наружу, то опять забивался в дом.
— Мы пропали! Нас найдут! — повторял он непрестанно. — Нам надо уходить! Ты что, не понимаешь? Я за тебя отвечаю! Хаук мне голову оторвет, если с тобой что-то случится!.. Вставай! Мы уходим!
Он тормошил девушку, но та просто забилась в дальний угол. Больше всего на свете Эйтху хотелось подхватить ее на руки и унести подальше отсюда, но он понимал, что у него ни за что не хватит сил даже дотащить ее до конца улицы.
Они не слышали внезапно поднявшегося возле ворот шума и криков. Не видели, как внезапно на стену вскочила какая-то фигура и замерла, словно давая лучникам шанс прицелиться получше. И как внезапно, подняв руки над головой, оттолкнулась и прыгнула с высоты в сотню локтей прямо в заполненный водой ров. Несколько стрел и арбалетных болтов напрасно прочертили воздух — неизвестный исчез в воде с громким всплеском, и несколько секунд спустя десятка полтора орков кинулись туда же. Их сородичи жадно смотрели на них сверху.
Они не видели, как перед самым закатом из городских ворот вышло несколько сотен мечников, а следом за ними вырвалась и княжеская конница. Осаждавшие Ирматул орки устремились в атаку, но ударный кулак мечников составляли их сородичи с талгатами. Они не видели схватки в сумерках. Не видели, как орки сцепились с орками. Как конница, охватив пешие полки с двух сторон, начала теснить их. Как запели заклинания шаманы, и как разом прервали пение, едва с крепостной стены, расправив крылья, на них, откуда ни возьмись, ринулся дракон. Он не полыхал огнем, не хватал когтями воинов, чтобы раздробить им кости и швырнуть изуродованные тела на головы их товарищей. Он просто пронесся над схваткой, и вся магия шаманов-орков как-то сразу прекратила свое действие. Одно присутствие дракона свело ее на нет, и каждая сторона с этого момента могла полагаться только на свои мечи, копья и талгаты.
Сражение продолжалось почти до полуночи, после чего обе стороны одновременно отступили — княжеские дружины вступили обратно под прикрытие городских стен, а орки рассыпались по предместьям. И никто не заметил, как еще одна фигура под покровом ночи устремилась прочь от города. С нее ручьями текла вода, а руки сжимали окровавленное оружие.
Среди ночи Эйтх вздрогнул, словно от удара. Он только-только вздремнул, устроившись на пороге и положив меч на колени, когда его будто подбросило. Не вставая, юный орк на четвереньках подполз к порогу и осторожно высунул голову наружу — дабы не привлекать внимания случайных бродяг, дверь в дом они не закрывали.
Ночная темнота скрадывала очертания предметов, но Эйтху показалось, что по пустой улице кто-то крадется. В тишине не было слышно шагов, но острое орочье обоняние подсказывало — кто-то приближается. И, судя по тому, как неизвестный крадется, намерения у него не самые добрые.
Эйтх бросил быстрый взгляд через плечо. Утомившись ожиданием, Ласкарирэль спала там же, на лавке, обхватив руками мешок с вещами и уронив на него голову. Она ничего не слышала.
Юный орк опять выглянул наружу и чуть не закричал от волнения. К первой фигуре присоединилось еще несколько — темнота не позволяла пересчитать всех. Они шли со стороны канала, и запах затхлой воды и тины перебивал все другие запахи. То один, то другой наклонялся к самой земле, словно принюхиваясь.
Неизвестные шли по их следам! Эйтх обругал себя последними словами за то, что не настоял и позволил Ласкарирэли остаться здесь до утра. Была одна надежда — что эти чужаки пройдут мимо, что они выслеживают еще кого-то…
Но кого еще им выслеживать? Они с Лаской были последними, кто прошел здесь. И это по их следам шли убийцы.
Эйтх крепче стиснул в руке меч и стал медленно подниматься. Двух-трех он успеет убрать прежде, чем получит сколько-нибудь серьезную рану. Будить Ласку уже поздно. Она не успеет спрятаться… жаль. Но он сделает все, что в его силах.
Предводитель грабителей свернул к дому. Луна скрылась за тучами, лишь сбоку в разрывах облачной пелены сверкали две одинокие звезды. На крепостной стене тоже горели огни, но их света доставало лишь на то, чтобы Эйтх узнал своих сородичей. Он стиснул зубы в бессильной ярости — будь перед ним несколько человек, он бы не сомневался в своих силах. Но орки… Однако отступать было поздно. Предводитель грабителей шагнул к двери.
И в этот миг Эйтх напал.
Он ударил молча, почти без замаха, чтобы не тратить время. Удар был коротким, но от того не менее смертельным. Меч рванулся вперед, как атакующая змея. Он должен был пронзить живот грабителя, но тот непостижимым образом сумел увернуться, и лезвие лишь скользнуло по его животу, распарывая одежду. Послышался лязг металла о металл — под курткой у грабителя была кольчуга.
Торопясь исправить ошибку, Эйтх извернулся, выводя меч для удара снизу вверх, но тяжелая рука успела перехватить его запястье. А потом кулак врезался ему в скулу с такой силой, что юный орк просто клацнул челюстями, закатывая глаза.
Грабитель не дал ему упасть, удержав в руках. Эйтх дернулся, роняя меч и хватаясь за висевший на боку нож. Он успел нанести противнику второй удар, успел почувствовать, как лезвие входит в его бок, успел порадоваться, что прихватил с собой хоть одного из этих типов, и ужаснуться, что убил сородича… И тут новый удар обрушился на его голову, на сей раз погрузив юного орка в беспамятство.
Грабитель и его незадачливый противник вместе ввалились в дом, и чужак уложил Эйтха на скамью, случайно разбудив при этом Ласкарирэль. Девушка встрепенулась, вскрикнула — в полной темноте она не могла разобрать, что к чему, лишь увидела движущиеся тени, но тут пришелец метнулся к ней. Жесткая ладонь легла на рот, глуша новый крик.
Спросонья девушка принялась отчаянно отбиваться. Она сражалась так яростно, что нападавшему просто не оставалось другого выхода — свободной рукой он набросил на пленницу ее шерстяной плащ, закутал ее с головой и вскинул бьющееся тело на плечо. Сквозь плотную ткань доносилось яростное мычание, ноги в кожаных сапожках колотили по воздуху, все тело извивалось и удерживать его стоило немалых усилий. Тем не менее похититель не обращал на это внимания. Он кивнул своим спутникам, чтобы подобрали бесчувственного Эйтха, и покинул дом.
Семеро теней — две из которых тащили на плечах пленников — быстрым орочьим шагом удалялись прочь от города. Не останавливаясь, они миновали предместья, пересекли овраг, служивший негласной границей застройки в этой части посада, и растворились в полях, уже окутавшихся ночным осенним туманом.
Сначала Ласкарирэль боролась за жизнь и, оказавшись в плену, не сразу прекратила попытки к сопротивлению. Но потом ей стало плохо. Толстый шерстяной плащ, подбитый льном, в котором ей изначально предлагалось ходить до морозов, мешал дышать. Колючая шерсть лезла в рот и нос, и девушке пришлось бороться за каждый глоток воздуха. В ней родилась безумная надежда, что ее похитители вот-вот остановятся и не дадут ей задохнуться. Но время шло, и в конце концов она потеряла сознание.
А очнулась от того, что ее крепко держали за руки и кто-то размеренно и от души, по-орочьи ругаясь сквозь зубы, колотил ее по щекам. Один удар разбил ей губу, и Ласкарирэль застонала от боли.
— Кажется, очухалась, — промолвил смутно знакомый голос. — Давай воду!
Ей в лицо выплеснули целую пригоршню ледяной воды, пахнущей тиной и рыбами. Ласкарирэль закашлялась, отплевываясь от попавшей в рот ряски и судорожно ловя ртом благословенный воздух.
Мысли ее тут же прояснились и понеслись вскачь с бешеной скоростью, нагромождая одно предположение на другое. Она лежит на земле, платье ее разорвано на груди, ее держат за руки, бьют… Закричав, она отчаянно рванулась, пытаясь защититься от насильников, и новая пощечина заставила ее зайтись в крике.
— Чтоб тебя, Ласка! — зарычали над нею. — Ты заткнешься или нет?
От неожиданности девушка наконец-то разлепила мокрые ресницы и заморгала, пытаясь рассмотреть склонившихся над нею орков. На ресницах была вода, она потрясла головой — и только тут узнала, кто только что бил ее по щекам.
— Хаук!
— Ну наконец-то! Еще раз ты меня так напугаешь — просто не стану с тобой возиться, а брошу в овраг и прикопаю, чтоб не воняла! Надумала тоже — сознание терять… Да отпустите вы ее, шакальи дети!
Удерживавшие Видящую на земле орки тут же разжали руки, и девушка, не обращая внимания на то, в каком состоянии ее наряд, вскочила и бросилась Хауку на шею. От неожиданности он потерял равновесие и опрокинулся на спину, но тут же вывернулся ужом и попытался привстать и отпихнуть от себя жену.
— Пусти! — прорычал он ей в ухо. — Слышишь? Пусти!
— Никогда, — она затрясла головой. — Слышишь, никогда не оставляй меня одну!
— А то что?
— А то я тебя убью! — совершенно искренне промолвила она.
И тут же вокруг грянул дружный многоголосый хохот. Воспользовавшись моментом, Хаук разжал ее судорожно сведенные на его шее руки и отодвинул Ласкарирэль от себя.
— Чтобы меня убить, мало одного твоего желания, — прорычал он. — Надо, чтобы я сам хотел умереть. А это пока не входит в мои планы. Скорее наоборот…
Он примолк и перевел взгляд куда-то вниз. Слишком поздно Ласкарирэль сообразила, что он смотрит на ее грудь, вывалившуюся из глубоко, до талии, разорванного платья. Нижняя льняная рубашка тоже была порвана, так что все желающие могли сколько угодно созерцать ее тело, тем более что Хаук предусмотрительно удерживал ее руки в своих. А вокруг сидели и стояли орки — те самые, из Уртховой сотни, и беззастенчиво пялились на это зрелище.
— Ты был прав, Хаук, — отсмеявшись, промолвил один, — ради такого стоит рискнуть!
— Приведи себя в порядок, Ласка. — Орк оттолкнул жену и поднялся. — Надеюсь, ты, как нормальная женщина, взяла иголку и нитку?
— Взяла, — процедила девушка. — Только пусть они отвернутся!
— Они и так видели слишком много. Их ничем не удивишь и не испугаешь! — отмахнулся муж и отошел.
Внезапно Ласкарирэль разозлилась. Вскочив, она одним движением стянула с себя платье, потом нижнюю сорочку, оставшись в одних вязаных чулках и башмаках. В мгновенно наступившей тишине эльфийка направилась к сваленным возле костерка мешкам с вещами. Орки провожали ее изумленными взглядами — у всех отвисли челюсти.
Там уже обнаружился Эйтх. На скуле молодого орка темнел огромный синяк. Он отчаянно делал вид, что его больше интересует закипавшая в котелке вода, но нет-нет, да и стрелял глазами на женское тело. Ласкарирэль же, нарочно не глядя по сторонам, принялась рыться в своем мешке, нашла кожаный узелок с принадлежностями для шитья и, устроившись на сложенном плаще, принялась чинить свое платье. Внезапно послышался шорох, и теплая кожаная куртка, подбитая мехом, легла на ее обнаженные плечи. Куртка еще хранила тепло Хаука, и Ласкарирэль с трудом скрыла улыбку. Ее орк уселся по другую сторону костра, не сводя с эльфийки глаз, и походя, как будто отгонял муху, легонько врезал Эйтху по затылку — мол, не отвлекайся. А когда платье и сорочка были починены, встал, взял ее за локоть и оттащил в ближайшие кусты, чтобы жена могла переодеться без помех.
Тем временем ужин был готов, и Эйтх, багровый от смущения, разлил жидкую кашу в миски.
Ужинали в молчании, ни на кого не глядя, но у совершенно успокоившейся Ласкарирэли на языке вертелось множество вопросов. Ей было неприятно, что она, видимо, единственная, кто ничего не знает, и, улучив минуту, когда орки стали по одному отходить от костерка, она коснулась локтя Хаука.
— А мы где? — шепотом поинтересовалась она, получив от него вопросительный взгляд.
— В лесу, — последовал лаконичный и вполне очевидный ответ — кругом в самом деле стояли кусты и деревья, в кронах которых уже появились первые желтые и красные листья.
— А как же Ирматул? Мы что, туда больше не…
— Больше не… — отрезал Хаук.
— Но там же… — Она осеклась и обвела глазами остальных орков. — Что случилось?
— Ничего. — Хаук сжал кулаки и ссутулился. Девушка только сейчас заметила, что остальные посматривают на него как-то странно — сочувственно и вопросительно, словно ждут приказаний. — Они убили Тврита и этого парнишку, Инириса… когда нагнали.
Ласка замолчала, пораженная, но Хаук и сам уже не мог остановиться:
— Они приняли его за меня… за нас… и погнались. А когда поняли, что ошиблись, они… Твриту еще повезло — его просто разрубили на куски. А вот Инирис…
— Они надругались над ним, — проворчал кто-то из орков. — И только потом задушили. Парнишка был вполне безобидный… даже забавный немного… хоть и альфар!
— Они слишком сильно ненавидят меня и все, что со мной связано, — хмуро объяснил Хаук больше для притихшей от волнения Ласкарирэли. — Поэтому я так за тебя испугался. Ты вполне могла попасть в их руки. И не отделалась бы так дешево! Так что, если ты еще раз не подчинишься моему приказу… — Он выразительно замолчал и поднес к ее лицу кулак с зажатым в нем ножом.
Девушка молча кивнула и отвернулась к огню.
— Здесь весь десяток Тврита, — пояснил Хаук. — Они пошли за мной.
— А ты? — прошептала она. — Ты куда пойдешь?
— Меня зовет кровь, — неопределенно ответил орк. — Я пойду на ее голос.
На ночь, выставив сторожей, расположились на небольшом холмике, окруженном пышной лесной растительностью. Для Ласкарирэли устроили шалаш из лапника, остальные орки улеглись на голой земле, подстелив свои плащи и положив рядом оружие. Закутавшись в плащ, девушка уже совсем задремала, когда рядом что-то задвигалось, и Хаук молча вытянулся рядом, прижимая ее к себе. Она вспомнила, как почти три месяца назад он так же молча и уверенно укладывался рядом с нею, тогда беспомощной пленницей, и ей стало неожиданно тепло. Он был груб, порой жесток. Он был, в конце концов, орком, но только рядом с ним она чувствовала себя в безопасности. Даже тогда …
Сейчас он не собирался ее ласкать — просто его тяжелая рука лежала на ее груди, а горячее дыхание обжигало шею.
— Хаук, — позвала девушка, пока муж еще не уснул, — скажи, Хаук… А ты меня любишь?
Он что-то проворчал сквозь стиснутые челюсти.
— Помнишь, когда ты пришел за мной в замок эльфов, ты спросил меня…
— Ну.
— Спросил, люблю ли я тебя? Я тогда сказала правду.
— Хорошо.
— А ты? Скажи мне, ты меня любишь?
— Зачем?
Сбитая с толку, девушка немного помолчала.
— Ну для меня это важно, — наконец произнесла она. — Я хочу знать, чтобы…
— Знаешь, — отрезал он. — И нечего болтать.
— Как это — знаю? — Она попыталась разглядеть его лицо. — Ты мне ничего подобного ни разу не говорил! Скажи хоть раз! Пожалуйста…
— Иди ко мне, — вместо ответа приказал он и резким рывком развернул девушку к себе.
Она не успела опомниться, как оказалась у него на груди. Одной рукой Хаук обнимал ее, а второй полез ей под платье. Эльфийка попыталась вырваться, но он притянул ее голову к себе, целуя, в то время как вторая рука уже добралась до цели, и на какое-то время Ласкарирэль забыла обо всем. Даже в такой позе Хаук имел над нею особенную власть, и она опомнилась, лишь когда муж приподнял ее за талию и усадил на себя верхом. От неожиданности эльфийка тихонько ахнула, вцепившись ему в плечи. Глаза смотревшего на нее снизу вверх Хаука горели знакомым красноватым огнем. Она уже знала, что красный огонек в глазах орка говорил о том, что у него хорошее настроение. Зеленые глаза свидетельствовали о том, что ее орк сейчас в гневе, но девушка дорого бы дала за то, чтобы у ее орка никогда не гас огонь в глазах. А красный или зеленый — неважно.
Когда все закончилось, она упала ему на грудь, обнимая за плечи. Оба тяжело дышали, но какое-то время не меняли позы. Хаук сам выполз из-под Ласкарирэли и немного повозился, устраиваясь по-прежнему. Девушка надеялась, что вот сейчас и прозвучит признание, но орк, кажется, всерьез устраивался поспать.
Не выдержав, она пихнула его локтем:
— Хаук! Ты мне так и не сказал…
— Ни один орк не окажется под женщиной, которая ему безразлична, — буркнул он.
И больше Ласкарирэль не смогла добиться от него ни слова.
Утром орки, наскоро перекусив, направились куда-то на север. Пока могла, Ласкарирэль поспевала за ними на своих двоих, а когда она выбилась из сил, Хаук, не оборачиваясь, гаркнул короткий приказ, и тотчас ближайший орк подхватил девушку на руки. Через несколько лиг он передал ее напарнику — и далее по очереди. Эйтх тоже попытался предложить свои услуги, но Хаук только мотнул головой:
— Сопляк!
На ночлег остановились в каком-то распадке рядом с ручьем. Хаук, взявший на себя командование, молча сунул Ласкарирэли котелок и распорядился насчет ужина. Девушка вздохнула и поплелась к воде. Она уже склонилась над ручьем, когда рядом зашуршали ветки и дужку котелка перехватил у нее Эйтх.
Девушка сразу поняла, что с юным орком случилось что-то странное. Он часто-часто моргал глазами и смотрел на девушку исподлобья. За день синяк расцвел на его скуле сине-черным цветом, а взлохмаченные волосы придавали ему несчастный вид. Опустив голову, он переминался с ноги на ногу, и Ласкарирэль не на шутку встревожилась.
— Что случилось? — спросила она.
— Там это… Хаук… — выдавил несчастный орк.
— Что с ним? — Она рванулась бежать, но Эйтх перехватил ее за запястье.
— Он это… ну… велел передать, — пробормотал он, моргая еще чаще, — что он… что он… в общем, он велел передать, что он тебя любит. Вот!
Выпалив последние слова, Эйтх зажмурился и сжался, словно ожидая удара.
— Что?
— Он велел передать, что любит тебя, — произнес юный орк одними губами.
— Но почему он сам мне этого не сказал?
Сквозь смуглую кожу Эйтха вдруг пробился такой яркий румянец, что его просто не с чем было сравнивать. Казалось, на юного орка щедро брызнули красной краской.
— У нас есть… в общем, тут такой обычай… каждый имеет право… — залепетал он. — Или если некогда… или если не уверен в ответе… В общем, есть посредники, которые… ну, в общем, передают вести… Если, например, боишься кого-то или ненавидишь и не хочешь говорить… тогда это… ну… выбираешь посредника, который вместо тебя… Вот я и… того… как приказал Хаук, пошел и… Я только посредник! Это все правда! — воскликнул он, и из глаз его брызнули самые настоящие слезы.
Всего ожидала Ласкарирэль, но только не того, что ей придется утешать плачущего орка. За все три месяца знакомства с этой расой она успела убедиться — что-что, а вот плакать их не заставит ничто. И вот нате, пожалуйста, непобедимый воин рыдает в три ручья, размазывая по щекам слезы. Ей оставалось только одно — и девушка обняла рыдающего паренька, поглаживая его по плечам, которые, несмотря на его юный возраст, уже были раза в два шире ее собственных.
В конце концов, пополам с всхлипываниями и завываниями, Эйтх поведал ей истинную причину своих недостойных мужчины слез. Оказывается, Ласка сама ему нравилась, а, выбрав его посредником в таком деликатном деле, Хаук не оставил ему выбора — отныне Эйтх и думать не должен был об этой девушке. Посредничество предполагало полный отказ от любых чувств, кроме чувства долга. А к этому юный орк никак не был готов.
Постепенно он успокоился — все-таки умение держать себя в руках было у орков в крови. Последний раз шмыгнув носом и утеревшись рукавом, он спросил нарочито делово:
— Ну ты хоть поняла, что я тебе сказал?
— Поняла, — отрезала Ласкарирэль и решительно направилась к огню, возле которого в ожидании ужина (который она еще должна была им приготовить!) расположились все орки. Кто валялся на траве, кто чистил оружие, кто осматривал свои башмаки и одежду и прикидывал, стоит ли их чинить сегодня или пусть живут. Хаук возился со своим талгатом, лезвие которого уже блестело как зеркало. Он даже не повернул головы, когда девушка опустилась рядом с ним и сердито принялась чистить выкопанные на берегу ручья клубни, по одному кидая их в котелок, где уже варилось мясо.
— Скажи, зачем ты это сделал? — первой нарушила она молчание.
Хаук перестал полировать лезвие талгата суконкой и проверил остроту клинка пальцем.
— Разве ты не поняла, что сказал тебе Эйтх? Я дал ему четкие указания. Он не должен был перепутать ни слова.
— Я не о том! Неужели ты не мог…
— Не мог, — шепотом рявкнул он. — Это мое право! И перестань требовать, чтобы я перед тобой оправдывался! У меня есть долг поважнее…
Муж в первый раз за вечер обернулся к ней, и Ласкарирэль поразилась злому огню, горевшему в его глазах. И поняла, что причиной его злости была отнюдь не она.
Пять дней орки бежали на север, и осень катилась им навстречу. Местность вокруг была довольно дикой — здесь чаще встречались развалины древних поселений, чем жилые деревеньки в два-три двора. Селились в них в основном гоблины, коблинай, иногда попадались и человеческие поселения — бежавшие от своих баронов сервы забивались иной раз в такую глушь, что просто дальше некуда. Однажды наткнулись на типично орочьи землянки, но они принадлежали расе так называемых урюков — низкорослых орков, которых настоящие, «истинные» орки презирали за рост и манеры. Все поселения находились на таком порядочном расстоянии друг от друга, что обойти их стороной было проще простого.
Орки мчались своей знаменитой орочьей рысью, которая позволяла им обходиться без лошадей. В день они проходили столько же, сколько самый неутомимый пешеход-человек покрывает за два-три дня. Выстроившись цепочкой и ступая точно след в след, они двигались строго напрямик, сворачивая с прямого пути только если впереди вставала непреодолимая преграда в виде развалин очередного поселения или лесной завал. Но даже через реки они перебирались, стараясь держаться строго поперек течения — бросались в воду вплавь, подняв оружие и припасы над головой. Казалось, их гонит чья-то злая воля, и Ласкарирэль не решалась спросить, куда и зачем они так спешат. Ведь погоня уже давно должна была отстать — или по-прежнему держалась на одном и том же расстоянии.
Сама девушка выбивалась из сил, стараясь поспеть за орками. Она мужественно держалась рядом с Хауком, но в последние дни ее все чаще и чаще подхватывали на руки, а то и просто перебрасывали через плечо и волокли, как еще один мешок с припасами.
На шестой день сумасшедший бег внезапно прервался. Хаук вылетел на широкую поляну, с трех сторон окруженную лесом, пробежал по ней несколько шагов и остановился, вскинув руку. Его спутники немедленно заняли круговую оборону, Эйтх и еще один орк подняли арбалеты, остальные обнажили мечи и талгаты — у кого что было. Но драться было не с кем. Ласкарирэль, которую поначалу заключили в круг, вытолкнули вперед, и Хаук шепнул ей:
— Открывай!
Девушка в удивлении огляделась. Поляна была довольно широкой, заросшей высокой, чуть ли не по пояс, травой, в которой еще кое-где мелькали желтые осенние цветы. Примерно на середине поляны из травы торчали две каменные глыбы, невесть как попавшие сюда. Лес на противоположной стороне…
Ласкарирэль даже заморгала, не веря своим глазам, — лес не стоял на месте! Он то казался совсем близко — можно было пересчитать листья на деревьях и ощутить запах земли и грибов, — то вдруг оказывался так далеко, что все сливалось в одно желто-зеленое пятно. Решив разобраться со странным эффектом, девушка пошла к лесу.
В какой-то миг ей показалось, что перед нею зависла в воздухе полупрозрачная занавесь. И Ласкарирэль протянула руки и раздвинула ее резким движением, словно распахивала огромные тяжелые портьеры.
И сразу мир вокруг переменился. До леса оказалось чуть более ста шагов, он перестал перемещаться, но основательно изменился. На передний план выдвинулись кусты, усыпанные ярко-красными и темно-фиолетовыми ягодами, а над ними смыкали кроны клены и дубы. Несколько молодых рябинок словно выступили вперед. Их ветки клонились чуть ли не до земли под тяжестью плодов.
Изменились и каменные глыбы — теперь ни у кого не оставалось сомнений, что их принесли и установили здесь разумные существа. Они обтесали глыбы, придав им форму столбов, покрытых причудливой резьбой. А чуть в стороне, но за столбами, обнаружился небольшой домик-башенка, окруженный кустами шиповника и увитый по стенам плющом. Судя по всему, он был покинут совсем недавно, года три-четыре назад, и плющ еще не успел захватить все строение целиком.
Ласкарирэль покачнулась, хватаясь за ближайший столб, чтобы не упасть. Рядом зашелестела под тяжелыми орочьими шагами трава, но девушка даже не обернулась на своих спутников. Она сразу узнала местность. Это был Изумрудный Остров, и она сама привела сюда орков.
