ГЛАВА 29
Князь пришел в себя внезапно. Очнувшись, он долго лежал, пытаясь сосредоточиться. Память упорно возвращала его к тем страшным минутам, когда в него вцепился заживо сгоравший Первосвященник. Что же произошло? Где он? Что с ним?
Рядом раздавались два голоса. Слов было не разобрать, да и голоса были мало знакомы.
— Кто здесь? — позвал князь слабым голосом. Говорить было больно, губы и челюсти почему-то слушались очень плохо. Даже язык повиновался с трудом, ворочаясь, словно бревно.
Разговор тотчас смолк, рядом что-то задвигалось.
— Мой князь? — Этот голос был определенно знаком. — Вы живы? Какое счастье!
Сенешаль дворца барон Сульперий. Он тоже был там, оттаскивал горевшего Первосвященника от своего повелителя. А кто второй?
— Отец?
Князь Далматий вздрогнул. Очень давно никто так не называл его. Только один человек в мире мог так произносить это слово. Один-единственный человек, которого он сам вычеркнул из жизни, испугавшись его второй природы. Тот человек, чью смерть он так хотел видеть еще несколько дней тому назад…
А, кстати, сколько прошло времени? День? Час? Месяц?
Князь попытался открыть глаза, но вокруг по-прежнему царил мрак.
— Темно, — выдохнул он. — Почему темно? Ночь?
— Отец, — всхлипнул ненавистный голос. — Ты…
— Мой князь, — вступил сенешаль, — я сейчас позову лекаря. Он сам скажет вам правду. Мы простые люди и не можем знать всех тонкостей.
Послышались торопливые шаги. Сенешаль ушел, но княжич остался — князь чувствовал его дыхание.
— Пошел, — прошептал он, — пошел прочь… Не хочу тебя ви… видеть… чудовище…
— Но отец…
— Я… тебе… не отец! — в три приема выдохнул князь и попытался приподняться. — Да откроет кто-нибудь эти окна или нет?
Снова послышались шаги, и князь был рад тому, что появился хоть кто-то, кроме этого урода, который имеет наглость именовать его отцом.
— Мой князь, — опять голос сенешаля, — вот лекарь, который пользовал вас. С ним и говорите о вашем состоянии. Я простой солдат…
Чуткие холодные пальцы коснулись запястья князя, пробежали по вискам. Лекарь осматривал больного, и князь терпел, сжимая зубы. Волной накатывала слабость. Он боялся потерять сознание и держался из последних сил.
— Ну что ты там возишься, лекарь? — прошептал он, когда ему надоела возня, которой он не видит. — Я буду жить?
— Трудно сказать, мой повелитель, — ответил лекарь. — Ожоги слишком велики. Мы сделали все, что в наших силах, но… Прошу принять во внимание ваш возраст и…
— Короче! Я скоро умру?
Лекарь колебался. Это было заметно даже по его молчанию.
— Мой повелитель, только Творец знает, когда прервется нить жизни. Я лишь пытаюсь не допустить того, чтобы она прервалась раньше срока. Но поелику и мне неизвестен точный срок, то могу сказать только одно…
— Короче!
— Несколько дней. Может быть, месяц…
Вымолвив эти слова, лекарь отскочил подальше, словно умирающий мог наброситься на него с кулаками. Терезий придержал его за плечи.
— А почему так темно? На улице ночь? Почему закрыты ставни? Вы думаете, если я одной ногой в могиле, то меня уже надо лишить солнечного света?
Напускным гневом и длинной тирадой князь старался изгнать из сердца смутную тревогу. Всего несколько дней! И конец!
— Мой повелитель, но… — судя по голосу, лекарь отчаянно трусил и пытался высвободиться и убежать, — но на улице день!
— Тогда почему…
— Да простит меня мой повелитель, но огонь… огонь…
— Ты ослеп, отец, — сказал Терезий, шагнув к изголовью постели. При этом он выпустил лекаря. И тот шарахнулся прочь.
Умирающему понадобилось какое-то время, чтобы осознать смысл сказанных слов.
— Нет! — закричал он во всю силу легких. — Нет! Только не это!
— Но, мой князь, — прогудел сенешаль, — это правда…
— И эту весть приносишь мне ты! — взвыл князь Далматий. — Ты, чья смерть была бы для меня лучшим лекарством и самым дорогим даром! Ты, чудовищное порождение черного колдовства! Ты проклятие моего рода! Ты…
Он попытался вскочить, но потрясение было слишком велико. Князь Далматий издал хрип, схватился обожженными, скрюченными руками за забинтованную грудь и рухнул на постель. Сквозь повязки проступила кровь — страшные струпья, которые оставил на его теле огонь, никак не желали заживать и опять принялись кровоточить. Боль была так сильна, что князь потерял сознание, и это, как ни странно, придало лекарю сил. Он кликнул своего помощника и принялся обрабатывать раны повелителя.
Сенешаль и Терезий отошли к окну. Снаружи действительно был яркий солнечный день — не верилось, что лето прошло и наступает осень. Княжич через плечо оглядывался на постель, где лежало тело его отца.
— Он никогда меня не признает, — прошептал молодой человек.
— Молись, мой мальчик. Авось все образуется. — Сенешаль с трепетом рассматривал свои руки. Пальцы тоже обгорели, но, по крайней мере, он уже мог кое-как шевелить ими. Вот разве что взяться за меч ему долго не придется.
— Нет! Я изгой! Мне нет места среди людей. Я каждую ночь просыпаюсь от страха, что опять начну превращаться, и если проснусь, то уже не могу сомкнуть глаз до рассвета, — Терезия передернуло. — Подумать только! Совсем недавно мне предсказали, что я либо погибну, либо буду жить долго и счастливо!
— Ты не умер, княжич, — сенешаль положил ему руку на плечо. — Значит, будешь жить!
— Но вряд ли стану князем! Бароны и городской совет посылали в Паннорию гонца…
— Знаю. Орки его перехватили.
— Орки! — Юноша перевесился через подоконник и взглянул на марширующих через двор наемников. — Только они да несколько моих друзей поддерживают меня. И заметь — среди них так мало людей, что их можно пересчитать по пальцам. Гиверт, ты да еще…
Он осекся — память сама вытолкнула на поверхность образ княгини Иржиты, которая не далее как позавчера предложила ему союз. Но вряд ли стоит всерьез рассчитывать на ее помощь — что сможет сделать женщина практически в одиночку?
Барон Сципий мог считать себя счастливым человеком. Этот год был для него удачным во всех отношениях. Во-первых, в самом начале года обожаемая баронесса родила-таки ему наконец после трех дочерей долгожданного сына-наследника. Во-вторых, не прошло и двух месяцев с этого события, как пришла весть о кончине двоюродного дедушки, оставившего любимому племяннику небольшой замок и тридцать домов с крепостными — как подарок продолжателю рода. В-третьих, присланные летом войска князя Далматия наконец-то избавили край от разбойников, которые тиранили его около пяти лет. Ну и наконец, в-четвертых, на полях созрел такой обильный урожай, что даже сейчас, когда были собраны всего две трети, барон довольно потирал руки и мысленно подсчитывал барыши.
И вдруг все нарушилось. Прискакал парнишка-пастух с ужасной вестью: с севера движется огромное войско орков.
Сначала барон Сципий не поверил бреду неграмотного пастуха — откуда здесь взяться оркам, когда их горы находятся гораздо дальше на северо-востоке. Их отгораживают от людей, во-первых, пространства Бросовых Земель, а во-вторых, Радужный Архипелаг, обитель эльфов.
Но пастух не соврал — уже на другой день с крепостной стены можно было увидеть марширующих орков. Было их около полутысячи мечей, не считая обоза, — грозная сила, учитывая, что в бою каждый орк стоит как минимум двух конных рыцарей или четырех пехотинцев. И это не были какие-нибудь оборванцы, ищущие легкой поживы — судя по доспехам, в Ирматул вторглась регулярная армия.
Дело запахло войной. Барон в спешном порядке раздал оружие всем взрослым мужчинам замка, крепостные сервы со всех окрестных земель либо подались в леса, либо поспешили под защиту крепостных стен. Сам барон лично встал во главе своих рыцарей на стену, готовый отразить удар и пасть в бою, если потребуется. Он не забыл снарядить в столицу гонца с лихой вестью. Но все обошлось.
Орки даже не взглянули на приграничный замок. Их колонна прошла как раз по последнему неубранному полю, втоптав спелые колосья в землю и захватив частично огороды сервов. При желании до них можно было достать стрелой из дальнобойного арбалета, но барон не стал этого делать. И когда последний орк скрылся за рощей, он первым поспешил в часовню — ставить свечи во славу Девы-Усмирительницы, отведшей беду от семейства Сципиев.
К столице они подошли в открытую.
Напуганные численностью войска, весть о приходе орков принесли сервы. Пригород торопился укрыться за прочными городскими стенами. Из уст в уста передавались рассказы о зверствах, чинимых орками на завоеванных ими землях. При этом горожане и селяне как-то забывали, что князя охраняют точно такие же орки. Как это — точно такие же? Это — наши орки! А к столице идут совсем другие!
Поначалу «совсем другие» вели себя соответствующе. Подойдя к Ирматулу, они почти мгновенно разбили лагерь, встав напротив главных ворот и послав по небольшому отряду к трем другим воротам. Только тогда стало ясно их точное количество: ни много ни мало — восемьсот пятьдесят мечей. Плюс прислуга в обозе, которая в тот же день начала собирать метательные машины и осадные башни. И плюс почти два десятка шаманов, которые демонстративно подтащили к главным воротам массивный железный треножник, развели под ним огонь и закололи трех черных кур и быка, чью кровь слили в котел и принялись варить из нее какую-то бурду. В это время остальные орки от нечего делать бродили под стеной на безопасном расстоянии и посматривали вокруг голодными глазами.
Стража на стенах с тревогой следила за этими приготовлениями. Никто не знал точно возможности орочьей магии, и на всякий случай люди приготовились к худшему.
Но увидеть ее в действии им так и не пришлось — на другой день орки выслали к воротам парламентеров.
В те дни во дворце царила суматоха, близкая к панике. Нет, никто не метался с криками, не рвал на себе волосы, не строил заговоров. Все ходили чинно и говорили шепотом.
Умирал старый князь Далматий.
Все усилия лекарей оказались тщетны. Он впал в забытье, еле дышал и лишь время от времени принимался бредить. Но его речи были столь отрывочны и бессвязны, что никто не пытался понять его слова. Он то ли кого-то звал, то ли, наоборот, прогонял, то ли молился, то ли ругался и плакал — все сразу. В конце концов, отчаявшиеся бароны собрались и пригласили мага. Тот не тратил много времени — осмотрел комнату, проверил у больного пульс, что-то подсчитал на восковой дощечке и приступил к чародейству.
Князя на испещренной рунами простыне уложили на пол, на котором предварительно маг нарисовал сложную звезду — пентаграмму, вписанную в гексаграмму. Бормоча заклинания, маг самолично нарисовал на руках, щиколотках и лбу князя понятные только ему одному руны, расставил по лучам обеих звезд зажженные свечи и усадил в уголке помощника — читать из толстой книги одно заклинание за другим. Сам же встал над распростертым телом, раскинув руки и запрокинув голову.
Бароны внимали всем его действам со священным трепетом. Никто не дерзнул молвить слово — все столпились в сторонке и молчали, пожирая мага глазами.
Еще трое зрителей находились здесь, но стояли в стороне. Терезий, на которого бароны исподтишка бросали вопросительные и подозрительные взгляды, сотник Уртх, которого в последние дни начали побаиваться, и сенешаль. Последний держался где-то посередине между баронами и молодым княжичем, служа своеобразной связующей нитью. Сначала он был среди баронов, но, заметив, что Терезий и Уртх о чем-то шепчутся, поспешил подойти к ним.
— Не нравится мне этот обряд, — говорил сотник княжичу. — Я, конечно, не знаток вашей, человеческой магии. Но поверь моему опыту шамана — ничего путного из этого не выйдет.
— Маг хочет, чтобы князь ненадолго пришел в себя, — объяснил подошедший сенешаль. — Он должен назвать преемника…
— У него уже есть преемник. — Уртх положил руку на плечо Терезию. — Его сын…
— Чудовище, которое он всю жизнь мечтал уничтожить, — мрачно пробормотал юноша.
— Верь рунам! — Сотник сжал руку. — Если ты не погиб на эшафоте, значит, будешь жить долго и счастливо!
— Но, боюсь, не в этом городе и не в качестве князя, — еще мрачнее проворчал княжич.
— Ну-ну, хватит мрачных мыслей! — осадил его сотник. — У меня нет сына, — по крайней мере, ни одна из женщин никогда не предъявляла мне младенца, зачатого от меня! — но я был бы рад, если бы смог и дальше быть тебе полезен. Не только как слуга!
— Спасибо. — Терезий накрыл ладонь сотника своей.
В это время заклинание мага вступило во вторую стадию — тело князя Далматия пошевелилось и медленно село, распахнув веки и открыв то, что оставил огонь на месте глаз. Все бароны невольно ахнули и подались кто вперед, а кто назад.
— Повинуйся мне, слушайся меня, внимай мне! — взмахнув руками, пропел маг.
— Что он делает! — зашипел сотник, оскаливая клыки. — Он же допрашивает его, как труп!
Несколько баронов вопросительно оглянулись на орка. Но в этот момент…
— Повинуюсь, — шевельнулись губы князя Далматия.
— Слушай меня, говори со мной! — воскликнул маг.
— Спрашивай…
— Скажи, кто будет твоим наследником? Кого ты назовешь своим преемником на троне Ирматула?
Терезий застонал, схватившись за голову. Уртх невольно шагнул вперед, словно собираясь драться за жизнь княжича со всем миром сразу.
— У меня… нет… преемника, — после паузы прошелестел надтреснутый голос.
— Отец, отец, — прошептал княжич. — Но почему?
— Плоть от плоти твоей, кровь от крови твоей… — забормотал маг.
— Выродок! — воскликнул Далматий. — Ей предсказали, что она не станет матерью! Она пошла наперекор предсказанию и родила чудовище! Я любил ее, но у нас не должно было быть детей! Он родился вопреки всему! Он родился с проклятием на челе! Его кровь отравлена! Мой род проклят! Проклят! Он не мой сын!
— Отец! — Не выдержав, Терезий рванулся к телу князя. — Мать ни в чем не виновата! Она любила тебя! Она хотела родить тебе сына…
Маг сердито зашипел, Уртх вместе с сенешалем кинулись к княжичу, пытаясь остановить, но тот оказался проворнее даже чародейных пассов. С быстротой молнии увернувшись от пытавшихся удержать его рук, юноша ворвался в звезду и упал перед телом отца на колени, обнимая за плечи. На миг взгляды их — если можно было бы назвать взглядом тьму пустых глазниц, — встретились.
— Тебя… — выдохнул Далматий и обмяк. Голова его склонилась Терезию на плечо, и юноша машинально прижал бесчувственное тело к себе.
Маг со стоном опустил руки. Повинуясь этому жесту, свечи разом погасли, и сразу всем показалось, что в зале сгустился мрак.
— Все кончено, — прошептал маг.
— Нет! — Терезий осторожно коснулся шеи отца. — Он жив!
— Пока еще жив, мальчишка, — прошипел маг, отступая и отряхивая руки с таким видом, словно испачкался в дерьме. — Его часы сочтены. И все из-за тебя!
— Что он сказал? — заторопились бароны, толкая друг друга локтями. Далеко не все слышали слова Далматия и тем более мало что в них поняли.
— Его последнее слово было обращено к юному Терезию, — громко и четко промолвил Уртх, быстро сообразив, что к чему. — Он назвал его сыном! А сын и есть законный наследник воли и дел отца! Я все слышал! У меня звериный слух. Князь признал, что его жена использовала магию, дабы зачать наследника, и этот наследник — перед вами!
Терезий обернулся на орка через плечо. Он все еще удерживал в объятиях тело отца, но в глазах его, когда он перевел взгляд на столпившихся баронов — многие посматривали на него с недоверием, — уже не было страха. Была решимость идти до конца.
— Возьмите тело князя, — произнес он, кивая двум-трем случившимся ближе всех. — И отнесите в его покои. Пока он жив, я не стану именоваться князем. Возможно, отец выздоровеет. Пока же я буду решать все вопросы от его имени… и от имени его ближайших советников.
Несколько баронов, до того входивших в Княжеский Совет, приосанились. Как бы дело ни повернулось в дальнейшем, пока они оставались у власти. И могли диктовать этой власти свои законы.
Под осуждающими взглядами мага и его ученика князя унесли. Бароны разделились — кто-то покинул дворец сразу, кто-то последовал за Далматием, весьма и весьма немногие предпочли остаться подле княжича, надеясь попасть ему на глаза. Но Терезий не стал говорить ни с кем. Едва убедился, что за князем снова ухаживают лекари — теперь, после магического обряда, совсем потерявшие надежду спасти пациента, — он ушел.
А буквально через несколько часов стало известно об осаде Ирматула. И о посольстве, которое прислали орки.
Послов было семеро, и держались они так, словно пришли не просить, а перечислять условия сдачи города. Двое из них были шаманами, что легко было определить по их одеяниям, а еще один — женщиной. Она отличалась от орков-мужчин более длинными волосами, выпиравшей из-под туники грудью и менее развитыми челюстями. Кроме того, ее лицо, лоб, шея и открытые до локтей руки не покрывала такая густая сеть татуировок, как у остальных. Тем не менее Уртх «читал» их с интересом — здесь был весь послужной список орчихи.
Терезий принял орков в Малом Парадном Зале, там же, где его отец всю жизнь разговаривал со своими наемниками. Он стоял подле трона, положив руку на правый подлокотник — как наследник, исполняющий обязанности правителя в отсутствие оного. Слева стоял сенешаль, на ступени пониже — Уртх. Возле трона нашлось место еще для трех баронов из Княжеского Совета. Вдоль стен через одного выстроились орки и княжеские мечники — общим числом три десятка. Однако, глядя на росписи, покрывавшие тела шаманов и на болтающиеся на их поясах амулеты, Уртх понимал, что и полусотни будет недостаточно, если эта семерка вздумает взяться за оружие.
— Вы вторглись в земли Вольного Княжества Ирматул, которым правит мой отец, князь Далматий, — ровным голосом промолвил Терезий. — Вы пришли с оружием. Этого достаточно для объявления войны, хотя мы не ссорились с вашим народом. Более того, вы сами видите, что трону князей Ирматула служат ваши собратья. Чем же тогда объясните это вторжение?
— Ты совершенно прав, человек, — неожиданно речь повела женщина, шагнув вперед. Она щелкнула пальцами, и второй орк протянул в сторону Уртха верительную грамоту. — Наш император, Верховный Паладайн Золотой Ветви, не объявлял войны никакому из государств людей. И мы пришли не для того, чтобы обагрить наши талгаты кровью. Мы пришли, дабы восстановить справедливость!
Уртх быстро развернул грамоты. Написанные на двух языках — орочьем (то есть сильно искаженном эльфийском) и человеческом, они содержали кое-что интересное. Но зачитывать их вслух времени не было. Тем более что писались они явно на скорую руку и нуждались в кое-какой корректировке.
— О какой справедливости вы говорите? — Голос Терезия оставался спокоен. — Мы знаем, что между Радужным Архипелагом эльфов и вашей… э-э… империей идет война. Княжество Ирматул не воюет ни на чьей стороне. Мы из чисто дипломатических и торговых соображений предоставили эльфам возможность построить в Ирматуле замок, но и орки тоже представлены при нашем дворе. Обе диаспоры до сих пор придерживались здесь мирных отношений…
Уртх слегка хмыкнул. Сия невинная ложь была прилична правителю. Ну и что, что Хаук недели две назад практически разгромил это самое «торгово-политическое представительство»! Ведь он пошел туда за своей женой, а сейчас Терезий беседует с орками, которые вряд ли пришли защищать эльфов от такого произвола.
— Нам нет дела до тех светловолосых, которые прячутся в твоих землях, князь, — отрубила женщина, и бароны-советники переглянулись, услышав из ее уст титул, которого Терезий не имел и иметь вряд ли когда-либо будет. — Но ты укрываешь у себя преступника, приговоренного к смертной казни за совершенные против нашего императора преступления. Выдай нам его — и мы уйдем из твоего княжества, не тронув ни человека, ни зверя. Если откажешься, твои воины близко познакомятся с нашими талгатами!
— Княжество Ирматул всегда старалось блюсти мир и покой в отношениях с соседями, — спокойно сказал сенешаль, выступив вперед. — Назовите нам имя преступника, и если таковой отыщется…
— Имя названо там! — Орчиха кивнула на грамоты, которые так и держал в руке Уртх. Тот послушно опустил глаза в пергамент. Он уже успел прочесть имя и не колебался, притворяясь, что видит его впервые в жизни:
— Хаук аш-Гарбаж.
— Бывший капитан войск непобедимого Верховного Паладайна Золотой Ветви! — воскликнула орчиха с таким видом, словно это все объясняло. — Он приговорен к казни за совершенные злодеяния, усугубив свою вину тем, что вызвал на поединок самого Верховного Паладайна и потом отказался принять справедливость Суда Духов. Более того, он осмелился выкрасть некую драгоценную вещь у шаманки Хайи, дочери Верховного Паладайна, и преступно скрылся. Род аш-Гарбажей уже понес наказание за то, что в его рядах вырос такой преступник. И, дабы не пролилась кровь невинных и не продолжились казни и убийства, мы призываем именем Верховного Паладайна выдать упомянутого Хаука аш-Гарбажа. От имени нашего императора обещаем, что, получив его, больше не тронем никого — ни человека, ни орка, ни светловолосого, ни кого иного разумного и уйдем в свои земли. Если же нет…
Остро отточенный талгат словно сам прыгнул из-за спины в руку орчихи, и та выразительно повела им из стороны в сторону. Те бароны и мечники, кто видел, как орки умеют рубиться этими на первый взгляд грубыми и тяжелыми клинками, невольно поежились.
Все выжидательно смотрели на Уртха — для послов не укрылись знаки его высокого статуса. Кроме того, он держал в руках грамоты — значит, в какой-то мере нес ответственность. Сотник еще раз внимательно прочел их.
— Имя Хаука аш-Гарбажа мне знакомо, — не стал отпираться он. — Однако он до сих пор не считался преступником и может находиться где угодно. Я постараюсь найти его как можно быстрее.
— Да уж, — оскалилась орчиха, а вслед за нею и остальные послы. — Ибо мы будем ждать только до рассвета. С первыми лучами солнца Хаук аш-Гарбаж должен быть у нас в стане. Или мы начинаем войну!
