Глава 27

Эльфину очень не хотелось тащить послушницу в Цитадель. И не потому, что путь туда был долог, — просто он чересчур задержался, когда отправлялся к императору. По самым скромным подсчетам, еще два дня назад он должен был явиться на прием, а вместо этого увлекся «расследованием». Его ведь вызывали в Цитадель не просто так — наверняка брат императрицы, лорд Паномир, хлопотал за него. И вот отыскалась вакансия, а соискатель, вместо того чтобы прибыть и принять из рук императора знак монаршей милости, где-то шляется! Император будет в ярости, и Эльфину не хотелось подставлять под удар свою возлюбленную. Ее надо было оставить в надежном месте, но по прямой — кратчайшее расстояние по карте между развалинами Обители Ордена Меана и Цитаделью — находилось только одно такое место. То есть должно было находиться.

Его родовой замок. Место, где он не был много лет.

Это только люди считают, что долгоживущие эльфы неспособны привязываться к родным местам, добрым друзьям или любимым — мол, впереди такая долгая жизнь и грех ее тратить на одни только воспоминания. На самом деле, беспамятство более приличествует именно людям — за столь короткий век успеваешь так мало и глупо упускать все возможности. Не зря мальчики-медиумы долго еще плачут в подушки, когда их забирают из отчего дома и запирают в Обители. Эльфин помнил, как его самого, испуганного и недоумевающего, взяла за руку незнакомая женщина в синем балахоне и увела из дома. Младшие брат и сестры плакали — они ничего не понимали, — но в глазах старших брата и сестры загорелись огоньки: Видящие хорошо заплатили их отцу за талант сына, и теперь наследник рода мог рассчитывать стать рыцарем, а старшая дочь получит приданое, чтобы достойно выйти замуж. Эльфин — тогда у него было другое имя — был слишком подавлен случившимся. Он все понял потом — и проплакал всю первую ночь. Рядом так же безутешно рыдал еще один мальчик-медиум. Потом он погиб на заставе на границе Изумрудного Острова, когда началась последняя война за Золотую Ветвь. А Эльфин выжил. Единственный из всех медиумов. И последний медиум, если уж на то пошло.

Рыцари лорда Эльгидара оставили им еще одну лошадь, так что путешествовали они быстро. Два эльфа и альфар прекрасно умещались на двух лошадях, а Татва поспевал за ними на своих двоих. Тролль не умел быстро бегать, но рядом с бегущей рысью лошадью держался довольно долго. Раны, которые нанесли ему рыцари в последнем бою, затягивались очень быстро — на третий день уже остались только шрамы, которые потом зарастут волосами и не будут столь заметны.

Границу с родным для Эльфина Янтарным Островом они прошли поздно вечером.

Этот Остров был из числа тех, что не так сильно пострадал от войны — Наместник Острова лорд Наринар сначала довольно успешно организовал оборону своих границ, отбросив орков обратно на уже разоренную ими землю Кораллового Острова, а потом был одним из первых, кто присягнул новому императору и спас таким образом свою землю вторично. Поэтому в западных областях многие замки не пострадали от войны — разве что многие воины ушли из дома под знамена Наместника и сложили головы в бою. Впрочем, до Сапфирового, Изумрудного, Кораллового и Нефритового Островов ему было далеко. Но чем дальше забирались путешественники на восток, тем чаще они встречали следы войны.

То на пути вставал разрушенный замок, где лишь несколько слуг и одна-две эльфийки кое-как пытались восстановить разрушенное хозяйство, то на поле попадались остатки фермы, которую захватчики разорили и сожгли дотла, то заливной луг был стараниями армии орков превращен в огромное кладбище, а однажды они наткнулись на место сражения. Орки собрали и предали земле своих мертвецов, но об эльфах никто не позаботился, и их останки так и лежали, открытые ветрам, дождям и диким зверям. Эльфин прочел над ними заклинание-молитву, чтобы души умерших наконец смогли отправиться к Покровителям, а потом погрузил кости в почву, не оставив и следа. То и другое получилось у него очень легко — из-за Силы, что переполняла его с некоторых пор. Она порой так бурлила, требуя выхода, что юноша поневоле сдерживал себя. А ведь мог бы, если бы чуть-чуть сосредоточился, взлететь и, подобно птице, по воздуху перенестись в Цитадель императора. Что-то подсказывало ему, что он так может, но Эльфин не хотел рисковать и испытывать свои новые возможности. Он слишком хорошо помнил, как была получена эта Сила, и, самое главное, какой изначально она была.

Чем ближе они подходили к его родному замку, тем тревожнее было у него на душе. Юноша рассчитывал оставить свою возлюбленную на попечение родственников, но что делать, если никого не осталось в живых? Или выжившим самим негде жить? Или — что наиболее вероятно — с ним, умершим для своего рода, откажутся разговаривать? Принять волшебницу они, может, и примут, но как поведут себя с медиумом?

А знакомые места становились все ближе и ближе. Вот уже они едут берегом речки, впадающей в озеро, на берегу которого стоит их замок. Вот уже над их головами шелестит осенней пестрой листвой роща, где любили играть дети. Вот на пригорке ферма альфаров…

Эльфин резко осадил коня. Так резко, что сидевшая у него за спиной девушка от неожиданности чуть не разжала руки и вскрикнула, теряя равновесие:

— Что случилось?

— Ферма, — медленно произнес юноша.

На пригорке стояли четыре стены, над которыми еще виднелись обгорелые останки крыши. Ограды не было — вместо нее тут и там торчали груды камней. Надворные постройки тоже были разрушены до основания. В проеме ворот болтался обрывок веревки, а неподалеку над травой возвышались три холмика — два больших и поменьше. В изголовье каждого был установлен грубый памятник — столб с вырезанными на нем рунами.

— Мы приехали? — Норрик вытянул шею, рассматривая развалины. — Это твой дом?

— Мой дом должен быть чуть дальше. За теми деревьями. — Эльфин указал на группу старых платанов и вязов, росших на самом берегу озера. — Мы чуть-чуть не доехали.

— Тогда чего ждем? Я, например, есть хочу!

— Я боюсь. — Юноша опустил голову. — А вдруг там то же самое?

— Нашел о чем паниковать, — пожал плечами Норрик. — Ты же маг! Колдани немного, заклинание какое-нибудь прочитай — и все узнаешь!

— В том-то и дело, что я боюсь узнать правду! — воскликнул Эльфин. — Уж лучше так…

Татва не принимал участия в беседе. Вместо этого он обошел ферму по кругу, внимательно глядя по сторонам, потом вернулся к могилам и разгреб траву.

— Все хорошо, — сказал он. — Здесь есть живые. Сюда ходить. Часто ходить!

Он выпрямился и поднял в горсти несколько цветов, еще не до конца увядших, а также нехитрое подношение в виде разломанной лепешки. Принесена она была недавно — птицы и зверьки еще не успели растащить дармовое угощение.

— Вот видишь, — послушница потрепала Эльфина по плечу, — сюда кто-то приходит. Может быть, они смогут рассказать что-то о твоей семье?

Юноша кивнул. Поддержка друзей вернула ему способность рассуждать. В самом деле, должен же он узнать правду! Негоже вечно терзаться неизвестностью. Он спрыгнул с седла и внимательно осмотрел траву возле могил. Потом провел ладонью над землей. Она еще хранила тепло маленьких ножек, которые были здесь совсем недавно. И они были не одни — кто отпустит ребенка одного в такое время бродить по окрестностям?

Так и есть — чуть в стороне обнаружились следы еще по меньшей мере двоих альфаров. Близко они не подходили, видимо, чтобы не мешать ребенку общаться с могилами своих близких. Но довели сюда и потом сопроводили в обратный путь.

Махнув рукой, чтобы его спутники двигались следом, Эльфин быстро пошел по следам.

Больше всего на свете он боялся, что следы свернут в чащу — это означало бы, что выжившие альфары укрылись в лесу и ведут такой же полудикий образ жизни, как родственники Норрика. И в самом деле — следы сначала вывели их на тропу, которая шла прямо в чащу. Но шагов через сто следы свернули с нее, и практически одновременно путешественники увидели двух из трех их обладателей.

Женщина и девочка собирали грибы. Увидев бегущих к ним эльфа и тролля — Татва быстро догнал юношу, — они уже бросили корзинки и закричали, кидаясь прочь, но Эльфин крикнул им:

— Погодите! Я только хотел спросить… Вы с фермы? Женщина-альфара остановилась, закрывая ребенка собой и крепко прижимая корзинку к груди.

— На ферме никто не живет, — сказала она.

— Мы знаем. — Эльфин подошел ближе. — Мы только что были там и видели ваши следы. Мы только хотели узнать, откуда вы и где живете?

— Раньше мы действительно жили на ферме, но, когда пришли орки, нам пришлось перебраться в замок.

— Это тот, который стоит на берегу озера? Тут недалеко, за рощей? Он цел?

— Конечно.

Юноша сжал кулаки. Его дом был цел. Но живы ли родные? Он боялся спросить — ведь для матери, отца и братьев с сестрами он как бы умер.

Женщина тем временем всмотрелась в его лицо.

— Мне кажется или я вас где-то видела раньше? — вслух подумала она. — Вы раньше не бывали в наших краях?

— Я здесь родился. — Эльфин почувствовал, что улыбается. — И в детстве был частым гостем на ферме Ганвика. Мы с братьями и сестрами…

— Вспомнила! — Женщина всплеснула руками так, что выронила корзинку. — Вы же мастер Me…

— Не надо! — Юноша бросился к альфаре, собираясь закрыть ладонью ее рот. — У меня нет имени.

Женщина только сейчас, кажется, заметила его синий балахон волшебника и посох. Лицо ее вытянулось, она отступила на шаг, закрывая рот руками.

— О Покровители, — прошептала она. — Мы, конечно, слышали, что случилось с вами, мастер, но… Это правда?

— Я не понимаю, в чем проблема? — встрял долго молчавший Норрик, подходя ближе. — Ну стал Эльфин магом, и что из того? Ну то есть я знаю, что волшебники не такие, как все, но не настолько же! Уж поверьте мне — я знаю его сто лет!

Альфара воззрилась на сородича с неподдельным удивлением. В ее глазах, однако, не было страха — была только странная смесь жалости и почтительности.

— Добрая женщина, — снова заговорил Эльфин, — скажи, кто живет в замке из… из лордов?

— Старая госпожа, молодая хозяйка и молодой лорд, — с готовностью ответила она. — Дети старого лорда. То есть как бы ваши… э-э… ну…

Юноша покивал, понимая, что альфара просто не может произнести вслух некоторых слов. У Видящих и медиумов нет родных. Значит, братьев и сестер, а также матери и отца у Эльфина тоже теперь не было. Он оглянулся на свою девушку. Ее глаза были полны слез. Но плакала она не из-за себя — ее родные тоже считали умершей, — сколько из-за него. Ведь если девочка, у которой находили дар, становилась Видящей и служила предметом гордости для семьи, то мальчик с даром становился для многих точно таким же позором.

По дороге к замку Эльфин объяснил Норрику эту тонкость, и лицо бывшего разбойника вытянулось.

— Ну не знал! — Он почесал затылок. — Что ж ты раньше-то молчал?

— А что это изменило бы? Ты бы не стал со мной общаться?

— Я бы тогда понимал, почему к тебе так относятся. Снобы!

— Все разные, — пожал плечами молодой маг. — Кто-то имеет свое мнение, а кто-то довольствуется чужим. Я читал, что король Торандир, когда уничтожал Ордены Меана и Йови-Тало, объявил всех мужчин-магов вне закона. И эльфы с тех пор разделились на тех, кто согласен с королем, и тех, кто считает, что он просто перегнул палку. Тут еще свою лепту внесло то, что большинство мужчин-магов — полукровки. Следовательно, они плоды супружеской измены. И кто-то точно так же либо снисходительно смотрит на такие вещи, как неверность супруга, а кто-то решительно осуждает. Вот почему о сыновьях-медиумах стараются поскорее забыть, словно они никогда не рождались.

— А как к этому относились в твоей семье?

Прежде чем ответить, Эльфин поднял голову и внимательно посмотрел на приближающийся замок. На вид он был совершенно цел — во всяком случае, его глаз не находил никаких следов разрушения или пожара.

— А это мы сейчас и узнаем! — пробормотал он. Норрик, который все это время шагал рядом, ведя своего коня в поводу — лошадь девушки опекал Татва, — вдруг вскочил в седло и поскакал к воротам, распахнутым настежь по случаю мирного времени. Осадив коня у перекидного моста, он лихо заставил его взвиться на дыбы и взмахнул рукой:

— Великий волшебник Эльфин, придворный маг самого императора Земли Ирч, друг и приближенный императрицы Ласкарирэль и воспитатель ее сына и наследника, со свитой просит соизволения остановиться на ночлег в этом скромном обиталище перед дальней дорогой! Немедленно доложите о его прибытии хозяевам замка, ибо его визит может принести им радость!

Его монолог не остался незамеченным — дежурившие в воротах эльфы еще издалека углядели нежданных гостей, и, пока один бегал в замок доложить господам, другой встал поперек ворот, держа копье и щит и всем своим видом выражая готовность сражаться. Похвальное и отчаянное решение, тем более что Татва, отпустив повод коня послушницы, вышел и встал рядом с Норриком, глядя на рыцаря сверху вниз с таким видом, словно прикидывал — вбить его в землю кулаком или просто зашвырнуть подальше добрым пинком?

Эльфин подошел последним и встал, опираясь на посох. Он видел, как через двор в сторону ворот идут несколько эльфов — женщина, две девушки, юноша, — и гадал: кто это? Нет, его родные не могли неузнаваемо измениться за эти годы, но все-таки… Узнает ли мать маленького мальчика, которого бестрепетно отдала Видящим? Захочет ли принять?

Она его узнала. Юноша понял это по тому, как мать внезапно остановилась, прижав руки к груди. Они стояли на разных сторонах моста, как на разных берегах реки, и смотрели друг на друга. Потом губы матери шевельнулись — она хотела позвать сына.

— Не произноси моего имени, — опередил он. — Его больше нет.

— Как? — прошептала леди. — Но это невозможно!

— Они все про тебя говорят одно и то же! — не смог промолчать Норрик. — «Это невозможно!» «Этого не может быть!» Скулы сводит! Очень даже может быть, миледи! Он теперь маг, и его зовут по-другому. Эль, да скажи ты им!

— Эль? — эхом повторила женщина.

— Великий маг Эльфин…

— Эльфин Невозможный, — шепотом уточнил юноша.

— Да! Эльфин Невозможный, — с невозмутимым видом поправился Норрик. — Так его теперь зовут. И почему я сам не догадался до этого прозвища? Ну нам позволят войти или как? Я, между прочим, есть хочу!

— Ой! — Мать вдруг всплеснула руками. — Простите нас. У нас теперь так редко бывают гости! Проходите! Все проходите! Мы вам рады!

Она окликнула прислугу, которая отиралась тут же, любопытствуя, и приказала принять у путников лошадей и приготовить им комнаты для отдыха. Девушка-послушница в синем наряде Видящей заслужила от нее больше внимания — леди почтительно поинтересовалась, не угодно ли госпоже принять ванну с дороги и не будет ли особых указаний относительно меню. Ведь волшебницы часто соблюдают определенные обеты, когда то или иное блюдо оказывается под запретом. Девушка смущенно отвечала, что ничего особенного ей не надо.

Эльфин подошел и взял ее за руку.

— Мама, — он впервые произнес это слово с тех пор, как они встретились, — не надо обращаться к ней «госпожа». Это моя невеста. Ее зовут, — он замялся, ибо у Видящих нет настоящих имен, — ее зовут Эниссель Ясноглазая.

Девушка вздрогнула — этим прозвищем юноша лишний раз хотел напомнить о том, что однажды ей предстоит лишиться зрения.

— Мы обязательно поженимся, — продолжал Эльфин, не сводя с нее взгляда, — как только я вернусь от императора. Я хотел, чтобы Эниссель пока осталась здесь, под присмотром семьи.

Он запнулся, произнося последнее слово: хотя мать его узнала и впустила в дом, ни она, ни кто другой так и не дал ему понять, что он принят, как родной брат и сын. И оказался прав — его мать переглянулась с дочерьми и сыном с таким видом, словно спрашивала у них совета.

— Что ж, — наконец произнесла она, — прошу проходить.

Можете звать меня леди Лорирель, — и неожиданно добавила: — Мой муж погиб, сражаясь под знаменами Наместника. Как и мой сын Мерадор. У них с женой не было детей, и вдова вернулась к своим родителям. Моя старшая дочь Ленирель перед самой войной вышла замуж, и я ничего о ней больше не знаю.

Эльфин вздрогнул, но не столько от известия о смерти отца и брата, сколько от того, каким тоном это было сказано. Мать как бы давала ему понять — это все новости, на которые он может рассчитывать.

— Это очень печально, — сказала бывшая послушница, бросив быстрый вопросительный взгляд на Эльфина, который все еще не отпускал ее руки. — Мне жаль. Я тоже ничего не знаю о своей семье.

Все вместе они поднялись по неширокой лестнице в полутемный из-за узких старинных окон парадный зал. Он занимал почти весь второй этаж, за исключением небольшой лестничной площадки. Кухня и кладовые находились на первом этаже, а жилища слуг, библиотека и покои знатных господ — наверху. В большом зале семья проводила большую часть времени. Тут были установлены большие пяльца для вышивания, у камина были разложены на подушках музыкальные инструменты, на одном из столов лежали раскроенные детали нового платья.

— Мы живем скромно, — любезным тоном говорила леди Лорирель гостье, проводя ее в зал. — Война забрала у нас не только наших близких, она отняла радость и веселье. С тех пор как она закончилась, у наших соседей не было ни одного бала, ни одного праздника. Только две свадьбы — невесты дождались своих женихов с поля боя. Мы ни к кому не ездим в гости, и к нам почти никто не заглядывает. Так что, если вы привыкли к уединению, вам у нас понравится. Вы к нам надолго?

Эниссель — Эльфин сам дал ей такое имя, поскольку девушка перестала быть Видящей, — оглянулась на юношу, который шагал позади своих сестер и брата, рядом с Норриком и Татвой.

— Как захочет Эльфин, — ответила она.

— А вы не сможете отправиться с ним?

— Я еще не знаю, зачем меня зовет император, мама, — ответил Эльфин. — Если он захочет, чтобы я жил в Цитадели, я пошлю за Эниссель кого-нибудь. А если у него для меня какое-то поручение, то я сначала исполню его волю, а уж потом начну устраиваться.

— Надеюсь, у тебя есть где жить?

Эниссель вздрогнула — так исказилось лицо ее возлюбленного при этих словах. Мать давала понять родному сыну, что для него у нее нет места.

— Пока нет, — ответил он, стараясь, чтобы голос звучал как можно небрежнее. — Правда, я до недавнего времени жил в Обители на Сапфировом Острове и пока не присмотрел себе другого дома, но, надеюсь, у моих детей будет свой дом. Пусть не такой большой, но все-таки. Знаешь, мои дети все будут магами и волшебниками!

Леди Лорирель закусила губу и ничего не ответила на это заявление.

Ужин начался в молчании. Хозяева по мере сил старались быть любезными, но уже одно то, что за одним столом с ними сидят альфар и тролль, не добавляло совместной трапезе теплоты. Правда, и раньше, вопреки расхожему мнению об эльфах, за этим столом нечасто звучали шутки, смех и песни. Но, во всяком случае, никто не одергивал детей, если они больше болтали, чем ели. Теперь же Эльфин ясно видел — младшие сестры сгорают от любопытства, но осмеливаются лишь бросать в сторону внезапно вернувшегося брата косые взгляды. Пока не встали из-за стола, между гостями и хозяевами не было сказано ни одного лишнего слова.

Леди Лорирель поднялась первая, и ее дети вскочили тоже. Гостям пришлось последовать примеру хозяев, хотя Норрик демонстративно, уже вставая, дотянулся до последней булочки и разломил ее пополам, продолжая жевать как ни в чем не бывало.

— Вам надо отдохнуть с дороги, — сказала леди Лорирель гостям. — Позвольте, я провожу вас в ваши комнаты.

И это тоже было знаком нелюбви — в прежние времена гость оставался в большом зале у камина до тех пор, пока сам не просился в постель. И хозяева сидели рядом, расспрашивали о новостях и сами пересказывали свои новости. Но Эльфин как ни в чем не бывало подал Эниссель руку и вышел из-за стола. Татва без спроса затопал следом, так что Норрику ничего не оставалось, кроме как подчиниться.

Комната, в которую их отвели, располагалась на самом верху одной из угловых башен. Было видно, что в ней уже давно никто не жил — служанки разве что смахнули пыль и принесли букет поздних цветов да поставили на лавку таз для умывания и кувшин с водой.

— Это бывшие покои моего старшего сына и его супруги, — объяснила леди Лорирель, остановившись на пороге. — К сожалению, у нас не так мало места, чтобы поселить вас отдельно. Но вы, если не ошибаюсь, уже не просто невеста?

Под ее пристальным холодным взглядом Эниссель покраснела и опустила голову. За все время совместного путешествия от разрушенной Обители Меана они с Эльфином ни разу не остались наедине и позволили себе разве что несколько поцелуев. Не в обычае бывших монахинь сразу кидаться в объятия мужчины, даже если он — твой нареченный жених и пророчества связывают твою судьбу именно с ним.

Удовольствовавшись тем, что смутила девушку и вызвала гнев на лицах ее спутников — даже невозмутимый Татва громко засопел носом, — леди Лорирель направилась прочь, но обернулась уже на лестнице.

— Если вы пользуетесь косметикой, завтра мои девочки кое-чем поделятся с вами. Они же дадут вам кое-какие платья, если вы больше не захотите ходить в этом. А если вдруг вам что-то нужно, спуститесь на нижние этажи. Или пошлите кого-то.

С этими словами она удалилась. Норрик закрыл за нею дверь так аккуратно, что всем стало ясно — он взбешен не меньше своего друга.

— Да, говорил ты мне, что быть магом — позор для мужчины, но я не представлял, что тебя будут настолько ненавидеть твои родные! — прошипел он. — Она разве что не плевалась в твою сторону!

Эниссель вдруг всхлипнула и бросилась Эльфину на шею.

— Я боюсь ее, — прошептала она. — Не хочу тут оставаться! Забери меня с собой! Пожалуйста!

— Ты что-то чувствуешь? — Юноша обнял ее и прижал к себе.

— Нет-нет, — Она помотала головой. — Я не хочу сейчас гадать. Не хочу остаться слепой здесь! Без тебя!

В другое время сердце Эльфина запело бы от счастья — для бывшей послушницы это было равносильно признанию в любви. Но сейчас он вполне разделял ее тревоги.

— Если бы я точно знал, что потребует от меня император, — вздохнул он. — Но пока это неизвестно, я не могу рисковать тобой.

— Ты кого больше боишься? — встрял Норрик. — Императора, который пока не сделал тебе ничего плохого, или свою мамашу, которая тебя готова живьем сожрать именно потому, что ты не оправдал надежд и не откинул копыта еще на заставе четыре года назад? Будь моя воля, я бы тут ночевать не стал. Да что там! Я бы даже есть тут ничего не стал!

Их разговор был прерван стуком в дверь. Норрик мигом выхватил кинжал.

— Дождались! — прошипел он. — Сейчас нас отсюда пинками погонят. Вернее, погонят тебя, как позорище почтенного…

— Эй! — послышался снаружи девичий шепот. — Меа… как там тебя теперь зовут? Братец?

— Гандирель? — Эльфин выпустил девушку из объятий и шагнул к двери. — Сестренка? Это ты?

— Мы тут все, — послышался ломающийся юношеский басок. — Ты нас впустишь?

Юноша распахнул дверь — и трое молодых эльфов ввалились в комнату. Подросток нес подсвечник, его сестры — одна корзинку, а другая — какой-то сверток. Они окружили Эльфина, боязливо и вместе с тем восторженно глядя на него. Еще бы! Они смутно помнили мальчика, а теперь перед ними стоял взрослый юноша.

— Ты на маму не сердись, — сказал его младший брат. — Она сейчас там плачет. Знаешь, она очень переменилась со смерти отца и брата. А когда узнала, что Ленирель попала в плен к темноволосым…

— Что? Ленирель в плену? Но мама сказала, что ничего не знает о ее судьбе! — воскликнул Эльфин. — Как это случилось?

— Она написала маме в начале войны, что едет к ней, что муж отсылает ее под защиту родных. Мерадор хотел тоже отослать свою жену, но она не согласилась. Ленирель выехала, но не доехала. Они попали в засаду. Одному слуге удалось спастись, и он пришел в замок и рассказал, что на них напали темноволосые. Убили почти всех, а леди Ленирель и двух ее придворных дам и трех пажей забрали с собой. И с тех пор про них действительно ничего не известно. Вот мама и убивается.

— Ты уж нас извини, — вздохнула Гандирель. — Мы тебя сначала не узнали. Ты так изменился…

Они принесли с кухни сладкие булочки и молоко, которое так любили пить детьми на той, ныне разрушенной, ферме. В свертке обнаружились новая рубашка и шелковая женская сорочка — и то, и другое было когда-то сшито для старшего брата Эльфина, Мерадора, и его супруги, но так и не пригодилось. Сестры тут же захотели примерить сорочку на Эниссель и принялись перешивать ее балахон Видящей в подходящее для светской дамы платье, то есть укоротили и расширили рукава, сделали глубокий вырез на груди, чтобы открыть сорочку, и прорезали в юбке четыре разреза, а талию обмотали шарфом. Пока девушки хлопотали, Эльфин с младшим братом сидели на постели и пересказывали друг другу последние новости. В общем, конец вечера совсем не походил на его начало.

На другое утро юноша простился с родным домом и Эниссель, которая вышла проводить его в новом наряде.

Леди Лорирель состроила недовольную гримасу, прекрасно узнав сорочку, но не сказала ни слова. Эльфин последний раз крепко обнял девушку и, помахав рукой сестрам и брату, поправил на плече суму и, опираясь на посох, решительным шагом направился прочь. Норрик, ведущий в поводу двух лошадей, и Татва поспешили следом.

Насколько путешественники медлили, подъезжая к замку, настолько сейчас они спешили. Эльфин задал такой темп, шагая по дорогам Острова, что ближе к вечеру Норрик не выдержал.

— Послушай, — взмолился он, — куда ты так летишь? Пожар, что ли?

Молодой маг некоторое время молчал, вышагивая по обочине дороги, а потом ответил:

— Я спешу. У меня плохое предчувствие — мы с Эниссель не увидимся еще очень долго. Года два-три, если не больше. Я должен был прибыть в Цитадель почти месяц назад. Вряд ли император спустит мне задержку. Мне не хочется испытать на себе его гнев!

— Ничего себе «задержка»! — фыркнул Норрик. — Ты спас его трон, не дал Видящим его свергнуть, в одиночку раскрыл заговор и практически уничтожил Орден Видящих! Ты герой! Он тебя с цветами встречать должен, а ты бормочешь что-то про монарший гнев. И ты, между прочим, самый великий маг всех времен и народов. Или я что-то путаю?

Эльфин остановился и улыбнулся — впервые за весь день.

— Нет, ты ничего не путаешь, — сказал он. — Я — великий маг. Может быть, даже величайший маг в мире. Правда, мир об этом ничего не знает!

На тех Островах, которые испытали на себе всю мощь армии орков четыре года назад, границы с Землей Ирч больше не существовало. Ведь держалась она в основном магией, а волшебницы Видящие, которые и поддерживали ее, используя знания еще одного исчезнувшего в веках Ордена, Ордена Бора — Земли, сейчас забросили свое дело. Заставы, правда, еще стояли, отмечая, где заканчивается бывшая Ничейная Земля и начинается тот или иной Остров, но и только. Они почти все стояли необитаемые, лишь на внешних, обращенных в сторону Земли Ирч — орочьей половины новой Империи, стояли гарнизоны. Но в основном это были орки, которые усиленно осваивали новые территории. Они выпустили троицу с Янтарного Острова, не задавая лишних вопросов: как оказалось, совсем недавно пришел приказ императора: тому, кто назовется Видящим, не чинить никаких препятствий.

Еще десять дней спустя путешественники вступили в Цитадель.

Если бы кто-нибудь из них побывал тут четыре года тому назад и сейчас вернулся, он бы заметил, что она сильно изменилась. При Паладайнах большая часть Цитадели находилась под землей — орки как-никак сумеречные жители и привыкли к подземельям настолько, что даже в человеческих городах предпочитают жить в землянках. На поверхности Цитадели стояло лишь несколько массивных домов, где располагались гарнизоны охранных застав.

Сейчас же вокруг Цитадели вовсю шло строительство — надстраивались верхние этажи. Скала, которая возвышалась над Цитаделью, вся была облеплена основаниями недостроенных замков. Возводились одновременно крепостные стены и башни-донжоны. Копошились сами орки, наемники-люди и темные альфары, которые прекрасно умели ладить с камнем. Иногда можно было видеть эльфа, который проезжал мимо, рассеянно глядя на суету. В Цитадели теперь жили и представители этого народа — ведь императрица Ласкарирэль сама была эльфийкой. И это для них, для родичей императрицы, строились нынче замки.

Но внутри, под сводами многочисленных пещер, практически ничего не изменилось. Оживи на минуту сам Верховный Паладайн Аввдр аш-Шииба, он бы не заметил разницы. Все те же мрачные коридоры, те же факелы на стенах, та же грубоватая, иногда нарочно аляповатая лепнина и разводы краски по стенам. И большие пещеры, где собирались орки на совет, тоже ничуть не изменились. Можно было с уверенностью сказать, что ни одна вещь не переменила своего положения. Орки как были, так и оставались народом-воином, и четыре года влияния эльфов ничуть их не изменили.

После того как была обретена Золотая Ветвь, к ней потянулись многие народы. Летописцы и гадатели сказали бы, что дело не только и не столько в Хауке аш-Гарбаже, новом императоре, и даже не в самой Золотой Ветви, священной реликвии прошлых лет, сколько в смене эпох. Эпоха Рирена-Зверя завершилась, и в свои права вступила новая эпоха — эпоха Эля-Человека. В верхних уровнях Цитадели наблюдалось то же смешение народов, что и в войске Хаука, когда оно четыре года назад начало победное шествие по Радужному Архипелагу. Кроме людей, которые уже несколько поколений селились здесь — покойный Верховный Паладайн пытался было их выселить, но потерпел неудачу и махнул рукой, — кроме людей и, разумеется, эльфов, тут обитали светлые и темные альфары, коротышки-элле, урюки и даже овражные хамстеры. Местное население не обращало на троих новичков ни малейшего внимания — разве что на Татву исподтишка показывали пальцами. И то удивление вызывало скорее его оружие — дубина была толщиной с туловище самого рослого и массивного орка. Но стоило трем друзьям спуститься на уровень ниже, как дорогу им преградили четыре высоких воина-орка в кожаных доспехах с нашитыми на них стальными пластинами.

— Куда? — последовал строгий вопрос.

— Видящий маг по приглашению императора, — сказал Эльфин, выступив вперед. — Со мной мои спутники. Я ручаюсь за них. Император меня ждет.

— Мы доложим. Ждите здесь!

С этими словами двое орков отправились в глубь пещер, а двое оставшихся скрестили древки алебард, перегораживая путь.

— Подождем, — согласился Эльфин, поудобнее опираясь на посох.

Ждать пришлось долго — Норрик весь извелся. Он физически не мог долго оставаться в бездействии и успел несколько раз перейти от негодования к веселью и от страха за свою судьбу к полному равнодушию к оной. Он то трещал без умолку, приставая к стражам с разъяснениями, то молчал и дулся у стены. Но орки хранили ледяное безмолвие и лишь выразительно шевелили бровями — мол, только переступи невидимую грань, и мы покажем тебе, где раки зимуют.

Наконец вернулись посланцы. С ними пришел эльф. Напрягши память, Эльфин вспомнил его — это был один из приближенных Хаука еще с войны, Бальгор Мастер Смысла. Бывший личный раб Верховного Паладайна тряхнул головой и посмотрел куда-то поверх голов вновь прибывших.

— Следуйте за мной, — сказал он. — А ты, тролль, оставь свое оружие здесь.

Норрик уже набрал полную грудь воздуха, чтобы выступить, но Татва и бровью не повел, прислоняя дубину и копье к стене рядом с часовыми.

— Я могу тоже оставить свой меч тут, — предложил Эльфин, но Бальгор покосился на него сверху вниз.

— Думаю, в этом нет необходимости, — процедил он и повернулся к ним спиной.

На сей раз стража беспрекословно расступилась перед гостями, и те очутились в самой Цитадели. Скала, с вершины которой в горное озеро низвергался водопад, была изрыта норами и пещерами. Одни пещеры оказались столь просторными, что в них даже рослый Татва казался маленьким, другие были не больше звериной норы. Узкие или широкие, прямые или извилистые проходы были украшены грубой мозаикой из поделочных камней, а также рисунками и светильниками, вырезанными из сталактитов. Иногда некоторые пятна или части мозаик начинали шевелиться — тут по-прежнему было полно мокриц, пауков и прочих подземных тварей.

Здесь жили в основном орки трех главных каст — воины, кузнецы, а также домашние орки. Воины, высшая знать, проходили мимо Бальгора, даже не поворачивая головы в его сторону, но остальные спешили уступить дорогу и кланялись приближенному императора. Впрочем, те, другие и третьи с одинаковым любопытством смотрели на необычных посетителей. Некоторые были удивлены настолько, что оставляли свои дела и шли следом, держась на почтительном расстоянии. Особенно много пересудов по-прежнему вызывал тролль — на него даже показывали пальцем.

Путь закончился на одном из срединных уровней, в просторной пещере, где был естественный свет — задняя стена ее представляла собой огромное, от пола до потолка, «окно», за которым неумолчно шумел водопад. Массивный, сделанный из камня трон повелителя Империи Ирч стоял спиной к водопаду. Рядом с ним был установлен трон поменьше, но тоже каменный, вокруг были расстелены шкуры горных медведей, а вдоль стен развешано оружие и стояли скелеты и чучела различных тварей.

Это была та самая пещера, где когда-то Хаук сражался с самим Верховным Паладайном. И, кроме наличия второго трона, в ней ничего не переменилось.

Бальгор оставил гостей перед троном и удалился, велев ждать.

— Опять ждать, — возмутился Норрик, убедившись, что они одни и даже часовых нет у входа. — Мы весь день либо ходим, либо ждем чего-то. Сколько можно?

— Это император, — попытался урезонить его Эльфин. — Мало ли какие у него дела? Мы пришли неожиданно, без предварительной договоренности…

— Хотя я ждал тебя гораздо раньше.

Негромкий голос сбоку заставил впечатлительного Норрика подпрыгнуть с воплем и поспешить привычно нырнуть за широкие плечи Татвы. Эльфин невольно крепче стиснул пальцы на посохе и повернулся к вошедшему:

— Мой император…

— Оставь. — Хаук махнул на него рукой, подошел к трону и забрался на него, по орочьему обычаю скрестив ноги, благо размеры седалища это позволяли. — Я ждал тебя больше месяца назад. Так-то вы, светловолосые, уважаете власть? Между прочим, за тебя просила сама императрица! Я пошел навстречу Ласке и ее брату, который красочно живописал мне, как молодое дарование пропадает в глуши и безвестности, в то время как мог бы послужить трону. Я вызываю это дарование в столицу, чтобы воздать по заслугам, чтобы определить ему новое место, чтобы он принес больше пользы стране, а вместо этого ты осмеливаешься медлить! Ты настолько осмелел или тебе все безразлично?

Норрик что-то забухтел, предусмотрительно не высовываясь, но Эльфин покачал головой:

— Мой император, я спешил к тебе, как только мог. И не моя вина, что мне пришлось задержаться в пути.

— Да, — влез Норрик, — ты ему скажи, что ты сделал! Там такое было! Такое!

— Мой император, — приготовился к долгому рассказу юноша, — по дороге сюда я стал невольным свидетелем…

— Знаю, — отмахнулся Хаук. — Я получил послание от лорда Шандиара Изумрудного. Заговор Видящих. С целью свержения Золотой Ветви и установления новой династии? Так?

— Так, мой император, — кивнул Эльфин.

— Ну и чем все кончилось? — Хаук подался вперед, опираясь локтями о колени. — Наместник Шандиар написал мне только то, что существует заговор и мне надо оберегать себя и своего сына. Но никаких подробностей! Так что там?

— Я раскрыл заговор, мой император, — пожал плечами юноша. — Надеюсь, что Видящие для вас больше не опасны. У них нет запасов энергии, практически не осталось боевых магов, да и среди лордов тоже обезврежены практически все заговорщики.

— Что среди светловолосых есть недовольные, это я знаю. Садись, — Хаук указал на расстеленные шкуры, — и рассказывай. Все! Я хочу знать подробности с самого начала.

Эльфин без колебаний устроился на шкурах у ног императора, глядя на него снизу вверх, и начал свой рассказ. Говорил он долго и обстоятельно, хотя сначала собирался ограничиться коротким отчетом — мол, проделано то-то и там-то, в результате чего… Но постепенно разохотился и стал вспоминать подробности.

Император оказался благодарным слушателем. Наклонившись вперед, он чуть ли не в рот смотрел молодому магу, а потом сполз на шкуры и сделал знак троллю, чтобы не торчал столбом, а тоже где-нибудь устроился. В продолжение всего рассказа он то и дело то усмехался, то сердито хмыкал, то качал головой, задумываясь о чем-то своем. А когда Эльфин закончил, какое-то время сидел неподвижно, уйдя в свои мысли, а потом тяжело хлопнул юношу по плечу:

— Спасибо. Проси что хочешь!

— Проси награду, — прошептал Норрик из-за плеча Татвы. — Золота там, ну и всего понемножку! Тебе нужно построить собственный замок и жениться!

Хаук вскинул бровь и смерил Эльфина двусмысленным взглядом.

— Извините, мой император, — пробормотал тот. — Норрик, он…

— Грабитель, — с усмешкой подсказал император. — А если серьезно?

Юноша набрал полную грудь воздуха.

— А если серьезно, — начал он, чувствуя себя как никогда близким к провалу, — то по дороге сюда я видел, в каком состоянии находится Радужный Архипелаг. Я видел разрушенные замки, в которых никто не живет, потому что все их обитатели либо убиты, либо угнаны в рабство. Я видел матерей, которые до сих пор не знают, живы ли их дети, и детей, которые ничего не знают о судьбе своих родителей. Я видел разоренную землю, которая опустела. Видел, — он запнулся и покосился на Норрика, — или слышал о тех, кто вынужден был стать преступниками, потому что не могли вернуться к прежней жизни, ибо им некуда было возвращаться. Я видел, как казнят, отнимая жизнь по никчемному поводу. Треть Радужного Архипелага обезлюдела, мой император! Мой народ жестоко пострадал от войны.

— Это война, — нахмурился Хаук. Усмешка исчезла с его лица, оно стало холодным и замкнутым. — А война всегда плодит много вдов и сирот.

— Но еще она плодит рабов! — воскликнул Эльфин. — Мой император, если бы можно было вернуть тех, кто продан в рабство, если бы разрешить им вернуться на родину! Сколько бы семей были счастливы! Сколько пустошей было распахано и засеяно на будущий год! Сколько на свет появилось бы детей! Мой император, — он встал на колени и оказался почти на полголовы выше сидевшего напротив Хаука, — среди тех, кто наверняка попал в рабство, моя сестра Ленирель!

— Ах во-от в чем дело! — протянул Хаук, откидываясь назад. — Просишь за свою сестру? Что ж, здесь, в Цитадели, живет кое-кто из бывших рабов. Если твоя сестра среди них, можешь ее забирать. Если она среди них! — Он назидательно поднял палец.

— А если нет? — Эльфин почувствовал, что внутри у него все похолодело.

— Учти, Эльфин, что какое-то время армией командовал не я, а мой предшественник. — Гримаса отвращения исказила лицо Хаука, как всегда, когда ему хоть и редко, но случалось вспомнить о Верховном Паладайне. — А он имел обыкновение продавать всех захваченных эльфов сразу, не таская за собой огромного обоза. Когда я вступил в свои права, в войске было всего сотни полторы рабов, и почти все они живут здесь уже свободными. Так что большинство пленных давно покинули Империю Ирч в невольничьих караванах и рассеялись по всему свету. Если твоя сестра оказалась среди них, я ничем не смогу помочь.

Эльфин опустил голову. Что ж, если это правда, то ему оставалось только смириться.

— Но кое в чем ты прав. — Широкая тяжелая ладонь легла ему на плечо. — Мне не хочется оставить сыну в наследство пустую землю. Ее необходимо населить. Ты согласен?

— С чем?

— Не с чем, а на что? Согласен отправиться в путь, чтобы отыскать и выкупить, вернув на родину, своих сородичей?

Всех, кого сможешь отыскать? Если среди них окажется твоя сестра, буду рад и даже заранее могу обещать, что она станет придворной дамой моей жены. Ну?

Эльфин вскочил на ноги. Его вдруг переполнила такая легкость, что он едва не запрыгал на месте, как мальчишка, но заставил себя сложить руки на груди и поклониться императору.

— Благодарю вас, мой император. Я согласен. Но как же Видящие?

— Об Ордене не беспокойся! Занимайся своим делом и предоставь мне заниматься своим. Бальгор! — крикнул он, поднимаясь с места.

Из коридора вышел Мастер Смысла: — Да?

— Отведи их в покои для гостей и распорядись, чтобы с ними обращались, как с важными персонами. Завтра из казны им должны выдать золото и драгоценные камни для выполнения их миссии! Можете быть свободны. Перед уходом заходите. Скажите, чтобы вас проводили на половину императрицы!

Он направился к противоположному выходу, где только при его приближении из тени выступили два рослых телохранителя. Впрочем, справедливости ради надо отметить, что ни один из них не был выше императора и шире в плечах. В полутьме коридора все трое казались близнецами.

— Мой император, — крикнул ему вслед Эльфин. — Я только хотел еще попросить…

— Догадываюсь, — скривился тот, как от зубной боли. — Ни одна Видящая, выбравшая мирный путь, не пострадает!

С этими словами он ушел, оставив гостей на попечение Бальгора.

— Так… — Долго молчавший Норрик появился на свет, хозяйским жестом потирая руки. — А когда тут у вас обед? А то так есть охота…