Глава 14

Макс сидел напротив очага, смотрел на пляшущие языки пламени и жевал кусок только что поджаренного мяса. Он сделал это! Разгадал загадку. Когда он оттащил все камни и смог подойти к башне, то обнаружил сбоку, почти у самой стены, дверь, а в ней узкую щель замка. Того самого замка́. Он был уверен в этом. Но открыть дверь решил завтра утром. Он понимал, что с ним происходит нечто очень важное, что жизнь его изменилась круто и бесповоротно и сейчас должен прозвучать последний аккорд этой песни перемен. Он сидел, смотрел в огонь и жевал.

Утром он подошел к двери и медленно вставил ключ в щель замка. Раздался щелчок, и дверь чуть приоткрылась, словно сработала пружина. Он потянул ее, открывая до конца, и вошел внутрь, попав в небольшую комнату, а прямо перед ним была лестница. Макс немного постоял, собираясь с духом, а потом шагнул на первую ступень. Он не стал задерживаться ни на одном из этажей, которых насчитал пятнадцать, а поднялся на самый верх. Лестница шла спиралью, опоясывая внутренние помещения башни, и выводила на самый верх, на крытую смотровую площадку. Света, проникавшего сквозь широкие, закругленные по верхнему краю окна, было достаточно. В центре помещения стоял круглый стол, а за ним сидели двое. Кожа их потемнела, волосы стали бесцветными, а черты лица потеряли всякие различия, став практически одинаковыми, но он сразу узнал этих двоих, которые так старательно его учили. За столом стоял еще один стул, перед которым лежала книга в толстом переплете. Этот стул предназначался для него. Макс сел и осторожно открыл книгу.

«Здравствуй, хадават! Если ты читаешь эту запись, значит, ты добрался до Игольчатой башни, и, значит, мы не ошиблись в своем решении. Твое учение подходит к концу. Я хармахан, старшина братства, имя мое – Дагус. Я не знаю, сколько прошло времени с тех пор, как я пишу это послание, но это и неважно. Я глава Лиги вольных стрелков. Нет страны, которую мы могли бы назвать родиной. И нет правителя, который бы назвал нас своими подданными, даже император получил отказ, когда прислал приглашение поступить к нему на службу. Мы не сражаемся с людьми. Если только сами люди не угрожают нам. Так было всегда. В этом наша доля. Братству почти тысяча лет, и умение наше велико. Оно передается только тем, кто достоин. И мы сами выбираем тех, кого учить. Но зависти и алчности нет предела, и сейчас мы в кольце. Император поставил нам ультиматум: либо мы идем к нему на службу и отдаем ему наш замок, либо мы умрем. Наш замок окружен его землями. Когда он строился, здесь никого не было, для Лунного дома специально выбрали это место. Но империи растут, и границы их ширятся. За тысячу лет Лут-на-холмах успел стать Лутом Золотым, а его границы раздвинулись до Льдистого океана. Что ж. Такова судьба. Мы приняли решение. И завтра, во второй день первого весеннего месяца, мы выйдем на поля залесья и примем свой последний бой. Мы знаем, что нас ждет. Хотя каждый из нас превосходит в мастерстве десяток императорских гвардейцев, но что может поделать горстка храбрецов с армией? Только одно: умереть достойно. Это будет великий бой. Надменный император надолго запомнит тот роковой день, когда он принял решение уничтожить братство. А главное – те, кто стоит за ним. Коль уж мы не нужны этому миру – что ж, мы уйдем. Но замок им не достанется, мы об этом позаботились. Уж на это умения у нас хватит. Он будет стоять в сохранности столько, сколько потребуется. Ни одна гнилая крыса не пройдет в него. Только хадават – наследник – сможет проникнуть за его стены и остаться в живых. И я свято верю, что это произойдет. Пусть не скоро. Пусть через тысячу лет, но произойдет. Произойдет тогда, когда вольные стрелки снова понадобятся. И тогда слава нашего братства возродится. Потому что мы не хотим, чтобы умение наше умерло вместе с нами. Оно еще пригодится этому грешному миру. Мы выбрали двоих: Тримира, игрока стихий, и Ратая, искусного в борьбе. Они добровольно согласились стать твоими наставниками. Не спрашивай меня, как это возможно. Но они будут ждать тебя. И когда ты придешь – будут учить.

А теперь послушай меня внимательно! Я не хочу, чтобы ты обольщался! Я хочу, чтобы ты понимал: ты не избранный, ты не самый умелый и не самый достойный. Просто один раз в семь лет Тримир и Ратай будут выходить на перекрестье путей, ведущих через старый лес, и искать того, кто достоин. В ком они смогут увидеть эту искру. Но и тогда еще не все будет решено. Потому что тот, кого они выберут, может отказаться или не закончить обучение. Но если ты читаешь мое послание, значит, ты смог, значит, выдержал. А это значит, что братство живет. Не обижайся на меня. Да, я преследую свои цели, но я честен с тобой. И, по-моему, сделка того стоит. Ты получишь то, что хотели получить самые великие правители и не получили. А взамен ты будешь передавать наше умение дальше. И позаботишься о возрождении братства. Потому как Тримир и Ратай, обучив тебя, исполнят свой долг и освободятся, обретя долгожданный покой. Вот, пожалуй, и все. Дальше в этой книге ты найдешь описание того имущества, которое мы оставляем тебе с указанием, что и как можно использовать. Ты не найдешь здесь богатств в обыденном смысле. Ибо истинное богатство не в золоте и драгоценных камнях. Мы это знаем. Думаю, тебе это тоже известно. Потому мы и не торгуем своим умением. И еще! Найди книгу Пути, она поможет тебе разобраться, кто есть кто. Одно могу сказать. На севере и западе друзей у нас не осталось, юг потерян навсегда, а восток далеко. А теперь прощай. Там, внизу, меня ждут мои братья по оружию. Когда я покину смотровую площадку, сюда войдут Тримир и Ратай, чтобы дожидаться здесь своего часа. Мы запечатаем дверь в верхние ярусы башни, и только хадават сможет снять печати. Прощай! Удачи тебе! Да осветит твой путь Отец наш Вседержитель!

Макс откинулся на стуле.

«Вот, значит, как. Эка тебя, Макс, затянуло. Думал ли ты, вшивый интеллигентишка из двадцатого, ах, простите, уже двадцать первого столетия, что будешь сидеть вот так, на смотровой площадке самой высокой башни замка, который принадлежит воинскому братству, уничтоженному невесть когда? Сидеть посреди земли, в существование которой ты вряд ли бы поверил, расскажи тебе кто-нибудь. И что ТЕПЕРЬ должен делать? Какие подвиги совершать?» Макс очень сомневался, что способен на героические поступки.

– Тайама, – нараспев произнес он имя планеты или мира, впрочем, какая разница. Теперь это твой дом, Максим Алексеевич. О котором ты практически ничего не знаешь. Так что давай, берись за книги – восполнять пробелы в знаниях.

И Макс взялся. Начал он с той, что лежала перед ним.

Макс закрыл книгу и устало протер глаза. Интересно, сколько времени прошло? Он глянул за окно. Еще светло, хотя солнышко уже клонится к закату. Засиделся. Итак, подведем итоги.

Первое. Игольчатая башня. Пятнадцать этажей, точнее, ярусов. Самый нижний – жилой. Плюс библиотека. На других располагаются различные кладовые, хранилища и мастерские, обследовать которые он собирался завтра. Насколько он понял, братья, перед тем как выйти на поле своей последней битвы, снесли сюда все самое ценное.

Второе. То, чему его учил Тримир, – это не магия, как наивный Макс полагал вначале. Это особый род местного боевого искусства. Маги рождаются довольно редко, их очень немного, и, чтобы научиться магии, нужны года, десятилетия. То, что осваивал Макс, – другое: особое древнее искусство, которое состоит из двух разделов: боевого и, соответственно, не боевого. Первый раздел – всякие опасные игрушки с использованием силы стихий. Если верить записям вновь приобретенных братьев, в природе разлито огромное количество энергии. И искусство лунных братьев позволяло эту энергию использовать. И называется сие искусство пата-массана. Дословно, в переводе с мертвого древнего языка, – «ступня бога». Вот так. Не много и не мало. Второй раздел посвящен врачеванию, восстановлению жизненных сил и тому подобное. Опять же Макс мог научиться залечивать раны, так сказать, механические повреждения организма, но лечить обычные заболевания – увы. С простудой он, положим, справится, а вот с чем посерьезней – нет. Что касается настоящей магии – это другое: управление разумом, перемещения в пространстве и времени, сотворение живых магических существ, оживление и многие-многие другие не менее интересные штуки. Братья, кстати, писали и о том, как бороться с настоящим магом, и даже был целый трактат, посвященный этому нелегкому делу, который Макс непременно решил освоить.

Третье, самое интересное. Наколка в виде саламандры, появившаяся у него на груди, – это его знак, или тотем, если хотите. Тотем выбирали ученику учителя, и каждому давался свой. Но тотем был не просто украшением, он давал тому, кто его получал, особые умения. Его саламандра наделяла Макса особой живучестью, способностью чуять опасность, легко переносить голод и жажду, давала полный иммунитет к ядам, увеличивала его выносливость и скорость движения, а еще – вот это самое неимоверное – наделяла его способностью к регенерации. Вот так-то. Ни много ни мало. Это значит теперь, если кто-нибудь (не дай бог, конечно) оттяпает Максу палец или, скажем, целую руку, он сможет себе вырастить новую! Как ящерица хвост. Правда, было одно маленькое «но». Для того чтобы все эти расчудесные способности стали действовать, нужно было изготовить специальное снадобье. А готовилось оно на основе крови пещерного выползня. Ха! Всего-то! Находим выползня этого, понимаешь, пещерного, отрываем ему башку, собираем кровушку и готовим снадобье. Тем более что в книге было четко указано, где рецептик записан, и дано описание вышеупомянутого выползня.

Так! Все! На сегодня хватит! Спать! Спать, спать, спать, спать, спать. Да! Он еще раз протер глаза и замер. Что-то было не так. Да! Что-то изменилось. Черт! Тримир и Ратай! Они исчезли! Максу опять захотелось в сумасшедший дом.

Следующее утро он начал с обследования башни Лунного дома, именно так в переводе назывался Арм-Баур. На самом первом этаже оказалась дверь, ведущая в библиотеку, которая стала Максовым жилищем. Со стороны библиотеки дверь была замазана штукатуркой, потому Макс ее и не заметил. На других этажах – мастерские, оружейная, кладовая, еще что-то. Он заглянул на каждый этаж и вернулся в библиотеку, подавив жгучее желание пошарить в кладовой и оружейной.

– Тэк-с, нужна нам, ребята, книжка с чудным названием «Бестиарий». Первый том. – Он отыскал нужную книгу и уселся, с интересом раскрыв ее. – Где тут у нас буковка «В»? Вот. Вайверн, виверна, волкодлак, так, пропустим, ага! Вот! Выползень. – Макс уставился на искусно сделанную картинку. Змея. Точно, братцы, змея и есть! Только с цветным гребнем на голове, красноватым, с белыми прожилками.

«Выползень пещерный – разновидность ползучих гадов. Водится в предгорьях залесья. Ядовит. Выползень, вошедший в полный возраст, длиною равен 20 локтям, хотя старец Ионим утверждает, что ему встречались выползни, доходившие длиною до 30 локтей».

«Так, если локоть у нас – это локоть, – Макс посмотрел на свою руку от кисти до локтевого сгиба, – то что же получается? А получается, что взрослая тварь длиной около десяти метров».

Макс скривился. «Только анаконд нам не хватало! Так этот еще и ядовитый! Ладно, пойдем дальше».

«…Выползень селится в прохладных пещерах гор, наружу выползает, уже когда смеркается. Охотится на оленей, косуль. Опасен для человека. («Ха! Еще бы!») Когда выползень собирается атаковать, он скручивается кольцами, стремительно бросается на жертву, сбивая ее с ног и хватая зубами, после чего добивает. Таким ударом выползень сбивает всадника вместе с конем».

«Нормальненько. А может, ну ее, эту регенерацию?» Макс прогнал недостойные мысли и продолжил читать. Ага! Вот!

«Умельцы охотятся на выползня так. Они выслеживают его логово, выманивают его на себя, и когда он бросится, то всаживают ему в пасть «ерша», так как при атаке выползень широко открывает пасть, чтобы захватить жертву. Вот тогда-то и следует стрелять, потому как пасть – это уязвимое место, и если «ерш» удачно войдет, то выползень погибнет. Поражать другие части тела бесполезно, если только охотники не собираются группой до двадцати человек. Тогда, дав залп из усиленных имперских арбалетов, можно пробить его толстую шкуру в нескольких местах, после чего он сдохнет. Но охотники должны быть очень осторожны, как группы, так и одиночки, потому как в агонии выползень может сломать молодое дерево, а уж человека придавит и подавно. Из крови и внутренних органов выползня готовят целебные снадобья, а также снадобья, полезные в искусстве».

Дальше шел перечень рецептов, а ниже описание того самого «ерша». Макс принялся изучать рисунки и чертежи.

Больше всего эта конструкция напоминала примитивное стрелковое оружие с небольшим прикладом и спусковым крючком. С обоих боков были сделаны продольные разрезы, из которых торчали металлические стержни. Разрезы тянулись вдоль ствола примерно от его середины почти до конца. Там, где они заканчивались, внизу и был спусковой крючок. При помощи этих стержней натягивалась мощная пружина. В ствол вставлялся специальный болт, который и дал название этому оружию. При выстреле срабатывал механизм, который выпускал специальные шипы, расположенные по четырем граням болта. «Да, если такая штуковина войдет в пасть, да еще с близкого расстояния, то порвет все нутро. Бедный выползень. При условии, что попадешь, конечно».

– Ну что, – спросил Макс у рисунка на книге, – пойдем поищем «ерша»?

Оружейная располагалась на четвертом этаже, простите, ярусе. Макс поднялся туда. Он попал в просторную комнату. Остановившись посередине, присвистнул, глядя на богатый арсенал. Мечи, боевые топоры разных размеров и форм, копья, алебарды, луки, арбалеты, щиты и прочее колюще-режуще-рубящее оружие.

«Да, мои вновь приобретенные братья в этом знали толк».

Макс направился к стеллажам с арбалетами и луками. Если «ерш» и был в местном арсенале, то, скорее всего, именно там. Вскоре он отыскал его. Бандура была та еще. Длиной больше полуметра, ствол выточен из дерева и охвачен несколькими металлическими кольцами, мощный приклад, спусковой крючок, на который ложились четыре Максовых пальца, и стержни для натягивания пружины толщиной с большой палец. Макс поднял «ерша». Тяжело. И прицела нет. Ах да! Если с близкого расстояния, то зачем прицел. Он потянул стержни на себя и… ничего, они чуть-чуть сдвинулись с места, и все. Натянуть пружину у Макса не получилось. Может, заржавела? Да нет, непохоже. Он огляделся вокруг, прошел во вторую комнату. Здесь оказалась мастерская. Точильные камни, неизвестные Максу станки. Он стал обходить все это, надеясь найти что-нибудь, что поможет ему справиться с мощной пружиной. Или его вновь приобретенные братья натягивали эту дуру руками? Его внимание привлекло странное приспособление в углу. Полукруглое ложе, как раз размером под ствол, два крюка, на которые как родные улеглись стержни, натягивающие пружину. Так. Он уложил на ложе «ерша», закрепил металлическим полукольцом.

«А мы на верном пути, товарищи!»

Двигаемся дальше. Длинная рукоять, торчащая сзади, – да это же рычаг! Банальный, господа, знакомый нам рычаг! Макс взялся за ручку. Поднажал. Пришлось напрячься. Но все-таки ему удалось. Он опустил ручку-рычаг, крюки поехали назад, увлекая за собой стержни. Щелчок. Готово! Пружина взведена.

Он быстро вернулся в оружейную, отыскал в ящиках четырехгранные болты. Дальше совсем просто: болт в отверстие. Еще один щелчок. Вот теперь совсем все! Устройство, как говорится, заряжено и готово к употреблению.

Испробовать удивительное оружие Макс отправился на улицу. Стал напротив стены, поднял «ерш», все-таки тяжелая, зараза. Ага! Упер приклад в бедро – намного удобнее. И нажал на крючок. Тот сработал на удивление легко, так же легко вылетел «ерш», расправляя свои смертоносные шипы, и так же легко вошел в стену, напротив которой стоял Макс. Раздался глухой удар.

«Ух ты! Вот это штука!»

Макса охватил мальчишеский азарт. Ну какому мужику, скажите на милость, не хочется пострелять? Тем более из такого мастодонта. Макс выпятил грудь, лихо закинул «ерша» на плечо. На полпути глупая бандура вильнула в сторону, потащив Макса за собой. Он нелепо дернулся, подхватив ее второй рукой. Элегантность как ветром сдуло. Подошел к стене и дернул игольчатый болт, пытаясь его вытащить. Сначала одной, потом уже двумя руками. Сделав два десятка попыток, плюнул и пошел обратно в башню.

«Буду на него одежду вешать», – зло подумал он.

На следующий день он отправился искать выползня. Пролазил целый день по холмам и ничего не нашел. После чего снова засел в библиотеке, внимательно читая бестиарий. Открыл то место, где подробно описывалось, как искать выползня. Оказалось, что в окрестностях замка их нет, нужно протопать на север около трех лиг.

Через неделю активных поисков он нашел. Нашел! И даже видел этого самого выползня. Издалека. Тварюка спала, свернувшись клубком, как обычная змея, на большом камне в тени скалистого утеса.

«А писали, что только в темноте вылезает».

Тварь была огромна. Красноватый гребень, красовавшийся на загривке, тоже внушал уважение.

«Как же быстро ты ползаешь, а, дружок?» – думал Макс, разглядывая чудовище.

И тут выползень открыл глаза, уставившись на Макса. Предательские холодно-щекочущие мурашки побежали по спине. А пещерная гадина спокойно поднялась над землей, словно кобра. Гребень распрямился, налившись кровью. Широко раззявилась огромная пасть. Макс словно завороженный наблюдал за чудовищем. То в свою очередь наблюдало за Максом. Расстояние между ними было приличное, к тому же тут пролегал довольно глубокий овраг, но он не стал испытывать терпение змеюки. Потихоньку пятясь, отступил. И все время оборачивался на обратном пути, пока не очутился в замке.

На охоту Макс решил пойти через пару дней. Весь следующий день он отдыхал. Даже пропустил свои вечерние экзерсисы в боевых искусствах, которые с недавних пор как-то совершенно естественно вошли в его жизнь. Каждое утро и вечер он упражнялся по нескольку часов. Утром – на воздухе, на открытой площадке. Вечером – в специальном зале для тренировок, который находился на седьмом ярусе.

Зал этот был еще одной достопримечательностью Лунного дома. Весь центр его занимал просторный круг, выложенный чем-то зеленоватым, больше всего напоминавшим мох. Как только Макс перешагивал черту круга, в нем тут же появлялся человек, весь затянутый в черное. Когда это случилось первый раз, Макс не на шутку испугался. Он напрягся и медленно попятился назад. Но как только он вышел из круга, незнакомец исчез. Макс опешил. Опять фокусы? Он осторожно переступил круг, и незнакомец вновь появился. Вышел – пропал. Вошел – появился. И снова Макс отправился в библиотеку. Это оказался фантом, придуманный и сотворенный забытым, но гениальным мастером специально для тренировок. Ты входишь в круг, и он появляется в качестве партнера для спарринга. Можно с оружием, можно без. Жаль только, советов и подсказок он не давал. Поэтому перед охотой Макс решил, что поединок с призрачным, но умелым противником будет лишним. Лучше поберечь силы для встречи с настоящим.

…Он тихо крался по узкому влажному проходу, с небольшим уклоном ведущему вниз. Через пятьдесят шагов, которые Макс зачем-то считал, он закончился выходом в огромную пещеру, всю утыканную гладкими камнями разного размера – от футбольного мяча до гигантов в несколько метров.

«И где же тут искать нашего дружка?»

Он решил двигаться вдоль стены, чтобы спина была прикрыта. Прошел почти до середины пещеры – никого и ничего. Ни звука, ни движения, только его собственные шаркающие шаги. Он, конечно, старался ступать беззвучно, но навыка не хватало. Вдруг что-то зашуршало в стороне. Макс замер, повернувшись на звук и выставив перед собой «ерша». Никого. Может, мелочь какая? Он скорее почувствовал, чем услышал движение сзади. Следом раздался еле уловимый шорох. Он резко обернулся и увидел здоровенную, усеянную треугольными зубами пасть, которая неслась прямо на него. Испуганно дернувшись, он чуть попятился назад, споткнулся и упал. Это спасло ему жизнь. Выползень (он, родимый, кто же еще) промахнулся. Но змеюка была ой как проворна. Миг – и она поднимается, словно гигантская кобра, миг – снова широко и беззвучно раззявливается пасть, миг – и снова устремляется к нему, валяющемуся на спине недоумку, решившему, что он великий охотник.

«Вот и нашелся», – мелькнуло в голове у Макса, а потом он увидел, как навстречу зубастой пасти полетел стальной «ерш». Руки оказались быстрее, чем мысли.

Тварь нелепо дернулась, точно споткнулась, крутанула головой, а потом рухнула на Макса. Тот попытался увернуться, но тщетно. Тяжеленная туша хлопнулась сверху, придавив ноги. Макс взвыл от боли. Инстинктивно он уперся руками в бесцветное брюхо, в тщетной попытке столкнуть в сторону, но не тут-то было. Туша несомненно мертвого гада не сдвинулась ни на сантиметр.

– Ну и везунчик ты, Максимка!

В нем боролись разные чувства. С одной стороны, несомненная победа! Неожиданная, честно сказать. У него получилось завалить этого гада! А с другой – так можно и всю жизнь проваляться.

– Ну уж нет! – взъярился Макс. – Мне еще сына рожать и дом строить! – рявкнул он и что есть силы уперся в противный выползнев бок.

Тут же оставил эту затею. Успокоился. Подышал, как учили. Закрыл глаза. Сосредоточился. Тоже как учили. Затем спокойно открыл глаза, выставил перед собой руки открытыми ладонями к чудовищу, замер на миг… и резко толкнул воздух перед собой. Результат превзошел все его ожидания. Тяжеленная туша отлетела метра на полтора, освободив Максовы ноги.

– Ух ты! – вслух сказал он. – Да ты, Максимка, молодец!

Он пошевелил ногами. Те вроде слушались. Аккуратно, не спеша, встал. Вроде все нормально. Побаливает, конечно, но вроде бы ничего не сломано. «А и хорошо, что ты, выползнюшка, мя-агенький!»

– Ну и везунчик же ты! – еще раз повторил он вслух и полез в сумку, перекинутую через плечо. Нужно было разделать монстра.

Когда он добрался до замка, было уже почти темно. Макс шел, еле волоча ноги. Устал. Все тело ныло. Да еще этот тяжеленный бурдюк, в который он собрал кровь выползня. Хотел было отрезать тому голову как трофей, но не смог и бросил. «Потом вернусь». Добравшись до своего обиталища, он рухнул на скамью и провалился в тяжелый сон.

Проснулся он, когда солнце уже перевалило зенит.

– Эк тебя сморило, дружок. А ведь нам сегодня еще стряпать! – Привычка разговаривать с самим собой его уже не смущала.

Он поднялся на ноги. Отметил, что чувствует себя нормально, взял бурдюк и отправился на пятый ярус. Это помещение он окрестил лабораторией. Колбы, пробирки, склянки, пузатые бутыли. Коробочки с порошками, с которыми еще предстоит разобраться, и все в таком же духе. Он достал пузатую колбу, разложил на столе травы, которые собрал заранее, потратив на это целый день, налил в большую бутыль с широким горлышком крови выползня.

– Все на месте. Приступим, коллега, – обратился он к самому себе и приступил. Внимательно осмотрел разложенные на столе ингредиенты. Хвощ полевой, трилистник обыкновенный, алхимическая сера и так далее по списку. Всего двенадцать компонентов, включая кровь выползня. Ох и намучился же он с ними. Сера и прочая алхимическая ерунда – это ладно, все это в лаборатории нашлось, братишки расстарались, оставили. А вот с травками-кореньями пришлось сложнее. Он целый день лазил по округе, отыскивая нужные растения. Вернулся тогда грязный, усталый, голодный и злой. Хорошо еще, что все требуемые листики-цветочки в округе произрастать соизволили, а то бы ни хрена не вышло. Он и так с ними измаялся весь.

Макс не торопился, боясь ошибиться, постоянно заглядывал в раскрытую книгу с рецептом снадобья Саламандры – оно так и называлось. Наконец работа была закончена. Макс поднял колбу с готовым зельем на уровень глаз. Скептически посмотрел на мутную жидкость. Хоть не воняет, и на том спасибо. Действительно, у приготовленного напитка вообще не было запаха.

– Так что, братья мои лунные, прямо из горла, что ли? – Он с некоторым сомнением поднес колбу к губам. – А-а, где наша не пропадала! – и, запрокинув голову, решительно влил в себя содержимое.

Пилось снадобье легко, потому как было безвкусно. Опорожнив колбу, он поставил ее и оперся на столешницу двумя руками. Стоял и ждал. Должно же было что-то происходить. Братья, подробно описав, как изготовить снадобье, ни словом не обмолвились о том, что будет дальше и как оно будет действовать. Простояв так несколько минут, Макс решил спуститься вниз, в библиотеку, и перекусить. Ему вдруг страшно захотелось есть. Быстро сбежав по лестнице, он прошмыгнул в свою каморку, схватил кусок мяса, зажаренного еще позавчера, и с удовольствием запустил зубы в мякоть.

– У-у, хорошо! И проголодался же я! – Он уселся на скамью, поспешно отрывал зубами большие куски и проглатывал, почти не жуя, торопливо запивая водой. Доев один кусок, он встал, чтобы взять еще, – и не взял. Стол куда-то поплыл, пол ушел из-под ног, перед глазами заплясала радуга, и он рухнул прямо на пол.

– Говорили тебе, Иванушка, не пей из копытца, козленочком станешь, – с трудом ворочая языком, промычал новоявленный экспериментатор. Во рту расползался привкус ваты.

Чувствовал он себя прескверно. Так бывает, когда ты очень-очень пьян, вокруг все плывет, но ты еще не провалился в исцеляющий сон. Макс перевернулся на живот, попробовал встать на четвереньки. С трудом, но это получилось.

– А черта вам лысого! – прохрипел он и глупо захихикал, пуская слюни. И так, на четвереньках, пополз к лавкам. – Что ж мы, алкаши какие, под столами валяться?! – бормотал он, делая большие паузы между словами.

Добравшись до одной из лавок, он уперся в нее лбом – отдохнуть. Голова кружилась неимоверно, да и пол, зараза, все время норовил куда-то сбежать.

– Стоять! – командовал он ему каждый раз, и тот ненадолго успокаивался. На скамью Максу забраться не удалось. Во время третьей, самой удачной попытки он уже практически закинул свое непослушное тело, но в последний момент его качнуло, и он снова рухнул на пол.

– Да и черт с вами, – пролепетал он в сгущающиеся сумерки, – а нам и здесь неплохо!

Это было неправдой. Ему было плохо. В животе появились очень неприятные рези, где-то в районе поджелудочной тупой занозой засела боль. К тому же появился жар. Макс разорвал ворот своей штопаной-перештопаной рубахи, но легче не стало.

– Вода, – выдавили враз пересохшие и потрескавшиеся губы, – мне нужна вода.

Бутыль с водой стояла на столе. И тогда он совершил подвиг: дополз до стола, сумел поднять свое отяжелевшее тело, опираясь на его ножку, и запрокинул туловище на столешницу. Так, полулежа-полустоя, он провисел несколько мучительно долгих мгновений. Отдышался, постарался сосредоточиться и потянулся за бутылью. Не достать. Нужно немного передвинуться. Стронуться с места было боязно – вдруг упадет? Но двигаться надо. Иначе до воды не дотянуться. Аккуратно, буквально по сантиметрику он стал передвигаться вдоль стола. Есть! Достал!

– Это ли вам не победа, ешкин кот! – хрипло выкрикнул он.

Крик получился весьма слабым и писклявым. Не в силах больше держаться, он отпустил столешницу, и его дряблое тело сползло вдоль ножки стола на пол. Макс улыбался – левая рука дрожащими скрюченными пальцами прижимала драгоценную бутыль к груди. Стал пить, жадно заглатывая воду и стараясь не разлить. И, конечно, залил себе всю грудь.

– Черт! – Он устало опустил бутыль на пол рядом с собой. Ему стало немного легче, и он пополз обратно к скамье, все-таки там сидеть было удобнее. Этот путь отнял у него все силы. Он упал навзничь, глядя в потолок, который танцевал нервный вальс. Закрыл глаза. Так голова кружилась меньше. Он хотел заснуть, но сон не шел. Вскоре жар сменился холодом. Он перевернулся на бок и сжался, подобрав колени к самому подбородку. Помогало слабо. Его трясло. Но как говаривал один веселый доктор, все проходит. И это прошло. В конце концов ему удалось заснуть. Макс лежал, обняв полупустую бутыль с водой, и улыбался во сне. Ему снилось что-то хорошее и доброе.

Придя в себя, он сделал несколько открытий. Первое – потолок больше не пытался пускаться в пляс, а стол спокойно стоял там, где ему положено. Пол тоже вел себя вполне пристойно. Это приятное. Второе, менее приятное – во сне он перевернул бутыль, и вода растеклась по полу тихой лужицей, большая часть которой была как раз под Максом. Брр, неприятно. Он попробовал сесть. Сел! Осторожно попробовал встать. Встал! Неужто все? Выкарабкался, значит?!

– Ну и везунчик же ты, хадават! – проговорил он, еле ворочая все еще не очень послушным языком. И удивился. Как это у него вырвалось. Никогда до сих пор он не называл себя этим титулом. А тут как-то само вырвалось. Макс наклонился, поднял бутыль и вышел на улицу. Ноги слегка дрожали, во рту – фабрика для удобрений, да в затылке засел надоедливый гвоздь. А так ничего. Вполне даже прилично. – Может, палец себе оттяпать и посмотреть, как новый вырастает?

С этим он решил повременить. Палец был как-никак свой, родной. На дворе сияло раннее утро. К полудню Макс окончательно пришел в себя, сделав еще одно открытие: его многострадальная коттоновая рубашка, любимая, между прочим, пришла в совершеннейшую негодность.

«Рвал я ее на себе, что ли?»

Вопрос одежды становился ребром. Он набрал воды, вдоволь напился, есть не хотелось. Посидел в тени раскидистого дуба, росшего посреди двора перед башней. Кстати, единственный дуб во всем замке.

– Непростой ты, видать, дубок, – сказал он тогда, обнаружив его эксклюзивность. И поплелся на третий ярус башни, где, по записям, располагалось хранилище.

– Вот и посмотрим, что у нас в кладовочке.

В «кладовочке» было много всего, нашлась и одежда, слава тебе господи. Правда, костюмчик был не совсем привычный, но выбирать не приходилось. Наряд включал в себя кожаные узкие штаны и такую же куртку с укороченными рукавами, чуть ниже локтя; широкий пояс с металлическими бляхами и крючками и двойную перевязь, крест-накрест перечерчивающую грудь, на которой красовалось множество кармашков. Все это висело на манекене, выставленном точно специально для него. Рядом на подставке стояли то ли сапоги, то ли высокие ботинки на шнуровке, чуть сбоку, на небольшом столике, лежали широченные браслеты грубой кожи и тонкий шелковый платок, черный с золотой каймой. Да, еще фляга и заплечный мешок. В общем, полный набор. Макс взял один из браслетов, примерил. Тот доходил ему почти до локтя.

– Ну-у, – сказал он, разведя руками, – надо так надо! – и стал переодеваться.

Брюки пришлись впору, куртка в общем-то тоже. Она была из очень толстой кожи, но такая эластичная, что ее спокойно можно было свернуть в небольшой рулончик. По бокам от подмышек до самого низа шли вставки из более тонкого материала. От спины к груди тянулись ремни, застегивающиеся спереди. Надевалась курка через голову, для чего был сделан специальный разрез, как у косоворотки, тоже застегивающийся ремнем. Надев куртку, Макс стянул ремнями боковины, подогнав ее по себе. Здорово придумано. Удобно. Он думал, что кожа на голое тело – это не очень приятно, но оказалось ничего. Вполне.

Получилось неплохо. Так, теперь сапоги. Как же с ними быть? Не на голую же ногу обувать. Он порылся в сундуках, стоявших вдоль стен, и обнаружил то, что искал, – несколько пар то ли очень длинных носков, то ли гольфов.

– Если это не на ноги надевается, то я черт лысый.

Теперь он смог обуться. В сундуках, кстати, нашлось еще несколько льняных рубах, короткие, льняные же шорты. Или это трусы здешние? Бог его знает, какое у них тут нижнее белье. Подумав, Макс решил все-таки надеть их под брюки. А то в коже как-то не совсем уютно. Вот. Другое дело. Ага, вот и плащик. Даже можно сказать – плащ-палатка. Просторный и удобный, вот и прорези для рук. Замечательно. Внимательно осмотрев сундуки, Макс прихватил перчатки с обрезанными пальцами и костяными накладками по внешней стороне и сделанный из той же толстой кожи шлем с металлической полосой от переносицы к затылку. Шлем и перчатки засунул в мешок. Пригодится.

И как это добро сохранилось, не истлело тут? Как же узнать, сколько лет прошло с того дня, как хармахан написал ему послание? Проще всего, конечно, спросить, какой нынче год на дворе, да у кого тут спросишь. Надо выбираться к людям. Замок – это, конечно, хорошо, и даже великолепно, но не сидеть же здесь одному до скончания времен.

«Тем более что замок никуда не денется, и никто сюда носа не сунет без моего на то позволения», – не без пафоса подумал он, после чего продолжил ознакомление с хранилищем.

Вскоре он обнаружил то, чего никак не искал, но чему очень обрадовался. Поначалу. Зеркало. Большое, в полный рост, только сделанное не из стекла, а непонятно из чего. Впервые за долгое время Макс посмотрел на себя в зеркало. Нет, он, конечно, видел свое отражение в воде. Даже брился так. Но здесь полноценное зеркало, дающее возможность хорошенько разглядеть себя во всех ракурсах. Сказать, что он удивился, – ничего не сказать. На него смотрел не он. Это был другой человек.

Во-первых, этот выглядел очень худым. Не то чтобы Макс был толстяком. Нет. Но некая припухлость в теле наблюдалась, особенно в последние годы. Результат сидячей работы и неправильного питания, как сам себе не раз говорил Макс.

Во-вторых, у этого были острые, резко очерченные черты лица, глаза темные и колючие, что ли. Волосы спадали на плечи лохматой гривой. Он и не предполагал, как сильно они отрасли. Заметил, конечно, потому что в глаза то и дело лезли, он даже стал их подвязывать шнурком, но… не думал, что это выглядит так. Кожа была более смуглой, чем раньше. Интересно, с чего бы это, загорать он не загорал. Но главное – это взгляд. Так смотрит волк, но никак не домашний песик. Макс оскалился своему отражению. «Да, Максик, а ты изменился». Постоял еще немного, поправил шнуровку на брюках, одернул куртку. Отвернулся от зеркала, собираясь уйти, но тут же резко развернулся обратно. И снова уставился на свое отражение, сейчас принявшее глуповато-озадаченный вид. На него смотрел Макс с картины. Той самой картины, которую подарил ему неизвестный живописец.

– Ах ты ж, е-мое, портретист хренов! – только и смог вымолвить он. – Непростой ты, видать, толстячок. Ну и черт с тобой! Пора выбираться к людям, – сказал он, обращаясь к своему отражению, – засиделись мы тут с тобой. А начнем мы с того, что найдем Татьяну и Гроздану.

В круговерти последних событий он почти не вспоминал о них. А сейчас вспомнил, и ему стало неловко. Конечно, он им ничего не должен и все такое. Но тем не менее. Они ведь единственные, кого он знает здесь.

«Уже не единственные», – добавил он, вспомнив Тримира и Ратая, реально живших когда-то людей. Когда-то.

Он резко встал по стойке «смирно», коротко отсалютовал себе и отошел от зеркала. Пора в дорогу. Перед тем как уйти, он поднялся на смотровую площадку. Вокруг была красота. Он долго стоял, вглядываясь в даль, будто надеялся рассмотреть там что-то. А может, просто думал или прощался. Он чувствовал, что еще вернется сюда, только случится это не скоро.

Следующим утром, едва рассвело, он покинул Лунный дом. Шел налегке. Фляга, с водой, немного еды в мешке за плечами, пара рубах, немного денег: золотых и серебряных монет (в хранилище таки было золото и серебро и какие-то камни, в которых Макс совершенно не разбирался). Арбалет – подарок Грозданы – он оставил в замке, сменив его на другой. В этот он просто влюбился. Выполненный из непонятного материала, он был почти вдвое легче старого. У него было две дуги: одна сверху, другая снизу. И он, естественно, заряжался сразу двумя болтами. Несмотря на то что заряжался он очень легко, убойная сила у него была ничуть не меньше, а то и больше, чем у арбалета Грозданы. К тому же он был просто красив. Агатово-черное изящное ложе, такого же цвета упругие дуги, тускло-серебристая тетива. На рукояти, которая заканчивалась серебряным набалдашником, красовался все тот же единорог, вставший на дыбы. Макс просто влюбился в эту штуку и, кстати, научился довольно сносно стрелять. В руках у него был посох, в ножнах на бедре небольшой кинжал – вот и все снаряжение. Посох, конечно, был непрост. Из замкового арсенала посох. А там простых вещей не было. Он был длинным, в Максов рост, из сероватого и очень твердого дерева, в последнем Макс убедился, попробовав сделать надрез кинжалом. Кроме того, он был покрыт металлическими кольцами у основания, навершия и посередине. Само навершие тоже вызывало уважение. На две добрых ладони вверх уходило выгнутое лезвие из синеватого металла, имевшее очень забавную форму. Представьте себе молодой месяц, потом срежьте примерно треть, переверните острием вверх и посадите на четырехгранный штырь, вот и получится наше навершие. Да, внизу, в подошве посоха, было спрятано еще одно лезвие, которое выскакивало этаким жалом с узкими и острыми гранями, стоило слегка потянуть кольцо, охватывавшее посох в нижней части. Этот вид оружия Максу пришелся по душе. С мечом у него толком не получалось, топоры и секиры его не очень радовали, а вот этот посох – совсем другое дело. Тем более что посохом туриста его мог назвать только полный идиот. С такой штуковиной и на медведя можно попробовать.

Еще он взял книгу. Все это время он старался читать, жадно выискивая знания о том мире, где оказался. Читать незнакомое письмо было сложно. Поэтому он особенно не преуспел. Так, некоторые обрывочные сведения о географии и местном мироустройстве. Хотя опять же кто его знает, как все изменилось с тех пор, как замок опустел. Горы-то никуда не делись, а вот границы, как и порядки, вполне могли измениться. Вот, например, лежат у него в котомке серебряные монеты, они же статеры. Во времена лунных братьев за один статер можно было купить рубаху или еды на пару дней. А сейчас? Кто ответит одинокому страннику, нонче за один статер что можно купить, а? То-то. А потому желание взять «Полное описание земель Тайамы» он, после некоторых раздумий, отмел в сторону. А взял с собой небольшую книгу, даже не книгу, а рукописное творение, сшитое вручную. Творение было посвящено азам пата-массаны, того самого боевого искусства, с которым его знакомили Тримир и Ратай. Тем более что автором записок был как раз Тримир. Макс был уверен, что в мире, где за то недолгое время, что он здесь был, его трижды пытались отправить на тот свет, знание древнего искусства никак не будет лишним.

Он спустился с горы и обернулся – еще раз посмотреть на Лунный дом. Окинул взглядом его стройные линии, хищные бойницы, и ему вдруг стало тоскливо. Словно с другом прощался.

– Я еще вернусь, ты же знаешь это, – пообещал он, отвернулся и смело зашагал навстречу новому миру.

Новый мир начинался тут же, у его ног, и сразу же встретил его сюрпризом. Он не прошагал и пары километров (по местному чуть больше мили), как из-за одного из камней на дорогу вышел человек. Вернее, зверолюд с неизменной дубиной в руках. Макс не стушевался. Он уже встречался с этими ребятами, да и он теперешний очень отличался от него тогдашнего. Он спокойно остановился и стал ждать, даже за арбалет не схватился. Но зверолюд повел себя странно. Он вдруг быстро затараторил что-то на своем тарабарском языке, вытянул вперед дубину, а потом бухнулся на колени и уткнулся лбом в землю. Постоял так с минуту, потом встал и с торжественным видом уставился на Макса.

– Погоди, приятель, так ведь мы с тобой встречались.

А ведь точно. Это был тот самый зверолюд, которого Макс засадил в зыбун, а потом сам же и вызволил. Макс даже обрадовался ему, как старому знакомому. Тот, по всей видимости, заметил это. Задрал голову, и из его открытой клыкастой пасти стали вырываться клокочущие звуки. Видать, он тоже смеялся.

– Ну и чего ты от меня хочешь? – спросил Макс. Зверолюд внимательно вглядывался в него. – Чего тебе от меня надо? – еще раз спросил он, хотя понимал, что сейчас похож на российского туриста, который, пытаясь спросить что-то у иностранца, начинает говорить громко и медленно, растягивая и коверкая слова.

Зверолюд указал на Макса, затем стукнул себя в грудь и снова поклонился, теперь уже не падая на колени. Макс махнул рукой и просто пошел дальше. Дикарь пропустил его мимо себя, а потом преспокойненько пристроился чуть сзади и потопал за Максом, очень довольный собой. Еще через пару километров Макс остановился.

– Послушай, приятель, – обратился он к своему нежданному спутнику; тот весь обратился во внимание, хотя ни черта не понимал, это ясно. – Тебе не надо за мной идти, не надо, понимаешь? Иди туда. – Макс махнул в другую сторону. – Давай, топай. – Он изобразил, как уходит туда, откуда они пришли. Потом стал, как мог, жестами и ужимками показывать, что у него, Макса, своя дорога, а у дикаря – своя, причем совершенно другая.

Зверолюд вдруг сделался серьезным и усиленно закивал головой, а потом примерно такими же жестами, прыжками и ужимками дал понять Максу, что им, как раз наоборот, совершенно по пути. Куда Макс, туда, значится, и он.

– Кечьо-но, – он ткнул себя в грудь, а потом ткнул в Макса: – Барх-кадын.

После чего подошел вплотную, взял руку Макса и положил ее раскрытой ладонью себе на голову, закрыв глаза. Макс не знал, что ему делать дальше. Было понятно, что это дитя леса решило следовать за ним, но что все это значит и как ему с этим поступать, не знал.

– Ну и черт с тобой, иди уж, раз увязался, не убивать же тебя! – бросил он, развернулся и пошел дальше. – Ну и воняет же от тебя, парень!

Сзади раздался довольный клекот. Кечьо-но подпрыгнул и радостно направился следом за Максом.

Кечьо-но был доволен собой. Он выполнил повеление шамана, отыскал духа, хотя это было нелегко, ох как нелегко. Да! Но не зря Кечьо-но лучший охотник племени. Не зря. Теперь он идет вслед за духом. Дух принял его. И это хорошо. Куда они идут? Зачем? Какая Кечьо-но разница. Пусть они уходят все дальше и дальше от его родного стойбища, ну и что с того. Теперь у Кечьо-но нет племени. Теперь Барх-кадын его племя. С ним он не пропадет. Дух очень сильный. Да! Он так искусно прячет свою личину, а это могут только очень сильные духи. С виду обычный мягкотелый, но Кечьо-но помнил ту стычку, очень хорошо помнил. Да! Он шел вслед за духом, внимательно наблюдая за ним. Ничего необычного с ними не происходило. Кечьо-но поначалу удивлялся, почему они идут ногами, когда Барх-кадын может запросто перенести их по воздуху? Ах как было бы хорошо лететь. Да! Но они идут пешком. Значит, так надо. Да! Кечьо-но был доволен. Ничто его не смущало, ничто не тревожило. Еды кругом полно, хороший лес. К тому же он служит духу, чего ему бояться. Хотя сам Кечьо-но побаивался. Побаивался его, духа. Особенно когда увидел, как тот пляшет боевую пляску со своей странной палкой. Кечьо-но таких никогда не видел. Каждое утро и каждый вечер дух находил какую-нибудь полянку и начинал плясать. Охотники его племени тоже плясали боевые пляски, но те были понятны, а эта… Кечьо-но только мог с замиранием сердца наблюдать за духом. Дух в такие моменты был не один. Всегда появлялся еще один дух. Здоровенный и бестелесный. Его почти не было видно. Но Кечьо-но не обманешь. Он охотник. Он видит все. Да! Бестелесный появлялся каждый раз, когда дух начинал пляску. И они кружились в диком бешеном круговороте. И странная палка духа сшибалась с призрачной палкой бестелесного, а иногда тот выступал с короткой палкой, которую держал за один край то одной рукой, то двумя, то ловко перебрасывая из одной руки в другую. Очень сильный дух Барх-кадын, если другие духи служат ему. И Кечьо-но важно раздувал ноздри от гордости. Да! Судьба его виделась ему прекрасной.

…Никита остановился. Вокруг стелился туман, но какой-то странный. Ощущение, что между ним и окружающим его миром поставили мутную пластину. Он видел очертания, видел камни у себя под ногами, кустарник и редкую траву, но все было мутным и периодически пыталось уплыть в неизвестном направлении. Он остановился, долго тер глаза руками, даже встряхивал головой, будто туман можно было сбросить. Ничего не помогало. Картинка четче не становилась.

– Черт, черт, черт! – выругался он, еще пару раз тряхнул головой и пошел дальше, смирившись с мутью вокруг. «Может, и впрямь туман?» Хотя кто-то внутри недвусмысленно намекал, что дело в нем самом. Никита брел, потеряв счет времени. Если бы нашелся человек, который остановил бы его и спросил, куда он идет и где он сейчас, Никита не нашелся бы что ответить. Он просто помнил, что должен идти, вот и шел. Дни слились в одну цепочку. Встает солнце, и он начинает свой путь. Идет, тупо переставляя ноги и зачем-то считая шаги. Что-то собирает, ест, пьет ледяную воду из небольших, но бойких родничков. Пару раз, когда он засыпал, на него пытались нападать ящерицы-головастики. Он отбивался без проблем. Одна убежала, вторую он убил. В рационе появилось мясо, пусть и ненадолго. И вот через неделю своих блужданий по горам он встретил людей. Их было двое: крепкий жилистый старик и мальчишка лет четырнадцати. Когда Никита наткнулся на них, уже начинало смеркаться, они сидели у небольшого костерка, совершенно не дававшего дыма, и настороженно смотрели на приближающегося незнакомца. Костерок с людьми вынырнул настолько неожиданно, что Никита даже остановился, вздрогнув. Повисла настороженная тишина. Пацан выглядел явно напуганным. Он цепко стискивал заряженный арбалет, направленный в сторону Никиты, было видно, что он готов в любой момент спустить тетиву. Старик, в противоположность юнцу, был внешне абсолютно спокоен, хотя рука его как бы совершенно невзначай лежала на коротком копье с широким наконечником.

– Ты, Никша, опусти свою пукалку, – узловатая ладонь легла на арбалет, направляя его к земле, – че человека зазря пугать. Поздорову тебе, добрый человек, – обратился он уже к Никите.

– Здравствуйте, – ответил Никита, с удивлением услышав сиплый скрипучий голос, совершенно непохожий на свой прежний.

– Садись, парень к огню. – Старик приглашающе махнул рукой.

Никита молча присел, старик не спеша подал ему кусок лепешки. Никита протянул руку, чтобы взять ее, и тут встретился взглядом со стариком. За внешним спокойствием читалось напряжение. Будто сейчас, в этот самый момент, решается что-то очень важное, от чего зависит не просто будущее – сама жизнь. Не отводя взгляда, Никита взял предложенную лепешку. Он готов был поклясться, что в глазах старика мелькнуло облегчение. «Может, она отравлена? – подумал он. – Ну и черт с ним, мне все равно». – Апатия, накрывшая Никиту в последние дни, не спешила отпускать его. Он молча стал жевать, совершенно не чувствуя вкуса.

– Далеко идешь, парень? – уже с некоторою живостью в голосе спросил старик.

– Я заблудился, – ляпнул Никита первое, что пришло на ум, – да и куда иду, сейчас трудно сказать.

Ответ несколько смутил обоих, но за оружие больше никто не хватался. И на том спасибо.

– А вы что здесь, одни? – в свою очередь спросил Никита, проглатывая последний кусок.

– Это Никша, внук он мне, – ответил старик. – Его отца забрала лихоманка, потому учу его я. Тут рядышком пещера есть. Так в ней пещерный хозяин живет. Мы пришли взять его. Он и возьмет. – Он ткнул пальцем в сторону внука, чтобы незнакомец уж точно понял, о ком речь. – Пещерный хозяин знает, что мы пришли, знает – для какой надобности, потому ждет. Он как думает? Когда люди придут, будет у меня славная охота, – старик вдруг захихикал, – но будет не так. Никша возьмет его, как не взять. И род получит еще одного охотника.

– А если нет?

– Значит, нет. – Старик снова захихикал. Было видно, что в победу загадочного пещерного хозяина он не верит абсолютно.

– И не страшно вам здесь? – просипел Никита. – Старик и мальчишка, а вокруг горы, полно всяких тварей кроме вашего хозяина пещерного.

При слове «мальчишка» пацан встрепенулся, гордо-обиженно вскинув голову, но влезть в разговор не посмел.

– А че ж их бояться? Я в эти горы уж полвека хожу, зверюга, она и есть зверюга, не тягаться ей с охотником, а людей здесь почти и нет, – тихо ответил он.

– А живете где?

– Так в Выселках, – сказал старик, будто все на свете должны были знать, где эти Выселки.

«И какого черта они мне попались? – билось в голове у Никиты. – Хотя может, оно и к лучшему, оружие у них есть, еда, фляга вон болтается. Короче, у них есть масса простых и в то же время весьма полезных вещей, которых, как на грех, нет у меня».

– Ты чего расселся? – вдруг обратился дед к внуку. – Али дело забыл?

Внук, не проронивший ни слова, вскочил как ошпаренный, подхватил то самое копье, замер на несколько мгновений, глядя деду в глаза, коротко поклонился, а потом рысью бросился в темноту. Никита непонимающе уставился на деда.

– Пора ему. Это дело такое, хозяина надо в особое время брать. Как ночная царица в небе повиснет. Времени чуть осталось, пора, неча тут нежиться.

– Ты, старик, вот что, – перебил его Никита. Попробовал откашляться, но ничего не получилось. Колючий комок застрял в горле, мешая говорить. – Я… короче, мне нужно кое-что, так что ты уж поделись. По-тихому, – добавил он.

Старик непонимающе уставился на Никиту:

– Как так – поделись?

– Так вот. – Никита встал, нависая над стариком. Тот схватился, рука дернулась к поясу, где болтался здоровенный тесак, замялась на полпути, вернулась на место.

– Тьфу ты, – сплюнул он. Больше ничего ни сказать, ни сделать он не успел. Никита наскочил на него, опрокинул, руки стиснули худосочную шею и стали давить. Но задушить охотника оказалось не так уж и просто. Тщедушный на вид старикан оказался довольно крепким. Он схватился за запястья душивших его рук, пытаясь оторвать их от себя, потом как-то извернулся и пнул Никиту ногой, отбросив того в сторону. Тут же вскочил, ошпаренной кошкой кинулся следом, замахиваясь мгновенно вытащенным ножом, и в этот момент произошло странное. Для обоих. Никиту неожиданно накрыла адская, совершенно невыносимая боль, он резко дернулся, выгнувшись неестественной дугой, касаясь земли только пятками и затылком, изо рта вместе с хлопьями желтоватой пены вырвался совсем уж нечеловеческий крик. Он рывком перевернулся, оказавшись вдруг на четвереньках, и на ошеломленного старика глянули глаза зверя.

– Отец-Вседержитель, – только и успели вымолвить мгновенно пересохшие губы охотника, и тут же когтистая рука-лапа, которая просто не могла принадлежать человеку, разорвала старику горло. Тот пару секунд постоял, а потом плавно завалился на спину, и ночное небо отразилось в стекленеющих, полных первобытного ужаса глазах.

…Черт, как же больно, черт подери, что это? Что-о?!

Дикая боль, выбивающая сознание и заливающая глаза желто-зеленой мутной пеленой, стала потихоньку утихать. Никита сжал голову руками и тут… тут он увидел свои руки. Этого не могло быть! Просто не могло! Он с ужасом рассматривал когтистые полуруки-полулапы с неестественно бугрившимися узлами мышц. Хотел что-то сказать и… не смог. Из груди вырвались жуткие хрипы. И тогда Никита задрал голову и расхохотался…

Никша вздрогнул. Жуткий рев, чем-то отдаленно напоминающий злорадный смех, разрезал ночную тишину. Он даже хотел вскочить, потому что рев-смех донесся оттуда, где остались дед и странный незнакомец. Но продолжал лежать на месте. Нельзя. Ему нельзя. Он должен быть здесь и совершить то, зачем пришел. Пещерный хозяин уже проснулся, уже слышно, как он ворочается, сопит, почуяв близость человека. То, что куцехвостый чует его, он знал наверняка. Это хорошо. Пусть чует. Пусть знает, что он, Никша, пришел за его шкурой. Пусть сам испугается, почуяв не страх жертвы, а желание убить. Убить его. Никша посильнее стиснул древко дедовского копья. Он справится. Обязательно справится. Он не опозорит род: ни отца, ни деда, ни родового. Он принесет матери переднюю лапу зверя, и та, сияющая от гордости, сделает из когтей ожерелье и наденет его Никше при всех, и все увидят – в род пришел еще один мужчина. Охотник. А шкуру он кинет к ногам Ланки, и та зардеется румянцем, по-девичьи смущаясь и тревожно радуясь одновременно. И теперь все будут знать, что она – его. И Ланка начнет ткать свадебный ковер. Она будет ткать его целых два года, и, когда закончит работу и с поклоном передаст Никше, он уведет ее в горы. Они уйдут туда еще женихом и невестой, а вернутся мужем и женой. Да. Все будет именно так. Но это позже, а сейчас… сейчас – вот он – его путь в будущее. Он уже выбрался из пещеры и идет сюда. Он не прячется и не крадется. Он идет нарочито громко, оглашая окрестности своим ревом. Пусть все знают – это его земля. И он ее хозяин. Никша улыбнулся и встал навстречу зверю…

Никита шел по следу мальчишки. Странное дело, но сейчас он отчетливо чуял его запах и следы и знал, где он прошел. А еще он чуял кровь. Там. Впереди. Вскоре он увидел молодого охотника. Тот возился над здоровенной тушей какого-то зверя. «Ты смотри, завалил-таки своего пещерного». Никита сделал еще пару шагов, когда Никша услышал его и поднялся, оборачиваясь. В руках он держал окровавленный нож – видно, разделывал тушу. Он сразу напрягся, цепко ощупывая взглядом Никиту.

– А где дед? – спросил он.

– Спит, – ответил Никита, доставая из-за спины арбалет. Его, Никши, арбалет.

Парень еще успел дернуться, в тщетной попытке увернуться, но не успел. Тяжелый болт ткнулся в низ живота, бросая юного охотника на камни.

– Ты ж хлеб наш ел, – с трудом проговорил Никша, превозмогая боль.

– Так это был хлеб? – оскалился незнакомец, не назвавший своего имени, и рассмеялся, легонько пнув торчащий в животе Никши болт. Страшная боль рванула вверх, затуманивая сознание. Парню стоило больших усилий не лишиться чувств и не закричать. Он заставил себя открыть слезящиеся глаза и вновь увидел незнакомца, который продолжал смеяться смехом безумца.

Но это было не самое страшное. Смех резко оборвался, лицо незнакомца вдруг поплыло, тело скрутило, он сжался в комок, дико взвыл, а когда поднялся, то это уже был не человек. И Никша понял, что теперь – все. От этого спасения нет. «Прости, мама. Теперь вся надежда на меньшего», – еще успел подумать мальчишка, только что ставший мужчиной, прежде чем звериные клыки рванули беззащитную шею.

«…Кровь, кровь, кровь… ее запах дурманит, пьянит, но он так притягателен. Кровь! В ней – сила, в ней – мощь, в ней – сама жизнь…»

Он встает, пьяный от запаха крови, смотрит пустыми непонимающими глазами на бездыханное растерзанное тело, у которого он отнял жизнь. Видит рядом другое – что это? Зверь? Ах да. Память с трудом пробивает себе путь в его сознании. Пещерный хозяин. Мальчишка пришел, чтобы убить его. Он внимательнее смотрит на зверя – медведь. Обычный. Бурый. Вот оно как. Пещерный хозяин. Надо же. Он стоит, сосредоточившись на туше зверя, стараясь не смотреть на другое тело. Но взгляд волей-неволей скользит в ту сторону, выхватывая отдельные фрагменты: безжизненно раскинутые руки, подвернувшаяся нога, арбалетный болт, кровавое месиво вместо шеи, глаза… Он застывает, встретившись взглядом с этими глазами. «…Ты ж хлеб наш ел…» На губах странный кисловатый привкус. Привкус крови. Ему очень хочется разбить себе голову о камни…