Звено третье

Где-то…

Пламя свечей, водруженных в столовые канделябры. Отсветы огней в сдавленных морщинистыми веками глазах.

– Вы знаете, зачем я пришел.

Не спрашиваю, скорее утверждаю. Можно было бы и вовсе не произносить ни слова, но так велит обычай, родившийся намного раньше меня и человека, сидящего на другом конце стола. Впрочем, человека ли?

– Знаю.

Его плоти более семи десятков лет. Той, что осталась нетронутой. Кокону из дряхлой кожи. А под изношенным платьем прячется новое, полное силы. Осталось лишь определиться с желанием.

– Вы знаете, когда я уйду.

Он не боится моих угроз. Улыбается.

Чего-чего, а страха в да-йинах не бывает вовсе, не то что в людях. Это мы способны легко захлебнуться в собственном воображении, представляя ужасы возможного будущего, стоит лишь подать правильный намек, а пришедшие с изнанки мира не ведают чувств, подобных нашим.

– Знаю.

Рука, потянувшаяся к бокалу, движется медленно и слегка подрагивая, как и полагается руке старца. Хорошо играет свою роль, ничего не скажешь. Сам научился или нашел услужливого подсказчика? Не расскажет ведь. И под страхом смерти не проронит ни словечка.

– Вы готовы?

Единственный вопрос, который я себе позволяю задать. Иногда. И только избранным демонам: остальные получают свое без лишних разговоров.

– Я был готов с того мига, когда открыл эти глаза.

Они почти все отвечают именно так, словно там, в потустороннем мире, заранее заучивают текст наизусть. Почти все из тех, кого я спрашиваю.

– Сколько лет назад?

Он задумывается, проводя длинным желтым ногтем по боку хрустального бутона.

– Летом пойдет двадцатый год.

Неужели так долго? Быть не может. Я бы узнал раньше. Я бы узнал. Разве только…

– Чего он желал, впуская вас?

Складки век вздрагивают. Человек мог бы заплакать, вспоминая прошлое, а демоны лишены такой способности. Все, чему они успевают научиться, это скалить зубы в улыбке.

– Забвения.

Как просто. Старик, уставший от жизни, а быть может, и от тех, кто его окружает, попросил синюю звезду подарить ему вечный покой. Отдал почти всю плоть в обмен на достижение цели, позволил да-йину оказаться в нашем мире и… намертво застрять в безыскусной ловушке.

– И вы разделили его желание.

Разводит руками, растягивая губы в улыбке, настолько грустной, насколько это доступно гримасничающему демону.

– Я слишком поздно понял, что оно означает.

Пойми ты раньше, все равно ничего бы не изменилось. Вы заглядываете в наш мир на одну только ночь, искрами загораясь в темноте, но, если не попадаете на готовый к воспламенению хворост, с рассветом обязательно угасаете, возвращаясь в долгое ожидание. Зато если рядом оказалась хоть одна иссохшая от желания веточка, не можете устоять.

Вы не выбираете свою участь. Выбираем мы.

– Слишком поздно, – добавляют сухие бледные губы.

Наверное, это можно было бы назвать сожалением, но в нем нет печали по потерянным годам или необретенному могуществу, есть только осознание неизбежного. А ведь он может жить еще очень долго. Пока оболочка не рассыплется прахом и плоть демона не погибнет, лишенная защиты перед нашим миром.

– Вы хотите уйти.

И снова не спрашиваю. Пусть да-йины не знают страха смерти, гибель бывает разной. Можно быть отсеченным от увядающей плоти и возвращенным домой, а можно растворяться по малой капле, теряя целостность сознания и памяти, чтобы воскреснуть беспомощнее младенца. Вот что по-настоящему страшит демонов: слабость. И тот, кто сидит передо мною, наверняка готов дорого заплатить, только бы вырваться из ловушки, которую сам и захлопнул.

– Хотел.

Что значит? Он не станет просить о последней милости?

– А сейчас? Что-то изменилось?

Веки вновь сдвигаются, пряча угольки глаз и мешая понять, какую игру затеял да-йин.

Он знает, что встреча с охотником сулит только один исход. Он знает, что просьбы или угрозы не остановят меня и не изменят мое решение. Решение, которое я пока никак не хочу принять.

– Я приходил сюда раньше. И приду снова. Но… Пусть этот новый раз станет таким же, как первый.

– Повторяющим прежние ошибки?

– Позволяющим начать заново.

Он снова смотрит на меня, и его зрачки греют жарче, чем огоньки свечей по углам стола.

– Вас ждет медленная смерть.

– А вы знаете, о чем говорите.

Удивляется? Похоже на то. Но я и в самом деле знаю. Потому что умирал. Много-много раз вместе с такими, как он.

– Хотите пройти через страдания?

Крючковатые пальцы впиваются в подлокотники кресла, помогая старику подняться на ноги.

– Кажется, вы, люди, верите, что перенесенные муки помогают вашим душам стать чище? А насчет своей я знаю это наверняка. – Рука, поднимающая бокал, не вздрагивает ни разу. – Мы непременно встретимся!

Встретимся. Только и не узнаем друг друга. Хороший тост. Не вижу повода, чтобы не присоединиться к нему, а потом благочинно заметить:

– Время уже позднее.

– Да. Вы, молодые, лучше нас чувствуете, когда нужно отходить ко сну. Я если и задремлю, то далеко за полночь.

– Добрых снов.

Демон кивает, опускаясь в кресло и придвигая графин, еще наполовину заполненный темным рубином вина. Я могу ударить в любой миг, незаметно для своего противника или ожидаемо. Как сам того пожелаю. Когда пожелаю.

Наниматель ждет меня у лестницы, почти под самыми дверьми кабинета. Капельки пота на залысинах, выступающих из-под накладок парика, взгляд, выжженный неутоленными страстями. Старший сын, так и не вступивший в права наследства, потому что никак не похоронит отца. Проклятый старик все не хочет и не хочет умирать, а когда имеющиеся средства испробованы, остается последнее: я.

Не всегда доносы оказываются правдивыми, ой не всегда. Но если бы их вовсе не существовало, мне было бы затруднительнее выбирать дорогу. А на сей раз доносчик не ошибся.

– Вы говорили с ним? – Чуть ли не приплясывает на месте от нетерпения.

– Да.

– Вы… заберете его?

Сколько ему? Уже за сорок? Перезревший плод, который все никак не упадет с родительского древа. Подгнивший плод.

– Не сейчас.

– А когда?

Делаю вид, что думаю. Хотя тут и без притворства есть над чем поразмыслить.

Пока жив глава рода, жив и сам род. А сможет ли истосковавшийся по власти мужчина, заискивающе заглядывающий мне в глаза, стать таковым? Мне нет ровно никакого дела до будущего, стоящего на пороге этого дома, но, каждый раз делая вдох, я сожалею о скором наступлении рассвета, потому что здешний воздух пока еще напитан степенной мудростью.

Не знаю, заслуга ли в том да-йина или его предшественника по оболочке дряхлой плоти, однако он – словно связующий раствор, не дающий камням замка оторваться друг от друга и рассыпаться на бесформенные кучи. Пусть даже имя этому раствору «ненависть».

Сын – другой. Растерявший терпение, живущий одной лишь надеждой на смерть отца. В его душе не осталось почти ничего, кроме горячечного желания заполучить право хозяйничать в доме. Тоже своего рода кокон, выеденный личинкой изнутри, вот только бабочка из него уже не вылупится.

– Я отблагодарю вас.

Конечно. Отсыплешь горсть монет. Не ты первый, не ты последний просишь ускорить ход времени.

– Не нужно.

– Так вы… сейчас?

Смотрю в черные провалы зрачков. Ни единой искорки. Глаза да-йина были намного теплее.

– Нет. Не сейчас. – Чуть медлю и произношу, смакуя слово, как хорошее вино: – Никогда.

– Что?! – Почти кричит, забыв о том, что его могут услышать и внизу, и в соседних комнатах.

– Он умрет сам. От старости.

– Через сколько лет?

Не могу удержаться от улыбки:

– Возможно, похоронив вас.

Он отшатывается. Исказившееся злобой и отчаянием лицо сейчас куда больше напоминает демона, чем благообразное спокойствие, поселившееся в чертах его отца.

– Безродный пес!

Короткий посох, на который так любят опираться при ходьбе пожилые и старающиеся казаться важными люди, взлетает над правым плечом обиженного сына, метя кованым наконечником мне в лицо. Но я не гордый, могу и поклониться. Особенно когда от вовремя сделанного поклона зависит жизнь.

Он промахивается. Делает поспешный шаг, увлекаемый тяжестью посоха. Поскальзывается на ковре, обтекающем ступеньку, и, кувыркаясь, падает, затихая лишь у подножия лестницы.

Я безродный, это правда. Но не пес, а охотник.

Я выслеживаю и убиваю демонов.

А иногда просто убиваю.

Здесь…

Левая половина резного лица смотрела с отеческой суровостью, правая загадочно улыбалась. Но если у любого из людей подобное смешение чувств вызвало бы перекашивание всех черт, то лик статуи, изображающей Божа и Боженку, оставался непостижимо прекрасным.

Нелин всегда удивляло, как мастера в самых удаленных от столичного света селениях, едва умеющие держать резец и способные вырезать разве что корявые четырехлистники на крышке утварного короба, Божий Промысел всегда исполняют одинаково умело и достойно на протяжении долгих лет. Изваяние, водруженное в домашней кумирне, было заказано еще дедом нынешнего хозяина поместья по случаю дня рождения любимой и крайне набожной супруги, значит, появилось на свет раньше Нелин не менее чем на век с четвертью, а выглядело как будто только что доставленное из ремесленной лавки. Даже лак, которому немало доставалось от детских забав наследников Мейена, обожавших прятаться в складках божеского одеяния, не потрескался и не потускнел.

На статую пошел нижний отпил лиорнского дуба, цельным куском, но при всей основательности и громоздкости фигура размером в человеческий рост и весила лишь немногим более человека. Нелин хорошо помнила, как сама еще девочкой играла здесь с братом в догонялки, и Корин, будучи старше на десять лет, а сильнее – на целую вечность, задел полы резной мантии и чуть не утянул за собой на пол обитателя кумирни.

Корин.

Заливистый смех. Ясные глаза, без вопросов обещавшие защитить сестренку от всех невзгод. Горячие ладони, прикосновение которых всегда было болезненно-сладким… Как давно это было.

Лик, разделенный пополам и все же нераздельно единый. Жрецы утверждают, что такое единение символизирует супружеский союз мужчины и женщины, но Нелин с детства была уверена, что брат и сестра нераздельны не меньше. Так было до вчерашнего вечера. Осталось ли так сегодняшним утром?

– Ты здесь? – спросил хрипловатый голосок, не скрывающий нетерпения.

Нелин поежилась, хотя в кумирне, как и во всем доме, было натоплено по-зимнему, несмотря на вовсю владычествующую весну. Можно было бы не отвечать, но надеяться, что Лорин уйдет, оставив поиски, не приходилось.

– Да. Я здесь.

В узкую, да еще и лишь наполовину приоткрытую дверь кумирни протиснулась фигурка с заметно округлившимся животом. Если надеть платье попросторнее, еще можно скрыть от любопытных глаз скорое прибавление в семействе Мейен, но Лорин нравилось выставлять свой живот напоказ. Мол, смотрите все, хоть я и аленна, а понесла от временного мужа.

– Не передумала часом?

Только это и тревожит братнину жену. А ведь хочется передумать. Ой как хочется!

– Лорин, мы же не знаем, как все было на самом деле.

– И что? – Капризные губы вдовой аленны приподнялись, обнажая ровные зубы. – Кому поверят, ему или нам? Особенно если мы будем вместе.

Нелин почувствовала ладони на обнаженных плечах. Холодные как лед.

– Мы же будем вместе?

Бож нахмурился своей половиной лица еще суровее. Боженка оскалилась, совсем как Лорин.

Память брата нельзя предавать. Особенно если она – все что осталось, и другой уже не будет.

Ты ведь не пыталась отговорить его. Ты молчала и слушала, не в силах справиться с робостью. Корин хотел вырвать тебя из этого болота, пусть насильно, пусть преступая человеческие законы. Он был смелым и любящим братом. Братом, которым можно гордиться, какой бы сильный стыд одновременно ни наполнял душу.

– Да, мы будем вместе.

И сейчас…

Я проснулся совершеннейшей развалиной.

Не нужно было засыпать прямо под окном, выходящим на восток, и не нужно было делать этого на продавленной кушетке, но даже задним умом крепок не каждый. В итоге первые же лучи солнца ударили мне в лицо, разбудив надежнее петухов, я вынужден был зажмуриться, попробовать отвернуться от горячих ласк восходящего светила и теперь уже проснуться окончательно. От боли в затекших мышцах.

Но как бы рано ни вздумалось встречать рассвет мне, кто-то в Наблюдательном доме встал еще раньше: на стуле была аккуратно развешана новенькая одежда, а на столе стояла плошка с водой, над которой поднимался отчетливо видимый пар. Значит, надо встать, умыться и одеться? Выходит, что так. Впрочем, главной причиной для незамедлительного поднятия на ноги было то, что лежать тоже оказалось больно.

Протирая глаза и путаясь в полах не подвязанной поясом мантии, я добрался до стола, плеснул на лицо теплой водой и уставился в зеркало, любезно одолженное мне для бритвенной процедуры. Боженка милостивая, я ведь теперь тоже… почти весь пегий.

Открытие не порадовало. Еще меньше удовольствия доставило то, что волосы, более не удерживаемые на положенных местах мазью, лезли в глаза, в нос, в рот и щекотали шею в самые неподходящие моменты. Покончив с отскабливанием подбородка, я, не чувствуя ни малейших угрызений совести, той же бритвой укоротил особо надоедливые пряди, от чего те дерзко приподнялись над своими соседками, придавая мне вид мужа, получившего взбучку от сварливой жены, но, по крайней мере, больше не закрывали обзор.

Одежда, справленная разговорчивым коротышкой, вопреки опасениям оказалась не перешитой из старья, а именно новой, хотя и явно собранной из залежавшихся на складе запасов, потому что от сукна рубашки удушливо пахло соответствующим сенным сбором. Но хоть все по размеру, и то благо. Особенно сапоги. А стеганая куртка с шерстяной подбивкой еще на вырост сойдет, в поясе уж точно, и это не может не радовать, ведь там меня разнесет вширь быстрее всего, если вспомнить отцовскую фигуру.

Закончив одеваться, я, заметив открытую шкатулку, вспомнил события вчерашнего вечера, удаленное напутствие золотозвенника, а главное, торжественно врученный мне знак. Знак, который должно держать в тепле тела и который…

В складках мантии ничего не было. В пролежнях кушетки тоже. Я посмотрел по всем углам, под немногочисленными предметами мебели, еще раз перерыл тряпье и растерянно потер лоб. Кто-то заходил в комнату ночью и украл знак? Но для этого нужно было лезть ко мне за пазуху, что вряд ли возможно осуществить, не разбудив. Конечно, медальон мог и сам выскользнуть из складок мантии, он ведь достаточно гладкий, а подобрать вещицу с пола способен и ребенок. Ну я и растяпа! Хотя… Может, оно и к лучшему? Попрошу сообщить моему благодетелю о пропаже, пусть придумывает мне новую службу. Правда, гораздо вероятнее каторга за утрату дарственного имущества.

Я как раз стоял посередине комнаты, прикидывая, сразу идти с повинной или попробовать расспросить местных обитателей на предмет пропажи, когда с потолка прямо над моей головой раздался стрекот. Примерно так пели цикады в родительском саду, когда он еще не был сожжен Цепью упокоения. Но цикады появляются летом, а никак не по сходу снега.

Стрекот повторился, став еще назойливее, но переместившись чуть вперед. А, должно быть, здесь живет сверчок! Вот этого жучка-червячка мне видеть не доводилось, хотя с детства хотел поймать и рассмотреть, откуда рождается уютный треск. Может, на сей раз удастся? Я поднял голову и удержался от громкого возгласа только потому, что не знал, удивляться или ужасаться.

Знак Смотрителя полз по потолку, расчерчивая пыльную побелку затейливыми узорами, а благодаря тому, что стены комнаты были довольно низкими, я мог рассмотреть, что передвигаться знаку помогают самые обыкновенные жучиные лапы. Наверное почувствовав устремленный на него взгляд, жук остановился и стрекотнул снова, как мне показалось, вопросительно. Мол, и что ты дальше собираешься делать? Только придвинуть стул, влезть на него и попытаться сковырнуть насекомое на пол, хотя дотрагиваться до вдруг ожившего знака не хочется. Но прежде чем я сдвинулся с места, знак начал движение сам.

Крылья, образующие рисунок, который вчера казался мне кованым, расправились, затрепетали, и жук отправился в полет. В отличие от мух и прочих своих собратьев, летал он совершенно бесшумно, и уследить за ним можно было лишь по колебаниям воздуха да тени, проносящейся перед глазами. Поймать тоже не представлялось возможным, но этого и не потребовалось: совершив несколько почетных кругов, жук ткнулся в мое плечо и, цепко перебирая лапками, прополз на то самое место, где и должен был находиться знак Смотрителя. К сердцу, напротив которого замер, сложив крылья и вновь превратившись в медальон, оторвать который если и было возможно, то потерять – вряд ли.

В горле основательно пересохло, и я шагнул за дверь, надеясь встретить какого-нибудь служку и раздобыть с его помощью хотя бы подобие завтрака. Однако коридоры здешнего Наблюдательного дома были куда менее многолюдны, нежели столичного, поэтому, когда после нескольких минут бесплодных поисков где-то впереди раздались голоса, я поспешил добраться до их обладателей.

– Да пойми же ты-ы-ы! – подвывал молодой человек в мундире предзвенника, глядя в дюжую грудь рослого мужчины. – Не могу я сам. Не могу и все! Послушать могу. Запись сделать. А тебе же совсем другое нужно!

– Так помер хозяин-то, – скорбным басом прогудел второй.

– Да понял я, понял! И ты пойми: ну нету никого сейчас, нету. Вот вернется эрте Дожан и будет с вами разбираться!

– Так помер хозяин-то. – Бас верзилы стал удивленнее и одновременно чуточку грознее. – Мне хозяйки сказали, чтобы без толку не воротался. Так я и не вернусь.

– И будешь хвостом ходить за мной весь день, – обреченно простонал предзвенник. – А то и осьмицу кряду.

Тут его взгляд, ищущий спасения, наткнулся на меня. Вернее, на рисунок жучиной спины.

– Вот! Вот кто вам поможет!

Он ловко обогнул громоздкую фигуру своего упрямого собеседника и ринулся ко мне.

– Вот видите? – Тощий палец ткнул в знак Смотрителя. – Вот он может сделать все то же, что и эрте Дожан. Вот его просите!

– Мне хозяйки велели человека из городской управы везти, – не отступил верзила. – Я и привезу.

Предзвенник поманил меня пальцем и, когда я наклонил голову, зашептал прямо в ухо:

– Выручайте, эрте! Знаю, знаю, что все это не ваше дело, но у меня уже голова звенит от этой орясины, а сделать все равно ничего не могу. Да и к тому же… – Его взгляд радостно просветлел. – Вы же в Блаженный Дол назначены, верно?

Чем меньше люди заняты службой, тем скорее между ними распространяются любые сведения, так что попусту удивляться не стоило, и я утвердительно кивнул.

– А Мейен как раз по пути! От него-то до Дола почти рукой подать. Вы туда только заглянете и отправитесь дальше, вот и все дела!

– А почему нельзя подождать возвращения вашего начальства?

– Да подождать можно, – вздохнул предзвенник. – Только потом жалоб будет целый короб. Я бы и сам туда поехал, да, увы, чином не вышел. Не получил еще Звено.

Скорее всего, его ожидает медь Цепи изыскания, если речь шла о смерти, заверения или расследования которой требуют какие-то «хозяйки». Мне доводилось пару раз присутствовать при действе, по службе полагающемся ищейкам, но в таинство происходящего меня, разумеется, никто не посвящал.

– Жалобы? Откуда?

– Йе-е-ех! – махнул он рукой. – Это у вас в столицах любое Звено может свысока на простых людей посматривать, а нам большую часть жалованья местный совет платит. И не дай Боженка, по первому требованию не прибежишь…

Ясно. Парень желает выслужиться перед начальством, потому и готов втянуть в свои сумасбродства первого попавшегося, лишь бы подходил по внешнему виду. И что же мне делать? Отказаться, сославшись на усталость после дороги и прочую ерунду?

Предзвенник, видимо прочитав в моих глазах напрашивающееся окончание беседы, вцепился мне в руку:

– Вы уж не откажите, эрте! Вам главное будет головой кивать да с важным лицом сидеть, а все остальное я сам сделаю!

* * *

Настырность будущего Звена Цепи изыскания хоть и была убедительной, но на мое согласие повлияла вовсе не она, а возможность получить разъяснения в том деле, которым мне предстояло заниматься согласно назначенной должности. Поэтому не прошло и четверти часа, как я уже трясся в скрипучей коляске по размытой весенними паводками дороге, а рядом со мной, видимо предвкушая блестящее будущее, нетерпеливо ерзал по сиденью и время от времени поправлял сползающую на брови вязаную шапку длинноносый молодой человек лет двадцати трех.

Кучер, укрывшийся от утренней мороси под толстым плащом, забыл о нашем существовании сразу же, как только тронул поводья, поэтому на особенно резких поворотах приходилось судорожно хвататься за борта коляски. Торопливость слуги можно было понять: смерть, хотя и является конечной точкой жизни, промедления не терпит. Вернее, не терпят те, кто получил на руки мертвое тело.

– Вам что-нибудь известно об этой семье?

Предзвенник, отзывающийся на имя Киф Лефер со-Литто, кивнул в такт очередному ухабу:

– Глава – старикан, все никак не отдающий Божу душу. У него двое детей, сын уже лет сорока с гаком и дочь на десять лет моложе. Дочь незамужняя, сын год назад обзавелся временной женой.

– А раньше был женат?

– Нет, ни разу.

Странно. Чего-то ждал, а потом устал или отчаялся? А может, женился по требованию отца? Но и тогда не совсем ясна причина столь долгого промедления.

– Живут тихо, – продолжал предзвенник. – В город наезжают, как водится, по праздникам или по надобности.

– Богаты?

– Да уж не бедны.

Тем понятнее, почему тебя так тянет туда, Киф Лефер.

– И кто умер?

– Я так понимаю, старик все же скопытился. От этой дубины разве можно чего-то добиться?

Я посмотрел на ссутулившуюся спину кучера и признал:

– Ничего ровным счетом.

– Вы не беспокойтесь, эрте, вам главное при всем присутствовать и потом бумаги заверить.

Бумаги. Как там говорил сереброзвенник из Цепи внутреннего надзора? Строчки букв весьма требовательны к людям.

– А что будет написано в тех бумагах?

Простодушный, можно сказать, невинный вопрос застал предзвенника врасплох: шапка снова сползла на рыжеватые брови, но теперь Киф не спешил возвращать ее на место.

– Что написано будет? Да что положено, то и будет… Вы ж сами знаете.

Вот мы и добрались до главного рубежа, который надо преодолеть. Или от которого придется отступить назад.

– Не знаю.

Почувствовав в ответе серьезный подтекст, Киф всмотрелся в мое безмятежное лицо и пошел красными пятнами.

– Вы… не знаете, что и как… должно…

– Не имею представления. Совсем.

– Но как же… – Он перевел взгляд на узор жучиной спинки. – Как же тогда вам вручено…

– О причине нужно спрашивать не у меня.

Правда, тот, кто мог бы ответить, заранее отказал всем возможным любопытствующим в праве задавать вопросы.

– Ого.

Предзвенник откинулся на спинку сиденья и закутался в плащ, словно пытаясь спрятаться от неминуемой печальной развязки.

– Так что и в самом деле все будешь делать ты.

– О-го-го.

– Не справишься?

Он неопределенно повел плечами:

– Да справлюсь, конечно, деваться-то уж некуда… Только я же говорил: не получил еще Звено. Экзамен не сдавал, да после экзамена под наставлениями не служил. А вы ж знаете: чему за столом учат, в жизни обычно с ног на голову перевернуто…

Да. И не просто перевернуто, а еще три раза само вокруг себя закручено.

– Может, хоть расскажешь вкратце, как мне нужно себя вести?

Киф почесал межбровье.

– Да как вести… – Похоже, предзвенник попробовал вспомнить своего непосредственного начальника. – Откуда ж я знаю? Я со Смотрителями лоб в лоб не сталкивался. Как Звенья носы задирают, видел. А что ваш брат на службе делает, уж простите, эрте, мне неведомо.

Значит, придется полагаться на краткое напутствие пеговолосого. Что он говорил? Я – звено, замыкающее цепь? Окончание всего. Тогда я заранее должен знать, что все дороги сойдутся у моих ног, а стало быть, ни торопиться, ни тревожиться нет смысла. Итак, спокойствие. А еще? Равнодушие? Доброжелательность? Строгость? Отеческое снисхождение? Нет, выбирать буду уже на месте. Самый яркий образец поведения, задержавшийся в моей памяти, – почтенный эрте Ирриги, Боженка его подери. Можно попытаться скопировать его манеры. Если получится: наблюдать-то я умею, а вот лицедействовать, признаться, не пробовал. Единственная роль, которой меня учили, бессловесная тень за спиной чинуши.

– Ну и Бож с ними. А вот сама служба? Тебя же наставляли, как она должна исполняться?

– Наставляли.

– Так будь другом, расскажи. А то я по незнанию могу такого наделать, что одними жалобами ваш Наблюдательный дом не отделается.

Предзвенник вздохнул. Видимо, его воображение достаточно чутко отозвалось на мой намек.

– Да если послушать, ничего трудного нету. По порядку излагать?

– Как запомнил.

Киф начал загибать пальцы:

– Сперва нужно выслушать заявителя. Ну, того, кто нас вызвал.

Разумно. А то мы так и не знаем пока, зачем набиваем синяки, торопясь куда-то по размытой дороге.

– Потом осмотреть того, кто пострадал, и все вокруг него.

Осмотреть – это всегда пожалуйста. С таким заданием точно справлюсь.

– Опросить свидетелей и участников, если были. – После третьего загнутого пальца предзвенник выжидательно умолк.

– А дальше?

– Ничего дальше. Когда станет ясна причина исследуемого случая, надо вынести решение.

– Вот просто так взять и вынести?

– Чтоб справедливое было и строго по букве закона.

Ну да, а то вынесут нас. Вперед ногами.

– А откуда оно берется?

Киф досадливо ткнул полусжатым кулаком в шапку, снова съехавшую на лоб:

– Из головы, откуда же еще!

Если в голове хоть что-нибудь имеется. М-да. И в самом деле, ничего трудного в деле изыскания не наблюдается. Осмотреть, опросить, подумать и решить заданную задачку.

– Ты уже пробовал так делать, как учили?

Ответом послужило качание головой, которое можно было трактовать любым понравившимся образом.

– Не пробовал?

– Так меня ж когда еще до самостоятельного изыскания допустят! Года через три, если удача улыбнется. А может, и до седых волос в подручных прохожу.

– Тогда какого… Зачем ты уговаривал меня во все это ввязываться?

Предзвенник виновато шмыгнул носом:

– На подхвате-то быть я умею. А если бы за меня кто доброе слово замолвил, глядишь, и начальство бы подобрело.

* * *

Когда коляска въехала в низкие ворота поместья Мейен, я в полной мере оценил преимущество пустого желудка перед полным. Если бы мы задержались на завтрак, он покинул бы нас уже к середине пути, а так легкая муть в голове и горле осела, едва под ногами снова оказалась твердая и не склонная к крутым поворотам и прыжкам земля.

Фасад главного здания раньше явно был частью дорожной крепости, которую потом, по истечении надобности, разобрали на камешки, чтобы сложить заново, но уже по другим правилам. Массивная стена, окаймленная башенками, ворота в ней да герб над воротами – вот и все, что было оставлено в память о славном доблестном прошлом рода Мейен, а к старой каменной кладке льнули с обеих сторон флигели, выстроенные с размахом столичных предместий. Я задрал голову, пытаясь разглядеть изображенный на щите рисунок, но копыта везущей нас лошади уже цокали по плитам внутреннего двора, и затею погадать на чужом гербе пришлось отложить.

Стены, выходящие во двор, были мокро-черными от мелкого, но густого дождя, начавшегося вскоре после нашего выезда из Литто, словно дом по собственной воле надел траур. Впрочем, более ничего напоминающего о посетившем поместье горе мы не увидели: ливрейный лакей, пригласивший пройти за ним, даже не был отмечен соответствующей случаю ленточкой.

В придверном зале, первом на пути гостей и недругов, попадающих в дом, нас ожидали две молодые женщины, похожие друг на друга как сестры. Впрочем, понять, кто из них дочь хозяина, а кто – аленна, было нетрудно, потому что живот стоявшей слева недвусмысленно намекал на не столь давние заботы мужчины о продолжении рода. Обе темноволосые, темноглазые, пожалуй, одинаково огорченные, но мужняя жена картинно сжимала в ладонях кружевной платок. И снова ни на одной из хозяек я не нашел и следа траура: правая была одета в темно-желтое платье с лиловым кантом, левая в незабудково-голубое. Странно. Если умер глава дома, домочадцам полагалось бы…

– Рады видеть вас так скоро откликнувшимися на наше печальное приглашение, – приветствовала нас та, что явно была дочерью.

Итак, нужно выбирать, кем притворяться и кому подражать. Как поступил бы сейчас многомудрый Атьен Ирриги? Удивленно приподнял бровь и переспросил:

– Печальное? Тень скорби можно заметить разве что на ваших лицах.

Аленна оскорбленно поджала нижнюю губу, а ее спутница сухо заметила:

– Траур надевается по умершим своей смертью, а убиенные ждут отмщения.

Вот сейчас уместно было бы воспользоваться примером Кифа и растерянно пробормотать «о-го-го». Но пришлось спросить, показывая непростительную неосведомленность:

– И кто убит?

– Корин Певено со-Мейен. Первый наследник рода и мой брат.

Весело, ничего не скажешь. Мало того что помер не старикан, а только вступивший в пору зрелости мужчина, так еще и не своей смертью.

– Где это произошло?

Сестра умершего повернулась, указывая на двери за своей спиной:

– В лестничном зале. Извольте проследовать за…

Осмотр, осмотр, осмотр. Мертвые тела меня не смущают, но и не вызывают желания торопиться на встречу с ними. Особенно когда живот собирается требовательно заурчать.

– Не так сразу.

Женщины слаженно хлопнули ресницами.

– Я и мой юный помощник откликнулись на зов вашего горя, едва только наступило утро, и поспешили сюда, отказав себе даже в малой трапезе. Но раз уж теперь все на месте… – Я постарался придать своему голосу знаменитое атьеновское равнодушное благочестие. – Ваш брат, да не откажет ему Бож в милости своей, а Боженка закроет глаза, умер и более не чувствует земных нужд, а мы, дабы приложить все силы к исполнению службы, сначала должны таковых сил набраться.

– Ну вы и завернули! – восхищенно шепнул Киф.

Главное, самому бы не запутаться. А вот хозяйки хоть и с нескрываемым неудовольствием, но ясно поняли, к чему я клоню.

– Прошу проследовать в трапезную, эрте, – пригласила аленна, а сестра убиенного быстрым шагом направилась к одной из дверей, явно ведущей в места обитания слуг.

Завтрак подали быстро, даже излишне: по крайней мере, куски мяса в жарком горчили свежими угольками, причиной появления которых был, скорее всего, чересчур большой огонь. Женщины так торопятся всучить нам мертвеца? Любопытно – почему? В конце концов, от лишнего получаса ему хуже уже не станет.

Дождавшись, пока Киф промокнет губы, испачканные подливкой, запьет обильную трапезу ягодным морсом и разложит на спешно освобожденном столе письменные принадлежности, я предложил начать разговор:

– Теперь, утолив наши скромные потребности… Мы полны внимания, эрте, и слушаем вас.

– Вчера ввечеру… – начала было сестра умершего, но предзвенник прервал ее вопросом:

– Заявителем будете выступать вы?

Женщины невольно переглянулись, однако все, видимо, было договорено заранее, потому что аленна даже не попыталась возразить.

– Да.

– Ваше имя?

– Нелин Певено со-Мейен, вторая наследница рода.

– Имя погибшего?

– Корин Певено со-Мейен, первый наследник рода, – послушно повторила женщина, подчиняясь правилам опроса.

– Вы присутствовали при его гибели?

– Нет.

– Кто-то другой присутствовал?

Нелин подумала и отрицательно качнула головой. Киф записал в очередной строке: «Прямых свидетелей происшедшего не имеется».

Хорошо, что парень знает хотя бы последовательность и содержание вопросов, и мне не нужно ничего придумывать. По крайней мере, пока.

– Вы обнаружили погибшего?

– Я, – вступила в разговор аленна и, предвосхищая вопросы предзвенника, представилась: – Лорин Леви со-Литто, супруга. Временная. – Последнее слово она процедила сквозь зубы.

– Когда, где и в каком положении находилось тело?

– Поздно вечером, вчера. Он лежал ничком. У подножия лестницы.

– Он был мертв?

Вместо ответа женщина решила всплакнуть. Прозвучало не особенно искренне, зато позволило спрятать лицо в кружевах платка.

– Его гибели что-нибудь предшествовало? – продолжил Киф. – К примеру, шум?

– Когда человек катится по лестнице, он не делает это, соблюдая тишину, – резонно заметила Нелин.

– Он кричал? Что-то определенное?

– Нет, – признали обе, из чего можно было заключить, что находились они или порознь на равном удалении от места гибели, или рядом друг с другом.

– Но до того, как упасть, Корин кое-что сказал достаточно громко, чтобы можно было разобрать, – гордо заявила аленна.

– И что же именно?

– «Безродный пес».

* * *

Похоже, теперь разговор становится вполне конкретным.

– Ваш брат имел привычку разговаривать сам с собой? – спросил я.

– Нет, эрте.

– Значит, его слова были обращены к кому-то?

Нелин позволила себе улыбнуться, хотя и чуточку брезгливо:

– Слуги по моему приказанию задержали этого человека.

Замечательно. Мертвец есть, убийца есть. Поставить точку и дело с концом? Но я так пока и не изучил все тонкости службы, а другого случая потренироваться может и не представиться.

– Что ж, давайте взглянем теперь на место.

Нелин, как старшая из хозяек, прошла вперед, показывая дорогу, аленна замкнула нашу процессию, идя следом за Кифом, пристроившим новый лист бумаги на переносной доске для походных записей.

В отличие от придверного зала следующий был уже новостроем. Никакой грубой каменной кладки: оштукатуренные и выбеленные стены, лакированный многоцветный паркет, резные перила широкой лестницы, двумя соединенными под углом пролетами ведущей на высокий второй этаж. Из невычурной, но более чем достойной обстановки выбивался только куль мертвого тела неподалеку от последней ступеньки.

– Мы не двигали его с места, как только поняли, что он мертв, – услужливо пояснила аленна.

– А до того? Вам же нужно было убедиться в смерти.

– Я пыталась послушать его дыхание, – призналась Нелин.

Похоже на правду: пол рядом с телом словно выметен, а женские юбки делают это не хуже метлы.

– Подходили только вы? – уточнил Киф.

Нелин кивнула. Лорин, внимательно слушавшая нашу беседу, и не подумала напомнить о своем существовании. Трогательная же у них была пара, хоть и временная… Не думаю, что Лодия долго горевала бы обо мне в подобном случае.

Мертвец являл собой трагическое зрелище: лицо искажено последней судорогой, а со спины он походил на сломанную куклу, измазанную белилами со щек рыдавшего над ней кукловода. Хм… Ну да, на колючей шерсти камзола рассыпаны белесые пятна. Есть они на плече, на боку и на полах. А если подняться по лестнице, приглядываясь к стене, можно заметить проплешины.

– Есть запасной грифель? – спросил я у предзвенника.

Тот с готовностью протянул уже начатый, а сам полез в сумку за новым. Я очертил все места на стене, где побелка была заметно повреждена, и получил цепочку следов, ведших наверх.

– Похоже, он упал с самого верха.

– Убийца стоял именно там, – подтвердила аленна, хищно щурясь.

Убийца… Ага. Верхняя площадка покрыта ковром, на котором видны отпечатки ног. Ну да, слуги еще не прибирались, не поднимали давно потерявший упругость ворс, поэтому следы и сохранились. Но сколько человек тут прошло?

– Убийцу задерживали здесь?

– Нет. Он… спустился сам.

Забавно. А я думал, что безутешная жена сразу же завизжала, на крик прибежала сестра, позвавшая слуг и… Значит, все случилось как-то иначе. Или время было на что-то потрачено.

– И его схватили уже внизу?

– Да.

– Наверх кто-нибудь поднимался?

– Только я, – ответила Нелин.

– Зачем?

– Проведывала отца. Там отцовский кабинет и спальня, по правую руку от вас.

Дверь? Вижу.

– Он согласится поговорить с нами?

– Не сейчас. Шум взволновал его, пришлось дать успокоительное. Батюшка спит.

Нежная забота о старшем родственнике или попытка убрать с глаз долой, чтобы чего-нибудь не испортил своей болтовней? Старички обожают посплетничать, в этом даже я не раз убеждался за время сопровождения.

– Хорошо, поговорим позднее.

Значит, юбки побывали и тут, слегка ероша ворс. Впрочем, следы каблучков хорошо заметны. Как и вот эти круглые отпечатки ближе к перилам.

– Я немного испачкаю ковер. Не возражаете?

По лицам женщин было понятно, что мои действия им глубоко безразличны, важен лишь результат. Я наскреб пряжкой запястного ремешка куртки горстку мела со стены и обрисовал на ковре примерные места расположения особенно вдавленных в ворс следов, предположив, что именно здесь люди, сколько бы их ни было, провели достаточно длительное время. Получилось два неровных круга с явно разными отпечатками.

– Убийца стоял у стены или у перил?

– Ближе к стене, вот почти как вы, – подтвердила аленна.

Значит, напротив меня стоял бы как раз убиенный. Стоял и… Что же это за кругляшки?

– У вашего брата был посох?

– Да, – кивнула Нелин. – Он любил опираться на него, хотя никогда не хромал.

Отлично. Пользовался он им и вчера, когда… допустим, разговаривал здесь с кем-то или, скорее, чего-то ожидал, потому что посох и располагающиеся рядом с ним отпечатки башмаков оставили в ворсе ковра куда более глубокие отметины. Но рядом с телом никаких палок не было. Или я не заметил?

– А где же он?

Женщины растерянно переглянулись и снова посмотрели на меня.

– Посох?

– Ну да.

– Это важно?

Я нарочито глубокомысленно сдвинул брови:

– Может быть важна малейшая мелочь.

Нелин крикнула:

– Эй, кто-нибудь!

На ее зов в лестничный зал из придверного проворно юркнула служанка.

– Чего желаете?

– Поди найди посох хозяина.

– Это которого? У старого-то он при себе всегда.

– Молодого! – не по-женски сурово рявкнула сестра умершего.

– А, так… Нечего его и искать. На месте он. Я еще утром отнесла.

– Милейшая, отнесли куда? – Управление беседой перехватил я.

– Так в покои хозяйские, – ответила служанка.

– А где вы его взяли?

– Так здесь. На ступеньке лежал. Мертвеца-то сказали не прибирать, а палка зачем под ногами будет валяться? Еще оступится кто.

– Не сочтите за труд, принесите его обратно и положите на то место, откуда взяли, – попросил я.

– Да быстро! – цыкнула Нелин.

Спустя пару минут посох был возвращен, и с высоты лестницы передо мной открылась замечательная картина, показывающая, что если погибший и держал в руках палку, то отнюдь не все время своего падения.

Я спустился, отметил остатками мела место приземления палки и поднял приспособление для подпирания слабых ног.

Увесистое. Наконечник кованый, мало того что не сбивается, так еще и можно в случае чего ткнуть противника так, что тому мало не покажется. Да, пожалуй, замахиваться им вполне удобно. Следов мела нет, значит, стенку не задевал. Зато… Есть свежие потертости на лаке. Даже сколы. А еще что-то похожее заметно и на перилах. Видимо, посох попал между ними, тогда погибший и был вынужден его отпустить. Хм.

– Ваш брат пользовался правой рукой при письме и прочих делах?

– Да, только правой. Левая была сломана еще в юности, а потому не так сильна.

Опирался на посох, стало быть, тоже правой. И как же, интересно, палка застряла между столбиками перил, которые идут слева от того места, где стоял эрте Корин?

М-да, голова уже забита под завязку, а я исполнил еще только половину положенных действий. Что ж, не будем откладывать: чем быстрее осознаю, что зашел в тупик, тем быстрее смогу понять, что делать дальше: сдаваться или прорываться с боем.

– Я хотел бы взглянуть на убийцу.

* * *

Нелин Певено со-Мейен ответила мне взглядом, который короче всего описывается словами: «Хочешь? Смотри».

– Где он?

– В одном из погребов. Где запоры понадежнее.

На дворе, конечно, весна, и солнце, если тучи наконец-то раздвинутся, даже припечет немного, но желания идти в мерзлый подвальный сумрак все равно нет.

– В этом доме найдется комната, свободная от проживания и прочих надобностей?

Сестра убиенного молча указала рукой на дверь неподалеку от подножия лестницы.

– Пусть убийцу приведут туда.

Моя просьба, наверное, была высказана не с должной требовательностью, потому что вызвала явное неудовольствие, а не стремление поскорее ее выполнить. Пришлось спросить:

– Вас что-то беспокоит?

Нелин на мгновение отвела взгляд, видимо, чтобы изгнать из него неуместные чувства.

– Вы не думаете, что он… слишком опасен, чтобы водить его по дому?

Э, признаться, я тоже не отважного десятка, но в холод и сырость идти по-прежнему не хочу.

– Насколько я помню, ваши слуги уже один раз смогли его задержать и препроводить в погреб. Наверняка справятся с подобным делом снова, не так ли?

Хозяйке дома пришлось проглотить прочие заготовленные возражения и отправиться раздавать поручения слугам, а мы с Кифом в сопровождении аленны, также мало довольной происходящим, расположились в предложенной комнате. Судя по всему, здесь женщины и находились, когда услышали предсмертные крики: в одном из кресел, поставленных поближе к окну, лежало скомканное полотно с незаконченной вышивкой, выскользнувшее из пяльцев.

– Тебе хватит места для ведения записей? – спросил я у предзвенника.

Тот, оглядев предложенное рабочее место, с сомнением почесал нос, вздохнув, кивнул и придвинул к столику одно из кресел. Я изначально нацеливался было на второе, но в нем уже восседала, гордо выставив свой живот, аленна. Ну и ладно. Ноги меня, благодарение Божу, еще держат, и вполне крепко. К тому же иногда полезнее посмотреть на вещи и события с некоторой высоты.

Появилась Нелин, прошла в комнату, встала за спиной у беременной вдовы и приказала:

– Ведите его сюда!

В следующую минуту я совершенно по-детски обрадовался, что успел одну из рук поднести к лицу с намерением помять зудящий подбородок: она помогла мне заслонить удивленно приоткрывшийся рот.

Меж двух дюжих молодцов, напоминавших внешностью и статью давешнего кучера, предполагаемый убийца не производил особого впечатления, но, как только слуги отошли на шаг назад, поближе к дверям, вместе с изменением окружения преобразилось и увиденное. Пожалуй, самым справедливым было бы сравнить вошедшую троицу с парой тяжеловозов по бокам от боевого скакуна.

Мужчина, молодой, но, похоже, близкий к размену четвертого десятка лет, действительно вызывал опасения. Правда, вовсе не те, что тревожили хозяйку дома. В бытность свою сопроводителем я, может быть, и осмелился бы бросить вызов этому человеку, но сейчас заранее признавал бесспорное поражение и, странное дело, не чувствовал себя при этом оскорбленным.

Достаточно высокий, с чуть более длинными, чем установлено каноном красоты, руками и ногами, широкоплечий и на зависть многим подтянутый, хотя все в движениях мужчины говорило о том, что как раз в эти минуты он спокоен и расслаблен. Открытое, несмотря на некоторую хищность чуть заостренных черт, лицо тоже выглядело умиротворенным, карие глаза глядели на присутствующих в комнате с заметным искренним интересом. А я в свою очередь смотрел на человека, объявленного убийцей, решая, что же меня больше удивляет в его облике: странный цвет волос, пряди которых разделялись на пепельно-русые, рыжеватые и красновато-черные, или то, что пленник семьи Певено одет только в рубашку и штаны.

– В ваших погребах стоит летняя жара?

Нелин непонимающе нахмурилась:

– Простите?

– Этот человек. Убийца, как вы говорите. Почему он одет так… легко?

– Ах вот вы о чем! – Она выдохнула с чуть большим облегчением, чем требовалось. – Я велела забрать его верхнюю одежду и прочие вещи.

– Во избежание побега? – подсказал Киф.

– Да-да! – радостно согласилась Нелин.

Что ж, звучит правдоподобно. Все, кроме одного. Мужчина выглядит так, что я не понимаю, каким чудом слугам вообще удалось его схватить.

– Велите принести его вещи сюда.

Моя новая просьба доставила хозяйке дома еще меньше удовольствия, но, поскольку не противоречила законам и правилам приличия, была исполнена. Вещей оказалось немного, правда, среди них было то, что чуть не заставило меня снова открыть рот. Поясная перевязь с двумя… скажем, кинжалами, хотя больше они напоминали охотничьи ножи. Судя по ножнам, длина лезвия каждого примерно в полторы ладони. На первый взгляд оружие больше защиты, нежели нападения, но при обстоятельствах, допускающих ближний бой нос к носу… М-да. Я не стал брать их в руки, просто повесил перевязь на спинку кресла за спиной Кифа и спросил:

– Оружие было при нем вчера вечером?

Вообще-то можно было не спрашивать, потому что застежки ножен ясно показывали: либо кинжалами в последнее время не пользовались, либо успели привести их в походное состояние. Впрочем, в последнее верилось с трудом. Ведь если вдуматься, убийца, обладающий подобными вещицами, но почему-то даже не пустивший их в ход, не позволил бы захватить себя, раздеть и связать, если только… К примеру, никого не убивал.

– Нет, – признала Нелин, подтвердив одно из моих предположений.

Значит, он был безоружен, когда встретился с погибшим на лестничной площадке. Уже интересно. Но не настолько, чтобы забыть кое-что важное.

– Развяжите его.

– Вы же не думаете… – попробовала возразить хозяйка дома.

– Мне нужно осмотреть его руки.

Хотя что можно увидеть на запястьях, которые были стянуты волосяной веревкой несколько часов кряду? Ничего интересного. И все же я честно обшарил взглядом натертую путами кожу, попутно убедившись, что других синяков и повреждений на ней нет, а потом протянул мужчине сапоги и куртку:

– Оденьтесь.

– Но…

– Какие-то трудности? – Я повернулся к охнувшим от изумления женщинам.

– Вы не знаете, что это за человек! В его одежде может быть столько всяческих…

– Столько – чего?

– Смертоносных орудий! – выпалила аленна.

– Неужели?

– Он же охотник на демонов!

* * *

Я сдвинул брови, приподнял, снова опустил и вопросительно взглянул на Кифа. Тот чуть виновато пожал плечами.

– Что сие означает?

– То и означает, – ответил предзвенник. – Он охотится на демонов.

Прожив на свете тридцать два года, я впервые в жизни слышал подобные речи. Демоны? Откуда? Зачем? Почему? На столичных улицах такому слову места не было. Впрочем, здесь отнюдь не просвещенная Веента, а далекая провинция. Со своими странностями.

– Можно чуть подробнее?

Киф поковырялся ногтем в уголке глаза:

– Есть древнее поверье, что на другой стороне мира живут демоны и что в урочные часы они могут пробираться на нашу сторону, где вселяются в людей, пожирая их души.

Хорошая история. Из тех, что уместно рассказывать темной полночью после обильных возлияний.

– А он, стало быть…

– Ищет тех, в кого вселились демоны. Находит и…

– И?

Предзвенник развел руками:

– Откуда ж я знаю? Я и демона-то никогда в жизни не видел.

– Нахожу и убиваю, – ответил мужчина, неспешно закончивший одеваться.

И ведь ему веришь, каждому слову, как бы нелепо они ни звучали. Демоны какие-то… Вот чушь!

– Каким же образом?

– Будет случай, сами увидите, – пообещал охотник, приглашающе улыбнувшись.

Может быть, он сумасшедший? Но тогда не расхаживал бы с оружием на свободе. Хотя это в больших городах за благоразумием жителей есть кому наблюдать, а здесь от Цепи надзора если и присутствует, то всего несколько мелких Звеньев.

– Оставим другие случаи на потом. Ваше имя?

– Иттан со-Логарен.

А вот на приютского он не похож. Не те повадки, что называется. Не та выучка.

– Имя рода?

– Оно мне не нужно. Я не желаю детям своей жизни.

Что ж, его право. Но если он сам отказался от принадлежности к роду и своего продолжения в потомках, последние слова погибшего могли бы быть сочтены оскорблением, за которое… В простонародье бьют. По лицу, и сильно.

– Вы присутствовали при смерти Корина Певено со-Мейен?

– Да.

Коротко ответил и замолчал. Странно. Наверное, он должен был сказать что-то вроде «я не убивал его».

– Как она наступила?

– Парень упал с лестницы и свернул себе шею.

Это мы и так знаем.

– Почему он упал?

– Не удержался на ногах.

– Вы ему помогли?

Карие глаза вспыхнули сначала недоумением, потом горьким смешком.

– Нет. Я ему не помог.

Или мне кажется, или я слышу сожаление? Но по поводу чего? Неужели хотел убить, но не смог или не успел?

– Он врет! – заявила Нелин. – Брат был здоровым и сильным мужчиной, он не упал бы с лестницы без причины.

– Не волнуйтесь, эрте. Я тоже думаю, что причина была. И весомая. Но сейчас меня интересует совсем другое.

Несколько пар глаз уставились на меня с вопросительной надеждой, и только одни – с внимательным ожиданием. Карие.

– Люди убивают друг друга, такое случается. Но вряд ли они решаются совершить душегубство без причины. Зачем охотнику на демонов вдруг понадобилось убивать вашего брата? Он был одержим демоном?

– Нет! – возмущенно выдохнула хозяйка дома. – Как вы можете такое говорить?

– Я просто ищу причину. Да, любезный, – обратился я к охотнику, – когда вы выполняете свою… работу, что происходит с человеком, бывшим, так сказать, пристанищем демона? Он умирает?

– Очень редко.

– А в эрте Корине демон присутствовал?

– Нет.

И на сей раз мне чудится сожаление в его голосе. Или это воображение разыгралось?

– Значит, его смерть никоим образом не связана с вашей охотой. Хорошо. Что еще могло заставить вас убить человека?

– Деньги.

О, это зло выплюнула уже аленна. Кажется, она чувствует себя не слишком хорошо, не будучи в центре всеобщего внимания.

– Деньги?

Нелин положила ладонь на плечо беременной, словно успокаивая ту, и взяла слово сама:

– Ему заплатили за убийство.

– И много? Я не заметил тяжелого кошелька в принесенных вещах.

– Или пообещали заплатить, – быстро исправилась женщина.

Наемное убийство? Совсем интересно. Еще чуть-чуть, и я запутаюсь окончательно.

– Вам известен заказчик?

– Да.

– И кто же он?

Повисшее молчание длилось недолго.

– Мой отец и отец убитого. Гуэр Певено со-Мейен.

Старик, который спит наверху, если верить ее же словам? Но у него-то точно должна быть причина!

– Вам известно наверняка?

Она чуть поколебалась:

– Нет. Но все говорит именно об этом.

– Все?

– Вчера вечером убийца долго беседовал с отцом в его комнате, а потом, когда вышел, это и случилось.

– А зачем ваш брат там находился? Ждал завершения разговора?

– Должно быть.

– Вы забыли упомянуть… Каким образом охотник вообще оказался в вашем доме?

Нелин куснула губу, но ответила:

– Его вызвал брат.

– Для чего?

– Для исполнения его работы, для чего же еще! – выкрикнула аленна.

– Это правда?

Иттан кивнул:

– Да. Эрте Певено захотел воспользоваться моими услугами.

Если принять во внимание род занятий обвиняемого в убийстве, вывод можно сделать только один:

– Где-то здесь в доме живет демон?

Я ожидал, что женщины вздрогнут или хотя бы сделают вид, что испугались, но они остались равнодушны к моим словам, словно, как и я сам, ни капельки не верили в демонов.

– Демоны живут в людях, – поправил меня охотник.

– И в ком именно?

– Эрте Певено полагал, что в его отце.

Все, я поплыл. Последний раз подобное ощущение посещало меня на уроках в Сопроводительном крыле, когда голова отказывалась принимать слишком много новых знаний. Нужно передохнуть, но сначала довести эту беседу до конца.

– Поэтому он ждал вас наверху. И каков итог осмотра?

Иттан улыбнулся, как улыбаются взрослые на слишком смелые либо преждевременные вопросы детей:

– Итог всегда остается между мною и тем, кто меня нанял.

Тупик? Похоже.

– О чем вы говорили с эрте Гуэром? Это-то вы можете рассказать?

– О жизни и смерти.

Ясно, откровенничать он не будет. То ли потому, что здесь много лишних ушей, то ли просто не хочет.

– Хорошо. Сказано и так было предостаточно, чтобы… Мне нужно время подумать, эрте. Время и тишина. По крайней мере, чтобы дождаться пробуждения вашего батюшки. И… уберите тело. Негоже ему больше там лежать.

Нелин кивнула слугам, снова стянувшим запястья охотника веревкой, аленна тяжело поднялась с кресла, и длинная процессия покинула комнату, подарив мне долгожданное, хотя и несколько напряженное спокойствие. Я плюхнулся в согретое беременной женщиной кресло, с наслаждением вытянул ноги и спросил предзвенника:

– Ну и что ты обо всем этом думаешь?

* * *

Киф закончил последнюю строчку в своей писанине, положил грифель и откинулся на спинку кресла:

– Я вообще не думаю. У меня уже рука затекла.

– Ты меня втянул в эти семейные дрязги, так уж будь любезен! Хоть посочувствуй.

– О, это я завсегда! Сочувствую. Весьма и весьма. Вам, как вы и пожелали.

Шутник. Впрочем, пока есть возможность посмеяться, ею не надо пренебрегать.

– Дурацкая история. Сын нанимает охотника на демонов, потому что считает отца больше не отцом, а невесть кем. Отец, видя у себя на пороге охотника, конечно, сразу понимает что к чему и… возможно, выдвигает подобное обвинение уже против сына. Или действительно обещает охотнику деньги, чтобы избавиться от неблагодарного отпрыска.

– Не-а, – покачал головой Киф. – Проще найти душегуба потом, втихую.

– Разумное замечание. Значит, охотник уходит восвояси, у лестницы встречается с Корином, тот, конечно, спрашивает, мол, прав я или неправ. И вот вопрос: что ему отвечает охотник?

– Этого мы не узнаем.

– В точности – нет. Но если вспомнить слова про безродного пса, Корин услышал совсем не то, что ожидал. Он был чем-то разозлен, и сильно.

– Так сильно, что…

– …упал, – закончил я фразу за предзвенника, и мы посмотрели друг на друга с сомнением, потому что даже на непритязательный вкус от подобного предположения разило нелепостью.

Если бы я мог хотя бы увидеть, как он летел… Многое стало бы ясным. По крайней мере, в отношении способа убийства, если оно вообще произошло.

– Будь добр, выгляни наружу и позови кого-нибудь, – попросил я Кифа.

На наше счастье поблизости оказалась та же служанка, что прибрала посох.

– Милая, скажи, есть ли в этом доме старый сенник, который уже отслужил свое?

– Как не быть, йерте, – покраснев от того, что с ней разговаривает городской чиновник, ответила девица.

– Пусть его принесут сюда. Да прихвати с собой пару своих подружек и старые наволочки.

Служанка зарделась еще больше, отправившись выполнять поручение, а предзвенник вытаращился на меня:

– Целых трое? А не многовато ли будет?

– Для того, что я задумал, нет.

– Ну как знаете… Еще и меня небось помогать заставите?

– А как же! Один я не справлюсь. Или справлюсь? – Я задумчиво прикинул возможный вес сенника. – Нет, тяжеловато будет.

Теперь краснеть начал Киф, и только тут до меня дошло, какие мысли посетили голову моего юного помощника.

– Да сенник мне нужен вовсе не для забав со служанками!

– А для чего?

– Хочу отправить его в полет.

Брови предзвенника доползли бы до края лба, если бы не скорое появление девушек со всеми требуемыми принадлежностями.

– Иглы и нитки у вас найдутся?

Три головы послушно кивнули.

– Шили в детстве кукол?

Еще один кивок.

– Так вот. Мне нужна кукла, только большая. Ростом с вашего умершего хозяина и примерно его веса. Думаю, этого сенника как раз хватит. Нужно только смастерить ему ноги и голову да пришить руки. За работу, красавицы!

Если служанки и рассчитывали на иное времяпрепровождение в обществе чиновных людей, то быстро распрощались с возможным разочарованием и принялись за работу. Получаса не прошло, как в нашем с предзвенником распоряжении оказалось подобие человеческой фигуры, ощетинившееся кончиками торчащих из ткани сухих травинок, посмотрев на которое я невольно улыбнулся. Потому что вспомнил юность.

Если в Литто и далее от столицы применение кукол для разных служебных надобностей было в диковинку, то в Сопроводительном крыле без набитых сеном, опилками и прочей трухой чучел не обходились ни дня. С самого первого занятия нам были вручены боевые бракки, а не их безобидные копии, и, если бы нас сразу выставили в парах друг против друга, до выпуска не дожил бы ни один из учеников. Поэтому большую часть учебных лет я и все мои товарищи имели дело как раз с бессловесными «сенниками для битья». И для отработки ударов, и для изучения откликов человеческого тела на различные воздействия.

– Благодарствую, красавицы! Больше не смею вас утруждать.

Служанки шмыгнули прочь из комнаты, но не ушли совсем и смогли увидеть, как я вытаскиваю к лестнице сенного болвана. Пришлось сказать чуть строже:

– Попрошу освободить помещение на время проведения следственных действий. – И добавить после многозначительной паузы: – Зашибить можем.

Поверили они или нет, не знаю, но скрылись за дверью, ведущей на половину слуг. Хотя судя по приглушенному хихиканью, какое-то время девицы все же подсматривали за нами.

– Ну хватит рассиживаться. Потащили!

– Кого и куда? – спросил Киф, выглядывая из комнаты.

– Куклу наверх.

– Зачем?

– Дотащим – увидишь.

Предзвенник посмотрел на меня с очень большим сомнением в моей разумности, но, вздыхая и кряхтя, помог поднять сенного болвана по лестнице, в конце подъема резонно заметив:

– Если ничего и не пойму, так хоть согреюсь.

Я придерживался примерно той же точки зрения, разве что не хотел говорить о ней вслух. К тому же меня все еще терзало желание увидеть случившееся. По крайней мере, в виде самодельного представления.

– А теперь давай определим, как он мог упасть.

– То есть? Головой вперед, конечно.

– Я не об этом. Он мог сам поскользнуться, зацепиться за ковер или по другой причине не удержаться на ногах. Это раз. И мог полететь с чужой помощью. Согласен?

Киф пожал плечами:

– И что с того?

– Вот я и хочу взглянуть, куда бы тело упало в обоих случаях.

– А! – Он наконец-то понял мое намерение. – Думаете, так удастся доказать, был парень убит или умер сам?

– Доказать…

Я вспомнил напутствие золотозвенника. Доказательства обычно нужны окружению, а мне требуется гораздо меньшая штука. Уверенность. Потому что, если я не буду уверен хоть в чем-то, ничего и никогда не смогу решить.

– Итак, случай первый. Упал сам по себе.

Я поднял куклу на ноги и поставил, поддерживая, на то место, где меловым кругом были отмечены отпечатки ног и посоха умершего. Пожалуй, далековато для того, чтобы простое пошатывание заставило упасть. Ну ладно, допустим, он сделал еще шаг в сторону лестницы. Уже перед самым падением. Я отпустил подмышки сенного болвана, слегка подталкивая вперед. Кукла пару раз перекувырнулась, шурша по ступенькам, но не долетела до пола.

Любопытно. Значит, усилие все же было, и немаленькое. Неужели охотник?

– Потащили обратно!

Киф больше не стал возражать, хотя и всем видом показывал, сколько страданий причиняет ему моя странная прихоть.

– Теперь держи ты.

– Это еще зачем?

– Поставь сюда, а я встану… Вот здесь.

И опять расстояние хоть и не чрезмерно большое, но не благоприятствующее рукопашному бою. А могло ли оно быть иным? Ведь мужчины разговаривали, прежде чем что-то произошло. Нет, все равно попробовать надо.

Я с некоторым трудом дотянулся до грудков куклы и попробовал сбросить ее на лестницу. Получилось лучше, чем в предыдущий раз, и все же место падения оказалось совсем другим, нежели у Корина. Странно. Может быть, охотник действовал как-то иначе? Скажем, подсек ноги? Нет. Тогда полет походил бы на первый. Да и нечем было подсекать-то, у него же не было палки.

Палка…

– Еще раз тащим!

Киф вознес небу беззвучную молитву и послушно взялся за уже начинающего трещать по швам болвана.

У Корина была палка. Посох. Который тоже упал, но упал куда страннее, чем тело. А что еще мы знаем о том злополучном вечере? Корин был рассержен. Может быть, взбешен. Назвал собеседника «безродным псом», что говорит о сильном раздражении. А на собаку поднимают не руку, а…

Я попробовал представить, как мог проходить замах. Если бы эрте Певено попал по охотнику, падения могло и вовсе не случиться, ведь тогда у посоха была бы точка касания, она же точка опоры. И если бы охотник вздумал ответить, то скорее отбросил бы обидчика назад, на лестничную площадку, а не к ступенькам. Но если посох не встретил сопротивления…

Итак, он замахнулся с явным намерением ударить.

– Дай сюда посох.

Я отвел правую руку болвана с привязанной палкой в сторону, а потом с силой попробовал ударить невидимого противника, одновременно отпуская куклу, чтобы не улететь следом за ней. Поскольку никаких преград на пути посоха не наблюдалось, он описал широкую дугу и потянул сенник вслед за собой, но не по прямой, а опять же по дуге. Влетел между столбиками перил, оторвался под гнетом немалого веса куклы, и та, более ничем не задерживаемая, покатилась по ступенькам дальше. Почти до того самого места, что белело меловыми пятнами на ковре у подножия лестницы.

– О-го-го, – сказал Киф, озадаченно глядя на итог моих усилий.

– Ага, – ответил я.

Предзвенник задумчиво почесал переносицу:

– Ну и что это нам дает? Упал по собственной дурости? Но не это же главное!

Верно. Главное совсем в другом. В обвинении.

– Чем вы занимаетесь, эрте? – спросила Нелин, видимо потревоженная шумом и решившаяся взглянуть на его источник.

– Я уже закончил. Вы куда-то направлялись?

– Посмотреть, как там отец.

– Будьте так любезны!

Она поднялась по лестнице, настороженно посматривая на нас с Кифом, слегка запыхавшихся, но довольных, прошла в отцовские покои и тут же вернулась, сообщив:

– Он все еще спит.

В голосе хозяйки дома послышалось неприкрытое удовлетворение увиденным. Мол, и пусть спит. Пусть и вовсе больше не просыпается.

– Что ж, не будем его будить.

– Вы приняли решение?

Она ждала и уже теряла терпение, это было видно по чертам миловидного, но осунувшегося и утомленного волнением лица.

– Скоро приму. Но мне понадобится присутствие всех вас.

* * *

Четверть часа, понадобившаяся для сбора всех действующих лиц на месте недавней гибели, не помогла мне набраться уверенности. Честно говоря, я хоть и чувствовал, что все необходимые козыри пришли в мои руки, путался в собственных картах и, когда глаза зрителей взглянули на меня от подножия лестницы, решил для верности повторить все, что знаю. С самого начала.

– Вчера вечером Корин Певено со-Мейен принимал в своем доме Иттана со-Логарена, так называемого охотника на демонов. Причиной столь необычного выбора гостя послужило желание узнать, вселился ли демон в главу рода Певено.

Зачем это понадобилось Корину, я до конца еще не понимал, но рассчитывал прояснить позже, а потому продолжил:

– Охотник отправился на разговор с Гуэром Певено, а наниматель ожидал его возвращения здесь. Киф, займи, пожалуйста, место Корина.

Предзвенник встал в меловой круг, опираясь на посох.

– Не знаю, сколько времени занял тот разговор, но он рано или поздно закончился, и охотник вышел из кабинета. – Я прошел короткий путь от дверей покоев главы дома до второго мелового круга. – Далее, судя по всему, состоялась еще одна беседа, в ходе которой Корин Певено оказался чем-то сильно разозлен. Разозлен настолько, что назвал своего собеседника «безродным псом» и попытался ударить посохом.

Киф медленно повторил предполагаемые движения погибшего, и я наклонился, пропуская палку над головой.

– Не буду утверждать, но, возможно, охотник сделал то же самое, что и я. Как вы видели, посох никого не задел. Но именно это и послужило причиной случившегося. Корин Певено потянулся вслед за орудием своего гнева и… Киф, покажи, как он падал.

Предзвенник еще раз размахнулся, благо я уже успел отойти в сторону, спустился по ступенькам, отмечая остановкой место, где посох на мгновение застрял в перилах, положил палку туда, куда она отлетела бы, а сам дошел до подножия лестницы. Туда, откуда на меня смотрели хозяйка дома, вдова погибшего и охотник в сопровождении прежних дюжих слуг.

– Примерно так все происходило.

– Что вы хотите показать нам этим… балаганом? – нарочито бесстрастно спросила Нелин.

– Только то, что сказал. Никакого убийства не было. А кто, собственно, вообще решил, что случившееся – убийство? Кто нашел тело первым?

Аленна, грозно выставляя живот, вышла вперед и двинулась вверх по лестнице.

– Я нашла. Корин лежал у лестницы без движения, а тот… – Она кивнула головой в сторону охотника. – Тот стоял наверху и смотрел на моего мертвого мужа. Смотрел так, как смотрят на раздавленную колесами телеги жабу.

Интересное сравнение. Правда, лично мне оно ни о чем не говорит.

– Что другое я могла подумать?

Лорин была хороша в исполнении праведного негодования пополам со скорбью, но у меня еще оставались вопросы, требующие ответа.

– И все же вы думали. Недолго, признаю, но достаточно для принятия решения. Лишь потом вы закричали, зовя на помощь.

Она промолчала, сверля мое лицо напряженным взглядом.

– Что же вы надумали в те минуты, эрте?

Юбки прошуршали, приближая аленну ко мне еще на пару ступенек.

– Вы хотите знать?

Пожалуй, уже не хочу. Не нравится мне настроение, нарастающее в лестничном зале.

– Моему мужу было уже сорок три года. Зимой отпраздновали очередной день рождения. И все это время он жил под отцовской пятой.

Тогда как ты сама желала бы водрузить на сердце, голову и прочие части тела Корина свою пяту? Могу понять.

– Проклятый старикан должен был умереть давным-давно! Еще двадцать лет назад, когда, говорят, у него случился удар. Так нет, он все еще держится за жизнь… не позволяя жить своим детям.

Я невольно перевел взгляд на Нелин, как-то внезапно уступившую право переговоров женщине, которая, если принять во внимание шаткость ее положения в этом доме, должна была бы молчать старательнее всех остальных. Хозяйка дома смотрела прямо перед собой, на место, где еще недавно громоздился куль мертвого тела, а теперь распластался сенной болван. Смотрела не отрываясь, словно зачарованная.

А аленна продолжала:

– Вдруг он проживет еще десять лет? А если двадцать? Да, он когда-то заслужил свой почет и достаток, но… Разве те, кто молод, не достойны жить полной жизнью?

Старик был домашним тираном? Почему бы и нет. Очень многие люди, перешагнувшие середину отпущенного им века, черствеют душой. Но значит ли это, что от них необходимо избавляться, да еще столь изощренным и неправедным способом?

– Вы сказали: «достойны». Не подскажете, с каких пор огульные обвинения стали считаться достойным делом?

– Огульные? – Лорин хохотнула. – Вы не сможете доказать, что старый пень не поручал убить Корина.

А она права. Охотник молчит, глава рода пока что тоже, а может быть, и вовсе не откроет рот: я ведь не знаю, каким успокоительным напоила его собственная дочь.

– Зато я доказал другое. Пусть эрте Гуэр и велел охотнику за демонами убить своего сына, никакого убийства не случилось. Ваш муж пострадал по собственной неосторожности, дав волю гневу.

– О да… – Аленна вытянула губы в презрительную линию. – Он часто злился. И в последние дни все чаще.

– И в конце концов обозлился настолько, что решился избавиться от отца?

Нелин вздрогнула и оторвала взгляд от мешка с сеном.

– У нас не осталось другого выхода. – Она зябко спрятала пальцы в кружева манжет. – Корин… Он пробовал поговорить с отцом. Он просил. Хотя зная брата, даже мне было трудно поверить, пусть я и сама слышала их разговор. А отец лишь отмахнулся. Сказал, что его беспокоят какие-то другие вещи. Наверное, более важные, чем родные дети.

Могу представить отчаяние, охватившее сорокалетнего мужчину, которому уже своих наследников нужно вовсю растить, а все никак не удается встать на крыло, вырвавшись из родительского гнезда. Но таковы традиции Логарена: первый сын всегда остается с отцом и матерью, пока те не дадут благословения. Вместе с изрядной долей семейного состояния, разумеется. Но если Корин был связан старинным законом, то его сестра… Уж она-то могла убраться из Мейена, только бы нашелся подходящий жених!

– Почему вы оставались здесь, эрте?

– Я должна была остаться.

Нелин еще сильнее стиснула переплетенные пальцы. Наверное, ее фигура должна была дышать скорбью и негодованием, но вместо этого я вдруг увидел осиротевшую девочку. Кем был для нее брат? Только родным и близким человеком? А может быть, любовником? Впрочем, сейчас это уже не имело ни малейшего значения. Она разделила судьбу Корина по доброй воле. И по доброй воле обвинила отца в вымышленном злодеянии.

Вымышленном, что самое любопытное, аленной, которая вновь пыталась прожечь мое лицо неистовым взглядом:

– Вы ведь понимаете, Смотритель… Виновен старикан или невиновен, убит был Корин или упал сам, неважно. Совсем-совсем-совсем. Есть труп, и есть бумага, пока чистая, как снег. А строчки, что на нее лягут, могут быть любыми. Понимаете?

* * *

Хочет, чтобы я подтвердил все их нелепые фантазии и обрек на казнь сразу двух человек? Жесткая женщина, однако. Пожестче многих мужчин. Тот же Атьен Ирриги по сравнению с ней – пушистый ягненок.

– Его, – Лорин обернулась и небрежно указала на охотника, – его мы повесим на воротах сразу после того, как я засвидетельствую, что своими глазами видела драку, случившуюся на лестнице. А старикан… Он ведь может скончаться от волнения. Когда ему предъявят обвинение в убийстве.

Она все основательно продумала. В предложенной последовательности действий нет никаких изъянов, вполне правдоподобная история, которую можно дополнить подробностями вроде тех, что глава рода выжил из ума, потому и решил вдруг прикончить домочадцев. Есть только два слабых места. Я и предзвенник.

Аленна угадала направление моего взгляда и улыбнулась:

– Да, если делить деньги на двоих, каждый получит меньше, чем получил бы кто-то один без дележа. Что касается вашего помощника, он может героически погибнуть в схватке с убийцей. Как вам такой расклад?

И одновременно со словами Лорин слуги, стоящие по обе стороны от охотника, понимающе осклабились, сосредоточив свое внимание на Кифе. Предзвенник сглотнул, отодвигаясь подальше от неожиданно возникших противников, а я, вынужденный во все глаза смотреть на то, что происходит у подножия лестницы, вдруг поймал себя на мысли, что упустил из виду одну простую истину. Это Атьен Ирриги мог вести себя сколь угодно бесцеремонно, беспечно, нагло и самоуверенно, обладая полнейшей свободой решений и действий. Потому что у него за спиной всегда стоял сопроводитель. А пространство позади меня было пустее пустоты.

Зачем я вообще устроил это представление с разоблачением? Увлекся. Захотел самостоятельно попробовать разобраться в неизвестном предмете. Захотел доказать самому себе и золотозвеннику, что смогу быть если не лучшим, то и не худшим в порученном мне деле. Справился с поставленной целью? Ясно вижу, что да. Только куда двигаться дальше?

– Конечно, вам придется немножко подождать, пока чиновники проведут опись имущества и прочую свою дребедень. Но потом вы без промедления получите свою долю, и, поверьте, немалую. – Голос Лорин звучал вкрадчиво и маняще.

Смешно, но меня-то оставят в живых. Чтобы был хоть один сторонний наблюдатель, способный подтвердить свои слова. И мне придется так поступить, потому что на чудовищных по своей сути бумагах будет стоять моя подпись.

Немалая доля, стало быть? Вот он, еще один шанс начать восхождение к будущему, которое отвернулось от меня в столице. Сначала деньги, чуть позже влияние, еще позже – новые деньги, замешенные на… Неважно на чем. Я ведь этого хотел, правда? И все еще хочу. Но почему-то не сегодня и не сейчас.

Я обвел взглядом всех присутствующих. По очереди.

Аленна приподняла губу в подобии улыбки, выжигая на моем лице очередную дырку. Затылок Кифа ответил взъерошившимися волосами, а пальцы, обхватившие посох, совершили странное, смутно знакомое движение, но мне было не до воспоминаний. Глаза Нелин оказались пусты и покойны, как будто она уже похоронила и брата и отца. Слуги ожидали приказа, насмешливо поглядывая на предзвенника, застывшего у подножия лестницы сжатой пружиной. И только взгляд охотника задавал вопрос. Настолько понятный и своевременный, что слов не требовалось.

Карие глаза мигнули: «Нужна помощь?»

И я согласно опустил подбородок.

В следующее мгновение Иттан со-Логарен широко шагнул назад, оказываясь позади своих конвоиров, а странным образом вдруг освободившиеся от пут руки взлетели к загривкам верзил и толкнули слуг друг к другу. Висок к виску. Очевидно, удар был весьма силен, потому что надежда и опора хозяек дома рухнула двумя бесчувственными кулями на многоцветье паркета.

– Так вам будет проще принять решение? – улыбнулся охотник.

На лице Кифа, обернувшегося ко мне, было написано не просто удивление, а нечто вовсе выходящее за пределы разумного. Меня произошедшее тоже поразило, но вовсе не умением Иттана справляться с веревками: подобные штуки учили проделывать и нас.

Он. Решил. Помочь. Мне.

Невероятно. Непонятно. Даже немного пугающе. Как теперь становится очевидным, охотник в любой миг мог покинуть поместье Мейен, и вряд ли какие-то замки смогли бы его удержать. Но он остался, ожидая… Развязки? Девяносто шансов из ста, что на сделанное мне предложение кто-то другой, окажись он на моем месте, ответил бы согласием, и тогда прорыв на свободу потребовал бы многих жертв. Да, скорее всего, человека, убивающего демонов, не особенно страшит необходимость лишать жизни и людей, но Иттан не выглядит злостным душегубом. Так почему же он не предпочел сбежать сразу, как только очутился в погребе или еще до того?

– Эрте? – Голос предзвенника вывел меня из тумана размышлений. – Вы готовы?

Да. Все равно ничего другого уже не придумаю.

– Нелин Певено со-Мейен и Лорин…

Киф услужливо подсказал:

– Леви со-Литто.

– И Лорин Леви со-Литто. Вы виновны… – Как все это должно звучать-то? А, просто перечислю: – В совместном оговоре двух невиновных людей, а также угрозах и попытке подкупа чиновных лиц.

– Каторга, – подвел итог предзвенник, записывая мои слова. – Лет десять самое меньшее. Все будет зависеть от того, кто выступит заявителем.

– Заявителем?

– Ну да. – Киф привычно почесал свой длинный нос. – Можете выступить вы. Может выступить охотник. А может…

– Я бы не хотел лишний раз тревожить судейские власти, – сказали у меня за спиной.

И хотя говоривший не обладал внушительным голосом и не вложил в свои слова каких-то особых чувств, и Нелин и Лорин вздрогнули, как будто из двери отцовских покоев вдруг вырвался ледяной зимний ветер. Признаться, и мне стало немного неуютно. Ровно до того мгновения, пока я не повернулся и не встретился взглядом с Гуэром Певено.

Темные теплые угольки. Никогда еще не видел таких глаз. Если их огонь не напускной, а спокойствие старика как раз убеждает в этом, глава рода Певено проживет еще очень долго на этом свете. К несчастью своих дочерей, родной и названой.

– Вы не станете заявлять на них?

– Нет, эрте Смотритель. И вас попрошу этого не делать.

– Но…

– Есть много других способов воздать каждому по заслугам. – Старик подошел ко мне, опираясь на посох куда более массивный, чем у Корина, и при этом держа его легко, как тростинку. – Не знаю, что попутало их разум… И не хочу знать. Но они принесут больше пользы, будучи отправленными в Дом смирения, где смогут трудиться на благо Дарствия, искупая свои грехи.

Лица обеих женщин побледнели.

Дома смирения. Они похожи на тюрьму невозможностью выхода на волю, на каторгу – ежедневным трудом, но все это сопровождается молитвами и наставлениями, прекращающимися лишь на краткие часы сна. Говорят, даже один год пребывания в подобном заведении сводит человека с ума. Вернее, вкладывает в его сознание покорность и свободу от желаний. Каких бы то ни было.

– Отец, вы не можете… – попробовала возразить Нелин.

– Могу. Но что гораздо важнее, хочу. Ты отправишься туда первой, а она… – Узловатый палец старика указал на испуганно притихшую аленну. – Как только разрешится от бремени. Роду нужен наследник.

– Отец…

– А сейчас вас обеих следует запереть покрепче.

– Думаю, эрте Иттан знает удобное и подходящее для этого место, – рассеянно предположил я.

Охотник усмехнулся и, взяв под локоток обеих преступниц, даже не подумавших сопротивляться, повел их по направлению к тому погребу, где морозили его самого.

Гуэр Певено начал медленно спускаться по лестнице, на ходу то и дело подбирая полы домашней мантии, расшитой семейными гербами, но тусклая вышивка так и не позволила мне разглядеть рисунок.

Киф закончил запись, захлопнул папку, посмотрел на куклу, из разъехавшихся швов которой уже выползало сено, обернулся ко мне и спросил:

– Может, снова позвать служанок? Всех троих? Я уж поднатужусь, не сомневайтесь!

* * *

Хозяин поместья подтвердил, что не имеет ни малейших возражений против фантазии моего помощника, но предложил нам для начала отобедать, и мы охотно согласились, тем более часы на башне пробили полдень. И хотя для обеда было еще рановато, есть хотелось зверски. Наверное, завтрак не пошел впрок. Сам Гуэр Певено к нам не присоединился, сославшись на необходимость начинать приготовления к отправке дочери в Дом смирения и прочие сопутствующие дела, поэтому в трапезной оказались только я, Киф и охотник.

– А вы молодец, – сказал предзвенник, закончив уплетать мясной пирог, сочащийся крепким бульоном. – Справились с первым же делом, да еще как!

– Первым? – переспросил охотник, недоуменно косясь в мою сторону.

– Ну да, – продолжил Киф выдавать чужие тайны. – Эрте только-только назначили Смотрителем в Блаженный Дол.

– Вот как? – хмыкнул Иттан.

– Ага. Там, правда, поспокойнее.

– Ты и здесь обещал мне милую прогулку.

– Простите, проштрафился! – Предзвенник шутливо втянул голову в плечи. – Кто ж мог подумать? А мне выслуга так и так нужна… Кстати, о ней, родимой!

Он смел тарелки в сторону и раскрыл передо мной папку, в которой лежал лист плотной бумаги с серебряным обрезом.

– Вот, зачтите и, если все верно, поставьте свой знак.

Строчки выглядели достаточно ровными, но все же не так, как полагается в документе, вышедшем из-под руки умелого писаря. Впрочем, у меня получилось бы еще корявее, потому что последнее время перо приходилось держать в пальцах очень редко.

«Решение по случаю в поместье Мейен, дня семнадцатого весны года 735 от обретения Логаренского Дарствия.

Принято в день восемнадцатый, после проведения подробнейших изысканий.

Случай: скоропостижная смерть Корина Певено со-Мейен, первого наследника рода.

Обстоятельства: падение с лестницы.

Путем изысканий установлено: погибший упал по причине собственной неосторожности, случившейся от расстройства чувств.

Решение вынесено Ханнером Мори со-Веента, Смотрителем Блаженного Дола, что сим и удостоверяется».

Вот так. Несколько скупых фраз, за которыми не видно трех загубленных судеб.

– Да, все верно.

– Тогда приложите руку.

– Как?

Предзвенник вздохнул:

– Уж я бы тому, кто вас сюда отправил, много хорошего сказал… Почему было не научить хоть этому?

Было бы любопытно взглянуть на разговор Кифа и золотозвенника. Правда, ему все равно не суждено состояться.

– Положите ладонь на знак Смотрителя и слегка сожмите его, как камень, который вы собираетесь бросить.

Жучиная спинка была прохладной и гладкой на ощупь, но, едва мои пальцы попробовали надавить на нее, в кожу вонзились десятки крохотных иголочек.

– Вы уж потерпите немного, – попросил Киф, заметив мое недовольное недоумение. – Так, а теперь приложите руку вот сюда, в самую середину листа. И прижмите посильнее.

Я сделал так, как мне указали. Боль от уколов тут же прошла, а вот оторвать ладонь от бумаги оказалось довольно сложно: она словно оказалась склеенной с листом. Чем-то вроде портальной слизи.

– Осторожнее, осторожнее! Все, готово. – Предзвенник помахал бумагой в воздухе, потом, видимо для верности, еще и подул. – Теперь в этом решении не может быть изменено ни единой строчки.

Я всмотрелся в возвращенный мне документ.

Там, где моя рука касалась листа, на бумаге отпечатался кровяной рисунок, повторяющий контуры рукояти кинжала с глазом в перекрестье, а от него во все стороны расползлись малоприметные, чуть поблескивающие бесцветные дорожки, опутавшие строчки букв затейливой сетью.

– Вручите потом бумагу хозяину дома. А я… – Киф мечтательно вдохнул полной грудью. – Мне бежать пора: других дел по горло, а то уже и выше понабралось.

Я отстраненно подумал, какие такие дела могут быть у предзвенника, кроме зубрежки уроков и подготовки к экзаменам, но спросить не успел, потому что мой длинноносый помощник суетливым сквозняком вылетел из трапезной. Охотник проводил торопыгу добродушным, разве чуть насмешливым взглядом и взялся за край стола.

– Да и мне засиживаться некогда.

Один я, что ли, могу до вечера протирать здесь штаны? Хотя… Пока мне не скажут, в каком направлении отсюда Блаженный Дол, или рукой не покажут, все равно не знаю, куда двигаться. Вот только у кого бы спросить?

– Давненько я не вставал на ноги так рано поутру, – с искренним недоумением, но одновременно и с закономерной гордостью признал Гуэр Певено, входя в трапезную. – Устал с непривычки, однако… – Тут он воздел вверх указующий перст. – Нет времени отдыхать. Это вам, молодым, можно часок-другой предаться безделью, а мне каждую минуту приходится вырывать из глотки у вечности.

Судя по бодрому виду старикана, вечность недосчитается еще многих своих зубов. Странно и удивительно, но череда неприятных и скорбных событий словно вдохнула новую жизнь в хозяина дома. Тут поневоле задумаешься, что нужнее для воскрешения воли: благостное счастье или роковой удар.

– Не так уж мы и молоды, эрте, – ответил я за себя и охотника.

Гуэр Певено шутливо погрозил пальцем:

– Вот когда сравняетесь со мной годами, тогда и поговорим! Да, за разговорами все время забывается главное… Эрте Смотритель, что предпочитаете откушать за ужином?

Я все еще остаюсь желанным гостем в этом доме? Спасибо. Но главное достоинство любого гостя – умение вовремя уходить, оставляя хозяев в покое.

– Простите, но ужин я хотел бы откушать в другом месте, эрте.

Старик вопросительно приподнял брови.

– Не знаю, ждут ли меня в Блаженном Доле, но раз уж я отправился в путь, неплохо было бы его закончить. Здесь ведь недалеко?

– Почти рукой подать, – согласился хозяин дома. – Ну раз так… Я отправляю слугу в ту сторону, и до развилки он вас довезет, а там уже совсем близко, да и дорога подсохла, ноги не натрудите.

– Благодарю.

– Йерте, йерте! – На пороге трапезной появилась запыхавшаяся служанка.

– Что, милая? – с отеческой заботой спросил старик.

– Там с города прибыли! Цепной тамошний. Говорит, по заявлению.

Гуэр Певено непонимающе моргнул и посмотрел на меня. Я ответил столь же растерянным взглядом.

– Пусть идет сюда, – решил хозяин дома, и спустя пару минут порог переступил высокий, но давно уже не жилистый мужчина, с груди которого, когда дорожный плащ упал в ловко подставленные руки слуг, сверкнуло серебро.

– Сепе Дожан со-Дилл, Малая цепь изыскания города Литто.

Где-то я уже слышал часть этого имени. Должно быть, из уст предзвенника.

– Чему обязаны, эрте? – спросил старик.

Сереброзвенник вытянул из-за широкой манжеты помятый листок, развернул, сначала пробежал взглядом, а потом зачитал:

– На рассвете поступило заявление о смерти, произошедшей в поместье Мейен. Слуга, прибывший с вестью, сообщил, что хозяева настаивают на скорейшем проведении изыскания.

– Ах да… – кивнул Гуэр. – Благодарствую за службу, но все уже разрешилось. При любезном участии вашего соратника.

Я вылез из-за стола, подошел к Дожану и протянул ему решение, скрепленное жучиной слизью. Сереброзвенник внимательно осмотрел бумагу, перевел взгляд на Смотрительский знак, переползший с моей груди поближе к плечу, и, несмотря на явное разочарование, улыбнулся:

– Ну что поделать, если тебя опережают? Только порадоваться за быстрые ноги и поблагодарить за исполненную службу.

– Со мной был ваш человек, эрте. Он тоже заслужил добрых слов.

– Мой человек? – Можно было предположить, что Дожан не на шутку удивился.

– Да. Киф Лефер со-Литто, предзвенник. Он вел все записи и составил эту бумагу.

Сереброзвенник вновь всмотрелся в старательно выведенные строчки.

– Сделано по правилам, без изъянов, – наконец признал он. – Но я не помню в своем подчинении человека с таким именем.

Иногда неожиданное известие, переворачивающее привычный ход событий с ног на голову, сравнивают с ударом молнии. Раньше я почитал этот речевой оборот всего лишь красивостью, но сейчас прочувствовал его точность в полной мере. Молния, и еще какая! Даже уши подожгла. Нет-нет-нет, надо срочно начать отступление!

– Впрочем, не буду утверждать, что его звали именно так. Мне было не до запоминания имен.

Дожан подумал, глядя на жучиную спинку, и кивнул. Видимо, поддельным мог быть кто угодно, только не Смотритель.

– Вы впервые в наших краях?

– Да. Прибыл вчера ближе к вечеру. А утром меня застало это заявление и…

– Из огня да в полымя? Понимаю, – хмыкнул он. – Вы могли не принимать его, но раз уж приняли, да еще так быстро разобрались, что к чему, скажу спасибо еще раз. – Потом сереброзвенник повернулся к хозяину дома: – Я сделаю запись о решении в архивной книге. Вы позволите моему помощнику снять копию?

– Разумеется, эрте, разумеется! Вы можете расположиться прямо здесь, к тому же обед еще не остыл, – расплылся в коварной улыбке Гуэр Певено.

От доброй трапезы не откажется никто, будучи в здравом уме, вот и Дожан, не дожидаясь более внятного приглашения, направился к столу.

– Я присоединюсь к вам, но чуть позже, – пообещал старик. – Только закончу необходимые дела.

– Доброго дня, эрте. До будущих встреч.

Сереброзвенник кивнул, не отрывая взгляда от тяжелого подноса в цепких руках приближающейся к столу служанки, я также заменил поклон неопределенным кивком, на том и расстались.

Телега была уже запряжена, слуга ждал только повеления господина. Наконец дождался и, с показным старанием запоминая, залез на козлы, хлестнул поводьями влажный от все еще сыплющейся с неба мороси лошадиный круп, а минутой спустя стало понятно, что трясти будет столь же немилосердно, как и в коляске, зато можно растянуться во весь рост, а там, даст Бож, еще и задремать удастся.

– Эта колымага выдержит еще одну задницу? – спросил охотник, выступивший на дорогу из тени замковых ворот.

– Да уж садитесь, все равно пока порожние едем, – разрешил возница, хотя и с явной опаской посмотрел, как Иттан со-Логарен одним ленивым прыжком заскакивает на телегу.

– Не помешаю вашим глубоким думам?

Еще и язвит. Ни о чем я не думаю. Ну, по крайней мере, глубоко.

За оградой поместья стену мороси разорвало плотным ветром, и я снова любопытствующе поднял взгляд к щиту, висящему над воротами. На гербе рода Певено высился неприступный утес посреди равнины, окаймленный девизом: «Один перед миром». Какие правильные слова… Они и на меня сели бы как влитые.

Кто же ты такой, длинноносый непоседливый Киф Лефер? Теперь, когда никто и ничто не заставляет меня принимать решения, я вспомнил язык, на котором говорили твои пальцы, скользящие по посоху, как по струнам. Теперь мне стало понятно, почему строчки букв, выведенные пером в твоей руке, все время норовили сорваться в шкодливый танец. Ты не писарь, Киф, а вот с оружием управляться умеешь. И ты вполне мог справиться с теми верзилами, ведь верно? Но даже не подумал предупредить меня о своих талантах и возможностях, не подал ни единого знака, вместо того заставляя судорожно искать спасение из разверзшейся под ногами ловушки.

Впрочем, я сам виноват. Сглупил. Беспечно перенес собственный опыт на незнакомого человека и решил: у меня тоже есть сопроводитель. Хорошо, что жизнь открыла мне глаза раньше, нежели подставленной удару оказалась беззащитная спина. Открыла, чтобы я вдруг обнаружил помощника совсем в другой армии.

– Я еще не успел вас поблагодарить.

Охотник, равнодушно следящий за кромкой леса, ползущей за телегой где-то в миле от дороги, махнул рукой:

– Да не за что.

– Вы очень помогли мне.

– Я обычно всегда делаю то, что не составляет для меня труда.

Значит, схватка у подножия лестницы тоже была безделицей? Пусть так. С другой стороны, даже лучше, если он не считает свои действия бесценными. Счетов выставлять не будет.

– Почему вы оставались в поместье все это время?

Он улыбнулся, все еще не отрывая взгляд от леса:

– Поняли, да?

– Трудно было не понять.

– Хотите услышать честный ответ?

– Не откажусь.

– Я хотел посмотреть на вас поближе.

Разве я девица на выданье, чтобы меня разглядывать?

– Почему?

– Вы слишком молоды для своего чина. Прошлый Смотритель Блаженного Дола был старше лет на двадцать, когда здесь появился, а то и поболе. Только без обид, хорошо? Я знаю, что прожитые года еще не обещают, что их обладатель успел набраться ума. Но все же они дают кое-что дороже заученных знаний.

Да. Опыт. У меня его очень немного, увы: служба сопроводителя не баловала разнообразием заданий и поручений. Я всего лишь смотрел, смотрел, смотрел, ожидая непременного приказа, на который давно был заготовлен нужный ответ.

– Намекаете, что я совершил ошибку?

Иттан снова скривил губы, но по-прежнему беззлобно:

– Те девицы. Вы ведь могли отправить их в суд, а там кто знает… Приговор мог получиться и мягким.

Что ж, возможно. Над беременной уж точно бы смилостивились.

– Мне показалось…

Вот теперь он повернул голову, и в карих глазах я увидел укор.

– Вам было непросто, могу представить. Первый раз решать чужую судьбу всегда трудно. Это забирает почти все силы, что имеются. Вы устали и ухватились за возможность скинуть груз.

Он не спрашивал, а если бы и спросил, я все равно не нарушил бы молчание. Устал? Наверное. Голова уж точно гудела от непривычной работы.

– Я не должен был давать женщин на откуп старику?

Иттан даже не попытался делать вид, что задумался:

– Вообще-то вы могли делать все что заблагорассудится. К примеру, могли согласиться меня повесить. – Его голос прозвучал так беспечно, будто охотник не возражал сломать шею в веревочной петле.

– А вы бы согласились?

Он рассмеялся:

– Думаю, что нет. Хотя…

Это многозначительное «хотя» мне не понравилось. Наверное, потому, что после того крохотного представления я подспудно ожидал теперь от охотника за демонами любого действия, выходящего за границы моих представлений о мире. Он остался, рискуя жизнью, только чтобы посмотреть на творимые мной глупости? Не поверю ни за что. Разве только… Никакого риска для него не было. Даже в случае повешения.

– Меня не умиляют женщины в тягости.

– Это я заметил, – подтвердил Иттан. – А знаете почему?

– И почему же?

– Потому, что они носят не ваших детей. Вот будете ожидать собственного наследника, все изменится. Увидите!

И детей я не люблю. Чужих. Еще одно вычитание из суммы достоинств. А осталось ли от нее хоть что-то?

– Да я бы тоже тех девиц не пощадил, не думайте.

А такое признание к чему еще?

– Зачем вы говорите об этом?

– Затем, что сколько людей, столько и будет ответов на один и тот же вопрос. Только вы всегда особняком стоять будете. Вот как тот утес на щите.

А он наблюдательный. Заметил мой интерес к гербу Певено.

– Не знаю, как в столицах, а в наших краях слово Смотрителя всегда последнее. Что скажете, то и услышится. – Карие глаза подмигнули, и охотник, еще мгновение назад расслабленно развалившийся в телеге, уже шел рядом с ней. – Здесь наши дороги расходятся, так что позвольте откланяться.

Дороги? Я вижу только одну, по которой, переваливаясь с колеса на колесо, едет телега.

– Будет случай, еще свидимся. А насчет благодарности…

Все-таки не смог упустить шанс? Ну ничего, зато так он стал живее и понятнее для меня. Пусть и не особенно хочется платить по счетам.

Иттан со-Логарен надвинул капюшон, пряча разноцветные волосы от порывов любопытного ветра, и шагнул к обочине, бросив напоследок:

– Прибережем ее на тот час, когда постучусь в вашу дверь и скажу: нужна помощь.

Назад: Звено второе

Дальше: Звено четвертое