Принял решение и добрый барон Армин. Помимо решения, он принял на пухлую грудь колоссальное количество горячительных напитков, которые чрезвычайно способствовали благорасположению барона. Он сделался очень добр и участлив к своим спутникам и поминутно гладил по голове то свою дочь, то ее будущего супруга, то непонятно как попавшего в число этих избранных здоровяка Олеварна. Последние двое смотрели на размякшего дядюшку Армина с явной иронией.

Однако же при появлении Себастьяна все студенты Школы Пятого уровня разом оставили своим вниманием подвыпившего барона и перекинулись на его воспитанника.

– Ага! – сказал Олеварн. – А я думал, что ты все плавание будешь сидеть в своей каюте. Откуда я знаю, может, у тебя это… несварение… недержание… словом, плохо переносишь корабельную качку.

– Я переношу корабельную качку настолько хорошо, что вполне могу перенести еще и тебя. Скажем, до края палубы, чтобы выбросить за борт, – улыбаясь, ответил Себастьян. – А, ты же толстоват! Тогда, быть может, я переоценил себя. Не осилю. На этот случай в вашем обществе есть кто и похудее.

– А-ап! Басти, выпей вот этой наливки! – возник откуда-то сбоку повар Жи-Ру. – Стой, стой! Прежде возьми вот этот жирфукс с майоланом и, как выпьешь, тотчас бросай на язык – проглотишь вместе!

– С удовольствием, – быстро сказал Себастьян и, разом проглотив ароматнейшую жидкость, последовал совету кудесника Жи-Ру, заев тем самым жирфуксом. У него заблестели глаза, напиток ударил в голову, сорвал остатки скованности, зажатости, неверия в себя. – С удовольствием, почтенный мастер Ариолан Бэйл! – повернулся он к спокойному, надменному, не притронувшемуся ни к одному из блюд и тем паче горячительных напитков любимцу герцога Корнельского. Рука Бэйла лежала на талии Аннабели и даже не дрогнула, когда Себастьян обратил к нему свой горящий взгляд и слова, полные вызова.

Мастер Ариолан Бэйл зашевелился.

– Я тебя слушаю, – отчеканил он.

– Ну как же… Вы что-то говорили о том, что нам рано или поздно придется сойтись лицом к лицу с Черной Токопильей и с Предрассветными братьями? Так, совсем недавно? Почему-то мне захотелось об этом поговорить.

В юном лице Ариолана Бэйла, состаренном многолетней спесью, что-то изменилось, и он стал выглядеть на свои восемнадцать лет.

– К чему ты поднял эту тему? – резко выпрямился он. – Я хотел бы знать, зачем ты говоришь мне все это?

– На всякий случай, – отозвался Себастьян. – Тебе, вероятно, куда лучше моего известно, просвещенный мастер Ариолан Бэйл, что острова Аспиликуэта, куда по просьбе твоей невесты мы сейчас плывем, всегда были местом диковинным, диким, удивительным. Красивым местом… Прелестным оазисом, где отчего-то не живут люди. Ты же наверняка знаешь, как контрастируют между собой невзрачные материковые берега, скажем, близ Угурта, и береговая линия архипелага Аспиликуэта? Правда? Эти голубые лагуны, все эти пляжи с песком белым, красным, желтым, с песком теплым нежным, как волосы любимой девушки?

– Э-э-э… Басти! – попытался вмешаться околачивающийся неподалеку Ржига. – Ты что такое несешь?

– А ну… з-замолчи! Б-ба… ба-алтаешь, как б-ба… ба-ба! – внес посильную лепту в разговор и барон Армин. – Хыррр…

Себастьян, кажется, хотел добавить к уже сказанному еще пару ласковых слов, но здоровенная ручища опекуна дотянулась до его лица и накрепко запечатала рот.

О, несмотря на видимую неуклюжесть и мешковатость, барон Армин был силен! Несколько тщедушных попыток высвободиться ни к чему не привели. Бледный, задыхающийся, с оцарапанной желтыми баронскими ногтями шеей, Себастьян упал на палубу. Он запутался ногами в снастях бегучего такелажа и повторно упал при попытке встать.

От предательской наливки повара Жи-Ру кружилась голова…

Страшно было не это. Извернувшись на палубном настиле и больно ударившись подбородком о какую-то чугунную штуку для крепления снастей, Себастьян поймал на себе неподвижный взгляд Аннабели.

Вот это и было страшно. Ровное, спокойное презрение. В последний раз он видел у нее такой взгляд, когда двое пьяных конюхов посадили визжащего Ржигу в чан с помоями. Причем кверху ногами. Конечно, это презрение предназначалось отнюдь не наглотавшемуся мутной мерзости брешаку-поваренку, а его тупоголовым мучителям.

А вот теперь – ему, Себастьяну.

Он даже не стал подниматься, а просто отполз к левому борту и сел к нему, больно упершись острыми лопатками в деревянную обшивку. К нему медленно приблизился барон Армин. Он сопел, размазывал по левому углу рта жирный соус и время от времени притопывал ногой. Вопросы, один за другим брошенные в Себастьяна, были под стать этим действиям опекуна:

– Ты кому же это хамишь, порося? Надеюсь, теперь понял, на кого наседал, лягушачий помет? То-то! Ариолан Бэйл – это… э-э-э… Ого-го! – не найдя эпитета, достойного отразить все превосходство мастера Бэйла над незадачливым поклонником его невесты, воскликнул барон. – Вижу по твоей роже, что тебя немного поставили на место. Так-то, брат…

Добрый дядюшка Армин, выговорившись, существенно сбавил обороты и смотрел на Себастьяна безо всякой неприязни. К несчастью, его воспитанник был не в том состоянии, чтобы воспользоваться вновь возобладавшим в опекуне сытым благодушием.

Не поднимая глаз, он тихо сказал:

– Когда вы вышли от владетеля Корнельского, у вас была еще более жалкая рожа, чем сейчас у меня…

Глухо ударила в борт высокая волна. Несколько брызг долетели до обрюзглой физиономии барона Армина, который густо побагровел и ловил ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Наконец он заговорил. Все, на что его хватило, – это зловеще процедить:

– Та-ак!

И сразу же удалился.

Тем, кто знал барона Армина хоть немного, сразу бы стало ясно, что это намного хуже любых воплей, оскорбления, брызганья слюной и даже рукоприкладства.

И Аннабель, и Ариолан Бэйл, и сопровождающие их студенты слышали каждое слово этой безобразной сцены. Ибо барон говорил очень громко, не стесняясь… Ну а тихие слова Себастьяна донеслись еще явственнее, потому что за мгновение до того, как он начал отвечать барону, на судне разом, словно по единому вздоху, по мановению властной руки воцарилась мертвая тишина.

Впрочем, вскоре о Себастьяне забыли. Или сделали вид…

Ибо на горизонте показался тот самый архипелаг Аспиликуэта – точнее, его сердцевина, центральный и самый большой остров Куэта-Мор, сверху похожий на разломленный гигантский плод. Вокруг него, как чешуйки этого плода, роились многочисленные маленькие острова, островки, гряды камней, извилистые подводные хребты и скалы…

Сначала это было невнятное вытянутое пятнышко на горизонте, над которым стояло неподвижное белое облачко. Потом из океана поднялась череда пиков, цепь, господствующая над островом и окруженная черными соснами. И только потом стало видно, что эти пики – всего лишь мрачное навершие, крошечная часть светлой и приветливой суши.

Остров был великолепен. Бриг «Летучий» шел вдоль его побережья на расстоянии какой-то морской полулиги, и отсюда восхищенным взорам Аннабели, девушек и их сопровождающих открывались живописные бухты, окаймленные широкой полосой светло-серебристого и белого песка, за которой поднимался густой лесной массив.

Высокие деревья были оплетены лианами с лиловыми, белыми и желтыми цветами. И плыл в теплом воздухе нежный, как дыхание ребенка, аромат.

Бриг начал медленно втягиваться в одну из бухт. Над ней высился массив высоченной скалы, изобилующей острыми и опасными расщелинами. Из тех расщелин раскручивали свои извилистые тела несколько уродливых деревьев с голубоватыми стволами.

Когда «Летучий» выбрал место для стоянки и по распоряжению капитана стал выпускать якоря, лязг якорных цепей спугнул с крон прибрежных деревьев целую птичью стаю и взбаламутил неподвижно стоящий в воде косяк рыб. Вода в той бухте была настолько прозрачна, что можно было до мелочей видеть дно – хотя по тому, насколько длинные якорные цепи выбрали, глубина здесь была приличная…

Аннабель сложила руки на груди и выговорила:

– А ведь это совсем близко от наших мест…

Это действительно ничем не напоминало серые камни и бледные песчаные отмели кесаврийского побережья, отстоявшего отсюда меньше чем на дневной переход. «Какое несходство», – пробормотал Себастьян. Несмотря на пламенную речь перед Ариоланом Бэйлом, содержащую яркое описание этих мест, он никогда доселе не видел острова Аспиликуэта.

Спустили шлюпку. В нее поместились Ариолан Бэйл, студенты, барон Армин, Аннабель, задорно ухмыляющийся повар Жи-Ру, жонглирующий очередными яствами. На весла сели несколько матросов с «Летучего». Ах да. Конечно же в шлюпку просочился Ржига.

Из девушек, кроме Аннабели, не поехал никто. Непривычно тихий Аюп Бородач также не изъявил желания променять палубу «Летучего» на белые пляжи Куэта-Мора, к которым вплотную подступил благоухающий лес.

Остался на борту и Себастьян.

Вскоре путешественники высадились на берег. Захрустел под ногами серебристый песок. Аннабель с восхищением смотрела на лесной массив, начинающийся в тридцати шагах от линии прибоя. Из леса тянуло спокойными, тонкими ароматами листвы, свежей хвои, прекрасных цветов, которыми, словно звездами, были усыпаны кроны. Слышался приглушенный голос ручья. Прямо от кромки леса начиналась низинка, и где-то там, в балке, и влек своими торопливыми водами этот ручей.

– Мне бы хотелось напиться… – начала Аннабель.

– Мне бы тоже! – перебил барон Армин.

– Папа, ты меня не понял. Мне было хотелось напиться, понимаешь – пригоршнями из…

Барон движением площадного фокусника извлек из складок одежды внушительную флягу, оплетенную кожаными ремешками.

– …из ручья! – закончила дочь.

Ариолан Бэйл замешкался возле шлюпки, расстегивая и откидывая полог и вынимая оттуда оружие и немного припасов. Было решено остаться на острове до ночи, а потому голодать не было решительно никакого смысла.

Мастеру Бэйлу помогал Жи-Ру.

Между тем Аннабель вошла в лес и начала спускаться в тенистую низину. Пронзительное летнее солнце только начинало клониться к закату, и в тенистой прохладе деревьев дышалось куда легче. Девушка ускорила шаг. Сзади пыхтел барон Армин, утирающий влажный лоб сорванным листом. От приближающегося ручья тянуло свежестью.

В то же самое время Ариолан Бэйл, наконец покончивший с разгрузкой шлюпки, поднял голову и, не найдя взглядом свою невесту, спросил:

– А где Аннабель?

– Она пошла напиться, – отозвался Ржига. – Из ручья. Ага. Романтика, знаете, мастер Бэйл. Ну да. Она у нас всегда была очень чувствительная. Помню, в детстве мы пускали с ней кораблики, и когда очередной уплывал, она начинала плакать. Прямо заливалась! Ей казалось, что кораблик и его капитан, которого мы обычно делали из щепки, заплывет не туда и жестоко погибнет.

– Куда заплывет? – буркнул жених Аннабели.

– Да куда угодно. В море. В болото. Хоть в Омут! Ну да…

Ариолан Бэйл ожег Ржигу таким взглядом, что болтливый брешак съежился и сконфуженно зашкварчал, как передержанная на сковороде котлета. Однако процесс термообработки Ржиги до конца доведен не был.

– Сожри меня Илу-Март! – донесся до ушей путешественников, оставшихся на берегу, неистовый рев барона. – Ы-ы-ы-ы!

Мастер Ариолан Бэйл дернулся. В его руках мелькнул клинок. Тотчас же из низины донесся пронзительный девичий крик, и из леса выметнулась Аннабель. Ее волосы растрепались, сбились набок, а одной из сандалий на ногах девушки уже не было. Следом, бледный, пыхтящий, выскочил барон Армин.

– Туда! – крикнул он. – Скорее, лягушачье племя!

Ариолан Бэйл и его сопровождающие, мигом расхватавшие оружие, скатились в низину.

Там у ручья, не таясь, в полный рост стояли трое. Стояли и смотрели, как, выхватывая клинки, к ним приближаются и берут их в кольцо люди с «Летучего».

Хватило одного взгляда, чтобы понять, что перед ними – чужаки.

У самого ручья, касаясь воды кончиками пальцев босых ног, стоял высокий темноволосый мужчина в черной косоворотке, расшитой серебряными нитями. Его одежда, судя по всему, побывала в серьезных передрягах и имела вид довольно жалкий – однако выражение лица этого человека было такое, словно он был облечен в меха горностая, а лоб перехвачен золотой диадемой мага Алой сотни.

У незнакомца были пронзительные изжелта-серые глаза, высокие, словно точеные скулы. Очень гладкая смуглая кожа и тонкий нос с горбинкой. Запястья и часть предплечий перехвачены напульсниками из мягкой серой ткани. В правой руке чужак держал остро заточенный продолговатый металлический осколок. В тот момент, когда Ариолан Бэйл вытянул вперед руку с саблей, метя в переносицу высокого незнакомца, тот поднес полоску металла к собственной шее.

– Что вы тут делаете?

– Лично я тут брился, – неторопливо сказал высокий на отличном южно-кесаврийском, однако скользил в его словах едва уловимый акцент – металлические нотки, будто склепывавшие речь. – А мои спутники стояли за спиной, потому что им бриться необязательно.

Спутники – такие же высокие, смуглокожие – даже не шевельнулись. У обоих были такие лица, что им не только бриться, а и разговаривать было вовсе не обязательно. Оба заросли густой бородой, оба вперили немигающие взгляды таких же, как у их предводителя, изжелта-серых глаз прямо перед собой. Другое дело, что эти взгляды ничего не выражали – даже тупой неприязни или смутной тревоги.

А вот у человека с перемотанными запястьями был живой и выразительный взгляд.

У брешака Ржиги проскочили крупные ледяные искры вдоль позвоночника, когда он попытался было любознательно заглянуть в эти живые, яркие глаза.

– Что вы делаете на острове? – быстро спросил подошедший барон Армин.

– Мы потерпели кораблекрушение.

– Давно?

– Сложно сказать. Здесь время тянется по-иному. Кому и пять-шесть дней – вечность.

– Но все-таки?

Человек невозмутимо пожал плечами.

– Вы явно не из флота его величества короля Руфа. Да какой там флот… Вы даже не похожи на альгамских каперов. Кто вы? – подключился Ариолан Бэйл.

– Не так просто ответить на этот вопрос.

– Ну уж извольте! – Острие сабли мастера Ариолана Бэйла коснулось лба незнакомца.

– Я постараюсь, честное слово, – размеренно отозвался тот.

Говоря все это, высокий незнакомец не удостоил тех, кто его спрашивал, ни единым взглядом. Потому что он смотрел на возвращающуюся к ручью Аннабель.

Ни Ариолан Бэйл, ни отсутствующий при этой сцене Себастьян, ни растрепанный барон Армин или проказник Ржига, конечно, не знали и не могли знать стандартов красоты, которые чтил незнакомец. Они и представить себе не могли, как Аннабель выглядела в глазах этого высокого, выточенного морем чужого.

В трех шагах от незнакомца, прислонившись спиной к стволу дерева, стояла девушка редкостной красоты, темноволосая, изумительно сложенная, с тонкими чертами лица и большими глазами небесно-голубого цвета. На ней было простое платье темно-синего цвета, заколотое брошью на правом плече. Она была боса, одна из щиколоток расцарапана в кровь. Девушка тяжело дышала, вздымая высокую грудь, и стоял в ее влажных глазах терпкий, темный, суеверный страх. Аннабель ненавидела себя за это чувство, казавшееся ей позорным, но никак не могла избавиться от него. В ее носу лопнул какой-то сосудик, и этот страх по капле крови начал уходить из нее, пятная подбородок, грудь, ткань платья.

– Право, я не хотел вас напугать, – с тонким оттенком сожаления сказал незнакомец. – Пугать женщин не в моих правилах.

Повар Жи-Ру, стоявший за спиной Ариолана Бэйла и державший в руке железный вертел так, словно это была отличная сабля с эфесом и отточенным клинком, дотянулся до уха студента и негромко выговорил несколько слов.

– В самом деле? – отозвался тот.

– Это их отличительная черта. Опознавательный знак, говорящий об уровне инициации, если хотите.

Ариолан Бэйл даже вздрогнул, услышав столь развернутый ответ. Скрипнул зубами и после паузы произнес:

– Откуда вы знаете?

– Я двадцать лет ходил под флагом его королевского величества. Я много что знаю, – бесстрастно отозвался Жи-Ру.

– Ну хорошо. Олеварн, Инигор Мар, снимите у него вот эти повязки с рук.

Незнакомец и бровью не повел.

– Это еще зачем? – надменно бросил он.

– Брось эту железку. Она тебе не нужна, – вместо ответа распорядился Ариолан Бэйл.

Полоска отточенного металла проскользнула меж длинных пальцев незнакомца и, упав в ручей, опустилась на дно.

– Повязки… – выдохнул Ариолан Бэйл.

Здоровяк Олеварн вынул из-за пояса небольшой кинжал и приступил к чужаку. Тот бесстрастно наблюдал за тем, как острие режет тянущуюся ткань напульсников. Олеварн сорвал обрывки и обнажил предплечье.

Ариолан Бэйл скрипнул зубами. Жи-Ру негромко произнес:

– Они. Это они – стигматы Предрассветных братьев.

– Что? – выговорила Аннабель, все так же пачкающая платье о натеки смолы на стволе дерева. Она даже не пыталась утереть все не унимающуюся кровь из носа. Как будто не замечала. – Что это?

Тонкие мускулистые предплечья незнакомца были украшены необычной татуировкой: спиралевидная серебристая лента со сложным орнаментом и цветными вставками, начинающаяся от середины предплечья и заканчивающая свой разбег на запястье. На конце этой ленты – на тыльной стороне запястья – виднелось изображение головы какой-то твари.

У нее были темно-красные глаза с узкими вертикальными зрачками. Золотыми, как серп молодой луны.

Если бы Себастьян только мог видеть это.

Слетела повязка и со второй руки, открывая точно такую же татуировку…

– «Серпантины» на взвод! – разом крикнули Ариолан Бэйл, Жи-Ру и мгновенно протрезвевший барон Армин, который, верно, неоднократно слышал рассказы своего бравого повара и представлял, что это за татуировки.

Двое матросов вскинули серебристые дула ружей. Ржига, каменея, оскалил зубы. В его памяти вставали страшные призраки детства, и он, не в силах игнорировать их, заслонялся от незнакомца ладонью. Словно это могло помочь.

Ариолан Бэйл, с которого мгновенно слетел ореол его напускной надменности, объявил, волнуясь и бледнея:

– Друзья! Мы только что… стали свидетелями уникального… столкновения миров! На руках у этого… у него… у задержанного нами чужака – отличительные признаки принадлежности к главным врагам государства – стигматы ордена Рамоникейя из проклятой Черной Токопильи!

– Токопильи!

– Токо…

– Довольно! – взрезали воздух хищный жест и звучный голос чужака. – Не вижу смысла наводить туман. Тем более что мне категорически не нравится это название: Токопилья. И еще этот дешевый эпитет, якобы набрасывающий покров мрачности – Черная.

– Не скрою, вижу живого токопильца впервые, – переглянувшись с Жи-Ру и бароном Армином, проговорил мастер Ариолан Бэйл.

– Пока еще живого… – пробурчал Жи-Ру и энергично взмахнул вертелом.

– Вижу живого токопильца впервые. Но сведений, которыми я располагаю, достаточно, чтобы сказать: вы боевой терциарий ордена Рамоникейя. Из числа тех, кого много веков шепотом именуют Предрассветными братьями.

Выразительно очерченный рот незнакомца смялся усмешкой. Чужак сощурил глаза:

– Если уж вы назвали меня по моей природной принадлежности и обозвали этой собачьей кесаврийской кличкой – Токопилья – мою державу, то я скажу, какие имена действительны и достойны. Мы называем страну – Кеммет. И живут в ней те, кому имя – кемметери. Странно, что ты правильно поименовал орден Рамоникейя…

Повар Жи-Ру выступил вперед и поспешил перебить человека, который назвался кемметери:

– Его нужно доставить на корабль! Он опасен!

«Сдается мне, что твоя брехня о дальних похождениях, чудовищах и чудесах – не такая и брехня…» – подумал Ржига.

– Он опасен! – повторил Ариолан Бэйл. – Его нужно доставить на корабль. Свяжите всех троих. Ведите…

– Вы, собственно, забыли спросить, отчего я так кричала… – пробормотала Аннабель, наблюдая за тем, как токопильцев связывают концами крепкого фала, принесенными из шлюпки.

– Отчего? Разве не?..

Она обнажила крепко стиснутые зубы:

– А почему я должна так вопить, увидев трех мужчин, пусть даже и незнакомых? Нет, я испугалась не их, и отец кричал по иной причине.

Ариолан Бэйл заморгал. Его однокашники, наверно, впервые видели его столь близким к растерянности и упадку духа. Мало того что он подверг свою невесту опасности – так он еще и неверно определил источник, причину этой самой опасности. На самом деле мастеру Ариолану Бэйлу не в чем было упрекать себя, но, будучи строгим к другим, он был требователен и к себе самому:

– И чего же ты испугалась?

Аннабель огляделась по сторонам и произнесла ломким, неверным голосом:

– Его здесь нет.

– Меня зовут…

Накрепко скрученный незнакомец, привязанный к основанию мачты на второй, нижней, палубе, все же находился в заведомо лучшем положении, чем двое его спутников. Тех просто бросили уровнем ниже, прямо в трюм, связав руки и ноги на спине так, что спина была мучительно выгнута. На таком способе обездвиживания захваченных островитян настоял барон Армин, которого поддержал Жи-Ру.

– Меня зовут Эльмагриб-Эускеро оар Аруабаррена, Дайна-кемметери, один из Трехсоттысячных, – выговорил он и скрипнул зубами.

Собравшиеся полукругом пассажиры «Летучего» рассматривали чужого – кто со страхом, кто с интересом естествоиспытателя. Были такие, кто смотрел с ненавистью.

– Эльмагн… гррр… Очень длинно! Мы будем звать тебя просто Магр! – проговорил Ариолан Бэйл.

– Магр Чужак, – добавила Танита. – Вполне по-человечески звучит.

Тот, кому только что дали это коротенькое прозвище, идущее вразрез с пышным и длинным родовым именем, смерил девушку пронизывающим взглядом и проговорил:

– Тебя я помилую.

Барон Армин расхохотался и, распустив свои большие щеки, проговорил:

– Какой ты, право, щедрый. На нашем корабле, в тысячах лиг от своей проклятой земли…

– А тебя – нет, – веско произнес Магр Чужак.

– Папа, мне кажется, что тебе пора отдыхать, – вмешалась Аннабель. – Все равно самим нам ничего не решить. Судьба этих людей в компетенции владетеля Корнельского, а то и самого короля.

– Ты очень разумная девушка, – сказал чужеземец, вглядываясь в лицо дочери барона Армина своими выразительными, живыми звериными глазами. – Ты не рассуждаешь о том, чего не понимаешь и, наверно, никогда не поймешь…

– Довольно, – величественным жестом подняв руку, прервал его мастер Ариолан Бэйл. Этот последний уже совершенно пришел в себя после отплытия с островов Аспиликуэта. – Мне кажется, что мы не должны говорить с ним. Хотя, честно говоря, большое искушение… Магр Чужак, зачем ты здесь? Ты и твои люди действительно потерпели крушение? Твои гладкие щеки мало соответствуют облику того, кто провел несколько дней на необитаемом острове после того, как его корабль разбился о скалы.

– Та полоска металла, которой я брился у ручья – единственное, что осталось от моего судна. Кажется, это элемент отделки ахтерштевня, – сказал Магр Чужак. – Я заточил ее о камень. Не пристало мне ходить мохнатым, как зверье. А твой вопрос… Да, мы действительно потерпели крушение. Не думаю, что это будет интересно вам или тем, кому нас отдадите на суд, но мы оказались у этих берегов безо всякого злого умысла.

– А-а! – заорал барон Армин и потянул вино из здоровенного кожаного меха, только что поднесенного ему Аюпом Бородачом. – Безо всякого злого ум-мысла! И это, позвольте заметить, кто говорит? Кто это говорит? Скотина, что до полусмерти напугала мою дочь? Головорез из небывалых Черных земель, который заявляет прямо-таки с королевской спесью, что уж меня-то, если что, он не помилует!

За его спиной стоял Аюп Бородач и хмыкал. Магр Чужак задержал пристальный взгляд на брешаке, и было видно: что-то привлекло его внимание. Безусловно, Аюп и его манеры сразу же вызывали нездоровый интерес всех тех, кого угораздило оказаться рядом с неугомонным Бородачом. Однако незнакомец манер Аюпа не знал…

Поймав на себе взгляд токопильского аристократа, Аюп Бородач подбоченился и, хлебнув для храбрости вайскеббо, держал следующую речь:

– Я недавно читал одну книгу. Вообще я читал больше, чем одну книгу, но тут вот так подумалось… В этой книге говорилось о подвигах Великого Мелькуинна, сокрушителя Маннитов. И я тут подумал…

– Какая редкость! – фыркнул ошивающийся по нижней палубе Ржига, трогающий казенную часть судовых пушек под подозрительными взглядами главного канонира и Ариолана Бэйла.

– …и я тут подумал, что мы все войдем в историю. Может, не так громко, как славный Мелькуинн. Но все равно – это мы первые после многих столетий поймали живого, настоящего шпиона из Черной Токопильи…

– «Мы», – пробормотал мастер Ариолан Бэйл, разглядывая внушительные плечи Магра Чужака, крепко притянутые к мощной колонне нижней грот-мачты.

– Это мы, – быстро продолжал Аюп Бородач, пользуясь тем редким моментом, когда его никто не перебивал словом или мощным пинком сапога. – Это мы раскрыли в нем настоящего Предрассветного брата, главного врага вольного королевства Альгам и Кесаврия. Возможно, эта находка позволит нам раскрыть какие-то жуткие замыслы и…

– Господа! Вы всегда позволяете низшим расам вот так запросто рассуждать о высших интересах государства? – протянулся низкий язвительный голос Магра Чужака. – В таком случае ваша держава долго не протянет.

– А вы, наверно, намерены ускорить этот процесс, коль появились тут, у наших берегов, – вмешался Ариолан Бэйл. – Есть определенное везение в том, что вы попали в руки цивилизованных людей, которые отвезут вас на суд, справедливый суд лорда-наместника, а если так сложится, и самого короля. Если бы вы попали в руки рыбаков или бойцов Трудовой армии, вас, скорее всего, быстро бы разорвали в клочья.

– А может, не посмели бы и прикоснуться.

Ариолан Бэйл хотел ответить, но было что-то в надменном лице кемметери, что подтверждало: эти, последние, слова не так уж и самонадеянны. Поэтому жестом руки мастер Бэйл распустил всех столпившихся у мачты, к которой был привязан человек с длинным чужим именем, и приставил к нему караул.

В этот вечер на корабле никто не мог заснуть допоздна. В кают-компании собрались практически все пассажиры, включая Себастьяна. Любопытство последнего, помноженное на желание любой ценой видеть Аннабель, все-таки превозмогло обиду.

Воспитанник барона Армина уселся на сундуке в углу просторной каюты и, оставаясь практически незамеченным, наблюдал за тем, как добрый дядюшка произносит тосты один другого мрачнее и кровожаднее.

У собравшихся в кают-компании было совершенно разное настроение. Кто-то, как студенты Школы Пятого уровня, прекраснодушно рассуждал о том, что контакт с другой культурой, другим разумом, пусть враждебным, обогатит знание о мире. Не столь наивный их однокашник Ариолан Бэйл воли языку не давал. Он лишь повторял про себя, что его собственная речь в лагере у моста может сбыться куда раньше, чем можно было допустить самым фантастичным образом… «Они хотели бы дотянуться до нас, не сомневайтесь! Не исключено, что скоро нам придется сойтись лицом к лицу. Но нам не страшно, ведь мы умеем возводить не только мосты и окольцовывать не только реки!..»

Звучали, звучали в его ушах звонкие слова, сказанные у Тертейского моста. И стояло перед глазами надменное лицо с изжелта-серыми глазами…

Между тем девушки выпили отличного астуанского вина, принесенного, как помнится, пронырой Аюпом, и исполнились самых радужных надежд.

– А я не понимаю, почему мы вдруг и сразу решили, что этот человек опасен. Что он несет гибель не только нам, но и нашей вольной родине, – перебивая друг друга, заговорили Танита и Майя.

Аннабель смотрела куда-то поверх их юных лиц, раскрасневшихся, сверкающих белозубыми улыбками. Она молчала, как молчал и ее жених, мастер Ариолан Бэйл, но нарушила свое безмолвие, когда милая Танита, тряхнув распустившимися волнистыми волосами, заявила, что Магра Чужака можно демонстрировать в ученых аудиториях королевства. И что он мог бы прочитать лекцию в Алом зале Королевской библиотеки Альгама и Кесаврии на тему «Соприкосновение миров: перспективы взаимодействия в историческом контексте вражды».

– Ты в своем ли уме, подруга? – тихо и зло перебила ее Аннабель, и ее точеные ноздри раздулись и побелели. – Помнишь, у вас преподавал знаменитый естествоиспытатель, профессор Кильбьорн? Он получил особую награду от самого Астуана Пятого, держателя Алой сотни ланзаатов, за то, что открыл какой-то редкий вид змеи с ядом уникального свойства. Но он же при этом не открывал серпентарий и не выпускал редкого гада в народ только потому, что тот доселе не видан!

– Тем более что в конце концов тварь все-таки укусила профессора Кильбьорна… – подал голос Ариолан Бэйл. – И тот умер.

– Умничка Аннабель… Это она правильно говорит… – сдавленно бормотал повар Жи-Ру. – Очень правильный пример… Я бы вырвал ему ядовитые клыки прямо сейчас. А потом раздавил бы башку сапогом…

На обычно радушном и приветливом поваре, бывалом мореходе с двадцатилетним стажем, сейчас не было лица. И он не пытался, да и не мог это скрывать.

К одиноко сидевшему на сундуке Себастьяну пробрался пошатывающийся Ржига. Судя по всему, полубрешак позабыл все традиционные похвальбы своего племени о том, что, дескать, мы ничего не боимся, – и от страха выпил столько, что палуба ходила под ним ходуном.

– Басти… – пробормотал он. – Если бы ты только видел, что у него на руках…

– У кого?

Барон Армин в этот момент провозглашал очередной кровожадный тост и закончил его призывом привезти в Сеймор и в саму столицу не Магра Чужака целиком, а лишь его голову.

С пальцев барона, как густая кровь, капал отличный красный сейморский соус.

– Да нет, не у дядюшки Армина… Я говорю о руках… брр … этого ч-чужого!.. – тряхнул головой Ржига. – Если бы ты только видел, Басти!.. – пролепетал он заплетающимся языком и пришлепывающими губами.

– Да что там такое? – разозлился Себастьян. – Да, я слышал: на запястьях и предплечьях у него татуировка ордена Рамоникейя, так называемые стигматы, по которым… Э-э-э, Ржига! Ты спишь, что ли, болван? Так что там такое? Многие видели, но никто так не перепугался!

– А ты спроси у…

Вот тут-то и пригвоздила брешака тяжелая рука пьяного беспамятства: он откинулся назад, широко раскрыл рот и захрапел.

– Так. Понятно, – выговорил Себастьян, оценив вольную позу Ржиги. – Главное, чтобы тебя не вышиб отсюда пинками дядюшка Армин. А то он не любит, когда слуги себе вот такие штуки в его присутствии позволяют…

В этот момент к нему приблизился Жи-Ру. Кажется, он был пьян не намного меньше Ржиги. По крайней мере, у него гулял взгляд, а ноги предательски заплетались.

– Крепкое же пойло приволок твой дружок… этот б-бездельник Аюп Бородач. Что по мне, Басти, так я бы лучше напился, а потом проснулся с тем, чтобы… эк!.. н-ничего этого не было.

– Жи-Ру, это ты определил в этом островитяне Предрассветного брата, выходца из Черной Токопильи, – выговорил Себастьян. – По крайней мере, все так говорят… Тебе что, действительно приходилось сталкиваться с ними раньше? Ведь ты так убедительно рассказывал о розовом льде, о насылаемых орденом Рамоникейя чудовищах… Об Омуте.

Жи-Ру закрыл левый глаз, совершенно мутный и бессмысленный. Однако где-то на дне правого глаза еще копошились остатки разума. Жи-Ру сделал гигантский глоток. Себастьяну показалось, что он совершил это намеренно – с тем чтобы убить последние мутные огарки сознания. У него искривился рот, повар-виртуоз махнул рукой и полез под стол, где уже обитал здоровяк Олеварн.

– Если вдруг зайдет за долгом пророк Мелькуинн, передайте, что меня нет дома… – бухнуло из-под свисающей с края стола кружевной скатерти.

Себастьяну стало неловко и душно. Он поднялся с сундука. Обогнул приближающегося к нему барона Армина. «Мне только третьего павшего от пьянства не хватало!» – подумал он и вышел из кают-компании. Вслед ему выметнулся крик растрепанной белокурой Таниты: «М-мальчики, снимите меня со шкафа!»

«Черт знает что, – решил воспитанник пьяного барона Армина. – А опекун, помнится, рассказывал, какая железная дисциплина царит в учебных заведениях высших уровней, особенно среди студентов, которые прошли подготовку в Трудовой армии…»

Он подошел к борту. Судя по всему, судно снялось с якоря совсем недавно и теперь самым малым ходом шло вдоль архипелага Аспиликуэта, вытянувшегося с северо-запада на юго-восток на несколько десятков лиг. В густеющих сумерках еще виднелись черные пики и белая береговая линия острова Куэта-Мор. Себастьян попытался было фальшиво напеть какую-то залихватскую песенку, слышанную им в одной из таверн Сеймора, но в ушах стояли совершенно иные звуки. «Если бы ты только видел, что у него на руках, Басти…» – раз за разом прокручивалась в голове фраза хмельного, испуганного, жалкого Ржиги.

– Что у него на руках? – спросил себя Себастьян и не заметил, как сделал этот вслух. В тот же самый момент из кают-компании вышли Аннабель и Ариолан Бэйл. Себастьяну страшно не хотелось сталкиваться с ними нос к носу, тем более что рука мастера Бэйла лежала на талии девушки, а в руке дочери барона Армина был бокал с искрящимся астуанским. – Что у него на руках? – глухо повторил Себастьян, почти проваливаясь в палубный люк и лишь в последний момент успев ухватиться рукой за мощный брус люкового бимса.

Конечно, это смягчило силу падения, но все равно Себастьян шмякнулся так, что по всему позвоночнику брызнула огневая боль. В глазах потемнело и перевернулось потолочное перекрытие второй палубы.

Он лежал на досках десятью футами ниже Аннабели и ее жениха. Собственно, ему уже было не до них… Подавляемая ревность, мучительная тревога, нехорошие предчувствия, подпитанные жуткими воспоминаниями ранней юности, – все это сплелось в одно непередаваемое, дикое чувство. Его можно было погасить лишь одним.

Прямым и единственным ответом на многие вопросы.

Магра Чужака Себастьян нашел практически сразу. Два матроса, которые были приставлены охранять его, на посту обнаружены не были. Это исчезновение можно было связать с недавним визитом вниз, с верхней на вторую палубу, барона Армина, выкатившего всем матросам бочонок ужасного боррского эля. И теперь откуда-то, приглушенный рядом переборок, доносился веселый гогот.

– Это они и есть, – прозвучал низкий голос, и Себастьян не сразу осознал, что он принадлежит незнакомцу. – Отдыхают в кубрике и штурманской рубке? В самом деле – куда я денусь?

– Покажи мне свои предплечья, – мрачно сказал Себастьян.

Плавающее в полумраке лицо кемметери прорезала усмешка.

– А, это? Зачем это тебе? Это отличительные знаки ордена Рамоникейя. Разве этого уже не рассказали твои товарищи, которые так ловко меня разоблачили? – В свои слова Предрассветный брат щедро вкладывал сарказм. – У тебя чрезвычайно расторопные и проницательные друзья. По крайней мере, они мнят себя такими. Взять хотя бы этого Бэйла…

– Ариолан Бэйл мне не друг!

– Все меняется, мой юный друг, все меняется, – с той же отвратительной усмешкой отозвался Магр Чужак. – Сегодня он отнял у тебя любимую девушку, а завтра, быть может, взамен спасет тебе жизнь.

У Себастьяна окаменели скулы. Никак не меньше минуты он боролся с собой, не в силах произнести и слова. Сердце прыгало, трепетало и больно царапалось.

– Откуда ты знаешь? – наконец медленно выговорил Себастьян.

Магр Чужак, не поднимая век, ответил:

– Потому что я умею слушать. Потому что я умею читать в человеческих сердцах. Этот высокий парень, который с такой легкостью отнял твою юношескую любовь, в самом деле достоин ее больше, чем ты. Но все меняется. Я же говорил. Я, Эльмагриб-Эускеро оар Аруабаррена, лучше кого бы то ни было из тех, кого ты встречал в своей короткой жизни, знаю, как завоевать женщину. Они любят сильных. А что сделал ты, чтобы казаться сильным в ее глазах? Ты даже сейчас бледен как смерть и колеблешься, как свеча на ветру.

Себастьяну показалось, что его губы начинают неметь, как на сильном морозе.

– Что ты мне предлагаешь? – выговорил он.

Привязанный к мачте пленный кемметери закинул голову так, чтобы был виден его гладко выбритый подбородок и мускулистая шея, и беззвучно рассмеялся.

– Предлагаю – я? Мне показалось, что это тебе есть что предложить мне…

– Это что такое?! – громыхнул за спиной Себастьяна тяжелый, сырой, недовольный голос. – Что ты тут делаешь, меррррр… за-вец?

– Вопрос определенно адресован не мне, – спокойно сказал Магр Чужак.

В нескольких шагах от Себастьяна, держась рукой за переборку и тяжело дыша, стоял барон Армин. В руках у него была внушительная чаша с широчайшим верхом. При желании в ней можно было купать ребенка. (Кстати, сам барон Армин неоднократно купал свою единственную дочь в пиве, утверждая, что от пенного напитка волосы – гуще, а здоровье и того пуще.)

О дочери речь и зашла. Мимоходом…

Тяжело ступая, дядюшка Армин приблизился к Себастьяну и произнес:

– Ты хоть знаешь, с кем тут шушукаешься? Думаешь, я не слышал, о чем вы тут?.. Про Аннабель? А-а! Да я ж тебя!.. Лягушачье отребье!

– Мне почему-то упорно кажется, что в вашей собственной родословной лягушки замешаны больше, барон, – негромко произнес Магр Чужак. Его своеобразный металлический акцент придал этим наглым словам особенную надменность и оскорбительность.

Барон поставил чашу на пол прямо у ног кемметери. Он засопел и, вытянув из-за пояса увесистый топорик, взмахнул им раз и другой.

– Вы пьяны, – сказал Себастьян.

Тот скосил на воспитанника налитые кровью глаза и, снова переведя взгляд на оскорбившего его чужеземца, выговорил:

– А хоть бы и так! Если бы ты только знал! Как я вас всех! Если бы ты… только… Э-эх! – выдохнул он и наискосок рубанул Магра Чужака по ребрам.

Тот изогнулся и заскрипел зубами. Этим топориком повар Жи-Ру легко перерубал даже бычьи ребра. Что уж говорить о человеческих…

– Дядюшка, да что ты такое творишь! – взвился Себастьян и вцепился в массивные плечи барона Армина.

Тот развернулся, и воспитанник полетел в сторону и грянулся головой о переборку. Инцидент на второй палубе для Себастьяна был исчерпан…

Барон Армин, багровый, страшный, повернулся к обездвиженному пленнику и снова поднял топор.

И вот тут его глаза, и без того выкаченные от ярости, полезли на лоб.

Веревки, которыми был опутан Магр Чужак, вдруг упали к его ногам, словно изнемогшие от холода змеи. Отдать должное барону Армину – он очень быстро пришел в себя и, вскинув топор, стал в боевую стойку. Чужеземец повел себя совершенно не так, как мог предположить стремительно трезвеющий барон Армин. Волнообразным движением тела он стряхнул с себя остатки пут и, присев на корточки, протянул вперед правую руку.

Прямо к принесенной бароном Армином чаше, которая стояла в шаге от него.

Барон был пьян и там, в кают-компании, перепутал напитки, налив себе не боррского эля и даже не веселого вайскеббо, от которого зрелый мужчина становится младенцем.

В чаше была вода.

Простертые над ней пальцы Предрассветного брата вздрогнули, и на водной поверхности затанцевали узкие, как иглы, всплески, свивающиеся в один тусклый, направленный острием кверху столбик.

Себастьян открыл глаза. В затылке копошилась деловитая и наглая неторопливая боль. Прямо перед воспитанником висело застывшее в жуткой сардонической улыбке лицо опекуна, барона Армина. У него были восковые щеки и желтый, как старый сыр, лоб. На переносице, под глазами, в уголках рта проступили синеватые пятна. Себастьян резко подался в сторону, и тотчас же его качнуло так, что он почти потерял контроль над собой и наверняка бы упал в воду с переворачивающейся лодки…

Если бы барон Армин, утратив равновесие, не упал в противовес своему воспитаннику.

Пока еще живому воспитаннику.

Они находились вовсе не на второй палубе. Они полулежали во все еще покачивающейся лодке где-то в море близ архипелага Аспиликуэта.

Рука Себастьяна повисла вдоль борта посудины. Зачерпнув пригоршню воды, он ополоснул лицо и несколько раз больно ущипнул себя за переносицу, чтобы убедиться, что это не сон.

Стараясь сохранять хладнокровие и двигаться вкрадчиво и плавно, он подтянулся к мертвому барону и заглянул в его распухшее лицо. Одно из век было чуть приоткрыто, и под ним виднелась мутная полоска глазного яблока. Себастьян стиснул зубы и, взяв обеими ладонями голову опекуна, потянул на себя.

Желтый лоб барона уткнулся в локтевой сгиб воспитанника. Глазам Себастьяна предстали основание черепа и мощная шея барона, поросшие редким рыжеватым волосом. Там алела небольшая, совсем невинно выглядящая ранка. Себастьян ошалело потянул ноздрями воздух и, зажмурив глаза, окунул указательный палец в рану.

Кончик легко ушел вглубь. Нет! Не последнее тепло уже остывающей плоти, а крепкий, цепкий холод разом схватил палец Себастьяна.

– Так… – пробормотал тот и, склонившись к дядюшке Армину и почти коснувшись носом его выгнутой шеи, снова сильно втянул воздух обеими ноздрями.

Нежный, сладкий аромат еще тлел в смертельной ране барона.

– Резеда, – отчетливо выговорил Себастьян.