Действие 2
Когда предыдущая «партия» испытуемых вышла из открывшихся ворот, мы с Чезом быстренько прошмыгнули во двор Академии. Тут обычно и проходил первый, самый простой и самый важный этап испытаний.
Во дворе еще никого не было, мы были первыми, и я смог спокойно осмотреться по сторонам.
Вся поверхность двора была испещрена узорами, выложенными камнями, привезенными со всех концов Империи (эти сведения почерпнуты мною из лекций Чеза). Тут и невероятно огромные сапфиры, и брильянты, и простые камни вроде гальки — все было представлено в этой огромной мозаике. И если посмотреть на эту мозаику с высоты птичьего полета или из окон Академии, то сразу становилось видно, что разнообразные узоры складываются в один символ, известный во всем мире, — символ Ремесла. Этот символ был изображен на всех предметах, созданных в стенах Академии. И хотя похожие рисунки использовали многие Ремесленники-любители, считалось, что символ принадлежит только Академии, ведь именно в ней ведутся самые новые разработки и создаются лучшие техномагические предметы — предметы, использующие энергию магов.
Символ представлял собой золотого дракона, свернувшегося в букву «Р» и обведенного кругом цвета серебра. Почему именно золотой дракон, я не знаю, но, кажется, это связано с какой-то легендой, которую я слышал лишь в раннем детстве (и не нужно злорадных ухмылок, мне уже двадцать!) и, конечно, уже благополучно забыл, предпочитая сказкам более правдоподобную литературу.
Пока мы стояли и оглядывались по сторонам, во дворе успело собраться немало народу. Вот только не было тут того шума и давки, которые царили на площади перед Академией. Здесь была совершенно иная атмосфера, здесь господствовал торжественный дух принятия. Все, кто попадал во двор, замирали (как мы минуту назад), осознавая наконец, что они пришли туда, где решаются судьбы людей.
Мы немного потолкались у входа, приходя в себя, и пошли в центр двора. Там, вокруг Ремесленников в красных ливреях, Высших Ремесленников в серых ливреях и старших учеников — в синих, на почтенном расстоянии собиралась наша «партия» испытуемых. Причем именно собиралась. Не толпилась, как снаружи, а спокойно и культурно собиралась, соблюдая дистанцию и не создавая никакой толпы и давки.
Мы также остановились недалеко от «комиссии по принятию», а именно ею и были те Ремесленники, как нам подсказал кто-то из собравшихся, и стали ждать.
Когда во дворе набралось достаточное количество народу, ворота беззвучно закрылись, отрезав всякие звуки, доносившиеся с площади. Наступила тишина. Все замерли в ожидании.
Не прошло и пары минут, как над нами раздался спокойный мужской голос:
— Добрый день, дамы и господа. Вы присутствуете на первом этапе принятия. Для тех, кто не знает, объясню: это единственный этап испытаний, на котором от вас лично ничего не зависит. На этом этапе определяются способности каждого из вас к работе с энергией. Тут уж как кому повезло, как кого одарила мать-природа…
Я завертел головой, пытаясь понять, откуда исходит этот голос. Казалось, что он звучит везде, хотя конечно же этого быть не могло.
— И не надейся, — шепнул мне Чез, видя мое замешательство. — Не найдешь ты никаких приспособлений. Это истинное Ремесло, оно не требует подручных средств. Только Ремесленник и «маги».
Я удивленно прислушался и заметил, что голос вовсе не громок, просто он звучит поблизости, как будто говорящий стоит рядом. И еще… этот голос почему-то кажется безжизненным. Уж и не знаю, почему мне так кажется, но что-то с ним не в порядке… зато как здорово этот голос распространяется по всей площади! Вот это эффект! Вот бы мне так музыку научиться слушать или, еще лучше, на концертах играть. Сказка. И никаких музыкал и прочих приспособлений. Это даже не сказка — это мечта.
Тем временем странный голос продолжал:
— Все просто. Сейчас каждый из вас внимательно посмотрит по сторонам. Если вы заметите что-нибудь необычное или странное, то немедленно двигайтесь в этом направлении. Для простоты восприятия объясню — это напоминает призму, висящую в воздухе. Если вы ее увидите, это еще вовсе не значит, что вы прошли испытание. Из сгустка магии вам необходимо усилием мысли выделить плотную структуру определенного цвета. Чтобы сделать это, вам нужно всего лишь напрячь свое воображение. Явственно представьте, как цвета начинают двигаться, и у вас все получится. Полностью собранная структура какого-либо цвета будет означать, что у вас достаточно способностей для прохождения дальнейших испытаний, а ее цвет будет означать тяготение к определенной сфере эфира. Если же вы ничего не увидели или не смогли до конца собрать головоломку… то вам придется попытать счастья в следующий раз.
Нечто подобное мне уже рассказывали сотни раз. Сейчас все начнут смотреть по сторонам в поисках чего-то необычного. А по прошествии десятка минут тем, кто ничего не увидел, это занятие наскучит, и они начнут расходиться. А те, кто увидел то, что им полагалось, будут стоять на одном месте и в течение определенного времени сосредоточенно смотреть в пустоту. Каждая призма настроена на волну одного — первого уловившего ее человека, и, кроме испытуемого, больше никто не сможет увидеть головоломку до того, как она будет собрана. Когда же какой-нибудь везунчик соберет свою головоломку, вездесущий Ремесленник будет уже рядом (уж они-то точно видят все призмы на площади).
Как говорил Чез, призма имеет всего четыре стороны (кто бы мог подумать), на каждой из которых располагается жуткая смесь «магов», взятых из разных сфер. Всего четыре основные сферы: огненная, водяная, воздушная и земляная. Каждая представляет свою стихию. Причем все устроено так, что только человек с определенным коэффициентом способностей к этой сфере может выделить «маги» этого цвета и перенести их на одну из граней призмы. Когда Высший Ремесленник закончит свою речь, головоломки начнут работать, и каждый испытуемый с достаточными способностями тут же увидит свою магическую призму. Таких, как правило, оказывается немало, но лишь не многие из них впоследствии могут полностью выделить одну из сфер.
Едва стихла последняя фраза, как во дворе началось что-то невообразимое: люди начали шнырять от угла к углу, старательно пытаясь разглядеть что-то в воздухе. Если быть до конца честным, все знали, что если не увидел свою головоломку в течение минуты, то никогда ее и не увидишь… но кто может так запросто признаться себе в том, что мечты рухнули?
Мы с Чезом посмотрели друг на друга и пошли в обход двора с разных сторон. Шли не торопясь и внимательно смотрели по сторонам. То и дело нас кто-то толкал, и мы могли бы быть много раз затоптаны, но не так-то просто сбить с ног человека, занимавшегося Искусством, пусть даже — как в моем случае — срок обучения составляет всего лишь пять лет.
Вдруг Чез остановился, его взгляд уперся в одну точку где-то на уровне трех метров над землей и слегка расфокусировался. Что ж, кажется, он свою призму уже нашел, остается пожелать ему удачи.
Я еще немного побродил по двору, но спустя пару минут пришлось признать, что головоломки я не увижу. Жаль, ведь это могло бы быть весьма занимательно.
Я остановился на секунду, чтобы включить музыкалу, и в последний раз окинул взглядом двор. Почти весь народ уже собрался возле ворот, кроме одиноких фигур счастливчиков, корпящих над своими магическими призмами, и конечно же группы Ремесленников, внимательно следящих за испытуемыми. Чеза я потерял из виду и, включив музыкалу, направился к воротам со скучающими по обе стороны стражами.
Так получилось, что проходить мне пришлось мимо группы Ремесленников и учеников, стоящих в центре площади. Едва приблизившись к ним, я машинально окинул их взглядом и, к своему удивлению, заметил парочку, с которой разговаривал на площади. Они тоже меня заметили и, мигом поняв, что я не прошел испытания, одарили сочувствующими улыбками. Особенно сочувственной была улыбка девушки… хотя кто их разберет…
В музыкале играла очень веселая мелодия, и я подумал, что жизнь, в общем-то, далеко не закончена. Подумаешь, я и не собирался в эту Академию. Зато Чез получил то, о чем мечтал, — возможность попробовать свои силы. Надеюсь, что он пройдет это испытание, а остальное — дело техники.
Уже подходя к выходу, я краем глаза заметил какое-то странное свечение справа от себя. Я тут же, в глубине души надеясь, что это именно то самое «нечто», которое должно было увидеть, повернулся и уловил непонятный сгусток энергии, переливающийся всеми цветами радуги. Почему-то, когда я слышал слово «призма», мне представлялось нечто совершенно другое… Ну уж точно не непонятный ком неопределенной формы и совершенно неудобоваримого цвета. Какие там четыре смешанных цвета? Тут их целая сотня, и все переливаются так, будто этот комок кто-то старательно месит, норовя окончательно слить все цвета в нечто однородное.
И как я эту штуку раньше не заметил?
Признаюсь, цвет этого комка мне совершенно не понравился, хотя с чего бы? Мне неожиданно стало как-то противно. Настолько, что я невольно — таких дурацких привычек за мной сроду не водилось — потянулся к сгустку своей мыслью и попытался привести всю эту кашу в надлежащий вид — выделить хотя бы четыре конкретных цвета вместо этих гадких переливов от бежевого до грязно-фиолетового.
Каково же было мое удивление, когда вся эта масса зашевелилась, будто процесс размешивания непонятного варева повернули вспять, и теперь оно старательно приобретает цвета соединенных в нем ингредиентов. Спустя пару секунд все было кончено — передо мной в воздухе висела не непонятная масса, а аккуратная четырехцветная призма. И что прикажете дальше делать? Любоваться творением рук своих? Хотя при чем тут руки?..
Каждая из четырех граней призмы представляла собой ярко светящиеся своим цветом «маги». Они светились так ярко, что у меня даже зарябило в глазах. Не прошло и пары секунд, которые я провел в немом восторге, как глаза мои начали слезиться. Перед моим взором поплыли красные круги, и я пошатнулся, так до конца и не решив, какой из четырех цветов больше ласкает (или слепит) мой взгляд.
Тут кто-то нежно тронул меня за руку.
— Парень, не переживай ты так, попробуешь в следующий раз, — услышал я сквозь заволакивающий мое сознание туман женский голос, — давай я тебя провожу.
Приятно, конечно, и я бы с удовольствием прогулялся с девушкой по городу до дома, но я же ее не вижу. И вообще у меня виски начало ломить!
— Уберите свет! — не выдержав, крикнул я.
Глаза уже перестали что-либо различать, вместо двора я видел переливающееся уже ставшими мне ненавистными четырьмя цветами радуги зарево.
— Эй! Да у него сенситивный шок! — вскричала девушка.
Ко мне тут же подбежали еще какие-то люди.
— Заберите его отсюда и проводите в башню, — распорядился спокойный мужской голос.
Меня подхватили под руки и куда-то потащили. Когда сознание уже почти покинуло меня, я не к месту подумал о том, что какой-то подлец выхватил из моих рук музыкалу, прервав тем самым веселую мелодию.
И в тот же момент сознание отказалось меня покидать. Оно осталось со мной с дикой болью в глазах. Но даже эта боль была несравнима с тем, что было до нее.
Я пошатнулся от неожиданности и выдал такой вздох облегчения, что ведущие меня под руки остановились и испуганно уставились на меня, по всей вероятности, решив, что я уже испустил дух.
Два силуэта расплывались у меня перед глазами синими пятнами, и я понял, что это, по всей видимости, старшие ученики.
— Все в порядке, мне уже лучше, — выдавил я.
— Что с тобой случилось? — спросил взволнованный женский голос, и я наконец-то смог сквозь красную пелену увидеть красивое лицо девушки, встреченной мною на площади.
Я судорожно вздохнул и часто заморгал, пытаясь хоть как-то прогнать с глаз красную пелену и приобретая взамен троекратно усиленную головную боль.
— Да вот… стою смотрю на этот ваш непонятный цветастый комок… Кстати, вы вообще думаете, что делаете? Я же чуть не ослеп! Вы ведь говорили, что первое испытание не опасно, а тут такое… — Я задохнулся от переполнившего меня возмущения.
Что удивительно, я совершенно не понимал, что за чушь несу, и уж тем более никак не мог заставить себя замолчать до того момента, пока у меня не иссяк воздух в легких.
Девушка подозрительно посмотрела на меня и произнесла на удивление спокойным и тихим голосом:
— Ты шутишь?
Я прервал свою совершенно глупую тираду и удивленно уставился на нее.
Она пристально смотрела в мои красные и слезящиеся глаза до тех пор, пока я опять не пошатнулся и не оперся на стоящего очень кстати рядом парня.
— Э, да ты совсем плохой. — Она повернулась к парню, терпеливо державшему меня под руку. — Отведи его в кабинет Мастера Ромиуса, он разберется с этим «чудом» сразу после того, как закончит здесь.
У меня такое чувство, что она хотела сказать какое-то другое слово. С чего бы это?
Она повернулась и быстро пошла в направлении, противоположном тому, в котором меня потащил парень.
Я проводил девушку все еще мутным взглядом и перевел его на ведущего меня под руку парня. Такие же, как у меня, темные волосы, только начинающая расти бородка и смешливые глаза. В общем, самый обычный парень, не считая того, что он принадлежит к лучшим ученикам Академии, о чем свидетельствует темно-синий оттенок ливреи (это я на тот случай говорю, если вы этого еще не запомнили).
— Да ладно, — сказал я, отстранившись, — сам дойду, ты только дорогу показывай. Как тебя зовут, а то как-то неудобно…
Парень улыбнулся:
— Ник.
— А меня Зак, — сказал я. — Очень приятно.
Больше ничего я сказать не успел, потому что мы подошли к входу в башню. Огромные двери казались такими же незыблемыми, как и сама башня. Однако, как только до них дотронулся мой провожатый, они на удивление тихо и мягко отворились, открыв моим глазам длиннейший коридор.
Ник зашел и поманил меня за собой. Я немного задержался, неожиданно осознав, что впервые в жизни вхожу в Академию Ремесла. Считалось большой честью попасть в нее, не являясь учеником или Ремесленником. Разве что наш правитель да специалисты из других стран могли войти в эту башню, да и то по специальному приглашению.
Я ступил на ковер и почувствовал, что ворота за мной так же тихо закрылись. Если бы не легкое дуновение ветра в спину, я бы вообще этого не заметил.
Мы пошли вперед по коридору, а под нашими ногами тихо шелестел золотой ковер. Похоже, Ремесленников мания золотого цвета тоже не миновала.
Каменные стены коридора угнетали. Мы проходили мимо множества однотипных дверей, и я быстро заскучал от монотонности окружающей нас обстановки. И чего такого особенного в этой башне, спрашивается? Подумаешь, высокая…
Мой провожатый, кажется, не желал общаться, да и у меня все еще жутко болела голова. Оставалось только смотреть по сторонам. Над нами светили самые обычные лампы, работающие на «магах», но я присмотрелся внимательнее и скоро заметил, что лампы не совсем простые. Они светили таким образом, что мы совершенно не оставляли теней. То же самое касалось и прочих предметов: изредка встречающихся ваз и красивых золотых доспехов. И это при том, что лампы попадались через каждые десять метров! Одна такая лампа как бы обволакивала светом весьма приличную площадь.
Мы подошли к какой-то двери, с виду ничем не отличающейся от прочих, и она, опять-таки моментально, открылась только от прикосновения Ника.
Когда я прошел вслед за ним в дверь, передо мной оказался приличных размеров зал, на полу которого на равном расстоянии друг от друга стояли круглые платформы высотой около двадцати сантиметров. Все они были покрыты золотом, как и большинство вещей, созданных Ремесленниками.
Это были знаменитые телепорты!
Телепортами пользовались только в стенах Академии, и узнал я их только по рассказам, неизвестно как просочившимся за стены этого учебного заведения. Кто-то из Великих Домов, помнится, жаловался, что можно было бы оснастить этими телепортами весь город, но Академия ревностно охраняла свои секреты и не собиралась делиться ими ни с кем.
— Это мне… туда? — спросил я, с некоторым страхом глядя на круглую платформу, которая засветилась, едва к ней подошел мой проводник.
Мое опасение легко понять, если знаешь принцип действия телепортов. Я его, понятное дело, не знал, но кое-что об этом слышал, и это кое-что мне совершенно не нравилось. Чего хотя бы стоит теория, по которой телепорт разбирает человека на мелкие кусочки, а потом собирает его в другом месте. Мне категорически не улыбалось быть разобранным на мелкие кусочки. А вдруг потом что-нибудь не так соберется?
Ник понимающе улыбнулся:
— Небось вспомнил одну из теорий, распространенных в городе?
Я согласно кивнул.
— Можешь расслабиться, все они довольно далеки от правды. Более того, скажу по секрету, большинство из них Академия распространяет сама. — Он предупреждающе поднял руку: — Не спрашивай, просто у Академии своя очень сложная политика. Я могу дать тебе слово, что ничего страшного в телепортации нет. Тебя не расщепит на атомы, и не будет никаких твоих копий.
Хотя я понятия не имел, что такое «атомы», да и о «расщеплении» лишь смутно догадывался, я ему все же поверил. Как тут не поверишь, ведь Ремесленники никогда не лгут… во всяком случае, так многие считают.
— Что мне делать? — как можно бодрее спросил я.
— Просто встань на этот светящийся круг, а когда попадешь в другое помещение, тут же сойди с него.
Я послушно встал на телепорт и, естественно, моргнул, слегка ослепленный светом, идущим от платформы. Едва моргнув, я с удивлением понял, что уже телепортировался. И оказался в обычном с виду кабинете, строгого стиля, со стеллажами книг вдоль стен, большим столом и парой кресел посередине. Единственным источником света был маленький огонек, висящий под потолком. Окон в этом кабинете почему-то не было.
Я так засмотрелся, что чуть не забыл сойти с телепорта.
Едва я отошел, во вспышке света появился Ник.
— Предупреждаю сразу, ничего не трогай. А то превратишься в лягушку… случайно. Садись сюда, — он указал на здоровенное кресло, стоящее напротив стола. — И жди, когда придет Ремесленник Ромиус. А мне нужно присутствовать на принятии, оно еще далеко не закончилось.
Договорив, он так же быстро шагнул на телепорт и почти моментально пропал в легкой вспышке света. Почему почти? Ну, он, конечно, пропадал действительно быстро, но снизу-вверх… как будто стирался…
Я с опаской на цыпочках подошел к креслу и сел в него. Ничего не скажешь, оно оказалось невероятно мягким.
Хотя голова все еще болела, причем довольно сильно, я сосредоточился и решил обдумать, что же со мной все-таки сегодня случилось. Хорошо, что я кое-что слышал про эти испытания, а все благодаря Чезу. Он всегда делился со мной сведениями, которые по крупицам собирал годами. Он просто бредил Академией и знал о ней все, что только возможно узнать, не заходя в нее, а благодаря ему я и сам стал знать о ней ненамного меньше.
В первом испытании определяются сила и склонность к стихиям. Сначала выясняются общие способности, затем предрасположенность к стихиям, в зависимости от которой выделяется одна из четырех сфер. Потом измеряется сила, собранная грань «призмы» горит тем ярче, чем больше у человека силы. Естественно, каждый воспринимает свечение призмы по-своему. Нет ничего удивительного в том, что я увидел ее и даже умудрился собрать все четыре грани. Такое бывает довольно часто, это просто означает, что у меня одинаковая предрасположенность ко всем стихиям. Но вот то, что меня ослепило, остается загадкой. Ну не может у меня быть таких выдающихся способностей к Ремеслу, ведь даже записывая очередной музыкальный альбом, я в поте лица сижу перед музыкалой несколько дней подряд с перерывом на обед и ужин. Причем на те же самые действия, за исключением написания музыки, у Чеза уходит всего несколько часов. Если у меня столько силы, сколько показало испытание, то Чез тогда чуть ли не полубог. Хех, а смешно. Чез — полубог, вот умора.
Что меня больше всего волновало, так это тот факт, что я прошел по всему двору не один раз и, я совершенно уверен, никаких сгустков энергии не было. Это-то и есть самое странное…
Чтобы лучше думалось, я поудобнее устроился в кресле и сам не заметил, как задремал.
Типичный класс. За столами сидят маленькие дети.
У доски маленький мальчик с серьезным лицом декламирует:
— Мой дядя самых честных правил…
Разбудила меня яркая вспышка телепорта. Из нее вышел плотный человек в красной ливрее и с черным посохом в руках.
Посох был исключительной прерогативой Высших Ремесленников, потому что лишь они могли наложить соответствующие заклинания, да и никому, кроме них, посохи были просто не нужны. Они использовали посохи для более сложных заклинаний и, помимо этого, каким-то образом аккумулировали в них «маги». Посох в руках пришельца был сделан из черного дерева тувит, по слухам, растущего где-то в Шатере, и на нем были начертаны какие-то непонятные узоры. Я поневоле уставился на посох, потому что никогда еще не видел ничего подобного.
Посох этот человек тут же кинул в угол, и он завис там в вертикальном положении на равном расстоянии от каждой из двух стен и пола.
— Ну что ж, теперь поговорим с вами, господин как вас там, — весело сказал Высший Ремесленник, садясь во второе кресло.
Я перевел взгляд с посоха на Высшего Ремесленника Ромиуса. Я полагаю, его звали именно так. Он как раз вышел из тени, и я наконец смог его рассмотреть: длинные рыжие волосы ниспадали на весьма широкие плечи, ростом высок, лицо сразу располагает к себе, и весь его вид говорит — этому человеку можно доверить все, что угодно. Сразу на ум приходит какой-нибудь добрый дядюшка из дальней родни, который всегда рад помочь своему родственнику.
Он продолжил:
— Что вы скажете в свое оправдание?
Вот такого я совершенно не ожидал и удивленно застыл, глядя на Ремесленника.
— В каком смысле? — оторопел я.
— Вы стоите на площади, льете слезы и кричите неизвестно что. Есть ли у вас оправдание? — спросил он серьезным тоном, а в глазах его таилась явная насмешка.
— Да вот дай, думаю, повеселю Ремесленников. Стоите на площади, скучаете, а так хоть какое-то развлечение, — в том же тоне ответил я.
Ремесленник усмехнулся.
— Да уж, повеселил, ничего не скажешь. Я догадываюсь, что произошло на площади, — перешел он на серьезный тон. — А что ты сам об этом думаешь, что, по твоему мнению, произошло?
Ну что я мог ответить?
— И сам не знаю, — начал я. — Понимаете, я уже собрался уходить, когда вдруг увидел эту вашу призму. Она висела над двором и была настолько изуродована каким-то извращенцем, что мне ее стало просто по-человечески жалко. Настолько, что пришлось мне выделить все четыре цвета. Кто же знал, что они начнут светиться так ярко…
Ремесленник молча кивнул, явно ожидая продолжения.
— Ну, и все… у меня резко заслезились глаза, а дальше вы видели.
— И все-таки что ты об этом думаешь? — спросил он снова.
— В общем-то, ясно. То, что я смог собрать все четыре грани, указывает на то, что у меня одинаковая предрасположенность ко всем стихиям…
Ремесленник согласно кивнул.
— А касаемо ослепления… об этом я ничего сказать не могу, но зато могу добавить, что есть во всем этом одна странность. Я несколько раз проходил по двору и не видел в воздухе никаких магических призм. В этом я абсолютно уверен.
Ремесленник удивленно приподнял одну бровь.
— Значит, так, да? — задумчиво произнес он. — А что ты делал в тот момент, когда увидел головоломку?
— Ничего особенного, шел мимо вас и слушал музыку.
— Музыку? Интересно, и что именно?
— Да обычную композицию, — неуверенно ответил я.
— Какую композицию? — подавшись вперед, спросил он.
Пришлось признаться, что свою собственную.
— Интересно, — повторил он. — Значит, так, наш разговор останется сугубо между нами. Испытания тебе проходить бесполезно, потому что ты их все равно не пройдешь…
— Как это?! — обиженно вскрикнул я.
— Очень просто, у тебя нет силы. Вернее, есть, но немного, чуть больше, чем у среднего человека, но много меньше того, что требуется для прохождения испытания. Так что в чем-то ты прав, ты действительно одинаково расположен ко всем стихиям, но способности твои настолько средние, что ты не должен был не то что собрать, но даже увидеть «призму». Однако сейчас это не важно, потому что я тебя все равно зачислю. С твоим случаем стоит разобраться, а на первых порах обучения недостаток силы можно списать на простую нехватку умения. Если тебя о чем-то будут спрашивать, то ты можешь смело отвечать, что все испытания прошел, а какими именно они были… это сугубо личное дело. Испытания у каждого свои, и многие не любят про них вспоминать…
Что же это за испытания такие?
— …В общем, пока ты можешь отправляться домой, а завтра, в конце учебного дня, тебе придется еще раз зайти ко мне, чтобы мы в спокойной обстановке и на свежую голову обсудили все, что произошло на площади. Если ты не знаешь, то меня зовут Мастер Ромиус Никерс.
Я и так от растерянности не знал, что сказать, но когда он произнес имя своего рода, я удивился так, как еще в жизни не удивлялся.
— А…
Ромиус смотрел на меня:
— Ты что-то хочешь сказать? И, кстати, назови наконец свое имя. Не стыдно тебе? И чему вас только в школах учат?
— А… Закери… Закери Никерс, — еле выговорил я.
В комнате повисло молчание.
— Ты случаем не с тетей Элизой живешь? — поинтересовался он.
— С ней, — радостно сказал я.
— И как там поживает моя сестренка? — улыбнувшись, спросил Ремесленник Ромиус Никерс, или, проще говоря, мой дядя.