Часть третья
Охота
Снова за окнами белый день,
День вызывает меня на бой.
Я чувствую, закрывая глаза, —
Весь мир идет на меня войной.
Группа «Кино». Песня без слов
Плащ и маска неофита делают его внешне одним из многих одинаковых. Серп-меч и щит аколита привычно оттягивают пояс. Гладкое дерево посоха пастыря ласкает прикасающиеся к нему пальцы…
Это было слишком обыденно. Келья наставника, новенький дубовый посох просто был передан из рук в руки. Но Дагарикс ничего другого и не ждал. И это лишний раз убедило его самого, что он готов. Это неофитам, аколитам нужен ритуал, таинство. На самом деле жизнь гораздо проще. Ты просто переходишь определенную черту, за которой уже не можешь быть прежним. Иногда ты это видишь, иногда нет. А наставник не дает никаких сил или власти. Он либо открывает глаза на твою новую сущность, либо подтверждает знание о ней. И все же слова прозвучали:
– Ты познал себя, познал Мир. Теперь неси свое знание тем, кто пока еще слеп. Ты не владыка, ты – пастырь. Ты не можешь приказывать, ты должен направлять тех, кто готов, но не знает как. А мне больше нечему тебя учить.
И в этот момент Дагарикс склонил голову – не потому, что так положено, а по велению души.
– Ты навсегда останешься моим наставником.
– Дитя мое. – Старый пастырь обнял его. – Я знал, что ты скажешь это, я знал, что ты – мой величайший успех. Если завтра меня не станет, горечь не будет моим последним чувством. Я нашел того, кто встанет на мое место, кто пойдет дальше меня, а значит, Круг не обеднеет духовно, а лишь обогатится.
– Ты все еще сожалеешь об отступнике?
– А ты нет? Это тоже мое дитя. Он заплутал в рассветном тумане, сражается с тенями, не слышит зова истины, не замечает, сколько всего разрушил на своем пути. Мне ли не плакать о его потере? Архангелы совратили его коварством своих речей, внешним блеском показной доброты. Ослепленный этим блеском, он не видит, что идет во Тьму.
– Так вот почему на самом деле мы охотимся за ним?
– Да, дитя мое. Для аколитов сойдет правда о показательном наказании. Но пастырь должен понимать, что отступившему от Света вдвое легче катиться по дороге Тьмы. Но горе станет его спутником. Поэтому лучше ему умереть сейчас, пока он во тьме непонимания по щиколотку.
– Я понимаю, – задумчиво сказал Дагарикс, и он действительно это понимал сам.
– Но сейчас не он наша первая задача.
– Я слушаю.
– Как ты думаешь, какой из городов Воинства Небесного, имеющий прямой портал на Луну, проще всего захватить?
– Мое мнение – Киев. Рим и Византий стоят посреди владений Воинства, а Киев на самой границе с нашими. К тому же, по моим прикидкам, гарнизон там самый слабый.
– Я тоже так думаю, – согласился наставник. – Древние боги… Посмотри, какая шутка судьбы. Простые смертные не знают, что древние боги на самом деле были величайшими из высших, теми, кто творил планеты. Они думают, что мы поклоняемся этим богам, а мы всего лишь чтим их, как тех, кто достиг вершин самосовершенствования. Просто ставим в пример своим братьям и низшим. Первым городом, где собрались культы практически всех из них, был Рим, вторым – Византий. А потом эти города стали опорой Воинства Небесного. Пастырь Олег заложил основу третьего в Киеве, когда мы лишились первых двух. Аколит Святослав продолжил его дело. Его сын, аколит Владимир, довел до конца, собрав культы всех богов в одном городе. А потом архангелы совратили его, он стал отступником, а Киев – третьим столпом извращенного христианства, которое проповедовало Свет, но творило Тьму. Пришло время нам вернуть свое.
– Но ведь и мы верим в путь Христа. Почему же Воинство Небесное так ненавидит нас? Почему нам не объединиться? Почему не вычистить вместе скверну из их рядов?
– Рыба гниет с головы. Скверна охватила верхушку Воинства. Мы дали им шанс. Но подумай о другом. Есть другое Воинство – Иерусалимское братство. Те, кто хранит в чистоте идеи христианства, да, кстати сказать, и не только. Во всех мировых религиях, переживших тысячи лет, сквозят эти идеи. Почему Иерусалимское братство не видит в нас врагов, а Воинство Небесное постоянно стремится их уничтожить? Почему арабы, враги христианства, всегда приходят на помощь Иерусалиму, жертвуя своими воинами?
– Они…
– Не спеши с ответом. Мы обсудим это, когда ты вернешься. С тобой пойдут двадцать пастырей, три сотни аколитов и неофитов. Воинов возьми, сколько посчитаешь нужным. Киев должен быть захвачен любой ценой. Такова воля Круга…
Такова воля Круга. Струи стекали по капюшону, плащу. Теплый весенний дождь – он словно бы не касался посоха. А может, посох впитывает стихию, несущую жизнь всему, что растет. Дагарикс смотрел на приземистые стены укреплений Киева, следил за часовыми, ходящими от башни к башне, слушал их перекличку. Наивные, заблудшие люди. Римское унижение не забыто. И как радует то, что на готовую разразиться ночной грозой битву Дагарикс смотрит не как на возмездие за свои обиды, а как на печальную необходимость. Грядут перемены, и Круг должен получить путь на Луну. В доменах началась междоусобица. Из Бремена поступили вести об охоте на зеленых. Кажется, одного даже убили – того самого воина, которого Дагарикс видел мельком, но успел проникнуться симпатией. Жаль, он был наиболее близок к тому, чтобы увидеть пути Круга и принять их сердцем.
Сзади бесшумно подошел служитель-воин в камуфляжном костюме. Круг всегда использовал полезные изобретения обычных людей, особенно военные: ведь простые любят и умеют воевать. Ни один шорох не выдал воина, но лес показал его Дагариксу уже давно.
– Я слушаю, – не оборачиваясь, сказал молодой пастырь.
– Второй батальон на позиции, – доложил служитель. – Подкрались под самые стены. Эти слепцы нас не заметили.
– Ждите сигнала, – приказал Дагарикс. – И передай всем: меньше штыков, больше пуль. Лишние жертвы собственного геройства мне не нужны. Мы должны взять город.
– Возьмем, отец.
– Берегите себя.
Все же обращение «отец» было для Дагарикса непривычным, но слух не коробило. Итак, еще пять минут – и начнется. Он и двадцать пастырей – последний резерв. Дай бог, чтобы вмешательства не понадобилось. Если в бой вступят пастыри, значит, потери уже превышают две трети. Столько жизней… это тяжело.
– Первая полусотня – вперед, – приказал он.
Пять десятков фигур отделились от леса, заскользили к стене, почти стелясь над землей. Десяток аколитов и четыре десятка неофитов.
– Вторая полусотня – в обход, в поддержку второму батальону. Пока первый не завяжет крестоносцев полностью, сидите, как мышь под веником.
Не шелохнулась ни одна травинка. Обычный человек не разглядел бы перемещения друидов в лесу. Даже верхняя часть лица, покрытая маскировочной раскраской в зелено-коричневых тонах, не выдавала их белизной кожи.
– Снайперы на изготовку.
И тут же каждый из крестоносцев на стене был взят на мушку. Первую стену надо пройти без шума. Основные силы Воинства сосредоточены в детинце. Сегодня будет использован весь боезапас северных областей. Делать патроны к автоматическому оружию – процесс долгий, так что плохо будет, если все это зря.
– Начали, – выдохнул Дагарикс.
И тут же стража на стенах исчезла. Звук выстрелов из винтовок с глушителями затерялся в шуме дождя. Служители взлетали на стену под действием магии неофитов, пригибаясь, бежали вниз. Все еще ни одного звука не нарушило покоя ночного Киева.
– Третья, четвертая полусотни – отрезать мирных жителей от детинца, – приказал Дагарикс. – Остальные – продвигаемся вперед. Держимся наготове.
Зеленая волна перелилась через стену и разлилась по улицам спящего города. Пастыри шли в тылу. Их время не пришло. В охране три десятка служителей – лучших. Негоже, если столь великие силы будут пущены в ход раньше времени. Но троих, сидящих на корточках в тени одного из домов, они не заметили. Вот она, беспечность охраняемых. Трое крестоносцев класса кинжал легко отвели глаза простым смертным, а пастыри слишком мало смотрели по сторонам. Атака была молниеносной. Один пастырь свалился от удара кинжалом под левую лопатку, не успев и пикнуть. Только он преграждал путь убийцам к Дагариксу, и двое других, перепрыгнув через падающее тело, устремились к тому, в ком безошибочно опознали главного. К счастью для друидов, их навыки ограничивались умением отводить глаза, взламывать замки и варить яды, смертельные даже для высших. В открытом бою они не стоили ровным счетом ничего.
Дагарикс вскинул посох и встретил первого тычком в лицо. Второй метнул кинжал за миг до того, как охрана подняла его на штык-ножи. Дагарикс легко отбил оружие. С троими крестоносцами расправились быстро и без лишнего шума. Но хранить тишину и дальше не было смысла. Впереди ночь прорезала автоматная очередь.
– До детинца не дошли, – тихо сказал Дагарикс.
Воинство Небесное поняло, что его атакуют, и ответило быстрым контрударом.
– За небом следите, – приказал Дагарикс автоматчикам охраны. И вовремя. Вверху уже кружились еле заметные силуэты. Пока это были простые ангелы. Но скоро и архангелы появятся.
Впереди заговорил крупнокалиберный пулемет. Значит, крестоносцы уже развернули войска в боевое построение. Быстро. До сих пор все атаки гасли на этом этапе, но тогда наставник Дагарикса еще не изобрел огнестрельного оружия, способного убивать высших. Тогда архангелы своими телами прикрывали низших от града пуль, а в рукопашной крестоносцы давили числом. Если Воинство Небесное не вынесло уроков из бременских похождений отступника, сейчас будет так же, и лучшие бойцы лягут первыми. Собственно, на это и был весь расчет. В рукопашной для большинства аколитов архангел – очень неудобный противник, да и ангел, а этого добра здесь не меньше тысячи.
Дагарикс подозвал к себе одного из аколитов:
– Мне надо видеть, что творится.
Аколит молча кивнул и перекинулся в филина. Дагарикс прошептал простенькую формулу общего взгляда. Двое пастырей поддержали его, потому что в этот миг его собственные глаза ослепли. А видел он то же, что и филин.
Продвижение первого батальона было остановлено. Служители забаррикадировали улицы чем могли и отстреливались.
– Третий батальон и пятая с шестой полусотни – вперед, – приказал Дагарикс.
У крестоносцев было гораздо больше народу, так что они могли себе позволить устилать трупами путь на баррикады. Сверху огромными стервятниками падали ангелы. Несколько баррикад были ими прорваны. Подошедшие бойцы третьего батальона не могли уже никого спасти. Пусть до рукопашной дорывались едва ли двое из десятка ангелов, но, дорвавшись, они уничтожали всех вокруг. Даже автоматическое оружие не могло поставить низших, хоть и обученных друидами, в один ряд с высшими, пусть и самыми слабыми.
Первая полусотня попала в окружение. Аколиты схлестнулись с архангелами, неофиты за их спинами били «кулаками ветра» по пикирующим ангелам. Шестая полусотня прорвалась к ним, как раз когда трем ангелам удалось упасть прямо в толпу неофитов. Засверкали мечи, творя свою кровавую работу. От полусотни осталось меньше десятка. Налетевшие аколиты шестой просто смели троих ангелов.
И тут словно бы земля разверзлась, поглотив обе полусотни.
– Херувим! – услышал он крик совсем рядом. – Мы не успели!
Да, весь план полетел к чертям собачьим. Предполагалось, что, когда херувим вступит в бой, большая часть крестоносцев и Воинства Небесного будет уничтожена. А там и его толпой удастся угомонить. Но вот он, херувим Киева, кружится вверху, там, где его может разглядеть лишь пастырь, но магические удары направляет точно.
Вот оно, слабое место в плане друидов, и, как всегда, если неприятность может произойти, в такие моменты она произойдет обязательно.
– Пятеро пастырей, заблокируйте его, – приказал Дагарикс.
Теоретически пастырь мог справиться с херувимом, но это должен быть кто-то из Круга. Простые даже не знают, с какой стороны подступиться.
– Полчаса продержаться, – тихо сказал Дагарикс, в корне пресекая панику.
Уже в пяти местах служители сошлись с крестоносцами врукопашную. Войско друидов таяло, как весенний снег. Ошметки первого и третьего батальонов держались из последних сил. Но Дагарикс видел, что на стенах детинца уже мелькают плащи второй полусотни. Их попытались сбросить, аколиты стали спина к спине. Похоже, только херувим знал, что, пока крестоносцы пытаются задушить два батальона друидских служителей, их самих отрезают от тылов.
Дагарикс заметил посланца, который бежал явно за подмогой. Все правильно: если сейчас из детинца выйдет весь гарнизон, друидов раздавят. Но навстречу крестоносцу со стены спрыгнул аколит. Простой низший ничего не успел сделать – даже крикнуть у него не получилось. Серп-меч снес ему голову легко. Ворота открылись, но вместо вожделенной подмоги оттуда вывалились воины в камуфляже. Зажатых в узких улицах крестоносцев и архангелов косили пулеметные и автоматные очереди. Многие погибли, попав под перекрестный огонь. Остальных оттеснили к центральной площади. И здесь все смешалось в страшной рукопашной. Патроны кончились, оставались только мечи.
Аколит в облике филина спустился ниже, чтобы разглядеть, не пора ли вводить в бой пастырей. Он не заметил, как херувим вырвался из-под опеки и ринулся к земле. Пропустил он и свист булавы, удар которой превратил ночную птицу в комок окровавленных перьев, быстро несущийся вниз и принимающий облик сильно искалеченного человека.
Из Дагарикса этот удар вышиб сознание – побочный эффект смерти того, с кем ты разделил взгляд.
Он не знал, что заставило его прийти в себя. Может, падение, а может, надоедливый стук автомата над ухом. Может, крик умирающего человека. Что было, пока он провалялся без сознания? Его куда-то тащат, а вокруг пахнет смертью. В ушах стучат слова: «Любой ценой, любой ценой»
– Киев будет взят, – шепчет он пересохшими губами.
– Какой Киев, отец? – Испуганный голос. – Мы разбиты, раздавлены!
– Что случилось?
Глаза залила кровь и уже успела запечься. Дагарикс с трудом приподнял веки. И вовремя. Его опять бросили. Тащил его последний стражник, а следом неслось что-то ужасное. Словно стальная машина. Служитель припал на колено, разряжая в чудище, размахивавшее двумя двуручниками, весь боезапас. Автомат щелкнул и затих. Пробитое навылет десятками, сотнями пуль существо неслось вперед, меся грязь, в которую превратила землю его собственная кровь. Отбросив АК, служитель выхватил пистолет, словно тот мог помочь. Две обоймы ушли в никуда, а потом гигантскими лопастями сверкнули мечи – и последний телохранитель пал.
Дагарикс вскочил на ноги. Он видел, как движется существо. Узнал: крестоносец класса таран. Такое остановить невозможно. Он прыгнул назад, а потом вверх. Птичье обличье пришло само. Мечи чудовища уже не достали друида. Как же такое могло произойти, что победа обратилась поражением?
Трое крестоносцев, сгибаясь под тяжестью стали, тащили латы. Латы, абсолютно бесполезные в бою. Броня толщиной в большой палец взрослого мужчины – кто способен ее даже поднять? Четвертый волок по земле два двуручных меча в рост человека. Все это снаряжение было сброшено у ног херувима. В бою досталось и ему. Последняя горсть крестоносцев и архангелов уже потеряла надежду. Лишь херувим был по-прежнему уверен в себе. Опираясь на булаву, он смотрел в упор на щупловатого юнца. На принесших снаряжение бросил мимолетный взгляд.
– Вашими стараниями город будет спасен! – Всего несколько слов, но сердца низших буквально запели. Завораживал сам тембр голоса, и уже не столь важно было, какие слова произнесены им.
Щуплого юношу начали обряжать в неподъемные латы. Он буквально тонул в них. Не поддерживай его два архангела – он упал бы, еще когда кольчуга тройного плетения опустилась на его плечи. Прочие смотрели на него с уважением. Они знали: худоба – следствие аскетической жизни. И сейчас все надежды возлагались на то, что аскеза даст свои плоды.
– Ты готов, сын мой? – спросил херувим, когда забрало шлема опустилось.
– Да, отче. – Стальные пластины глушили голос.
– Послужи Воинству Небесному против ереси и схизмы, против поганства языческого, благословляю тебя.
Под шлемом глаза юноши вспыхнули двумя черными огнями. Тело словно бы раздулось, заполняя доспех. Он поднял двуручники легко, как перышки, и легким шагом направился туда, где его братья из последних сил сдерживали натиск друидов. Он знал, для чего создан. Рубить, убивать, пока последний враг не упадет замертво. Его не остановят. Дух ведет бренную плоть. Его могут разрубить на части – пока доспехи держат эти части вместе, он будет сражаться. Пробитое сердце, раскроенная голова – мелочи, не стоящие внимания. Он – воин класса таран, и как таран, он разбросает врагов, пройдя сквозь их ряды. Лишь когда последний друид упадет замертво, умрет и крестоносец. Не от ран, а потому что дух в одной яркой вспышке сжег бренную плоть. Но гибель во имя Воинства Небесного сладка и приятна.
Громыхающее сталью чудище вломилось в ряды друидского войска. Теснота не мешала ему орудовать двумя двуручниками, которые вертелись так, что лезвий не было видно – лишь сверкающие круги. Аколиты окружили его, попробовали остановить. Но серпы-мечи не могли пробить толстой брони, а вся ловкость не спасала лучших друидских бойцов. Чудовище было быстрее. И воины в зеленых плащах и масках гибли. Неофиты успевали сотворить не больше одного заклинания, да и то не действовало. Корни, опутывавшие ноги крестоносца, рвались, как гнилые нити. Отчаявшиеся друиды бросались в бой в полузверином обличье. Мечи не могли пробить их шкур, но сила ударов была такова, что кости не выдерживали.
И тогда вперед вышли пастыри. Дагарикс все еще без сознания. Никто не помнил, кем был отдан приказ отступать. Пастыри, как истинные отцы, могли только умереть за своих духовных детей, задерживая монстра и давая прочим возможность отойти.
Дагарикс не видел их смерти. Когда он пришел в себя, бой, по сути, был закончен. Он летел над городом, видел, как разбегаются его воины. Собственно, это уже не войско. Осталась едва ли одна десятая тех, кто пришел под стены Киева. Дагарикс увидел троих выживших пастырей. Они шли в сторону чудовища. Шли, чтобы умереть, давая прочим еще несколько драгоценных секунд. Драгоценных, но бесполезных.
Дагарикс приземлился перед ними.
– Хорошо, – просто сказал один из них – кажется, тот, кто запаниковал первым при появлении херувима. – Вчетвером продержимся дольше.
– Приказ был взять Киев любой ценой, – осадил его Дагарикс.
– Брат, нет такой цены. Мы были взвешены и найдены слишком легкими.
– Есть, – ответил Дагарикс, как в омут головой бросился. – Последняя черта.
– Охотник, – произнес самый старший из пастырей. – Но кто решится им стать?
– Я. И мне нужна жизнь одного из вас. Время уходит, решайте.
– Подумай, брат, – прошептал самый старший. – Один из нас лишится жизни, но мы и так уже мертвы. А ты лишишься души. Стоит ли оно того?
– Стоит. Это не просьба, а приказ. Кто?
– Я. – Тот, что запаниковал, шагнул вперед. – Я самый молодой, для Круга это наименьшая потеря.
Все правильно, наименее ценный жертвует собой.
– Прощайте, братья, – сказали двое других пастырей в один голос. Они теперь выживут. Чудовище крестоносцев громыхало уже рядом. Самый молодой друид распахнул плащ.
Страшный кровавый ритуал превращения пастыря в охотника. Пути назад не будет. В любой битве есть этот последний шанс на победу. Но мало было рискнувших им воспользоваться. Рука Дагарикса превратилась в звериную лапу. Он ударил молодого пастыря под солнечное сплетение и одним движением вырвал сердце. Двое других отвернулись. На этот ритуал смотреть неприятно и больно.
Дагарикс вонзил зубы в еще трепещущий комок плоти. Все, обратного пути нет. Чудище выбежало на улицу, где стояли двое пастырей и охотник. Оно еще не знало, что друиды бросили на свою чашу весов последнее, что у них было, и теперь у Воинства Небесного нет шансов…
* * *
Орсо загнал обойму в «магнум» и бросил его Гюрзе:
– Три патрона, – прокомментировал он. – Хорошо уходили, корни и крона!
– А к «сорок седьмому»? – деловито поинтересовалась она.
– Семнадцать штук. Пыль под ногами друида. На огнестрелку можно не рассчитывать.
– А может, где можно боеприпасами разжиться?
– Ага, подойти к друидам и попросить.
– Шороху мы навели неплохо, да? – Она тихо рассмеялась. – И ушли, как вода между пальцами.
– Вот только в ближайшие год-полтора я бы в Бремен не совался.
– А где ты так патронами затарился?
– Где затарился – там уже нет. И вообще нам сейчас надо сидеть, как мышь под веником, а не корчить из себя древний спецназ. Ножом-саблей владеешь?
– И тем и другим получше тебя.
– Кто бы спорил, я – не стану. Вот это – самое громкое оружие, которое ты себе можешь позволить. Учитывая, какая на нас идет охота, шуметь я бы не советовал. Вот.
Хансер лежал пластом. Тайви сидела в стороне, безучастная ко всему. Орсо вдруг бросился к Хансеру.
– Тьфу ты, совсем из головы вылетело! Он же кровью истечет. Тайви!
Отклика он не дождался – начал сам колдовать над ранами.
– Ох уж мне эти несущие спокойствие, – тихо ворчал он. – Этот росчерк на груди – просто садизм какой-то.
– Это мой… – Гюрза хмуро отвернулась и, словно извиняясь, промолвила: – Увлеклась я. Он вроде бы сильнее меня, даже израненный, а тут такая возможность достать – ну и воспользовалась по полной, еще и кисть подкрутила. Потому и разруб такой страшный.
– Шрамчик будет ничего себе, – кивнул Орсо, деловито зашивая рану. Хансер от боли пришел в себя, но лежал тихо. Ни одного стона, ни один мускул не дрогнул. Только пот на висках выдавал напряжение.
– Увлеклась, – вдруг сказала Тайви с ненавистью в голосе. – Любишь убивать? Грязная беспринципная тварь! Из-за таких, как ты…
Гюрза встала и потянулась к кинжалу, глаза сузились, словно она уже видела Тайви в рамке прицела.
– Сидеть, – рявкнул сквозь зубы Хансер, и девушка отвернулась, скрипнув зубами.
Орсо закончил с его ранами, присел у костра.
– Нас от алтаря отлучили, – как бы между делом, все так же отстраненно сказала Тайви.
– Знаю, меня тоже, – отмахнулся Орсо. – Хорошо хоть Луи с Аркадией на Луне. Может, хоть их это минует.
– Из-за этого Лин-Ке-Тор и погиб, – заметил Хансер. – Да и нас с Тайви чуть не прикончили после этого.
– Я не просила меня спасать, – со злостью сказала Тайви. – Мог бы спасаться. Для меня смерть – лучший исход.
– Да уймись ты! – вспылил Орсо. – Думаешь только о себе! А ты не подумала, что с тобой мы Хансера на ноги дня за два поставим, а без тебя ему месяц валяться? А ты подумала, что портальные башни для нас сейчас закрыты и попасть на Луну мы можем, только прорвавшись по Небесной тропе? Умереть любой дурак сможет. Ты жить попробуй! После всего, что произошло, назло всем врагам! Они же этого и хотят – чтобы мы сломались, приползли на брюхе! И что тогда получится? А я скажу. Получится, что Лин-Ке-Тор погиб зря. Вот. Ты этого хочешь? Думаешь, тебе труднее всех?
– Орсо, что случилось? – спросил Хансер. – Ты же сам я уж не знаю на чем держишься. Словно удар ниже пояса получил.
– Так и было, черный, – хмуро ответил друид-отступник. – Так и было.
А перед глазами у него в который раз встала злосчастная ночь побега от друидов. Три тела позади. Два меча за спиной, два – в руках. Спасенный архангел бежит первым. А двое аколитов, которые привели его, еще не успели отойти далеко. Они выхватывают мечи, бросаются наперерез беглецам. Один бьет в глубоком выпаде. Архангел отпрыгивает назад, инстинктивно прикрывается рукой, и острие серпа-меча оставляет весьма характерный порез. Орсо его никогда не забыть: слегка изогнутый, тянется через все предплечье, заходя на тыльную сторону ладони. Вихрь боя. Один из охранников перекинулся в медведя. Орсо повалил его, но не убил. И тут архангел сказал, что все равно ему не уйти. А Орсо так кстати вспомнил, что часть тела, отсеченная от человека в зверином воплощении, так и остается звериной, сохраняя все свои свойства. В том числе и непробиваемость. Тогда он подумал: пусть одна друидская тварь помучается, чтобы выжил хороший человек, – и содрал с аколита шкуру живьем. Ту самую, что сейчас у него на плечах. Ту, что остановила пули из АК-47, прошедшие в трактире сквозь тело друидского служителя, которым Орсо прикрылся от остальных.
– Я – дерьмо, и меня в это ткнули носом, – сказал Орсо. Для себя сказал, не для других. И дальше говорил не для того, чтобы кому-то что-то рассказать. Просто все накипевшее распирало его, рвало на части. – Я встретил того, из-за кого решил бежать от друидов. Он специально пришел, чтобы убить меня. И рассказал немало перед смертью. Хотел поиздеваться напоследок. А ведь я знал, что архангелы предали домены. Лес об этом кричал, едва я ступил на Землю. Он хотел предупредить меня, а я все списывал на неправильное понимание. До последнего цеплялся за старые заблуждения. Пока они не вышли против меня во всей красе. Вот тогда я и понял, что все сказанное мне архангелом, когда он был в плену, не больше не меньше как дешевая пропаганда. Заманка для дурачков. Вот.
А на самом деле я имел предназначение. Это я должен был поднять одного друида на более высокую ступень развития, чем все, что доступно Кругу сейчас. Дагарикс его имя. Было об этом пророчество. Вот архангелы и решили ударить в корень проблемы, а друиды не поняли всей сложности ситуации. И вот теперь я у разбитого корыта, и Дагарикс скоро будет потерян. Вот.
Эта тварь мне все рассказала. Для него было большим сюрпризом, когда я покрошил его подпевал, до того как они успели мечи поднять. Он прыгнул на меня. А оба магазина уже пусты. И перезарядить не успею. Пришлось отбиваться прикладом. Архангел его чуть ли не в щепки расколол.
Но для меня это не страшно – даже простой неофит дерево назад срастить может. Я успел выхватить «магнум», ну и всадил ему в живот всю обойму. Добивать не стал. Он и так не жилец. А уж он перед смертью все выложил: и про план против меня, и про Дагарикса… Вот.
Так, черный, и получается. Я задницей чую: что-то не так было в моем посвящении несостоявшемся. Чего-то не сообразил я. Прочие – ладно, но Дагарикса я чувствовал неплохо. Тем более наш поединок о многом мне сказал. Это тот, помните, что дарклингов убил, – Дагарикс его имя. Даже Лин покойный сказал, что он – истинный воин. Будь ритуал посвящения такой мерзостью, он не пошел бы на это. Вот.
И от этого вдвойне обидно. Провели меня, поиграли и выбросили. Только если они думали, что я сломаюсь, – черта лысого. Теперь я со всего Воинства Небесного ответ требовать буду, пока они меня не прибьют. Вот.
– Герой, – проворчала Гюрза. – С перочинным ножом на строй тяжелой пехоты.
– Угомонись, – устало буркнул Хансер, и девушка опять притихла.
Все вновь замолчали. Тайви тихо встала, подошла к Хансеру и занялась его ранами, подправляя огрехи Орсо. Все-таки целительство – это была ее сила.
– Я другого боюсь, – тихо сказал Орсо. – Боюсь, охотников на меня спустят.
– Что за звери такие? – поинтересовался Хансер.
– Вот именно что звери и есть. Страшные твари.
– Странно, я не слышал о них.
– Немудрено. Друиды не любят о них говорить. Слышал древние мифы, скажем, о троянской войне?
– Краем уха. Знаешь же, я в древностях не силен.
– А подоплека всех их была такая, что однажды все другие планеты решили уничтожить Плутон. И ваши старцы, или как они там называются, пообещали свободу всем высшим, кто встанет на их стороне. Доменовцы посмеялись над этим, а зря. Так или иначе, у высших была озлобленность на тех, из-за кого они на Плутоне. Ну, короче, катились оттуда напавшие быстрее, чем туда. А высших ваши старцы выпустили – сдержали слово. Им же путь один был – на Землю. Многие сразу начали корчить из себя богов, детей богов и прочих высших существ. А там и до войн докатилось. Понятно, всем хотелось власти. Так вот, все, что в мифах низших объясняется вмешательством богов, на самом деле было действиями Круга. Как только кто-то из великих героев слишком зарывался, его устраняли. И поручали это охотникам. Один охотник вполне способен был вырезать высших отрядами.
– Так силен? – удивилась Гюрза.
– Суди сама: магия на него не действует, сила у него – как у слона. Единственное, что его удержит, – это заклятые серебряные кандалы. Форму тела меняет по желанию, так же, как и состав: кость, металл, камень… может принять облик любого зверя. И не только зверя. Один безобразничал в облике сфинкса. Не зря египтяне прозвали его отцом ужаса – поверьте, это еще мягко сказано.
– Сфинкса, насколько я помню, извели, – заметила Гюрза.
– Да, было дело. Охотники-то все равно смертные. Раны они заращивают в считаные мгновения. Сносишь ему голову – заживает сразу за мечом. Как извели сфинкса, я не знаю, способ нашелся. Как и горгону Медузу, и многих других. Один высший, Геракл – его друиды называли охотником за охотниками. А еще божьей карой. Но смогли убить и его. Вот.
– Быстро этих высших, как я посмотрю, угомонили… – Гюрзу рассказ, видимо, заинтересовал.
А вот Тайви с Хансером были все так же безучастны.
– Не всех, только воинствующих. Были и другие. Они жили тихо-мирно, обучали низших чему могли. Большинство христианских святых – это их последние ученики. Этих уже Воинство Небесное угомоняло. Те, кто не успевал укрыться в Иерусалиме, угомонялись фламбергом, а потом уже стряпалась для низших легенда.
– Если знал все это, какого же черта повелся на речи архангела? – фыркнул Хансер.
– Думал, это друиды их очерняют, – признался Орсо. – А теперь понял: правда все это. А еще чем страшны охотники – так это тем, что, если на одного из них попадет хоть капля твоей крови, он не успокоится, пока не убьет тебя, будь ты до того хоть братом на крови ему. Потому основное время их и держат в цепях.
Тайви вновь отошла от костра. На глазах слезы.
– Даже по-человечески его не похороним, – сказала она.
– О живых думать надо, – проворчал Орсо. – Мертвым-то все равно.
– Какие вы все бесчувственные! Он же другом вашим был! – воскликнула сильная верой.
– А что нам, волосы на себе рвать?! – вспылил Орсо. – Или крестовый поход на Рим объявить?! Он мертв! И стенаниями делу не поможешь! Он умер, чтобы мы прошли дальше! Чтобы восстановили его доброе имя! Поэтому возьми себя в руки! Думать надо, что дальше делать!
– Возможно, придется по Небесной тропе прорываться, – сказал Хансер. – Хоть шанс невелик. Я бы поискал другую портальную башню.
– Спи, – приказала Тайви. – Завтра все обсудим.
Она вытерла бежавшие ручьем слезы. Трудно сказать, что вывело ее из ступора: слова ли Орсо, или внутренний стержень, о котором я не раз говорил, но, благородные сеньоры, в руки она себя взяла.
* * *
Утром Тайви встала еще до восхода солнца. Долго возилась с ранами Хансера. Ее силы, истощенные до предела, восстанавливались медленно. И те крохи, которые появились за ночь, она истратила на то, чтобы хоть как-то облегчить его боль и ускорить заживление. Все ее манипуляции Хансер принимал, не меняясь в лице. Проснулся Орсо, сходил на охоту.
Гюрза встала последней, когда на костре в котелке уже булькала похлебка.
– Долго дрыхнешь, – проворчал Хансер. – Спали без задних ног. Никому в голову не пришло, что мы на вражеской территории и спать без стражи – непозволительная роскошь?
– Да чего ты все время к девочке цепляешься? – возмутился Орсо.
– Эта девочка способна тебя прикончить минимум тремя способами, не вставая, быстрее, чем ты скажешь «мама».
– Мало ли что она может. Она тоже человек.
– Ошибаешься. Человек умер бы в Бремене, а она – раб.
– Ты слишком жесток, – поддержала Орсо Тайви. Была она сегодня бледнее, чем обычно, глаза красны от слез.
– Я с Плутона, забыли?
– Да пошел ты, – огрызнулся Орсо. – Тогда и жрать сам будешь. Хватает сил жизнь человеку портить – хватит и к котлу доползти да ложку держать.
– Этим его не проймешь, – покачала головой Гюрза. – Его когда-то в болота загнали, где ничего съестного, дико изранили. Он там неделю без еды просидел, пока раны чуть-чуть не затянулись, а потом ночью вышел и перерезал всех, кто его сторожил.
Она говорила, а в глазах ее сверкали огоньки восхищения. Для того чтобы не заметить очевидного, надо быть либо убитым горем, как Тайви и Хансер, либо таким толстокожим бывшим друидом, как наш Орсо. Уж я бы сразу все понял: Хансер был ее кумиром. Подражание в одежде, оружии, да и эксцентричная попытка убить. Я уже молчу о том, как быстро она пошла на клятву, которую не каждый плутонец примет. Пошла, чтобы быть рядом с Хансером. И то, как яростно она сражалась за него против Воинства Небесного. Для этого одной клятвы мало.
– Какой ужас, – искренне сказала Тайви.
– Да не было у меня выбора! – воскликнул Хансер. – Убей или умри!
– Я не про то, – как-то жалобно сказала она. – Как ты, бедный, там жил.
– Хансер – бедный! – Гюрза рассмеялась. – Да он…
– Захлопни клюв! – взорвался Хансер. И тут же прерывающая нить стихла, поникла как-то. – Обход периметра лагеря. Три круга – сто, двести и триста метров. Обо всем подозрительном доложить, бегом!
Гюрза тут же метнулась к лесным зарослям.
– А мне какие приказы? – набычился Орсо.
– Да перестань ты, – примирительно произнес Хансер. – Что ты в самом деле, Медведь?
– Нет уж, тебя назначили старшим. Приказа никто не отменял. Так что с вашего разрешения, господин, я тоже сделаю обход. Места здесь лесистые, я их лучше всех знаю! – Под конец Орсо сорвался на крик.
– Медведь! – крикнул Хансер ему вослед, но Орсо уже последовал за Гюрзой. – Тьфу ты, пропасть. Тайви, помоги, пожалуйста, встать.
– Не стоит, – робко возразила она.
– Ты же слышала, что я за чудовище? Этим мне не навредишь.
– Не надо так говорить… – Она отвернулась и опять заплакала.
Хансер встал сам, превозмогая боль, подошел и обнял ее.
– Не плачь, малыш, ну не надо. Иначе я расплачусь. Ты же этого не хочешь? Я бы все отдал, чтобы умер не он, а я. Но этого уже не изменить.
Она подняла на него заплаканные глаза. И Хансеру вдруг подумалось, что все как тогда, перед дуэлью с де Марсо, повелевающим стихиями. Когда он понял, что любой посягнувший на этот хрупкий цветок против ее воли должен быть сметен. Предательница-память тут же подсунула то, что было потом, – их первую ночь. И кровь побежала быстрее. Хансер почувствовал, как в нем просыпается кто-то чужой, но до боли знакомый. Тот, кого он забил в глубину души, когда в жизни Тайви появился Лин-Ке-Тор. А она сейчас не способна сопротивляться, да и не будет. В ней до сих пор живо чувство вины. И все время он сам это чувство усугублял тем, что смирился с ее выбором. И вот Лин-Ке-Тора нет. Протяни руку, Хансер, и Тайви опять будет твоей…
Со стоном жуткой боли он отстранился. Это был стон пробудившегося зверя Хансера, которого человек Хансер схватил за загривок и пригнул носом к земле. О, он сопротивлялся, рвался. Но Хансер уже держал себя в руках. Тайви непонимающе смотрела на него.
– Что? – В голосе ее звучала неподдельная тревога.
– Раны, – хрипло ответил Хансер, отворачиваясь. В горле у него вдруг пересохло, так что слова не хотели лезть наружу. Он сел, отвинтил крышку фляги, долго пил, но это не могло потушить бушевавшего внутри пожара. Может, потому он не заметил наблюдателя в зарослях. Гюрза отползла назад, надела свою маску. Зачем? Может, чтобы никто не увидел, что и у нее глаза на мокром месте.
Тайви отошла к костру. Хансер незаметно достал нож. Зверь рвался с привязи, его надо было угомонить. Лезвие начало медленно, с проворотом, входить в ладонь. Боль стегнула по всему телу, отозвались раны. Проверенный способ: зверь затих. Но где же все? Словно издевательство какое. При всех ему будет легче держать себя в руках. Надо отвлечься. Вспомнить Лин-Ке-Тора – пусть тень друга встанет между Хансером и женщиной, которую он так желает.
Гюрза словно почувствовала его мучения – появилась как раз тогда, когда человек понял, что окончательно проигрывает звериному напору. Зверь, недовольно ворча, уполз в свою нору, сверкнув напоследок клыками. Мол, как ни сопротивляйся, верх будет за мной. Раньше тебе в подмогу были принципы. Но нет среди них такого, который запрещает взять одинокую женщину, которая не только не сопротивляется, а воспримет это как способ облегчить душевные страдания, забыться. Клинок Джино ди Басалетти обкорнал любовный треугольник, оставив ровно столько, сколько надо… Для чего?
Бок пронзила боль. Гюрза, проходя мимо, задела рану, нанесенную Элеонорой.
– Прости, мой господин! – Она тут же упала на колени, голос из-под маски звучал глухо. – Я так неуклюжа.
Да уж, если Хансера можно было сравнить с котом, то ее – со змеей, чье имя она носила. А настоящая гюрза может быть какой угодно, только неуклюжей быть не может по определению.
– Прекрати этот цирк, – чуть брезгливо произнес Хансер. – Поиграли – и хватит.
– Но я же всего лишь смиренная рабыня, готовая исполнить любое желание… – Маска глушила голос, делала его бесцветным, и никто не мог бы понять, сколько яда в словах Гюрзы.
Вышел из леса Орсо, окинул лагерь хмурым взглядом, задержал его на Гюрзе в смиренной позе.
– Тешишь самолюбие? – криво усмехнулся он. – Самые страшные испытания – властью и деньгами. Но и самые верные. Властью – ты уже не прошел.
– Медведь, иди сюда, – попросил Хансер.
– Зачем? Мне и здесь хорошо.
– Как скажешь.
Хансер сцепил зубы и поднялся.
– Орсо, что ты мучаешь его! – не выдержала Тайви.
– Тише, малыш, – успокоил ее Хансер. Шатаясь, он пошел к бывшему друиду. И с каждым шагом непреклонность уходила из взгляда последнего.
– Хочешь, – тихо спросил Хансер, подойдя вплотную и взглянув Орсо в глаза, – я отдам ее тебе?
– Зачем? – Повелевающий стихиями отшатнулся.
– За тем, что сдерживает ее только клятва. Сейчас среди нас, включая меня, нет способного ее остановить. А таланты ее нам жизненно важны. И чтобы спасти вас, я пожертвую любой плутонской мразью.
– Ею? Пожертвуешь? – Орсо кивнул на Гюрзу.
– И ею в том числе.
– А кем еще?
– Хватит! – рявкнула Тайви. Мужчины притихли. Она подошла, обняла Хансера, помогла ему сесть.
– Ты действительно медведь, неуклюжий и толстокожий! А ты, Хансер, запомни: хватит рисковать за меня жизнью. Что ты хочешь доказать, чего бы я и так не знала?
– Если бы хотел доказать, уже остановился бы. Я ничего не доказываю.
Прикосновения Тайви опять пробудили зверя. А она, видевшая многих насквозь, в случае с Хансером была слепа.
– Теперь прекратите этот балаган. Если хотим спастись, надо действовать. Ты, Медведь, поумерь свой пыл. А ты, Хансер, не забывай, что Гюрза – прежде всего человек, девушка в конце концов.
– Спасибо, но в защитниках не нуждаюсь, – вскинулась прерывающая нить.
– Замолчи и слушай. – Взгляд Тайви ее только что к земле не пригвоздил. – Нам надо попасть на Луну, в Зеленый замок. После этого Хансер освободит тебя.
– Сомневаюсь.
– Освободит. Так, Хансер? – Хан молча кивнул.
– Наконец-то хоть кто-то взялся навести порядок в этом киселе – нашем отряде! – Орсо расхохотался. – Так, так нам всем. Ты права, Тайви: чем пререкаться, подумаем, что делать.
– Небесную тропу я смогу открыть дня через три. Раньше, чем Хансер встанет на ноги, это бессмысленно. Но хватит ли у вас сил прорубиться по ней?
– Хватит ли у нас сил? – Гюрза хмыкнула. – Я видела, как мой господин разделал Элеонору Штальберг. Поучительное зрелище для всех несущих спокойствие.
– Это была случайность, – хмуро откликнулся Хансер. – Могло и не получиться.
– Да, свет моих очей, воистину случайность. А сколько из десяти собранных тобой на Плутоне амулетов принадлежало несущим спокойствие?
– Два, – признался Хансер.
– И он говорит – случайность. Завалил двух марсиан один на один.
– Одного, – поправил Хансер, – в спину, когда его мечи были в теле жертвы. Мне повезло. Второй я снял с его противника, моего наставника.
– Это будешь следственной комиссии доменов рассказывать, мой велеречивый господин. А нам поведай, куда делся брат убийцы твоего наставника, тоже несущий спокойствие.
– Многовато ты знаешь, – прошипел Хансер.
– Возможность убить меня за это ты упустил. Разъясни-ка, как у тебя это получается. Ни один несущий спокойствие не среагирует на падающий плащ как на врага. Да и когда ты выпрыгнул, реакция Элеоноры была странной. Словно она разрывалась между тем, что видела, и тем, что подсказывало чутье.
– Так и было, – признался Хансер. – Да, я не взял амулета учителя. Брат его убийцы поклялся прикончить меня. Может, умный и побежал бы, а я, дурак, решил добраться до него первым. Наставник рассказывал мне, как он может предвидеть в бою мои действия. Они формируются в голове, хоть и неосознанно. И соответственно оставляют отпечаток в каком-то ментальном поле, как он это называл. Он же чувствует это поле и четко реагирует на мои действия одновременно с тем, как я их произвожу, без какого бы то ни было временного зазора. И вот, когда меня прижало, мне пришло в голову: а что если в голове развивать атаку как кто-то другой, а тело пусть действует само? Есть такие приемы, которые настолько отработаны, что их помнит тело. Вот так я и убил того несущего спокойствие, так и лазурную стерву завалил. Но мне не удается вызвать это состояние раздвоения по желанию. Получилось лишь два раза. Элеонора и правда чувствовала, что падает не плащ, а я. И ее тело среагировало рефлекторно. Они, воспитанники Марса, слишком привыкли полагаться на свое шестое чувство больше, чем на прочие. Иногда это великая сила, например, бой в кромешной тьме для них не сложнее, чем на свету. Но если сбить их с толку, это же шестое чувство их подводит.
– Интересно, – пробормотала Гюрза. – Рефлексы, выработанные на то, что они видят, вступают в борьбу с рефлексами на то, что они чувствуют. Результат – замешательство. Просто и гениально.
– Только не экспериментируй с этим. Знала бы ты, как это непросто. А мне ты пока еще живой нужна.
* * *
Гальдрикс шел по улицам Киева. Народ не приветствовал друидов как освободителей. Им еще только предстоит оценить жизнь под опекой, а совсем не под властью Круга друидов. Улицы патрулируются служителями и аколитами. В детинце уже разместился двойной гарнизон. Никто не ожидал, что умиротворение города пройдет без сучка и задоринки. Но главное – прямой портал на Луну под охраной десяти пастырей, более чем сотни аколитов и тьмы неофитов. Любой прорыв через портал будет задушен в корне. Это победа, величайшая со времен падения Константинополя под ударами турок. Почему же на душе скребут кошки? Ты понимаешь, что совершил ошибку? Что продал за полновесное золото последний бурдюк воды посреди пустыни? А теперь тебя мучит жажда.
Проклятые слова: «Любой ценой». Жуткий бой, страшные потери. Он уже видел остатки войска, штурмовавшего город. Это не воины-победители. Даже если бы они перебили гарнизон, контратака из портала смела бы их. Какую же цену заплатил Дагарикс за победу? Гальдрикс не знал – по крайней мере, старался убедить себя в этом. Но проклятая проницательность пастыря!
Во дворе детинца его ждали двое уцелевших при штурме пастырей. Третий был прикован серебряными цепями к каменному столбу. Дагарикс. Растрепанные волосы, разодранная одежда, в глазах – безумие, он рвется, как дикий зверь. И тут спокойствие Гальдрикса дало трещину. Он бросился к человеку-зверю, обнял его, как сына. Да и был ему Дагарикс сын по духу. Это гораздо больше, чем плоть от плоти.
– Отец, – прорычала тварь. Сквозь безумие, заполнявшее взгляд, проступило осмысленное выражение. Из глаз старого пастыря текли слезы.
– Брат, осторожнее, – сказал один из уцелевших пастырей – Велемудр, кажется. – После боя он обессилел, так всегда бывает в первый раз, потому мы успели его сковать. Но он ведет себя не как обычный охотник. Придя в себя, он начал бесноваться. Не поранься. Капля твоей крови – и он убьет тебя.
– Он уже убил меня, – застонал Гальдрикс. Проклятая проницательность пастыря. Ты знал, знал все заранее. Вот цена! Лучший ученик! Тот, который должен был пойти дальше учителя, гордость, опора Круга, теперь он забрел в тупик, и выхода оттуда нет ни вперед, ни назад. Но что гнетет его?
– Отец, клятва жжет!
– Какая клятва?
– Я поклялся убить отступника.
Проклятье. Лодрикс-Орсо, он почти нащупал путь, он мог бы вернуться, а теперь выбор: вечное безумие Дагарикса или жизнь того, кто мог вернуться, а мог и не вернуться. Неисполненная клятва для охотника хуже попавшей на него крови. И то и другое – повод уничтожить любой ценой.
– Мне нужен портал в мои пещеры. Вместе с ним. – Он кивнул на нового охотника. – Быстро.
На открытие портала ушли все силы пастырей. Но Гальдрикс на это уже не смотрел. Они с Дагариксом оказались в темном сыром подвале. Низкая дверь, одно окошко под потолком, забранное решеткой. Протиснуться в проем могла бы разве что кошка. Один из узников сидел прямо под ним. Второй – прикован к стене, буквально распят на ней. Оба в серебряных цепях. Только у первого они гораздо длиннее, позволяют перемещаться по камере. Дагарикс сразу почувствовал в обоих существ, подобных ему. Подивился: как их кормят? Потом с удивлением, сквозь кровавую муть ярости, осознал, что и сам уже пару суток ничего не ел, не пил, а организм не испытывает никаких неудобств по этому поводу. Он словно бы берет все нужное прямо из воздуха, изменяя, как ему это надобно.
– Гальдрикс, – хриплым голосом проворчал тот, чьи цепи были длиннее. – Ты постарел. Теперь никто уже не поверит, что я живу дольше тебя на пятьдесят с хвостом лет. Ты опять в сомнениях?
– Их все больше, наставник. – Гальдрикс смиренно склонил голову.
– Какой я тебе теперь наставник? Не уберег тебя мой пример? Кого ты к нам привел?
– Он был моим учеником.
– Я знал. – Бывший наставник Гальдрикса рассмеялся столь же хрипло, как и говорил. – Он невменяем.
– Его гнетет клятва. Это ты тоже знал?
– Меня ведь ничто не гнетет. Да, знал. И Питон знал бы, если бы не его безумие. Гальдрикс, ты приходишь ко мне в последний раз. Скоро я тоже буду сожжен изнутри. Спрашивай, пока я в силах ответить.
– Как это – быть таким, как ты?
– Как это – вмещать в себя целую Вселенную? Ни одна плоть не выдержит этого долго. Ты лишился наставника, а теперь лучшего ученика. Какая тебе-то разница, как это? Ты ведь таким никогда не станешь. Слишком слаб для этого. Делай свое дело. А мы сделаем свое. Кого убить?
– Отступник. Его звали Лодрикс. Он ушел в домены.
– И несмотря на это, ты не хочешь его смерти?
– Змей, хватит, – взрыкнул прикованный к стене Питон. – Пусть он снимет с меня серебро – и я хоть херувима Римского ему разорву!
– Снимет, Питон, снимет. Так почему, Гальдрикс, почему твоя душа не лежит к этому убийству?
– Он начал чувствовать истинный путь.
Змей вновь расхохотался:
– Но Кругу не нужен еще один безумец-охотник, которого нельзя использовать. И вы отдаете ему отступника! Что ж, друиды мало изменились. Снимай кандалы, Гальдрикс, снимай ко всем чертям. Охотники вновь выходят на след!!!
– Вас поведет Дагарикс.
– Дагарикс? – Змей перевел взгляд на молодого друида, прикованного к каменному столбу. – Так его звали?
– Да.
– Это уже не он. Охотник Рысь, другого имени ему не надо. Снимай кандалы.
– Ты вернешься?
– Как всегда.
– Не так, наставник.
– Конечно, не так. Я был тюремщиком охотников, я видел, что они такое. Какая ирония – вот я сам в своей тюрьме. Ты унаследовал мое место. Я тебя слишком хорошо выучил, чтобы ты отпустил на свободу троих…
– Хватит речей, наставник.
– А я по ним так соскучился! Питон уже давно не собеседник.
– Просто скажи это!
– Клянусь, что вернусь, как только кровь, попавшая на меня, станет мертвой.
– Клянусь!!! – взревел Питон.
– Клянусь, – тихо прошептал охотник Рысь.
Серебряные кандалы пали. Змей повел плечами. По его коже пробежала рябь, превращая ее в чешую, потом – в камень, бронзу, сталь. Пальцы на миг стали острыми костяными шипами. Питон вдруг оброс шерстью, потом предплечья превратились в костяные клинки, так напоминающие серп-меч.
– Выходим, – сказал Рысь.
Они шли треугольником – обычное боевое построение, в котором двое могут прикрыть третьего. Ход вел на свободу, прямо за укрепления. Никто не рискнул бы пустить охотников в саму крепость. Друиды страховались от любой случайности.
Они вышли на берег реки, обернулись все трое одновременно к провожавшему их Гальдриксу, а потом подпрыгнули, перекидываясь в огромных птиц. Отступнику оставалось жить не более двух дней. Гальдрикс так не считал. Он знал это, как знал, что завтра солнце взойдет на востоке и спустится за горизонт на западе, что вода мокрая, а песок пустынь – сух, что огонь жжется, а без воздуха невозможна жизнь, которая рано или поздно перейдет в смерть, чтобы дать новую жизнь.
* * *
Разброд опаснее всего для любого отряда. Может, это именно он стал причиной того, что случилось. Ну еще бы, Гюрза все время смотрела на Тайви как через прицел. Орсо собачился с Хансером. А сам Хансер вяло отгавкивался: его полностью поглотила борьба с самим собой. Прикосновения рук Тайви, когда она исцеляла его раны, вновь и вновь будили зверя. А проницательная сильная верой в этом случае оставалась слепа. Может, это невольный самообман или, чем черти не шутят, женское кокетство? Только вела она себя с Хансером по-прежнему как с самым близким другом, не видя, какие это влечет последствия. Зато отлично все видела Гюрза. Не раз и не два изящные женские пальчики нащупывали метательный кинжал или мягко скользили по спусковой скобе арбалета. Но неистовая прерывающая нить была бессильна. Клятва связывала ее по рукам и ногам. Тайви может извинить лишь боль потери, тяжким грузом давившая на ее хрупкие плечи.
Что и говорить, оправдание можно найти всем и каждому. Вот только существующих фактов это не изменит. Раны заживали на Хансере как на собаке. Тайви восстанавливала утраченные силы, а что делать дальше, так и не было решено. Любые разговоры об этом скатывались к переливанию из пустого в порожнее. И опять же – что толку говорить о шоке, вызванном отлучением от алтаря? Такое бывает раз в жизни, и после этого ты зачастую становишься объектом охоты. Остаться на Земле? Времена не те, чтобы одинокий высший мог жить спокойно. Земля поделена между Воинством Небесным и Кругом друидов. Давно уже нет нейтральных мест. Никто не потерпит у себя под боком такой силы, как неприкаянный высший. Рваться на Луну? Зачем? В теории – чтобы предстать перед Советом домена, требовать более детального разбирательства. А на практике – быть убитым, едва ступив на территорию домена, причем любого.
Тот факт, что Грааль был у Хансера, ничего не менял. В самом деле, что может предложить прерывающий нить, чего не снимут с его трупа? Обычно у отлученных был путь в Воинство Небесное. Думаю, всем понятно, по каким причинам для моих друзей он был закрыт.
И вот, благородные сеньоры, драгоценное время уплывало, просачивалось, как песок сквозь пальцы.
Что в жизни у тебя привычно,
На то не смотришь и не знаешь,
Что происходит так обычно:
Чего не ценишь, то теряешь.
Узнаешь истинную цену,
Поймешь, насколько все серьезно.
Увидишь в жизни перемену.
Догнать упущенное!.. Поздно…
И Хансер уже справился с последствиями бременского боя. И Тайви полностью восстановила силы. А Орсо все никак не мог решить, к какой портальной башне их вести. Хансер же его не торопил: не видя конечной цели, думал, прикидывал, а времечко бежало…
И тот день вроде бы не был ничем примечательным. Обычный – то ли конца весны, то ли начала лета. Солнце только взошло. В лесу – буйство жизни. Друиды долго и упорно работали над последствиями Третьей мировой. Кое-где словно бы никакой войны и не было. В таких местах мало думаешь о смерти. Даже мысли о войне, об отлучении от алтаря, о возможной охоте уходят куда-то в сторону. Хочется жить. Но жизнь вносит свои коррективы.
Орсо первым заметил трех птиц, летящих с запада. Только, в отличие от остальных, сразу понял, кто это.
– Бегите, – прошептал он побелевшими губами.
– Что? – Хансер вскочил на ноги, выхватывая сабли.
– Прочь, дураки! Это за мной! Охотники!
– Тайви, твори портал! Мы задержим их!
– Не лезь, Хансер! Тебе не справиться! – взорвался Орсо. – Они могут вас не тронуть!
Его слова пропали впустую. Сам он спастись не пытался – понимал: бесполезно. Но и без боя сдаваться не собирался. Когти уже были на руках. Тайви начала плести заклинание. Для нее это был процесс посложнее, чем для повелевающих стихиями. Орсо справился бы быстрее, не будь он в таком состоянии.
Хансер и Гюрза стали от него слева и справа. Прерывающая нить вскинула арбалет. Стрела, жалобно звякнув, отскочила от птичьих перьев. Орсо зарычал, пятясь. А Хансер почувствовал, словно в нем пробуждается к бою кто-то другой. Охотники пали с небес. Один рухнул на Орсо, прямо в воздухе перевоплощаясь в получеловека-полурысь. Лезвия когтей друида-отступника вонзились ему в грудь. Орсо рванул оружие в разные стороны, делая раны еще более жуткими. Правда, толку от этого не было. Все затягивалось практически сразу – даже шрама не оставалось. Но Хансер оценил время заживления и понял, что оно занимает все же какие-то доли секунды.
Прерывающий нить словно вышел на новый уровень мастерства. По крайней мере, раньше так просчитывать действия врага он не мог. Глаз и внезапно обострившееся шестое чувство подмечали любую деталь. Двое других охотников напали на прерывающих нить. Хансер отступил ровно настолько, чтобы нападающий друид упал прямо перед ним, растратив впустую атакующий порыв. Два клинка меткими движениями рассекли ему голову. Если бы только это помогло… Нет, не боевым мастерством брали охотники: давили своей неуязвимостью.
Гюрза перекатилась назад. Краем глаза Хансер успевал следить за ней. «Много лишних движений», – пришло неожиданное понимание. Эти монстры неутомимы. Измотают. Орсо выкладывался на полную. Все боевое мастерство лучшего аколита было брошено против атаковавшей его безумной твари. Будь эти силы направлены на удержание врага, Орсо легко простоял бы до того момента, как Тайви откроет портал. Но друид-отступник уже похоронил себя. Страх перед охотниками был прочно вбит в его подсознание – и Орсо шел в последний бой, чтобы умереть красиво. Его когти плели страшную паутину финтов и ударов, проступавшую алыми черточками на теле охотника, тоже напрочь забывшего не только о защите, но и обо всех боевых приемах. Рысь просто бил – мощно, быстро, но пока безрезультатно. До тех пор, пока в теле друида остаются силы.
Гюрза плясала, словно змея, от которой она и взяла свое имя. Два костяных серпа-меча, в которые превратились руки ее противника, не могли коснуться ее. Не шла она и на парирование: видела, что даже двумя саблями не сдержит чудовищной силы удара. Все ее контратаки оканчивались одним и тем же – кривые лезвия высекали искры из стальной чешуи, которой охотник покрыл свое тело.
Но свое дело все трое делали – они оградили Тайви пока еще непробиваемым щитом. Первым почувствовал подвох Питон. Свет его разума давно уже потух, пустив себе на смену звериные инстинкты, – итог, к которому рано или поздно приходят все охотники. Он чувствовал, что творит беловолосая самка, не помнил, как это называется, но Гармония мира подсказывала: добыча скоро улизнет, оставив охотников с носом. Беглого взгляда на Гюрзу ему хватило, чтобы почувствовать, как ее сломить. И Питон прыгнул вперед, прямо на сабли бешено отбивавшейся девушки, на лету принимая свою излюбленную форму. Гюрза попыталась перекатом уйти в сторону, но теперь одной змее противостояла другая. Тугие кольца чешуйчатого тела опутали ее, начали сжиматься. Гюрза попыталась вывернуться из смертельных объятий – и лишь болезненно вскрикнула, когда Питон усилил нажим. Сабли выпали из рук. До остального оружия было не дотянуться. Кости еще сопротивлялись нечеловеческой силе, но вот-вот они хрустнут. Гюрза закусила губу, потому что крик боли рвался наружу. Но она не имела права отвлекать остальных. Тонкая струйка крови скатилась по шее из-под маски.
Змей понял замысел Питона и сам пришел к тем же выводам. Его руки были превращены в длинные прямые мечи, расширяющиеся на концах. Это усиливало удар, но его противник, с виду – прерывающий нить, рубился с несвойственным этим особям мастерством и умудрялся даже парировать. (Благородные сеньоры, мне довелось пообщаться кое с кем, умолчим пока о его имени, и я представляю себе образ мысли охотника, отсюда и эти в высшей степени не характерные для меня слова: самка, особь и тому подобное.) Охотник завертел свои руки-мечи чудовищной мельницей, наступая на Хансера, не давая тому опомниться. Краем глаза Хансер видел Гюрзу и решился на рискованный шаг.
– Наручи! – закричал он.
Сквозь кровавый туман подступающей смерти девушка услышала его и поняла. Ее наручи, как и у всех прерывающих нить, были не только защитой, но и оружием. Вот только откуда знал Хансер об их свойствах? Последним усилием воли она направила мысленный импульс к рукам, которых уже не чувствовала. И творение изощренного плутонского мозга сработало – выбросило по тыльной стороне три гребня-лезвия, не более двух пальцев в ширину. Схвати ее кто за руку в бою – и от ладони остались бы разрубленные ошметки. Питону это было что слону дробинка. Но неожиданно обострившееся чутье Хансера подсказало ему, что нужная толщина достигнута. Тело само распласталось в длинном прыжке. Скорость удара отозвалась болью в запястьях и локтях.
Сабли и лезвия наручей сработали как ножницы. Точности и своевременности удара позавидовал бы любой несущий спокойствие. Острия сабель чиркнули аккурат по лезвиям Гюрзы. Питон упал на землю пятью кусками. Странно было видеть, как грудная часть приняла вид человеческой, а остальные остались змеиными. Так умирают меняющие форму. Гюрза свалилась следом, судорожно дыша, жадно хватая ртом воздух, захлебываясь им.
Спину Хансера пронзила боль. Змей все же дотянулся до него, нанеся глубокий порез. Веер кровавых брызг с его рук-мечей достиг Орсо и Рыси. На миг глаза последнего сверкнули алым. Охотник запоминал свою новую жертву. Еще одна кровь попала на него, и он не успокоится, пока эта кровь не станет мертвой.
– Ты не получишь его! – взревел Орсо, сразу сообразив, что произошло. Его тело начало стремительно меняться в прыжке. Рысь не отступил, принимая грудь в грудь натиск уже матерого медведя, в которого перекинулся Орсо. Змей тоже атаковал длинным прыжком, но превратился он в какого-то ядовитого гада. Губы Хансера искривила усмешка. Тело само попыталось рвануться прочь. Железная узда воли удержала его. Хансер дал твари впиться в его ногу зубами, полными яда. Новая боль в запястье от скорости удара – недоступной, как казалось, телу, но все же достигнутой. Точно по шее – самому тонкому месту, как раз в тот момент, когда охотник наиболее беззащитен.
– Готово! – крикнула Тайви.
Гюрза, превозмогая жуткую слабость, все же встала, подняв сабли. Хансер, наоборот, медленно оседал на землю. Глаза закатывались, руки слабели. Орсо обхватил охотника медвежьими лапами, сжал в стальных тисках, и тут Рысь опять изменил свое тело. Сотни костяных шипов пронзили отступника, а потом резко разошлись, разрывая его на клочки. И в это время произошло перемещение.
* * *
– Он умирает! Кинжал! – Гюрза, бросив сабли, метнулась к Хансеру.
– От чего? – Тайви протянула ей кинжал.
– Яд.
– Но на него они не действуют! Даже смертельные!
– Значит, эти твари могут творить еще смертельнее.
Змеиная голова все еще висела на ноге Хансера. Гюрза выдернула отравленные зубы из ранки, в два движения выхватила кинжалом пораженную часть тела, припала к ней губами, вытягивая отравленную кровь.
– Орсо, – прошептала Тайви. Слишком поздно выхватила она отступника-друида из лап охотника. Телепортировался Орсо уже разорванным на куски. Окровавленная медвежья шкура, служившая ему и плащом, и доспехом, лежала на земле рядом с когтями. Мертвые руки все еще сжимали оружие. Но слез уже не осталось, да и времени на них не было.
Гюрза сплюнула отравленную кровь, вновь припала к ране, чувствуя, что слабеет. Столь силен был яд охотника, что, попав на язык, сам нашел путь в кровь прерывающей нить. Хансер забился в агонии. Его тело выгнулось. Самое страшное, что все происходило в полной тишине. Гюрза отвалилась от него, чувствуя, что теряет сознание.
– Спаси его, умоляю, – простонала она.
Тайви подбежала к своему другу. По телу Хансера шли судороги. Он согнулся в позе зародыша, потом его вырвало желчью. Он страшно закашлял, на губах выступила кровавая пена, тут же взявшаяся твердой коркой. Казалось, он выкашливает из себя свои легкие. Вены под кожей пошли буграми, словно по ним не кровь текла, а проталкивались стальные шарики. Из глаз, застывая потеками, катились кровавые слезы. Наконец боль сломила плутонскую выдержку, не уступавшую марсианской. Отчаянный крик умирающего зверя рванулся к небесам. И в этом крике можно было разобрать имя:
– Тайви!!!
Гримаса исказила лицо Гюрзы, но яд делал свое дело. Она потеряла сознание, не успев ничего сказать или сделать.
Тайви присела над Хансером. Мир словно обретал никогда ранее не виданную четкость. Девушка чувствовала каждого жучка, каждую былинку на поляне в чахлой роще, куда забросил их портал, открытый в никуда. Яд. Сильные верой умели лечить все, кроме отравлений. Зачем? Организм высшего сам все переборет. Смертельные яды знают лишь крестоносцы, но они-то для светлых доменов свои. А что знали темные – про то Тайви не ведала. И такой вот случай никогда никому из Зеленого домена и в страшном сне не мог привидеться. Беспомощность, руки опускаются. Ничего сделать нельзя. Это поражение!
И тут хрупкую девушку впервые в жизни охватила ярость. И была эта ярость такова, что посрамила бы и знаменитых охотников, и таранов Воинства Небесного. Лин-Ке-Тор, Орсо, а теперь и Хансер?!
– Вы его не получите! – закричала Тайви бесконечному небу над головой. Тонкие пальчики легли на виски умирающего. И сразу пришло знание: кровь сгущается, свертывается прямо в жилах. Умом Тайви понимала, что помочь ничем не сможет, что последняя ниточка, связывающая ее с жизнью, вот-вот будет разорвана. Сердце же послало ум ко всем чертям.
Словно бы кто-то шептал ей на ухо: «Забудь все, что знала, почувствуй его, как себя, а потом прикажи, просто прикажи без сомнений в том, что все получится». А ведь в конце концов, сильные верой не знают, как происходит то, что они творят. Они просто верят, что это произойдет.
Почему так тяжело дышать? Почему сердце бьется, словно птица в силках? Что это значит? Кровь густая, как смола, кое-где уже слиплась в комки… Это не она, это – Хансер. Получается. Тайви собрала всю волю в кулак, и на коже ее друга выступили мелкие бисеринки яда. Тело само освобождало себя. Еще пара судорожных толчков сердца – и шарики свернувшейся крови начали разлипаться, вновь превращаться в жидкость. Получилось!
Бешеное счастье затопило Тайви, словно цунами. Но было оно недолгим. Силы оставили хрупкое женское тело – оно упало на спасенного друга.
* * *
Великий Небесный Престол, сердце – оплот той мерзости, которая рядит черную душу в белые одежды. Только слишком многие понимают это поздно, когда щупальца тьмы уже сжали сердце, когда всем напряжением воли уже не можешь отказаться от ядовитых даров силы, власти, могущества. Я – один из тысяч. Кем я был? Какая разница. Главное, что эта рукопись попала ко мне, лишний раз подтвердив мои выводы, убедив в правильности всех решений. О себе прежнем могу лишь сказать, что учился я на Меркурии. Не был одним из первых, но и последних не пас. Винить во всем отца я не могу, и все же сын отлученного от алтаря вряд ли будет тепло принят в любом из Светлых доменов. А Темная сторона Луны была мне слишком противна. Вот почему я попал в Воинство Небесное и стал ангелом Халиилом, а потом архангелом.
Не знаю, как бы сложилась моя жизнь, не назначь меня в помощь для ликвидации повелевающего стихиями из Зеленого домена Орсо. Теперь понимаю, с чем мы тогда столкнулись. А когда три пули вошли в мой живот, я был в шоке. Автоматическое оружие, убивающее высших, – это было нечто новое. Но я выжил. Слышал разговор Орсо с тем, кто нас вел, и в душе все переворачивалось. Одна мысль билась в голове: «Я выбрал не ту сторону».
Человеку, будь он высшим или низшим, труднее всего признать свои ошибки. Меня долго подгоняли под общую мерку. Я стал воином и магом, иначе просто не мог бы подняться до ранга архангела. Раны мои исцелились быстро. Свои нашли меня на поле боя. Спрятав возмущение за каменную маску, я почти честно рассказал серафимам о нашем разгроме, о моей ненависти к зеленому повелевающему стихиями. Спасибо Меркурию, наставники этой планеты хорошо научили меня лгать. Никто не заподозрил меня. Навыки возвращались. Те, о которых почти забыл. Я был один в стане врага. Но все еще тешил себя надеждой, что архангел, совративший Орсо, был волком в овечьей шкуре. Мне нужно было знать больше. И Тени гостеприимно приняли блудного сына. В уголках моей кельи клубились их ехидные смешки. Вернулся, никуда не делся.
Зал Совета был хорошо защищен от таких, как я. Ярчайший свет заливал его, не давая и шанса проникнуть внутрь. Но, как оказалось, стены и потолки источены старыми ходами. Никто из учившихся на Меркурии никогда не поднимался выше простого архангела. Сейчас это сыграло мне на руку. Синод понятия не имел о том, как подобный мне легко мог подслушать их тайные советы. Им и в голову не могло прийти, что кто-то из своих захочет это сделать, а от чужих все наши твердыни слишком хорошо защищены. Но машина одурачивания на мне дала сбой. Не скажу, что это как-то повредило Воинству. А вот мне открыло глаза на многое. И дало шанс дополнить эту рукопись информацией с другой стороны. В конце концов, в мире слишком много лжи. Даже небольшой лучик света правды может сделать многое.
Я притаился в вентиляционной шахте прямо над круглым столом Совета. Синод собрался в полном составе: шесть херувимов и шесть серафимов. Разговор уже шел, но главное я успел подслушать. Говорил херувим Киевский. Члены Синода лишаются своих имен. Они – олицетворение занимаемой ими должности, и только так их можно различать.
– …Они сотворили охотника. Я столкнулся с ним. Ничего особенного, но там оставалось два пастыря. Я отступил через портал. Смерть моя ничего не дала бы, а против всех троих плюс всякая мелюзга – я был слишком слаб.
– Разумное решение, – согласился Третий серафим, но в голосе его был яд.
Сейчас, сидя здесь, я понимал, насколько стал глухим, обучаясь в Воинстве Небесном. Меркурий учит читать между строк, понимать недосказанное, ловить малейшее изменение в голосе и тут же находить его причину. Все это из меня медленно вытравливали. И теперь мои чувства можно сравнить с тем, когда глаза твои знали лишь черный и белый цвета и вдруг открылся им весь спектр цветов и оттенков.
– Да, сберег самое ценное, – хмыкнул Пятый серафим.
– Тише, братья. – Это Первый серафим. Голос спокоен, но и это лишь маска бесстрастия. А под нею гнев: – Поздно рассуждать, кто и в чем виноват.
– В конце концов, херувим Римский сказал, что Круг слаб, как никогда, не помышляет о нападении на нас, – заявил херувим Киевский. – Потому я и ослабил гарнизон. И, кстати, где была поддержка от херувима Райских Врат? Из портала на помощь нам не вышел ни один ангел, ни один крестоносец. Мало того, мне пришлось сдерживать обнаглевших друидов самому, иначе они бы уже оказались на Луне.
– Брат, ты прекрасно знаешь, куда были отвлечены наши силы, – заметил Второй серафим.
– Ну так и нечего делать из меня крайнего!
Я улыбнулся. Высшие ранги Воинства Небесного собачатся, как простые ангелы. Есть о чем задуматься.
– Я же сказал: поиски виноватого ничего не дадут, – прервал их Первый серафим. – Виноваты все – и никто. Да, мы погнались за быстрой властью над доменами и недооценили друидов. И хватит об этом. Гораздо важнее определиться, что делать дальше. Для этого мы и собрались. Шестой серафим, ты всегда отличался ясностью ума. Освети братьям остальные наши проблемы.
Я понял: что-то они обсуждали до моего прихода, что-то важнее даже потери Киева. Шестой серафим заговорил спокойно, бесстрастно:
– Первое – у друидов опять есть полная тройка охотников. Это может быть опасно. Охотник, если захочет, может стать абсолютно неуязвимым. К тому же он не знает усталости. Второе – Грааль. Мы его потеряли. Группа, посланная за ним, пропала без следа на территориях, контролируемых Кругом друидов. Но вскоре там был обнаружен отряд Зеленого домена. Можно предположить, что Святыня у них. Третье – вышепоименованный отряд. Ведет его Хансер. Нам удалось уничтожить Лин-Ке-Тора, но сам отряд умудрился отступить, и где он сейчас, мы не знаем. Четвертое – дарклинги. Мы видели одного из них в отряде Хансера. Можно предположить, что они нас предали.
– В применении к ним это не звучит, – заметил херувим Города Ангелов. – Они верны только себе, так что предательство – это слишком громко.
– Согласен, – не стал спорить Шестой серафим. – Но суть от этого не меняется. Они работают против нас. Причины не столь важны. Пятое – Иерусалимское братство. Еретики зашевелились. Пока их можно сбросить со счетов, но упускать из виду не следует. Это – основное.
Все задумались. А у меня в голове, вторя биению сердца, стучало слово: «еретики». Ведь то, что гложет сейчас меня, в глазах Синода и есть ересь. А что если в Иерусалиме живут такие же, как я?.. Там наметился мой дальнейший путь – в пыльной вентиляционной шахте.
Захваченный планами, я прослушал обсуждение проблем, но решение Первого серафима помню точно. Он сказал:
– Херувим Киевский становится херувимом Города Ангелов. Дарклинги – твоя первая задача. Херувим Города Ангелов направляется в Зеленый домен. Херувим Римский должен вступить в переговоры с Кругом. Заключи союз любой ценой. Обещай все, что потребуют, можешь пойти на небольшие уступки авансом. Боя на два фронта мы сейчас просто не выдержим. Потом вернем все отданное сторицей. Граалем и отрядом Хансера пусть займутся крестоносцы. Мяса пушечного много – забрасывайте им зеленых.
* * *
«Это смерть», – понял Хансер. Страшная боль, сворачивающая тело морским узлом, вдруг ушла. Вернее, теперь он не чувствовал тела. Глаза, пылавшие огнем, словно туда насыпали перца, ослепли. Их как будто безболезненно удалили: спустилась темнота. И в этой темноте ощущалось чье-то присутствие. Хансер был не один.
– Кто ты? – Голос хриплый, сдавленный. Хансер сам его не узнал.
– Сейчас никто.
– Лин-Ке-Тор?
– Да, Хансер, это я.
– Я умер?
– Ты выжил, хоть, видит Бог, это было непросто.
– В каком смысле?
– Ты слишком сопротивлялся мне. Вернее, не ты сам, а твое тело. Оно тренировано иначе, чем мое. И все же нам это удалось.
– То есть эти удары…
– …наносил я твоей рукой. Грааль работает.
– Вот Тайви будет рада.
– Не говори ей пока, – попросил Лин-Ке-Тор.
– Постой, – до Хансера вдруг дошло, – ты сидишь в моей голове?
– Это слишком упрощенно. А если короче, то да.
– Проклятье! Проклятье! ПРОКЛЯТЬЕ!!!
– Что случилось? Мы же договаривались…
– Мы договаривались наоборот!
– Тебе есть что от меня скрывать?
– Да, чтоб тебя! Прочь из моей головы!
– Ты это говоришь не от души.
– Еще как от души!
– Почему ты тогда меня не убил, когда я только появился в жизни Тайви?
– Зачем? – Хансер, будь он сейчас во плоти, отшатнулся бы.
– Хватит мучить себя. Я же знаю все. И я видел, каково тебе было в последние дни. Ты же до сих пор любишь ее! Отсюда вся твоя вроде бы беспричинная злость, едкий сарказм и даже желание умереть.
– Я к этому не склонен.
– Скоро будешь. Оно уже зреет и вот-вот оформится, если ничто не поменяется.
– Проклятье! Ты такой правильный, умный сидишь в моей голове – тебе легко рассуждать! Она твоя, а я ее потерял. После месяца счастья.
– Почему тогда не спешишь вернуть?
– Не получится.
– Получится. Ей сейчас все равно. А перед тобой она чувствует вину.
– Я не виню ее ни в чем.
– Еще бы. Ты на это просто не способен. Она винит себя сама. Из чувства вины она станет тебе спутницей жизни. Возможно, со временем ты сделаешь ее счастливой. В конце-то концов, когда-то она тебя любила, и эти чувства не затихли до конца. И я хочу, чтобы вы так и сделали.
– Пошел ты.
– Ты же этого тоже хочешь. И она, подсознательно. Я для нее умер, ты – жив, раз за разом продолжаешь жертвовать жизнью, ничего не требуя взамен. Она просто не знает, как к тебе подойти, чтобы не отпугнуть. Мало того, она тоже чувствует твое желание. Сделай первый шаг…
– Нет! Еще слово – и я выдавлю тебя из своей головы!
– Да, ты это сможешь, я не спорю, – печально согласился Лин-Ке-Тор.
– Так что заткнись. Я добьюсь, чтобы отлучение с меня сняли, ты воскреснешь на алтаре домена, и вы с Тайви снова будете вместе.
– Ты забыл, что отлучили нас до моей смерти. А отлучение можно снять только через кровь, которой у меня нет. Я в ловушке, и выхода нет.
Хансер умолк, как обухом пораженный.
– Не волнуйся, вечно жить в твоем теле я не буду, – успокоил Лин-Ке-Тор. – Просто хочу передать тебе все, что знаю, чтобы ты мог защитить ее, а потом уйду.
– А Элеонора? Ее тоже убил ты моими руками?
– Нет, это – целиком твоя заслуга. Я тогда был ошеломлен, деталей не понял. По сути, в себя я пришел не так давно. Этот яд и чары Тайви подхлестнули меня, и теперь…
– Теперь ты будешь сидеть тихо, не высовываться, не лазить по моему прошлому, не пытаться взять под контроль, иначе…
– Что иначе? – дерзко спросил Лин-Ке-Тор.
– Слышал о технике темных сильных верой, которая позволяла им заключать в клетки духов, вселившихся в людей? Я владею очень многими приемами Темной стороны. Пользоваться не люблю, но и не брезгую. Так что сиди, как мышь под веником. Я сам справлюсь со всем. И не пытайся умереть окончательно.
– Ты не знаешь, на что себя обрекаешь! Хватит жертвовать собой! Мы не сможем отплатить даже за то, что ты уже для нас с Тайви сделал!
– Мне нужна не плата! Мне нужно чуть-чуть покоя для раздумий. А ты сиди и не лезь со своими умениями.
– Есть то, чего я не могу контролировать. Твое шестое чувство уже изменилось.
– Ничего, переживу.
* * *
Поляна не так далеко от Бремена. На ней – два друида: пастырь и аколит. Гальдрикс присел на траву, устало вздохнув. Вот ведь штука какая: сколько лет прожил, не давал ни малейшей слабинки. Мышцы все еще тверды, как камень, словно в дни юности. Под кожей ни капельки жира. Его одногодки среди простых людей уже древние старики, согнутые пополам годами и ревматизмом. Гальдрикс не знает, что такое болезнь. Суставы его еще ни разу не ведали предательской боли, не закостенели, тело гибкое, руки быстры в обращении с серпом-мечом. А вот дух…
Дух Гальдрикса дал трещину. Что случилось? Его наставник стал охотником, когда юный пастырь Гальдрикс только получил свой посох. Он пережил это. Учитель передал ему свою цель – найти тех, кто поднимется выше пастырей, – и он искал. Был Лодрикс – его отняло Воинство Небесное. Гальдрикс не сломался от этого удара, встал на ноги сразу. И словно в награду, ему дали Дагарикса. А теперь отняли. Не смерть отняла – это можно было бы выдержать. Нет: тот, кто обещал стать мудрейшим из друидов прошлого и настоящего, был отобран безумием охотника. И это подкосило еще не старого по меркам друидов пастыря.
Молодой аколит – его новый ученик. Обычный до тошноты. Нет, он хороший, у него нет даже малейшего шанса стать отступником, но и выбиться из общей массы шанса тоже нет. Он даже не войдет в Круг. У Гальдрикса нет того, кому он сможет передать свою тяжкую ношу тюремщика охотников, а с ней и место в Круге мудрейших. Придет ему на смену ученик кого-то другого, станет тюремщиком его духовного сына, уже умершего духом.
А теперь еще эта поляна, где сошлись трое – те, кто сделал Гальдрикса тем железным пастырем, которым он был, тем, кто не допускает ошибок, видит все. Они были словно бы его опорами. И все три так или иначе рухнули. Гальдрикс не думал, что смерть кого-нибудь из них поразит его. Это была бы всего лишь смерть тела. Дух умер давно. У двоих – поглощенный безумием, у одного – задушенный сомнениями. И вот здесь умерли двое из троих…
И из глаз под маску, скрывающую низ лица, текут слезы. Юный ученик копошится, смотрит глазами леса в его память, что-то обдумывает, восстанавливает события. Лодрикс это сделал бы минут за пять. Даже забыв все, в лесах Британии он действовал гораздо быстрее, а ведь он не прошел аколитского посвящения, не прикоснулся к мудрости пастырей. Дагариксу хватило бы трех минут, и леса он не тревожил бы. Гальдрикс и сам уже все видел. Как же трудно возвращаться к посредственности после того, как ты наставлял гениев.
Тяжело вздохнув, Гальдрикс испарил свои слезы: незачем юноше их видеть. Встал, внешне – прежний стальной пастырь, а внутри – старая развалина.
– Ну что поведал тебе лес? – спросил он.
Ученик смешался. Вопрос застал его врасплох. Он не был готов – плохо. Но не начал отвечать сразу, обдумал слова – это хорошо.
– Наши охотники встретились здесь с четырьмя высшими.
Начало очень и очень так себе. Любой хороший следопыт сказал бы это. Дагарикс понял бы, что его наставник совсем не это хотел услышать, задавая вопрос. Он сразу перешел бы к сути.
– Трое погибли. – Продолжение, достойное начала. Пастырь не говорит о вещах, очевидных собеседнику. Лишние слова убивают суть.
– Двое наших, один доменовец.
Терпение Гальдрикса подошло к концу:
– Скажи мне наконец что-нибудь существенное, – спокойно попросил он.
Снова замешательство. Очень плохо. Пастырь должен быть готов к любому повороту разговора. На этот раз ученик думал дольше. Хорошо хоть не стал сразу говорить что попало.
– Наши охотники погибли от одной и той же руки. Их сразила ночная мерзость, но задействовала силы, характерные для служителя острой стали. Значит, появилось в доменах нечто, о чем мы не знаем. Но и сам он был ужален одним из охотников и потерял сознание прямо здесь. Яды охотников смертельны – значит, он мертв. Он и отступник. Мы разменяли двух за двух, но отступник мертв, а охотник Рысь выжил. Цель достигнута, но слишком дорогой ценой…
– Хватит, – прервал Гальдрикс. – Очень плохо. Ты не ответил на вопрос.
– Как не ответил? – Ученик был ошеломлен. Но ничего не добавил. Скорее всего, больше он ничего и не понял. Работы с таким лет на десять, прежде чем он начнет думать как пастырь.
– Ничего нового в доменах не появилось. Ты знал, что в Бремене был убит высший из Зеленого домена, служитель острой стали?
– Да, наставник.
– Так вот, такое поведение ночной мерзости говорит лишь о том, что Грааль у него и зеленые воспользовались его силой. Телом ночной мерзости управлял убитый в Бремене служитель острой стали. Логично?
– Да, наставник. – Ученик потупился.
– Дальше. В бою охотник Змей брызнул кровью этой ночной мерзости на охотника Рысь. Следовательно, доменовец как-то переборол охотничий яд, и Рысь сейчас идет по его следу. Будь зеленый мертв, Рысь вернулся бы в темницу. А теперь подумай: что я тебе открыл такое, до чего ты не мог бы дойти сам?
– Ничего, наставник.
– Говори меньше, думай больше, никогда не говори лишнего, – наставительно произнес Гальдрикс. – Всегда оценивай собеседника и не говори того, что он поймет и без твоих слов. Всегда оценивай не слова вопроса, чувствуй суть – тогда больше тебе не придется краснеть.
Огромный орел приближался со стороны Бремена. Гальдрикс сразу увидел, что птица необычная. Его ученик понуро сидел на траве. Сам же пастырь был сосредоточен лишь внешне. Опять накатились нелегкие мысли. Говорят, старость – это когда прошлое вспоминаешь чаще, чем смотришь в будущее. В таком случае за один день он превратился из юноши в древнейшего старика. Доменовцы этого не знают, но на самом деле друиды живут даже дольше высших, только, в отличие от последних, душа их не грубеет. Не думал Гальдрикс, что не доживет и до сотни лет, как жизнь станет ему в тягость.
Орел превратился в человека в воздухе. Аколит приземлился перед пастырем мягко, на одно колено, тут же встал. И не поймешь – был ли это знак почтения, или последствия прыжка с большой высоты. Впрочем, Гальдрикс прекрасно знал, что это. Пастыри не любят знаков преклонения, но молодые аколиты придумали выражать почтение к тем, кого по-настоящему уважают, в такой форме, что вроде бы и обвинить их не в чем. Удивительно, но это согрело душу пастыря. Его любят, ему верят, значит, он не даст и малейшего шанса своему отчаянью. Он будет действовать хотя бы ради таких вот аколитов, которые доверяют ему. Обмани их доверие, поддавшись слабости, – и ты усугубишь свое горе, Гальдрикс. Тогда ты будешь недостоин тяжкой ноши пастыря.
– Отец, крылатый только что прилетел в Бремен из Рима. Это херувим, – быстро проговорил аколит. – Он хочет поговорить с тобой.
– Вы впустили его в город?
– Да, отец. Но оружия не отобрали и слова не трогать его не давали. Только прикажи, и…
Аколит многозначительно замолчал.
Вот оно. МЕСТЬ!!! Наставник, Лодрикс, Дагарикс – вы убивали друг друга, раня сердце Гальдрикса, но довели вас до этого архангелы Воинства Небесного. Вот шанс отомстить. Херувим Римский пришел сам. Удар по всему Воинству. И слово Круга нарушено не будет. Редкостная удача…
Его ученик вскочил на ноги, глаза загорелись. Сопляк. Хочет схлестнуться с херувимом, доказать после сегодняшнего провала, что и он на что-то годен. Не знает, что против такого противника выстоят не все члены Круга. Гальдрикс, тюремщик охотников, по традиции обученный так, чтобы какое-то время держаться против всех троих, – и то не факт, что справится сам.
Месть. В своем ли ты уме, пастырь? Ты – защитник, а уж никак не мститель. Прочь ярость! Пастырь Гальдрикс не унизит себя убийством ради мести! Но почему такая мысль вообще закралась в голову? Херувим пришел на переговоры. Он явно будет просить нового союза. Будет опять много лживых слов и обещаний. Солгавший раз, кто тебе поверит? Уж не пастырь Гальдрикс, это точно. И убить его все же, скорее всего, придется. По необходимости. Грядет война. Чем меньше членов Синода останется в живых, тем меньше жертв будет у друидов.
Необходимость и месть так легко спутать тому, кто пережил потерю. Но иногда важнее не то, что ты делаешь, а то, чем ты при этом руководствуешься. Он предал бы память всех троих людей, бывших ему дорогими, если бы позволил себе поддаться жажде мести.
Ни одна из этих мыслей не отразилась на его лице. Гонец почтительно ждал, а вот ученик только что не приплясывал на месте.
– Успокойся, – бросил ему Гальдрикс. – Чувства не должны отражаться на лице пастыря. Те, кто смотрит на него, могут их неправильно истолковать и впасть в смятение, если это – его паства. Враги же – угадать твои мысли и намерения, чего им знать, как ты понимаешь, не положено. Следуй за мной.
Прошел какой-то миг, и три птицы вспорхнули в небеса, направляясь в сторону Бремена.
Портальная башня Бремена. Не так давно рядом был памятный бой. Его следы остались каплями запекшейся крови между камнями мостовой, выбоинами от пуль, разрушенными стенами зданий. Когда в бой вступили друиды, высшие Лазурного домена отпустили стихии с поводка. Ночная неразбериха позволила горстке зеленых уцелеть, проскочить между двумя силами, готовыми раздавить их. Они были опасны, эти зеленые. И очень опасны. На миг в голову Гальдрикса закралась мысль все же пойти на временный союз с Воинством Небесным хотя бы ради ликвидации этой занозы. Но друид отбросил ее сразу: нельзя заключать никаких союзов с тем, кто заведомо предаст.
Херувим сидел на пороге башни. Когда большая птица приземлилась, принимая человеческий облик, он встал, возносясь во весь свой немалый рост. Рядом с ним Гальдрикс казался маленьким и слабым. Правда, друида это совсем не волновало.
– Это и есть твои приемные покои? – насмешливо спросил херувим.
– Для разговора годится любое место, – спокойно ответил пастырь. – Нам здесь никто не помешает.
– Вот так просто?
– Тебе нужны церемонии? Я бы мог поиграть с тобой словами, только зачем?
– Так принято.
– Вами? Мне это все равно. Мишура и церемонии не придадут веса ни тебе, ни мне, ни нашим словам. Лучше уж здесь поговорить. Заодно смотри, к чему приводят неудавшиеся переговоры.
– Это угроза?
– Угрожает лишь слабый, сильному этого не надо. Давай, убеждай меня, что вам все еще можно верить.
– В каком смысле? – не понял херувим.
– В прямом. Ты ведь не просто так искал меня и нашел, несмотря ни на что. Война и так уже идет. Чтобы заключить мир, вам надо просто не нападать на нас. Значит, вам нужен наш союз либо как минимум невмешательство. Вот и убеждай меня, что это нужно и нам.
– А что, не нужно?
– Мы с вами воюем тысячелетиями. Несмотря на это, Круг решил сделать шаг к миру. Вы использовали нас, а потом с насмешками прогнали, не дав того, что обещали. Мы не гордые, пришли и взяли сами. Самого умного человека можно обмануть, но только дурака можно обмануть дважды.
– Но мы согласны отдать вам Киев и не пытаться вернуть его.
– А у вас есть выбор? – насмешливо спросил друид.
– Зачем вам этот город? Не он вам нужен, а ворота в небеса, на Луну, планеты. То, что у вас есть портал, не значит, что вы сможете через него пройти.
– Твое мнение – твое право.
– Ты не знаешь, куда лезешь, друид.
– Ну-ну, очень интересно. А ты знаешь? Поведай, может, я стану посговорчивей.
– Тогда слушай. Вы сидите здесь и ничего, кроме Земли, не видите. А наверху своя жизнь. И вы в ней занимаете крайне мизерное место. Домены вами не интересуются. Но, едва вы ступите на Луну, это изменится. Против вас объединятся все. Только как наши союзники сможете вы войти туда безболезненно.
– Все – это кто? – В голосе друида не было чувств. – Те, кто еле бежал из Бремена? Или те, кто защищал Киев?
– Не только. Есть еще планеты.
– Я знаю про планеты. Это не страшно.
– А Плутон? Клянусь, если вы ступите на Луну, мы спустим Плутон с поводка.
– Не страшно.
– Это потому, что вы об этой планете ничего знать не можете. А я знаю. Им правит Конклав, куда входят лучшие убийцы. От таких не уйдет никто. Даже шестилетние дети там умеют убивать.
– Верится с трудом, – хмыкнул Гальдрикс.
– Такая там жизнь. Детей лет четырех – шести запускают в Паучатник. Это часть планеты, где они живут до десяти лет. Еды там всегда в десять раз меньше, чем людей. Там постоянная драка за пищу. Кстати, когда домен заказывает нового убийцу, плата за него состоит из трех частей: продовольствие, очень много продовольствия, пленники-высшие, на которых плутонцы и оттачивают свое мастерство. И дети, те самые, которых запускают в Паучатник. Понятно, что родители не захотят отдать добровольно своего ребенка. Их забирают силой. Если при родителях ребенка, когда того захватили, было оружие, оно переходит к ребенку в Паучатнике. Там три пути: умереть, все время драться за пищу либо стать каннибалом-падальщиком. В любом случае дальше пойдут только вторые. Дальше – большая планета, где есть и знойные пески, и ледяные пустыни, и горы, и джунгли, и болота. У каждого там есть амулет – он дает возможность получать пищу. Эта часть Плутона населена высшими с других планет. Будущие прерывающие нить учатся там убивать, а заодно постигают знания других планет. Чаще всего убийцы там объединяются в банды, но есть и одиночки. А посреди планеты – замок Конклава. Пропуск туда – десять амулетов. Именно туда приходят заявки от доменов, и считающие себя достойными собираются у входа в замок. Но сколько бы их ни вошло, все, кроме одного, умрут, а тот, кто выживет, покинет Плутон. Сам видишь, какие опасные существа оттуда выходят в домены.
– Мерзко. – Гальдрикс не смог скрыть брезгливости. – До чего дожили высшие! Мы отслеживали ваше падение, но не подозревали, насколько оно глубоко на самом деле.
– Мы всегда были такими!
– Нет, в том-то и дело. Первые высшие были воистину велики. Они сотворили планеты в таком виде, какие они сейчас. Мы считали их действительно новой ступенью в развитии человечества.
– Почему же тогда вы начали с ними войну? – ехидно поинтересовался херувим.
– Потому что человечество не было к ним готово. Резкие скачки в развитии вредны. Простые люди молились первым высшим как богам.
– А вы – нет?
– Нет. Мы их чтили как тех, кто сумел достигнуть пока еще недоступных нам высот, поднявшихся над прочими благодаря силе духа. Они – маяк для нас, путеводная звезда. Но они начали нести свои истины неподготовленным людям, невзирая на лица. Они не смотрели, что в душах у их учеников, потому и появилась Темная сторона Луны. Нашлись те, в ком эгоизм не оставлял места мыслям о прочих людях. Они использовали полученную силу для себя. И посмотри, во что выродились высшие. Это лишний раз подтверждает правоту Круга. Каждый шажок в развитии должен быть тщательно подготовлен. Только тогда он будет полезен.
– Ерунда. Да, кто-то что-то потерял, но такие, как я, только выгадали. И нам не страшна ваша вражда.
– И то болото, в котором вы погрязаете?
– А вы нет? Мерзость, говоришь ты, а как воспринимать, скажем, ваше посвящение в аколиты? Я все знаю о том, что надо убить врага и выпить его кровь. Это ли не мерзко?
– Очень, – печально согласился пастырь. – Настолько мерзко, что рука готового стать аколитом не поднимется сделать это. Он пойдет и расскажет о своих сомнениях наставнику – вот истинное испытание. Потому предназначенный якобы в жертву все знает о питье крови. Если же испытуемый все же пойдет на убийство, его остановят, и обучение его будет продолжено. Это испытание доверия и понимания устоев Круга, а не готовности разить его врагов.
Херувим выглядел ошеломленным.
– То есть истину об испытании не должен знать никто посторонний?
– Так и есть, – подтвердил Гальдрикс.
– А что насчет союза? Мы готовы пойти на невиданные раньше уступки.
– Ответ – нет.
– Что ж, вы выбрали сами свою судьбу. – Херувим встал, расправил крылья.
– Вам нельзя верить, – тихо сказал пастырь. – Союз обернется очередным обманом.
– Если ваше мнение таково, тогда другие слова будут лишними.
– Именно так.
– Прощай, друид.
– Не спеши так. – Гальдрикс потянул из ножен серп-меч. Щит занял свое место на левой руке. – Ты же сам пришел к выводу, что кое-какую информацию не должен знать непосвященный. А ты пока еще даже не аколит.
– Бросаешь вызов мне, червь!!! – Боевая палица херувима поднялась, но друид, казавшийся рядом с воином Небес карликом, не испугался, не отступил.
– Нет, просто убиваю, – спокойно ответил он. – Не бойся, драться будем один на один. Убей меня – и уходи.
– Ты самоуверен.
– Нет, просто знаю пределы своих возможностей. – И тюремщик охотников принял боевую стойку.
* * *
Грубые голоса словно дырку в черепе сверлили. Говорили на итальянском. Хансер знал его с пятого на десятое, но даже и эти крохи понять мешала головная боль. Тело – как кисель. И все же одна мысль пробилась. Змеиная голова где-то рядом. Собрать капли яда. Такую сильную штуку никто воспроизвести не сможет. Одна царапина – и с любым высшим можно попрощаться. Это шанс убить даже несущего спокойствие.
Хансер попытался встать… и только застонал. Тело не повиновалось и на каждое движение отзывалось болью. Веки поднять трудно, словно они были свинцовыми. А изображение сфокусировать – и того сложнее. Все плыло, лица людей приобретали фантастические формы. Что-то больно ткнулось в бок. С запозданием Хансер осознал, что это дуло автомата.
Взглядом он нашел двух девушек. Обе бледные, словно после тяжелой болезни. Гюрза как-то просительно смотрит на него. А вокруг толпа бородатых низших в самой разнообразной одежде. Правда, доминируют камуфляжные цвета. Все вооружены ножами и автоматическими винтовками М-16.
Только один выделялся, но не внешне, а внутренне. Он словно бы излучал презрение ко всем остальным. И он же, судя по всему, был старшим.
– Вставай, вставай, я вижу, ты очнулся, – вдруг произнес он на латыни. Этот язык был Хансеру понятен. Он попытался что-то сказать, но горло, горящее, как в огне, выдало лишь невнятный стон.
– Попались, птички, – продолжал предводитель. – Грохота от вашего портала было столько, что только глухой не услышал бы. Какая ирония: трое высших – и не могут даже пальцем пошевелить. Хансер, убийца несущих спокойствие. И вот во власти низших.
Мозги Хансера все же заработали. Правда, со скрипом, но достаточно четко, чтобы по говору и названиям высших понять – этот человек с Луны, со Светлой стороны. Доменовец или крестоносец.
– Мне вот интересно – зачем тебе две бабы? Такой прыткий, да? Сил хватает? Это они тебя так ушатали?
Низшие вокруг расхохотались сальной шутке. Видимо, худо-бедно понимали латынь.
– Может, нам их окучить? Нас много – даже их темперамент удовлетворим. Да и ребятам вряд ли высшую еще когда доведется попробовать. Я начну с беленькой.
Он шагнул к Тайви. Один из его подчиненных рванул одежду на груди у Гюрзы. Хансер поймал затравленный взгляд прерывающей нить. Клятва, вдруг всплыло из глубин мозга. Предводитель протянул руку к Тайви, которая пятилась, нащупывая кинжал, которого не было: он лежал там, где вчера его уронила Гюрза.
– Убей, – прошептал Хансер.
Низший попытался обнять Гюрзу, но напоролся на два кинжала – упал со вскрытым брюхом. Тут же оба клинка полетели в предводителя, который не успел даже прикоснуться к Тайви. А черная тень с двумя саблями уже плясала между низшими, окруженная вспышками выстрелов, брызгами крови, криками страха, мольбами о пощаде.
– Одного живым, – прохрипел Хансер.
И тут же, словно в ответ, из клубка, свитого вокруг Гюрзы, вылетел низший, упал и затих. Ран на теле не было – лишь из разбитой губы текла кровь.
Несколько минут – и все было закончено. Вот она, сила высших во всей красе. Гюрза окровавленным ангелом мести стояла в окружении двух десятков трупов. Одинокая кровавая капля скатилась по лезвию левой сабли и упала на землю. Тайви подобрала свой кинжал.
Единственный оставшийся в живых низший пришел в себя, выплюнул выбитые зубы, потянулся к лежавшему недалеко ножу. Хансер спокойно провел по левой наручи ладонью и метнул веером появившиеся на ней звездочки. Низший вскрикнул. Все пять впились в руку ровной линией. Шатаясь, Хансер все же встал. Теперь, когда яда в крови не было, тело все быстрее и быстрее справлялось с последствиями отравления.
Гюрза выдернула ножи из тела предводителя. Один пробил ему висок, другой по рукоять вошел в шею сбоку.
– Слишком легкая смерть, – с сожалением сказала она. – Беленькую ему, черненькую… Сперва драться научись, а потом на высших зарься. Хансер, можно я этому правую руку отрублю? Это он мне одежду порвал.
– Руби, – охотно согласился Хансер.
– Нет, – воскликнула Тайви. Но ее крик не опередил змеиного броска спутницы. Кисть отлетела в сторону. Человек заорал.
– Не кричи, язык вырву, – спокойно сказала Гюрза.
– Хансер, прекрати, – разъярилась сильная верой. – Зачем этот садизм?
– Может, мне это доставляет удовольствие!
– Ты не такой!
– Откуда ты-то знаешь? – Гюрза перевела пристальный взгляд на Хансера. Умная девочка сразу поняла: Хан пытается выдавить из Тайви все теплые чувства, которые та к нему когда-либо испытывала. Для стороннего наблюдателя все их побуждения были просто на лицах написаны.
– Знаю, ты не мог так измениться с тех пор…
– С каких таких пор? – ехидно поинтересовался Хансер.
– С тех. – Тайви виновато потупилась. – Я понимаю, это моя вина…
– Что? – Хансер цинично рассмеялся. – Брось. Повеселились – разбежались. Я же с Плутона, забыла? Изображать высокие чувства могу, если захочу. А заставить врага перед смертью помучиться – святое.
«Прекрати издеваться над собой и над ней! Тебе же самому это противно, я вижу, – проснулся Лин-Ке-Тор. – Ты же этим только отталкиваешь ее!»
«Чего и требовалось достигнуть, так что глохни», – резко ответил Хансер.
– Ладно, Гюрза, расспроси его, кто навел их на нас, а дальше делай с ним что хочешь. Я не знаю, в какой части Италии мы находимся, но она содрогнется от мести высших.
* * *
Гюрза умела спрашивать. Может быть, получше Хансера. Уже через пятнадцать минут то, что осталось от человека, выложило ей все и очень жалело, что не могло сказать больше. Правда, оставить его после этого в живых было бы скорее наказанием, чем наградой.
Мягкосердечная Тайви, несмотря на то что эти люди хотели сделать с нею, умоляла прекратить все время допроса. Хансер отворачивался. Он не мог оставаться безучастным к ее мольбам. Гюрза же видела все и лютовала еще больше. Короче, смех и слезы. Трое высших не могут разобраться между собой, а на куски рубят низшего, который в какой-то момент жизни просто не той головой подумал.
Ясно было одно: Хансер оставил бы все как есть, если бы низший с Луны не потянулся к Тайви. За это славному городку Палермо, близ которого их выбросил портал Тайви, скоро предстояло содрогнуться.
Захваченный знал не так-то и много. Вчера ночью к дому их главаря, которого он называл «синьор Тино», прискакал на взмыленном коне какой-то чужак, а после этого сразу был собран отряд лучших бойцов и направлен вместе с ним. Этот чужак и был предводителем отряда. На его теле Гюрза обнаружила доменовский пружинный стреломет со стрелками, смазанными смертельным ядом. Такой умели делать только крестоносцы, к тому же среди них были низшие, в чем-то могущие поспорить с высшими. Но не столь важно, откуда он. Союз Воинства Небесного с Лазурным и Бордовым доменами существовал – это и ежу понятно. А значит, какая разница, доменовец ли это, снабженный оружием крестоносцев, или сам крестоносец – убийца класса кинжал.
Уже к полудню тело Хансера восстановилось после действия яда. Он нашел змеиную голову, долго возился с ней. В результате тонкой пленкой яда покрылись острия звездочек и лезвия сабель. Тайви уже не пыталась отговорить его от похода мести. Для прерывающих нить хватило бы и трети полученной информации, чтобы найти в незнакомом городе нужный дом. Охрана не имела значения. Забросать Хансера трупами у низших Земли просто не было шансов. Доменовские или крестоносцы имели бы шанс отбиться, но по косвенным признакам Хансер сделал вывод, что с доменами синьор Тино если и имеет контакты, то от случая к случаю, действуя как наемник. Такому, понятно, никаких секретов открывать не будут. Сицилия была владением Воинства Небесного. По логике, это ангелы отследили портал Тайви, поэтому ей Хансер строго-настрого запретил использовать чары. То, что умели он сам и Гюрза, было намного мельче, незаметнее, но и Гюрза получила приказ не вмешиваться ни в коем случае. Напоследок Хансер поднял медвежью шкуру Орсо и набросил на плечи Тайви.
– Какая-никакая защита, – объяснил он.
Останки Орсо были похоронены вместе с его когтями. Слез уже не осталось – только тихая печаль. Молодые высшие учились терять друзей… Плохое умение: оно закаляет душу, но и делает ее грубее. Жаль, что в нашей жизни без него никак.
Когда начало темнеть, Хансер двинулся в Палермо – навстречу своей судьбе. Тогда он и не думал, к чему это приведет, как все изменит. Он просто шел мстить.
Домик – ничего себе крепость. В нем можно выдержать солидную осаду… осаду низших. Над входом горели два фонаря. Дверь, больше напоминавшая ворота, заперта. Смешное препятствие. Хансер направился прямиком к ним. Тайви и Гюрза шли следом, как пришитые.
На воротах висел молоточек. Хансер стукнул один раз. Открылось смотровое окошко, появилось заспанное лицо привратника.
– Кого там несет? – недовольно пробормотал он. Говорил на латыни. Видно, хватало в городе разноплеменного народа.
– Открой, – процедил Хансер сквозь зубы. И Тайви, и Гюрза почувствовали, что приказ сопровождался импульсом энергии. На высшего это подействовало бы не лучше, чем шаманские пляски народов Крайнего Севера, да и многие из низших доменовцев могли сопротивляться ментальному приказу, если исходил он не от сильного верой. Воля землян была гораздо слабее. Глаза привратника остекленели. Как зомби, он отодвинул засов.
– Что ты делаешь? – послышался голос изнутри. Поднимать тревогу было поздно. Хансер ударил плечом в створку ворот, сбивая привратника с ног. Тот отлетел прямо на двух стражников, оглушенный, с разбитым в кровь лицом.
Стражники обнажили мечи.
– Не дышать! – рыкнул Хансер.
Оба повалились на пол, хватаясь за горло. Тайви поморщилась. Хансер применял приемы, часто используемые сильными верой темных доменов. Светлые не убивали так – они вообще старались воздерживаться от убийств, тем более с применением чар.
Прерывающий нить вытащил из ножен два ножа. Тратить яд сабель на каких-то низших он не собирался. Просторная прихожая. Правильнее сказать, внутренний двор. Скорее всего, сюда заезжали телеги, многочисленные двери вели к различным хозяйственным помещениям. Все это Хансеру было неинтересно. Взятый в плен бандит четко объяснил, как добраться до комнат главаря местных низов.
Все произошло слишком быстро. Охрана не успела сориентироваться. Да что там, даже тревога поднята не была. Все жертвы оказались случайными. Кто-то напарывался на высших и тут же умирал, не успев даже вскрикнуть. Просто размеренный и спокойный шаг Хансера сменялся короткой вспышкой атаки, тела оседали на пол. Подними бандиты тревогу – что бы они смогли? Геройски умереть? Сомневаюсь, что это входило в их планы. Это ведь, в конце концов, не дружина варварского вождя, которая полегла бы вся, давая своему предводителю возможность уйти. Да и возможность эта была бы призрачной. Даже высшему непросто спастись от преследования прерывающего нить. Что уж говорить об этих отбросах земного общества. Здесь в чести не верность, а расчет.
Второй этаж, третий. Двое стражников – обычный патруль. Два тела: Хансер подхватывает их, тихо дает сползти на пол, чтобы не зазвенели оружием. И продолжение торжественного шествия. Да, Хансер с Гюрзой сейчас могли напугать кого угодно. Черные одежды, уверенность в каждом движении. Лица прикрыты. У Хансера верхняя половина, оставленная открытой, пересечена черными полосами. Маска дарклинга поблескивает черными кристаллами глаз. Тайви казалась лишней в этой компании.
Дверь в комнату Тино Хансер снес ударом ноги, мимоходом прирезав еще двух стражников, лениво отбил выпущенный в него полноватым приземистым человечком арбалетный болт. Стрелявший был в комнате один, он отбросил арбалет, выхватил меч. Хансер покачал головой. На рукояти было слишком много золота и драгоценностей, а вот клинок был явно облегчен больше, чем надо.
– Тино? – спросил Хансер.
– Молись, ты покойник, – ответил ему хозяин комнаты.
– Судя по описанию – да.
Хансер прыгнул вперед, легко обойдя меч, и ударил рукоятью кинжала в лицо главаря бандитов. Того отбросило, меча удержать он не смог, ударился спиной о стену. Хансер подошел к нему, вытер кинжалы о волосы и спрятал в ножны. Тино тихо скулил.
– Возможно, ты был хорошим бойцом для этой Богом забытой дыры, но не теперь и тем более не против меня.
Схватив за горло, Хансер приподнял его.
– Ты связался не с теми. И твои хозяева не защитят тебя. Гюрза, закрой дверь.
Прерывающая нить тут же запечатала вход простеньким заклятием. Вовремя. Дом уже оживал, слышались звуки поднятой тревоги.
– Я все скажу, – залепетал бандит.
– Не сомневаюсь. Но мне все равно, кто нанял тебя.
– У меня много денег…
– И что я на них куплю?
– Я не знаю, но я мог бы служить тебе…
– Зачем ты мне? Я вошел в твой дом, как к себе. Вся твоя охрана – ничто перед любым высшим, так зачем ты мне?
– Но я всего лишь исполнитель. Не я – кто-нибудь другой за это взялся бы.
– Тогда и я пришел бы к кому-нибудь другому. Ты посмел посягнуть на тех, кто дорог мне. После такого не живут.
Хансер отпустил его, выхватил кинжалы и распорол бандиту брюхо своим знаком. На горле оставил лишь две царапины.
– Ты долго будешь мучиться, – утешил он Тино, когда крики того затихли.
Но тут Тайви отстранила его и коротким ударом кинжала прекратила мучения низшего.
– Что ты делаешь?! – Гюрза прыгнула к ней.
– Назад, – осадил ее Хансер. Он устало присел на кровать. Как всегда, когда злость ушла, осталась лишь пустота и ощущение, что только что с головой окунулся в дерьмо.
– Нет, – пробормотал он, – месть – это не выход.
Гюрза повернулась к нему. Маска скрывала выражение лица, но готов поставить свою шпагу против ржавого гвоздя, что было там недоумение. Ну конечно, на Плутоне месть священна. Совсем не так она представляла Хансера, убившего семнадцать.
– Почему так тихо? – вдруг спросила Тайви.
– Низшие разбежались, как крысы, – ответила Гюрза.
– Нет, это другое, – возразила Тайви.
И тут словно ото сна очнулся Лин-Ке-Тор. Хансер даже вздрогнул, когда услышал внутри своей головы его голос:
«Прислушайся к своему шестому чувству. Что оно говорит?»
«Ничего. Ровным счетом. Опасности нет… Или есть… Я не знаю».
«В том-то и дело. Когда против тебя действует другой несущий спокойствие, рамки твоего предвидения сужаются. Ты не можешь чувствовать направления атаки, замыслов. Остается ощущение опасности и понимание ударов противника. Помнишь, я не почувствовал намерений Юлиана, но успел извернуться и не дать его ученику ударить в сердце».
«Много говоришь. Против нас высшие?»
«И не один. Это была ловушка. По-моему, здесь по три воина от четырех доменов».
«Многовато ты чувствуешь для стесненного присутствием братьев по планете».
«Зато я не стеснен плотью».
«Может, ты прочувствуешь, как уйти?»
«Только прорвавшись».
«Не по мне задачка».
«Зато по мне, – уверенно сказал Лин-Ке-Тор. – Они, как и охотники, видят перед собой Хансера, а драться буду я».
«Кто тебе сказал?» – Хансер напрягся, готовясь к схватке за свое тело.
«Это единственный выход…»
«Нет!» – яростно рявкнул Хансер.
«Единственный шанс спастись».
«Нет, прочь!»
Снаружи вспыхнул яркий свет, окружая дом.
– Это высшие! – закричала Гюрза. – Они прогнали Тени вокруг дома. Теперь нам не уйти!
«Тебе отрезали последний путь», – подтвердил Лин-Ке-Тор.
«Я и не собирался им воспользоваться. Тайви им не пройдет, а ее я не брошу. Что-нибудь придумаю».
«Проклятый упрямец! – вспыхнул Лин-Ке-Тор. – Своя жизнь не дорога – о других подумай! Им ведь не уйти – наплевать, сколько ты продержишься сам! Хочешь их смерти?! Ты их сюда завел!»
«Да, черт тебя побери, да!!! Я согласен!» – Последний довод добил Хансера. Он готов был пожертвовать собой, но не своими спутницами.
В дверь ударили.
– Кажется, здесь! – послышался крик снаружи.
– У них амулеты связи, – безразлично сказала Тайви.
Гюрза смотрела только на Хансера. Под маской дарклинга не было видно выражения лица. Вдруг она сбросила маску, подбежала к прерывающему нить и крепко поцеловала его. От неожиданности Хансер даже не успел отшатнуться.
– Держитесь позади меня и ни в коем случае не лезьте в бой, – сказал он.
«Разыграем то же, что ты с Элеонорой», – предложил Лин-Ке-Тор.
«Я сейчас не смогу».
«Мы сможем. Ты думаешь – я дерусь».
«Попробуем. Дьявол! Раз уж мы засели вдвоем в этом теле, надо сотрудничать!»
«Вот теперь я слышу Хансера, а не капризного ребенка».
Хансер выхватил сабли.
«Оружие непривычное. Надо мечами разжиться», – заметил Лин-Ке-Тор.
«Не перебирай харчами, тьфу ты, мечами!»
«Ты шутишь, Хансер. Смотрю, умирать в бою раздумал. Приготовься».
Дверь вылетела, словно пробка. На пороге стояли двое в одеждах, подобных Хансеровым, только песчано-желтого цвета. Солнечный домен. Сабли потяжелее, чем у прерывающего нить. Хансер расхохотался, слыша внутри стон Лин-Ке-Тора. Надо же, единственный домен, где в ходу кривое оружие, – и напороться именно на его представителей. Лица у обоих так же закрыты, так что их радость от того, что именно им повезло найти первым подлого убийцу, читалась только в глазах.
Короткое замешательство. Наверное, оттого, что они не чувствовали замыслов Хансера и не могли решить, кто кому уступит право зарубить проклятого убийцу несущих спокойствие. Решить этот вопрос им не дали. Хансер молча атаковал сразу обоих. И оба вскинули одну саблю в защитное положение, а второй атаковали. Ударов они ожидали сверху, с высокого прыжка. Вместо этого тело прерывающего нить распласталось низко над полом, и острия сабель просто чиркнули солнечных по бедрам. Яд охотника подействовал сразу. Это выходцы с Плутона могли ему сопротивляться какое-то время. Несущие спокойствие повалились, как два снопа.
– Добей, – бросил Хансер Гюрзе.
Короткое слово вырвало девушку из состояния ступора. Восхищенным взглядом она пожирала Хансера. Тайви смотрела с недоумением.
– Что ты сделал? – спросила она.
– Думаю, убил, – ответил Хансер, переступая через трупы. – Но лучше перестраховаться.
– Но как? Двух несущих спокойствие первым выпадом…
– Спасибо яду охотника.
Гюрза погрузила в горло каждого кинжал.
– Что это? – вдруг спросила она. На голове у каждого были золотые обручи с жемчужиной посреди лба. Любой понял бы – это не просто украшение.
– Амулеты связи Воинства Небесного, – ответила Тайви.
Хансер вдруг задержался, сдернул оба обруча. Один бросил Гюрзе.
– Слушай их и молчи. Твоя задача – не попасться. За Тайви отвечаешь головой.
– А ты?
– Сейчас перебью их и вызову тебя. До того – никакой связи.
Хансер надел обруч и тут же почувствовал еще восемнадцать таких же. Один совсем рядом. Он обернулся. Гюрза уже тоже надела странный амулет. Хансер попытался установить с ней ментальную связь. Вроде бы получилось, но он не чувствовал хозяина обруча. Хорошо, значит, амулету надо дать подтверждение, что ты хочешь говорить.
Тут же в разум Хансера ворвалось сразу пять голосов.
– Салах, ответь, ты где?
Он вновь взглянул на Гюрзу. Видимо, девушку бомбардировали такими же вопросами.
Ну что ж, амулеты не могли сказать, где их хозяева, значит, и Хансера его обруч не выдаст.
«Так, – сказал он Лин-Ке-Тору, – сделаем вот что. Я ухожу в Тени, ты берешь на себя управление, когда будем атаковать. Учти, придется бить в спину».
«Ты переломил себя, придется и мне. Я не люблю этого, но я хочу спасти нас всех».
Здесь, в доме главаря ночных банд Тино, Хансер наконец-то понял, почему на его наставника началась охота. И оценил бунтарский дух старого несущего спокойствие. Выпускника Марса убить можно, только подготовка занимает слишком много времени. Нужно обойти обостренное шестое чувство. Сейчас у тех, кто охотился на Хансера, оно было не острее валенка. Лин-Ке-Тор, находясь в теле прерывающего нить, легко оценил открывшиеся перспективы. Вдвоем они были непобедимы. Один – специалист по всем способам подкрадывания и убийства, кроме открытой рукопашной. Второй – один из лучших мечников. Вместе…
Следующими умерли двое лазурных. Хансер выпал из Теней прямо из-под потолка. Его не почувствовали, лишь в последний момент попытались уйти, но куда им было соперничать в скорости с Лин-Ке-Тором. Два меча существенно улучшили настроение последнего. Доменовцы ходили парами. Они потеряли направление и обшаривали дом в поисках своих жертв. А жертва быстро устраняла их. Неширокие коридоры были ей только в помощь. Как бы ни разошлась пара, обоих можно было достать одной атакой. Несущие спокойствие не знали, отчего умирали их братья, и спокойствие начало им изменять.
Первая серьезная проблема возникла на втором этаже. Двое оранжевых прошли слишком близко к стене и залегшим под ней Теням. Хансер свалил их одним взмахом мечей. И тут со стороны лестницы появились еще двое – бордовый и солнечный. Амулет ожил криком:
– Он атакует из Теней! Мы его не чувствуем!
Хансер вонзил мечи в пол и метнул звездочки из наручей. Несущие спокойствие успели отбить по две из пяти. Остальные поразили их и тут же вернулись на свое место. Пробегая мимо падающих тел, Хансер смахнул им головы. Да, теперь домены его живьем не отпустят. Осталось шестеро. Хансер нырнул в Тени и тут же вывалился оттуда. Теперь свет лился из всех стен дома. Их обложили со всех сторон, давили любыми способами, стараясь свести преимущества прерывающего нить к минимуму.
Еще двух оранжевых Хансеру удалось свалить, но они успели передать его местоположение. Оставалось четверо, судя по всему, бордовых. Хансер чувствовал, что начинает ненавидеть этот домен. И все четверо поджидали его внизу. Восемь мечей, жаждущих крови, восемь глаз, излучающих ненависть, но в то же время не страх, нет – какое-то опасение. Факты – вещь упрямая. И они говорили о том, что в дом вошли два десятка несущих спокойствие, а минут через десять – пятнадцать их осталось четверо. Если Хансер выживет, его будут называть Хансером, убившим двадцать. Причем слово «двадцать» будет произноситься с особым смыслом.
«Четверых поднимем?» – спросил Хансер у Лин-Ке-Тора.
«Должны справиться, но достанется нам…»
Только сейчас Хансер почувствовал, как болит каждая клеточка его тела. Словно объясняя это, Лин-Ке-Тор сказал:
«Ты не тренирован под наши приемы. Какие-то задатки есть, не более. Другой уже валялся бы с порванными сухожилиями, вывихнутыми суставами и мышцами, превратившимися в кашу».
«Слишком много для меня. Но мы проложим путь нашим…» – Хансер не договорил. Бордовые медленно пошли на него. Простору для драки было много. Главное – оттянуть всех на себя, завязать, чтобы они даже не помышляли перехватить беглянок.
– Гюрза, идите вниз, бегом, и прорывайтесь наружу, – передал он через амулет. – В бой не влезать.
Потом все потонуло в бешеной круговерти клинков. Даже используя хитрость Хансера с двойным сознанием, Лин-Ке-Тор еле успевал отражать все удары. Тело немело. Сражайся они без хитростей, не простояли бы и десяти секунд. Не было возможности использовать даже что-нибудь из запасных козырей – Хансер удивлялся, как он хоть дышать успевает.
Прерывающий нить начал пропускать удары. Пока это были царапины, мелкие порезы, но тело повиновалось все хуже. Скоро он не успеет изогнуть его, уходя от очередного пропущенного клинка, – и тогда все. И похоже, такой момент настал. Хансер заглянул в лицо смерти, словно встретил старую подругу. Он даже улыбнулся. Но меч, который должен был вспороть ему живот косым ударом, вдруг изменил траекторию, нырнул за спину бордовому. Что-то жалобно звякнуло. Краем глаза Хансер успел заметить отбитый арбалетный болт.
Двое бордовых развернулись. Перед ними стояла Гюрза с вновь заряженным арбалетом. Но ее лицо уже наливалось кровью. Она нарушила клятву, и кровь в ее жилах вот-вот вскипит.
– Освобождаю Гюрзу от клятвы! – задыхаясь, крикнул Хансер. Он поплатился за это глубоким порезом через всю грудь.
Гюрза вновь разрядила арбалет – и опять с таким же успехом. Потом в бордовых полетели ножи, целый вихрь ножей, но все было зря. Тайви за ее спиной выхватила кинжал. Вот и все. Лучше умереть в бою.
– Не могу больше, – простонал Хансер. Тело орало от боли, движения становились неверными, судорожными. И в это время между двумя парами бордовых открылся портал…
О своих заслугах, как и о своей скромности, я могу говорить часами, ни разу не повторяясь. Это очень приятно, когда ты делаешь что-то для спасения дорогих тебе людей и это получается. Помощь Хансеру могла прийти только с одной стороны – и она пришла. Первым из портала вышел мой братец. Он всегда мог оценить угрозу и правильно распределить силы. Хансер еще держался, а вот девушкам оставалось жить считаные секунды. Бордовые замешкались. Несущий спокойствие из Лазурного домена вроде бы союзник. Первые же слова Руи разбили их иллюзии:
– Сеньоры, найдите противника себе по силам и оставьте сеньорит в покое.
Бордовые еще не успели осознать смысла сказанного, как были атакованы. Свежий воин против двух хоть и не сильно, но все же утомленных. Плюс внезапность. Защититься они успели, но и только. Следом появилась Аркадия. «Кулак ветра» ударил одного из бордовых в грудь. Второй отмахнулся от прыгнувшей ему на спину Гюрзы, и мой брат тут же заколол его. Не смог встать и отброшенный. Руи не дрался – он убивал. Не он первым нарушил правила, но те, кто это сделал, в глазах его были не более чем бешеными собаками. А с собаками не раскланиваются в реверансах, их просто убивают, не глядя, стоит она или лежит.
Двое оставшихся бордовых ускорились до последнего предела. Поняв, что перевес не на их стороне, они пытались хотя бы убить самого опасного врага. Руи не дал им такого шанса. Один должен был отвлечься, чтобы отбить атаку маркиза де Касталенде, и Хансер последней вспышкой угасающих сил сложил его напарника. Дальше все было делом техники, а по технике мой брат превосходил большинство известных мне несущих спокойствие.
Хансер стоял, шатаясь. Гюрза подбежала к нему, подставила плечо.
– Видно, не прыгнуть тебе выше семнадцати, – шепнула она.
– Я и не хочу, – честно признался Хансер.
Вашему покорному слуге, благородные сеньоры, в этих скоротечных боевых действиях, понятно, поучаствовать не довелось. Здесь птички такого полета рубились, что мне и не снилось. Вполне возможно, меня даже не заметили в пылу битвы. Но сейчас именно я поддержал Хансера с другой стороны.
– Времени зря не терял, – заметил я мимоходом. – Такую кошечку отхватил. Где, интересно?
Аркадия, держа жезл наготове, двинулась к выходу. Стоило ей появиться в дверном проеме, как сверху на нее рухнул ангел. Она попыталась отбить его меч, но от мощнейшего удара жезл вылетел из ее рук, сама она упала на колено. Следующий удар должен был стать последним. Инстинктивно повелевающая стихиями вскинула правую руку, прикрывая голову. Клинок ударил в наруч и переломился. Лично я не знаю, кто был больше ошеломлен – Аркадия или ангел. В этот момент Гюрза выхватила из-под одежды «магнум» Орсо. Три последние пули отбросили крылатого назад. Он упал и затих. Аркадия перекатилась назад, жезл сам вернулся к ней в руку.
– Проклятье, их слишком много, – выругалась она.
– Высшие Зеленого домена, выходите и сдавайтесь, – прогремело снаружи. Говорил явно не простой ангел. В голосе слышалась привычка повелевать.
– Все. – Гюрза отбросила ставший ненужным пистолет. – Приплыли. Допрыгались.
– Что будем делать? – спросил я.
Мы с братом стали у входа. Самые свежие должны были принять удар на себя. Снаружи хлестал проливной дождь. Потоки ярчайшего света заливали пространство вокруг дома. Для моих глаз они были болезненными. Тени многое дают, но кое-что и отбирают. Крылатые силуэты казались мне неверными, размытыми. Руи стоял на одном колене, низко пригнувшись, и я видел, что это – готовность пружины.
Еще я отметил про себя, что наруч Агия сегодня спас Аркадии жизнь. Сильная вещь, впрочем, от бывшего спартанца я другого не ожидал. Его народ всегда понимал, как много зависит от качества вооружения, особенно когда имеешь дело с высшими.
Руи выругался сквозь зубы.
– Чего вы такого натворили? – проворчал он. – Против вас вышли как против целой армии.
– Луи, я так понял, это твой брат? – спросил Хансер.
– Да, Хан, – откликнулся я. – Он с нами, его отлучили от алтаря за то, что он вступился за меня.
– Ты приносишь несчастье всем, с кем свяжешься, – усмехнулся Хансер.
– А ты, можно подумать, счастье, – огрызнулся я. – Где Лин? Это он устроил там, наверху, такую резню?
Свет в доме погас, и я смог пробежаться по всему немалому строению теневым взглядом и оценить бой, который здесь кипел.
– Лин-Ке-Тор и Орсо мертвы. – Хансер сразу помрачнел. Должен признаться, и меня это известие как обухом по голове хватило.
– Это твой друг прикончил семнадцать несущих спокойствие, – как-то отстраненно произнес Руи. – Вижу, раньше я недооценивал прерывающих нить. Хотя с тобой, Хансер, что-то не так. Ты владеешь нашими приемами лучше меня, а тело для них совсем не тренировано. Я даже вообразить не могу, как такое случилось. Приемы требуют долгих лет отработки. За это время тело приобретает необходимую выносливость. Может, объяснишь?
– Нет.
– Честно сказать, я и не надеялся.
Хансер сидел возле стены, борясь с болью во всем теле. Так уж получилось, что все взгляды были обращены на него. Необычно присмиревшая Аркадия, печальная Тайви, пышущая яростью Гюрза, мой вечно спокойный братец и я, чуть отстраненный, потому что мозг лихорадочно искал выхода.
– Аркадия, может, портал? – спросил я.
– Второй за раз? Рехнулся?
– Но первый же был из портальной башни.
– Межпланетный, – криво усмехнулась она. – Во мне сейчас только крохи сил.
– А ты, Тайви?
– Она еще слишком слаба, – ответила за Тайви Гюрза.
– Но драться смогу, – сказала Тайви. – Архангелы – не доменовцы, с ними попроще.
– Вариантов нет, – признал Хансер. – Они не знают, что тут произошло, поэтому должны бояться. Мы выйдем втроем – я и Луи с братом. А вы спрячьтесь здесь, переждите.
– Нет, – тут же возмутилась Гюрза, – я с тобой.
– Я освободил тебя от клятвы. У тебя самые серьезные шансы спастись.
– Вот именно, – не стала она спорить. – Ты уже не можешь мне приказывать, потому я иду с тобой.
– И я, – встала Тайви. – У меня уже вот где сидят твои попытки погибнуть за меня. – Она провела пальцем по горлу. – Ты думаешь, я смогу жить после твоей смерти? Зачем? Кому я буду нужна и кто будет нужен мне?
– Что касается меня, – Аркадия была спокойна, – мое участие в драке даже не обсуждается. Я была обучена для боя.
Хансер встал. Это далось колоссальным усилием воли. Вонзил в пол мечи и вынул свои сабли.
– Я со многим мог бы поспорить, но я так устал, – пробормотал он. – Об одном прошу: если возникнет возможность, Гюрза, вытащи Тайви из этой мясорубки.
– Хорошо. – Она печально кивнула. Хотела добавить, я видел, но что-то удержало ее. И произнесла она то, чего я тогда и не понял: – Впервые иду в бой открыто и с открытым лицом.
Хансер и Гюрза стали посредине, мы с братом – по бокам, чуть сзади, а между нами – Тайви и Аркадия, наша магическая поддержка. Мы вышли под дождь, спокойные и сосредоточенные. Гюрза словно бы невзначай потерлась плечом о плечо Хансера, а когда он повернул голову к ней, тепло улыбнулась. Струи дождя мигом смыли пыль, грязь, кровь – таково свойство доменовской одежды: она может и сама чиститься. Перед нами стояло три десятка архангелов. В серых плащах, под капюшонами которых клубилась тьма. Истинный враг, которого я не разглядел. Слишком поздно увидел я белую косынку в руках моего умершего связного, и не верилось мне в то, что она говорила: «Дарклингов наняло Воинство Небесное». Вот они, перед нами, обманувшие всех. В небесах кружились простые ангелы – они не спешили под мечи доменовцев.
Хансер протянул Аркадии Грааль:
– Если шанса уйти не будет, телепортируй его в море, – просто сказал он. – На это сил хватит?
– Конечно. Масса и расстояние ничтожны.
– Сделай это. Не хочу, чтобы столь сильная вещь досталась им.
– Оружие на землю, – донеслось от рядов архангелов.
– Подходи и бери, – ответил Хансер. И еле слышно добавил: – Только побыстрее, пока я не свалился.