Глава 16
Мировые проблемы, или Личные неурядицы

Обе просьбы сильных Мира сего — императора и главы Чёрного Круга — были высокомерно проигнорированы. Ни Имлунд (в призрачном или в зомбированном состоянии), ни Керлик Хрон из портала не появились. Оттуда донеслись голоса.

— …ты думаешь, госпожа? — приятный мужской тенор. Многим из присутствующих он показался знакомым, но из-за магического искажения — обладатель голоса в проекции на Мир мог находиться очень далеко — никто бы не заложил и медной монетки под свои предположения.

— Иногда со мной случается, — это без сомнения рыцарь Алай Строптивая.

— Ох язва! Оно и видно, что с мужиками мечом машешь. Для разнообразия не пробовала иголочкой поработать? Тоже колкий предмет.

— Отчего же не пробовала? Пробовала — я, знаешь ли, Керейн Среброрукий, когда-то храмовницей стать пыталась.

— Ого! — оценил собеседник. — Что же случилось, если храмовница сразу же в воительницы подалась?

— Глупость, причём донельзя банальная.

— Однажды в ваше Уединение притащился мужчина, который тебя соблазнил… — начал чародей.

— Не то чтобы соблазнил — это изначально было обоюдным желанием, — женщина говорила легко и, наверное, любую другую аудиторию сумела бы обмануть, но невольными слушателями оказались Имперский совет и Круг Старших. Они уловили за непринуждённостью потаённые боль и ярость. — Его отобрала, увела наша божественная. Пробыла она с ним не очень долго — бросила — и всё смеялась, поучала нас, что только так следует поступать с самцами.

— Разве в Уединениях не дают обет безбрачия?

— В нашем — дают, но кто посмеет напомнить о правилах божественной? Божественной, которая вообразила себя богиней… а ведь, пожелай тот «самец», она бы превратилась в его домашнее животное и не испытывала большей радости, чем приносить ему по утрам в зубах тапочки! — из-за магического заслона донёсся звук смачного плевка. — Впрочем, одним мужиком больше, одним — меньше. Взбесило меня, поверь, другое. Божественная родила и подбросила дитя отцу…

— Ну и?

— Отец назвал девочку Литой.

Почему Керейн зашёлся в сдавленном кашле, догадались немногие — Чёрный Круг и император, смутные подозрения посетили и Новелля.

— Вот именно! — подтвердила Алай. — Она знала, кому отдаёт ребёнка. Известно было и мне, и ещё двум её приближённым. Будучи уверенной (и правильно уверенной, кстати!) в том, что мы не донесём малышку до родителя, она сама, лично, занялась «доставкой». Это подкосило меня, лишило веры — я ушла.

— И сразу же подалась в рыцари империи? Проще вступить в Вольный Отряд!

— Никуда я не подавалась! Просто шла, куда глаза глядят, и, подозреваю, в хорошее место они не смотрели. Если бы не Имлунд и мой будущий муж… — воительница замолчала, но эту часть жизни первой женщины-рыцаря Гулума знали многие. Поговаривали, что воспоминания о встрече с Алай Строптивой до сих пор заставляли непоколебимо-ледяного герцога Зелеша краснеть, словно влюблённого мальчишку на свидании. — Скажи, чародей, Кер действительно служил в Вольных Отрядах? Как-то удивительно для мага…

— Ничего удивительного — я тоже служил. В «Гончих Псах», когда они только-только появились как отдельный Отряд. Лучшие вольники, ещё не помышлявшие о службе императору.

— «Псах» ? — в голосе Алай сквозило изумление, откровенное недоверие. — И отчего же ты не помог братьям?

— Бывшим братьям, хочу напомнить… Я не успел — их зов глушили, умело и зло. Даже «Голодные Волки» опоздали, хотя их крик достиг в первую очередь — кто-то полагал, что кровники придут добивать. Они бежали спасать. Потом пытались мстить. Того, кто предал, они не нашли…

Со стороны, не считая молний-малюток и непотребного цвета, портал перемещений напоминал положенный плашмя смерч с той лишь разницей, что воронка зависла на месте и не притягивала к себе ничего, кроме недовольных взглядов. Тонкий, извивающийся хвостик указывал на уставшего императора, широкая часть — на магов. Стенки псевдосмерча находились в постоянном движении и вызывали неприятные ощущения — от них явственно тянуло холодом, грозой и опасностью. Прикасаться к воронке и впрямь не следовало — могло забросить в любую часть Мира, этого и не только.

Странными, нереальными казались голоса, доносившиеся изнутри портала — чудилось, что сейчас из горлышка воронки выплывут два полупрозрачных искрящихся привидения, однако на стол ступил начищенный мужской сапог из чешуи хум-хума. Он, как и положено, красовался на ноге, облачённой в чёрную штанину навыпуск. Нога же в свою очередь принадлежала человеку — тёмному магу Керейну Среброрукому.

— О! — оценил тот место прибытия.

Капелька-стол — штука дорогая, да и будь иначе, по мебели не ходят.

— Вообще-то за столами принято сидеть, — Феллон сердито скривился.

— Ну, — Эфа неожиданно поддержал нового герцога Зелеша. — Это касается людей.

Чародей бровью не повёл, словно всю жизнь занимался перемещением в подобные места. Он спокойно обернулся к порталу и протянул руку. Алай осторожно переступила «порожек», затем позволила себя спустить на пол — рыцарь была женщиной и никогда от того не отказывалась. Воительница ценила галантность, любила представляться нежной и хрупкой, зависимой от мужчины.

— Как там? — Эфелю способ перемещения Керейна откровенно понравился, но сейчас главу Чёрного Круга интересовало другое.

— Двойня, — улыбнулась Алай. — Я не знаю почему, но Керлик Молниеносный просил меня передать Новеллю Спящему, а также остальным припадочным и помешанным на пророчествах магам (и не только им) следующее. Лилийта Хрон родила от Романда отказного Зелеша мальчика и девочку. Мальчик вне сомнения обладает чёрной магией, девочка — белой… Ну и где ваш двуцветный, уроды?!

— Это Алай Строптивая цитирует, — пояснил Керейн и, немного помолчав, добавил. — Меня.

— Э-э, — глубокомысленно ответил Новелль. — Ошибся. С кем не бывает?.. Кстати, ваше величество, ребята докладывают, что всё сделано.

— Тогда мне пора, — хмыкнул Эфель и невежливо исчез.

— Наконец-то! — Эфа, не обращая внимания на поведение мага, вскочил. — Дамы и господа, вынужден вам сообщить, что Имперский совет арестован. Весь, исключая Феллона Зелеша, госпожу Алай Тхай и представителей Магической гильдии.

Двери в зал Совета распахнулись с эффектным грохотом, и возмущённых и ошарашенных советников увели предупредительные, но строгие стражники в форме личной императорской охраны — на камзолах и зелёных плащах красовалась оскаленная пасть сумрачного волка. Вольный Отряд «Голодные волки» принял на себя обязательство «Гончих Псов» — вечное служение династии Л-лотай.

— Новелль, — шёпотом произнёс император, вновь усаживаясь на неудобный трон. — Надеюсь, у тебя веская причина! Из-за глупости мне бы не хотелось рассориться с Имперским советом в полном составе! Нам с Имлундом Совет многого стоил. В том числе и Романда, как я теперь понимаю.

— Не бойся, Эфа, — маг внимательно всмотрелся в повелителя. — И не трать на меня яд, сын Змей. Тебе ещё пригодится… А твой Совет начнёт тебя благодарить, когда поймёт, что ты просто-напросто спас их! За работой мы не позабудем сохранить доказательства.

Лоран, понуро склонив голову, брела по пустынным тёмным коридорам. Ей было плохо. Ужасно! Она поссорилась с Тином. Разругалась вдрызг. Навсегда!

Они уже ссорились и ругались и тоже навсегда. По одному и тому же поводу. Глупому, если вдуматься, поводу. Тин называл Тьму наиглавнейшей силой, а Лоран — всего лишь равной Свету. Для обоих тема оказалась болезненной.

Чародейка во всём была готова поддержать возлюбленного, но только не в этом вопросе, потому что если Тьма главнее, то Свет — слабее. Следовательно, она, Лоран, белая магиня тоже слабее. Лоран не хотела даже в мыслях считать себя таковой, ибо бессилие причинило ей боль. Бессилие было написано на роду Лоран как женщины и младшей дочери влиятельного политика, члена Имперского совета герцога Орлеша. И в конце концов бессилие превратило её в лишнюю карту «Крестовика» … Лишние — наислабейшие, их сбрасывают и забывают. Забытье — это смерть.

А Тин не понимал. Не мог. Или вовсе не желал.

Шрамы горели на спине.

Сегодня спор зашёл слишком далеко. У Тина-подмастерья ум зашёл за разум из-за «главенства» Тьмы. Лоран не преминула донести эту простую и очевидную мысль до друга. Тот сердито ответил, девушка не осталась в долгу. Слово за слово — и Лоран надоело. Абсолютно. Она в сердцах, ставя точку в дурацком споре раз и навсегда, топнула ногой. А Тин… Тин со своей излюбленной презрительной ухмылкой бросил, что она, Лоран, всего лишь капризная девчонка, которую мало пороли в детстве.

Она замерла, казалось, на вечность, а потом развернулась и молча ушла. Теперь по-настоящему. По-настоящему, навсегда.

Как он мог?! Ведь он знал! Всё знал! Никому в Школе, кроме него, не было известно, что «украшает» спину Лоран. Он даже это видел. Она показала…

Да, ещё об этих страшных уродливых рубцах знали госпожа Умелла Облачная и Ивелейн, единственная подруга Лоран. Они предлагали излечить, избавить «чудесную спинку» (по выражению эльфийки) от ужасающего зрелища, но девушка отказалась. Чтобы помнить — нельзя быть слабой… К тому же, шрамы и не сводились… И всё-таки эти две замечательные женщины не знали того, что ведал Тин.

Раны болели, всегда. Лоран свыклась с этой болью, притерпелась к ней, но иногда спина вспыхивала огнём — кнут отцовского слуги был непростым. В такие мгновения… это действительно длилось не долго, но Лоран казалось, что вечность… В такие мгновения хотелось выть, визжать, сдирать с себя кожу. Однажды девушка потеряла над собой контроль, но рядом случился Тин — одним касанием он избавил бедняжку от страданий.

А потом Тин стал приходить по ночам в келью Лоран — и пропали кошмары. Кнут взметается над головой мучителя с безумными глазами и опускается, снова поднимается. Родовая магия не помогает — блудной дочери не докричаться до небес, не призвать гордых и далёких Орлов. Для истинного чародейства уже не хватает сил — она жива благодаря дару, но не ведает об этом. Она кричит… и слышит клёкот в ответ. Это Тин поёт ей колыбельную — и кнут исчезает, остаётся лишь ласковая успокаивающая прохлада.

Только на острых коленях Тина Лоран нашла покой… И вот теперь она его лишилась!

Подонок! Как он мог?! Обычный мужик, которому нужно только одно!

Лоран вздохнула, прекрасно понимая, что лжёт себе, но так было легче… Она столько мечтала о жезле. И он у неё на поясе, заслуженный. И принёсший беду. Рассвет на башне Творения оказался последним мигом радости, потом были только споры, споры, споры. И наконец — лишь капризная девчонка, которую мало пороли в детстве.

Что ж, наверное, это правильно. Отношения с Тином — это слабость, а она собиралась быть сильной. И теперь её некому отвлечь, никто больше не сделает её слабой. Она посвятит себя магии и станет магистром как наставница, Умелла Облачная. И ничего кроме.

— Э-э, госпожа подмастерье, куда это мы собрались?

Ядовитый голос резко вырвал девушку из мрачных дум, словно ледяной водицей с утреца окатил. Лоран вздрогнула всем телом и огляделась.

За размышлениями, воспоминаниями и оплакиванием потерянной любви магиня и не заметила, как покинула Школу и очутилась собственно на территории Гильдии, куда уже третий день не рекомендовалось (читай — запрещено) ступать чародеям ниже мастеров третьего ранга. Более того, сейчас Лоран находилась в Радужном зале, открытом для магистров. Туда даже мастера первого ранга без разрешения самого Новелля Спящего да за визой Эфеля Душевного входить не имели права.

Сама девушка была в зале всего лишь раз, более четырёх лет назад, когда сопровождала Умеллу Облачную. Магистру что-то потребовалось, а Лоран она потянула за собой. Только теперь девушка поняла, что наставница решила поддержать новенькую ученицу Школы.

Кнут отходил спину, но не лишил избалованности, не избавил от привычки повелевать и не научил ни терпению и пониманию, ни полной самостоятельности. Герцогской дочке и позднему магу было очень трудно в стенах Школы, где царили совсем не те порядки, что в родном замке. Здесь Лоран не являлась центром Мира, а лишь неуклюжей неумехой, которую обязательно требовалось ткнуть в её незнание общеизвестных вещей.

Потом уж, с появлением Тина Лоран осознала, что никто её специально не задевал — так уж получалось. Ученики Белого отделения все как на подбор оказались не очень весёлой судьбы и каждый жил в своей, может быть, и не уютной, но всяко привычной раковине, с внешней стороны которой щерились жутким оскалом шипы. Лучше — смазанные ядом. К тому же, тогда на Отделении были только мальчишки, все, кроме Зелна, Рыско и двух парней, которые на днях получили звание мастеров пятого ранга, того возраста, когда любая девочка воспринималась явно не героиней любовных баллад.

Ивелейн разбавила это мужское стадо через год — ученики уже начали понимать друг друга. И себя. Лоран могла тогда себе признаться, что находись эльфийка в Школе сразу, то вряд ли они бы стали подругами — чересчур надменными и капризными они обе были. А потом возник Тин.

Но сначала было очень трудно. И однажды пришла магистр Умелла и взяла с собой в Радужный зал. Лоран запомнила ту прогулку на всю жизнь.

Зал оказался хрустальным. Пол, потолок, стены, витые тонкие колонны — всё из прозрачного, как гильдейский кулон, хрусталя. Впрочем, это только на первый взгляд. Хрусталь встречался и дымчатый, и золотистый. Попадались в нём вкрапления мелких голубых, розовых и зелёных песчинок, однако общее ощущение чистоты от этого разнообразия только усиливалось.

Стены занимали стеклянные полочки, на которых покоились хрупкие, как и всё в зале, артефакты. Мощные, удивительные по красоте, часто уникальные, но всё-таки не настолько ценные, чтобы бояться за их сохранность. Матовые рога единорогов, странной формы сосуды, хрустальные шары и пирамидки, декаэдры с изображением внутри каких-то неведомых строений — дворцов, храмов, а иногда вовсе не разобрать чего. И прочая — за один раз не разглядишь всего.

Центр зала занимало раскидистое, несколько корявое стеклянное дерево. Оно представляло собой цельную конструкцию, однако ствол и ветви были чуть заметно выкрашены в коричневый, листочки — в зеленоватый, а распускающиеся цветы — дымчато-голубой. На развилке, словно некое подобие гнезда, покоился ещё один хрустальный шар, размером с головку новорожденного. Его Лоран в прошлое посещение не видела — наверное, недавнее приобретение магов.

Среди хрусталя притаились волшебные лампы. Они испускали белый, такой любимый Лоран свет. Тот пронизывал всё помещение, преломлялся и дробился внутри артефактов и украшений. По залу гуляли и танцевали радужные искры, порой складывающиеся в странные удивительные и нездешние картины. Благодаря этим искрам зал и получил своё название. Радужный…

Сегодня неповторимое волшебство портил Зелн в коричневых одеждах самого непотребного оттенка.

— Э-э, госпожа подмастерье, куда это мы собрались?

Сколько его помнила Лоран, он не мог говорить не язвительно. За что его, кстати, ученики Белого отделения прозвали Зелн Язва.

— Прямо, — буркнула магиня, пытаясь обойти ученика. Однако тот прытко сдвинулся в сторону и преградил девушке путь.

— Э нет, прямо, Лоран, ты не пойдёшь. Подмастерьям здесь не место.

— Как и ученикам, — хмыкнул за спиной ещё один мужской, не отличающийся добротой голос.

Лоран обернулась — сзади стоял Рыско-переросток. Никто уж и не верил, что он сможет получить жезл, однако парень умудрился-таки сдать экзамен. В отличие от Зелна, кстати.

— Если у господ подмастерьев на почве зазнайства выработалась слепота, то поясняю — я здесь убираю. Думаете, эта красота при помощи магии держится? Нет. При помощи мокрой тряпки.

Действительно, в руках он держал тряпку, а у его ноги примостилось ведро, тоже стеклянное, но далеко не прозрачное из-за грязной воды внутри. Оба новоиспечённых подмастерья в один голос фыркнули — им-то теперь никакая уборка не страшна.

— За что это тебя? — Лоран ухмыльнулась.

— А, — махнул в ответ Зелн тряпкой. — После ночки в «Солнышке» решил я проветриться. Ну, спокойно вышел из кабачка да натолкнулся на кого-то — желудок мой жестокого обращения не выдержал. Всё бы ничего, но кто знал, что Эфелю Душевному приспичит ранним утром по району Купцов бегать!

— Герой, — оценил Рыско. — Так ты ещё легко отделался — всего лишь уборкой.

— Ага, до конца этого года, — кисло скривился ученик. — И заверением, что подмастерьем я никогда не стану. В таких вопросах Эфелю верить можно.

Н-да, со словом магистра да к тому же главы Чёрного Круга не поспоришь — Лоран и Рыско сочувственно вздохнули.

— Так что, ребята, неприятностей мне без того до конца жизни хватит — может, не станете усугублять ситуацию?

— Зе-елн, — Лоран умоляюще взглянула на Старшего ученика. Ей так хотелось посмотреть на радужный танец — душа её нуждалась хоть в таком мимолётном утешении.

— Ох, Лоран, ты и зомби уговоришь! Значит так, мне водичку надо бы сменить. Но вы ничего не трогайте! Ладно?

— Конечно.

Зелн с ведром и тряпкой убрёл прочь. Лоран тяжело вздохнула, подняла взгляд к потолку да так и застыла. Разноцветные искорки складывались в неповторимые узоры, но не простые круги, пусть даже с пушистой бахромой, а в эльфийскую вязь со смыслом, таким явным и одновременно таинственным.

Вен — «дева», Мен — «путь» … А вот и Мел — «любовь», и рядом Бард — «тюрьма». Лицо Лоран исказилось от боли. Путь любви — неволя… Хотя нет, Мел немного в стороне. Может, она ошибается?

— Посмотри, Рыско, — указала наверх девушка. — Что ты видишь?

— Мел, затем Тур — «могущество», и Энгвар — «слабость». Кажется: любовь сильного есть слабость.

— Как это верно! — Лоран с судорожным всхлипом отвратилась от потолка. И здесь тычут ей в лицо её же ошибками… Но почему? Почему она хочет, жаждет, мечтает быть слабой, только чтобы её любили… Нет, нельзя быть слабой!

— Что-то случилось, Лора? — Рыско в беспокойстве нахмурился.

Девушка вздрогнула — она ненавидела это сокращение её имени. Но ведь сокурсник не специально — он видит, что ей плохо, хочет ей помочь, утешить. Но… Принимать утешение — тоже слабость.

— Нет, ничего, Рыско. Ничего существенного… — во избежание дальнейших вопросов Лоран, изображая живейший интерес к стеклянному дереву, двинулась в центр зала. Запутавшийся в хрупких ветвях шар неожиданно засветился. Сначала робко, незаметно, но с каждым шагом Лоран свет внутри артефакта разгорался всё сильнее и сильнее. Наконец, сияние заполнило весь зал, при этом оно не мешало видеть, не слепило глаза. — Рыско, какое чудо!

Неподдельное восхищение пробудило настоящее любопытство — и Лоран, позабыв просьбу Зелна, протянула руки к шару, сняла с дерева… и охнув, чуть не выронила. Шар оказался тяжеловат для девушки. К счастью, Рыско успел подскочить и подхватить артефакт, чтобы в свою очередь не удержать.

— Он жжётся! — воскликнул подмастерье.

Шар с глухим звоном упал на пол, покатился прочь… и натолкнулся на сапоги чёрной кожи.

— Рыско! Ты, случаем, не с башни Тревоги грохнулся?! Это же тебе не мяч по полу гонять! — Тин нагнулся и без чрезмерных усилий поднял артефакт, тот, было погаснув, вновь засиял всё тем же ярким, но не яростным светом. Что, откровенно признать, тёмному магу явно не понравилось. — Это же Печать… или Ключ, по-вашему.

Он уверенной походкой двинулся к дереву и вернул шар на прежнее место.

— И, кстати, что ты здесь делаешь, Рыско? Подмастерьям ход в Радужный зал запрещён!

— Вот именно, подмастерьям, — светлый чародей насмешливо приподнял бровь. — Тинни, сам-то ты, зачем сюда пожаловал?

— Мне почудилось, что я слышал голос Лоран. Лоран Орлеш. Ты её не видел? Нам поговорить надо!

— Не о чём нам с тобой говорить, Тинни, — отрезала девушка.

Юноша озадаченно моргнул — он только сейчас заметил магиню и был несказанно и искренне удивлён.

— Но…

— Дама сказала, что вам не о чём разговаривать, — оборвал его Рыско. — Значит, вали-ка отсюда, тёмный!

Как ни странно, гневная отповедь подействовала на Тина. Он понимающе кивнул и направился к двери. Плечи юноши опустились, светлые длинные волосы поникли сальными космами, а сам он весь как-то съёжился, растерял свою гордость, вечное презрение ко всему Миру… А было ли это презрение? А не та же ли это раковина-доспех, из которой Тин выбрался ради Лоран?

Видя его такого зашибленного, непривычно слабого, магиня хотела крикнуть… Постой! Я тебя ни в коем случае не простила, но ты побудь со мной, поговори. Дай мне посмотреть на себя… Найди слова, чтобы я передумала… Но вместо зова изо рта вырвался душераздирающий вопль. Боль в спине достигла апогея — и Лоран позабыла всё.

Тин отлично понимал, что за последнюю выходку, миг какого-то безумного помрачения, он не заслуживает ни внимания, ни тем более прощения, и, получив недвусмысленный отказ даже в разговоре, не стал спорить. Нет у него на то права. Уже за огромными дверьми матового стекла чародей услышал полный муки крик Лоран. Юноше слишком хорошо было известно, что это означает. Он кинулся обратно, на помощь.

Путь вновь преградил Рыско.

— Она не хочет тебя видеть.

— Идиот! Ей больно! — Тин не стал объяснять, а просто оттолкнул бестолкового сокурсника. Раздался звон разбитого стекла, но чародей видел лишь катающуюся по полу Лоран, его Лону, в безумном припадке.

Обнять, прижать, успокоить.

— Лона. Лоночка! Я здесь! Я рядом! Я не уйду! Никогда! Я просто кретин. Прости! Я не хотел! — Тин сжал в своих объятиях девушку и гладил её по голове, путаясь пальцами в роскошных волосах, ласкал её спину.

Ему хотелось вопить и плакать, но как и прежде он не смел, иначе Лона поймёт, что боль никуда не уходит, не исчезает. Она просто-напросто переселяется в другое тело. Тело Тина. Как и кошмары — в его разум и сны. Лона запретила бы исцелять, но Тин не мог допустить, чтобы его возлюбленная мучилась. Её страдания из-за него — вот он и будет за них платить!

— Солнышко моё! Душа моя!.. Свет мой! Я люблю тебя! Я люблю тебя всем сердцем!

Она, дрожа, подняла на него свои медовые глаза.

— Какая же я всё-таки дура!

— Что? — не понял Тин.

— Скажи, — Лона запрокинула голову. — Скажи, Тин, что ты видишь?

— Мел, — он вгляделся в потолок с рунами-искрами. — Любовь — это сила слабого.

— А я, дура, перепутала…

От её крика листья на стеклянном дереве зазвенели. Тин попытался отнять боль, но на этот раз ничего не вышло — Лоран билась в его руках, а он ничем не мог ей помочь.

— Контакт. Нужен контакт с кожей… — он сдёрнул шаль и разодрал платье Лоран. Девушка вдруг резко затихла. — Их нет, Лона. Они пропали! Исчезли!

— Конечно, — она шептала сорванным голосом куда-то в грудь Тина. — Я излечила их.

— Но как? Не понимаю.

— Я приняла себя. Приняла себя такой, какая я есть — пусть и магиня, но всё-таки слабая женщина. И я приняла свою любовь к тебе, Тин. К тебе, мужчине и чёрному магу. И куда более сильному, нежели я, чародею… — Лона отстранилась, чтобы видеть его глаза. — Только не обижай меня больше, ладно?

— Никогда. Обещаю!

Как?! Как же ей теперь сказать всю правду?!

— Бзо и шуршевый медвежонок!!! Что же тут за разврат массовый творится? Да прямо под Ключом!! Вам келий своих недостаточно?!!!

Подмастерья, разом вздрогнув, обернулись на гневный голос. Зелн со стеклянным, заполненным водой ведром и половой тряпкой в руках смотрелся бы комично, если бы не белое от дикой ярости лицо.

— Рыско! А ты-то что?! Взрослый мужик — схватил бы этих кроликов и на мороз вышвырнул. Вот пусть там и тискаются!

Тин было вскочил, но догадался посмотрел на Лону. Та в разодранном и разъехавшемся платье выглядела, как жертва необузданной страсти. И всё равно прекрасная… Спохватившись, Тин стянул с себя камзол и облачил в него девушку. Та несмело улыбнулась.

— Выметайтесь отсюда!!! — рявкнул Зелн.

— С удовольствием… — Тин поднялся.

— Нет, — холодно возразил Рыско. В подбородок тёмному подмастерью ткнулось нечто холодное, продолговатое, наполненное магией. Жезл. Чужой, потому опасный. — Сначала мы кое-что отсюда возьмём. И прогуляемся.

Когда Лоран выгнала прочь Тина, а тот, в свою очередь, ушёл, почти уполз побитой уличной шавкой, Угрюмец понял — Свет на его стороне, на стороне его любви и красть Ключ не имеет смысла… тем более что в руки артефакт не давался, а левитация, как и прочая магия, на него не действовала. Но потом Лоран закричала — припадочная! — и Тин прибежал к ней.

Они целовались-миловались, лепетали о любви, чуть не отдались друг другу прямо на глазах Угрюмца. По всей видимости, это доставляло им удовольствие… Ну что же! Раз так, то здесь Угрюмцу искать больше нечего, ибо способ выкрасть Ключ был отыскан. Только вот, Зелн вернулся не вовремя, но что может ученик против подмастерья…

— Рыско? Ты сдурел? — поинтересовался Старший Белого отделения. — Ты опять нажрался?

— Стой, где стоишь, Язва!

— Иначе что? Ты заклеймишь Тинни Светом и личной силой через свой жезл? — хмыкнул Зелн. — Да пожалуйста! Никогда не питал к нашему господину Презрение дружеских чувств…

Угрюмец осознал, что с захватом тёмного подмастерья дал промашку — Старшие двух враждующих Отделений славились особой, неповторимой «теплотой» отношений. Впрочем, не беда — для заложника есть кандидатура получше и доступней. Резко оттолкнув от себя Тина, Угрюмец переместился к Лоран — девушка даже не успела подумать о сопротивлении, когда на нежную шейку дохнуло холодом металла.

— Звёздочка ассасинов, — прошептал тёмный подмастерье. Какое наслаждение видеть ужас в его глазах!

— Именно, Тинни, — подтвердил Угрюмец. — И по всем правилам она смазана ядом. Убивающим Свет… ведь ассасины принадлежат Тьме. Не так ли?

— Нет! Они принадлежат Ненависти! И ты тоже! — вместо молодого чародея ответил Зелн. — Поэтому яд не причиняет тебе вреда… Как ты мог, Рыско? Зачем тебе? Зачем ты стал магом Ненависти… ты — День… зачем?!

— Что ты несёшь, Язва? Какая Ненависть?.. Впрочем, неважно. Сейчас я заберу Ключ, — Угрюмец дёрнул висящую безвольным кулем Лоран за волосы. — Тинни, если не желаешь, чтобы твоя простыночка засмердела, возьми Ключ. Мы немного прогуляемся по Главели.

— Не трогай Лону, пожалуйста! — прошептал Тин и медленно, стараясь не терять из виду Угрюмца, двинулся к дереву, осторожно взял в руки шар. Тот вновь засиял. — Что мне делать дальше?

— Иди за мной. Зелн отвали!

Старший ученик сдвинулся в сторону и неуклюже задел ведро с водой. Оно упало, со звоном разбиваясь вдребезги — от неожиданного звука рука Угрюмца дёрнулась и полоснула звёздочкой беззащитную шейку Лоран. Однако раны нанести так и не успела.

Тин, видя, что его возлюбленной грозит теперь уж точно неминуемая смерть, отбросил злосчастный артефакт и кинулся на помощь, но он не мог опередить быструю руку… Зато это сумела вырвавшаяся вдруг из его груди птица — она чуть заметно искривлённым клювом выхватила у Угрюмца смертоносную звёздочку. В следующий миг Лоран и Тин оказались на полу, негодные к сопротивлению, но живые и очень далеко от ассасина. Щеку тёмного подмастерья рассекала тонкая кровоточащая царапина.

Рядом был только мокрый Зелн, который сплёл пальцы в замысловатой фигуре и произнёс первое слово неведомого заклинания.

— Язва, ты полагаешь, что ученик способен справиться с подмастерьем? — хмыкнул Угрюмец и тотчас нанёс магический удар, однако ничего не произошло. Более того, его спеленали воздухом как мумию бинтами да к тому отрезали от силы.

— С таким, как ты, смогу, — Зелн даже не вспотел. И от Старшего веяло такой мощью, каковая Угрюмцу не виделась и во снах.

— Что ты делаешь? Помогаешь тёмному?!

— Нет. Во-первых, я спасаю двух представителей Гильдии. А, во-вторых, да, помогаю. Друзьям.

— Тинни — твой друг?

— Представь себе, Угрюмец. И если бы ты хоть сколько-нибудь интересовался делами Школы или умел шевелить мозгами, ты бы сообразил, что Тин не имел возможности проходить на территорию Белого отделения без моего на то разрешения, — неожиданно Зелн усмехнулся и обернулся ко всё ещё лежащей паре. — Вот только не понимаю, чем они там занимались по ночам целых четыре года!

— Изучали на примере процесс размножения, — сплюнул на сверкающий пол ассасин.

— Я также думал до сего дня, но, Рыско, — нет. Знаешь ли, Ключа может коснуться лишь чистый телом и помыслами.

Оказавшийся в центре внимания удивлённых глаз, в том числе и глаз Лоран, Тин явственно покраснел.

— Э-э, насчёт помыслов — это вряд ли, — пролепетал он.

— Ай, — отмахнулся Зелн. — Лично я считаю, что хотение своей женщины — помысел почище, чем наоборот… тем более — жениху свойственно желать невесту.

— Невесту? Жениху?

— Ну да, Рыско. Перед тобой младший граф Яруш — Тиллон — и его невеста Лоран, урождённая Орлеш. А ты не знал?

— Этого и я не знала! — магиня вскочила.

— Ой, — от неожиданного открытия Зелн чуть было не растерял концентрацию и не упустил пленника, но к счастью в Радужный зал вошёл Мехен Златоликий. — Мастер! Нам нужна ваша помощь!

— Вижу, — хмыкнул боевой маг, и Зелн отлетел в ближайшую колонну, чары с Угрюмца исчезли. — Кто из них?

— Оба. Но Лоран просто не под силу долго нести шар.

— Значит, девку убей. А вы, граф Тиллон, поднимаете Ключ и, не сопротивляясь, идёте впереди меня.

— Обойдёшься, — хмыкнул Эфель Душевный и приложил белого чародея по голове ручкой от своего кукри. — Всегда мечтал это сделать.

Вызов на общий сбор Круга Старших пришёл к Керлику, когда Чёрный замок погрузился в тишину (наконец-то!) и уставший, расслабившийся маг уже засыпал.

Чародей вздохнул, но покорно оделся, однако на сбор отправился не сразу. Сначала Керлик подготовил пути отступления — прошлого перемещения в Главель за глаза хватило — и просветил остающихся в замке об их обязанностях.

Для Литы отец оставил записку.

Двойная смена «власти» в Радужном зале произошла на редкость быстро и незаметно. Убедившись, что физическая расправа им не грозит, Тин обернулся к Лоне. Теперь она знает правду. Теперь она вряд ли поверит объяснениям и уверениям, она даже слушать не станет — слишком долго ей лгал Тин. А Лона — гордая дочь Орлов. Тогда он хотя бы в последний раз на неё посмотрит.

Запомнит.

Шелковистые длинные волосы непривычного для имперской аристократки коричневого оттенка. Иногда даже почти чёрные, порой янтарные. Кое-где пробивались тонкие нити серебра — нет, не символ пережитого позора и страха, а касание магии. До Тина доходили россказни, что Лона вначале своего ученичества, не без помощи сокурсников-мальчишек, напутала состав какого-то зелья, в результате чего осеребрила себе волосы. Краска оказалась долгоиграющей — родной коричневый цвет вернулся быстро, но время от времени какой-нибудь отдельно взятый волос или даже целая прядь принимали на себя зачарованное серебро. Лону прозвали на Отделении Среброволосой — для мага почётное имя.

Белоснежную кожу лица, шеи, рук. Это только по зиме. Лона от природы, как и всякий Орлеш, была смуглой и летом, на ярком солнце облачалась в лёгкую одежду янтарного загара. Отличительная черта, родовая гордость и признак Орлов.

Тонкие пальчики, на которых никогда не сверкнёт обручальное кольцо Ярушей. Такие нежные, ласковые. Когда они касались лица Тина… даже в заслуженной пощёчине… он забывал обо всём. Как приятно было ощущать эти пальчики, зарывающиеся в его волосы. Как он любил прятать маленькие ладошки Лоны в своих ладонях… Сейчас эти изящные пальчики стиснуты в гневные кулаки на двойном кулоне — орёл древнего рода и хрусталь белых магов — и прижаты к груди.

Стыдно признаться… Тин никому и не признавался. Он в первую очередь обратил внимание на грудь Лоны, тогда такую маленькую, только появляющуюся. Но Тин был всего лишь мальчишкой, который впервые видел столько разнообразных женщин вокруг — раньше юного графа держали взаперти в нескольких комнатах, одного, к нему пускали лишь троих слуг. Всяко — не женщин. Слишком ужасен оказался дар маленького Тина. Ужасен в своей бешеной несдержанности. И только к первому совершеннолетию дядя уговорил отца отдать молодого чародея в Гильдию, в столицу, под пригляд и прямую ответственность дяди.

При первом взгляде Тин заметил в Лоне женщину, непонятное ещё для себя существо, а при втором — страдающего человека, нуждающегося в помощи. Тогда гибельный, неподвластный хозяину дар вдруг сделал хорошее дело, воистину хорошее…

Тин навсегда запомнит и тот момент, и ту Лону. И сегодняшнюю — тоже.

Губы. Нечувственные — тоже отличие Орлов. Как и Ястребов, но Тин не унаследовал от отца этой черты. Губы Лоны кривились в высокомерной ухмылке, но Тин видел, что скрывается за этой маской, и пытался стянуть её, выставить напоказ всем нежную приятную улыбку… Хотя сам понимал, что пока не избавится от своего грима-презрения, ничего не выйдет и с Лоной.

А затем взгляд зацепился за глаза. И уже не было возможности оторваться от них.

Непостижимого цвета — медовые. Они зимой напоминали о лете, а весной — об осени, но никак не наоборот. Они мерцали по ночам и темнели днём. Они притягивали, заставляли замереть и смотреть, тонуть. Только бы видеть их! И чтобы ни одной, ни единой даже очень маленькой капельки слёз…

Вот на миг мёд исчез за ресницами, и Тин зажмурился. Он боялся заметить искру гнева и ярости, он хотел запомнить Лону ласковой и нежной. Нет…

Глаза распахнулись под напором слёз, рот растворился, чтобы выдавить крик-писк, — ухо обожгло мимолётной болью.

— Всё, — тихо проговорила Лона и отпустила Тина.

— Что?

Она повела глазами вниз. Юноша послушно посмотрел на орла — одного из хвостовых перьев не хватало. Серьга. Если невестам дарили кольца, то женихам — серьгу. Обычай, пришедший в незапамятные времена с Юга и распространившийся повсеместно по империи. Серьга — приметна, почти часть тела, её так просто не снимешь, чтобы забыть.

— Что?

— Я ведь это знала, — то ли ответила, то ли высказала собственные мысли Лона. — Догадывалась, но снова боялась себе признаться, объяснить, что оно значит. Ведь ты пел мне колыбельные, изгонял кошмары, а я слышала клёкот. Клёкот ястреба!

— Ты…

Девушка осторожно взяла лицо Тина в свои ладони, заставляя молчать.

— Бедненький! Что же ты чувствовал, узнав мою историю! Но ты ведь не виноват — это был исключительно мой выбор.

А потом она просто взяла и поцеловала его. Голова закружилась, и Тин повалился на пол. Или он там и находился? Тин ничего уже не замечал, не понимал. Его занимало только одно — даже зная правду, Лона любит его!

— Зелн, ты там живой?

— Да вроде как, Эфель, — хмыкнул Старший ученик. — Чего не скажешь ни о многих артефактах, ни о моей самооценке.

— Ну, — фыркнул в ответ глава Чёрного Круга. — Мехен всё-таки мастер первого уровня и постарше тебя будет этак на век!

— Постарше! Первого уровня! — пробухтел недовольно Зелн. — Во-первых, это элементарное заклятье, которое я сам неоднократно применял и от которого успешно отбивался. А, во-вторых, ты меня предупреждал, что никому, кроме тебя и Нова, верить нельзя. А я… «Мастер! Нам нужна ваша помощь!» Тьфу!..

— Да ладно тебе, со всеми бывает — я, например, в Мехене сомневался. Он же Врата по-настоящему, рискуя жизнью, закрывал!

— Предположим, не он, а Романд… Тебе помочь?

— Сам справлюсь, — Эфель повёл руками над бездыханным телом светлого мага — то пропало. — Здесь осторожность и аккуратность не требуются — Мехен не ассасин… Кстати, об ассасинах. Зелн, ты что за комедию ломал? Любитель спектаклей! Ещё мгновение — и девочке конец бы пришёл!

— Ой-ой-ой! Помолчал бы! — белый чародей скривился так, что чёрному стало немножко стыдно. — Сам ведь тоже стоял в сторонке и не вмешивался. И правильно — Тин молодец, сделал всё как надо. И эти двое разобрались друг с другом!

Маги обернулись к обсуждаемой молодёжи. Те и впрямь разобрались и продолжали усиленно это делать — слёзы на глаза наворачивались от умиления.

— Кха, пойдём отсюда, что ли? — предложил Зелн. — Нехорошо. Хотя местечко они выбрали…

— Нехорошо? Местечко?! — Эфель на мгновение застыл, что-то прикидывая в уме, и рванул к позабывшей окружающий Мир паре, подхватил лёгкую Лону. — Не-не-не, он мне девственником нужен!

— Дядя! — возопил побагровевший Тин. — Как вы о нас думаете! Кто мы по-вашему?!

— Ну-у, на радостях всякое случается, — пробормотал пристыженный чародей. — Вы ведь решили пожениться, так ведь, Лоран?

Девушка, мило порозовев, кивнула. Говорить она, казалось, разучилась.

— Вот через два месяца устроим вам свадьбу.

— Но почему так долго? — нет, не разучилась.

— Что вам стоит? Четыре года терпели — ещё два месяца подождите! — Эфель улыбнулся. Осторожно, робко, умоляюще, чтобы молодые ни в коем разе не сочли это за насмешку — ведь её нет. — Мы такую вам свадьбу организуем! Пышную, красивую! Императора с престолонаследником пригласим. А как ваши родители порадуются — ведь они вам ничего дурного не желали! А тут такое счастье, свидетелями которого они уж и не чаяли стать!

Лоран и Тиллон переглянулись, пожали плечами, улыбнулись только друг для друга. Они подождут. Главное они уже выяснили — они любят и любимы. Им не надо ни прятаться от чужих глаз, ни скрывать друг от друга неприглядные тайны. И ещё они могут принести кому-то радость… Когда знаешь, что такое боль, ведаешь и как приятно дарить кому-то радость.

— Хорошо, — согласилась Лоран.

— Только… дядя, зачем я вам понадобился девственником?

Эфель поражённо хмыкнул — это был всего лишь вопрос, желание выяснить непонятную ситуацию. Маг вздохнул. Насколько же он стар и циничен, если позабыл, что случается вот и такая, искренняя и чистая любовь.

— Затем, Тин, что ты у меня тупица.

— Что?

— То! Сколько раз я тебе говорил не трогать артефакты, о назначении и применении которых ты не знаешь?!

— Вы про Печать, дядя? — юноша недоумённо нахмурился. — Но я знаю…

— Неужели? Понадобился весь Круг Старших, чтобы разорвать… нет, не верно, истончить связь Печати с Романдом! И вот, когда нам срочно потребовалась Печать, мимо пробегает очередной мальчишка и замыкает её на себя!

— Дядя, следовательно, я могу её использовать — проблем-то.

— Не можешь! Для использования нужна составляющая Света, а в тебе этой гадости ровно настолько, чтобы любой желающей знал, какой у меня робкий и стеснительный племянничек… извини, Лоран.

Девушка улыбнулась и ласково, успокаивающе погладила возлюбленного — тот было напрягся, но мгновенно расслабился. Понял, что последние слова Эфеля всего лишь безобидная мужская подначка-шуточка.

— Если я не могу работать с Печатью, пусть через меня кто-нибудь из белых действует, раз уж время поджимает.

— И кому ты, тёмный, себя не побоишься доверить?

— Лоне.

Глава Чёрного Круга окинул юную магиню внимательным, оценивающим взглядом.

— Сможешь, Лоран?

— Да, — уверенно ответила девушка.

— Вот и ладненько, — неожиданно вклинился в беседу Зелн. — Эфелюшка, может, отправишь ребят спать? Уже рассвет, а они здесь цельную ночь маялись. Да и с Ключом работать, не отдохнувши, опасно. И, кажется, я слышу, что Круг Старших зовёт тебя на сбор.

Челюсти подмастерьев отвалились от явного нахальства Старшего ученика. Эфель озадаченно нахмурился.

— Зелн, что ты здесь делаешь?

— Любуюсь на великого чёрного магистра? — предположил чародей.

«Великий чёрный магистр» лицом превратился в сплошное недоумение. Затем вдруг хлопнул себя по лбу.

— Тьфу! Склероз! Всё забываю тебе сообщить! Зелн, позор ты наш гильдейский, у тебя через седмицу Испытание.

— Что? — возопил обиженный ученик. — И как вы это провернули? А? Как вы сумели собрать Экзаменационную комиссию только для того, чтобы в очередной раз не вручить мне жезл?!

— Какой жезл? Какая Экзаменационная комиссия? — мгновенно вскипел чёрный маг. — У тебя Испытание на мастера третьего ранга! Это в компетенции Круга Старших!

— Нет! Какой мастер третьего ранга?!

— Ай, а ты собираешься сразу на второго? — Эфель изумительно улыбнулся и стало очевидно, что до этого чародей просто-напросто измывался. — Зелн, я верю, что ты пройдёшь Испытание, но я бы не советовал. Побудь годика два всё-таки мастером третьего ранга. И проще, и попривыкнешь.

— Я Нову буду жаловаться!

— Это его позабавит. Я лично считал, что ты и пятым рангом обойдёшься.

«Ученик» открыл рот, чтобы разразиться возмущённой репликой, но ограничился изображением выброшенной на берег рыбы. Затем помотал рукой, нахмурился… и расплылся в довольной улыбке. По всей видимости, Зелна осенила гениальная мысль.

— Мастером? — пробормотал он. — Мастером! Это же выходит, что жениться я не должен!.. А, ну тогда согласен! Я пошёл!

Чародей, даже не глянув напоследок на зрителей, вылетел прочь из Радужного зала. В следующий миг под стеклянным деревом образовался маленький воздушный вихрь. Он не спеша двинулся к стенам — занялся банальной уборкой.

Эфель некоторое время смотрел на самоуправство стихии Воздуха, затем хмыкнул.

— Хорошую всё-таки Нов себе замену вырастил. Даже как-то совестно мальчику сообщать, что невесту ему сам Имлунд Зелеш подбирал, а мы согласились… Нет! Это не Магическая гильдия! Это какой-то филиал владений Змей! Да, чтоб тебе там, в посмертии, икалось Зелеш Офидийский!!!

— М-м? — подала голос Лоран.

Глава Чёрного Круга обернулся к подмастерьям. Обручённые, мило обнявшись, круглыми глазами взирали на тёмного магистра.

— Дети, вы бы вняли доброму совету — идите спать!

— Зелн — мастер? — проигнорировала Эфеля Лоран. — Но ведь он даже не смог получить жезл!

— Не захотел, — возразил тот. — Если человек истово не желает быть подмастерьем, зачем его им делать?

— Но мне показалось, что и мастером он тоже не хочет быть, — удивился Тин.

— Э нет, мастером он уже является.

— Но это получается, что он…

— Да, Лоран, — Эфель тепло улыбнулся. — Он приглядывал за вами всеми. Но, девочка, то, что не касалось учителей, до них и не доходило — Зелн умеет хранить тайны. Впрочем, ваша любовь слишком сильна, чтобы её скрыть от кого бы то ни было… зрячего. Вы идите. Я же вижу: вы на ногах еле держитесь — поиски себя отбирают силу. Идите.

Пара мило улыбнулась в ответ и, всё так же обнимаясь, удалилась. Магистр не сомневался — в келью Лоран, но он не стал напоминать о своей просьбе. Он верил в этих двоих. И он знал, что они достойны доверия.

— Пойдём, Рыско, — Эфель обернулся к ассасину. Тело юноши было спутано заклятьем подчинения — магия Земли и Пси. — Тебе предстоит долгий разговор.

— Меня арестовали?

— Да, — чародей в недоумении посмотрел на пленника. Тот так ничего и не понял. Как грустно!

— И по какому обвинению? Попытка украсть Ключ?

— Убийство.

— Но если мне не изменяет память, покушавшихся на жизнь императора казнили!

— Я ничего не говорил об императоре. Но спасибо, что напомнил, — Эфель покачал головой. Ему была жаль этого недалёкого, запутавшегося в чужих интригах мальчика. Искренне жаль. — Предупреждая твой вопрос, никого не казнили. Это маленький спектакль.

— Император достоин смерти! Я знаю! Мне известно, что именно он убил своего отца! Значит, он считал, что их род недостоин короны Гулума — я всего лишь помогал ему! — возопил Рыско. Белоплащник ему всё рассказал о мятеже.

— Нет, ты не прав. Льеэфа Л-лотай не убивал отца, хотя и оказался невольным посредником. За что его величество заплатил и очень дорого! — Чем же забита твоя голова, мальчик? Почему твои глаза закрыты? Отчего ты глух к словам? — Но не беспокойся, император не станет обвинять тебя в попытке убить его. Ему всё равно… Однако из-за тебя чуть не погибли госпожа Руника и престолонаследник. За сына прощения не жди.

— Сына?.. — Рыско отмахнулся от «глупости». — Тогда не понимаю, в чём меня обвиняют?

— В убийстве, — повторился Эфель. — В убийстве без причины. И в преступлениях против Гильдии.

— Как я слышал, вы, магистр, тоже когда-то убивали без причины!

— Да…

Чародей не стал объяснять, что это вырвался на свободу его страшный дар, такой же, как у Тина. Учитель погиб от рук Хрона, друг за то возненавидел всех тёмных магов — и некому было помочь… Тогда Эфель носил имя Безумный. К счастью, друг опомнился и спас…

— Да, поэтому я тоже против тебя ничего не имею. И Новелль тебя простит, потому что он виноват перед тобою — он не заметил тебя, — тёмный магистр помолчал, давая возможность Рыско понять. Это шанс… Рыско не понял. — Отдельный человек, отдельный маг может тебя простить, но не Гильдия. Гильдия не прощает!

— Гильдия! Да плевал я на Гильдию! Не будет теперь Гильдии! Скоро! А из меня вы ничего не вытяните — хоть триум собирайте! Потому что я ничего не знаю!

— Жаль… — Эфель без труда перехватил необычное с точки зрения юноши заклятье. — Я сражался и против истинных ассасинов. А ты всего лишь ученик.

— Я подмастерье! — взвыл Рыско.

— Нет, — чародей снова покачал головой. — Ты получил жезл, потому что тебя пожалели…

Мир для Угрюмца померк. Эфель взял за руку безвольное и сейчас безразумное тело и повёл за собой. В глазах магистра Тьмы стояли слёзы. Это мы тебя упустили. Как жаль. Как жаль, что ты не воспользовался данным тебе шансом. Мы надеялись, но… Как жаль!

Круг Старших ждал.

Чёрный замок наблюдал, как просыпается его молодая хозяйка. Вот она сладко потянулась, словно её пантера-подруга, проверила детей. Затем отправилась к хозяину, но нашла только бумажку. Чёрный замок беспокоился — ему очень не хотелось, чтобы недавняя история с побегом повторилась. К тому же, хозяин теперь не ставил никаких заклятий. Но хозяйка флегматично пожала плечами и принялась наводить порядок в своих владениях.

Замок был рад до такой степени, что не заметил очередного гостя. Женщину в светящемся длиннополом плаще.