Джарсин выбежала из покоя, в котором наколдовывала молнии. Такой ее никто из живущих в замке еще не видел! Служанки, стоящие на нижних ступенях и ожидающие, не понадобятся ли они Госпоже, в ужасе разбежались. Кнет выкатился за ней следом, но лишь сжался на ступенях, так что Джарсин, заметавшись на верхней площадке, об него чуть не споткнулась, и тогда она ударила его ногой, не понимая, насколько была сильной и резкой, но это отлично понял сам шут, когда со сломанными ребрами и, кажется, вывихнутой рукой, откатился на порог комнаты Камня и замер, задохнувшись от боли.

Хозяйка, едва заметив это, ринулась вниз, потом по анфиладам проходов и залов, о которых тут же забывала, и волосы ее, растрепанные бурей, развевались как у безумной. Да она и была в тот момент безумной, глаза ее горели неземным огнем, так горят только глаза драконов на старинных шпалерах, так светятся рубины при совершении над ними магических ритуалов, так могут гореть и уголья, если их раздувать горном.

Она бежала, ни на что не обращая внимания, она знала только одно: прошлое умерло вместе с Камнем! Ее гнал страх, невыносимый, не понимаемый простыми смертными ужас, что вот теперь со смертью Камня, изменилась сама структура ее, Джарсин, присутствия, власти в мире, и никто, даже она сама, не понимает, не может знать, как теперь будет дальше и что из этого получится.

Наблюдательница неслась по замку, словно смертоносный вихрь. Некоторые из предметов мебели загорались при ее приближении от страшного, чудовищного выброса магической энергии, которая истекала из нее вместе со страхом. Многие драгоценные цветы в ее оранжерее, привезенные в замок со всех концов Нижнего мира, засыхали на глазах, будто бы на них обрушился острый поток нежизни. Кони в конюшне разбивали и ломали себе ноги, пробуя выбраться из тесных денников, словно при пожаре. А она летела по галереям и залам замка в своем развевающемся бело-черном платье. Даже где-то в отдалении некоторые из людей почувствовали беспокойство и страх, не догадываясь о его причине, и особенно плохо стало тем, в ком имелась искра, кого эти искры хотя бы ненароком касались в поиске пристанища…

Лишь когда гроза в серой вышине вдруг стихла, словно была не в силах соревноваться с той мощью, которую обрушила на мир Джарсин Наблюдательница, и там, в серых тучах, установилось относительное спокойствие, она стала понемногу и сама затихать. Она будто бы впитывала теперь это спокойствие сверху, вторила ему и понемногу обретала себя в прежнем качестве архимагички, бесстрастной и непоколебимой…

И едва ли не помимо ее воли, помимо ее волнения, которое оказалось таким страшным, она начинала думать, размышлять, сначала эмоционально, чего не бывало уже многие века, но постепенно все более по-прежнему, холодно и расчетливо.

Джарсин остановилась, огляделась, она находилась в огромном парадном зале, когда-то она устраивала тут небывало пышные приемы для тех, кого почитала верными себе и своей власти. Тогда тут бывали разные существа, приведенные ее рыцарями из Нижнего мира, и даже маги, которых она могла терпеть возле себя. С тех пор прошло уже более тысячи лет, зал обветшал, его стены натекли селитрой от сырости, царившей здесь, как в глубоком подвале, вымпелы и знамена давно исчезнувших царств и армий, свисающие сверху со специальных растяжек, истлели, превратившись в серые от пыли лохмотья, даже стальные мечи и доспехи, стоящие в нишах между окнами, истаяли от ржавчины. Даже стекла в сложных и тонко сработанных переплетах из темной бронзы помутнели от прошедших веков, за ними ничего невозможно было увидеть, и непонятно было, в какую часть света они смотрели… Кажется, все же на юг, на равнины, подумала Джарсин неуверенно.

Все же она пришла в себя, поправила волосы, одернула надорванный где-то шлейф, все еще не высохший после дождя и неприятно обвивающий ноги, выпрямилась. Осмотрелась вокруг уже более осмысленно, чем минуту назад. Да, кажется, она знала, что теперь ей делать, как поступить. Она захотела позвать кого-нибудь из слуг, но быстро в ментальном режиме считала ситуацию в замке и поняла, что поблизости нет никого. Она даже сумела усмехнуться тонкими, бледными от страха и жестокости губами, ей понравилось, что все разбежались от ужаса перед ней, перед ее силой и мощью.

Джарсин пошла в библиотеку, одну из самых полных в обоих мирах, в залы, где хранили книги, о ценности которых лишь догадывались другие архимаги, книги, в которых можно было прочитать обо всем, что только придумали когда-либо разные существа, о чем когда-либо писали маги прошедших эпох. Библиотека находилась в той части замка, куда смели заходить только самые доверенные слуги, куда сама Джарсин уже стала забывать дорогу, потому что куда больше времени проводила рядом с Камнем… который теперь умер.

Уверившись, что она идет правильно, хотя и не по самому короткому пути, Наблюдательница мысленно потребовала, чтобы служанки собрались у дверей перед библиотечными залами. Для верности позвала и Хранцу, но та была без чувств, Джарсин снова про себя усмехнулась. Ей понравилось, что это случилось с Вандой, пусть знает свое место, пусть удостоверится, как сильна ее Госпожа, пусть поймет, на что способна настоящая архимагичка, если ее что-то расстраивает в этом мире… Мире без Камня.

Она уселась на свое любимое место, в кресло у высокого окна, которое умело светиться круглые сутки, несмотря на дожди или туманы снаружи. Настоящей-то смены суток в Верхнем мире, конечно, не бывало, ночь была похожа на раннее утро, а ясный день напоминал тут сумерки, но к этому все привыкли, в этом не было ровным счетом ничего необычного, ничего удивительного.

От окна пока не исходил свет, оно просто показывало северные горы, хотя находилось, разумеется, ниже этих гор, но из этого окна они казались почти обычными каменными складками, которые все же можно было обозреть живым зрением, а не магическим видением. Как это получилось, какое волшебство она, Джарсин Наблюдательница, вложила в это окно, вспомнить было уже невозможно. Она знала только, что тогда очень внимательно относилась к своему прозвищу и доказывала его везде, где только получалось, вот и с этим окном так вышло. Теперь она просто сидела под этим окном чаще, чем где бы то ни было еще, кроме комнатки с Камнем… Но и это теперь придется, кажется, изменить.

Джарсин позвала Ванду еще раз, та уже пришла в себя, какие-то служанки растерли ей виски винным уксусом с пахучими солями, скоро она сумеет отозваться на зов. Тогда Наблюдательница попробовала вызвать Кнета. Странное дело, без этого шута она чувствовала себя неуютно, словно бы оказалась неподобающе одетой, а ведь, выделывая перед ней свои коленца, он почти всегда злил ее… Он был в сознании, но его лечил замковый лекарь, какой-то полугном-полуэльф, что было редчайшим сочетанием, эти расы ненавидели друг друга и беспрерывно воевали, но лекарем он был неплохим. Сейчас лекарь, имя которого Джарсин не помнила, может, и не знала никогда, накладывал шуту магическую повязку, которая должна была вылечить его за несколько часов. Если бы Джарсин захотела, то и сама сделала бы то же самое с Кнетом, только рука у него вернула бы подвижность и ребра срослись за считаные минуты, но стоило ли? Пусть Кнет пока побудет без нее, вернее, она – без него.

Она стала вспоминать, где может быть описание всего того, что Берта Созидательница Бело-Черная делала, когда выдумала свой Камень, тот самый, что висел теперь в комнате-колодце на золотых цепях совершенно бесполезно и бессмысленно?.. Так, об этом можно прочитать… Джарсин не сразу поняла, что не помнит уже языка, на котором были эти трактаты писаны. Ох и многое же придется ей теперь вспомнить, если она хочет вернуть Камень, привести мир в тот вид, в каком она привыкла его видеть вокруг себя.

Чтобы до конца успокоиться, она поднялась и взобралась на лестницу в дальнем углу зала, где находились самые редкие кодексы и гримуары неимоверной толщины, написанные писцами, от которых теперь даже костей не осталось. Хотя как Джарсин где-то читала, кости сохраняются лучше всего остального, чуть ли не дольше, чем жила она сама. Но книги-то эти были писаны еще до ее рождения, и только магические заклятия не позволяли истлеть страницам из телячьей кожи…

Книга, которую она наконец выбрала, была огромной, тяжелой, Джарсин с ней едва справилась. Но все же справилась, донесла до резной подставки для чтения… Когда-то она читала тут многое, и не исключено, с удовольствием, теперь же на подставке было чуть не с палец пыли. Она со злостью посмотрела на это безобразие, но что же делать – она сама запретила ходить сюда кому бы то ни было без нее. Смахнула пыль рукавом, белое полотно, испорченное дождем и опаленное взрывом ее эмоций, теперь стало еще и грязным. Но думать об этом было… легкомыслием, которого архимагичка не хотела себе разрешить. Она уселась на почти такой же пыльный, как и подставка, диванчик, подложила под спину несколько подушек, которые наполовину истлели с того времени, когда ими пользовались последний раз, и принялась читать.

Книга повела речь о том, как и почему нужно было создать Камень. Что из этого проистекало в магическом плане, и как это изобретение Берты Созидательницы отозвалось на судьбе царств, где верховодили архимаги в целом, и как каждый использовал свою власть в отдельности. Философией это было, не более… Джарсин перелистала несколько десятков страниц, ничего конкретного не нашла. Она поднялась, сбросила первую книгу – и нашла фолиант чуть более поздний и чуть менее тяжелый.

Тут объяснялись принципы геополитики, давалось описание владений Вильтона Песка, даже имелся его портрет… Интересно, подумала Джарсин, для кого это писалось?.. Явно, что не для нее, потому что она-то помнила про Вильтона все, или, по крайней мере, все важное, в этом она была уверена. Вильтон, архимаг с сильными задатками некроманта, похожий на скелет, любивший носить кровавые плащи и зачем-то поднятые острыми шипами подкладные плечи, отрастивший в юности себе хвост, чтобы напоминать Владыку преисподней, даже рога себе приделавший, чтобы пугать слуг и разных смертных… Чудак, но как же он бывал иногда силен, тем более что под его властью находились искры серая и желтая. Он занимал значительную часть мира, вот только обезлюдела она в последнее время, слишком многих он забирал в Верхний мир, чтобы служили ему непосредственно и чтобы он не скучал, устраивая любимые им голодоморы и пандемии… Пустая растрата живого материала, подумала Джарсин и перевернула несколько страниц разом, до следующей главки.

Марсия Клин, архимагичка со специальностью управления магией случайных событий, очень сильная, уверенная в себе и своем искусстве, вот только не изжившая некоторые издержки женственности. Стерва, дрянь и вздорная спорщица, никогда ни с чем не соглашается. Да, по книге получалось, что живет она уж чуть не дольше самой Джарсин, с ней всегда приходилось считаться, потому что верховодила она искрами красной и синей, а это испокон веков были цвета войны и насилия. Цвета крови и самых ужасных катастроф, какие только можно вообразить даже тренированным в жестокости архимагам.

Рош Скрижаль, один из немногих, кто пользовался, кажется, подлинной любовью смертных, которые о нем знали или хотя бы догадывались о его существовании… Таких было немного, но все же они были. Потому что он не очень-то и скрывался от них, питая к смертным какую-то патологическую приязнь. Тихоня, любитель почитать книжечки, поучить историю народов, всех этих эльфов, карликов, людишек, троллей, гномов, историю, которую он, бывало, сам же и создавал… Невнятный тип, но силен, это следовало признать. Владетель искр голубой и зеленой, как правило, хотя, случалось, к нему залетали и иные, вот только красных никогда не бывало. Как-то его любовь к деревьям плохо сочеталась с красным цветом, а у него, сказывали, даже замок был выстроен из дерева и украшен такой резьбой, что почитался среди знатоков непревзойденным шедевром. Все равно дурак, решила Джарсин, хотя и умный при том.

Потом шло описание владений и предпочтений Сары Хохот, Норы Поток и самого загадочного изо всех архимагов – Августа Облако, любителя людей, повелителя коричневых искр, занимающего немалое пространство в мире, потому что люди – странный, любопытный, хотя и очень недолговечный народец – умели проникать всюду, чем существенно отличались от прочих, и даже умели на новых местах устраиваться, причем неплохо, получая немаловажные роли и посты в местном управлении. Да и вояки из них выходили неплохие, хотя… Дальше было не слишком-то интересно.

Джарсин закрыла книгу, скинула и ее на пол, потащилась в тот же угол зала за новым кодексом. Оказалось, память подвела ее: все, что ей было необходимо, находилось совсем в другом труде, теперь-то она была уверена – в кодексе, который, по слухам, был написан со слов самой Берты. Она снова взобралась на самую высокую ступень передвижной лестницы, дотянулась до самой высокой полки и стащила уж совсем древнюю книгу, ее переплет был обуглен, часть страниц кто-то вырвал, а медные застежки оказались сплошь сломаны. Она все же стащила ее вниз, разложила на подставке, снова стала читать, хотя половину слов, которые ей встречались, уже не помнила.

Тут имелось введение, трактующее мир таким образом, что, если мага или даже архимага забывали люди, он истаивал, истлевал подобно знаменам в пиршественном зале, на что Джарсин про себя усмехнулась. Но мысль была почти новой для нее, вернее, не абсолютно новой, конечно, она знала об этой идее ранних магов, но как-то над ней не раздумывала. А что же будет, вдруг пришло ей в голову, если теперь без Камня мы не сможем насылать на смертных искры? Что же получится, если эта идея окажется хотя бы отчасти правильной?

И тогда она поняла, что желает вернуть Камень еще больше, еще нестерпимее, еще настоятельнее. И получить при этом больше власти, больше силы, потому что одно дело – пользоваться тем, что когда-то создала Берта Бело-Черная, а совсем другое – если она сама будет Созидательницей!

Джарсин просидела в библиотеке очень долго, пожалуй, поболе недели, обдумывая свои шаги в последовательности, которая позволила бы ей не наделать ошибок. Во-первых, не поссориться с остальными архимагами или поссориться хотя бы не со всеми сразу, потому что было ясно: если уж ей пришло в голову, какой сильной она станет для этого мира, если сумеет воссоздать Камень, то и другие об этом подумают, когда поймут ее замысел. И второе, что не нравилось ей, – слишком многое должны были исполнить слуги, ее подчиненные, ее рабы, потому что появляться в Нижнем мире она не хотела ни в каком качестве, ни в какой маскировке. Это не просто уронило бы ее достоинство, но и сделало бы на время посещения Нижнемирья страшно уязвимой, настолько, что только дурак не воспользовался бы возможностью уничтожить ее, просто на всякий случай, потому что там это было легко сделать любому архимагу, даже самому слабому из них, вроде Августа Облако.

Ей приносили еду в библиотеку, она даже разрешила разжечь камин, потому что временами начинала мерзнуть, чего с ней не случалось уже много веков, и все думала, читала, перебирала варианты своих действий и противодействия им других, враждебных сил. Получалось все довольно сложно, даже нелепо-сложно, но возможно и исполнимо, в чем Джарсин убеждалась все вернее, чуть не с каждым прочитанным кодексом и с каждым днем, проведенным в размышлениях.

Наконец она решила, что готова или почти готова. Она вызвала к себе Торла и Ванду. Кнет давно уже прибился к ней сам, хотя мог бы и не являться, толку от него было мало в той работе, которую она уже проделала и которую собиралась продолжать. Когда Торл и Хранца почтительнейшим образом доложили, что ожидают распоряжений, она оттолкнула – наконец-то! – последнюю из читаных книг и сказала охрипшим от недосыпания и усталости голосом:

– Ванда, готовь Прорицание, и смотри, чтобы на этот раз оно было точным и подробным, самым подробным, как только сумеешь. Торл, открой лабораторию, я вынуждена буду снова взяться… – она даже сумела улыбнуться, хотя от ее усмешки Кнет спрятал лицо в ладонях, – взяться за практическое колдовство. Ванда, вот что еще, когда сделаешь, что нужно для Прорицания, ступай в сокровищницу… Нет, туда мы пойдем вместе. – Джарсин тяжело поднялась с диванчика, на котором сидела все эти дни, и почему-то мигом почувствовала, какая же она грязная и неопрятная. Оказывается, она забывала все это время мыться, и даже руки у нее были по локоть в вековой пыли и паутине от книг. – Да, пожалуй, начнем с сокровищницы, вот только сначала в баньке ополоснусь… Значит, так – сначала в баню, потом в сокровищницу. У меня имеется там нечто, что нам понадобится.