Книга: Поиск неожиданного
Назад: Пролог
Дальше: ЧАСТЬ II. Сухром Переим. Темная синева стратегий

ЧАСТЬ I. Фран Термис. Желтый песок богатства

1
Убегая от Береговой Кости, големы грохотали по дороге так, что рыцарю Франу хотелось зажать уши. Берит по прозвищу Гиена и вовсе выкатил глаза, позеленел и, хотя ему было больно не только сидеть, но даже лежать, забился в самый узкий, по его мнению, самый тесный угол паланкина. Зато оруженосец Калемиатвель, в просторечии называемый Калметом, деловито, не обращая внимания на рывки и раскачивание их необычного транспортного средства, вытащил из своего мешочка разные баночки и начал готовить для Гиены растирание. А когда оно, на его взгляд, не помогло, взялся смешивать еще и какую-то микстуру.
Против мазей Берит не возражал, но внутреннее эльфийское снадобье сначала попробовал выплеснуть. Тогда Калмет, твердым, требовательным жестом поднеся очередную порцию к его губам, неожиданно так придавил Гиену к полу, что гноллу при всей его изворотливости деться стало некуда и пришлось выпить приготовленную оруженосцем смесь, хотя нос Гиены дрожал от отвращения, а из глаз текли слезы. Но лекарство подействовало, и уже через пару часов Берит неожиданно улыбнулся своему лекарю бледными зелено-розовыми губами, возможно, с благодарностью. Калмет тут же приготовил ему новую порцию, хотя, насколько определил Фран Термис по запаху, эта микстура была еще более тошнотворной и ужасной на вкус.
Правда, перебить вонь, исходящую от Гиены, все равно не смогла.
— Ты бы его помыл, что ли… — укорил он Калмета, когда, как Франу показалось, раскачивание их паланкина стало чуть менее жестоким и можно было разговаривать, не опасаясь прикусить язык.
— В воду я его затащил, господин, и поплескал, как мог, — отозвался эльф-полукровка, не отрываясь, впрочем, от сложнейшего дела смешивания очередного снадобья. — Но он юркий, его даже не везде намочить удалось.
Берит снова улыбнулся, показывая, что доволен таким отзывом, а может быть, уже начинает привыкать и к странному экипажу, и к своим спутникам и господам. Такая легкость адаптироваться в весьма неясной ситуации, какая-то внутренняя сговорчивость удивила Франа. Он попробовал своим магическим, недавно приобретенным видением вглядеться в этого парня, но ему не очень-то это удалось. Рыцарь не сумел разобрать, о чем думает гнолл, как он по-настоящему настроен и как собирается себя вести.
Некие намерения у него бродили в голове, это Фран видел точно, но какие именно — разобрать было трудно. Тот общий фон настроений Гиены, который Термис Соль все же ощутил, мог оказаться и тайным желанием сбежать, и честным намерением сотрудничать, помогать двум этим здоровым, сильным господам, которые так неожиданно спасли его от смерти. Хотя благодарности у гнолла не было ни на грош, присутствовала странная, не совсем понятная Франу расчетливость, обещающая, впрочем, и возможность пресловутого сотрудничества, содействия, участия в том предприятии, ради которого они Берита и отыскали.
К концу второго дня Гиена уже самостоятельно перевязал руку, помогая себе зубами, вот только ребра он не мог перетянуть, хотя и пытался. Тут проснулся Калмет, который дремал до этого, и, увидев такое дело, принялся Гиене помогать. А затем, при свете слабенького светильничка скептически оглядев результат попытки Берита затянуть руку, размотал все, что тот себе с таким тщанием накрутил от плеча до кисти, и сделал уже настоящие лубки, умелые и гораздо более надежные, чем прежние, которые он же и изготовил второпях на берегу моря у деревни со странным названием Каперна. Теперь таких лубков не постыдился бы и Фран, вот только Гиене они все равно не нравились, он даже пробовал дотянуться до них своими великолепными длинными, чуть синеватыми клыками и поправить узлы, а может, просто пробовал продавить повязки, чтобы почесать затекающие и ноющие мускулы на руке..
Следить за его едва ли не гимнастическими упражнениями было бы забавно, но у Франа возникла другая проблема. Големы совершенно определенно, судя по топоту их ног по дороге, замедляли бег. Это согласно инструкции, данной рыцарю в свое время в замке Госпожи, означало, что их следует покормить. Но Фран-то помнил, что кормить их совсем непросто и это может вызвать самые разные, в том числе и нежелательные, последствия, поэтому тянул, как мог.
У путешественников и самих с едой стало напряженно, потому что, несмотря на травмы, Берит съедал больше, чем рыцарь с оруженосцем вместе взятые. Поэтому они вынуждены были заглянуть, как делали это прежде, в один из придорожных трактирчиков, заказали жареного поросенка и какой-то каши, которую попросили уложить в кувшин с широким горлом. В этом кувшине, по словам Калмета, каша могла храниться довольно долго и оставалась, даже без разогрева на огне, вполне приемлемой на вкус и достаточно сытной. Фран все же с некоторым сомнением смотрел на эту кашу.
— Это что-то среднее между гречкой и рисом, кажется, — высказал он свое мнение оруженосцу, когда они сидели за столом в зале таверны, наслаждались неплохо приготовленным салатом и каким-то мелко струганным мясом в подливе и ждали, пока будет готов их поросенок.
— Это не хуже риса, господин мой, — отозвался Калмет рассеянно, — но будет получше, чем обычная деревенская греча.
Его рассеянность озадачила Франа.
— О чем думаешь? — спросил он.
— Думаю, зря мы оставили Гиену с големами. Как бы этот дурак не вздумал угнать у нас паланкин.
— Белый голем вряд ли послушает, если Берит вздумает ими командовать.
— Как знать, — ответил оруженосец и снова принялся за еду, от души запивая мясо местным густым и тягучим белым вином.
Чтобы не слишком далеко тащить съестные припасы, на этот раз они оставили паланкин неподалеку, всего-то в четверти мили от таверны, в цветущем кустарнике, колючем, плотном и с узкими листьями, отливающими серебристо-белой патиной, чего прежде Фран никогда ни у какого знакомого ему растения не видел.
Когда они тащились к этим кустам, нагруженные кувшинами с кашей и вином и поросенком, уложенным вместе с разнообразной зеленью в короб из чистого березового лыка, Фран всматривался в лощину за этими кустами, памятуя о замечании Калмета, с некоторой опаской. Но дыма, как случилось у них прошлый раз во время кормежки големов, не замечалось, а значит, все было относительно нормально.
Продравшись через эти серебристые заросли, они вышли на полянку, где оставили големов, каждого с кучкой кормежной пудры на чистых лопухах, как на тарелках, и обнаружили странную картину. Големы стояли кругом, все пятеро, плечом к плечу, словно некий монументальный колодец, сложенный из тяжелой, красной и белой обожженной глины. А в центре мелким пеньком торчал Берит Гиена, который вертелся на месте, несмотря на больную руку, заглядывал в лик каждому из големов и что-то отчаянно верещал на такой высокой ноте, таким пронзительным голосом, что слов ни Фран, ни даже Калемиатвель, у которого слух был острее, разобрать не сумели.
Добравшись до этого странного сборища, рыцарь рявкнул, как привык рявкать на плутонг солдат:
— Что здесь происходит?!
Големы не шелохнулись, но Бериту не потребовалось, чтобы они расступились, он выскользнул между ними ужом, только поморщился от боли, когда протаскивал вывихнутую, в лубках, руку, неуклюжую и неспособную, как показалось на миг рыцарю, протиснуться в ту узенькую щелочку, которую образовывали ноги и торсы Белого и ближайшего к нему темно-красного голема.
— Они пристают ко мне, говорят, что еды им мало, — заверещал Гиена, все еще срываясь на визг, но уже достаточно внятно. — Говорят, что им нужно масло. — Берит оглянулся на здоровенных глиняных истуканов. — Только не пойму, какое именно масло-то…
— Каменное, — отозвался Калмет. — Их же еще нефтью поят. Они ее очень уважают.
— Где же нам тут нефть раздобыть? — удивился рыцарь.
— Нужно отыскать кого-нибудь из местных аптекарей, — рассудительно подсказал оруженосец. — У них можно купить… Тогда и посмотрим, что из этого выйдет.
Рыцарь признал, что совет неплох, так и следовало поступить. Путешественники уселись в паланкин и двинулись дальше по дороге, которую Фран еще прежде наметил как основное направление. Берит набросился на принесенную снедь, а дорога повела големов, позволяя им бежать легко и привольно. В то же время она оказалась не настолько наезженной, чтобы опасаться на каждом шагу разбить какую-нибудь телегу, раздавить экипаж или — того хуже — растоптать кого-то из местных крестьян, передвигавшихся, как и все крестьяне на свете, на своих двоих.
Когда Гиена насытился и даже приложился к стаканчику с вином, смакуя чуть не каждую каплю, Калмет спросил гнолла:
— Ты как научился их понимать?
— Я-то? — . по дурацкой привычке переспрашивать, свойственной иногда простолюдинам, отозвался Берит. — Я их и вовсе, считай, не понимаю, так просто, смотрю на рожи их глиняные и сам собой начинаю соображать, а потом получается, что это и есть их разговор.
Рыцарь улыбнулся столь замысловатому ответу, но Калемиатвель воспринял его всерьез и кивнул, подтверждая, что так и должно быть, и на какое-то время в паланкине установилось молчание. Да, все шло как обычно — топали по дороге големы, в стороне залаяла собака, почувствовав что-то в высшей степени необычное, еще блеяли овцы, странно вторя скрипению кожи и деревянных планок конструкции, а мысли Франа сами собой сыто уплывали куда-то…
Он подумал о том, что вот раньше у него в голове, как свет далекого маяка для моряков, возникал ощутимый звук словно бы басовой струны неведомого и могучего музыкального инструмента, который призывал его к себе… Но сейчас звука, этого магического вызывания не было, он ничего такого не слышал, не ощущал… И по этому поводу стоило хорошенько поразмыслить. Вот только не сейчас. Они должны были найти городишко, достаточно зажиточный и обеспеченный, чтобы в нем имелся фармацевт, аптекарь, и не с дурацкими сухими травами или амулетами, а продававший сложные снадобья, конкретно — эту самую нефть, на которой почему-то настаивали големы. А еще совсем неожиданно для Франа у него в голове возникло стойкое ощущение, что он забыл что-то там, в Береговой Кости, не выполнил, и от этого его стало одолевать беспокойство. К вечеру третьего после бегства из Береговой Кости дня оно достигло, по мнению рыцаря, совсем уж ненормального напряжения, но он по-прежнему не знал, что с этим делать.
Перевалив через какой-то хребет, они оказались на краю широкой, полной вечернего света долины. Как водилось в этих краях, по дну ее протекала петлистая речка, местами заросшая по берегам кустарниками, местами — какой-то жгучей зеленой травой, которая в свете заходящего солнца казалась почти черной.
А милях в пяти впереди виднелся самый настоящий город, причем немалый, потому что лужица огней, обозначивших его в ранних сумерках, лишь со стороны представлялась бледной и узкой, но не составляло труда догадаться, что ночью она будет куда шире и ярче. Калмет приказал Белому остановить паланкин, и рыцарь Фран вышел размять ноги. Он постоял, вглядываясь в город, пробуя понять, почему жители этих мест так рано зажгли свои лампы и факелы. И лишь постояв на довольно сильном и пронизывающем, сухом, бьющем даже редкими песчинками, подхваченными из близкой степи, ветру, догадался, что не огни города привлекли его внимание, а сам город показался вдруг на редкость ярким, примечательным, требующим присмотреться к себе, словно бы изумительной красоты женщина.
Фран забрался в паланкин, довольный таким поворотом событий. Теперь он точно знал, что следует делать. По приказу, отданному все тому же Калмету, который, высунувшись из носилок, передал его Белому голему, они припустили к городу со всей скоростью, на какую носильщики были способны. И эти пять миль преодолели меньше чем за четверть часа.
Рыцарь Фран тем временем привел себя в относительный порядок, как и полагалось воину Госпожи: накинул на плечи плащ, вытащил из сундука коническую войлочную шапочку, больше смахивающую на подшлемник и лишь издалека напоминающую местный головной убор, на пояс навесил меч и под правую руку прицепил один из своих самых простых кинжалов. В таком виде он, разумеется, обращал бы на себя внимание всех местных обитателей, но явиться в город совсем не по форме он почему-то не решался.
Глядя на своего господина, Калемиатвель тоже вооружился, будто собирался если не на парад пред светлые очи какого-нибудь из орденских командиров, то уж по крайней мере в трактир, где столовалась их воинская братия и где, разумеется, нельзя было опростоволоситься.
— Ты тоже собирайся, — небрежно бросил Калмет Гиене.
— Да как же я с такой-то рукой? — попробовал возражать Берит, но оруженосец так на него посмотрел, что больше у бывшего воришки из Береговой Кости вопросов не возникало.
Руку ему, впрочем, пришлось все же положить на шейную перевязь, потому что хоть каменный гнолл и восстанавливался после всех передряг с замечательной даже для его породы быстротой, все же был еще довольно слаб и нетверд в движениях.
Как часто у них получалось и прежде, путешественники неожиданно для себя оказались перед вполне приличным постоялым двором, стоящим чуть в стороне от дороги.
— Стой! — потребовал Фран.
По его представлениям, город теперь должен был находиться едва в полумиле, а значит, и оставить тут паланкин было бы довольно разумным.
И хотя глаза содержателя этого заведения выкатились из орбит, когда он увидел, кто ввалился к нему на ночь глядя, предложенные золотые сделали свое дело, и он, все время кланяясь и расплываясь в фальшивой улыбке, отвел пятерых големов на зады своего двора, окруженного глинобитной стеной высотой чуть не в два человеческих роста, то есть вполне достаточной, чтобы укрыть паланкин и големов от любопытных глаз.
Не прошло и получаса, как из ворот этого постоялого двора, который следовало, вероятно, уже называть по-местному караван-сараем, вышли и рыцарь, и следующий за ним неотступно в полушаге Калмет, сменивший на этот раз свой килт на довольно плотные местные шаровары, заправленные в невысокие мягкие сапожки, и семенящий сзади Берит, лохмотья которого прикрывал купленный у хозяина постоялого двора грубый, местами заплатанный, но еще крепкий дорожный плащ.
До города оказалось чуть дальше, но Фран не сомневался, что они успеют дойти до его главной, торговой части, прежде чем местные лавки закроются на ночь.
Так и получилось. Уплатив положенную для чужеземцев плату за вход в город, они миновали хлипкие ворота и по узким улочкам, пролегающим даже не между домами, а среди оград разнокалиберных дворов и стен дворовых построек, дошли до площади, на которой стражники в причудливых кольчугах, вооруженные кривыми саблями, зажигали на ночь факелы.
Окна выходящих на эту площадь домов тоже там и сям освещались еще невзрачными в вечереющем воздухе светильниками, и по всему становилось понятно, что ночь в этом городе наступала заведенным порядком. Фран обратился к одному из стражников:
— Служивый, скажи-ка, где здесь можно найти приличного аптекаря, только очень хорошего, самого лучшего, который у вас в городе имеется.
— Господин, — стражник-орк согнулся в преувеличенно низком, по мнению рыцаря, восточном поклоне, — аптекарь у нас в городе всего-то один. Но у него ты можешь найти все, что потребуется.
Выпрямившись, стражник окинул рыцаря и его спутников одним быстрым взглядом. Составив себе, должно быть, весьма непритязательное мнение о них или же подивившись тому, как эти западники далеко забрались от своих привычных мест, все же провел их в самый дальний, еще не освещенный факелами уголок площади, не переставая время от времени зачем-то кланяться.
И вот тогда-то с рыцарем Бело-Черного Ордена, с Франом Термисом по прозвищу Соль, произошла удивительная штука. У себя на поясе он неожиданно нащупал тяжелый, увесистый кожаный мешок. Его пальцы безошибочно определили, что в нем находятся тяжелые золотые бертали, монеты, каждая достоинством в сотню золотых, имеющих хождение в Нижнем мире. И было их так много, пожалуй, что сейчас у него на поясе висело, с точки зрения простецов, целое состояние, подлинное богатство, способное обеспечить жизнь любого до конца дней или даже еще больше.
Рыцарь замер. Он помнил, что не навешивал, не привязывал этот мешочек к поясу, он даже не ощущал его, пока шел к городу, хотя вес его был куда побольше веса боевого меча и, может быть, даже перетянул бы на чаше менялы вес пары мечей с кинжалами вкупе. Это было странно еще и потому, что даже Калмет не обратил внимание рыцаря на это богатство, небрежно покачивающееся сейчас у его бедра.
Рыцарь посмотрел на своего оруженосца, тот сразу забежал перед Франом, заглянул ему в глаза, безмолвно задавая вопрос, на который и сам рыцарь не знал ответа.
— Ты мне это привесил? — спросил Фран. Вышло довольно глупо, потому что он, взрослый, умный, сильный человек, тренированный, умеющий контролировать не только свое положение, но и все окружающее, не мог не заметить, если бы его слуга вдруг взялся пристегивать к его поясу эдакую тяжесть.
— Ты о чем говоришь, господин? — едва двигая губами, отозвался оруженосец.
И тогда, стараясь не привлечь внимания ни Гиены, ни охранника, рыцарь погладил мешок с золотом, невесть как оказавшийся у него на поясе. Оруженосец опустил глаза, сразу все понял и попытался улыбнуться.
— А я-то решил, что ты хочешь отдать долг капитану, — сказал он едва слышно, шепотом, а может, и вовсе без голоса.
Вот тогда-то рыцарь Фран и подумал, что прежде с ним такого не случалось — чтобы он что-то совершал, не представляя своих действий, не отдавая себе в том отчет… Однако он никогда прежде не был настолько опутан разными магическими связями, заклинаниями, колдовскими артефактами и, разумеется, волшебными же приказаниями… Об этом, как выяснилось, следовало теперь помнить.
— Я почему-то забыл об этом, — буркнул он и тряхнул плечами. Так опытные бойцы снимают напряжение, возникшее в схватке, которое способно погубить даже очень умелого воина, если это напряжение не контролировать. Потому что оно закрепощает движения и лишает необходимой в бою спонтанности, снижает силу ударов и даже рождает ненужные мысли, которые в серьезном сражении конечно же недопустимы.
Из полукруглых наверху дверей аптеки, куда уже довольно долго стучал стражник, приведший их сюда, появился наконец-то невысокий юркий черноволосый мальчишка. Он даже не пытался разглядеть в ранней тьме незваных гостей, а тут же принялся кланяться, широкими и размашистыми жестами приглашая поздних посетителей пройти внутрь. Но теперь Фран думал уже по-другому.
— Вот что, — сказал он Калмету, — ты давай-ка быстренько объясни тут, что нам нужно, и пусть нефть эту отнесут к нам на постоялый двор. Не забудь заплатить заранее, чтобы все было исполнено уже сегодня, прямо сейчас.
— Понял, — кивнул эльф-полукровка, глаза у него по-прежнему оставались настороженными.
Незаметно, украдкой, он уже осматривал улицу, как будто вот сейчас на них могли напасть какие-нибудь местные разбойники или даже эти стражники. Не исключено, что они так бы и сделали, если бы кошель на поясе рыцаря привлек их внимание и они догадались бы, что в нем находится. К стражникам в иных маленьких городах, вроде этого, было так же мало доверия, как и к обычным ворам и разбойникам.
Но все выглядело спокойно, по улочке еще ходили поздние прохожие, но было их совсем немного, и никто из них даже не смотрел на рыцаря и его необычных спутников. Никому из них не было дела до этих чужеземцев, а может, таким образом у них проявлялась вежливая восточная снисходительность, не позволяющая простолюдинам слишком уж явно глазеть на кого бы то ни было, даже если им до смерти было любопытно узнать, кто приехал к ним в город и почему болтается в такой неурочный час по улицам.
Прислужник аптекаря что-то заверещал, но на таком диком, невнятном языке, что даже стражник принялся его о чем-то переспрашивать. Это могло тянуться чрезмерно долго, потому что восточные люди даже на ночь глядя не привыкли торговать быстро, и с этим нужно было что-то делать.
Выручил, совершенно неожиданно, Берит. Он резковато, чуть не оттолкнув стражника, протиснулся к мальчишке-прислужнику и на очень похожем языке с невнятным выговором что-то объяснил ему, да еще таким резким и командным тоном, что ненароком приходила мысль: если бы судьба гнолла сложилась иначе, из него вышел бы совсем неплохой сержант.
Мальчишка мигом все понял, оставив дверь открытой, вероятно, ввиду присутствия с иноземцами стражника, нырнул куда-то внутрь, а Берит Гиена повернулся к рыцарю:
— Он сказал, что сейчас проверит, сколько у них каменного масла и стоит ли им возиться с таким необычным заказом.
— Еще как стоит, — пробурчал Калмет, точь-в-точь как иногда бурчал и сам Фран, когда не хотел поддерживать разговор или объяснять что-либо.
Стражник уже перестал кланяться и теперь смотрел на рыцаря своими внимательными узкими глазками, соображая, получит ли он здесь хотя бы небольшую мзду за свою любезность, или следует раскланяться и вернуться на площадь к сослуживцам.
— Ты вот что, солдат, — обратился тогда к нему Фран Соль, понимая, что без этого стража порядка и прости господи законности не обойтись. — Ты, когда мы расплатимся здесь, отведи-ка нас еще и к какому-нибудь местному банкиру, который может разменять нам два-три золотых на местное серебро.
— С радостью, господин, — обрадовался стражник, потому что неуловимым образом догадался, что уже точно без некоторого, а быть может, и приличного, с его точки зрения, вознаграждения не останется. — У нас есть очень хороший банкир, возглавляющий один из банков, принадлежащий самому Гаруну аль-Рахману по прозвищу Золотой.
И тут у рыцаря Франа наступил наконец момент, когда он смог совершенно определенно увидеть знак… Имя Гаруна аль-Рахмана некой золотящейся дымкой вдруг нарисовалось в воздухе, слегка поднялось над головой стражника и озарило слабым, но все же явственным сиянием и открытую дверь этой небогатой аптечной лавочки, и даже часть торговой площади. И висела эта дымка так долго, что рыцарь успел в нее всмотреться.
Совершенно неожиданно в его представлении она стала проявлять некую невнятную тень, только не плоскую, как положено теням, а цветную, имеющую глубину и блистающую искорками… Это было изображение, рыцарь мог бы в этом поклясться, медальона с желтым камешком, который находился сейчас во внутреннем кармане Франова колета.
Рыцарь замер, только не так, когда нащупал на поясе мешок с деньгами, предназначенный капитану храма Метли из Береговой Кости, а по-другому… Он стоял теперь, словно бы получая приказ от самой Госпожи… На сей раз он не сумел с собой справиться и пребывал в эдаком столбняке, пока Калемиатвель не толкнул его в плечо твердой, как выдержанное дерево, рукой.
— Что? — повернулся к нему рыцарь.
— Ты задумался, господин мой, — объяснил Калмет. — Я зову тебя, зову…
— Да, — усмехнулся Фран, чтобы хоть немного разрядить обстановку, потому что и оруженосец, и Берит, и даже стражник во все глаза смотрели на него, будто бы он прямо перед ними неожиданно начал превращаться во что-то дикое и несуразное, в какое-то другое существо и не был уже рыцарем из расы людей со всеми обыденными повадками этого племени.
— Странные вы люди все же, — проворчал неожиданно стражник. На сей раз он даже забыл о восточной вежливости, но тут же опомнился. — Я хотел сказать, господин, — он снова быстренько поклонился, — что не знаю многих особенностей твоей расы, господин.
— Довольно, — оборвал его рыцарь. — Иди-ка лучше поторопи аптекаря, у нас есть еще другие дела.
— Будет исполнено, — отозвался стражник и шагнул в дверь, звонко загрохотав своей кривой саблей, зазвенев кольчугой, даже стукнувшись плечом о косяк, но далеко уйти не успел. Потому что ему навстречу уже торопливо шел благообразный старичок с лежащей через плечо длинной седой косицей, в которую был вплетен сложный, поблескивающий матовым серебром знак. Очевидно, это был один из фирманов, позволяющий тут торговать снадобьями и лекарствами. Старичок тут же согнулся и принялся лопотать на том же диком наречии, что и его мальчишка, который тоже спустя некоторое время появился, тяжело сгибаясь. В обеих руках он волок по изрядному, чуть не на два галлона, кувшину, плотно заткнутому деревянными пробками, к тому же залитыми еще и коричневым, затвердевшим от времени воском.
— Он говорит, — начал переводить слова аптекаря Берит, — что это наилучшее каменное масло, которое он смог у себя отыскать, и что остальное масло у него лишь в мелких пузырьках… — Гнолл вслушался в слова старичка, махнул раздраженно рукой и договорил своей обычной скороговоркой: — Он не знает, нужно ли тебе еще и масло из ламп, которое они используют для освещения.
— Этого, полагаю, будет достаточно, — сказал Фран. А потом приказал Калмету: — Объясни ему, где находится наш постоялый двор, расплатись и догоняй. Мы идем к банкиру. Там, кажется, понадобится еще больше времени, чтобы объяснить, что им следует делать.
После этого рыцарь и стражник, который все время распрямлял плечи, пробуя выказать воинскую выправку, которой у него, по мнению Франа, не было и в помине, а за ними и Берит Гиена зашагали к центру торговой площади этого города. Потому что дом банкира, как оказалось, стоял по другую ее сторону и являл собой высокое по местным меркам, в три этажа, строение из тяжелых, ровно обработанных на фасаде каменных блоков.
Стоя перед этим зданием, на котором из того же камня над входом было выбито что-то вроде настоящего герба со сложным переплетением каких-то растений, геральдических зверей и незнакомых рыцарю знаков, а может быть, и букв, Фран еще раз убедился — это было то место, которое ему нужно. Потому что незнакомый герб, пока Фран вглядывался в него, все более отчетливо начинал светиться, играть теми же странными бликами желтого света и уходящей в глубину, а может быть, и наоборот, поднимающейся к поверхности тени… отображая медальон с желтым камешком.
2
Рыцарь еще разок оглядел дверь банка, чтобы стряхнуть с себя наваждение, и понял, что многое будет зависеть от того, как он себя теперь поведет, как получится предстоящий разговор, если из этого вообще хоть что-то получится. Незаметно для своих спутников он сделал охранный жест, к которому редко прибегал прежде, но который теперь показался ему уместным, даже необходимым.
— Может, господин хочет тут со мной расстаться? — спросил стражник, подходить к этой двери он отнюдь не рвался. И что удивительно, был готов отказаться от подачки, на которую рассчитывал перед аптекой.
— Значит, это и есть банк господина Гаруна аль-Рахмана Золотого? — ровно спросил рыцарь, чтобы успокоить его немного.
— Что ты, господин, это всего лишь мелкое, если не вовсе самое незначительное его отделение. Сам-то господин Золотой живет в столице нашего славного эмирата. — Стражнику едва ли не смешно стало на миг, что этот чужеземец мог так думать. Но все чужеземцы слегка глуповаты, даже благородные вроде этого.
— Кто же руководит отделением?
Откуда-то издалека, с другой стороны площади, с которой, оказывается, еще не все прочие городские стражники ушли, хотя делать им тут было уже нечего, кто-то позвал служивого, стоявшего около Франа:
— Эгей, Хитвар, что там у тебя?
Может быть, сослуживцам Хитвара показалось странным, что вся эта пестрая команда стоит перед банком. Хитвар махнул рукой, не оборачиваясь на окрик, пояснил:
— Отделением этим управляет большой в нашем городе человек по имени Баба ал-Сулим, да продлятся его дни. И он гневен бывает, если к нему по позднему времени кто-то приходит без важного дела.
— Большой человек? — усмехнулся Фран. — Это хорошо, проще будет договориться. — Но тут же он понял, что сам в этом не уверен. С банкирами, да еще с восточными, никогда не бывает просто, а бывает как раз наоборот — сложно, муторно, долго и почти всегда не слишком удачно. — Тогда стучи, стражник Хитвар, поглядим, что из этого выйдет.
— А может быть, господин, переночуете, я отличную таверну покажу, и завтра… — зачастил Хитвар.
— Стучи, — приказал рыцарь.
И посмотрел по сторонам. В другом конце площади верный Калмет вкладывал что-то в подставленную ладонь мальчишки из аптеки, скорее всего мелкую монету. Кувшины с нефтью служка поставил на землю и совершенно определенно пытался сообразить, отнимут ли у него эти деньги стражники или все же не заметят, а то и решат не связываться с чужаком, который поднанял его для какого-то своего дела. Фран видел это отчетливо. Необычная ясность, с которой он знал теперь, что ему следует искать некоего Гаруна по прозвищу Золотой, позволяла понимать ситуацию с необычайной, магической силой. Так с ним уже случалось в Береговой Кости.
Стражник пожал плечами и постучал, но тут же отступил в сторону, будто бы не имел к поднятому шуму никакого отношения. Но стучать пришлось еще дважды, прежде чем по другую сторону двери послышалось какое-то движение. И это было кстати, потому что, пока они ждали, Калмет подошел к рыцарю и в четверть голоса доложил:
— Мальчишка слабоват, но за серебряные полтаньги и несколько медяков согласился дотащить кувшины до нашего постоялого двора. Думаю, за час с небольшим управится, если догадается нанять кого-нибудь из местных нищих. А что тут происходит, господин?
Вот тогда Берит и попробовал ответить ему на последний вопрос, потому что, по свойственной ему какой-то воровской хитрости, привык ничего из всего, что происходило вокруг, не упускать.
Но рыцарь не хотел, чтобы Гиена излагал свои комментарии, и оборвал его:
— Тихо.
Тогда-то окошко, проделанное в двери банка, и открылось. В нем стало видно чье-то очень молодое безусое лицо, но Франу все местные этим вечером, кроме аптекаря, казались молодыми, или же он не умел уверенно различать возраст жителей этого восточного городка.
— Открывай, парень, — приказал он твердым, ясным голосом.
— Ишь, открывать тебе, чужеземец? А не богато ли будет сразу вот так открывать? — спросило лицо из прорези.
— Если ты не откроешь, твой господин узнает, что по твоей милости он упустил весьма прибыльное дельце.
— С чего это прибыли по ночам к нам приходят? — снова спросил охранник с той стороны двери. В том, что это, по всей видимости, еще один из стражников, только подчиненный уже самому банкиру, теперь сомневаться не приходилось.
— Это следует тебе прямо тут объяснить? — вкрадчиво спросил Калемиатвель. Он тоже, как и рыцарь, подобрался, будто бы нащупывал на своем поясе оружие, а может, и впрямь нащупывал.
— Я же говорил, что поздно уже, — негромко пробурчал Хитвар. Он не знал теперь, чью сторону принять, может, стоило и за банкира вступиться, тогда, глядишь, от него какая-нибудь благодарность снизойдет. — Я же говорил, — убежденно повторил он.
Фран краем глаза заметил, что Калмет как-то очень аккуратно и на редкость незаметно сунул ему в ладонь монету. Это была немалая монета, но, пожалуй, все же помельче, чем та, которой оруженосец расплатился с мальчишкой из аптеки. И все равно, как ни крути, это была значительная плата за ту услугу, которую Хитвар оказал им, всего-то показав, где находится в городе лавка аптекаря и этот банк.
А может быть, и не слишком. Кто знает, какие у них тут нравы и сколько местных воров мечтают этот банк грабануть, поживиться за счет Бабы ал-Сулима или Гаруна Золотого?
Неожиданно лицо в прорези двери сменилось. Теперь на Франа и всех остальных смотрел гораздо более сильный, поживший и явно опытный в военном отношении орк.
— Вы с оружием, чужаки, — отозвался он, внимательно осмотрев всех разом, стоящих перед дверью. — Слуги пусть останутся там, а ты входи, офицер.
— Слуги пойдут со мной, кроме Хитвара, — ответил Фран. — Может так получиться, солдат, что мы у вас и заночуем.
— Безантус, это не простые ночные проходимцы, — неожиданно подал голос Хитвар. — Я бы на твоем месте открыл им.
— Ладно, — согласился орк Безантус, — открою. А ты, — он чуть повернулся к молодому служащему банка, — сходи-ка за Фаттахом. Пусть он с этими пришельцами разговаривает.
Дверь банка наконец-то почти беззвучно раскрылась, и рыцаря Франа Термиса, его оруженосца Калемиатвеля и Берита Гиену все же впустили внутрь. Почти тотчас же дверь за ними захлопнулась, и банковский охранник Безантус тут же сделал шаг в сторону, чтобы видеть всех разом, будто бы ожидал от них нападения.
Оглядев их еще разок, он чуть усмехнулся и сделал приглашающий жест. И все же шагать перед незнакомцами он не собирался. Фран про себя решил, что все эти переходы от чрезмерно частых поклонов к почти откровенной грубости и недоверчивости выглядели бы забавными, если бы дело не было таким серьезным. Ведь он определенно не мог обратиться в другую меняльную контору, не мог сходить к другому из местных банкиров, ему нужно было узнать как можно больше именно тут, и именно о Гаруне Золотом, владельце этого банка.
Для верности он и сам внимательно посмотрел на Безантуса. И тогда на него снова накатила волна всезнания. Он сумел увидеть этого орка, когда-то солдата, а теперь обычного охранника, сосланного сюда, в едва ли не самый мелкий и незначительный банк, чтобы… Чтобы скрыть что-то, что этот вот Безантус каким-то образом узнал?.. Раньше такое соображение не могло прийти в голову Франу, но теперь он, привыкая доверять своим необычным прозрениям, был в этом почти уверен.
Он даже вгляделся в эту странность, как на поле боя внимательно и старательно пробовал на большом расстоянии определить силы противника, с которым предстояло сражаться… Ему было ясно, что парня этого, Безантуса, как-то использовали, и он почему-то вышел из доверия. Тогда-то и пришлось его этой ссылкой изолировать, скорее всего, чтобы не возникло желания окончательно с ним разделаться.
Из темного угла прихожей, почти залы, в которую они вошли со двора, появился карлик, чуть повыше обычного роста для их породы, с жидковатой, спутанной бороденкой, не старый и не молодой одновременно, какой-то недокормленный, пожалуй что, и худой для его плотного от природы сложения. Разумеется, он тут же поклонился.
— Что будет господам угодно? — А вот угодливости в нем было так же мало, как ледников в пустыне.
— Подойдем-ка к какому-нибудь столу, Фаттах, — предложил рыцарь.
И когда этот карлик, не удивившийся даже, что люди, увидевшие его впервые, знают его имя, подвел их к столу у стены прихожей, Фран отстегнул кошель, бухнул его на столешницу из простого истертого дерева, даже не покрытого лаком или какой-нибудь мастикой, и предложил:
— Пересчитай.
Фаттах развязал горловину кошелька, выплеснул золотые, будто воду, перед собой и… У него отчетливо даже в том неярком свете, который освещал этот стол, задрожали руки. Он поднял лицо, в его неглупых, жестковатых глазах застыло изумление.
— Господин… — Карлик проглотил слюну, даже его тощенькая бородка мешала ему говорить. — Господин… э… Не знаю, кто ты и откуда, но такие деньги я не могу взять, э… без ведома моего господина.
— Я об этом догадываюсь, — сухо отозвался Фран Соль. — Тогда зови своего господина, мне не хотелось бы терять время.
Карлик соскочил со своего стульчика, он умел двигаться резво, когда волновался. Бросился в тот же темный угол комнаты, из которого незадолго до этого так важно и серьезно появился. Но прежде чем уйти, обернулся и почти закричал:
— Что с этими деньгами следует… э… сделать, господин?
— Это я расскажу достопочтенному Бабе ал-Сулиму.
Фаттах исчез, Безантус хмуро посмотрел на рыцаря, потом перевел свой строгий, едва ли не угрожающий взгляд на Калемиатвеля, который с деланным добродушием ему подмигнул, затем банковский страж быстро оглядел Берита Гиену. Вот тут он цыкнул зубом, да так, что гнолл попятился. Безантус так же хмуро усмехнулся и спросил своим низким, уверенным голосом:
— Не желают ли господа вина с дороги?
— Это было бы славно, — рассеянно отозвался рыцарь. Но все же добавил: — И принеси себе стакан, Безантус.
Орк кивнул.
— Не знаю твоего имени, чужеземец, извини.
— Называй меня рыцарем, Безантус, этого обращения будет довольно.
Безантус быстро, как и положено военному, поклонился. И Фран высказал то, что и следовало, потому что очень уж его этот самый бывший вояка заинтересовал:
— Ты же из солдат, ты не должен служить тут. Ты наверняка вспоминаешь славные бои и походы… Мы можем поговорить, солдат, это всегда интересно.
— Как будет угодно господину рыцарю. — Безантус еще поклонился и куда-то исчез на несколько минут.
— Что происходит? — спросил рыцаря оруженосец шепотом, чуть склонившись с высоты своего роста к самому уху Франа.
— Потом поймешь, — отозвался рыцарь и поискал глазами кресло.
Гиена догадался, чуть приседая от натуги, подтащил самое лучшее из креслиц, которые стояли в этом помещении, к столу, на котором горячей кучкой, словно угли, лежало тусклое золото. Можно было удивляться тому, что вот этот не самый яркий металл, отчеканенный в весьма истертые монеты, местами грязноватые от въевшейся в их рисунок сальной пакости из-за множества рук, в которых они побывали, привлекали столько внимания. Но с золотом, решил рыцарь, всегда так — даже если оно выглядит непритязательно, от него сложно отвлечься.
Калмет положил руку на спинку креслица и встал за плечом рыцаря, будто это и было его законным местом. И вот удивительно, Гиена, мелкий воришка из Береговой Кости, к тому же еще и не выздоровевший до конца, вдруг вытянулся за плечом полукровки-эльфа, едва ли не повторяя стойку самого оруженосца за рыцарем Франом.
Хлопнула дверь, и в комнате появился мальчишка, который первым открыл окошко в дверях банка, тот самый, безусый. Он тащил поднос, на нем стояло несколько простых оловянных стаканчиков и небольшое блюдо с виноградом. Кувшин с вином за ним нес Безантус. Он принялся наливать вино в стаканчики, заставив каким-то не вполне уловимым жестом мальчишку раздавать их всем по очереди, начиная, конечно, с рыцаря.
Фран попробовал вино, оно было кислым, терпким и почему-то наводило на мысли о лошадиной гриве, которая во время галопа попадает в лицо всаднику. В конце этой несложной церемонии Безантус взял один стаканчик и себе. На столе остался еще один стакан и… Это было удивительно, но оказалось, что помимо оловянных посудин Безантус прихватил еще и серебряный, чеканный кубок. По-видимому, он предназначался господину Бабе ал-Сулиму. Только бы не забыть ненароком его имя, подумал рыцарь.
Как по приказу, в тот же миг сам господин Баба появился в этом помещении, запахивая на жирной, почти женской безволосой груди халат, который в свете дня мог бы показаться пестрым и нарядным, но сейчас почему-то выглядел серым, как и все в этой зале. Господин Баба подождал, вероятно, пока чужеземцы поклонятся ему вслед за его охранником и привратным слугой, но так и не дождался этого. Рыцарь лишь суховато кивнул, но при желании это можно было все же принять за подобающее приветствие.
— Я — Баба ал-Сулим, чужеземцы, — визгливым, но и хрипловатым со сна голосом произнес управляющий банком. — Мне сказали, что без меня невозможно…
И тогда он заметил деньги на столе. Он замер, в его темных, полувосточных глазах застыло выражение… Нет, не радости и не удивления. В них застыло замешательство, будто бы банкир не знал, что ему с этой грудой золота, с этим богатством теперь делать.
Он все же опомнился, мельком взглянул на рыцаря, прошел к креслицу, на котором до этого сидел Фаттах, уселся, тяжко выставив в сторону ногу, кажется, он страдал подагрой. Рыцарь пригляделся в свете тех свечей, которые стояли на столе, к его лицу. Это было лицо все тех же степных, южных восточников, людей, но теперь в нем просвечивало что-то почти гноллочье, зубы и строение челюсти были почти такими же, как у Гиены. Вот только волосы не закрывали лоб жесткой челкой, как у Берита, а отступили, оголив покатый, низкий, бугристый, словно бы вылепленный из глины череп.
— Сколько здесь? — Баба повернулся к Фаттаху.
— Я не пересчитывал без тебя, господин, но по весу… Поболе семи тысяч динаров, если считать золото чистым, как наше… Я не знаю этих монет, господин мой.
— Что это за монеты, сэр рыцарь? — спросил Баба у Франа.
— Мы называем их берталями, господин Баба. Мне сказали, что каждая из них идет по три дуката с третью или за семь с четвертью сольдов.
— Многовато ты считаешь, сэр рыцарь. — Банкир принялся думать, он даже руку поднял, чтобы простецки почесать затылок, но, все еще продолжая думать, руку опустил и снова уставился тусклым, неразличимым в этом свете взглядом в рыцаря. — Я могу, пожалуй, посчитать их по весу.
— По весу выйдет еще больше, — усмехнулся рыцарь.
На самом-то деле ему не хотелось улыбаться, он не мог видеть в этом вот Бабе ал-Сулиме того, что хотел: не мог понять, что он думает, что его волнует, чем он на самом деле занимается, когда не считает деньги и не злится из-за нежданного пробуждения, как вышло этой ночью. Рыцарь, несмотря на дар понимать всех окружающих, не был способен пробить жесткую, словно броня, корку, закрывающую жизнь банкира.
А вполне может быть, решил он неожиданно, что у Бабы уже давно вообще нет жизни, он слишком подчинился своему ремеслу — менять монеты, наживаться и приносить наживу своему далекому господину — Гаруну аль-Рахману по прозвищу Золотой. По сути, его следовало бы пожалеть.
— Что следует сделать с этим… богатством, господин? — Бабе едва удалось придать голосу спокойное звучание. Как и прибавить вежливое обращение по отношению к чужеземцу, что сидел перед ним и даже не поднялся при его появлении.
— Эти деньги следует передать капитану стражи храма Метли в городе Береговая Кость. — На миг рыцарь задумался. — Или тому солдату, который исполнял должность капитана до недавнего времени, пока оттуда не сбежал некий преступник, которого должны были повесить.
— Что это означает? — нахмурился Баба ал-Сулим.
— Капитана этого могли уволить, — пояснил рыцарь нехотя, — за ненадлежащее исполнение службы. Это произошло всего несколько дней назад, ты сумеешь найти его без труда.
— Это взятка? — снова спросил Баба. Он привык задавать вопросы и привык, чтобы на них отвечали. Рыцаря это начинало немного раздражать.
— Следует оформить этот перевод денег, как… Не знаю, допустим, как наследство от далекого родственника. Ведь это несложно, не так ли, господин Баба?
— Это возможно, только я не совсем понимаю…
— Понимать тут нечего. — Рыцарь допил вино, на этот раз Калмет тут же налил в его стаканчик еще немного. — Ты берешься исполнить это дело или нет?
— Банк возьмет, при таком обороте дела, одну пятидесятую долю…
— Я и не рассчитывал, что ты исполнишь эту службу бесплатно.
— Что же, тогда… Да, тогда я возьмусь за эту… службу. Это будет нетрудно, а оформить как наследство — и того проще. Подкупить нотариуса в этой Береговой Кости вряд ли труднее, чем у нас или где-нибудь еще. — Баба повернулся к Фаттаху. — Пересчитай, взвесь, если вес действительно превосходит дукат из расчета три с третью, принимай по этой ставке. — Он взглянул на рыцаря почти дружески, впервые в течение разговора. — В каких монетах следует… передать деньги капитану храма Метли или тому, кто недавно служил на этой должности?
— Не знаю, — отозвался Фран, — я об этом не думал. Может, в сольдах? Или в звонах? Подойдут любые деньги, которые имеют хождение в тех краях, господин Баба. Пусть решает сам… получатель этих монет. Возможно, он захочет часть суммы получить в серебре. Тогда, считай, тебе повезло, потому что бертали наши по отношению к серебру имеют еще более высокий курс.
— Верно, у них там, на побережьях, серебро скверного качества… Впрочем, это уже моя забота, не так ли, сэр рыцарь?
— Именно так, Баба.
Рыцарь решил, что не стоит чрезмерно нежничать с банкиром. Не составляло труда догадаться, что капитан, который продал ему Гиену, теперь получит едва ли не десятую часть серебром. Хотя все равно сумма должна была получиться немалая, пожалуй, даже побольше, чем рыцарь с капитаном стражи храма Метли в свое время договаривался.
— Фаттах, как перечтешь, напиши расписку в получении… этого богатства, с указанием места, времени и условий передачи денег. Разбудишь меня, когда потребуется ее подписать. Свидетельство тебе даст с нашей стороны Безант. — Баба посмотрел на рыцаря. — Кто подпишется свидетелем с твоей стороны, рыцарь?
— Калемиатвель вполне подойдет, — отозвался Фран Соль. — А теперь, господин Баба, пока будут исполняться все эти формальности, я хотел бы просить тебя проявить гостеприимство, накормить нас ужином и предоставить ночлег до утра.
Вот тут Баба ал-Сулим даже слегка крякнул и, что было совсем не характерно для его желтокожей расы, чуть покраснел.
— Это не вполне в наших обычаях и правилах… — И тогда, еще разок окинув взглядом золото перед собой, банкир передумал. — Хорошо, рыцарь, я прикажу затопить печь и приготовить ужин для тебя и твоих спутников. Прислуживать тебе станет Ахост…
Вероятнее всего, именно так звали безусого привратника, но у рыцаря были на этот счет свои соображения.
— Нам можно подать самые обычные кушанья, разжигать огонь и поднимать кухарок не стоит, — легко, словно он и не сомневался в согласии банкира, отозвался рыцарь. — Лишь пришли побольше вина, господин Баба. А еще, пожалуй, я попрошу тебя, чтобы с нами ты послал Безантуса. Нам будет с ним… привычнее, ведь он из служак. Бывшего солдата, знаешь ли, видно издалека.
Баба ал-Сулим медленно кивнул, испытующе глядя на рыцаря, но потом опустил голову.
— Безантус, тебе придется сегодня принимать этих… поздних гостей издалека.
Страж банка поклонился, ему и самому было, кажется, любопытно оказаться в такой компании. А рыцарь еще разок удостоверился — да, по отношению к стражнику его дар, его способность все понимать и видеть любое существо едва ли не насквозь никуда не делась. А значит, следовало подумать, под каким предлогом лучше всего его подпоить, чтобы он раскрылся окончательно, и тогда выяснить то, что рыцарю показалось таким важным и нужным в самом начале, когда он только впервые увидел этого здоровенного орка.
И это было более важным, чем даже что-либо выяснять у Бабы ал-Сулима о Гаруне Золотом. К тому же вряд ли банкир сказал бы что-то стоящее, ведь недоверчивость въелась ему в кости, как говорится, стала его второй натурой, он только насторожился бы от расспросов, и все смутные, пока еще неопределенные идеи рыцаря попросту не сработали бы. Зато теперь он был уверен, он не зря оказался именно в этом банке, в этом городе и совсем не зря встретил этого Безантуса… Ох, совсем не зря, особенно если правильно все разыграть.
Но и в этом рыцарь нимало не сомневался теперь, он видел, как Безантус пьет вино, а подливать ему будет не так уж трудно, тем более что этим займется Калмет, который по части выпить и порассказать о прошлом — и сам мастер, каких поискать.
Назад: Пролог
Дальше: ЧАСТЬ II. Сухром Переим. Темная синева стратегий