Следующими должны были сражаться лучники и копейщики на колесницах против пехотинцев с копьями и какими-то крюками, защищенных тяжелыми и неуклюжими доспехами, и подвижных, почти голых всадников. И даже кони у этих всадников казались какими-то обнаженными, незащищенными, уязвимыми и вполне выставленными под удары стрел тех бойцов, которые находились в колесницах. В общем, силы были распределены умело, как и полагалось, почти ровно, едва ли не справедливо.

Начавшийся бой развивался немного медленно, на взгляд Сары. В настоящем бою все бывало куда острее и интереснее, поэтому она заскучала и принялась разглядывать публику. Ничего нового она для себя нашла, хотя отметила во всех этих смертных одну особенность. Многие зрители не то что пытались охватить взглядом все побоище, а выбирали кого-либо на арене и следили уже только за его действиями или даже делали на него ставки, заключая пари с соседями или у специально расхаживающих игроков, которых сами бои почти не привлекали, зато они набивали себе карманы, обыгрывая или просто обманывая прочих простофиль. Это было немудрено, за годы, проведенные около этой арены, на этих трибунах, они поневоле научились определять вероятный исход боя с точностью до серебряного сестерция и почти никогда не ошибались. Еще бы, подумала Сара, кто часто ошибается, долго тут не задерживается.

Бой превратился в довольно странную и широкую схватку, когда колесницы кружили по большому овалу арены вокруг собравшихся в центре пехотинцев и лучники отстреливались от выскакивающих и атакующих их конников. Те действовали неудачно, сначала они потеряли пару бойцов, а тех из пеших, которые попробовали занять их место, колесницы попросту оттеснили. Затем всадники потеряли сразу трех коней, и голые спешенные всадники стали держаться поближе к своим пехотинцам, хотя и это их не слишком выручало, потому что луки у воинов на колесницах хоть и были не слишком велики и сильны, но все же на относительно небольшой арене стрелы из них били точно.

Сара попробовала было предугадать шансы всадников, но тут каким-то образом, кажется с помощью все тех же копий и крюков, пехотинцам удалось опрокинуть пару колесниц, и с экипажами этих боевых машин было быстро и необратимо покончено. Получалось, что исход боя был вовсе не таким уж однозначным, как представлялось вначале. Сара даже вновь заинтересовалась происходящим на арене, но тут на входе в ее ложу появился глашатай и дюжина охранников в доспехах с изображением гербового кедра басилевса. Такого Сара не ожидала, к тому же — уж очень это было не вовремя. До боя ее Сероплата с демоником оставалось не так уж много времени, а басилевс был старичком весьма разговорчивым, наверное, считал себя непревзойденным умником и даже немного поэтом.

Он подошел к Саре походкой расслабленного танцора. Разумеется, около кресла Сары уже появилось еще одно кресло, укрытое к тому же драгоценным пурпуром, вот только Сара с удовольствием бы подложила на сиденье мелких камешков, чтобы старец долго-то на нем не усидел. И все же пришлось вставать, кланяться и изображать радостное изумление от столь высокой, нежданно выпавшей чести посещения ее ложи верховным владыкой Империи.

Басилевс был, кажется, семнадцатым на памяти Сары. Она даже побаивалась иногда называть его по имени, потому что могла ошибиться, а от такой ошибки возникли бы многие, в том числе и неприятные для нее последствия. И не то чтобы она сомневалась, что сумеет в конце концов справиться с неприятностями, просто ей это было не нужно. Ей было удобно, когда ничего подобного не происходило.

Поэтому Сара к каждому из этих властителей подбирала свой ключик, оказывая порой мелкие услуги. Кажется, третьему басилевсу, ныне уже забытому Тортому Третьему, как он себя величал, она почти за бесценок продавала драгоценные камни, граненные в лучших мастерских далеких северных горных карликов. Жаден он был на камни. Десятому, по Сариному счету, басилевсу, прозванному в народе Вестимом Полоумным, она подарила флотилию кораблей, потому что тому очень уж хотелось господствовать на морях. В те годы она еще не забыла, как следует строить корабли, да и Август Облако ей немного помог, прислал пару мастеров и резчиков, которые строили и изукрашивали эти корабли самыми причудливыми фигурками и орнаментами.

Нынешнему басилевсу, которого величали Замкором Танцором, она сумела наладить переливание крови от молоденьких девушек и парней. Он считал, что это его омолаживает и позволяет пребывать в постоянном состоянии счастья. О переливаниях крови местные врачи ничего не знали, путали даже не группы крови, но и кровь орков, людей, гоблинов или карликов. Сам-то Замкор принадлежал к породе орко-эльфов, отец его, Дандлут-Сфор Седьмой, был несомненным орком, у них в роду прочих рас почти и не осталось, а вот в жены он себе выбрал эльфийку Неставолингею, из какого-то совсем захудалого графского рода со своих северных территорий, вот и получился… Танцор этот.

Любопытно, что в молодости он действительно очень увлекался балетом, устраивал танцевальные постановки на многие часы и самолично исполнял некоторые роли. Разумеется, при этом он обожал, когда им восхищались и называли Божественным. Ну как бы там ни было, сейчас он стал тем, кем стал: плешивым старикашкой лет за пятьдесят, с варикозными венами, игривой улыбочкой на засыпанном пудрой лице и разболтанной из-за болезни суставов походкой.

К тому же у него был еще какой-то на редкость неприятный дефект речи, нечто среднее между сюсюканьем и причмокиваньем. От одного этого Сару могло бы стошнить, если бы не приходилось все же держаться и терпеть.

На сей раз, усевшись и благосклонно приняв в свою усыпанную старческими веснушками руку золотой кубочек с драгоценным персамским вином, выпив пару глотков, чуть рыгнув от удовольствия, он проблеял:

— Ты щедра в этих играх, госпожа Сара. — Он оглядел толпу, которая посматривала на происходящий бой, но и не упускала из своего внимания и его самого. Кажется, это ему понравилось. — Нужно будет выпороть распорядителя игр за то, что он назвал твое достославное имя в конце.

— Как тебе будет угодно, государь. — Сара уже давно с басилевсами выбрала именно эту форму обращения и, как бы они ни требовали более полновесного титулования, вроде Солнцесветного Хранителя Устоев, ни на что большее не соглашалась.

— Кстати, игры получаются, — прочавкал басилевс и чуть не подавился персиком.

— Я не думала, что ты посетишь их, господин. — Сара сделала многозначительную паузу. Она не хотела его видеть здесь, и любой другой на месте ее, гм… гостя сделал бы правильные выводы. Но только не Танцор.

— А я вот пришел… — Он выплюнул косточку от персика, попал на свою тогу, и хорошо, что одна из служанок нашлась и тут же ловко стряхнула фруктовый ошметок куда-то вбок.

Возможно, властитель ничего и не заметил или очень умело сделал вид, что не заметил. Этому тоже нужно обучаться, подумала Сара. А дальше их разговор пошел совсем уж глупо. Они поговорили о вине, о погоде, о том, что слуги в последнее время разбаловались и стали вовсе непочтительны.

В этот момент довольно неожиданно для всех сбоку от Сары, которая невнимательно и скучая следила за какими-то одиночными боями на арене, что и публику, кажется, уже не увлекали, появился верный Харлем. За его плечом стояла и Яблона. Вот она владела собой получше, у нее не дрожали губы и руки, которые она в безмолвной просьбе обратить на ее внимание госпожи протянула вперед. А Харлему было не по себе. Сначала Сара подумала мельком, что старику трудно дался переход из замка, где он по ее приказу встречал демоника, чтобы проводить его в город. Но, присмотревшись, поняла, что с ее главным управителем и советником происходит что-то совсем уж непонятное.

Пробивающие его хлипкое тельце волны дрожи были вызваны отнюдь не страхом перед ней. Он определенно опасался чего-то иного, чего-то, о чем сама Сара еще не знала. Она милостиво, пробуя не нарушить приличии, повернулась к нему и сделала незаметное движение пальцами, которые до этого покойно лежали на подлокотнике кресла.

— Госпожа, мы только что узнали. По Определителю твоих доверенных слуг. Корабль Удода исчез. — Харлем вздохнул, да так заметно, что даже басилевс теперь повернулся к нему. А Харлем добавил, на этот раз вовсе без голоса, одними губами: — Со всем грузом и командой.

Та-ак, подумала Сара. Она пока еще ничего не понимала, но знала, если подумает как следует, то непременно сообразит, что, и почему, и зачем вообще. Она должна была понять, что это значит. Это было важно, вот только Танцор теперь мешал своим дурацким чавканьем, и своим присутствием, и необходимостью еще с ним и разговаривать.

Сара посмотрела на басилевса. Тот вдруг умолк. Даже к вину не пробовал приложиться. Это тебе не косточка персика, внутренне согласилась с ним Сара, от ее гневного и неожиданного внимания не то что смертные идиоты, пусть и облеченные какой-то властью, каменели, от ее взгляда в упор даже мантикоры начинали пятиться.

Басилевс сделал попытку проглотить то, что было у него за щеками, что-то забормотал и попробовал подняться из креслица. Вот это было правильно и очень кстати.

И все же, чтобы не нарушать совсем явно этикет, Саре пришлось ему помочь и проводить до выхода из ложи. Затем она уселась в большой комнате отдыха и тяжелым взглядом обвела всех служанок, которые пробовали вжаться в стену, вот только уйти все же не смели. Харлем и Яблона стояли чуть ближе, но тоже не совсем рядом.

Сара рассеянно съела несколько виноградин.

Значит, Определитель, ну это в принципе верно, так и должно быть. Она по примеру многих других архимагов в своих наиболее доверенных рабов и слуг, вынужденных исполнять очень сложные, головоломные или тайные поручения, внедряла довольно тонкую штучку. Что-то вроде искры, хотя настоящей искрой это, конечно, не было, настоящими искрами распоряжалась Джарсин Наблюдательница, рассылая их по миру. Или Камень их рассылал, безотносительно воли и желания Джарсин, да и всех остальных архимагов, а владеть искрами определенного цвета и смертными, в которых они попадали, начинали все архимаги поровну. Это были, так сказать, азы, основы мироустройства.

Но многие достаточно сильные архимаги тоже производили нечто похожее на искры Камня, порой довольно сложные магиматы, которые предполагали возможность слежки за теми слугами и рабами, в которых они оказывались внедрены. Август Облако, например, очень любил причудливые ножные браслеты, силу которых, однако, даже ему, архимагу с ярко выраженным техническим складом интересов и умений, приходилось подновлять, порой довольно часто, чуть не раз в месяц.

Сара обычно на своих рабов, вроде Удода, навешивала ошейники, иногда простенькие, из темной бронзы, иногда дорогие. Она к этому привыкла, она так поступала со своими самыми дорогими мантикорами, так же поступала и с рабами. Иногда она, для верности, наделяла магическим маячком и иные предметы. Так она вколотила три недели назад в планширь кораблика Удода серебряный гвоздь, который должен был показывать его нестираемым светляком на карте, называемой Определителем, разумеется, в полном соответствии с точным положением этого корабля, где бы он ни находился, куда бы его ни занесло.

На больших расстояниях, примерно там, где она совершила набег на деревню нунов-людоедов, карта могла показывать корабль капитана Удода неотчетливо, хотя даже оттуда какой-то сигнал должен был приходить. Но теперь-то, раз она приказала ему идти на Басилевсполь, он сам и его посудина должны были быть видны не хуже, чем близкий маяк или опорные для кораблевождения звезды в ясную ночь. А маячка не было, как сообщил ей Харлем.

Это могло означать только одно: корабль и Удод с его магическим ошейником были кем-то уничтожены. Именно уничтожены. Если бы их захватила залетная пиратская флотилия и они бы приняли судно в свой состав или бросили Удода в трюм, предположим, для последующего выкупа, звездочки на карте никуда бы не делись. Возможно, изменили яркость свечения, но не более.

А они погасли. Но кто же мог проявить такую силищу, такое магическое совершенство, чтобы погасить их на Определителе? И тогда Сара вдруг поняла. Это могла сделать только Джарсин, больше некому. И в том, что она это сделала, и в том, как она это сделала, был какой-то смысл, который следовало теперь разгадать. Сара потерла лоб, виски, оказалось, что диадема ей мешает, она швырнула ее в угол, сорвала и ожерелье, почему-то ей показалось, что оно сейчас ее душит.

Но ведь для того чтобы уничтожить корабль, требовалась огромная энергия, просто невероятная на таком расстоянии? Что-то тут было не то, чего-то Сара не понимала или не могла с этим примириться. И тогда она вспомнила про вулкан.

Вулкан мог дать всю необходимую энергию, и даже гораздо больше. Ей самой, когда она была на острове, тот вулкан показался уснувшим, неопасным. Но если его разбудить?… Да, решила она уже с твердым убеждением, как раз Джарсин с ее неуемной жаждой власти когда-то баловалась вулканами, умела их не то что пробуждать, но даже пробовала разрушать ближние города, и это у нее пару раз получилось. Она могла, если не утратила этого своего искусства, разбудить вулкан и утопить корабль. Возможно, она даже выжгла остров до основания, до сплошной корки пемзы, насыщенной к тому же ядовитыми подземными газами. Она, вероятно, это и проделала.

Странно, что Сара, когда с того острова улетела, ничего позади себя не заметила. А ведь должна была, потому что туча пепла и дыма при извержении поднимается на многие мили вверх и ветер должен был донести до нее хоть какие-то следы извержения, она ведь летела на попутном ветре, неужто она обогнала эти признаки за счет скорости своей перистокрылой Таби-Скум?

Маловероятно, и даже вовсе невероятно. Попросту невозможно. Значит, Удод, адское отродье, промедлил, она улетела уже довольно далеко, когда Джарсин вызвала извержение, а затем она же от Сары, которая боролась с воздушными потоками, очень точно и надежно все замаскировала. Правда, как это можно было сделать, Сара не знала, не понимала даже самой возможности такой маскировки, но ведь Наблюдательнице это удалось!.. Вот в чем дело.

А вот зачем она это сделала — было как раз вполне понятно, тут и гадать долго не приходилось. Она сделала это, чтобы показать Саре, что без ее позволения никаких возможностей сколько-то надежно закрепиться на островах Южных морей у Сары нет и быть не может. Она, Джарсин, это проделала, чтобы показать свою силу и определеннее вызвать ее, Сару Хохот, на этот спор, на это соревнование.

Сара не заметила, как закусила губу до крови. Хотелось ругаться, но что толку теперь было в ругани? Она поднялась. Оказывается, пока думала, соображала, выпила чуть не пяток немалых кубков крепкого вина, она даже осоловела немного, если вовсе не опьянела.

Но не успокоилась. Она это определенно знала. Она прошла на балкон, откуда уже убрали кресло, в котором сидел басилевс. Уселась, как ей и было положено, вольготно и широко и попробовала смотреть на арену. И не сразу, но все же в ее слегка затуманенном вином и огорчением от потери корабля сознании появилось понимание того, что пришла она на редкость вовремя. Именно сейчас должен был состояться бой демоника с ее Сероплатом.

Она попробовала встряхнуться, но вышло не очень убедительно. Чтобы показать, что она уже взяла себя в руки, она через плечо кинула:

— Харлем, Яблона, давайте-ка сделаем ставки. Небольшие, чтобы смотреть на поединок было интересней.

— Госпожа, — сбоку сразу же возникли главный управитель и понимательница, но говорила одна Яблона, — да кто же осмелится поставить против Сероплата?

— Вы оба и осмелитесь. — Сара и не заметила, как сорвалась почти на рык. — Хотя бы немного. Я ставлю по пятьсот золотых против каждого из вас, вы можете поставить тридцать на демоника, этого слугу Ордена.

Харлем поклонился.

— Если госпоже моей так угодно, я готов.

Сара и не сомневалась, что они ей подчинятся, им просто ничего другого не оставалось.

Тогда-то и запели горны вызова, затрубили более тяжелые трубы, а затем глашатай объявил, что в заключение их нынешних игр состоится бой невиданный и никем прежде непредставимый. Поединок демоника, рыцаря, и мантикора-самца по прозвищу Сероплат, принадлежащего госпоже нашего славного города Саре Величественной и Непревзойденной в своем добром величии!.. Ну и еще какие-то глупости он выкрикивал, пока отчетливо не охрип, и лишь тогда угомонился.