Подготовка к состязанию, что бы ни говорила Джарсин, заняла все же больше времени. Впрочем, это Сару ничуть не заботило, если уж Наблюдательнице хотелось все провернуть быстрее, то было полезно заставить ее подождать. Зачем нужно спешить, Сара не знала, но чувствовала, что в этом было что-то довольно важное для Джарсин, поэтому она от неповоротливости своих распорядителей и сенешалей получила даже определенное удовольствие. На всякий случай она приготовила оправдание, мол, негоже делать для такой высокой гостьи и для такого спора все наспех, кое-как, лишь бы свести на арене пару бойцов, а следовало постараться. Вот и получилось, что Колизей стал наполняться толпами смертных, жадных до бесплатных и роскошных зрелищ, лишь на утро пятого дня.

Зато и гладиаторские игры должны были получиться на славу. Теперь не одну неделю станут судачить и гадать, отчего Сара расщедрилась и зачем это ей понадобилось? Вот только до настоящей причины им, всем этим убогим смертным, додуматься было не суждено, в этом Сара была уверена.

Собираясь на игрища, она приоделась. Выбрала себе тунику из тонкого шелка, редкого во владениях басилевса, а поверху облачилась в подобие настоящего пеплоса из суховатого, чуть скрученного льна, с кантами темно-серого цвета, застегнутого фибулами из самородного серебра, изображающими мантикор. И диадемку на голову водрузила, тоже серебряную с небольшим добавлением платины, в которую были оправлены меленькие, лишь с ноготь мизинца, бриллиантики.

Когда она посмотрела на себя в зеркало, то осталась довольна. Даже с некоторым изумлением подумала, что за все время, что ее наряжали, ни разу ни одну служанку не ударила. Наверное, задумалась о том, как теперь с Джарсин обращаться и как распорядиться выигрышем, когда ей достанется победа.

В своей победе Сара не сомневалась. Потому что выбрала для поединка своего лучшего, самого свирепого и злого мантикора по кличке Сероплат. Это был ее лучший боец из всех последних выводков, тренированный для убийства, будто восточный меч, лет семи или чуть больше, в самом соку, в самой своей неукротимой силе и ярости. Он не мог проиграть, тем более одному-то бойцу Джарсин, пусть тот будет хоть трижды демоник. К тому же, как Сара давным-давно слышала, демоники по-настоящему превосходными бойцами не считались, слишком они привыкли полагаться на свое умение летать, прыгать и уклоняться от нападения. Но в этом и ее Сероплат должен был не сплоховать, он умел не то что прыгать сразу, с места ярдов на пятнадцать в любую сторону, но и кататься через спину, если чувствовал, что не успевает ускользнуть от прямой атаки, и действовал не только когтями на мощных лапах, но и крыльями, и всем корпусом, и еще хвостом, разумеется.

Да, в победе Сара была уверена, тем более если уж ее мантикору станет жарко, она решила не церемониться, а чуть помочь ему, незаметно так, магически. Джарсин ничего и не почувствует, не узнает, потому что она далеко, а вот Сара будет поблизости, над самой ареной. Нужно только выбрать момент, и тогда… Вот что будет тогда, она и раздумывала, покуда ее одевали.

Когда Сара уже была почти готова отправиться в Колизей, у входа в ее комнату вдруг послышался довольно странный шум. Она нахмурилась, решила даже, что вот это и есть тот случай, который позволит ей кого-нибудь из этих дармоедок, что крутились вокруг нее, отхлестать по щекам. Но дело вышло сложнее, это оказалась Яблона, она была чем-то чрезвычайно взволнована.

Одета она была скромно, умно распорядилась своим нарядом, чтобы казаться не более чем серенькой мышкой рядом со своей госпожой. Серый, совсем как бы и незаметный по цвету хитон, перехваченный какими-то цепочками, которые должны были в этой композиции объяснять ее несвободу от Сары, от ее повелительницы, очень скромные браслеты на руках и меленькая сеточка на волосах. Яблона низко поклонилась, явно не торопясь объяснить причину своего тут появления, Саре даже надоело это ее вежливое кривлянье.

— Чего тебе?

— Госпожа. — Яблона поднялась из своего поклона и поглядела на Сару. — Харлем, которого ты соизволила оставить в Верхнем замке, только что передал, что прибыл рыцарь-демоник Бело-Черного Ордена в доспехах и с оружием.

— Вот как? — Сара сделала вид, что пробует, прочно ли сидит на волосах диадема. — Он прибыл? Хорошо.

— Он сошел с Постамента, как ты и соизволила нас предупредить. Твои воины в замке обращаются с ним с осторожностью.

— Зачем? Нам он неопасен. Он боец, который будет выступать. Надо проявить радушие. Яблона, его следует как можно плотнее накормить, напоить и даже, если бы получилось, подсунуть ему пару-тройку каких-нибудь девиц погорячее.

— Мы предложили ему твое гостеприимство и даже больше, но он суров, он от всего отказался. — Яблона усмехнулась. Какие-то не в меру шустрые девицы тоже услужливо хохотнули. — Он выпил только немного воды из своей фляги и съел пяток маринованных слив в рисе, тоже из своей сумки.

— Где он сейчас? — спросила Сара, что-то в этих новостях ее взволновало.

— Я и пришла тебе сказать, что он идет по коридору между Верхним замком и нашим.

— Что же ты, дура, сразу не объяснила, а расписывать тут всякие… сливы принялась?

Сара оставила в покое диадему и резко зашагала от зеркала к дверям из своих покоев.

Меднокожая рабыня, которая стояла наготове с тяжелыми серьгами, которые Сара забыла даже примерить, побежала следом, Яблона оттолкнула ее и резво припустила за хозяйкой.

Путь к выходу из магического коридора, соединяющего Верхний и Нижний миры, Сара знала даже слишком хорошо. Она ходила тут столетиями, при желании могла бы идти с закрытыми глазами. Когда-то, когда каждый переход ей давался с большим трудом и сильной болью от преодоления магического барьера, эта дорога иногда снилась ей. Наверное, она была чрезмерно впечатлительной. Сейчас, когда по переходу ходили уже десятки самых разных существ, включая некоторых ее слуг, когда переход работал века и века, боль эта стала вполне терпимой, путь, что называется, накатался, стал торным и почти свободным.

Сара, впрочем, не стала подходить к выходу из коридора слишком близко, хватит и того, что она спустилась сюда, чуть не в самый дальний угол подвалов своего дворца здесь, в Нижнем мире. К тому же она уже ощущала действие магического тоннеля, он навевал на нее слабые волны беспокойства и обещал все ту же боль — от магического рубежа, который сейчас предстояло преодолеть рыцарю.

Коридор был освещен парой факелов, должно быть, Яблона распорядилась, зная, что по нему шагает этот демоник и кто-то еще, кто его сопровождает. Кто-то ведь должен его сопровождать, возможно, сам Харлем? Сара усмехнулась, Харлему за последние несколько дней пришлось раз десять, если не больше, то носиться в Верхний мир, то возвращаться сюда, в Басилевсполь. Иногда даже казалось, что от этих переходов он ослабел больше, чем от хлопот, которые на него свалились при подготовке гладиаторских игр. Ну ничего, усмехнулась Сара, крепче будет, если жив останется. На то он и главный распорядитель всех ее дворцов, крепостей и замков, чтобы хлопотать.

А вот как при этом поведет себя демоник, этот чудо-рыцарь из джарсиновского Ордена? Это было интересно увидеть и почувствовать. Сара обернулась. Сзади, за ней, стояли все та же глупая меднокожая рабыня с серьгами и Яблона, конечно. Понимательнице желаний магическое веяние перехода било в лицо, будто ветер из темного тоннеля, чуть разводя ее волосы, делая их даже красивее, чем они были на самом деле. Из-за этого Саре захотелось ее ударить. А вот рабыня окончательно обессилела, она явственно теряла сознание, но все же стояла рядышком, пусть и закатывала глаза, и колени у нее тряслись, как от дикого, небывалого страха. Но еще больше она боялась не оказаться под рукой с этими серьгами, когда Сара их потребует. Архимагичке это понравилось, она даже отвернулась, продолжая мучить меднокожую.

Но стоять так было все же глупо. Она спросила:

— Долго еще ждать?

— Госпожа моя, они идут, остались лишь мгновения.

Даже говорить Яблоне было трудно, голос у нее прерывался, несмотря на всю привычку к магии. Тогда Сара решила, что следует заняться каким-никаким, а все же делом. Она посмотрела на служанку.

— Давай серьги. Жаль, выбрать не получилось.

Она действительно могла бы выбирать серьги довольно долго, у нее с подходящими серо-серебряными было, наверное, шкатулок пятьдесят или больше… Чего уж скрывать, она любила серебро, в отличие от золота или даже платины, серебро не оказывало почти никакого влияния на ее магические способности, оно оставалось нейтральным, и иногда это было очень полезно, даже приятно. Вот у других архимагов, как она знала, такими нейтральными оказывались совсем другие металлы. Кажется, это было сугубо индивидуально.

Девушка, покачиваясь, будто тростинка под порывом ветра, сделала пару шагов и осторожно попробовала приложить серьги к ушам Сары. Но не смогла сдержать еще более усилившийся магический напор и поцарапала Саре мочку уха. Совсем чуть, даже крови, пожалуй, не выступило, но все же поцарапала.

— Дай сюда, — приказала Сара, взяла одну висюльку, почти с мизинец размером, нашла крючочек застежки, вставила в мочку, застегнула, взяла вторую…

И, удерживая ее в кулаке, одним неуловимым движением ударила служанку в грудь. Удар получился отменный, хлесткий, точный, по неподготовленному и незащищенному телу. Меднокожая отлетела шага на три назад и упала, странно, будто кукла, зашуршав платьем. Сара вставила в ушко вторую серьгу и повернулась к проходу. Все же она хоть кого-то да треснула, и сильно. Это было приятно.

— Вот он, — тихо произнесла Яблона.

Раздался отдаленный звук чьей-то тяжелой походки. Он приближался, становился громче. В магических переходах такое бывало, иногда звуки как бы истаивали, не набирали полную силу, зато в другой раз звучали гораздо громче, чем было положено по всем законам. Вот и на этот раз поступь воина, присланного Джарсин для спорного поединка, казалась чрезмерно звонкой, сильной, будто бы шагал не один солдат, а очень точно, в единый удар топала целая манипула, не меньше, слитно, мощно, неудержимо.

— Что же это за воин? — неожиданно спросила Яблона, она не повышала голоса, и ее вопрос потонул в этом приближающемся звуке шагов рыцаря Бело-Черного Ордена.

И вот он появился, вроде бы не слишком заметно вначале, лишь туман, что царил в магическом переходе, заклубился, расплескался плавными волнами. Обычный солдат, ничего особенного, не очень даже высокий, шел, не опуская голову под сводами перехода. Вокруг его плеч и мощной, немного коротковатой шеи разлетался медленными крыльями белый до снежности плащ, который скрывал не очень размашистые движения рук и оружие рыцаря. Оставались видимыми лишь темные и какие-то не слишком богатые доспехи, закрывавшие его грудь, живот и пластинами опускавшиеся на бедра. Ниже колен ноги его были закрыты поножами до таких простых калиг, что и иные из рабов не стали бы носить.

Он подошел к Саре, которая и не заметила, что сделала пару шагов назад, затем чуть дрогнул левым коленом, словно бы хотел опуститься, но передумал, его кулак взлетел к сердцу, он склонил голову и низким, непривычным голосом произнес:

— Приветствую тебя, госпожа.

— Вот ты и прибыл, рыцарь, — кивнула Сара. — Где Харлем?

— Он обмяк от боли, госпожа. Может быть, дойдет.

— Понятно. — Зачем-то Сара добавила: — Он немолод, рыцарь.

— Он не умеет выносить боль, — отозвался рыцарь. — Куда прикажешь теперь? — Лишних слов произносить он не привык.

— Ты поедешь теперь с нами на арену, в Колизей, рыцарь. Там тебя покормят, если ты захочешь, напоят, а спустя некоторое время выпустят для боя с Сероплатом.

— Моя Госпожа сказала мне, что ты предпочитаешь выпускать в поединки мантикор, — уронил рыцарь, будто бы соображая, стоит ли эти слова говорить, не покажется ли он чрезмерно болтливым.

— Да, Сероплат — это один из моих мантикор. Он тебе понравится.

Рыцарь опустил руку, и Сара на миг увидела, как его кулак с голубой, будто полированная сталь, кожей лег на рукоять недлинного, вполне обыденного на посторонний взгляд меча. В общем, в рыцаре не было ровным счетом ничего замечательного, если не считать, конечно, того, что он был демоником.

Сара еще раз вгляделась в его лицо. Очень светлые, почти белые глаза, белые, как в этой породе и было всегда, волосы, чуть пробивающаяся на скулах и на подбородке щетина. То есть он даже не позаботился, чтобы побриться, а ведь знал, что здесь, в Басилевсполе, издавна мужчины брились и борода либо даже щетина считались признаком невоспитанности. Лишь брови у демоника были русыми, но на его высоком и ровном лбу, над этими белыми глазами они казались едва ли не темными, пожалуй, даже темнее, чем у иных южных черноволосых рабов, которых Сара уже давно разучилась узнавать в лицо.

— Все, следует отправляться в Колизей, — решила Сара. — Тобой займется моя распорядительница Яблона. Она знает, что следует делать.

Повернулась и пошла наверх, к площадке перед главными дверями ее дворца, где уже давно должен был находиться ее паланкин и еще несколько других для челяди, которую она решила взять с собой на поединок. Через плечо она услышала голос Яблоны:

— Как тебя зовут, рыцарь?

— Меня зовут просто Шоф, госпожа распорядительница. Но зачем тебе мое имя?

— Чтобы быть вежливой, рыцарь Шоф.

Дальше Сара не слушала, неинтересно ей было, о чем там могут болтать эти двое. Она думала. Как же все просто получалось! Конечно, Джарсин, по ее мнению, никогда не была изобретательной в своих интригах, стремилась к простоте и ясности. Но на этот раз даже для нее все выходило слишком уж незатейливо. Это могло быть признаком чего-то более сложного, чем ее явное нежелание строить многоходовые комбинации.

Сара двигалась в паланкине через главные ворота в стенах, окружающих ее имение, и чуть морщилась от воплей бегущих поблизости, чуть не сразу за занавесями, глашатаев, требующих, чтобы ей уступали дорогу. Да, все получается как-то чрезмерно однозначно и просто. И в самой этой простоте могла бы таиться некая ловушка, если бы… Да, если бы не Сероплат. Выиграть бой у него всего лишь одному рыцарю, пусть и обученному, тренированному и умелому, каким и казался этот самый Шоф, не удастся. Потому что это невозможно.

Вот если бы Джарсин начинила его хоть какой-нибудь магией, если бы придала ему дополнительные возможности… Но этого не было, в этом Сара была теперь уверена, иначе бы она эти магические начинки почувствовала и тогда, скорее всего, сумела бы обезвредить. Но в том рыцаре, которого она увидела в подземелье своего дворца, разряжать было нечего. Значит, это была всего лишь взятка.

То есть южные земли, на которые Сара давно облизывалась и которые хотела бы получить, предложенные Джарсин, должны были некоторым образом подкупить ее. Но за что, для чего, почему? Это должно было выясниться позже. Скорее всего, не сегодня. Значит, пока можно попросту наслаждаться праздником, битвой обреченных на погибель, и ни о чем не беспокоиться.

Сара сошла из паланкина в одной из огороженных площадочек, пристроенных к Колизею снаружи, сюда могли приходить только она и басилевс, городским простолюдинам и даже прочим всяким, как бы благородным, сюда ходу не было. Так уж повелось, и давно, еще когда Колизей, собственно, строился. Процессия басилевса была уже тут, она состояла из челяди, охранников, прислужников, простых рабов и носильщиков, которые все, как и было заведено, склонились перед ней. Пожалуй, даже чуть ниже, чем плебеи на улицах города: выучены были и знали, что и как следует делать.

Сара поморщилась от слишком яркого солнца, которое лило свой свет с неба почти отвесно, нигде не создавая тени на этой белой скатерти из светлого ракушечника, которым был вымощен дворик, и пошла за одним из позванивающих золочеными цепями поверх лакейской туники служителей Колизея. За архимагичкой была закреплена большая ложа сбоку от главной, расположенной в лучшей точке для обзора арены и принадлежащей, разумеется, басилевсу. В Нижнем мире все же приходилось соблюдать некие этикетные условности и признавать правителя Империи как бы самым значительным лицом. Но с этим Сара уже давно примирилась, так было спокойнее, лучше и вернее.

Коридоры, по которым сейчас вел ее в ложу служитель Колизея, оказались не совсем те, по которым она привыкла ходить на свое место. Это были не торжественные, едва ли не парадные коридоры и лестницы, забранные драгоценными тканями и уставленные какими-то скульптурками, которые сами смертные полагали весьма ценными. Это были коридоры, пролегающие среди голых и высоких стен, из грубой, иногда уже начинающей ветшать кладки из блоков песчаника, пустые и тяжелые, и тут ощущался запах животных, а может быть, и запах всех тех помещений, которые находились под ареной. Сара поморщилась, но спорить с этим было бы нелепо. По парадным коридорам сейчас шествовал басилевс.

Главное, что она настояла перед сенешалем басилевса, чтобы эти игры были проведены, и ее слуги все успели подготовить. А то, что ей приходилось сейчас пробираться на свое место каким-то непривычным путем… Это, в конце концов, можно было и перетерпеть.

И все же Сара вздохнула с облегчением, когда добралась до принадлежащих ей помещений над ареной. Это были три комнаты. Одна большая, приемная, где Сара во время слишком уж долгих и утомительных игр принимала тех нобилей, которые решались нанести ей визит. Тут были и столы для угощения, разумеется уже накрытые, перед некоторыми даже стояли лежанки, чтобы вкушать яства привычным для местных образом.

Чуть сбоку имелась относительно небольшая комнатка, куда Сара, кажется, ни разу за всю свою непомерно долгую жизнь так и не заглянула. Это было помещение для слуг, которое иногда еще использовалось и для охраны, когда в городе бывало неспокойно, и как временный склад для того, что ей могло понадобиться, например, для платьев, если бы она вздумала переоблачиться из-за жары и азарта иных представлений.

А вот третья выходила большим, не очень широким, но довольно длинным балконом на арену. Бордюрчик на нем был всего-то высотой по колено даже не очень рослой Саре, зато смотреть с балкона было удобно, потому что в центре его имелось еще и некое возвышение, где стояло покрытое мягкими шкурами кресло, предназначенное, разумеется, для нее одной. Из этого кресла арена открывалась вся, чуть не до последнего закутка, откуда могли появиться либо звери для драки, либо гладиаторы для боя, либо слуги, которые крюками утаскивали окровавленные трупы куда-то вниз или вбок, в некие темные и мрачные, как сама смерть, подвалы Колизея, вмещающие всю довольно сложную машинерию для представлений.

Сара подошла к краю балкона, осмотрела арену. Она была пустой, и ее звонкая чистота раскинулась, будто раскрытая ладонь, будто кусок вырезанного откуда-то и перенесенного магией особого плоского пространства, более значительного и важного, чем место для зрелищ и жестоких, грубых забав городского плебса. Кажется, она прибыла чуть раньше, чем следовало бы, представление еще не началось.

Зато амфитеатры для публики были уже полны. Даже переполнены, все эти городские олухи и бездельники сидели уже так плотно, что даже весьма небедно одетым горожанам приходилось проталкиваться на места для чистой публики с помощью все тех же служителей Колизея. А те вовсе не стеснялись, то и дело пускали в ход дубинки, чтобы проложить себе путь и усадить тех зрителей, которые их для этой услуги наняли. Устроив клиентов, каждый из них тут же снова бежал ко входу, чтобы перехватить новых, способных заплатить за эту немудреную услугу. Когда-то, лет триста тому, каждый из богатеев приходил в Колизей со своими вооруженными слугами, чтобы не погрязнуть в толпе, но, когда между этими дуреломами стали возникать регулярные и довольно серьезные побоища, в которых страдали и их господа, пришлось ввести правило: лишь служители арены имели право рассаживать зрителей, пусть и с помощью дубинок. Даже таких значительных зрителей и клиентов, какой считалась Сара Хохот.

Сару заметили, кто-то принялся выкрикивать приветствия, впрочем не слишком напрягаясь, потому что главные приветствия следовало все же обратить на басилевса. Архимагичка усмехнулась, в этом дурацком обычае встречать известных нобилей криками ей сейчас почудилось что-то подозрительно нелепое, едва ли не оскорбительное. Но все же, несмотря на всю нескладность этого дня, ей нравилось смотреть на эту толпу, ощущать возбуждение и ожидание, которыми были охвачены все эти бесчисленные мелкие душонки. Главное, конечно, ожидание смерти, которая сегодня их минует. Это как бы продолжало их жизнь, делало ее более ценной, создавало иллюзию нескончаемости их собственного нелепого и жалкого существования. Иллюзия конечно же не имела ничего общего с истинным положением дел, с законом конечности их всех скопом и каждого по отдельности.

Сара оглянулась.

Служанки, тоже возбужденные и до отвратительности любопытные ко всему происходящему, собрались, насколько это было возможно, подальше от нее. Некоторые тянули свои птичьи шейки, чтобы получше рассмотреть толпу, некоторые косились в соседние ложи, где тоже было уже немало разной публики. Во время таких игрищ самые предприимчивые из них пробовали даже заводить мимолетные романчики со слугами и молодыми нобилями из тех, что оказались поблизости. Как они выискивали претендентов для своих увлечений, где уединялись для скоропалительных удовольствий, Сара даже не пыталась угадывать. Но это было, и незнакомые лица на таком близком расстоянии, всего-то за стеной ее ложи, приводили ее прислужниц в состояние извечной женской готовности и уступчивости.

Сейчас Саре это было противно. Она уселась в кресло. Тут же перед ней появился столик с персиками, винами, сладостями и даже с чем-то вроде пирожков, похожих на те, что продавались плебеям, но изготовленных, конечно, ее личными поварами куда тщательнее и вкуснее. Запах от них поднимался удивительный, но в ноздрях у Сары застряла вонь тех нечистых коридоров, которыми ее вели сюда, поэтому она потребовала, чтобы ей подали чашу вымыть руки, что и было мгновенно исполнено, и лишь после этого она немного успокоилась.

Даже попробовала, как когда-то обожала делать, впитать в себя общую, суммарную силу, волнение и настроение толпы под собой. Это было непросто даже с ее способностью к магии, но некогда у нее этот трюк отлично получался. Вот только на этот раз она толком настроиться на общую волну так и не успела.

На противоположной стороне протяженного овала Колизея заныли, завизжали трубы. Их голоса были так подобраны, чтобы утихомиривать самую разнузданную, самую шумную толпу, пусть толпа эта и насчитывала самое меньшее под сотню тысяч собравшихся тут зрителей. Затем, когда смертные все же притихли, через огромный рупор, установленный на специальном поворотном механизме, глашатай стал перечислять всех, кто устроил эти игры и кому публика должна быть благодарна. На этот раз имя Сары были названо вовсе не самым громким голосом, и прозвучало оно в конце списка. Она подозревала, что так и будет, потому что бой Сероплата с рыцарем-демоником тоже должен был состояться лишь под конец представления.

Сара еще раз пожалела, что явилась в Колизей слишком рано, но, в общем, это было оправдано. Что ни говори, а демоника следовало доставить сюда как можно быстрее. И если бы она поручила сделать это слугам, еще неизвестно, как бы на это посмотрела Джарсин. В общем, с этим теперь уже ничего нельзя было поделать. Так что Сара приготовилась просто смотреть.

Первая схватка была не слишком сложной. Сара ее задумала уже с полгода назад, хитрости тут и впрямь не было никакой. Архимагичка просто решила выяснить, чего стоят ее бойцы, солдаты охраны ее дворцов и замков. Для этого она велела выбрать примерно полуманипулу своих стражей и подготовить их к бою с тремя боевыми слонами, которыми очень гордился один из преторов басилевса. Звери эти были, конечно, дорогими, редкими, а обучение их должно было и вовсе потребовать целого состояния и знающих людей, которых во всех землях Империи трудно было сыскать за любые деньги. Скорее всего, их выкупили где-то в других владениях, где слоны эти попадались чаще и чрезмерной редкостью уже не являлись.

Солдаты выстроились широкой изогнутой цепью, лишь по флангам они собрались плотнее в какое-то подобие атакующих колонн, хотя и состояли обе эти группы всего-то из дюжины бойцов каждая. Потом на арену вывели слонов. Каждый нес на себе короб, в котором находились и лучники, и копейщики, вооруженные длинными и странно выглядящими копьями с двумя остриями. Работать таким оружием в нормальном бою было бы невозможно, но сверху, из этих седельных устройств, оказалось удобно, сподручно, и Сара быстро поняла почему. Переносить длиннющие древки из одного положения в другое, да еще и выбрасывать их то с одного слоновьего бока, то с другого было бы совсем непросто. А вот удары и одним копейным лезвием и тут же другим, на другом конце древка, — это оказывалось гораздо быстрее и опаснее для любого нападающего.

Потом еще разок проревели трубы, глашатай что-то прокричал, но не успел его голос затихнуть, как затрубили слоны, подпоенные крепким красным вином с перцем и потому готовые все крушить на своем пути. И бой начался.

Один из слонов, украшенный длинными полосами красной ткани, наподобие попоны, рванулся вперед, опустив голову, и попытался растоптать тех солдат, что находились в центре. Воины Сары, все почти сплошь орки, рассыпались, лишь одного слону удалось задеть, он откатился в сторону и под вопли толпы стал медленно и трудно подниматься на ноги.

А зверь уже набросился на другого из бойцов, которого сумел сбить хоботом и который никак не мог подняться, лишь перекатывался, уворачиваясь от ударов огромных слоновьих ступней. Кажется, все внимание слона было занято именно этим несчастным солдатиком. И он топтал и бил его так старательно и часто, что даже мелкий песок завихрился вокруг этой свалки как пыль, хотя пыли-то на арене, разумеется, быть не могло, чтобы не мешать зрелищу.

Вот тогда-то солдаты вдруг, одним движением, а может, повинуясь приказу, который на трибунах не был никем услышан за ревом слонов, воем толпы и грохотом оружия, бросились вперед. И у них получилось! Слон вдруг оказался окружен чуть не со всех сторон. На помощь ему поспешил второй слон, кажется, и третий бы сделал то же самое, если бы его не вовлекла в схватку группа солдат одной из фланговых колонн, которую поддерживали рассеявшиеся и почти незаметные прежде бойцы, действовавшие в одиночку. В общем, третий слон не успел поддержать собрата.

Второй слон получил несколько чувствительных, как показалось Саре, ударов по хоботу и в морду, где-то в районе глаз и ушей, и неожиданно для своих погонщиков вывалился из общей драки. А вот первый слон, как ни отбивались его бойцы из своего короба, был настолько жестоко и резко атакован, что забыл даже про того орка, который валялся у него под ногами. Он попытался отбежать, задрав хобот и громко трубя, но тут же напоролся на чье-то очень точно подставленное копье всей массой своего тела, и копье это, раскачиваясь, осталось в его плече. Слон развернулся на месте раз, другой и вдруг под восторженный рев зрителей рухнул, подняв целую тучу песка.

Когда стражники Сары расступились, слон еще бился, пробуя подняться на ноги, но люди вокруг него лежали сломанными куклами, еще некоторое время тому назад красивые и почти величественные, а сейчас не годные ни на что, кроме как для похорон, каким бы этот обряд ни оказался. А может, ими теперь накормят тех зверей, которых обучали и тренировали для других боев, подумала Сара с усмешкой.

Не встречая ни малейшего сопротивления, один из самых рослых охранников с какими-то знаками отличия подошел к умирающему слону и одним точным ударом в ухо прикончил его.

Тогда солдаты построились вновь, кроме тех, конечно, которые так удачно не позволили третьему слону оказаться в бою в центре арены.

Погонщики слонов тоже попробовали перегруппироваться. Они поставили своих могучих зверей плечом к плечу и на этот раз атаковали пехоту сдвоенным ударом. Чтобы хотя бы с одного бока избежать нападения. Но на этот раз и стражники действовали чуть разумнее, как показалось Саре. Они попробовали бить слонов издали, с расстояния, где звери не могли их наверняка достать.

Сначала было не совсем понятно, чего они добиваются, зато потом все встало на свои места. Разозленные животные перестали слушаться погонщиков. Один слон бросился вбок, на небольшую группу солдат Сары, которые слитно и довольно жестоко этого зверя атаковали, а затем… Да, затем уже виденное повторилось. Слона просто утыкали копьями, он оказался так сильно изранен, что, упав на песок, даже не пытался подняться.

Последний из слонов попробовал отбежать в ближний к главным ложам угол арены, громко трубил и метался из стороны в сторону, предчувствуя, вероятно, скорый свой конец. Но солдаты Сары действовали слаженно и расчетливо, теперь в них ощущалась уверенность в близкой несомненной победе. И они добились своего. Вот только из того места, где находилась Сара, рассматривать эту драку было не слишком удобно. Чтобы видеть получше все происходящее, следовало бы встать с кресла и склониться над балюстрадой, а Саре этого не захотелось.

Она и без того знала, чем все окончится, а потому просто пригубила вина и съела персик.

Потом было чествование победителей. Ее солдаты, а некоторых из них пришлось сослуживцам тащить на плечах, стали неровным и значительно поредевшим полукругом в центре арены и отдали честь, потрясая своими копьями, клинками или просто сжатыми кулаками в воздухе, в сторону главных лож Колизея. Лишь тогда Сара поняла, что пропустила момент, когда свое место в ложе занял басилевс. Должно быть, зрители его как-то приветствовали, но за ревом увлеченных боем трибун это оказалось не слишком заметно. Вот если бы, подумала Сара, бились не звери с солдатами, а только гладиаторы, тогда бы глашатай, несомненно, на время, на пять — семь минут, остановил сражение. Но со слонами этот трюк ни за что бы не получился, вот он и не пробовал даже этот обычай соблюсти.

Когда победившие пехотинцы ушли с арены и за то время, пока туши слонов утаскивали в подвалы, а саму арену посыпали свежим песком, чтобы скрыть лужи крови и даже, как показалось Саре, раздавленные внутренности, мясо и кости погибших бойцов, попавших под ноги южных великанов в начале битвы, возникла естественная пауза в представлении. Публика принялась подзывать торговцев, чтобы прикупить чего-нибудь из лакомств, обычных на такого рода увеселениях, расплачиваться между собой за сделанные ставки или просто обсуждать подробности только что увиденного, сама Сара, не очень напрягаясь, еще раз пробовала уследить за общим эмоциональным состоянием толпы на трибунах.

Состоянию этому было пока далеко до настоящего возбуждения, до непрекращающегося потока жестокой радости или даже ликования от чужой смерти. Все выглядело своего рода разминкой, закуской перед настоящим пиршеством. Избалованы плебеи такими зрелищами, решила Сара, вот и не ценят по-настоящему показанного им представления, неспособны оценить.

Зато тому из нобилей, который этими слонами хвастался и с которым она на этот поединок договаривалась, теперь придется раскошелиться за проигрыш. И еще, пожалуй, лениво соображала Сара, нужно будет ее бойцам выдать какую-нибудь награду, не слишком богатую, не чрезмерную, но такую, чтобы на пару недель пьянства и непотребных девок им все же хватило. Это поддержит их верность и подкрепит ее репутацию справедливой и щедрой хозяйки.