2
Вообще-то быстро летать мантикоры не умели никогда, даже Таби-Скум, такая удачная и неожиданная для Сары, что магичка и сама не знала, сумеет ли когда-либо еще вырастить такую же, — не могла развивать скорость выше пятнадцати — восемнадцати узлов. Однако у Сары имелся в запасе давно и хорошо отработанный трюк. Она гораздо эффективнее, чем это получалось у остальных архимагов, управлялась с погодой. Особенно ей удавались ветры, а когда-то она и с настоящими бурями работала, вот только снега не любила… Конечно, Джарсин лучше ее вызывала дождь, иногда за считанные минуты Наблюдательница устраивала настоящий ливень с грозой, так что и небольшой потоп на каком-то выбранном ею месте возникал. Зато в работе с ветром Сара определенно могла заткнуть ее за пояс.
Фокус был в том, чтобы заставить воздух складываться плотнее в одном месте и расходиться, вроде как веслом разгоняют ряску на поверхности пруда, в другом, куда ветер и должен дуть по ее задумке. Конечно, сил это требовало немало, и не всегда получалось так, как Сара планировала, порой собственное течение ветров накладывалось на ее магию, и тогда выходило… нечто трудновообразимое даже с ее чувством воздуха, всей этой огромной, малопонятной стихией.
И все же сейчас, она могла признать это с гордостью, ее мастерство в этом виде магии было действительно выдающимся. Сказались все те полеты, которые она совершила, когда тренировала Таби.
Поэтому, спокойно расположившись в своем седле-креслице, Сара принялась искать возможности, которые должны были помочь мантикоре в этом дальнем перелете. По идее, все было просто. Нужно было подтащить пару зон с высоким давлением чуть ближе к тому острову, с которого она только что улетела… Сара заставила Таби сделать небольшой вираж и взглянула назад, через плечо.
Остров показался уже лишь бликом серого тона на блестящем под солнцем светло-зеленом океане. С той высоты, на какую забралась сейчас Таби, даже признаков волн рассмотреть не удавалось, вода внизу чудилась плотной, застывшей ровной скатертью, на которую лишь временами наплывали белесые пятна чуть более сырого воздуха. Это значило, что мантикора поднялась уже на высоту низовых облачков, снизу почти невидимых, но заметных тут, вверху, особенно когда она в них врезалась или проходила через них. Кстати, это было странно, потому что, когда Сара изучала небо над островом, никаких признаков этих слабых облаков не было.
Таби резко рыкнула, потом странно взвизгнула, подражая крику чаек, будто по-птичьи, а не по-своему, по-мантикорскому, выражая таким образом неудовольствие. Ей не нравилось лететь в ту сторону, куда ее, чтобы сподручнее оглянуться, направила Сара. Пришлось летунью успокаивать, Сара вытянула затянутую в тяжелую полетную перчатку руку и погладила Таби по голове между ушами. Это на мантикору всегда действовало. Потом Сара плавно, как и следовало, чтобы не потерять скорость, переложила Таби на прежний курс. И чудесный зверь принялся разгонять воздух своими невероятными крыльями с новой силой.
— Островов теперь долго не будет, Таби, — сказала Сара. — Окажемся мы с тобой над настоящим океаном.
Она еще разок, для верности, проверила внутренним ощущением возможности своей Таби. Мантикора была сыта, полна энергии и, пожалуй, даже получала удовольствие от полета. Как нравилось лететь и самой Саре, хотя — чего уж там — это было опасно, адски опасно… Мантикоре могло не хватить сил, они обе могли оказаться в одном из неверно вызванных ветров или в естественном воздушном вихре, и тогда их попросту понесет над волнами, пока не придет время падать.
Сара усмехнулась. Казалось бы, давно прошли те времена, когда, века тому назад, опасность будоражила ей кровь, возбуждала, заставляла точнее и яростнее чувствовать и переживать мир. И вот выясняется, что она и после столетий почти размеренной и спокойной жизни мало изменилась. Неизвестность полета, противостояние пространству, которое могло убить ее, как и каждого путешественника, которое и убивало — это Сара знала с достоверностью, — где не было возможности исправить ошибку, если бы она, Сара Хохот, ее допустила, — сейчас это подгоняло, рождало в душе ощущение азарта, казалось приключением, с которым нужно справиться. А как же иначе?
Эти мысли привели ее в состояние готовности к колдовству. Она и принялась… Сначала нашла один огромный и сильный слой очень плотного воздуха, который медленно дрейфовал, как почудилось Саре, куда-то на восток. Это ее не устраивало. Она отщепила от него не слишком большой, в пару сотен миль, кусок и перенаправила так, чтобы через четверть часа уже почувствовать его давление у себя на правом плече. Потом стала искать еще один похожий, потому что силы этой первой зоны высокого давления не хватило бы на весь первый перелет через океан.
Она искала, искала, даже когда стала понимать, что первая из зон, первый источник ветра уже начал действовать, и лишь тогда заметила небольшую, но довольно бурную зону, и совсем не там, откуда она могла бы перегнать ее к скале Сирены, тому месту, где рассчитывала сделать передышку. Но если заставить этот вихрь раскрутиться, развалиться, придать ему вид разворачивающейся спирали, сделать подобием пружины, которые некие умельцы научились вставлять в часы или в другие изощренные и Дорогие игрушки, вроде золотого фазана, которым так гордится басилевс, вот тогда, и только тогда… Да, план у Сары в голове сложился и вполне мог бы сработать. Она еще раз погладила Таби и почти попросила ее, а не приказала:
— Ты держись, девочка, нам с тобой теперь нелегко будет.
Ударили первые порывы ветра. Это был пока не очень сильный ветер, пожалуй, его скорость можно было оценить узлов в двадцать. Если все получится, решила Сара, мантикора за час разгонится узлов до сорока. То есть расстилающееся перед ней расстояние она проскочит часа за три. Беспокоило одно: такие потоки Таби не любила, предпочитала лететь в спокойном, мерно и ровно подпирающем ее крылья течении. Бурные порывы и неверные вихри быстро утомляли ее. А значит, нужно было внимательно следить, чтобы мантикора не потеряла в воздухе и упругость, и силу, и — главное — равновесие. Во время начальных тренировок по выездке Сара заметила, что Таби довольно неважнецки держит это самое равновесие, скорее всего, сказывалось отсутствие птичьего хвоста. Чрезмерно укороченный и неверный мантикорский хвост, который ей, как змею в воздухе, конечно, помогал держать равновесие в целом, был все же не так хорош, как если бы на нем вместо жала имелись еще какие-нибудь перья.
Да, ветер стал крепче, и они понеслись. Но поток воздуха все еще оставался ровным и плавным. Такой полет был для Таби делом обыденным. Она держалась уверенно и даже перестала в какой-то момент грести вперед, словно бы зависла на крыльях, удерживаемая ветром и чуть восходящими потоками от поверхности океана, и при этом, конечно, здорово сохраняла силы. Против этого Сара не возражала, хотя скорость чуть упала, и всего-то они делали сейчас узлов тридцать, не более. Но силы понадобятся мантикоре позже, когда они попадут в зону бури…
Сара даже успела подремать, когда через три с небольшим часа новый ветер, вызванный ею, ударил в лицо с неожиданностью предательского нападения. Она проснулась, вынырнула из своей полудремы, потому что спать в полете по-настоящему было нельзя, Таби это чувствовала и непременно выкинула бы какой-нибудь из своих фокусов, выразив несогласие с тем, что ею в действительности не управляют. Сара потерла для верности лицо, чуть не сбив полетную маску набок, но все же и под плотной кожей этой самой маски, похожей на птичью голову с клювом, ощутила, как разогревается занемевшая от постоянно, уже много часов бьющего встречного воздушного напора кожа. И стала смотреть, в каком состоянии находится вторая зона ветра, в форме спирали… В который они должны были вписаться, который должны были перехватить, пусть по краешку, подобно тому как дикари катаются на досках по волнам прибоя, используя силу падающей воды, чтобы едва ли не бесконечно соскальзывать и не падать самим… Ни в коем случае — не падать.
Тут Саре пришлось немного этот вихрь исправить, словно бы иной крестьянин во время долгой поездки должен был подправить задурившее колесо у телеги. Она снова бросила в пучину ветров несколько заклинаний, последнее оказалось удачнее прочих, и ветер теперь уже не молотил их с мантикорой, а помогал, хотя и сносил с прямой, пролегающей от их нынешнего местоположения до скалы Сирены.
Чтобы удостовериться, что все идет правильно, Сара еще разок вчиталась в мантикору. Таби-Скум уже немного выдохлась, но до настоящей усталости еще не доработалась. Пожалуй, она истратила лишь чуть больше половины своего запаса сил, хотя некоторые неприятные признаки голода у нее уже стали проявляться. Вот это Саре не понравилось.
Она терпеть не могла этого сверлящего все внутренности чувства, которое у нее возникало, если она слишком глубоко и детально погружалась в животные ощущения ее обожаемой Таби. На этот раз так и вышло, она переборщила с этим своим эмпатическим внедрением в состояние летуньи… Делать нечего, чтобы оправдать такую неуместную растрату магических сил, Сара влила в мантикору долю собственного магического спокойствия и уверенности в том, что отдых уже недалек, и, конечно, подкрепила необходимостью подчиняться хозяйке, которая восседала на спине.
Таби успокоилась, подчинилась, как случалось всегда, и снова стала послушной, поворотливой, ловкой… Она даже развеселилась, несмотря на все часы трудной работы, которую уже проделала, и чуть подбросила Сару, рывком крыльев обозначив что-то вроде взбрыкивания, хотя бы и несильного, вместо ровного перебора взмахов. Сейчас Сара нуждалась в ней, в Таби, а потому сделала вид, что смеется, разделяет ее игривость, хотя на самом-то деле никакой радости не испытывала… Но какая бы она была архимагичка, если бы не умела обманывать и навязывать животным свои чувства?
Мантикора взревела от удовольствия, что хозяйка ее понимает, и пошла в указанном Сарой направлении. Это было хорошо, это было правильно. Теперь они действительно делали в воздухе побольше пятидесяти узлов, лететь быстрее было уже опасно, Таби могла потерять равновесие или даже ориентировку… А потому Сара попробовала ее немного осадить, совсем немного, но мало чего добилась. Мантикора хотела есть и решила, что скала Сирены уже близко. Она даже требовала от архимагички, чтобы та позволила ей еще разогнаться, но Сара этому желанию не поддалась. Как бы там ни было, а впереди лежало более ста миль полета, и если учитывать снос, то еще больше, в любом случае чрезмерно буйствовать и торопиться было рановато.
Следующие два часа Сара работала так, как давно отвыкла, всем телом, всем напряжением духа и едва ли не всей своей магией. Потому что мантикоре, хоть Таби и пробовала проявить умение и приложить все силы, этих сил, по правде говоря, не хватало, и в какой-то момент Саре пришлось ей помогать, сначала незаметно для себя, потом больше… А потом она поймала себя на том, что уже одна ее воля, включающая и магическое умение, несет их по воздуху. Таби почти не могла работать крыльями, лишь подставляла их под ветер, и хотя неслась вперед, но все время выискивала внизу место, куда бы опуститься… Но внизу были только бурные волны и глубина, которая даже не синела, а чернела под ударами все того же ветра.
Потом совершенно неожиданно для Сары пошел дождь, она его почувствовала на коже полетной маски, на плаще и еще — по звуку, с каким капли воды стали все более дробно и часто попадать на крылья мантикоры. Это было совсем плохо, во-первых, потому, что уж ей-то, архимагичке, полагалось бы почувствовать дождь за десятки миль и тогда, может быть, удалось бы отогнать его в сторону. А во-вторых, крылья ее летуньи плохо переносили воду. Намокнув, они делались чрезмерно тяжелыми, и лететь становилось очень трудно.
И все же они увидели скалу раньше, чем у мантикоры и у Сары совсем закончились силы. Они даже довольно уверенно зашли на посадку, но вот тут-то магичка ошиблась, она как-то очень уж небрежно и легкомысленно подвела Таби к небольшой, всего в сотню шагов, площадке, да еще с той стороны, где верхний выступ скалы закрыл бы их от ветра, а того не учла, что высоту они теряли слишком быстро, и тогда… Тогда они чуть не врезались в обрывистый, каменистый бок скалы, возвышающийся над морем локтей на шестьдесят. Мантикора зарычала, забила крыльями, пробуя вернуть себе и своей хозяйке правильное положение… Но не вышло, поэтому им пришлось снова заходить по плавной дуге на эту площадочку, снова перебарывать ветер, и лишь когда Сара догадалась вовсе бросить поводья, Таби сошла вниз твердо, уверенно и почти зло.
На площадке оказалось немало песка и мелкой гальки, они плюхнулись на нее чрезмерно сильно, но эта нежданная подушка смягчила жесткое приземление. Мантикора, укладывая крылья за спину, повернула голову, резко и сердито рыкнула на Сару, выражая свое мнение об ее умении управлять, но архимагичка уже соскочила с седла и, неловко переступая затекшими ногами, бросилась обнимать летунью, чтобы утешить ее, едва ли не попросить прощения.
Мантикора все же была сердита, но лишь пока не получила из седельных сумок мясо. Это были отрубленные руки и ноги краснокожих дикарей с острова, разные по размерам, иные с татуировками, но сейчас ни Саре, ни Таби не было до таких тонкостей никакого дела. Мантикора хотела есть, она набросилась на угощение так, что даже ее хозяйке захотелось перекусить. Она почему-то вспомнила, что на острове могла бы подкормиться вместе с моряками и солдатами, там почти наверняка, едва она улетела, Удод устроил пир, чтобы отметить победу, хотя бы и над жалкой деревней.
Таби ела долго, а потом еще и грызла для удовольствия кости, облизываясь, потряхивая крыльями, хотя те все равно сильно мокли под дождем. А Сара отыскала в сумке две фляги, одну с водой, другую с вином, крепким, почти как северная водка, и для начала выпила. Потом нашла в большой сумке перемазанную нунской кровью сумку поменьше, в которой лежали сухари, ветчина, луковица и несколько длинных огурцов. Она съела все, не обратив внимания ни на кровь, которую мелкими капельками вдруг обнаружила на одном из огурцов, ни на запах то ли тухлятины, то ли того же мяса нунов, которое тупой Удод уложил слишком близко к ее запасам еды.
Потом Сара принялась размышлять о ветре и о дожде. Она продвинула свое внимание почти на сотню миль вперед, к континенту, но не нашла просвета, везде было слишком бурно, и ветер дул не в том направлении, которое им было нужно. Этот шторм почти наверняка снес бы их в сторону, и пришлось бы пролететь не проложенные по прямой двести оставшихся лиг, а, пожалуй, на четверть этого расстояния больше. Сейчас Таби не выдержала бы такой полет, да еще в темноте. Она вообще-то хоть и умела ориентироваться при свете звезд, но не очень хорошо. Когда они поднимались в воздух, почему-то мантикоре нужно было видеть горизонт, иначе она могла закрутить такой штопор, что никакие ремни Сару в седле уже не удержали бы.
Поэтому архимагичке пришлось наколдовать некоторые поправки для этого ветра, чтобы он хотя бы к утру стал для нее более благоприятным, а затем она устроилась спать, подтащив к себе Таби-Скум для тепла и чтобы мантикоре было спокойнее. Сверху от дождя она прикрыла себя и морду своей летуньи плащом, вот только крылья ее она не сумела полностью укрыть от влаги, поэтому несколько раз за ночь просыпалась, думая о том, как бы высушить крылья поутру, и чувствуя тяжелое, мясное дыхание мантикоры, которая устроилась мордой у нее почти на плече. Пожалуй, она и забывала в тот миг, что перья и крылья принадлежат не ей, но это было не очень важно… Так и прошла эта ночь.
Под утро Саре приснилась та самая сирена, о которой знали многие моряки и про которую до сих пор рассказывали в портовых тавернах матросские байки. Имени ее, конечно, никто уже не помнил. Жила она на этой скале лет сто назад или около того. Видения умела расставлять очень толково, поэтому вначале корабли частенько попадали на рифы возле ее скалы, и она лакомилась как припасами, которые находила в разбитых корпусах судов, так и любовью выживших после крушения моряков. Известно ведь, что у расы сирен почти не бывает мужчин, им хватает для размножения моряков, они умеют на протяжении сотен поколений не изменяться, даже если моряки и принадлежат к сильным молодым расам, например людям. Дети сирены сначала тоже кормились на этой скале, она обучала их пению и видениям, а потом они улетали, как и положено их породе.
Но однажды на эту сирену устроили охоту купцы, которые тогда ходили тут, проложив удобный путь между оконечностями континента, в разных местах далеко выдававшимися в южном направлении. Да, тогда купцы ходили тут чаще и в большем количестве, чем ныне, это Сара тоже сумела вспомнить.
Правда, другие легенды говорили, что сирена эта оказалась настолько умной и хитрой, что сумела как-то обмануть всех, кто пришел сюда с оружием, сумела выжить и даже сохранила свое место обитания… Тогда корабельщики перестали этот путь использовать, стали обходить скалу за десятки миль, чтобы не попасть под влияние сладких песен и насланных мороков, и эта торговая линия захирела. Вот тогда для сирены настали тяжелые времена. А поголодав немного, покормившись одной рыбой и соскучившись окончательно, она сама улетела куда-то… Кто-то из стариков говорил даже, что переправилась она дальше, к Южному уже континенту, к тем скалам, где обитали только мантикоры, драконы и самые дикие краснокожие нуны. Вот только что она там делала и каково ей приходилось в тех местах, никто, конечно, объяснить даже и не пытался.
Саре приснился сон, что сирена эта, дождавшись очередного корабля, почему-то не стала его ломать о скалы, а уплыла на нем в какой-то из вполне обжитых портов, влюбившись в молодого помощника капитана, который согласился на эту любовь, потому что сирена обещала ему помогать с ветрами. А с таким умением и ее удачей, разумеется, каждый пусть и молодой шкипер очень скоро должен был дослужиться до полного капитана, потому что мало найдется арматоров, которые отказали бы в повышении такому мореходу.
В общем, сон получился длинный, путаный и какой-то дурной. Сара, когда стала просыпаться окончательно, решила, что это все глупость, потому что не могло так выйти, и для сирены одного даже молодого и здорового парня было бы маловато, и к тому же слишком сирены в общем-то некрасивы и глупы. Даже умея принимать разный вид, то есть используя свое умение насылать видения, у них толком не получается этот дар использовать, чтобы поселиться на сколько-то обжитых берегах, среди цивилизованных народов…
Поднявшись на ноги, Сара обнаружила, что Таби уже давно не спит и грызет вчерашние кости. И все же для нормального перелета она была еще недостаточно сытой. Пришлось архимагичке отдать ей собственные припасы. Но когда она потянулась за водой, выяснилось, что во сне они с мантикорой эту самую флягу, сделанную из тонкого серебра, раздавили. Это было плохо, очень плохо, потому что пить перед полетом Саре хотелось. Тогда она подняла свой плащ, влажный после дождя, и выжала по примеру всех моряков всех времен влагу в рот, сдабривая это не очень чистое питье приличными глотками вина. Получилось — не очень, зато она теперь твердо знала, что до континента дотянет без приступов жажды, и к тому же почувствовала решимость и прилив сил, быть может, хмельных.
Едва солнце стало подниматься над горизонтом, Сара встала на северной оконечности площадки и бросила магический взгляд вперед. Ветер после ее колдовства перед сном, а может, и по собственной прихоти, был почти идеальный — сильный, упругий, верный ветер… Тогда она заторопилась и стала понукать Таби к полету. Та была не очень расположена подниматься для еще одного, уже четвертого за последние дни перелета, но ей пришлось покориться, пусть и не сразу.
Взлетать было непросто, они попробовали сначала, и вдруг Таби заартачилась, приостановилась, делая вид, что испугалась конца этой самой площадочки, с которой они пробовали взлететь, или засмотрелась на бьющие о скалы волны внизу, под обрывом… А Сара знала, что сердиться еще нельзя, если бы она впала в раздражение или злобу, тогда мантикора и вовсе бы решила, что ей нужно от архимагички обороняться, и не стала бы ее слушать, рычала бы, махала лапами, отбиваясь от мнимой угрозы, но ни за что бы не полетела. А ветер следовало ловить, как говорят моряки…
Поэтому Сара с деланым спокойствием отвела Таби снова в самый дальний конец площадочки и принялась пояснять:
— Ты не дури, а принимайся за дело… Пойми же, нет у нас другого выхода, и лучше взлететь сейчас, пока ветер правильный… И пока я его чувствую.
В последнем ее утверждении было немало лукавства, потому что Сара с ее возможностями, даже уставшая за последние дни, была способна почувствовать не то что ветер, который мог им сейчас помочь, но вполне могла бы определить и ветры, которые дули гораздо дальше, у других берегов континента, на полтыщи миль вокруг, но об этом мантикоре знать было необязательно.
Что и как сама мантикора при этом ощущала, Сара не разобрала, что-то было в ее состоянии невнятное, слегка тревожное… Но магичка все же справилась, заставила Таби разбежаться, на этот раз всерьез, в полный мах и скок, и они поднялись в воздух. Впрочем, тоже не вполне ловко, сначала перистые крылья мантикоры не захватывали достаточно воздуха, и она просела, спустилась, почти упала до самой воды, но затем Таби посмотрела, насколько близко они оказались и над скалами, и над водой, и тогда крылья ее заходили мерно и пусть трудно, но все же сильно, потом — еще сильнее.
Сара и перевести дух не успела, а они уже поднялись футов на двести или больше над волнами. Тогда она стала разворачивать Таби широким виражом к северу, домой… Мантикора послушалась. Теперь-то чего ей было сопротивляться? Она и сама хотела домой, в свой вольер, к сытной пище и небольшой искусственной пещерке со знакомыми запахами.
Они снова поймали ветер и понеслись, если считать на глазок, узлов под сорок. Это значило, что должны были добраться до континента и даже до Басилевсполя часов за пять, если мантикора не выкинет чего-то непотребного… И если ветер действительно окажется таким же верным, как Саре показалось вначале.
И все же это был не очень легкий перелет. Нет, до поры все шло хорошо, затем они поймали чуть более быстрый поток, уже повыше, почти в миле над водой, и еще немного выиграли в скорости, вот только…
Сара опять, как уже бывало, задремала в седле, или ей так показалось. Или вовсе она сделалась туповатой и спокойной, какой бывала сама мантикора в долгих перелетах, то есть Сара чрезмерно впечатлилась ее состоянием, восприняла Таби слишком… полностью и объемно. В общем, от этой безалаберности и однообразности она слегка отключилась. А когда пришла в себя…
Она огляделась. Все вроде бы было нормально, вода внизу отливала солнцем, чуть затуманенным высокими и размытыми после ночного ненастья облаками, Таби работала, как хороший бык — точно, выверенно, экономно и сильно. Впереди оставалось уже меньше половины пути. Но что-то же было не так, как полагалось бы… Сара собралась, очистила восприятие и лишь тогда поняла.
Это все не она вызвала и спланировала, это действовал кто-то другой. Она кому-то была нужна, и ее таким образом подгоняли. Либо — была и такая вероятность — ее затаскивали этой легкостью и естественностью полета в какую-то ловушку.
Мантикора тоже почувствовала, прочитала в ее сознании это настроение. И тут же отозвалась резкой готовностью ответить ударом на любое нападение… А Сара еще не защищалась, она искала, искала как проклятая признак хоть какой-то опасности впереди — засаду драконов или пегасов с воинами в седлах, или какого-нибудь магического противника, который бы и с борта корабля, воспользовавшись ее неподготовленностью, снял бы ее метким ударом силового или огненного хлыста, или что-то подобное… И не могла найти. Она даже попробовала опустить свое восприятие ниже уровня моря, возможно, кто-то собирался напасть на нее из-под воды… Но и там ничего настораживающего не обнаружила, там как раз все было спокойнее, чем в воздухе, — плавали какие-то рыбные косяки, на них охотились дельфины, чрезмерно разумные твари, к тому же умеющие пользоваться мозгами для собственных нужд…
Вот тогда пришлось соображать еще упорнее — а вдруг тот, кто ее сейчас заманивал, почти тащил вперед, оказался настолько силен и сумел замаскироваться так ловко, что даже с ее силой и проницательностью, воспитанной и оттренированной веками постоянных практик, она ничего не могла учуять? Не была способна даже понять — зачем кто-то обратил на нее внимание и зачем помогал?… Причем серьезно помогал, сокращая время ее полета на час, а то и еще значительнее.
В принципе таким мог быть только какой-либо другой архимаг, но настолько точно и скрытно могла действовать только… Сара заволновалась еще больше, чем тогда, когда заподозрила ловушку. Она все же взяла себя в руки, попробовала вернуться к спокойному, рассудительному состоянию. Это могла быть только Джарсин Наблюдательница, но…
Последний раз они общались, пожалуй, лет пятьдесят тому, и не было причины, по крайней мере, Сара ее не знала и не видела, чтобы это общение возобновить. Но ветер, ветер? Он указывал иное — Сара зачем-то Джарсин понадобилась, и та решила ее поторопить… Подогнать, поддувая ветром в спину. По сути, Наблюдательница ее почти вызывала к себе, пусть даже они и не могли сейчас вступить в контакт.
В таком настроении Сара пребывала довольно долго, она настолько углубилась в эти свои раздумья, что даже не обрадовалась показавшейся в чуть затуманенной дали темной полоске уже настоящего, широкого до неохватности берега. Таби это удивило, она даже, чуть повернув голову, заревела, оглашая свой вопрос. Сара Хохот снова, хотя ей было не до того, наклонилась вперед, почти легла на свою мантикору и потрепала ее рукой между ушами, как Таби и любила. Но думать о том, что же могло произойти и что это ей обещает, не прекратила. Хотя это и было глупо, потому что раньше того, как она прибудет в свой дом в Басилевсполе, она все равно ничего определенного узнать не сможет. Игра теперь шла не по ее правилам, вот только… Это была магическая игра, и поэтому от нее можно было ожидать чего угодно, даже неприятного или откровенно опасного.
Сил у Таби, существенно поддержанной попутным ветром, было еще немало, поэтому Сара подумала не опускаться в одном из своих поместий, раскинувшемся на самом берегу, купленном специально для того, чтобы сразу оказаться хотя бы в относительной безопасности, в своих стенах, защищенных от любого нападения. Она решила заставить Таби перемахнуть еще миль семьдесят, чтобы садиться уже в городе, в столице береговой Империи.
Они полетели вдоль берега. И странное дело, ветер словно бы действительно следил за Сарой. Он сменился, но дул по-прежнему в спину, поддерживая мантикору, подгоняя их обеих.
Теперь уже следовало подумать о том, чтобы не привлекать слишком пристального внимания. И Сара принялась колдовать, чтобы сделать себя и Таби почти невидимыми в воздухе… Или чтобы тот, кто их даже заметит летящими над водой вдоль берега в туманной дымке сырого, неяркого сегодня солнца, сразу забывал бы о том, что увидел, едва ли не в тот же миг, как отводил взгляд от архимагички, несущейся на мантикоре с невероятно большими и сильными крыльями. Это были очень сложные и долгие заклинания. Сара решила произнести их все, и это потребовало столько времени и столько усилий, заставило ее пребывать в состоянии такой глубокой концентрации, что она почти не заметила этого отрезка пути.
Она пришла в себя, когда внизу уже показались фермы и строения, которые окружали Басилевсполь, как и всякую столицу, задолго до стен этого великого и великолепного города. При желании его даже можно было теперь рассмотреть с этого расстояния и с той высоты, на которой Сара и Таби-Скум находились. Минареты, свечками подпирающие небо, высокие… как полагали смертные, которые никогда не отрывались от земли. Золотые купола и главки храмов. Верхушки крепостных башен и стены, охватывающие город, словно клубок змей, сложными петлями, по сути сделавшими из него подлинный лабиринт, в котором вражеская армия, пусть и ведомая умными и надежными командирами, несомненно, должна была заблудиться, утонуть, уткнувшись в необходимость преодолевать штурмом еще и внутренние складки укрепленных препятствий…
Это был город, который выдержал не одну осаду в прежние-то тысячелетия, да и в будущем, несомненно, должен был пережить не одно нашествие, штурм и попытку захвата. Это был город, где обитало, как полагала сама Сара, не менее полумиллиона всяких смертных, самых разных, порой и не живущих в прочих местах совместно, а враждующих до смерти на протяжении всей длительности существования своих племен, рас, пород и цивилизаций… Но тут они как-то уживались, вынуждены были обитать по-соседски и порой даже начинали сотрудничать. Вот только что это было за существование, Сара даже не бралась определить. Как и басилевс не хотел в это вдаваться. Это была тайна большого живого плавильного тигля, котла, из которого выходило много всего разного, но главным было вот что — сосуществование смертных и накапливаемое ими богатство.
Хотя и нематериальных ценностей в городе было немало. Количество храмов самых разных религий, верований, культов или Орденов не поддавалось учету… В нем имелось три медресе разнообразных вероучений, два обычных, цивильных университета, не менее полудюжины библиотек, каждая из которых полагала себя самой полной и совершенной, сравнимой лишь с легендарной древней библиотекой Алессады, потерянной или растащенной какими-то завоевателями еще до рождения самой Сары, имелись дюжины театров и театриков, арены, балаганы и самый большой в подсолнечном мире циклопический Колизей, на арене которого едва ли не каждую неделю выступали актеры и поэты или попросту дрались звери либо гладиаторы, порой целые гладиаторские отряды, состоящие из десятков бойцов с каждой стороны, вооруженные самым экзотическим и совершенным оружием… Это был город, равного которому не бывало ни в прошлом и скорее всего не будет никогда и нигде в будущем.
Вот в этом-то городе Сара Хохот и обитала, когда хотела оказаться в Нижнем мире, среди смертных, чей век был отмерен и длился считанные десятилетия. Но она жила тут давно и потому совсем неподалеку, всего-то на соседних с городом пустынных холмах, устроила переход в лежащий уже за пределами этого мира, вознесенный в мир Верхний, собственный дом, где она одна была правительницей и владетельницей всего сущего и куда всем прочим архимагам путь был заказан.
Лететь над городом Саре в свете дня было не с руки, хотя она порой и развлекалась подобным образом. Лишний раз пугать простолюдье своими выходками не следовало. Поэтому она сразу же направилась к Тайному городу, ко дворцу басилевса, окруженному стеной чуть не в тридцать локтей высоты, огромному комплексу самых разнообразных построек, раскинувшемуся на ста сорока четырех акрах земли, устроенному в самом центре города, между четырьмя выставленными квадратом зиккуратами.
Чуть сбоку от него, на территории в треть меньше, находилось Малое Городище, как это называлось среди смертных, которое являлось уже ее владением. Дворец принадлежал Саре с давних времен, когда еще и басилевсы вели свое происхождение от Других династий, ныне забытых или неправильно называемых, когда и смертные эти, что копошились внизу, говорили на иных языках, и языков этих было множество, у каждого чуть не своей говор, свои слова…
Со стен Тайного города Сару, несомненно, заметили, она и сама увидела, как на трех из четырех зиккуратов дрогнули флаги, таким образом стражники басилевса передавали сигнал о ее подлете, но поделать они ничего не могли, ее власть, возможности и богатство тут, в Басилевсполе, признавались всеми и почитались едва ли не наравне с властью нынешнего государя.
Таби теперь гремела крыльями на всю округу, стремясь оказаться на земле как можно скорее. Поэтому Саре едва удалось справиться с ней при посадке, перед тем как они плюхнулись на усыпанную чистым песком тренировочную площадку всего-то в полусотне шагов от вольера, где обитала мантикора.
Их уже ждали, стало быть, трепыхание флагов над городскими зиккуратами и тут не осталось без внимания. Еще не слезая с Таби, Сара направила ее вперед, ко входу в вольер, краем глаза заметив, как к ней уже бежал кто-то… Это была Яблона, понимательница желаний и ближайшая советчица. А за ней торопился Харлем, главный управитель, занимающийся всеми проблемами, которые возникали не только здесь, в городе, но и в Верхнем мире.
Как бы Сара ни устала после перелета, она заметила, что лица у обоих были озабоченные, едва ли не взволнованные. Особенно у Харлема, который по своей природе с трудом умел сдерживать обуревающие его переживания. Когда Сара спустилась с Таби, то с удивлением обнаружила, что ноги едва держат ее. Мантикора же отряхнулась от ее тяжести, от напряжения, накопившегося в крыльях и во всем ее львином теле, и, гордо вскинув голову, взревела. То был рык достоинства, победы и одновременно требование восхититься ею, спустившейся с небес, и следовательно приказ вычистить ее, напоить, накормить и подчиняться впредь всем ее желаниям.
Откуда-то как из-под земли появилось четыре дюжих негра — тяжелые, медлительные, но сильные обитатели Южного континента. Почему-то именно негров Таби-Скум терпела, когда те к ней приближались, не начинала драть их когтями сразу же и даже позволяла накидывать на себя арканы, чтобы ее отвели в вольер, в ее собственный дом. Негры перехватили Таби, и та, не оборачиваясь, уже почти забыв Сару, послушно затрусила к своей кормушке и поилке в пещеру.
Сара посмотрела ей вслед, на устало волочившийся по песку хвост мантикоры, лишь потом повернулась к подходящим Яблоне и Харлему, гадая, кто из них заговорит первым… Обычно Яблона начинала говорить, если новости были из приятных, но, если известия могли вызвать раздражение или гнев Сары, первым начинал Харлем. И на этот раз вышло так, что он сказал, низко поклонившись:
— Госпожа, мы ждали тебя раньше… Мы не подозревали, что ты будешь отсутствовать так долго.
Сара не ответила, она лишь стащила полетную маску с лица и устало вскинула голову, даже не заметив, насколько этот жест оказался похож на движение Таби-Скум. Тогда главный управитель проговорил, отчетливо опасаясь, что гневливая хозяйка решит, что он перешел границы дозволенного и эти слова окажутся последними в его жизни:
— Тебя в высшей мере настоятельно вызывает Джарсин Бело-Черная.
— Так… — кивнула Сара.
Отвечать на это вызывание она собиралась не сразу, а лишь отдохнув и, конечно, после того, как приведет себя в порядок. Хотя, получив это известие, которое не было после всех ее раздумий совсем уж полной неожиданностью, ей стало любопытно — что же такое могло произойти, чтобы Наблюдательница обратилась к ней напрямую? Да, опасности, о которой она встревожилась в полете, и уж тем более ловушки, устроенной для нее, не было и в помине… Но все же ситуация оказалась непростой, а пожалуй что… даже более любопытной, чем можно было ожидать. Именно так — любопытной.
Хотя, по-прежнему, чрезмерно торопиться Сара не собиралась.