Волны набегали на песок пенной бахромой, принося с собой мелких медуз и бурые водоросли. Это была не слишком привлекательная картина. Сара Хохот подняла взгляд к горизонту, где небо сливалось с морем. Там гуляла мертвая зыбь, оставленная ночным штормом, который Сара обрушила на этот берег, чтобы все дикари деревушки, обреченной ею на уничтожение, собрались в своих хлипких домишках, сложенных из травяных циновок, обмазанных глиной. Только так можно было захватить побольше детей. А лишь они на этом пустынном острове имели хоть какую-то цену и были целью нападения.

Следовало признать, в этот раз Сара вмешалась, чтобы, помимо прочего, еще и развлечься. Безусловно, Удод, капитан ее судна, сам бы справился, у него для этого хватало и команды, и жестокого умения, подкрепленного опытом. Но Саре самой захотелось поучаствовать в деле, которое напомнило бы ей о молодости, когда она отправлялась в море за поживой и удовольствием увидеть новые земли и неизвестные берега, открывавшиеся с борта корабля.

Уже несколько десятилетий она не чувствовала охоты к подобным путешествиям и только недавно вдруг снова стала подумывать, что такое времяпрепровождение может оказаться интересным.

Это случилось после того, как она совершенно неожиданно в одном из магических экспериментов сумела создать свою прелестную Таби-Скум, мантикору, у которой вместо кожистых крыльев, позволяющих обычным представителям ее породы едва-едва перелетать с одного острова на другой, расположенный в пределах видимости, выросли крылья, покрытые перьями, длинные и очень сильные, как у альбатросов. Таби-Скум могла часами парить на морских ветрах, пролетать без отдыха сотни миль, и это резко расширяло возможность Сары путешествовать.

Разумеется, для боя такая мантикора не годилась. Эти же великолепные крылья не позволяли ей защищаться и нападать с той стремительностью, которая отличала мантикор даже в драке с драконами. Зато как никакая другая она умела летать, и поэтому с ранних лет ее обучения Сара приложила все свое умение, чтобы эта перистокрылая мантикора привыкла к хозяйке, послушно носила ее в верховом седле, подчинялась приказам не хуже иной объезженной и выученной лошади.

В этом обучении Сара добилась немалого, хотя и признавала, что в ответ на свои эмоциональные приказы порою получала от мантикоры неожиданно сильное несогласие, откровенный протест, а порой и сопротивление. Но у магических зверей, к которым мантикора, безусловно, относилась, и тем более у трансформированных, как Таби-Скум, такое случалось сплошь и рядом, на это не стоило обращать слишком много внимания.

Сара и не обращала, хотя иногда подумывала, что было бы неплохо вывести и получить в свои руки не только дальнеполетную, но еще и водоплавающую мантикору, способную, как настоящий альбатрос, садиться на воду, чтобы дать отдых крыльям и каким-нибудь образом подкормиться рыбой, разумеется не ныряя при этом слишком глубоко и надолго, чтобы не создавать неприятностей наезднице, то есть самой Саре. Потому что очень уж опасными при дурном характере Таби становились полеты над морем, бескрайним и враждебным любому вторгнувшемуся в эти открытые просторы без должной подстраховки… Но эта мечта, такая вот трансформация живого существа, оставалась пока только мечтой даже для Сары с ее колдовской силой и способностью к созданию трудновообразимых, небывалых существ.

Море чуть изменило свой блеск под солнцем, которое уже на весь круг выкатилось из-за горы на северо-востоке острова. Гора была изрядно высока, до самой верхушки поросла лесом, хотя Сара еще при подлете заметила — лесок на ее макушке становился уж совсем мелким, низкорослым, редким, деревья поднимались не выше иных кустов, искривленные к тому же постоянно дующими здесь ветрами. И еще Саре почему-то почудилось, когда она сверху из седла Таби-Скум разглядывала этот остров, что гора похожа на одну из тех шутих, которые в праздники любят зажигать и с грохотом взрывать простолюдины. По сути, это был вулкан, который мог довольно скоро проснуться… Но скоро, разумеется, по вулканическим меркам, то есть через десятки лет или через века.

А в общем, вулкан сейчас тоже не интересовал Сару, как и море… Она раздраженно обернулась, выискивая хоть какие-то признаки присутствия солдат и матросов, подчиненных Удоду, но нанятых на ее деньги, следовательно, принадлежащих ей, Саре Хохот. Пока солдат видно не было, или они действительно хорошо маскировались при подходе к обреченной деревне нунов. Хотя могло еще так получиться, что моряки высадились подальше, чтобы маленькие, подвижные краснокожие людоеды этих островов, на которых Сара решила поохотиться, не разбежались раньше времени.

Да, решила архимагичка, так и есть, ее люди охватывают деревню широкой дугой, чтобы, как она и хотела, захватить всех обитателей сразу. Стоило поспешить — как бы не пропустить самое интересное, ради чего она и прилетела в такую даль из Басилевсполя, города, в котором проживала здесь, в Нижнем мире.

Конечно, следовало раньше догадаться, что Удод, несмотря на ее приказания, многое сделает по-своему, как ему покажется правильным, и не иначе. Хотя Удод был предан ей душой и телом, потому-то и являлся капитаном одного из ее многочисленных работорговых кораблей. Он сам был рабом в третьем поколении, но, занимая такой высокий пост, распоряжаясь порой даже небольшой флотилией, почему-то воображал, что может нарушать едва ли не прямые указания Сары, видимо доказывая этим свое свободолюбие или намекая, что было бы неплохо, если бы Сара дала ему вольную. Вот только освобождать его Сара не собиралась, потому что таких капитанов и в то же время умелых бойцов у нее было не слишком много.

Она посмотрела на Таби-Скум. Матрикора откровенно скучала, почти по-кошачьи усевшись столбиком на песок, поглядывая по сторонам своими огромными желтыми глазищами, иногда потряхивая почти львиной головой, правда, без гривы, зато с чуть более острыми, чем принято у ее сородичей, ушами. Крылья мантикора раскинула по сухому песку, то ли давая им отдохнуть, то ли потому, что сидеть и поджимать крылья из-за их длины было неудобно. Крылья распростерлись поболее двадцати футов в каждую сторону от Таби, были узкими и отливали несвойственным мантикорам серым блеском тугих и крепких перьев. Иногда на них просматривались какие-то белые разводы, как бывает у старых чаек, но Сара-то отлично знала, что до старости Таби было еще далеко, пожалуй, лишь лет через тридцать для этого зверя должно было наступить время немощи и упадка.

Сара подошла к мантикоре, погладила ее по невыразительной, но умной морде и взяла за удила.

— Пойдем в деревню, иначе пропустим сражение.

Мантикора с сухим шелестом перьев не совсем ловко подобрала крылья, вставая на лапы, почти целиком закрыв свой хвост с длинным, чуть не в три фута, точеным жалом, напоминающим острие копья, и шагнула за хозяйкой. Сара привычно удивилась тому, насколько длинные и мощные крылья ее ездовой мантикоры делались небольшими в сложенном состоянии. Они не мешали Таби ходить, вот только придавали странную горбатость ее спине, настолько, что иногда Саре бывало неловко влезать в седло, устроенное сразу за холкой зверя.

Седло, жесткое, высокое, с тяжелыми бронзовыми стременами и со спинкой, напоминало конное рыцарское, но было удобнее. С этим седлом, когда Сара только объезжала Таби-Скум, пришлось мудрить довольно долго, потому что слишком высокая поначалу спинка тормозила полет и мешала до такой степени, что мантикора едва не переворачивалась брюхом навстречу потоку воздуха, особенно когда они удачно разгонялись при пикировании, упиваясь свободой полета. Зато теперь все было в порядке, Сара могла в седле и сидеть, едва ли не вольнее, чем в иных своих креслах в замке, и почти лежать, когда было нужно, на шее своей любимицы, подставив лицо ветру.

Продираясь через заросли, Сара с удовольствием услышала доносящиеся со стороны деревни громкие крики, может быть, команды, а также пронзительный визг женщин, плач детей и, пожалуй, звон оружия. Это было странно, потому что у людоедов было очень мало железа, на этих островах его едва хватало на мотыги и гарпуны для крупной рыбы. А деревянные дубинки, как известно, сталью не звенят…

Сара пошла быстрее, хотя мантикора, которая послушно следовала за ней в поводу, царапала свои крылья о ветки кустов. А еще она вдруг взрыкнула во всю мощь своей глотки… Это не удивило Сару, она как архимаг была способна читать настроения и эмоции других живых существ и отлично поняла, что мантикора почуяла запах крови, уловила страх и отчаяние дерущихся не на жизнь, а на смерть и сама не прочь вступить в драку. Чего-чего, а боевой дух у мантикор было не изжить, даже у Таби, предназначенной для полетов, а вовсе не для сражений.

Деревушка открылась неожиданно. Вот только что казалось, перед Сарой стоит плотная стена кустов с широкими мясистыми листьями, но, сделав еще три-четыре шага, магичка вышла на настоящее поле, на котором и стояла деревня, где уже вовсю шла резня. Потому что между вооруженными, отлично выученными воинами с корабля Удода и краснокожими дикарями, к тому же застигнутыми врасплох, сонными и голыми, настоящего боя, разумеется, быть не могло. Но дрались краснокожие упорно, во всех цивилизованных странах они славились прежде всего своей быстротой и яростью, поэтому солдатам и морякам Удода в общем-то приходилось несладко.

Оценив наметанным глазом ситуацию, Сара убедилась, что деревня действительно окружена пусть и не частой, но непробиваемой для ее обитателей цепью солдат, а потому непредвиденных «потерь» не случится, и удовлетворенно улыбнулась. Островитяне, пробующие защитить свои семьи и дома, то тут, то там падали под ударами длинных мечей пришельцев, несмотря на всю скорость, с которой двигались в бою, то есть уже не могли оказать достойного сопротивления. И все же они дрались…

Чтобы острее и точнее чувствовать происходящее, Сара подняла свое восприятие мира и тут же, как из заряженного лука, выпустила из себя в этих вот… мелких и глупых, в недоразвитых нунов, способных быть только ее добычей, ощущение неуверенности и обреченности. Это она умела… И почти тотчас заметила, как скорость и решимость, с которой бились островитяне, пошли на спад. Многие из них даже опускали свои дубинки, утыканные осколками обсидиана, и тут же падали на землю, обливаясь кровью. Отряд Сары пошел вперед еще быстрее…

Ее магический удар не остался незамеченным. От строя воинов отделилась фигура и быстро двинулась навстречу хозяйке. Сара пригляделась: конечно же это был капитан Удод, он лучше прочих солдат ориентировался в происходящем, как ему и было, собственно, положено по рангу.

Капитан бежал, поправляя на ходу оружие, а Сара спокойно шла с Таби в поводу ему навстречу. Он вытянулся шагах в десяти перед ней, вот только до настоящего порядка оружие после драки так и не довел — ножны меча висели на животе, может быть защищая от низовых секущих ударов, боевого кинжала вовсе не было, видимо, капитан где-то обронил его или не сумел быстро выдернуть из тела противника, а шлем, довольно сложный, с гребнем и парой перьев незнакомых Саре местных, южных птиц, сбился набок. На левой стороне шлема виднелась глубокая вмятина, значит, Удоду досталось. «Надо же, — подумала архимагичка, — а ведь мои мечники тренируются не меньше, чем легионеры басилевса, а может, и побольше, потому что куда как часто вынуждены вступать в бой с настоящим и умелым врагом…» Впрочем, называть этих вот островитян умелыми бойцами все же не хотелось.

— Мем-сахиб, — Удод склонился, прижимая левую руку, всю в крови, к панцирю слева, — эти краснокожие выродки оказались крепче, чем ожидалось.

— Чем ты ожидал, — проговорила Сара, не замедляя шага. Таби-Скум рявкнула на Удода, тот стоял, по ее мнению, слишком близко. Капитан работорговцев отскочил. — Они все равно не выдержат, — добавила Сара.

Удод поправил шлем, не очень ловко, рука у него действительно была серьезно поранена, может, не только чужая-то кровь на ней запеклась. Он пошел за Сарой, с другой стороны от мантикоры, привычно докладывая:

— Тут делов-то на пару часов и осталось, мем-сахиб… Если ты не против, я бы приказал зажечь дома, чтобы корабль уже подходил… Для погрузки тех, которые останутся живы.

Сара оглядела своего капитана, словно бы с сожалением, произнесла:

— А дышишь трудно… Ты стареешь, Удод.

— Оттого, моя госпожа, что они уж очень ловкие, нам в доспехах несподручно с ними.

— А без доспехов тебя сегодня, как я вижу, уже разделали бы, как быка на бойне.

— Это был их вождь, мем-сахиб, лихо прыгал, и меч у него медный. Не очень большой, вроде нашего гладиуса, но он умело с ним обращался… Я его раза три проткнул, пока он перестал шевелиться.

— Я знаю, что они живучие, — согласилась Сара Хохот.

— Вот еще о чем осмелюсь спросить, госпожа, в твоем приказе об этом не говорилось… Мы будем пытать тех, что останутся? — спросил Удод, сам же поражаясь своей смелости в этом обращении к ней. — Взрослые-то нуны, как известно, в неволе все равно не живут, так мы, может…

— Это не береговой городок, Удод, чтобы допытываться, куда местные казну спрятали… Что они тебе смогут даже под пытками рассказать? Как у них глиняные горшки на солнце высыхают? — Она остановилась, повернулась к своему капитану. — Не ожидала от тебя такой глупости.

— Да, я понимаю, мем-сахиб, — промямлил капитан работорговцев, — это в городках найдется что-нибудь, что нам за поживу сойдет, а тут… Но для удовольствия, госпожа, ребятам ведь повеселиться хочется после драки.

— Загрузишь детей, а с остальными — поступай как вздумается.

В голову архимагички вдруг пришла та простая мысль, что ей еще тащиться над безлюдным и опасным морем больше двухсот лиг, и даже для Таби-Скум это может оказаться трудным делом после того, как мантикора только что, за прошедшие двое суток, доставила ее сюда, на этот безымянный остров. Ведь Таби не очень-то умеет спать в полете, а значит, может и заартачиться, и что тогда делать?… Конечно, Сара знала, что она будет делать, но вот насколько это получится?

— Я осмотрюсь тут еще немного и полечу назад. — Она с удовольствием обвела взглядом продолжающееся сражение. — А ты вот что, Удод, ты набери мне из этих нунов свежатины, чего-нибудь помускулистей, ноги там или руки, да побольше, я с собой возьму… И предупреди своих, я спущу мантикору с поводка, пусть девочка подкрепится нунятиной, как сама захочет.

Капитан работорговцев даже застыл на месте, представив такую перспективу.

— Мем-сахиб, да как же мы сумеем… с ней, с мантикорой твоей, совладать? Она же моих бойцов тоже драть станет, если ты ее отпустишь просто так себе мясо искать… — Он задумался по-настоящему. — Мы вот что сделаем: навалим трупы краснокожих на берегу, а она пусть сама выбирает, что сожрать, а от чего отвернуться… Так сгодится?

— Ладно, наваливай убоину, как с последними краснокожими справишься… А я, пожалуй, поблизости поброжу, пока Таби-Скум обедает, — усмехнулась Сара. — А нарубленную, как тебе приказано, свежатину упакуй сюда, да не жалей. — Она отстегнула пару седельных сумок и бросила их на траву под ногами. — Только кровь сливай, чтобы не дышать вонью, когда я через море полечу. Понятно?

— Еще как понятно, госпожа, — с заметным облегчением согласился Удод и поспешил исполнять порученное.

Таби снова взрыкнула ему вслед, ей не нравился этот капитан, он вызывал у нее желание проверить, кто из них сильнее, но этого разрешить ей Сара не могла. Да и не за что было пока Удода казнить… И Таби-Скум нужна ей здоровой, полной сил и без единой царапины.

Спереди, из ряда теснимых к центру деревни нунов, прилетел небольшой, но пущенный умелой и сильной рукой дротик. Он воткнулся в песок шагах в пяти от Сары, она остановилась. Ближе подходить не следовало. Бой, несмотря на то что все было уже ясно, еще не прекращался.

Из одной хижины какой-то здоровенный верзила в доспехах, судя по всему из орков, пусть и не чистопородных, вытаскивал детей, которых пыталась удержать краснокожая старуха. Воин обернулся, не понимая, что ему так упорно мешает… Проткнул старуху мечом, та обмякла, упала на песок, не выпуская ручки детей из сцепленных мертвой хваткой пальцев. Воин отбил руку старухи крепкой ногой, зашнурованной в высокую калигу, и уже без этого якоря выволок детей на открытое пространство.

Сара оценила их, да, они будут хорошими рабами, жестокими, сильными… Только чуть непослушными. Рабы в первом поколении всегда мечтают о свободе, об острове, где они родились, об охоте, о рыбалке на узких, быстрых местных лодчонках, о славных войнах с соседними племенами с других островов… Три девчонки и один насупленный мальчишка лет десяти с татуировкой на плече. Значит, он уже выходил в море, уже прошел первые испытания, чтобы стать мужчиной. С такими возни иной раз больше, чем со взрослыми.

Скорее всего, решила Сара, вглядываясь в неясные переживания мальчика, придется его отдать в гладиаторскую школу, ни на что другое он не годен. С таким — жди беды, ведь как бывает, годы проходят, а потом… такой вот, казалось бы, уже смирившийся со своим положением раб вдруг протянет кубок с отравленным вином или вовсе, чтобы самому почувствовать сладость мести, пырнет кухонным ножом под лопатку…

Загорелась первая хижина, Удод подавал знак, чтобы корабль подходил ближе. Бой, а еще вернее — убийство, уже заканчивался, дрались еще только на площади в центре деревушки, перед самыми большими и высокими хижинами. Рядом с ними на кольях, воткнутых в утоптанную десятками босых ног глину, торчали для славы племени какие-то истлевшие и вонючие, выбеленные солнцем и обгрызенные птицами головы. Может, это были головы врагов с соседних островов, а может, они принадлежали когда-то заплывшим в эти места купчишкам или охотникам за жемчугом.

Сара еще разок осмотрелась. То тут, то там среди убитых или раненых нунов лежали и ее солдаты, их было немного, не больше дюжины, но ведь это только здесь… Наверняка за хижинами или на подходах к деревне полегло столько же, итого с четверть сотни. Допустим, что краснокожие не подготовились к бою, не успели напитать свое смешное деревянное оружие ядом, значит, оставалась вероятность, что половина солдат выживут. Придется, конечно, кому-то, если раны не будут заживать, ампутировать руку или ногу, сделать из нормального солдата калеку, без этого не обойтись… Да ведь на корабле всегда найдется работенка и для таких. Даже еще лучше может получиться, если таких прибавится, они окажутся как бы живым свидетельством, что и таких вот неудачников сразу не приканчивают, не сбрасывают в море, не хоронят на этом берегу в холодном и сыром песке… Или все же проще будет их сразу же тут и кончить? Зачем кормить тех, кто не сумел справиться с противником даже в таком вот почти игрушечном набеге?

Загорелись и самые большие постройки деревушки, теперь дым поднимался сплошным грязным столбом в безоблачное небо, залитое солнцем. Его можно было увидеть, пожалуй, на расстоянии в два десятка лиг, если бы хоть кто-то тут находился, кроме других таких же островитян, которые, очень может быть, к вечеру прибудут сюда, чтобы поживиться в разгромленной деревне тем, что после ее людей останется, решила Сара.

Она наклонилась, не выпуская из рук повод Таби, которая рвалась вперед, хотя уже не так решительно и сильно, как вначале, когда они только увидели эту деревню и кипящий бой. Подняла странный и длинный для местных недоросликов, чуть не в локоть, деревянный меч. Он был искусно вырезан из тяжелого черного дерева, крепкого настолько, что на нем почти не было зазубрин от ударов о мечи солдат. Вероятно, это и есть знаменитое железное дерево. Нужно будет взять эту штуковину, этот дикарский меч с собой, тем более что он как-то легко лег ей в ладонь. Меч был изумительным, по режущему своему краю он был усилен еще и мелкими осколочками камня, искусно вставленными в дерево, будто сросшимися с ним. Вот только краснокожему, которому он принадлежал, этот меч не помог.

Детишек на том месте, которое случайно выбрал здоровенный орк в калигах, становилось все больше. Теперь их насчитывалось, пожалуй, около трех десятков. Среди них каким-то образом оказались две женщины. У одной под плотными черными волосами расплывалось кровавое пятно, но она все утешала детей, жавшихся к ней, не обращая внимания на рану, а ведь у самой чуть глаза не закатывались от боли и слабости… Да и знала она, чем окончится эта ее попытка утешить ребятню — это Сара видела очень хорошо. Солдаты и матросы, месяцами не видевшие женщин, сделают с ней такое, по сравнению с чем даже пытки, которым, возможно, Удод подвергнет мужчин, покажутся милостивой смертью… Но она все же пробовала утешать детей, не думая ни о чем, кроме как о них, их слезах и их безрадостном будущем.

Другая женщина тоже Сару заинтересовала, но меньше. С ней все было понятно, это была семейственная и тихая наседка, способная лишь производить потомство и ничего больше… Ее тоже можно было взять с собой на корабль, а значит, трогать не следовало, она позаботится о детях самым лучшим образом.

Сара подозвала стоящего рядом солдата, тот подбежал, глаза у парня еще были бешеные, а физиономия говорила о том, что он был туповат и вряд ли способен понять все быстро и сразу, но архимагичка решила не церемониться.

— Ты вот что, служивый, ты передай Удоду… Разыщи его и передай, чтобы он этих вот двух женщин, что с детьми остались, не трогал, ни сейчас, ни потом, на корабле уже… Мне нужно, чтобы детей побольше до моих владений доставили, их и так не слишком много… Понял?

Она еще посмотрела на бугая, которому отдавала приказ. Нет, решила, он ничегошеньки не понял, у него соображения хватает только на то, чтобы жрать и драться.

— Ладно, сделаем иначе, позови мне капитана, — приказала она.

Это распоряжение служивый понял, бросился исполнять. Когда Удод, еще больше запыхавшийся и заляпанный кровью, снова появился перед ней, Сара повторила ему приказ. И даже немного усилила, добавила, что неплохо бы еще пару женщин, молодых, сильных, умеющих обращаться с детьми, переправить на корабль.

— Трудненько это будет, госпожа… — почесал щеку Удод.

— Что? — удивилась Сара Хохот. — Ты осмеливаешься спорить, капитан? — Она чуть не разозлилась от такого его нахальства. — А вот если тебя вздернуть на рее, чтобы не спорил?… Полагаю, у тебя найдутся на судне помощнички, которые давно уже считают, что ты зажирел на капитанских харчах?

— Нет, нет, мем-сахиб, не то я сказал… Ты не подумай, что это невыполнимо… Будет исполнено как ты хочешь. — Он склонился в поклоне. Не разгибаясь, еще проговорил: — Я имел в виду, что все тебе преданы, но хотели бы получить и этих женщин, раз уж ничего другого в деревне не нашлось.

— Выполняй приказ, Удод, а с женщинами… Твои охламоны получат всех, кто еще уцелел. А этих и двух, которых ты выберешь, может, сам получишь, когда детей сдашь на материке моим управляющим. А может, и нет, я еще подумаю. — Она хмыкнула, но тут же переспросила: — Все понял?

Не разгибаясь, Удод попятился от Сары, смешно и глупо зачерпывая песок ногами. Неужто он получил еще одну рану, вот олух, рассердилась Сара.

— Ты вторично ранен? — Несмотря на то что умела прочитать это в его сознании и сама, она решила получить подтверждение.

— Нисколько, госпожа, я просто запыхался больше обычного… От жары это у меня, мем-сахиб, и пить хочется.

— Где мясо для Таби-Скум?

— Мы рубим, мем-сахиб, скоро ребята понесут его к берегу, как ты велела… — Он, по-прежнему не выпрямляясь, попробовал оглянуться. — Сейчас прикажу, чтобы поторапливались. И чтобы в сумки набили, сколько поместится, я помню твой приказ, госпожа.

Пока мантикора наедалась человечины перед дальним полетом, а в седельные сумки набивали кормежку для нее на обратный перелет, Сара немного прикорнула в тени местных низкорослых пальм. Когда-то, в юности, она могла во время походов не спать сутками или спать в седле, не отставая от самых сильных и выносливых своих солдат. Но сейчас, особенно в начале перелета, ей следовало быть сильной и очень, очень умной… Поэтому она и решила отдохнуть.

Ей даже приснилось, что этой вот свежей убоиной не Таби-Скум будет кормиться, а она сама… Сон ее повеселил, тем более что когда-то такое уже было, Сара оказалась после шторма посреди океана в лодке с двумя своими подручными… Как же их звали? Нет, теперь не вспомнить, даже во сне, когда нежданная память просыпается, бывает, что и в исключительно ярких образах. Один был орк, он оказался жестким, и сырым жевать его было противно, зато другой был помесью птицоида и гнолла, кажется. Вот его они с еще живым тогда орком глодали неделю почти с удовольствием.

Да, бывало в ее юности и такое, надо же, вспомнилось. Хотя и неожиданно — во сне.

Корабль уже стоял в бухте, которая мягким и почти правильным полукругом плещущейся воды подходила к деревне дикарей. Это был неплохой двухмачтовик, с острыми обводами и косыми парусами на длинных реях. С такой оснасткой вообще-то ходить в открытом море было непросто, прочности у этого парусного вооружения судов все же не хватало против свежих-то ветров, но вот Удод со своей командой как-то выкручивался… Зато эти косые паруса позволяли идти круче к ветру и резко галсировать, если приходилось, допустим, удирать от более сильного корабля с прямой парусной оснасткой.

Детей Удод отобрал всего-то около трех десятков, маловато, если считать, что деревня издавна, как Сара про нее прознала, слыла зажиточной и многолюдной. Но и ради этих вот… краснокожих зверенышей все же стоило пригнать корабль и устроить резню, потому что за каждого из них можно было теперь выручить… Впрочем, Сару не интересовали цены на невольничьих рынках, потому что она не собиралась детей продавать. Она хотела использовать их по собственному усмотрению, в своих поместьях или гладиаторских школах, для разведения новых рабов или для опытов, которые с таким вот экзотическим материалом всегда бывали интересными.

Перед тем как отправиться в обратный путь, она прошлась по горячему от солнца песку к кромке прибоя, чтобы и на детей посмотреть, и ноги размять. Таби, как выяснилось, тоже спала, в тени, уронив тяжеленную голову на лапу, как она любила, расправив крылья в обе стороны. Огромная и спокойная, сытая и ленивая, умная, страшная даже для солдат, которые удерживали ее на трех арканах в сорок футов, хотя в этом архимагичка не видела сейчас никакой необходимости. Мантикора, наевшись и напившись еще свежей крови, отнеслась к присутствию вокруг себя незнакомых людей вполне равнодушно, может, потому еще, что видела Сару, видела, как ее хозяйка и сама прикорнула под пальмами.

Пока Сара разглядывала зареванные личики краснокожих выродков, ставших уже вполне ее собственностью, к ней опять подскочил Удод. На этот раз за ним притопали еще трое бойцов. Мужики были потными, усталыми, злыми, но по-прежнему почтительно-послушными. Архимагичка оглядела Удода, тот держался еще, хотя было видно, что от ран, полученных в драке, заметно ослабел и очень бы желал избавиться от присутствия хозяйки. Все же он спросил с поклоном, который дался ему нелегко, отозвался болью во всем его большом теле:

— Мем-сахиб еще чего-то желает?

— Детей не портить, Удод, — приказала Сара. — Я после проверю. Мне они нужны чистыми и готовыми для собственных моих забав. Ты понял?

— Как же, обязательно, все понимаю, госпожа… Так и будет. — Внезапно он решился: — Еще осмелюсь предложить — не забежать ли нам на остров Кахор, там тоже можно будет и детьми разжиться, а кроме того, там деревни побогаче будут, команде перепадут какие-никакие побрякушки…

— Приказываю иди прямо на Басилевсполь, — перебила его Сара Хохот. — И без того переход займет недели две, не меньше.

— Если бы ты, о благороднейшая и щедрейшая, помогла нам ветром, мы бы и управились с новым набегом, и не вышли бы из указанных тобой двух недель.

— Ты опять споришь, Удод? — сдвинула брови Сара. Ее капитан склонился ниже и уже не смотрел на нее. — Иди прямиком, и без выкрутасов. — Нужно было еще что-то сказать, и архимагичка добавила, уже направляясь к своей мантикоре, через плечо: — Да не забудь выдавать краснокожим вдоволь воды, кормежки и одеял. Если они будут после перехода в плохом состоянии, я с тебя спрошу.

— Понял и во всем повинуюсь… — затараторил Удод, но в его голосе слишком явно слышались нотки разочарования и при том при всем — облегчения, что Сара на этот раз отбывает. — Но ты ведь сама знаешь, мем-сахиб, что треть, а то и половина все равно умрут в пути.

Она его уже не слушала. Подошла к мантикоре, кивнула едва заметно солдатам, что удерживали арканы, стянула три ослабевшие петли с львиной головы Таби, отшвырнула их подальше. Взялась за поводья. Мантикора потянулась, отставляя назад поочередно то одну, то другую ногу, напрягая мощные мускулы на спине, вытягивая и крылья так же, как ноги, чтобы ощутить каждый мускул и нерв, каждое перышко. В целом, как бы придирчиво Сара в нее ни всматривалась, пришлось архимагичке признать, что мантикора отлично отдохнула и была рада, что они убираются отсюда.

Сара взобралась в седло, поправила кинжал на поясе, без него она бы могла и обойтись, но почему-то не желала избавляться от такого вот знака своей вооруженной воли, как она ее понимала. Нашла стремена, подобрала поводья, дала Таби-Скум направление и… Мантикора сначала попробовала бежать, потом чуть подпрыгнула, подняла крылья почти до предела своих возможностей, прыгнула раз… И тогда песок, все же слишком вязкий для нормального разбега, качнувшись, ушел вниз, крылья сильно и слаженно опустились, потом заработали быстрее, уже удерживая мантикору и наездницу в воздухе.

Разгоняясь и потому чуть чаще, чем нужно, взмахивая ими, чтобы утвердиться на набранной высоте, Таби прошлась над пляжем, потом Сара заставила ее развернуться и пролететь через все еще дымный от пожаров воздух над деревней. Сверху тела убитых, распластанные на песке, выглядели мелкими и совершенно ничего не значили. Затем, поднявшись уже выше той горы, которая теперь во всем блеске послеполуденного солнца возвышалась на востоке, мантикора пролетела над кораблем. Он тоже казался едва ли не щепкой, брошенной на мелководье, подчерченном разводами зеленых и голубоватых водорослей под прозрачным стеклом воды…

И тогда они обе — Сара Хохот и Таби-Скум — развернулись к северо-северо-западу, к материку. Перед ними лежало двести семьдесят морских миль пути над водным пространством Южного океана, а затем, как Сара знала, они могли передохнуть перед следующим рывком, уже чуть покороче, миль в двести, и чуть в другом направлении — строго на север.