ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Худой седовласый человек в полотняной мантии неприятного оттенка запекшейся крови прямо и неподвижно, будто степной истукан, восседал на каменном троне, установленном у самого края маленького горного плато. Тусклые глаза, не мигая, смотрели вдаль, на юг, туда, куда устремляет свои воды еще быстрая в этих краях Венкелен. У подножия трона нещадно дымил можжевеловый костерок, но легким западным ветром дым отклоняло в сторону, и над непокрытой головой старца кружил целый сонм насекомых-кровопийц. Ни одно живое существо не выдержало бы и пяти минут в подобных условиях, но старец даже не замечал атаки крылатых тварей. Он больше напоминал свежего покойника, нежели живого человека, и все же был жив. Во всяком случае, у босоногого отрока, взбежавшего на скалу и с размаху бухнувшегося ниц у его ног, никаких сомнений по этому поводу не возникло.

– Встань и реки! – звучным, властным голосом приказал старик.

Юноша, патлатый, грязный, тощий до прозрачности и бледный до синевы, одетый в нечто бесформенное, более всего напоминающее мешок с дырами, поднялся и, не отряхивая острую каменную крошку, впившуюся в голые колени, заговорил дрожащим, задыхающимся голосом человека, долго бежавшего в гору с дурной вестью:

– О Владыка! Я принес весть от адепта Кааны!.. Престол Альтеция… Его покой нарушен! Он пробудился!

Брови старца поползли вверх, узловатые руки стиснули камень подлокотников.

– Что за чушь! Уж не отведал ли адепт Каана хмельного корня? Престол Альтеция засыпан песком по самое Верхнее Нутро, никто и ничто не может потревожить его.

– Адепт Каана, – пролепетал отрок чуть не плача, – сам боялся верить своим глазам. Он призвал адептов Сылу и Тапыту, и они смотрели вместе… – Он всхлипнул: – Сомнений нет, о Владыка…

Тот, кого называли Владыкой, надолго замер в молчании. Отрок стоял перед ним, сотрясаемый мелкой дрожью. Ветерок чуть переменился, дым повалил прямо в лицо несчастному, но он не сдвинулся с места ни на полшага.

– Ты принес дурную весть, – заговорил старец, – очень дурную весть, очень, очень дурную… – Он говорил медленно, растягивая каждое слово. Юноша дрожал все сильнее, колени его подгибались, в конце концов он снова упал на острые камни. – Очень, очень… Ступай в поклонную, вели высечь тебя солеными кнутами до третьей крови.

При этих словах лицо молодого человека просияло так, будто настал счастливейший миг его жизни. С ликующим воплем, едва ли не на животе подполз он к старику и принялся истово, заливаясь слезами умиления, лобзать подножие трона.

– Благодарю тебя, о Владыка! О, как ты милостив! Благодарю, благодарю!!!

– Ступай! – Старик брезгливо ткнул пресмыкающегося отрока ногой, босой и пыльной, прямо в мокрое от слез лицо.

Тот вскочил, отступил, пятясь и низко кланяясь, и с воплями «Слава! Слава!» помчался вниз.

А старик вновь застыл, устремив взор в пространство, но лицо его больше не было отрешенным, наоборот, оно стало напряженным и сосредоточенным. Владыка думал. Прошло не менее получаса, прежде чем он зашевелился опять. Погладил грязную нечесаную бороду, нашарил рукоять деревянного молота, прислоненного к трону. Рядом, на прочной перекладине, опирающейся на каменные столбы, висела полая металлическая отливка странной вытянутой формы. Старик ударил по ней молотом. Гулкий, заунывный звук, похожий на стон неведомого великана, разнёсся над горами.

Спустя несколько секунд откуда-то снизу объявились два мужика, косматых, мосластых, одетых в дерюги. Медленно, церемонно они преклонили колени, собрались целовать ноги старца, но были остановлены властным жестом.

– Передать Выге, – отрывисто приказал Владыка, – полсотни Карающих Ножей к каждому Престолу. И чтобы ни одна тварь, живая или мертвая, ни одна тварь… – Голос старца неожиданно сорвался на яростный визг. Завершать фразу он не стал, не для кого было стараться. Подданные, не разбирая дороги, уже неслись вниз по склону.

Ох и поспорили же они! А как иначе? Пять пунктов, восемь существ, каждое со своим мнением. Как выбрать путь?

Энка предлагала начать с островов Аддо и методично двигаться вдоль побережья. Хельги первым делом желал попасть в дельту, его донельзя заинтриговала загадочная земля. Демона горячо поддерживал рыцарь. Рагнар считал, что самым умным будет взять в Оттоне (это же рядом с дельтой!) корабль и странствовать морем. Эльф выстроил маловразумительную теорию о центре и периферии и, согласно ей, стремился в Конвелл. Меридит желала двинуться в Дефт и далее на север, Ильза и Эдуард устойчивого мнения не имели, просто орали за компанию. Орвуд ругал всех, обзывая идиотами.

Но до драки дело так и не дошло.

– Давайте начнем с Сехала, – нашел выход Хельги. – Это единственный из пунктов, куда можно добраться с помощью туфель. Сгоняем туда-обратно, потом станем думать дальше.

На том и порешили.

Хотя «сгоняем» – это было сказано слишком громко. Даже в туфлях самой новейшей модели до цели было не менее восьми дней пути. Причем проходил этот путь по местам далеко не самым безопасным: южной оконечности Аль-Оркана; прибрежным равнинам, населенным племенами, формально входящими в состав империи Сехал, а на деле бесконечно воюющими и с престольным Алнайшахом, и друг с другом; а также по окрестностям Хеммы – города со славным прошлым, большим будущим, но совершенно удручающим настоящим; и, наконец, через сами горы ванедов – маленького народа, основным занятием которого было разведение овец и боевых драконов. А ведь их, драконов, надо и кормить, и натаскивать на бегущую жертву!

– Но в туфлях нас никто не поймает, – заметил Эдуард, – на такой скорости нас даже не видно – мелькнули, и все. Чего нам бояться?

– А спишь ты тоже в туфлях? – спросила Энка сердито.

Один плюс – бежать стало легче благодаря перераспределению груза. Самых увесистых, Рагнара, Орвуда и Аолена, усадили на негодующего грифона. Эдуарда собирались поручить наставнику, но Ильза заявила, что пусть он на это даже не рассчитывает – Хельги уже занят. Самому Эдуарду было все равно на ком ехать, и его сбагрили Энке под предлогом, что та еще никого не возила. Впервые в жизни Меридит бежала налегке. После перетаскивания довольно увесистой тушки гнома и немногим более легкого принца она испытывал состояние, близкое к блаженству. Так иногда бывает во сне: тело становится почти невесомым и кажется, что, то ли низко летишь, то ли перепархиваешь с места на место огромными скачками, противоречащими законам гравитации.

А вот Ильза вынуждена была признать: путешествие верхом на Хельги, пусть даже нежно любимом, по комфортабельности значительно уступает полету на грифоне. Во-первых, Хельги тощий, жесткий, без шерсти и без длинной горизонтальной спины. Сначала этого не замечаешь, но попробуйте усидеть на таком целый день! Во-вторых, тряска немилосердная, ветер бьет в лицо, песок и пыль мешают дышать, от них плохо спасает даже плотный белый платок, выдаваемый в комплекте с туфлями. Меридит ловко обмотала им голову девушки, оставив лишь узкую щель для глаз. Не так уж много видно было в эту щель, и Ильза отчаянно скучала. Но жаловаться боялась – вдруг Хельги обидится. И потом ведь ему, бедному, ещё хуже, с грузом-то!

– О-ох, – стенала Энка на привале. – О-ох, трещат мои косточки! Хельги, ты своего ученика перекармливаешь! Весит как целый боров!

Эдуард обиженно сопел и горько раскаивался, что уступил наставника Ильзе.

– Отстань, – возмутился Хельги. – Он весит ровно столько, сколько положено при его росте и комплекции. Это ты слабосильная.

– Разумеется! Я нежная девушка, а не мул, – ответила сильфида, потягиваясь.

При этом она, немного не рассчитав, задела плечом здоровую мраморную глыбу, примостившуюся на самом краю высокого обрывистого берега. С грохотом, увлекая за собой обломки поменьше, та полетела вниз и рухнула в воду, подняв мощный фонтан соленых брызг.

– О! Обвал устроила, нежная наша! – отметила Меридит ехидно.

– Делайте что хотите, дальше не побегу! Не могу, – заявила «нежная девушка» около полуночи, – сил моих больше нету. Ильза, слезай! – Справедливости ради, они время от времени менялись седоками.

Хельги бросил на сильфиду взор, полный немой благодарности. Он тоже устал, но стыдился признаться.

– Ну, чего встали? – недовольно крикнул гном, свесившись с грифона. – Недавно привал делали!

– Ночевать будем, – ответила Меридит.

– Этого не хватало! По оркам соскучились? Договорились же всю ночь лететь, пока не минуем Аль-Оркан!

– Вот-вот, – прошептал Хельги устало, – кое-кто летит, а мы на своих двоих и с грузом.

Сострадание к ближнему – чувство почти несвойственное представителям гномьего народа.

– Подумаешь! Когда шли на Альтеций, у вас груз потяжелее был, и ничего. А тут вдруг раскисли, как девы корриган!

Хельги демонстративно отвернулся. Меридит разозлилась.

– Сейчас нам приходится бежать в два раза быстрее. Думаешь, легко за грифоном угнаться? – ответила она резко.

– Вы не сами бежите, вас туфли несут.

– Да?! К твоему сведению, в туфлях чем сильнее толчок, тем длиннее прыжок. Эффект от них большой, но сил затрачивается, как при обычном беге.

– Хватит уже спорить, – напустился на Орвуда добросердечный Рагнар. – Не видишь разве, они уже на ногах не стоят. Нельзя же быть таким бесчувственным чурбаком!

– Чурбаном, – машинально поправила диса.

– Как мудро подмечено в «Путевых записках» странника Эвеала, «крайний эгоцентризм суть неотъемлемая часть гномьей натуры», – процитировал Аолен в пространство.

Эдуард, плохо видящий в темноте, недоумевал, почему в склоке не принимает участия главная спорщица. Но присмотрелся повнимательнее и обнаружил – они с Хельги и Ильзой мирно спят на песочке.

– Будить надо, – вздохнула Меридит удрученно. – Слишком открытое место, нельзя здесь ночевать. Хельги, – она похлопала напарника по щеке, – вставай, радость моя, надо укрытие искать.

– У! – пробормотал тот сонно. – Не встану. Завтра поищем. – Он перекатился на живот, съежился. – Холодно. Жаль, костер нельзя. А так хочется…

Пламя столбом взвилось к небу, багровым заревом оповещая о себе окрестности. Сбрасывая со спины поклажу, испуганно шарахнулся грифон. Меридит едва успела отшвырнуть один из мешков со снаряжением, второй угодил прямо в огонь. Перепуганные спросонья девицы вскочили и с визгом умчались за бархан. Гном опалил бороду, эльф локоны. Огонь был таким жарким, что песок вокруг гигантского костра мгновенно оплавился, как от удара молнии. Чудо, что никто не пострадал серьезно.

– Это что такое? – стуча зубами, спросила сильфида. На нее напала нервная дрожь. И немудрено. Кому понравится задремать на прохладном морском песочке, а проснуться не то в жерле вулкана, не то в пасти дракона? Меридит криво усмехнулась:

– Я так понимаю: это Царь Народов. Больше некому.

– Повелитель возжелал – Царь Народов исполнил волю его! – откликнулось гулкое горное эхо. – Засим удаляюсь…

– Ну что на это сказать? – развел руками Орвуд. – Если и была скудная надежда, что орки нас не заметят, больше ее не осталось. С чем вас и поздравляю.

Так и не пришлось им поспать. Они были вынуждены бежать всю ночь, весь следующий день.

Отсыпались уже в Джайхене, заштатном портовом городишке, населенном мирно уживающимися шай-танами и людьми народности лахат. Вернее, около Джайхена, на пляже, под финиковой пальмой. Единственная в городе ночлежка для моряков кишела клопами, а эти насекомые вызывали у Хельги ужас, сравниться с коим мог лишь трепет перед экзаменом по теоретической магии.

Энка подобные нежности, неприличествующие воину, осуждала.

– Не понимаю, – ругалась она, – на комаров, слепней и прочую летучую дрянь тебе наплевать, даже морда не распухает. Когда вшей подцепили, тоже терпел. Скажи мне, пожалуйста, чего такого непереносимого ты находишь в клопах? Визжишь, как нежная фея!

Ответить внятно он не мог, но дело от этого не менялось, делить ложе с ночными кровопийцами подменный сын ярла отказывался категорически. Да и вообще, чего они забыли в портовых ночлежках? Грязь, вонь, духота, нехорошая зараза. То ли дело на берегу, вырыть в песке удобную ямку и отдыхать под плеск волн…

– Да, – изволила согласиться сильфида, жмурясь и потягиваясь, словно очень большая и не очень грациозная кошка, – хорошо! Нам с тобой хоть недельку так-то поспать бы после гонки, скажи?

– Угу, – вздохнул Хельги мечтательно. – Хотелось бы…

– Ну что, едем? – торопил Орвуд поутру. Ему ночевка под открытым небом удовольствия не доставила, гномы – существа, склонные к агорафобии.

Меридит отрицательно покачала головой. Хельги и Энка пока не проснулись. Пусть выспятся как следует, а тем временем можно сходить в город, пополнить запасы. Орвуд заворчал было, но его опять никто не поддержал, и пришлось ему в общей компании отправляться на промысел. А Меридит осталась караулить спящих.

Не так-то легко, оказалось, раздобыть пропитание в Джайхене. Совсем недавно город был основательно разграблен орками во время набега на земли империи. За орками пришли сумолы – вычистили все, на что не польстились предшественники. Благодаря океану голод не наступил, но недостаток чувствовался во всем. Цены взлетели до небес. Ломтик хлеба стоил как целая лепешка, десяток яиц – как прежде целая курица. Вздорожала даже рыба, много лодок было сожжено и разбито, не на чем стало выходить в море. Но и за большие деньги жители неохотно делились съестным с пришельцами.

Да, невеселым местом был Джайхен. Покосившиеся глинобитные хижины, тесные улочки, пропитанные кислым запахом помоев; ни свежий морской бриз, ни жаркий пустынный самум не в силах были развеять эту вонь, въевшуюся в каждый камень, в каждую песчинку. Кучи гниющих отбросов то тут, то там преграждали путнику дорогу, в них самозабвенно копошились полуголые детеныши шай-танов и людей, отгоняя чудом уцелевших кур. Мерный гул, рождаемый полчищами жужжащих мух, сытых, темно-синих, вездесущих, висел над городом. И попробуйте в таком месте найти хоть что-нибудь, что не страшно взять в рот…

Бродя по глухим джайхенским закоулкам, они в конце концов заблудились. Положение осложнялось тем, что говорили местные жители даже не по-сехальски, а на собственном наречии, никому из путников не знакомом. К тому времени, когда они, измученные плутанием по раскаленному глинобитному лабиринту, выбрались на взморье, солнце начинало клониться к закату.

– Наконец-то! – заорала на них Меридит. – Где вы, демон побери, шлялись?!

– Заблудились, – ответила за всех Ильза. – Ты чего такая?!

Слишком непохожа была диса, обычно такая спокойная и сдержанная, на себя. Встрепанная, бледная, на пыльных щеках подозрительные влажные дорожки – такой они Меридит еще не видели… Или нет, видели! В тот страшный день, когда Хельги…

– Чего случилось-то?! – вскрикнула Ильза и не узнала собственного голоса.

Меридит всхлипнула, уже не таясь:

– Они не просыпаются! Оба!

– Так разбуди! – раздраженно велел черствый Орвуд. – Неужели до сих пор дрыхнут?

– Будила! Хотела, чтоб в тень ушли. Орала, трясла, водой поливала. Не просыпаются они! Как два бревна! Вот! – Для иллюстрации она перекатила на спину не сопротивляющуюся Энку.

Насчет бревна диса была не права. Спящие больше напоминали тряпичных кукол, вроде тех, на которых ученики отрабатывают приемы ближнего боя. Рагнар попробовал поднять Хельги – голова запрокинулась, руки безвольно повисли.

– Не тронь его, – зарычала Меридит, – вдруг ему больно?!

Аолен склонился над спящими.

– Ничего не понимаю, – заговорил он озадаченно, – оба совершенно здоровы. Бывают случаи летаргического сна, но никогда не слышал, чтобы в него впадали коллективно… Следов проклятия тоже как будто нет… хотя… А это что такое? Ну, так и есть! Магия! Их усыпили с помощью магии.

– Кто? Зачем? – вскочила Меридит. – Скажи, я его убью!

Эльф беспомощно развел руками.

Принц сидел подле спящего наставника и старательно отгонял мух. Сердце его сжималось от жалости, а в голове тем временем бродила смутная, неоформленная догадка. Гроза… огонь… странный сон…

– А если это… – Все как по команде обернулись на его тихий голос. – Если это опять Царь? Если он их усыпил?

– Зачем ему так поступать? – возразил Рагнар. – Он вроде желания исполняет. По-своему, конечно…

– А если Хельги сказал… Так говорят иногда…

– Да, – еле выговорила Меридит помертвевшими губами, – Хельги говорит иногда «всю жизнь бы так спал».

Немало, ох немало усилий пришлось приложить Аолену, чтобы разжечь в душах отчаявшихся девиц искру надежды. Во-первых, убеждал он, Хельги не обязательно назначил столь роковой срок, он мог сказать и год, и три дня. Во-вторых, где-нибудь, да в том же Алнайшахе, наверняка найдется достаточно сильный маг, который сможет снять сонные чары. И чары-то, кстати, слабенькие, Аолен и сам бы снял, да владеет только целебной магией, а тут нужна другая. В конце концов можно будет отправиться в гробницу Царя Народов и заставить его исправлять положение самостоятельно.

Мало-помалу непривычная к длительным проявлениям эмоций диса успокоилась и начала мыслить рационально. Решено было сразу отправляться в Алнайшах на поиски подходящего мага.

– Я возьму Энку, – заявила диса Рагнару, – а ты – Хельги. Остальные пусть разбирают груз. Да не забудьте воды побольше запасти, по пути не будет.

– Спасибо. Я думал, ты его никому не доверишь, – сказал искренне польщенный рыцарь, – думал, сама захочешь.

– Не могу, – тихо призналась девица, – я на него как посмотрю, ноги сами подгибаются. Уроню еще.

– Не проще ли привязать обоих к Вампиру, тебе, Аолену и Рагнару надеть туфли…

Меридит резко обернулась:

– Туфли выданы лично Хельги и Энке. Другому они ноги оторвут. А про Вампира вообще забудь. Он возвращается только на зов Энки. Если через три дня она не проснется, мы его больше никогда не увидим.

Орвуд присвистнул и выругался на наречии обитателей Даан-Азара. До него только сейчас дошла вся сложность их положения.

Они медленно брели вдоль берега по мокрому песку, под губительным южным солнцем. Раскаленный ветер выдувал из головы все мысли. Миражи, один другого прекраснее, громоздились в желтой дали. Вода в бурдюках отдавала тиной и почти не освежала. Не будь под боком прохладного океана, думал Аолен, они наверняка бы уже умерли в этом чужом, безрадостном, пустынном краю.

Несколько рыбачьих поселков, человечьих и шай-таньих, встретилось по пути. Рагнар ходил туда на разведку в надежде купить арбу и осла. Или хотя бы одну арбу, ибо, как ехидно заметил гном, «была бы арба, а осел всегда найдется, далеко ходить не надо». Увы. Слишком бедными были эти места. Хорошо хоть воды разрешали набрать.

Немало хлопот доставляли спящие. Питаться дорожными лепешками они не могли, приходилось варить жидкую похлебку и вливать им в рот с риском, что захлебнутся.

Если сначала эльф утверждал, будто оба спящих совершенно здоровы, то на пятый день пути он уже не был столь категоричен. Рагнар недоглядел, у Хельги сползла защищающая от солнца накидка, шею обожгло до волдырей, начался жар, потом озноб. А как они ухитрились при таком зное простудить Энку, и вовсе непонятно. Ночью, что ли? Девица чихала, кашляла, из носа капало на песок. Эльф стал принимать меры, но, как всегда в подобных случаях, смог помочь одному носу.

– Да, – глубокомысленно изрек бестактный гном, глядя в безжизненные, с запекшимися губами и слезящимися глазами лица спящих, – если так дело пойдет, до Алнайшаха живыми мы их не донесем.

Ильза взвыла, Меридит вскочила и умчалась рыдать за бархан. И тогда Аолен встал и торжественно, по-эльфийски витиевато и красиво, но от этого не менее откровенно, высказал все, что он думает о гномах вообще и об Орвуде в частности. И самое удивительное – Орвуд не обиделся.

Меридит вернулась из-за бархана полная решимости.

– В первом же встречном селе я возьму лодку. И можете не говорить мне о законности, этических нормах и прочих глупостях! Вот так!

Так решила она. Но жизнь распорядилась иначе.

Враги напали около полудня, на шестой день пути. Их было много, очень много. Их верблюды, покрытые белыми попонами, были косматы и черны, будто ночные демоны. Их одежды под спасающими от солнца белыми накидками тоже казались черными. У них были кривые ятаганы и острые пики. И сражались они молча, без обычных для сехальцев воинственных взвизгов, словно не боялись смерти или ран.

Был шанс победить их? Нет. Уйти? Да, несомненно. Если бы не двое спящих. Отражая атаку за атакой, Меридит боковым зрением увидела, как ухватили за шкирку и бросили поперек верблюда сильфиду, как зацепили арканом и поволокли по песку Хельги…

Сопротивление пришлось прекратить.

Странно, но у нападавших не было цели убивать. По крайней мере сразу. Пленников повезли на север, в пески. Ехали долго, до самой темноты.

Дорогой Меридит пыталась заговорить с разбойниками, ее не слушали и между собой не переговаривались. Так и двигались в полной тишине, не нарушаемой даже ревом верблюдов. Со скуки диса задремала, а согласитесь, это не так-то просто, если висишь поперек верблюда, с руками, больно связанными за спиной.

Разбудил ее свет, дым костров, запах жилья. Пленников все так же молча стащили с верблюдов и, не развязав, побросали в глубокий каменный колодец, железо лязгнуло о камень – это опустилась решетка. И вновь все стихло, будто вымерло.

В зиндане было холодно и тесно, не ляжешь. Отчаянно ныли связанные руки и ноги. Ильза собиралась ночь напролет стойко сносить страдания, но, измученная дорогой, проспала сном праведника до самого рассвета. И первое, что она увидела, пробудившись, были огромные удивленные глаза. Это Энка таращилась вокруг, силясь хоть что-то понять. И вдруг завопила, поднимая остальных:

– Ох, мамочки мои! Где это мы?!

После этого вопроса Ильза вдруг поняла, что по большому счету не имеет ничего против глубоких каменных колодцев. И даже Орвуд перестал воспринимать ситуацию как безнадежную.

– Вот выродок! – шипел от злости Хельги. – Маразматик недопогребенный! Правильно его живьем замуровали, с такими иначе нельзя! Силы Великие! Я уже и слова сказать не могу, чтобы беды не вышло! Вот ужас-то!

– Как раз божешь, – возразила Энка в нос, эльфийская магия не выдержала конкуренции с колодезным холодом. – Скажи, что хочешь выбраться отсюда. Божет быть, побожет.

Хельги говорил и так и эдак, взывал к благоразумию, уговаривал, льстил и угрожал, все напрасно. Видимо, у Царя Народов были собственные критерии выбора желаний, подлежащих исполнению.

Из погреба они выбрались и без Царя. Лязгнула решетка, спустилась лестница, по ней в колодец слезла женщина, с ног до головы закутанная в черное. Ножом перерезала веревки. Орвуд предложил свернуть ей шею. Коротко посовещавшись, они решили, что не стоит. Женщина жестами велела пленникам вылезать. Они не без энтузиазма выполнили приказ и оказались на обширной каменной площадке с округлой плоской возвышенностью посередине. По ее периметру теснился народ: все в черном, надетом поверх белого, все молчат, даже младенцы на руках матерей. Тягостная, нереальная тишина подавляла. Пленники поймали себя на том, что и сами, словно из уважения к чужим традициям, переговариваются едва слышным шепотом.

От толпы отделилось несколько человек с пиками, они тычкам заставили пленных забраться на возвышение. Странный налет, грязно-бурый, местами красноватый, местами почти чёрный, покрывал его гладкую каменную поверхность. Странный тоскливый запах висел в воздухе.

Меридит присмотрелась и вдруг все поняла. Вот зачем им сохранили жизнь!

Налет на камне – это кровь, много-много засохшей крови. Сам камень – алтарь. А они – жертвы. Жертвы неизвестному песчаному божеству.

Бежать! – мелькнула мысль. Диса обернулась, ища взглядом путь к отступлению, и вдруг заметила нечто совершенно поразительное. За спиной пленников, на краю площадки, высился огромный, в три-четыре человечьих роста, каменный идол. Скульптура была очень условной, грубой работы, Меридит не сразу поняла, кого она изображает. Зато у ног истукана лежало второе, поверженное изваяние очень, очень легко узнаваемое, ибо другой подобной твари на свете не водилось. Именно так она выглядела по рассказам единственного очевидца.

– Хельги! – отчаянно завопила девица, тормоша заспанного брата по оружию. – Хельги, делай же что-нибудь! Иначе нас сейчас принесут тебе в жертву!!!

Так вот они какие, Черные моджахеды! До сих пор было известно только об аттаханских сообществах. Но здесь, в песках Сехала, они откуда?

Хельги с омерзением рассматривал своих кошмарных почитателей. Он совершенно ясно представлял, что должен сделать. Способ был один-единственный, он знал это. Откуда такие удивительные познания? Об этом лучше было не думать.

Моджахеды тоже знали. Как это бывает, когда цепенеет тело, замирают мысли, разум тонет, растворяется под натиском чужой воли. Отвратительное было зрелище: черно-белые фигуры, застывшие в неестественном наклонном положении, исключающем всякое равновесие…

Какое же удовольствие было их выплюнуть! Отшвырнуть подальше от себя их тошнотворные пустые сущности, перестать впитывать их животный ужас. У Хельги было ощущение, будто он выпил содержимое выгребной ямы. Его трясло, он с трудом сдерживал рвотный рефлекс, хотелось выть и плеваться, испортив тем самым всё дело. К счастью, спригганская природа и фьордингское воспитание вовремя дали о себе знать. Выказать слабость перед врагом? Ну уж нет! Немыслимым усилием воли подменный сын ярла Гальфдана Злого подавил рвущиеся наружу эмоции и заговорил почти спокойно.

Наверное, это тяжелое испытание – встретить воочию собственного бога, а уж в описываемой ситуации – тем более. На не по-южному белых лицах Черных моджахедов застыло выражение обреченности. Пав на колени, внимали они божественным речам.

Хельги ни слова не знал по-моджахедски – неважно! Это было как с Максом: хотел, чтобы его понимали, – и они понимали. Все до единого, включая ничего не смыслящих младенцев. Годы пройдут, и они вспомнят, ох вспомнят! Страшные слова впечатывались в мозг, заставляли содрогаться от ужаса. Прогневить бога – что может быть страшнее? А бог гневался.

– Я кто по-вашему?! Демон-убийца или дева корриган?! Вы что себе вообразили? Если я не похож на жертву аборта, так мне в жертву можно подсовывать первую подвернувшуюся шваль? Отстань!.. – (Это Энка ткнула его кулаком, она не желала, чтобы ее обзывали швалью, даже из лучших побуждений.) – …Ну уж нет! Я вам не Ирракшана! Внемлите и запомните! – Хельги решил прибавить торжественности, почувствовав, что бранится, как десятник на плацу, а не грозный и могучий демон. – Повелеваю! Отныне и навеки! Мне нужна жертва не чаще раза… ну хорошо, не стенайте, пусть будет три раза в год. Но это должен быть убийца, самый кровавый, самый жестокий и беспощадный из всех согласно народной молве! И только посмейте ослушаться и схалтурить! Кара будет столь ужасна, что Ирракшана фейкой-полуденницей покажется! Уяснили? Вопросы будут? – Он вновь сбился на казарменную лексику.

Энка подпихнула Меридит в бок.

– Когда мы отсюда выберемся, тебе стоит заняться с ним риторикой. Разве так выражаются приличные боги?

– Да уж, – согласилась диса. – Не знаю, что на него нашло. Я слышала, как он подменял своего профессора, лекцию первокурсникам читал – был вполне красноречив. А тут как подменили! Столь ответственный момент – и никакой культуры речи!

Орвуд воззрился на девиц круглыми от изумления глазами.

– Вы что, дуры? – только и вымолвил он.

Черные моджахеды приложили немало усилий, чтобы вымолить прощение и снискать расположение своего бога: молитвы, дары, обильная трапеза, вода для омовения – подлинное сокровище в здешних местах.

– В общем, они неплохие ребята, – увещевала Энка Хельги. – Просто слишком долго ходили не под тем богом, вот и нахватались дурных манер. Они постараются и исправятся, скажи, Андамер?

Тот, кого звали Андамером, верховный жрец общины, истово закивал. Слов божественной спутницы он не понимал, но тон уловил.

– Вот видишь, он согласен!

– Он тебя даже не понимает, он не говорит по-староземски, – мрачно заметил Хельги.

– Тем более! Он на все согласен безусловно, не вдаваясь в детали. Это ли не свидетельство благих намерений?

– Благими намерениями мостится дорога в Инферн.

– Сия пословица морально устарела, тебе ли этого не знать?

Но Хельги заупрямился и прощать сектантов не желал. Слишком велики были страдания, пережитые по их вине.

– Да ладно тебе, хватит уже дуться, – поддержал сильфиду Орвуд. – Тебе с ними не детей наживать. Нужно не характер демонстрировать, а извлекать пользу из ситуации… – Гном не без вожделения поглядывал на кучу золота, вываленную на песок в качестве приношения грозному богу; удивительная у гномов натура: в Оттоне хранятся несметные сокровища, под рукой огромный золотой слиток на палке, и все ему мало! – Пусть они нам верблюдов, что ли, дадут, будет на чем до гор добираться. Грифона у нас теперь нет, тапочек мало…

Демон кивнул. В словах гнома был несомненный резон. Чем скорее они покинут моджахедское село, тем лучше.

– Желаю добраться до гор венедов как простой смертный, но быстро, – объявил свою божественную волю Хельги.

Скорбные физиономии жрецов просияли. Бог смилостивился! Бог снизошел! На вытянутых руках вынесли и с низким поклоном положили у божественных ног длинный тяжелый рулон.

Это оказался ковер. Очень большой, довольно облезлый шерстяной килим традиционной кангарской расцветки: черные и белые ромбы на малиновом фоне. Куда ему было до великолепных шелковых шедевров ткацкого искусства, творимых юными рабынями в мастерских императорского дворца Алнайшаха, или до продукции мануфактур Корр-Танга – светло-бежевых ковров с ворсом такой длины, что нога утопает по щиколотку. Эдуард, благодаря дворцовому воспитанию знавший толк в коврах, скривился. Как не стыдно, простите за каламбур, подсовывать этакое убожество собственному богу!

Но сам бог был иного мнения. Почему? Да потому, что три с лишним года назад, в преддверии коллоквиума, сподобился внимательно выслушать и добросовестно записать лекцию мэтра Перегрина о практическом применении стабильных левитирующих заклинаний вообще и о коврах-самолетах в частности. Одно плохо: как управляют сим достижением средневековой магической мысли, он не помнил совершенно. Счастье, что девицы достигли больших высот в изучении магии. Не хватало бы еще грозному и могучему богу осрамиться перед поклонниками!

Как ни крути, ковер-самолет все же не туфли последней модели. В Средние века применять пожирающую пространство магию еще не научились, а в период Великого Упадка, когда воинственные орды из Аль-Оркана кровавой волной прокатились по равнинам Староземья, Аттахана и Западного Сехала, секрет изготовления ковров-самолётов оказался утраченным, с тех пор по всему миру их сохранилось не более десятка, а новых никто не делал. Вероятно, если бы ведущие маги задались целью, они сумели бы восстановить и усовершенствовать старинную технологию, но почему-то никого из них данная проблема не занимала.

В результате путники плыли над пустыней со скоростью хорошего рысака, но не более. Отоспавшаяся на неделю вперед и поздоровевшая благодаря усилиям моджахедских магов, Энка изнемогала от скуки, ворча: «Мы плетемся, как сонный ишак». Зато Ильза была в полном восторге. Ей еще не доводилось летать с таким комфортом. Хочешь, лежишь на пузе и любуешься ландшафтами; хочешь, сидишь, по-сехальски поджав ноги (она пыталась сидеть и свесить ноги, но Аолен пришел в такой ужас, что пришлось уступить его просьбам и поменять позу); хочешь, заворачиваешься в одеяло и дрыхнешь всю дорогу напролет. Впрочем, спать она как раз не хотела: она же не гном какой-нибудь. Она хотела смотреть на пустыню.

Что интересного в пустыне? Желтый песок до горизонта, синее, без единого облачка небо, и солнце, как огромный, добела раскаленный шар. Так кажется сначала. Но стоит присмотреться, и обнаружишь, что лететь над песчаными барханами не менее увлекательно, чем над горами или, скажем, лесом.

Пустыня разнообразна как целый мир. Цепи передвигаемых ветром дюн, с высоты похожих на полумесяцы, сменяются участками высоких гряд, заросших бурым голым кустарником; Ильзе нравилось наблюдать, как тень от ковра, изгибаясь, плавно переползает через них. Сухие речные русла пересекали пески с севера на юг. Попадались глинистые участки: если летишь низко, видна их растрескавшаяся поверхность, немного напоминающая пчелиные соты. Как раз по ней в тучах пыли пронеслось довольно большое стадо горбоносых копытных зверей, вспугнутых невиданным зрелищем летящего ковра. Огромная ящерица-варан тоже заметила ковер – специально для удовольствия подруги Меридит пустила его почти над самой землей – и побежала, но не от него, а вдогонку. Она удивительно резво неслась на своих коротеньких лапках, да ещё и шипеть успевала.

– Смотри, вцепится! – предупредил Хельги. – У него хватка волчья!

Меридит прибавила скорости и высоты.

А потом им встретились каменные столбы. Огромные, высотой с дом, они торчали из песка, одни вертикально, иные – покосившись. Некоторые уже попадали, истончившись снизу. Издали они показались Ильзе тощими скособоченными великанами, которые только и ждут, чтобы запустить в подлетающих путников камнем. Нет, успокоил Хельги, они не живые. Просто раньше на этом месте были горы, потом ветер и песок истерли их до основания, остались только эти столбы, сложенные из особенно прочной породы. То есть, это Ильза так поняла, на самом деле Хельги сказал гораздо больше слов: про всякие там эрозии, интрузии и прочие не ведомые простым существам заклинания.

Энка вдруг вспомнила, что один старый наемник рассказывал ей о каменных столбах, не иначе об этих самых, якобы по ночам они поют почти человеческим голосом, и песнь их такая печальная, что самый закаленный воин не выдержит и заплачет. Ильзе от ее рассказа сделалось совсем жутко, а Эдуарду с Рагнаром приспичило узнать, правда это или пустые солдатские байки.

– Давайте спустимся и заночуем у столбов!

– Ну уж нет, – воспротивилась сильфида. – Тот дядька говорил еще, будто в песке подле столбов гнездятся шай-таны. Они промышляют как раз тем, что ловят заслушавшихся и расчувствовавшихся путников.

– В рабство продают? – спросила Ильза со знанием дела.

– Едят.

– Едят?!! Шай-таны?!! Мне казалось, они того… мирные. Их в Альтеции полно и в Джайхене… Ой, я с ними разговаривала, а они, оказывается, людей едят! – совсем расстроилась Ильза. Ей очень нравились маленькие шай-танчики, в Джайхене она угощала их финиками.

– Ты разговаривала с шай-та-нами, – выговорила Энка раздельно. – А едят людей шай-таны. Они измененные. Как гоблины и орки.

– Понятно, – важно кивнула успокоенная Ильза. – Измененный шай-тан – это шай-тан, измененный гоблин – орк. А измененный человек кто?

– Оборотень чаще всего. Или упырь, – ответил Хельги.

– Нет, упырь – это нежить, – возразила Меридит.

– Какая разница?

– Большая. Упырь – не измененный человек, а измененный труп. И не обязательно человечий. Из кудиан и гурров упыри не хуже получаются. Это общее поветрие.

Ильза зевнула. Ее интересовали не научные тонкости, а суть.

– А измененный гном?

– Кобольд! – радостно откликнулась Энка.

– Это пока достоверно не доказано! – заявил гном сердито.

– Докажут, не волнуйся, – обнадежила сильфида.

– А эльф? – не унималась Ильза.

Хельги и Энка переглянулись. Ильза смотрела требовательно. Ехидная улыбочка на бородатой гномьей физиономии становилась все шире.

– Ну что же вы? Ответьте девушке!

– Смотря как изменять. Одно из двух, – буркнула Энка.

– Ну дальше, дальше, – подбодрил гном. Уж кто-кто, а он прекрасно запомнил, о чем проболтался Хельги тогда, посреди заваленного трупами горного селения.

– Либо спригган, либо сильф. Доволен?

Ильза опять расстроилась. Почему-то получалось, что ее любимый Хельги и одна из лучших подруг такие же, как орки, людоеды шай-таны и прочая пакость.

– А ты как думала? – продолжал развивать тему вредный гном. – Про сильфов не скажу, очень уж они обособленные (и это, кстати, дурной признак!), а спригганы, те точно похуже орков будут, весь Север в страхе держат. Одно спасение – мало их, померзли, когда льды шли. А не то…

– Неправда!.. – вскричала девушка запальчиво… и осеклась. Вспомнились страсти, что разносила по ее родному Лотту народная молва.

– Глупости все это, – заметил Хельги равнодушно. Репутация своего народа его не слишком беспокоила, вмешался справедливости ради. – Самое ужасное, что делают спригганы, это подменивают детей, и время от времени уводят оленей у цвергов. А вооруженные стычки если и случаются, так обычно по инициативе фьордингов. И вообще, большую часть безобразий, приписываемых спригганам, чинят именно фьординги.

– И то верно! – кивнула Ильза с чувством. Она снова успокоилась.

Забеспокоился эльф. В то время, пока его спутники вели этнографическую беседу, в природе что-то менялось. Странная тишина повисла в воздухе. Вся живность, сновавшая внизу, куда-то подевалась, пустыня и впрямь стала пустой и мертвой. И солнце больше не было белым, оно буквально на глазах приобретало жутковатый кровавый отлив, хотя до заката было еще очень далеко.

– Что-то происходит, чувствуете?! Солнце – что с ним?

– Высокая концентрация пылевых частиц в атмосфере, – откликнулся Хельги не очень-то весело.

– Проще говоря, надвигается песчаная буря, – пояснила Меридит в тон Хельги. На своем веку она пережила уже четыре песчаные бури, и перспектива пережить – а может, и нет? – пятую ее изрядно удручала.

Буря надвигалась. Восточный горизонт исчез, заслоненный плотной грязно-бурой стеной, которая неумолимо приближалась.

– У нас есть три варианта, – вслух рассуждала Энка, – приземлиться, накрыться ковром и надеяться, что на нас не надует бархан, рискнуть подняться выше бури, или пусть Хельги проделает для нас коридор в буре.

– Ты его угробить надумала? – окрысилась Меридит. – Два у нас варианта, а не три! И второй мне больше нравится.

– Разве наш ковер может взлететь так высоко? – засомневался Рагнар. – Очень уж он… старенький.

– Старенький, – согласилась диса, направляя ковер вниз.

Чтобы не вдаваться в подробности того кошмара, что им пришлось испытать, скажем коротко: живы остались все. Бархан на них не надуло; судя по несчастному виду Хельги, в какой-то момент он все же вмешался в ситуацию.

– Вот почему я не люблю юг! – отплевываясь от песка, сипло выговорила Меридит. Энка, верная своей привычке спорить, хотела высказаться в защиту южных широт – и не смогла. Песок хрустел на зубах, пересохшее горло горело, страшно хотелось пить. Почти вслепую – запорошенные глаза видели плохо – сильфида шарила рукой, пытаясь отыскать флягу с водой. Нащупала что-то округлое и твердое, охватила, поднесла ко рту и вдруг, пронзительно взвизгнув, отшвырнула.

– Чего ты орешь? – удивился Хельги. – Черепов, что ли, никогда не видела?

– Видела. Я его чуть в рот не запихала, думала, фляга.

– А-а! Ну тогда делать нечего, визжи, – разрешил демон.

– Где, где череп?! – Выполз из-под ковра принц. – Мне-то покажите!

– Держи! – Хельги подобрал и вручил ученику выбеленную солнцем и ветром находку, слегка недоумевая, зачем она ему так понадобилась.

Но принц череп брать не стал, спросил только:

– А все остальное где?

«Все остальное» нашлось рядом. Человеческий скелет в одежде, истлевшей почти до основания, от малейшего прикосновения ее уцелевшие фрагменты рассыпались в прах. Зато в руках покойного была зажата очень хорошо сохранившаяся (благо была из чистого золота отлита) массивная чаша старинной работы. Орвуд, увидев ее… правильно! Так и подскочил. А ведь только что очень убедительно изображал умирающего! Даже не вытрусив песок из бороды, гном на четвереньках подполз к скелету, ухватил чашу, потянул. Но мертвые пальцы были прочно сжаты, словно владелец даже после гибели не желал расставаться со своим сокровищем. Гном дернул сильнее, рука оторвалась, пальцы рассыпались. От неожиданности Орвуд уронил золотой сосуд в песок, но тут же схватил снова.

– А кто-то, помнится, говорил, что старые кости тревожить негоже… – отвернувшись, заметил Рагнар. Его благородной натуре претило подобное отношение к усопшему. Ведь это самый настоящий грабеж.

Хельги тоже не одобрил действия алчного гнома.

– Зря ты ее тронул. В этой чаше магии, как в целом драконе. Побольше, чем в твоем… гм… на палке. И магия какая-то неприятная, как бы беды не вышло.

– Ерунда. Золото – вещество простое, ты сам сто раз говорил.

– Так не в золоте магия, а в символах. Видишь, на ней символы?

Действительно, вся наружная поверхность чаши была испещрена таинственными знаками, не похожими ни на один из видов письменности или магической символики, известный Меридит, а ведь она неплохо разбиралась в графических системах.

– Сразу надо было предупреждать. Теперь уже поздно, – заявил гном, но особого сожаления в его голосе не улавливалось. Совершенно очевидно, что с чашей он не расстался бы ни при каких условиях.

– А если нас станет преследовать ограбленный дух, что тогда? – недовольно спросила сильфида. – Мало нам Царя Народов? Положи артефакт на место, и летим прочь, пока не поздно.

При слове «артефакт», эльф, с трудом приходивший в себя после удара южной стихии и не принимавший участие в общей суете вокруг скелета, вдруг оживился.

– В самом деле, – прохрипел он, – вы заметили, нечто странное творится с тех пор, как был найден клад. На нашем пути то и дело попадаются все новые артефакты, один другого уникальное и таинственнее! Кристалл Акнагаррона, утраченный тысячелетия назад, ковёр-самолёт, Чёрный камень Ло, загадочный орочий символ… (Энка фыркнула с досады. Она, затаив дыхание, ждала, когда эльф будет вынужден назвать непристойный предмет вслух, а он вон как хитро выкрутился!)… теперь ещё чаша…

– … И Бандарохова черепаха, – добавил Хельги тихо.

– ???

– А она при чем? – выразил общее недоумение Рагнар.

– А в ней тоже очень много магии. Малиновой, такой же, как в храме Мангоррата.

– Что же ты раньше молчал?! – вскричала Энка.

– Не знаю, – растерянно пожал плечами Хельги. – Я говорил Меридит, думал, она вам расскажет.

– От нее дождешься! Из-за тебя мы время теряем, по пескам ползаем, а вдруг черепаха и есть тот самый артефакт, что нужен нашему клиенту? Раз она связана с Мангорратом…

– А если нет? – перебил демон. – Например, Северный Перевал весь пропитан такой же малиновой магией. Это не значит, что клиенту нужен Северный Перевал, цвет – не доказательство связи.

– А форма? Мангоррат сидит на черепахе.

– Черепаха – распространенный магический знак, символизирующий основу мироздания. У Перегрина в гостиной есть нефритовая черепаха, скажешь, он тоже связан с Мангорратом?

– Совпадение двух признаков пусть и не является доказательством, но уже настораживает, – не сдавалась сильфида.

– Поживем – увидим. Но планы менять не будем, – при общем одобрении постановил Хельги.

– А я знаете что думаю, – вдохновенно заговорил Эдуард, – не иначе, это сами Силы Судьбы подбрасывают нам артефакты. Давайте соберем их все, принесем призраку, и пусть он выбирает, что ему нравится.

Компания призадумалась.

– Идея абсурдная, но в качестве запасного варианта сойдет, – вынесла вердикт диса.

Так и не расставшись с очередным артефактом, они пустились в дальнейший путь и к вечеру достигли побережья. Чтобы не терять времени и не подвергать себя лишней опасности, ночь провели в воздухе. Тьма стояла непроглядная, но цепь белых морских барашков была неплохо заметна даже с высоты.

А наутро Хельги пришла в голову чудесная идея, такая простая, что оставалось лишь удивляться, как они сразу не догадались. И вдвойне странно было, что додумался именно Хельги, который по утрам обычно пребывал в состоянии легкого слабоумия. Состояла идея вот в чем. По очереди, сменяя друг друга, Хельги, Меридит и Энка надевали туфли, брали ковер за два угла и тянули за собой. Это было не тяжелее, чем везти детские санки по накатанной колее, а скорость возросла многократно.

Все были счастливы, одна Ильза украдкой вздыхала. Ей было куда интереснее рассматривать чарующие пустынные пейзажи с высоты птичьего полета, чем скользить над самой поверхностью земли так быстро, что все вокруг теряет свои очертания и превращается в струящиеся цветные линии.

Тем радостнее было ей и тем печальнее остальным, когда через четыре дня, по прибытии в Хемму, туфли пришлось сдать джиннам. Орвуд робко поинтересовался, а нельзя ли выпросить чудесную обувь еще на денек-другой? Кансалонцы только рукой махнули. Туфли выдавались строго на пробег от пункта до пункта, исключения не допускались ни под каким предлогом.

Хемму собирались покинуть незамедлительно. Но тут Ильза возроптала открыто:

– Это что же получается? В Алнайшах даже не заглянули, а ведь я никогда не видела настоящую столицу империи. Теперь, значит, и Хемму толком не увижу, да? Это с вашей стороны… – Она не умела сразу подобрать нужное слово. – …Это с вашей стороны… жестоко! Да, жестоко! Вы-то везде были, все видели, а я… – Она даже всхлипнула.

Ну уж всхлипов ее не мог выносить никто, кроме разве Орвуда. Но тот предпочел не обострять отношения с коллективом.

Хемма производила впечатление чрезвычайно тягостное, столь велик был контраст между былым процветанием и чудовищной современной разрухой.

Здесь были мраморные дворцы, прекрасные, будто не простые смертные возводили их, а мудрые боги. Но более половины их пребывали в запустении. Глубокие трещины рассекали чудесный тиорский мрамор, из них ведьмиными метлами торчала уродливая пустынная колючка. Стены некоторых зданий были закопчены пожарами, иные лежали в руинах, у третьих уцелел лишь фасад, все остальное было разграблено и разобрано по камешку. За этими мертвыми пустоглазыми фасадами громоздились свалки, удушливо разило фекалиями.

В городе были бассейны и фонтаны, но не вода наполняла их, а вездесущий песок. Здесь были (когда-то были) сады, с таким трудом взращенные на сехальских барханах, теперь их рубили на дрова для очагов. Статуи, некогда украшавшие аллеи, лежали, низвергнутые с пьедесталов, Ильза вздрагивала при виде очередной руки или головы, торчащей из песка.

Не просто мостовая покрывала улицы, но редкой красоты узорчатая мозаика. И прямо на ней чадили костерки уличных торговцев жареной рыбой. Рядом валялись рыбьи внутренности, очистки южных плодов, тому подобная дрянь. Тощие свиньи, бродячие собаки и шелудивые козы обретались тут же.

А народу было – ужас! Не протолкнешься. Черные, замызганные, тощие как скелеты, сальные космы скручены наподобие валиков корабельной пакли. Встречались и вовсе странные фигуры, плотно укутанные в черную материю, а на шее медный колокольчик, белки глаз поблескивают сквозь узкую прорезь. Ильзе приходилось встречать сехалок-аллахенок в парандже, но тут было нечто иное.

– Прокаженные, – объяснила Меридит, – держись от них подальше. И вообще, старайся ни к чему не прикасаться. Тут полно всякой заразы.

– А купить поесть тоже нельзя? – Эдуарда искушал запах жареной рыбы.

– Ни в коем случае! Выйдем из города, найдем село почище, тогда и купим. А тут даже рыба зараженная. Все помои в море текут.

– Почему здесь так запущенно? – недоумевала Ильза. – Орки ведь далеко.

– Потому что не надо воевать столько лет подряд! – ответила ей диса сердито.

Меридит ненавидела Хемму. Именно в этих краях лет пятнадцать назад началась ее военная карьера.

В те годы на алнайшахский престол взошел император Танхем. Но дядька его, султан Хеммы, вообразил, что произошло это незаконно, и решил всеми правдами и неправдами прибрать власть к своим рукам. Правитель богатейшего города империи, он собрал огромное войско и так хорошо платил наемникам, что слух о его щедрости достиг далеких северных земель.

И вот добрая сотня дис, которым, как известно, все равно, где и с кем, лишь бы воевать, отправилась на заработки в Восточный Сехал. Была среди них и Беата из рода Брюнхильд с малолетней дочерью. Не на кого было оставить девчонку, старшие дети подросли и сами воевали кто где, а старуха Гунилла, вместо того чтобы сидеть дома и пасти внуков, как подобает приличной прабабке, удумала тряхнуть стариной и подрядилась гребцом на корабль морских разбойников.

Детство всякой дисы – пора столь мимолетная, что не каждая может вспомнить себя ребенком в полном смысле этого слова. Раннее детство для Меридит слилось в бесконечную череду походов (когда она сперва, неудобно скрючившись, болталась в мешке за спиной у матери, а позже в компании сверстниц, едва поспевая, трусила за строем) и привалов, когда матери сгоняли девчонок в круг и заставляли до посинения упражняться в военном искусстве.

Но в тот год, когда Меридит впервые попала в Хемму, ее уже не считали совсем маленькой. Любящая мать раздобыла для дочери отвратительный арбалет («Не ной, вовсе он не тяжелый, с таким даже люди справляются») и, чтобы не путалась под ногами, за полцены определила младшим стрелком к знакомому десятнику Зизенбуггеру.

Десятнику Зизенбуггеру было все равно, кто перед ним, взрослый дядька или десятилетняя девчонка, у которой и арбалет не по росту, и понос от гнусной сехальской еды. Спрос был со всех одинаков. А ответ – разный. Взрослых стрелков почему-то не драли ремнем и не ставили в ночной караул в одиночку, хотя они уверяли, что совершенно не боятся лусов – мелкую, но зловредную песчаную нежить. Десятника Зизенбуггера убило у нее на глазах, снесло голову ядром катапульты. И ей было даже немного жалко, она поплакала тихонько, потому что хоть он и сволочь, а все-таки свой.

Тогда наемная армия Хеммы сломила сопротивление имперских войск, и на алнайшахском престоле засел узурпатор. Но уже через год все вернулось на круги своя, и с тех пор в сехальские походы дисы снаряжались регулярно. И всякий раз Меридит ревела белугой, уговаривая мать отправить ее куда угодно, хоть с орками воевать, лишь бы не в постылую Хемму. И получала один и тот же ответ: «Вот вырастешь большая, нанимайся куда хочешь, а пока слушайся старших. Мы деньги лопатой не гребем, чтобы от них отказываться».

С тех пор она Хемму и ненавидела. Ненавидела, но жалела. Грустно было год за годом наблюдать, как тонет, захлебывается в нищете еще недавно процветавший город.

Со временем многое изменилось. Она перестала бояться лусов, научилась есть что попало, выкинула ставший слишком легким арбалет, сама нанималась, куда хотела, но смесь детской ненависти и жалости продолжала жить в ее душе…

– Ну, все. Можем улетать, – объявила Ильза, выковыривая стрелу из своего мешка, – этот город мне не нравится. Не уважаю, когда стреляют в мирных путников.

Почему в них стреляли? Да потому, что не вся Хемма успела потонуть в нищете. Один район избежал общего разорения. Он раскинулся на побережье, отделенный от остального города мощной стеной. И дворцы здесь были в полном порядке, и сады цвели, и фонтаны журчали, и прекрасные статуи услаждали взор. Но увидеть это великолепие удалось лишь с воздуха. Здесь жил правитель. Простых смертных (да и бессмертных) сюда не пускали. Бдительная стража открыла стрельбу. Хорошо, ковер не повредили!

– А я тебе говорила, – торжествовала диса, – ничего хорошего в Хемме нет.

– Я предпочла убедиться лично! – важно сказала девушка. Когда она говорила такие красивые слова, то ясно ощущала, как в голове у нее начинает заводиться ум. Может быть, со временем его станет так много, что наружу полезет, как у Хельги.

От размышлений о состоянии собственного ума ее отвлек Эдуард.

– Смотрите, смотрите, что там творится?!

Все свесились вниз.

Прямо под ними, на площади, довольно большая толпа окружила кого-то, и намерения у нее были явно недобрые. Гвалт стоял, будто в стае ворон приключилась драка.

– Наверное, вора поймали, – предположила диса. Она не желала задерживаться в городе ни под каким предлогом.

Рагнар присмотрелся. Там внизу среди черных блестящих макушек, среди цветных южных шапочек мелькали, искрились в солнечных бликах золотые локоны.

– Мы должны выяснить, в чем дело. – Благородная рыцарская натура всегда восставала против жестокости толпы. А уж если в беде оказывалась дама…

Меридит плюнула по-кансалонски и направила ковер вниз.

Не так-то просто оказалось проникнуть внутрь человеческого кольца. Простое распихивание и расталкивание ощутимого эффекта не принесло. Тогда Меридит набрала побольше воздуха и рявкнула на сехальском наречии:

– Р-разойдись!

В Хемме хорошо знали дис, а потому спорить никто не стал, толпа расступилась, образуя живой коридор.

– Что происходит? Почему беспорядок? – спросил Хельги сурово и властно. Он тоже имел опыт общения с толпой.

Люди загалдели вразнобой. Демон за шиворот выдернул и поставил перед собой одного человека, показавшегося ему умней остальных.

– Говорить будешь ты. Остальным молчать!

Хеммец согнулся в поклоне. Ему даже в голову не пришло поинтересоваться, по какому праву чужаки так нагло распоряжаются в его родном городе.

– Вот эти двое, о господин! Явились незнамо откуда, встали посередь площади и давай петь. А слова чужие, непонятные. А Хузар, он вот только здоров был, а их послушал, купил шербету, хлебнул – вдруг его скрутило всего, заорал да и помер. Гляньте сами, добрый господин, вот он, туточки лежит. Колдовство это, не иначе! Пришлые его чарами сгубили! И нас погубят, мор нашлют!

– Колдовство! Колдовство! – загудела толпа.

– Молчать! – вновь рявкнула диса.

Хельги, брезгливо сморщив нос, склонился над трупом злополучного Хузара.

– Нет тут никакого колдовства! – объявил он. – Холера у вашего Хузара. Так, всем слушать меня! Торговца шербетом найти, посадить под замок, товар вылить в огонь, труп тоже сжечь. Сырую воду не пить, варить на огне, пока не вскипит, помои на улицу не лить – вырыть ямы, засыпать известью. Жевать лук и чеснок, чем больше, тем лучше… Что еще? Да. Всех покойников сжигать за городом. А этих, – он кивнул на мнимых виновников переполоха, – я забираю.

– Тьфу! – выругалась Меридит. – Вот гиблое место! И главное, у них что ни год, то чума, то холера, то моровая язва – и хоть бы кто поумнел. Сидят в дерьме по уши, и все у них колдовство!

– А здорово вы с ними управились! – восхитился Рагнар. – Я боялся, решат, что мы с колдунами заодно, на клочки разорвут!

– Нет, – хмыкнула Энка, – на Юге командный голос уважают. Вон, видите? – она кивнула вниз.

Ильза посмотрела и тоже плюнула. По-кансалонски, как Меридит.

Прямо посреди площади на прекрасной халцедоновой мозаике чадило, обильно залитое маслом, тело несчастного любителя шербета.

– Ну а вы кто такие? Откуда? – Энка, склонив голову набок, бесцеремонно разглядывала «колдунов».

Было их двое. Юноша лет девятнадцати, самой что ни на есть романтической наружности: хрупкий, нежный, каштановые кудри до плеч и бездонные очи в обрамлении девичьих ресниц. И девушка, такая восхитительная, что Ильза даже застыдилась, вспомнив, как вертелась перед зеркалом в доме толстого торговца и воображала себя красавицей. Нет, вот они какие, настоящие красавицы. Легкая до невесомости фигурка, лицо сказочной принцессы, синие глаза, коралловые губки, золотые локоны. Ступни и ладошки крошечные, как у ребенка.

Девушка приникла к груди юноши, тот сжимал ее в объятиях, оба молчали и очень заметно дрожали. Видимо, они мысленно уже распрощались с жизнью.

– Эй! – Энка хотела привлечь их внимание пинком, но передумала, лишь прибавила громкости. – Эй!!! Может, проснетесь? Кто вы такие?

Ее резкий голос, тембр которого даже любящие друзья не сочли бы приятным, вывел парочку из оцепенения.

– Мы к… комедианты, – пролепетал юноша. – Странствующие комедианты. Мы поем песни, баллады и тем добываем себе на хлеб.

Хельги с сомнением присвистнул. Он не раз встречал странствующих комедиантов и прекрасно представлял, что это за народ. Ушлые, пронырливые, нахальные, большие любители хлебнуть что покрепче и стянуть что плохо лежит. А уж в умении управлять толпой им и вовсе не было равных, куда там наемникам! Ни один бунт, ни один переворот в Староземье не обходился без непосредственного и самого активного участия данного социального элемента.

– Что-то не похожи вы на комедиантов, – заявила Энка напрямик. – Врете вы, вот что я думаю.

Оба как по команде залились краской.

– Мы говорим правду, – пискнула девушка голоском мелодичным, как звон колокольчика, не таким толпу перекрикивать. – Мы не колдуны. Мы поем. Хотите, мы вам споем «Балладу о спасении Мира», сложенную менестрелем Лукием из Эттеса?

– О-о-о, нет!!! Только не это!!! – заорал Хельги во весь голос.

Подменному сыну ярла больше других досталось от Лукия Эттесского, и любое упоминание о вышеназванном поэтическом шедевре ввергало его в состояние паники. Одна «роковая дверь, разверзнутая без страха», чего стоила! А ведь там были и другие слова. «Тогда герой огненноглазый/Поднял свой меч и возопил…», «Он прял ушами в ожиданьи, отвагой взор его горел»… Это при том, что спригганы шевелить ушами в антропоморфном состоянии не способны вообще! А уж фрагмент, связанный с героическим «снеданием» Ирракшаны, не решалась цитировать даже ядовитая Энка, потому что Хельги шипел и метко швырялся мебелью. Но несчастные комедианты всего этого, понятно, не знали.

– Вы не любите поэзию? – спросила девушка удивленно. Столь эмоциональная реакция на совершенно невинное предложение ее озадачила и, пожалуй, обидела; синие глаза подозрительно заблестели.

– Он не любит Лукия из Эттеса, – быстренько ответил Аолен. Он опасался, как бы Хельги не нагрубил.

– Тогда, может быть, послушаете «Песнь о Девяти?»… – начал было юноша.

– Не стоит! Право, в другой раз! – Неделикатно перебил эльф. А что ему оставалось делать? Главной пострадавшей в «Песни…» была Энка. Автор, скальд Олаф Громогласный, почему-то именовал ее не иначе как «рыжей бестией». Наверное, с его точки зрения, это была положительная характеристика, но сильфида поклялась убить поэта при встрече. – Давайте лучше познакомимся. Как вас зовут?

Вообще-то, по правилам эльфийского этикета, ему следовало сперва представиться самому и представить остальную компанию. Но тогда неизбежно последовал бы вопрос «Неужели вы – те самые?..», крайне нежелательный в сложившейся ситуации.

– Я Тина, – ответила девушка.

– А я Бриан. Да, Бриан, – сказал юноша, чуть замявшись. На него пристально воззрился Рагнар.

– Бриан, говоришь? Бриан… Где я мог тебя видеть?.. Слушай! – осенило его. – А ты, часом, не мой кузен Улль Бриан Р'Оверин, сын герцога Оверина? Уж очень ты смахиваешь на тетку Элеонору… Это младшая сестра моего отца, – пояснил он остальным.

Юноша молчал, скорбно потупив взор.

– Демон тебя побери! – громогласно расхохотался рыцарь. – Ты сбежал из дому! Неженка Улль сбежал с девкой! Лихо!

Кукольное личико кузена пошло красными пятнами:

– Она не девка! Она моя невеста! И я убью… – Он взглянул на собеседников, видимо, оценил свои шансы и уточнил: – Я буду сражаться с каждым, кто еще раз посмеет ее оскорбить!

– Да ладно, не кипятись! – Рагнар дружески хлопнул родича по плечу, тот заметно осел. – Никто не хотел обидеть твою невесту. Просто у меня дурные манеры, извини… Слушай, а она кто?

– Она пастушка! – отвечал юноша с вызовом.

– Ах, как романтично! – восхитился Хельги. – Сын герцога и пастушка! Прелесть! Настоящая пастораль!

– Угу, – кивнул рыцарь. – Интересно, не хватил ли тетку удар? Ее сокровище и… пастушка! Я уж молчу про герцога.

Влюбленные обнялись еще теснее, во взорах их сквозила решимость обреченных.

Но неожиданно на их защиту встала Энка.

– Знаете, кто вы? – зашипела она на Хельги и Рагнара. – Вы два бесчувственных солдафона, ни демона не смыслящих в тонких материях! Кто дал вам право издеваться над чистой и светлой любовью?

– А я не издеваюсь, – возразил Хельги невинно. – Я, наоборот, гм… умиляюсь.

– Держи свои умиления при себе! Думаешь, это так легко – решиться бежать из дому?

– А чего тут трудного? – пожал плечами Хельги. – Не из плена же! Вряд ли взрослых герцогских сыновей стерегут слишком строго.

– Бестолочь! – совсем разозлилась сильфида. – При чем тут стража?! Я о душевных колебаниях речь веду! На это решиться надо!

– Ты что, долго колебалась, прежде чем сбежала? – искренне заинтересовался Хельги.

– Представь себе, долго! – отрезала Энка. И добавила: – Полчаса!

– !!!

– Не понимаю, чего вы разрезвились! – Сильфида всем своим видом выражала оскорбленное достоинство. – С вами как с культурными разговариваешь, а вы – ослы сехальские! И ты, Аолен, не исключение, хоть и эльф.

Отсмеявшись, Меридит решила перевести беседу из возвышенных сфер в более конструктивное русло.

– И что вы теперь намерены делать? – поинтересовалась она у влюбленных.

Те переглянулись.

– А вы… вы разве нас… отпустите? – спросил Улль.

Меридит хмыкнула:

– Нет, мы отвезем вас в Аполидий и продадим в рабство. Тебя в рудники, Тину в гарем… Да шучу я, не падайте! Разумеется, никто не станет задерживать вас против воли. Просто скажите, где вас ссадить.

– Нам назад надо. У нас в Хемме осталось немного вещей.

– О! – махнула рукой сильфида. – Это забудьте. В Хемму путь закрыт. И холера там, и аборигены могут передумать. На вашем месте я бы пошла на запад.

Эдуард посмотрел на юного герцога. Вспомнил себя позапрошлогоднего.

– Ну зачем ты говоришь глупости? – сказал он сильфиде. – Как они вдвоем пойдут на запад?

– По побережью. Как сюда пришли, так и обратно пойдут.

– А как они сюда пришли? Вы как сюда пришли?

– С караваном, – прошептал Улль. – Из Трегерата шел караван, мы были при кухне.

– Вот видишь! А вдвоем они даже до Алнайшаха не доберутся. Лично я даже сейчас вдвоем с Ильзой не решился бы, а ведь нас целый год учили. Не разбойники или шай-таны, так жара их погубит.

Рагнар изменился в лице:

– Никуда я их не пущу! С нами останутся!

Энка взялась спорить. Они свободные взрослые люди и имеют полное право на самоопределение. А влиять на их жизненный выбор с позиции силы – аморально. Рагнар был непреклонен. Как он сможет смотреть отцу в глаза, если позволит погибнуть единственному сыну его любимой сестры?

– Нет, нет и нет! Места на ковре много, полетят с нами. Вернемся в Староземье, высадим, и пусть себе самоопределяются. Но не в Сехале, согласны?

Влюбленные затравленно переглянулись.

– Согласны, – пискнула пастушка.

– Согласны они! Извольте радоваться! – недовольно бурчал гном. Он вовсе не считал, что на ковре много места. Это сехальцы могут весь день поджавши ноги сидеть. А гному так себя вести непотребно.

Ильза была и вовсе мрачнее тучи. Ей совершенно не улыбалось общество красавицы-пастушки. Пусть она и при женихе, да только жених ни в какое сравнение с Хельги не идет. Как бы что не вышло. Следить, ох, следить придется!

Сам Хельги тоже не пришел в восторг от происходящего.

– В горах ванедов у твоих родных тоже мало шансов уцелеть, – сказал он Рагнару. – Драконы и все такое… Знаешь, здесь неподалеку есть маленький чистенький сайрат… сайрат – это сехальское село… у нас там знакомые живут. Ну, заплатим один-два золотых, пусть приютят их на время. На обратном пути заберем.

Предложение было принято всеми сторонами.

Ильза чуть в ладоши не захлопала.

– Хорошо ты придумал, как от них избавиться, – шепнула она Хельги, убедившись, что Рагнар сидит достаточно далеко.

– И не говори! – кивнул тот. И добавил заговорщицки: – А то вдруг, не дайте боги, петь начнут. Не могу выносить, когда поют! – сказал и оглянулся, не услыхали ли «комедианты»

Но влюбленные были целиком поглощены совершенно новым, неведомым ощущением полета и ничего больше вокруг себя не замечали. Услышал чуткий Аолен. Обычно он в чужую беседу не вмешивался, но тут, на беду, изменил привычке. Из соображений воспитания Ильзы. Хельги имеет большое влияние на девушку, а потому должен сознавать свою ответственность и не настраивать ее против певческого искусства.

– А меня и не надо настраивать, я сама настроилась. Они, певцы эти, зловредные как упыри, только что клыков нет.

– Точно, – хихикнул Хельги. – Надо, чтоб и у них клыки росли! Как отличительный знак Гильдии…

Душераздирающий вопль потряс округу. Это влюбленные надумали поцеловаться…

– Зря вы так расстраиваетесь, – утешал Эдуард несчастных, – у меня однажды вообще рога выросли, вот такие огромные! За деревья цеплялись! А у вас клыки маленькие, изо рта почти не видно. Привыкнете.

– Интересно, это я сам или Царь Народов? – гадал Хельги.

– Один демон! – фыркнула Энка.

– Нет, не один. Если я, дело безнадежно. Если Царь, можно по пути к шестому пункту заглянуть в Оузу и заставить его все исправить. Хотя… – Он не стал договаривать так и рвущуюся с языка гадость.

– Хельги, – Меридит смотрела на брата по оружию сурово, она о-очень хорошо понимала, что у него на уме. – Скажи честно, тебе хоть капельку стыдно?

– Честно? Не-а! – шепнул он ей на ухо.

Немалых Трудов стоило убедить жителей сайрата принять на постой клыкастую парочку: кто согласится поселить под боком вампиров? Пришлось сочинить сказочку о злом маге, заколдовавшем несчастных влюбленных из ревности. И о чудесном камне, сокрытом в горах ванедов, способном снять заклятие. Одна беда – нежные и слабые создания не вынесут тягот пути. Приютите, люди добрые.

Уговорили, слава всем богам!..

Горы ванедов были не слишком высоки, с Арвеями не сравнить. Зато гораздо выше Безрудных. Две-три вершины даже припорошил снег – маленькие белые шапочки лежали на круглых лысых макушках. Ни деревца, ни приличного кустика не росло в горах ванедов. Лишь низкорослая жесткая колючка украшала… нет, скорее, еще больше уродовала черные осыпные склоны. Кто водился в горах ванедов? А кто может ужиться с драконами? Пищухи, больше некому – для драконов они слишком мелкие. Высоко эти пищухи не забирались, обретались у подножия. А дальше было совсем пусто и безжизненно. Скучно было в горах ванедов… До тех пор, пока не объявился первый дракон.

Он вылетел из-за скалы – огромный, черный, блестящий, почти как дикий – и атаковал. Развернулся в крутом вираже, преградив путь намеченной жертве, вздыбился вертикально, раззявил огромную зубастую пасть. Огненная струя вырвалась из нее с ревом. Клубы дыма завились по обеим сторонам драконьей морды наподобие лихих черных усов.

В одном повезло – атаковать дракон начал с почтительного расстояния, видимо, собирался не испепелить жертву, а сбить наземь и лишь потом закусить оной. В последний миг Аолен успел отклонить огонь. Струя пламени, не причинив вреда ни ковру, ни его пассажирам, ушла в склон. Там, куда она ударила, камень оплавился и совсем почернел.

Так вот почему столь черны и безжизненны горы ванедов! Поколения и поколения драконов оставляют на здешних склонах свои огненные следы.

Удивленный и раздосадованный неудачей, дракон изготовился к следующей атаке, но тут в бой вступил грозный и могучий демон, кстати уже имевший опыт общения с летучей скотиной. Он схватил дракона астральной рукой и развернул поперек. Очередная порция убийственного пламени пропала впустую.

Но тот, первый дракон, пойманный под осажденным Эскерольдом, был тварью достаточно благоразумной, к тому же оседланной погонщиком. А этот – этот был молодым и разнузданным. Он не понимал, какая сила мешает ему охотиться, и ярился все больше. Твердь земная дрожала от его рева, огонь плавил камни, дым застилал округу.

– Не знаю, что с ним делать. Бешеный какой-то, – жаловался Хельги. – Если я его отпущу, он снова набросится.

– Ну так убей его, – посоветовал гном раздраженно, – пока мы не оглохли. Сколько можно терпеть этот рев?

– Нельзя, – ответил Хельги, – это не дикий дракон, в Сехале нет диких. Он чья-то собственность. Если его убить, то ванедская семья, а то и целый род лишится средств к существованию, погибнет в нищете. Жестоко так поступать с ними, они ведь не сделали нам ничего плохого.

Гном возмущенно задрал бороду:

– Угу, ничего плохого! Разве что позволили своей собственности охотиться на мирных путников. Такая мелочь, я понимаю! А в остальном – милейшие люди!

Но Хельги уперся. Не будет он убивать дракона, и точка. Надо найти хозяев, пусть они его усмирят.

– С твоим братом по оружию надо что-то делать, – выговаривал Орвуд дисе. – Его гуманизм временами переходит границы разумного. Боюсь, это симптом.

Выстроившись боевым клином (осторожность, как известно, никогда не повредит), громыхая походными мечами, мирные путники шествовали по главной улице ванедского селения.

– Эй! – истошно голосил возглавляющий шествие Хельги. – Хозяева! Чей дракон?! Заберите дракона!

А сам зверюга, уже частично усмиренный, волокся следом в двух сотнях шагов, рычал, визжал, но огнем больше не плевался. Ильзу он перестал занимать. Она таращилась по сторонам.

В отличие от большинства сехальцев, ванеды жили скромно, но чистенько. Круглые каменные хижины были окружены аккуратными каменными заборчиками. В каменных загонах блеяли ухоженные козы (интересно, чем их кормят в этом выжженном краю?), мусор на дороге не валялся, в отбросах никто не рылся. Пахло козьим хлевом, но не более.

– Хозяева-а! Демон вас побери! Дракон чей? Заберите свою скотину!

Куда там! «Хозяева», низкорослые сухонькие человечки, побросав все дела, в панике улепетывали, прятались в свои норки-хижины, заваливали камнями входы.

– Ау-у! Хозяева-а! Чей драко-он?! Если лишний – себе забере-ом! – Хельги уже начинал дурачиться.

– Своими воплями ты их только распугиваешь, – осудила Энка. – Надо не орать, а поймать одного, предъявить дракона, и пусть скажет, чей… Да в село-то его не пускай! Смотри, щас брюхом дом сломает! Осторожнее надо!

– Как скажешь! – Хельги изгнал дракона из села. – Только я не могу одновременно и дракона держать, и ванеда ловить. Сама лови.

– Ладно. Ждите здесь, я на соседнюю улицу схожу, там народ непуганый.

Вернулась девица быстро и не одна. Языков она всегда брала мастерски. Со стороны это выглядело так, будто человек сам, по доброй воле трусит рядом, вернее, на полкорпуса впереди сильфиды. Нужно было хорошо присмотреться, чтобы заметить лезвие ножа, направленное ему под ребро.

Меридит недовольно поморщилась:

– Ты не могла как-нибудь иначе его взять? Замашки у тебя какие-то разбойничьи! Перепугала бедного человека…

– Хорошо, – кивнула Энка с наигранным смирением. – В другой раз стану сразу глушить по башке, пока не успел испугаться. Это будет гораздо гуманнее… Эй любезный, – она перешла на сехальский, – не знаешь, чей это дракон?

Дракона ванед признал сразу.

– Это Поторуха дракон, видите – метка на шее? Это Поторуха метка, некрасивая. Поторух, он дурак, такую метку некрасивую ставит. Издали видно, что дурак. Кто такие метки некрасивые ставит? Дураки одни.

Ошалевший от страха ванед нес околесицу. Он не понимал ничего. Кто эти страшные твари? Чего им надо? Что они учинили с Поторуховым драконом, как управляют им? Ванед видел опустевшую улицу, дома с заваленными входами – так бывает только при нападении врага или если взбесится дракон… Что вообще творится на свете?!

Не найдя ответа на сей вопрос, он решил на всякий случай мысленно проститься с жизнью, но тут его как раз и отпустили. Выведали, где живет глупый Поторух, и не стали больше задерживать.

Поторух же оказался гораздо умнее, чем его отрекомендовали. Он сразу понял, что от него требуется. Оседлал своего дракона и умчался куда-то в горы.

– Ах, как приятно от него избавиться! – радовался Хельги и тряс затекшей рукой.

Аолен скептически улыбался. Он был уверен, совершенно справедливо, что Хельги для удержания дракона вовсе не обязательно сжимать пальцы в кулак, хватило бы и одного волевого усилия. Но материалистическое сознание магистра Ингрема никак не желало перестраиваться с восприятия реалий мира физического на реалии астральные. Он так и продолжал ловить драконов руками.

Да, первое нападение оказалось далеко не единственным. Горы ванедов кишели вольно пасущимися драконами. Хотя не исключено, что одна и та же рептилия нападала по нескольку раз; одомашненные драконы очень похожи друг на друга, а рассмотреть клеймо удавалось не всегда. Зато их владельцев мирные путники больше не искали. Хельги опытным путем установил, что если щелкнуть дракона пальцами по носу (астральными пальцами по материальному носу), тот пугается и прекращает нападать, по крайней мере временно.

Вся эта возня с драконами утомила Хельги до предела. Приходилось постоянно быть в боевой готовности – зазеваешься на мгновение, и оно станет последним. День, два, три – сколько можно выдержать в подобном режиме? Уставшие от напряжения глаза покраснели и слезились, следы когтей вздулись на ладонях кровавыми пузырьками. Аолену легко рассуждать о категориях реального, а он, Хельги, не виноват, если рука сама, рефлекторно сжимается так, что когти впиваются в ладонь.

– Хельги, солнышко мое, – жалела его Меридит, – ну съешь финик, сделай мне приятное.

А у него на нервной почве даже аппетит пропал. И нежные феи тут совершенно ни при чем. Каково бы пришлось, например, Энке, если бы ее заставили сутками напролет ловить мух? И знать при этом, что стоит упустить хоть одну, и все твои друзья погибнут? То-то же!

Очень непросто по памяти, не имея под рукой точной карты, отыскать храм в горной местности. Это там, в Альтеции, по сравнению с окружающими постройками он казался огромным. А с высоты полета, зажатый в кольце черных скал, выглядел крошечным и неприметным, тем более что, опаленный драконьим дыханием, по цвету сливался с камнем. Не один день пришлось кружить над горами, прежде чем зоркий Аолен неэльфийским голосом завопил: «Вижу!!!» – и на радостях едва не сверзился с ковра, хорошо, Энка успела уцепить его за штаны.

Сделав эффектный разворот, Меридит направила ковер вниз.

Никаких манипуляций с горным храмом, установленным на обширном рукотворном плато, проделывать не пришлось. Сохранился он гораздо лучше пустынного. У Мангоррата наличествовал нос, приплюснутый, мясистый, он делал физиономию своего обладателя еще менее привлекательной. А внутри помещения уцелела кое-какая обстановка. Тут были каменные короба с крышками, сдвинутыми набок, но целыми. Внутри лежало всякое барахло, не нашедшее применения в ванедском хозяйстве: глиняные таблички со старосехальскими письменами (Меридит, пробежав их глазами, установила, что это всего-навсего записи о купле-продаже рабов и доставке стройматериалов), истлевшие свертки ткани, короткие каменные цилиндрики непонятного назначения, тому подобная ерунда. Археологов эти предметы еще могли бы заинтересовать, но разгадке тайны ни в коей мере не способствовали. По стенам храма стояли резные каменные скамьи, довольно красивые (ванеды такими не пользуются, в их жилищах мебели нет, только войлочные подстилки и валики на полу). Крутая неудобная лестница уводила вверх, на второй уровень храма, к жреческим покоям. Именно здесь путники сделали второе (после обнаружения люксограммы) серьезное открытие.

Ильза со скукой осматривала скудное убранство храмового жилья: каменный постамент, по высоте нечто среднее между столом и стулом, на нем грубый каменный подсвечник и треснутая керамическая миска, закопченный очаг в углублении стены, над ним – черная дыра дымохода, низкое ложе, застеленное бурой кошмой. Девушка тронула ее пальцем, в ожидании что та, как и ткани из коробов, рассыплется в прах. Но кошма и не думала превращаться в труху. Ильза дернула посильнее. Нет, войлок был крепким.

Не успела девушка восхититься, какую качественную кошму делали в древности, как Аолен обнаружил воду на дне каменной емкости, приткнувшейся в углу у очага. Уж вода-то никак не могла уцелеть за тысячи лет. Хельги заглянул в очаг, потянул носом, засунул пальцы в дымоход, изучил золу.

– Топили никак не раньше чем в прошлом году, – сообщил он. – Идемте, посмотрим другие комнаты.

В других помещениях – их было восемь – тоже обнаружились явные признаки недавнего пребывания. На одном столе даже лежала медная монета Понита современной чеканки.

– Неужели этими храмами пользуются до сих пор? – удивлялась Энка, катая монету в пальцах.

– Ну-у это вряд ли, – протянул Рагнар. – Наверное, случайные путники ночевали.

– Случайные путники из Понита в сехальских горах, кишащих драконами? – спросил Аолен с сомнением.

– Ну, пусть не случайные. Может, кого из наемников занесло. В Сехале полно кансалонцев. Забрели и от дракона спрятались.

Эльф взглянул на рыцаря испытующе.

– Скажи, – спросил он, – вот ты, могучий, опытный воин, где только ни побывал, с какими опасностями ни сталкивался, никого и ничего не боишься, скажи честно, ты остался бы тут ночевать?

Рагнар растерянно огляделся. Ничего страшного не было в древнем храме. Ничего очевидно магического, кроме разве что люксограммы на полу нижнего зала. Никакая древняя нежить не гнездилась тут. И все же…

– Нет! Ни за что! Уж лучше к драконам!

– Вот видишь, – кивнул эльф. И добавил значительно: – А они остались.

– Между прочим, нам тоже придется поступить так же, – заметил Орвуд. – Забыли про люксограмму?

– Вряд ли на ней будет что-то новое, – возразила сильфида. – Храмы совершенно одинаковые, скорее всего, люксограммы тоже совпадают. Да и не увидим мы ее в эту ночь. Наверняка обе проявляются при одной и той же фазе луны, значит, надо ждать почти две недели…

– Вот! – вскричал Рагнар. – Те, кто был здесь, тоже ждали!

– Возможно, – кивнул эльф. – Из чего следует вывод: не одни мы интересуемся храмами Мангоррата. Это надо иметь в виду. На всякий случай.

– Не понимаю, – злился гном, – ради чего мы волоклись сюда, если не собираемся дожидаться проявления люксограммы? Если она, как вы говорите, та же, что в Альтеции?

– Хотя бы ради того, чтобы уточнить, в самом ли деле на карте были отмечены именно храмы. Мы не могли быть в этом уверены. Тем более не знали, что они совершенно одинаковые, – ответила Энка на удивление спокойно. Обычно на претензии гнома она реагировала более агрессивно.

– Раз мы все это выяснили, значит, в остальные храмы уже не пойдем?

– Не надейся! Пойдем обязательно. Будем собирать знания по крупицам… Ничего себе!!! Вы только гляньте!!! – взвизгнула девица, перебив сама себя.

И было от чего взвизгивать.

На узорчатом полу в свете косого предзакатного луча стало проступать огненное изображение… Что-то острое, удлиненное, раскоряченное… Скорпион! Огромный, во весь зал, скорпион замер в боевой позе, хвост угрожающе изогнулся над головой, так что острие его, самое жало, оказалось точно в центре храма, нацелилось в белое сияющее пятно, этот центр отмечающее.

И разило от этого художества такой магической жутью, что даже Меридит вдруг обнаружила: она сама дрожит до лязга зубов и цепляется за руку Хельги не хуже той Ильзы, а сам Хельги при этом пятится и вспоминает обеих мамочек сразу.

– Да-а, – покачал головой Орвуд. – Вот где оно гнездится, настоящее зло! А вы на мой… гм… на палке грешили! Это вы настоящего зла не нюхали! Силы Стихий! Во что же мы опять вляпались?! – И напустился на Энку: – А ты говорила, люксограммы одинаковые!

– Правильно говорила. Это комбинированная люксограмма. В Альтеций мы видели лунарную ее часть, селенограмму. А здесь – солярная, гелиограмма. Точнее, закатная гелиограмма. А могут быть и другие… Ох, неспроста второй раз так удачно попадаем… Ну все, пойдемте отсюда скорее!

– А нет ли смысла подождать другие люксограммы? – осведомился Орвуд.

– Жди, если хочешь. Лично я тут не останусь ни на минуту. Ни за какие блага мира. Я не самоубийца.

Орвуд тоже не был самоубийцей. Первый ринулся из храма.

– О Владыка! Престол Сехала! Его покой нарушен! Он пробудился! – Юный вестник дрожал, слезы оставляли светлые дорожки на запыленном лице. Еще две другие, красные, начинались под носом и ползли по подбородку.

– Как ты сказал? – Сухая фигура старца напряглась, подалась вперед. – Повтори, отрок.

– Престол Сехала пробудился, о Владыка! Не вели казнить за дурную весть!

– Не велю, не велю, – отмахнулся старец. – Ступай в поклонную, пусть бьют до пятой крови.

Пресмыкаясь, отрок уполз. А старец погрузился в думы.

Могло ли это быть совпадением? Могло.

Престол Альтеция скрывали Пески Шаала, его пробудили преднамеренно, сомневаться не приходится… Хотя… мало ли в Аполидии расхитителей гробниц? Могли и случайно раскопать. Престол Сехала защищен гораздо хуже, одной лишь храмовой постройкой. Расположенный на почти отвесной скале, он недосягаем снизу; попасть в храм можно только по воздуху. Но это не помеха для какого-нибудь любопытного юного ванеда, облетающего своего первого дракона и не способного понять, что можно, а что нельзя. Оказался в нужном месте в нужный момент… вернее, в ненужный.

А если все же не совпадение? Тогда кто? Кого из ныне живущих неверных может занимать система Мангоррата? Или это свои? Заговор? Нет, невозможно. Никто не посмеет. Это чужие… Ну, что же… Престолы Аддо и Конвелла уже под охраной, Престол Океана вне досягаемости для простого смертного, не пройдет и полмесяца, как Карающие Ножи займут оборону южных Престолов. Кем бы ни были твари, посмевшие сунуть нос в тайну Мангоррата, им придется дорого заплатить, надумай они продолжать в том же духе…

Обратный путь вышел скорым и скучным. Еще немного помучившись с драконами, путники покинули горы ванедов, подхватили Рагнарову родню и, минуя охваченную холерой Хемму, направились прямо в Алнайшах.

К радости Меридит, Ильза не выразила особого желания осматривать достопримечательности столицы. Почему? А потому, что стремилась как можно скорее избавиться от новых спутников.

Взяв у джиннов две пары туфель на троих, компания в рекордно короткий срок – неделю с небольшим – добралась до Трегерата. Где и исполнилось желание Ильзы. Рагнар посчитал, что это город во всех отношениях цивилизованный, в нем оставленным на произвол судьбы юным влюбленным особые опасности не грозят, если те будут вести себя благоразумно и как можно меньше петь, дабы лишний раз не демонстрировать клыки окружающим. Трегерат – один из самых толерантных городов Староземья и окрестностей, но вампиризм и здесь не приветствуется.

– Но вы ведь сделаете что-нибудь? – плакала на прощание Тина. – Я не хочу ходить с клыками всю жизнь!

– Непременно! – обещал Хельги горячо и, как могло показаться тем, кто его не слишком хорошо знал, вполне искренне. – Приложим все усилия!

А спустя некоторое время вдруг добавил:

– Вообще-то мы идиоты.

– Почему?! – как всегда, первой отреагировала Энка.

– Потому. Мы искали в книгах сведения о старом замке, а посмотреть про Мангоррата даже не удосужились.

– Действительно, – кивнула Энка. – Это мы сглупили. Зациклились на памятнике и не подумали.

– Еще не все потеряно, – утешила диса, – идемте в библиотеку.

За послевоенный год в Трегерате мало что изменилось. Стало больше товаров в продуктовых лавках, с улиц исчезли смоляные чаны, кучи дров и булыжников, но мощные каменные строения примитивной архитектуры по-прежнему вызывали ассоциацию с военным фортом.

Хотя одно новшество все же бросалось в глаза. На площади перед Музеем Высоких искусств возник монумент, потрясающий зрителей своей роскошью, а тех, кто хоть немного смыслил в искусстве, еще и своим безобразием: огромный мужик неопределенной возрастной и расовой принадлежности, страшный, как гоблин – тяжелые челюсти, выпирающие надбровные дуги и скулы, но при этом негоблински аккуратный нос и острые уши каких-то ослиных пропорций. Он стоял, устремив вдаль туповатый взор, устало опершись на копье. Из одежды на нем была лишь нелепая короткая туника на манер Аполидийской. В этом, видимо, заключался творческий замысел скульптора: нормальная староземская одежда скрыла бы тщательно проработанные творцом мускулы рук и ног, огромные и круглые, будто ядра катапульты. Если прибавить ко всему вышесказанному кривоватые ноги, неестественно широкие плечи, шею, по толщине превосходящую голову, когти наподобие драконьих, беломраморный пьедестал и много-много сусальной позолоты, особенно пошлой на фоне благородного серого камня Трегерата, можно себе представить картину в целом.

При виде этакого «шедевра» Энка замерла как вкопанная.

– Фу-у! Только взгляните, какое уродство! С ума сойти! Я была лучшего мнения о трегератцах! Не думала, что у них такой дурной вкус!

– Немыслимое безобразие! – поддержал эльф.

– А морда какая страшная! – хихикнула Ильза. – У моей тетки в Лотте был бык – прямо одно лицо! Интересно, кто это? – Она весело поскакала вперед, желая скорее прочитать золотую надпись на пьедестале.

– По… По… Что-то я не разберу, – вдруг прошептала она обескуражено.

– «Победителю Ирракшаны. Да славится его имя в веках!» – громко, с выражением прочитал подоспевший Рагнар.

– !!!

Они замерли в ожидании чего-то страшного.

Но ничего особенного не последовало. Хельги взирал на монумент снизу вверх, чуть наклонив голову вправо, и вид у него при этом был вполне благосклонный.

– Хельги! – обрела дар речи сильфида. – Хельги, ты должен подать на них в суд! Или разнести этот город к демоновой матери.

– Почему? – спросил тот невинно.

– Хельги! Это тебе памятник! Этот урод изображает тебя!

– Ну да, – кивнул подменный сын ярла. – Я вижу.

– И что ты намерен делать?!

– Ничего. Хороший памятник. Пусть стоит. Нескромно, конечно, можно было и без позолоты обойтись, но в конце концов не я его себе заказывал. Если местным жителям нравится, пускай будет такой.

Энка смотрела на демона круглыми глазами.

– Хельги, – спросила она упавшим голосом, – Хельги, ты дурак? Ты понимаешь, что по этому монстру о тебе будут судить потомки в веках? Тебе будет приятно, если они будут считать, что ты так выглядел?

– Да уж лучше так, чем как на самом деле! – выпалил Хельги от души. – Этот хоть на воина похож, не то что я…

Энка продолжала таращиться на победителя Ирракшаны, как на чудо великое.

– Да-а! Вот уж не думала, что твои комплексы по поводу внешности заходят так далеко, что ты готов предстать перед потомками в виде гипертрофированного дебила!

– Отстань от него! – сердито вмешалась Меридит. – Ему нравится, и хорошо. Вот когда тебе поставят памятник, тогда и будешь претензии предъявлять, а чужие нечего критиковать. Нормальный памятник, кстати.

Диса была очень недовольна разговором, но на самом деле вовсе не из-за Хельги. Из-за Рагнара. Ибо с ним-то монумент как раз имел определённое сходство, если не в лице, то в комплекции. Поэтому высказывания Энки в его присутствии звучали бестактно.

– Так ведь даже портретного сходства нету, не говоря обо всем остальном, – продолжала убеждать сильфида.

– А лучше было бы, если бы оно имелось, и за нами стали ходить толпы почитателей подвига Хельги? Тебе этого хочется?

Скрепя сердце Энка вынуждена была признать, что этого ей не хочется. А Ильза неожиданно расплакалась. Но причину своих слез объяснять категорически отказалась. Не могла же она признаться вслух, как ей горько от того, что потомки не узнают, какой Хельги замечательный, какой красивый, а посчитают гипертрофированным – это незнакомое слово особенно травмировало бедняжку – дебилом и станут смеяться.

К счастью, доброе рыцарское сердце подсказало Рагнару, в чем печаль бедной девушки. Он потихоньку отвел ее в сторонку и прошептал на ушко:

– Не плачь, глупенькая. Когда я вернусь в Оттон, прикажу на самой главной площади перед дворцом поставить твоему Хельги хороший памятник. Такой, чтобы было похоже.

– Правда? – просияла Ильза.

А Эдуард размышлял про себя: интересно, как на самом деле выглядел Мангоррат? Насколько близко к истине его храмовое изображение?

Недаром Академическая библиотека Трегерата слыла лучшей в мире… Столпившись вокруг массивного древнего фолианта, заглядывая друг другу через плечо, друзья читали о Мангоррате: «…и был он чародей, могучий и премудрый, любимый богами и демонами, почитаемый ближними наравне с богами. И правил он тремя коронами, и три народа стонали от гнета его. Во зло, не в добро стремил он силу свою, и возжелал власти над миром, дабы не было в мире равных ему и каждый склонился пред ним. И ходил он в Забытые Гробницы, и выведал тайну Древних, и кровью платил за оную. Шесть узлов древних сил есть в Астрале Инферна, и в каждом воздвиг он престол свой, и заставил огонь светил небесных служить черному делу своему. И будет день оный, и воссияют все шесть разом. И наполнит священный сосуд кровь сотни чад, Талисманом сидов убиенных, а всего их числом шесть. И истечет кровь на скопища Силы, и Сила придет к нему. Так хотел Мангоррат.

И настал год 6006. И текла кровь невинных чад, и плач стоял над землями людей, ибо гибли чада их. И плач стоял над землями сидов, ибо забрал он Талисман и обрек на гибель великое царство.

Но сид был средь ближних его и не стерпел гибели народа своего. И сокрыл сид священный сосуд, когда кровь уж лилась. И пала кровь оземь, помимо Престола, где был Мангоррат. И голодная Сила пожрала его.

И пали три царства его. И прокляли имя его три народа. И ушли на Север, подальше от глаз живущих те, кто был с ним. Но прежде воздвигли шесть храмов над Престолами его, дабы не утерялось в веках место Силы. И забыли живущие имя его и дело его…

Но минут три тысячи лет, настанет день оный, воссияют шесть Престолов разом, и да хранят мир добрые боги!..»

– …И да хранят мир добрые боги… – закончил чтение Рагнар. Он уже очень хорошо читал, но исключительно вслух. Про себя у него почему-то не получалось. – Интересно, когда минуют три тысячи лет?

– Надо посчитать! – с энтузиазмом откликнулся Аолен. Он обожал все, связанное с цифрами, числами, календарями. – Книга написана трегератскими хронистами, значит, использовано старое человечье летосчисление, от Великого Потопа. По их календарю три тысячи лет пройдет в девять тысяч шестом году. Между старым и новым староземским летосчислением разница в две тысячи девятьсот семьдесят семь лет. От девяти тысяч шести отнимаем две тысячи девятьсот семьдесят семь и получаем… получаем… Ох, Силы Стихий!

– Чего получаем-то?! – потеряла терпение сильфида. Устный счет никогда не входил в число ее талантов.

– Получаем год шесть тысяч двадцать девятый!!!

– Так это же сейчас!!! – взвизгнула Ильза.

Переглянулись. Помолчали. А потом Хельги объявил:

– Вот теперь мне все понятно!

– А мне ничего, – призналась Ильза жалобно. – Написано как-то не по-человечески.

– Ну, слушай, – вздохнул демон, – объясню по-человечески: Мангоррат создал магическую систему для захвата власти над миром. В нее входят шесть люксограмм, шесть сосудов для жертвенной крови, Талисман сидов, который одновременно является жертвенным ножом. Раз в три тысячелетия система работает, при этом все шесть люксограмм проявляются одновременно. Мангоррат зарезал шесть сотен младенцев, наполнил их кровью сосуды (наверное, они зачарованы так, чтобы она не свернулась) и собрался было прибрать мир к рукам, но у него из-под носа сперли один из сосудов. Его пожрала Сила, не получившая жертву. Но остались его приближенные, посвященные в тайну. До сих пор все ясно?

– Все! – кивнула довольная Ильза.

– Едем дальше. Проходит три тысячи лет. Мы находим клад и вынуждены искать древнюю реликвию, из-за которой погибло целое царство. Некто нападает на Бандароха Августуса и забирает все, что можно унести. Бандарох же носится со странной чернильницей как дурень с писаной торбой, хотя не знает, в чем ее ценность. Чернильница досталась ему от предков, а магия в ней такая же, как в храмах Мангоррата. Теперь понимаете?!

– Нет! – сообщила Энка. – Теперь и я ничего не понимаю. При чем здесь мы и Бандарох?

– При том! Бандарохова черепаха – это тот самый жертвенный сосуд, который его предок уволок у Мангоррата. Убийцы, что на нас напали, это последователи Мангоррата. Не адепты, конечно. Так, мелочь непосвященная, им даже не сказали, что именно надо найти. А реликвия, которую ищем мы, – это и есть Талисман сидов. Вот почему Силы Судьбы нас в это дело втравили!

– Чтобы мы вернули сидам Талисман? – уточнил Рагнар.

– Да плевали Силы Судьбы на сидов и их Талисман! Они хотят, чтобы мы опять… СПАСЛИ МИР!

– !!!

– Ну, знаете, это уж слишком! – разгневался Орвуд. – Чуть ли не каждый год мир спасать! У нас что, своих дел нету?! Не могли Силы Судьбы кого-нибудь другого приспособить?

– А зачем? – пожал плечами Рагнар. – У нас как-никак есть опыт…

Гном не унимался:

– Если они намерены и дальше нас эксплуатировать, могли бы, по крайней мере, предоставлять более четкую информацию. Как выглядит этот демонов Талисман? Где его искать?

Хельги удивленно моргнул. Ему казалось, что он очень толково объяснил и все обо всем догадались.

– Я тебе скажу, как он выглядит. Это предмет в виде скорпиона. А искать его надо где-то на севере. Ведь приближенные ушли туда.

Меридит погрузилась в задумчивость.

– Никогда не слышала, чтобы на севере хоть кто-то упоминал о Мангоррате. Может, это кобольды? Они очень закрытый народ.

– Сомневаюсь. Мангоррат, скорее всего, был человеком, – возразил эльф.

– Из людей на севере есть только фьординги…

– Они ни при чем, – вставил Хельги. – Я точно знаю.

– Хельги! – Меридит вдруг сделала страшные глаза. – А разве мандрагора в Безрудных горах растет?

– Не-эт! – протянул тот. – Мандрагора тепло любит, севернее Конвелла ее никогда не находили… Ты думаешь?..

– Силы Стихии! А мандрагора-то тут при чем? – взмолилась сильфида.

– Мандрагориты. В горах есть секта мандрагоритов. Очень старая, очень страшная, мерзкая. Но к мандрагоре они, судя по всему, не имеют никакого отношения, она у нас не растет. Это просто созвучие: Мангоррат, мангорриты, мандрагориты. О Мангоррате никто не слышал, мандрагору знают все. Постепенно произошла речевая трансформация. Я так думаю.

– Значит, идем на север? – обрадовался Эдуард. Он давно не бывал в родных краях, надеялся по пути домой заглянуть.

Но Рагнар был несогласен.

– Мне кажется, сперва надо забрать у Бандароха черепаху, – заявил рыцарь. – Представляете, какая опасность ему грозит! Те, кто готов умертвить шестьсот младенцев, ни перед чем не остановятся.

– Верно, – поддержала Энка, хотя ее судьба магистра демонологии совершенно не заботила. – Раз наша главная цель не возврат реликвии, а спасение мира, то самый верный способ – изъять черепаху. Когда наступит роковой день, мы не знаем, скорпиона то ли успеем найти, то ли нет. А без сосуда мангорриты ничего поделать не смогут. Уничтожим его, а уж потом спокойненько займемся талисманом.

На том и порешили.

Двинулись на запад. Не тем путем, что шли позапрошлой осенью, а южнее, параллельным курсом, по лощине между второй и третьей грядой. Этот маршрут был более опасным из-за орков, зато выводил почти к самому Дефту, куда договорились заглянуть на всякий случай, проверить третий Престол.

Ах, как хорошо было в горах! Наконец-то они почувствовали настоящее лето. В пустыне разве это лето? Жара, песок и сушь круглый год. Ни зелени, ни цветочных ароматов, ни пения птиц, ни теплых дождиков и утренних рос, ни ягод, ни грибов – ничего, о чем так скучаешь долгими зимами, что так ждешь весь год.

А орки? Подумаешь! Орков они, что ли, не видели? Главное, чтобы ковер стрелой не пробили.

– Так и кишат! – докладывала Ильза, свесившись с ковра. – Ой, сколько! Как муравейник. Ой, нас заметили! Аолен, давай скорее, щас стрелять начнут! Целятся уже!

На эльфа была возложена обязанность отводить стрелы. Справлялся он неплохо, лишь при особенно массированных атаках призывал на подмогу Энку. Хельги участвовать в магической обороне отказался категорически. Хватит с него драконов, дайте отдохнуть.

– Хозяйничают как у себя дома, – злился Орвуд. Обычно он благоразумно размещался в центре ковра, теперь же сел ближе к краю – чтобы плеваться врагу на головы. – Гляньте, что творят! Войска стягивают. Ох, куда-то двинут? Ох, как бы опять не на нас! Ох, бедный Даан-Азар! Нет ему покоя!

– Меньше надо золота иметь, чтоб врагов не привлекать, – изнывавшая от безделья Энка сделалась раздражительной. Она надеялась, что удастся взять туфли на пробег до побережья, но напуганные последней войной джинны пока не восстановили свои северные и западные базы. Приходилось довольствоваться собственной скоростью ковра, никак не устраивавшей непоседливую девицу.

На четвертые сутки пути земли орков закончились. Можно было вздохнуть спокойно.

От созерцания окружающих красот на Ильзу снизошло философское настроение.

– Вот я не понимаю, – рассуждала девушка вслух, – Мангоррат был такой ужасный, за что же его любили боги? Где на свете справедливость?

– Они его вовсе не любили, это просто метафора, – объясняла Меридит. – Имеется в виду, что ему везло в жизни. До поры до времени.

– Вон оно что! Метафора! – Ильза сделала умный вид, будто что-то поняла. – Интересно, а меня любят боги и демоны? – Она украдкой покосилась на Хельги.

– Спроси уж прямо, любит ли тебя опаснейший из современных демонов-убийц, – ехидничала сильфида.

– Любит, – известил демон-убийца, – как родную.

Ильза тихо вздыхала. Она смутно понимала, что ей нужна совсем другая любовь, и философствовала дальше:

– Не понимаю, чего всем далась эта власть? Зачем так к ней рвутся? Лично мне и без власти хорошо живется…

– Ты уверена? – хмыкнул гном.

– Уверена! А что?

– Ты подумай хорошо. Нам ведь власть прибрать – раз плюнуть.

– Как это?! – опешила Ильза.

Назад: ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Дальше: ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ