Сейчас Менестрес смотрела на оттиск той самой печатки, которую когда-то отдала Фриде. Значит, ей грозила беда, если она уже не случилась!

— В письме плохие новости? Ты вдруг стала так серьезна! — обеспокоено проговорил Димьен, появившись рядом, словно тень.

— Да, новости не из приятных. Помнишь знахарку Фриду, у которой родились близнецы?

— Конечно. Хотя столько времени прошло…

— Ей угрожает опасность. Инквизиция обвиняет ее и дочерей в колдовстве. Нам срочно нужно ехать к озеру Гарда. Благо отсюда это всего три дня пути.

— Что ж, нам действительно лучше поспешить.

Столь скоропалительный отъезд был Менестрес не по душе, но другого выхода не было. О чем она и рассказала Лоре и Владу.

— Раз так, конечно езжай, — согласилась Лора, — Инквизиция не любит церемониться с осужденными, а эта женщина и ее дети — всего лишь люди. Они так уязвимы.

— Мне жаль, что приходиться покидать тебя в такой важный момент твоей жизни, — Менестрес обняла своего птенца.

— Ничего. Ты и так сильно помогла нам. Я теперь абсолютно спокойна и подготовлена. Мы справимся. К тому же, у нас для встреч есть все время мира.

— И то правда. Как родится ребенок — непременно отпиши мне!

— Конечно.

— А пока нам нужно собираться. Чем скорее мы прибудем в деревню, тем больше у нас шансов их спасти.

— Тогда, наверное, лучше отправляться верхом.

— Нет. Если что и поможет спасти этих несчастных от железной хватки инквизиции — так это титул. Иначе они просто не станут слушать, — возразила Менестрес, открывая шкатулку с бумагами, которую всюду возила с собой. — Димьен, у нас на дверце кареты княжеский герб.

— Да, госпожа.

— Где-то тут у меня были папские грамоты. А, вот они! Сейчас сочиним письмо, что все, сделанное подателем сего, сделано на благо Италии и Святой Церкви. Против такого письма, заверенного самим Папой Римским, никто не посмеет возражать!

На бумаге еще не успели просохнуть чернила, а Менестрес со своими спутниками уже были в дороге. Они мчались во весь опор, грозя загнать лошадей, но время было дороже. Итак со дня отправки того письма прошло немало времени!

Наконец, к рассвету четвертого дня пути показались очертания гор Бальдо. Значит, они почти у цели.

Спустя почти час карета, громыхая, влетела в деревню, но никто этого не заметил, так как все ее жители собрались сейчас на площади. Вампиры слышали гомон доносившихся оттуда голосов и тотчас направили лошадей туда.

Высунувшись из окна, Танис пробормотала:

— Я чувствую запах дыма! И зачем им факелы днем?

Но ответа она так и не получила, так как в этот момент карета выехала на деревенскую площадь, если так, конечно, можно назвать небольшой участок утоптанной земли.

Представшая перед глазами картина заставила Менестрес похолодеть от ужаса. Она увидела Милену, вампирша просто знала, что это она, а не ее сестра или кто-либо другой, хотя и видела их в последний раз, когда те были крохотными младенцами. Девушку привязали к столбу и обложили дровами и хворостом. Один из монахов уже приближался к ней с зажженным факелом.

Именно тогда Менестрес и крикнула:

— Остановитесь! — вампирские способности придали ее голосу особую… силу. Он не был оглушающим, но тем не менее достиг каждого. Все замерли, а, немного придя в себя, стали озираться, в поисках того, кто это сказал.

Воспользовавшись моментом, Димьен подогнал карету почти к самому импровизированному эшафоту, походя изящным движением выбив факел из рук монаха. От греха подальше.

— Кто посмел помешать свершению правосудия Божьего? — взревел падре Ансельмо. Но его голос был куда менее эффектным и произвел впечатление разве что на сидящих рядом барона и молодую баронессу, которая вообще побаивалась инквизитора.

— Что-то не слишком это похоже на суд, — фыркнула Менестрес, так и не выйдя из кареты. Нагнать таинственности не помешает. — Но у меня есть полномочия прекратить это.

— Титулы ничего не значат перед лицом церкви! — надменно возразил Ансельмо.

— Но это письмо имеет весьма ощутимый вес. Оно подписано самим Папой и подтверждает мои права прекратить все это, — тонкая, затянутая в перчатку рука протянула падре свернутый и скрепленный печатью лист бумаги.

То, как вытянулось лицо падре Ансельмо, не оставило никаких сомнений, что письмо подлинное. Пользуясь моментом, Менестрес сказала:

— Немедленно освободите эту девочку и приведите ко мне!

Не дожидаясь, пока до монахов дойдет смысл приказа, Димьен сам направился к осужденной, брезгливо откидывая дрова со своего пути. Достав кинжал, он одним резким движением разрезал веревки, от чего девушка тотчас осела наземь. Вампир выругался. Палачи связали ее слишком туго — кровь застоялась. Легко подхватив Милену, которая, похоже, так до конца и не поняла, что произошло, он вернулся к карете.

— Что вы собираетесь делать? — первым пришел в себя Ансельмо.

— Я отменяю эту варварскую казнь и выношу помилование этой девочке. Отныне она ни в чем не виновата. Все обвинения ее в ереси и колдовстве ошибочны.

— Но… — начал было падре, но Менестрес, все так же не выходя из кареты, грозно зыркнула на него, небрежно обронив:

— Вы не согласны с папским эдиктом?

— Нет, конечно согласен!

— Тогда эта девочка свободна.

— Но она не может здесь оставаться, решением всей деревни было изгнать ее, — похоже, падре удалось восстановить свое пошатнувшееся "я".

— Она здесь и не останется, — словно в подтверждение этих слов, Димьен аккуратно положил девочку в карету, сдав на руки своей госпоже, а сам вспрыгнул на козлы. Дверца кареты захлопнулась.

— Где твои мать и сестра? — спросила Менестрес.

— Маму… сожгли. А Селена… ее увезли в монастырь, — мрачно ответила девочка, в ее глазах стояли слезы.

— Может, ты хочешь забрать какие-то вещи? — ласково спросила Менестрес у ошарашенной девчушки.

— Нет у меня никаких вещей, — буркнула та. — Они все сожгли!

— Тогда в путь, Димьен!

Карета тотчас сорвалась с места, спеша побыстрее покинуть деревню.

Молодой барон в полном недоумением продолжал сидеть на своем месте. Что до сельчан, то на их лицах так и застыло выражение: «Что это было?». Только падре Ансельмо перекосило от злости. Такого они никак не мог ожидать!