Глава 11. Час Безумия

Густой мрак пожрал небольшую комнату, которая по размерам мало чем отличалась от кельи, но властвовала Тьма недолго. Порыв ветра заколыхал старые тяжелые занавески, открывая изъеденные молью дыры, в которые тут же заглянула любопытная одноглазая луна. Луна осветила холодными бледными лучами иссиня-черный, словно перо ворона, силуэт.

Он, свернувшись клубком, валялся на полу среди старых трухлявых книг. Его нечеловечески изогнутые пальцы впились в почерневшие, покрытые слоем столетней пыли напольные плиты. Обезумевший от боли, он исцарапал известняк до кривых белых линий, тонкие бороздки которых медленно заполняла густая темно-багряная, словно гнилая вишня, кровь.

Тело сковал приступ боли. Клавдий судорожно напряг мышцы и вновь заскрежетал ногтями о рустику пола. Он хотел закрыть рот, чтобы не издать ни звука, но тризм, сковавший челюсть, не дал ему сделать это. Вампир приглушенно застонал, но вскоре сорвался на крик, сильнее вцепился в каменную кладку, словно тонущий за спасительную тростинку. И как тростинка не выдерживает веса утопающего, так и тонкие пальцы вампира, не выдержав, с хрустом переломались от напряжения. С диким скрежетом, сменившимся тонким клацаньем и нечеловеческим криком, раздробились ногти, впились острыми осколками в плоть. Брызнула кровь, залила собой черный камень, освежая старые кровавые подтеки. Переломанные пальцы закоченели в невообразимой, неправдоподобной позе. От озноба и напряжения Клавдия мелко затрясло, он мысленно выругался — настолько искусно, насколько только мог. И все проклятия изливались на надрывно ноющий укол под сердцем, который вампир по праву считал средоточием всех несчастий и источником всех бед.

Рана уже затянулась, не оставив после себя и шрама, но Высший прекрасно знал: что цел; снаружи, не всегда цел; изнутри. Он винил себя за совершенную глупость, проклинал того, кому обязан своей «болезнью».

— Тебе надо поспешить, — гулкими ударами, бьющими в барабанные перепонки звоном колоколов, ворвался в сознание знакомый голос. Каэль явился, словно почуяв, о ком думает Батури. — Я слишком долго пребывал в забвении. Воскреси меня, Клавдий, и мы вместе будет править над родом вампиров, вместе приведем его к изобилию.

— Хорошо… хорошо… только избавь меня от этой боли! — взмолился Батури. — Я сделаю все ради рода, и ты это знаешь!..

— Знаю, — звучал в голове голос Каэля. — Но боль неминуема. Терпи. Терпеть осталось недолго.

Перворожденный не соврал. Боль быстро отступала, возвращая телу мягкое, словно касание облачных кудряшек, спокойствие. Клавдий расслабился. Его губы изогнулись в бешеной довольной улыбке. Боль ушла — ее больше не было, было лишь сумасшедшее счастье. Вампир расхохотался, словно умалишенный, едва почувствовав контроль над собственным телом, но смех длился недолго. Приступ истерии прервал новый голос, вклинившийся в сознание — голос наставника:

— Батури, я жду тебя в своем кабинете. Поторопись.

Клавдий все еще улыбался, но теперь измученно — предвкушая разговор с Арганусом.

Он не верил, что с личем состоится дружеская беседа, и уже сейчас ожидал худшего. С бешеным трудом вампир встал на ослабевшие ноги и, качаясь, вышел из своей комнаты.

Война за воскрешение Перворожденного началась. Клавдий не знал, чем она закончится и принесет ли успех, но уже сейчас готов был идти до конца.

Превозмогая боль, Клавдий вошел в кабинет учителя, гордо выпрямив спину и надменно чеканя шаги. Он прятал изломанные пальцы за полой плаща, но капель крови на одежде он спрятать не мог. Арганус сразу заметил в вампире изменения, сразу заметил неуверенный усталый взгляд, мастерски скрытый за мнимым хладнокровием.

— Ты выкрал прах Каэля, — сходу начал Арганус.

Клавдий, почувствовав холодок, пробежавший меж лопаток, ссутулился, словно забитая дворняга, но с величием вельможи сел в кресло напротив некроманта.

— Откуда такое заблуждение? — деланно изумился вампир.

— Не играй со мной в дурные игры, — равнодушно выговорил лич. — Ты знаешь, где сейчас покоятся те, кто пытался меня переиграть. И если тебе дорога жизнь, ты не будешь отрицать известных мне фактов.

Клавдий, забыв о сломанных фалангах, впился в поручни кресла — его лицо искривилось от боли.

— Я все равно воскрешу Каэля, даже если погибну сам.

— Воскресишь, — одобрил Арганус. — И сделаешь это не позднее чем через два дня.

Клавдий немало удивился. Он совсем иного ожидал от разговора.

— С чего такая уверенность?

— Это не уверенность — это приказ. Подведешь меня, не успеешь в сроки — подпишешь свой смертный приговор.

— Слушаюсь. — Батури улыбнулся, обнажая нечеловечески мелкие резцы зубов и два острых, как нож, клыка. — Я могу идти?

Арганус не ответил, лишь повернул голову по направлению к окну. Недолго думая, Клавдий выпорхнул в ночь, уже зная, куда отправиться.

— Почему ты не приказал ему воскресить Каэля сразу? Зачем придумывал эту идею с похищением? — донесся из ниоткуда голос Черной Вдовы, стоило вампиру покинуть комнату.

— Твоя тупость меня удивляет, — усмехнулся Арганус. Он не считал необходимым давать трактовку своим действиям, но решил сделать исключение и объяснить призванной, почему поступил именно так, как поступил: — Если бы Клавдий принял удар в сердце, то Каэль, воплотившись в Батури, стал бы моим рабом. При воскрешении ритуалом я не получу контроля над Перворожденными. Он станет новым игроком, с которым, хочешь — не хочешь, но считаться придется.

Каэль достаточно могуч, чтобы не быть моей марионеткой. Он может нарушить мои планы. Правда, сейчас у меня не осталось выбора. Через три дня состоится поединок Морены за трон Хельхейма. Если она победит раньше, чем «оживет дважды мертвый», — вспомнил слова пророчества Арганус, — то последовательность будет нарушена. Этого я позволить не могу. У Клавдия два дня, чтобы совершить ритуал.

А теперь иди и проследи, чтобы он не опоздал.

— Но…

— Иди! — повысил голос Арганус, повторяя приказ, и Черная Вдова поспешила исполнить волю призвавшего — неосязаемым облаком выпорхнула в окно.

Боковым зрением он заметил, как в портале окна мелькнула тень. Когда он обернулся, ничего не увидел. Несколько мгновений он упрямо изучал темноту за окном, но, ничего этим не добившись, вернулся к чтению книги. Тень молнией пронеслась с другого бока. Он резко повернул голову и изучающе пробежал взглядом по стене, перетянутой цветастой, вышитой золотыми нитями драпировке. Комната была пуста. Тут негде было спрятаться. Грубые стены были скрыты за разноцветными пестрыми тканями и коврами, даже двери и окно терялись в серебряной паутине ленточек. Читальная зала представляла собой неправдоподобно яркую, переливающуюся сотнями пестрящих цветов коробку, но из-за отсутствия какой-либо мебели — пустую коробку, в которой не останется незамеченной даже мышь.

Лазарь напряг зрение, тщетно пытаясь разглядеть тень, которая недавно скользнула в окно, но это не дало ровным счетом ничего. В комнате, кроме него самого, никого не было. Если бы он присмотрелся к темной точке, которая прилипла к драпри, то смог бы распознать в ней летучую мышь, даже больше — нетопыря: достаточные знания помогли бы Лазарю отличить вампира от обычного кожана. Но ничего, кроме переливающихся на свету одинокой свечи ковров, он не заметил и вернулся к чтению.

Тень словно этого и ждала — пронеслась за спиной. На этот раз магик различил в полной тишине хлопанье крыльев и, почувствовав раздражение и страх, вскочил на ноги, опрокидывая при резком движении резное кресло.

— Кто здесь?! — угрожающе прорычал магик, перерожденный в лича. Единственный из немногих магов, воскрешенных эликсиром бессмертия, который так и не сумел открыть в себе талантов к темной силе.

Он остался тем же целителем, которым был и до трансформации, а в армии нежити исцелять было некого, и посему Лазарь стал архивариусом Академии — учебного заведения для молодых адептов, которых уже несколько веков не набирали. Лазарь стал никем и ничем и жил с осознанием этого столетие за столетием. Зато псевдонекромант был единственным, кто мог похвастаться абсолютным знанием как в истории, так и в магической науке, которую, правда, не умел применять на практике.

— Не шуми, Лазарь, разбудишь тишину, — донесся голос из-за спины.

Магик резко развернулся, но опять не нашел никого.

— Кто ты?! — срываясь на крик, вопросил он.

— Я твоя тень, я призрак, который пришел за тобой, чтобы обречь на вечные муки… — ответил нахальный заунывный голос.

— Бред, бред сумасшедшего, — скосил челюсть Лазарь, что, скорее всего, означало улыбку. — Призраков, питающихся бессмертными, нет.

Клавдию надоело развлекаться. Лич-целитель был слишком скучной мышью, чтобы ловкому коту тратить на игры с нею драгоценное время. Нетопырь, слившийся с тканью словно хамелеон, легко сорвался с драпри и молнией пересек комнату, в мгновение ока превращаясь в вампира. Клавдий вытащил крис и воткнул его в челюсть магика. Искривленное лезвие прошло пустой череп и остановилось у горящего красным глаза.

— Доброй ночи, Лазарь. Я пришел к тебе с приветом от Аргануса и принес Смерть Каэля, так что будь осторожным в движениях — неловкость может стоить тебе жизни.

— Убери, — взмолился магик, — убери крис! Я расскажу все! Но с клинком во рту сложно говорить…

— Лазарь, неужели ты думаешь, что я настолько наивен, чтобы не знать, как разговаривают личи? — с едкой улыбочкой на лице ехидно спросил Клавдий и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Ты давно лишился языка, а твоя челюсть не способна издать ни звука. Магия — вот ваша речь, и кинжал к голове не помешает твоему говору. — Вампир посерьезнел и добавил холодным, как лед, голосом: — Отвечай на вопрос.

— Арганус. Во всем виноват Арганус! — взорвался Лазарь. — Это он подговорил меня не разрывать связи между ним и Мореной. Он обещал мне власть, обещал разорвать «купол», я не мог ему отказать, у него были юбер-орбы Трисмегиста!

— Спасибо за занятную информацию. Я не собирался расспрашивать тебя ни о Морене, ни о каких-то там «юберорбах» — меня интересовала Изумрудная скрижаль, но теперь ты расскажешь обо всем.

— С чего начать? — Проклиная излишнюю болтливость, обронил Лазарь.

— Начинай по порядку, — пожал плечами Клавдий. — И не упускай мелочей, ты сам прекрасно знаешь, что в них скрыта истина.

— Существует прорицание, — начал издалека архивариус, но только так он мог удовлетворить просьбу вампира и рассказать все по порядку. — Ее текст звучит…

— Не забивай мне мозг всякой ерундой! — пригрозил Клавдий. Его руки дрожали, но он тщетно пытался скрыть это от Лазаря. Целитель из раза в раз чувствовал прикосновения серебряного лезвия изнутри собственного черепа. Магик видел слабость оппонента, видел, что его пальцы переломлены, и быстрая регенерация, которой славились вампиры, только-только начала залечивать раны. Он бы предложил свою помощь, но исцелять раны немертвых не входило в список его скудных умений.

— Меня интересует в первую очередь Изумрудная скрижаль, обо всем ином поговорим позже.

— С канонической скрижалью все предельно просто: только Хранитель способен прикоснуться к ней, не рискуя быть превращенным в пепел Всевидящими, которые стерегут покои Спящих, — не совсем ясно объяснился Лазарь, но многое из сказанного было Клавдию известно. Спящими числились вампиры, ушедшие в «долгую прогулку», Всевидящими называли призраков-стражей, обитающих в Зеркальном Замке, издавна считавшемся домом каждого вампира. Но о Хранителе Батури слышал впервые.

— Имя Хранителя, — нервно спросил Высший. Рука дрогнула, едва не перерезая нить ложной жизни лича.

— Аскольд де Гиро! — вскрикнул Лазарь, почувствовав очередное скрежетание смертоносного серебра внутри черепа. — Убери крис, ты слаб!

— Слаб, — согласился Батури, — поэтому советую тебе быть кратким и не отвлекаться. Скрижаль находится у Аскольда?

— О боги! Почему судьба связывает меня с недоучками и тупицами?! — взорвался архивариус. — Ты вампир и должен знать о своем роде больше моего, ты Хроники-то читал?

— Говори по сути, — приказал Клавдий, после чего напомнил: — Долгие тирады укорачивают твою жизнь…

— Скрижаль находиться в Комнате Спящих, но путь туда закрыт для любого, кроме Хранителя и Посвященных, но последними могут стать только отмеченные дланью Каэля, а таковых уже нет и, как ты понимаешь, уже не может быть. Всем остальным путь преградят Всевидящие.

— В чем тогда суть Хранителя?

— Только он способен собрать скрижаль и прочесть текст, — поспешил ответить Лазарь.

— С Изумрудной скрижалью все ясно. — Клавдий понял, что о ритуале больше ничего не узнает, и поспешно перевел беседу-допрос в другое русло: — Ты говорил о прорицании и остановился на его тексте, продолжай.

Лазарь блеснул глазами. Разговор явно затягивался. Из-за слабости оппонент не способен долго держать изогнутый эфес, а его неловкость может плохо кончиться для архивариуса. Но выбора не было. Лазарь проклял свою тягу к знаниям и возненавидел библиотеку Академии, которая ежедневно пополнялась книгами и записями. Он проклял все на свете, но заговорил быстро, не теряя при этом чеканного голоса ликтора.

— Пророчество молодое, прозвучало всего пять лет назад. Его слышал только Арганус и по сей день держит в секрете, но он приходил ко мне за советом и разъяснениями, поэтому мне известен текст. И повествует он следующее:

Батури несколько раз прокрутил в голове услышанное прорицание, сопоставляя все известные ему факты — Итак, Арганус решил завладеть миром… — задумчиво произнес Клавдий. — Занятно, конечно, но прорицание слишком размыто, чтобы быть растолкованным однозначно.

— И тем не менее, нам с Арганусом удалось его растолковать.

— Конкретнее, — нервничал вампир. — Время — роскошь.

— Арганус воскресил мальчика еще до его смерти — думаю, ты слышал о его новом ученике?

— Слышал, но видеться не доводилось.

— Ничего примечательного ты и не увидишь: ни талантов, ни достаточного развития в магии. Но свою задачу он выполнил — послужил первым штрихом в исполнении пророчества. Вторым куском мозаики должен был быть ты, но судя по тому, что ты здесь, Каэль мертв, как и раньше.

— То есть Каэль — дважды мертвый, который должен ожить? А Морена, поединок которой пройдет через три дня — рабыня, которой суждено стать королевой… — сопоставлял новые знания Клавдий. — Но почему Арганус настолько уверен в победе Морены? Она слаба и неопытна, он всего год назад обратил ее в лича, и у нее нет ни сил, ни опыта…

— Но у нее есть юбер-орбы, — вставил Лазарь и вновь проклял себя за болтливость.

Длительное отсутствие общения накладывало свой след даже на нелюдимого изгоя, которым целитель был еще задолго до трансформации, а после нее — да еще с учетом ненужности его талантов — тем паче.

— И что это? — перекладывая крис из одной руки в другую, спросил Клавдий. Его движение оказалось несколько неловким. Кончик лезвия лишь едва коснулся красной зеницы Лазаря, но даже этого тонкого, словно укол иглой, касания было достаточно, чтобы прервать вечную жизнь лича. Красное око, которое было не просто глазом, но магическим сгустком, дающим жизнь после смерти, сохраняющим память и способность мыслить, угасло. Вся магия некромантов пасовала перед Смертью Каэля — клинком, в свойствах которого числилась способность блокировать любую, даже самую сложную и изощренную волшбу.

Лазарь не успел издать ни звука. Его костяшки, сокрытые за широкой многослойной мантией, осыпались на пестрый ковер, в одно мгновения превращаясь в прах. Лишь нанизанный на искривленное лезвие череп не превратился в пыль. Он смотрел пустыми глазницами с беспредельной тоской и немым укором, но целитель и сам давно мечтал о смерти.

— Прости, Лазарь, рука дрогнула, — искоса улыбнулся Клавдий.

Он узнал все, что хотел, и даже больше. А смерть архивариуса была неизбежна уже тогда, когда в окно читальни впорхнул нетопырь. Другое дело, что у Лазаря можно было вызнать гораздо больше, но теперь это не важно: необходимые знания для проведения ритуала получены, хотя сама необходимость в воскрешении Первовампира оказалась под вопросом. Пророчества — глупость, Клавдий считал так всегда, всегда считать и будет. Но архивариус Лазарь мнил туманные фразы прорицания истиной, что не могло не повлиять на решение Клавдия. Батури не знал, стоит ли воскрешать Каэля, по крайней мере в отведенные на это сроки, но вампир сомневался недолго. У него есть время, и как бы он ни решил в последний момент, сейчас ему надо спешить.

Клавдий стряхнул с клинка пустой череп и, пройдя к столу, поднял перевернутое кресло, после чего уселся в него. Ночь длинна, однако не бесконечна. Завтра должен состояться Совет, но для этого загодя надо предупредить всех его участников. Батури обхватил голову руками и сосредоточился. До рассвета у него есть занятие, а успеть надо до первых лучей, чтобы перекочевать на дневку в укромное место, укрытое от солнечного света. Таких мест в скалистом Визхайме, небольшой области, в которой располагалась заброшенная Академия, было предостаточно. За спокойный сон Клавдий не переживал. Не беспокоила его и лишняя смерть на своих руках: он собирался отправить в том же направлении не одного некроманта, — но всему свое время…

Иссиня-черное небо, изрешеченное огоньками звезд, быстро синело, поддаваясь легким, пока еще слабым лучам набухающего на горизонте лилово-алого солнца.

Вскоре земля выплюнула из своего чрева светило, и его могучий свет оживил мир после долгого сна. Но ярче слабого утреннего солнца полыхала библиотека Академии, скрывая в своих останках вековые знания и вековой прах бессменного ученого-архивариуса. Зато черная точка, недавно выпорхнувшая из окна читальни, спокойно почивала в широком, словно разинутая пасть, гроте. Достаточно глубоком, чтобы туда не попадали лучи солнца, и достаточно сухом, чтобы после дневки суставы не ломило от сырости. Но холод, противный и надоедливый холод не давал Батури покоя. Казалось, его морозило изнутри, но Клавдий не знал, какой должна быть реакция после укола Смерти Каэля, поэтому старательно не обращал на озноб внимания. Все его мысли сейчас были обращены к другому — к грядущим переменам, которые должны произойти этой ночью. День пройдет быстро. Сон вытеснит лишнее время, придаст сил и залечит раны, а сумерки принесут новые хлопоты, но хлопоты приятные.

Клавдий закрыл глаза и открыл их лишь на закате.