Прорицание второе
— Что нас ждет завтра, Назарин? — буднично спросила Вёльва, будто и не шла речь о предсказаниях.
Юноша закрыл глаза. Нельзя сказать, что открытые веки тормозили видения, но привычнее и проще было во тьме. Назарин погрузился в густую патоку магических эманаций, выискивая в бесплодной куче ненужностей силовую линию, способную указать на будущее. Истинный дар проявлялся именно в правильном выборе. Смотреть во временные линии мог почти каждый маг, но улавливать, а порой банально угадывать будущее умели далеко не все. Назарин был одним из немногих, кому дар предвидения давался безупречно. Порой Вёльве казалось, что он станет для нее неплохой заменой, но… Единственное, что было в его таланте удручающе порочно — нежелание самого прорицателя видеть будущее. Назарин внутренне противился собственным способностям, в душе презирал свое умение, пытался выбросить любые видения из головы и узнавать будущее, живя им, но не зная наперед.
— Завтра нас ждет дорога — и ничего более, но… за нами следят, наставница, — сухо констатировал Назарин, не открывая глаз.
— Ты можешь узнать, кто?
Юноша никогда не понимал, к чему эти вопросы. Вёльва сама безупречно знала, что произойдет в будущем, едва ли не пошагово, но всегда обременяла своего ученика необходимостью разъяснений.
— Из храма Сераписа, — впервые слыша это название, все же отчетливо произнес его Назарин.
— Молодец, — похвалила Вёльва. — Твой талант становиться крепче с каждым днем.
Кто следит за нами?
— Полумертвый… сын Видящей… первый клочок прорицания, — голосом, лишенным эмоций, выговорил Назарин. Внутренним взором он видел изуродованное лицо спящего… или просто прикрывшего глаза? Чувствовал ненависть и злобу, которые скрываются в этом существе, жалком подобии человека.
— Кто он для тебя? — подталкивала к каким-то умозаключениям Вёльва.
— Никто, но… он родственник Аарона. Дальний и забытый. Наставница, он должен умереть, иначе ему суждено исполнить пророчество.
— Какое пророчество, Назарин? — выманивала ответы прорицательница.
— Он выпустит зло Хельхейма.
— Он уже выполнил свою часть пророчества. Его смерть ни к чему не приведет, — размышляла вслух Вёльва.
Пять лет назад, когда пророчество только было высказано и когда в тот же день оно начало исполняться, Видящая пришла к жрице по имени Ливия и обманом побудила ее отдать сыновей. Судьбу двух парней Вёльва определила сразу. Они должны были стать острием ее кинжала — кинжала, который тонко, но смертоносно обязан остановить «зло Хельхейма», коим был вовсе не мальчик.
Прорицательница ласково опустила ладонь на плечо своему ученику и тихо сказала:
— Ты хорошо потрудился. На сегодня хватит, можешь отдыхать.
Назарин резко открыл глаза и, выгнав из памяти отголоски магических манипуляций, быстро пошел прочь. Ему страшно претила судьба, которую выстраивала для него Вёльва. Сперва он думал, что знает, чего добивается наставница, но позже осознал, что истинная, некая глобальная мысль, которой жила прорицательница, ему недоступна. Он видел лишь вершину айсберга, лишь ближайшее будущее, но специально пасовал перед далеким, ибо всей душой противился подобным знаниям.
Назарин мастерски избегал линий, уводивших дальше чем на неделю, хоть и умел смотреть в даль годов.
Вёльва же методично подталкивала ученика к великим знаниям. И заставляла читать если не будущее, то прошлое. Вот и сейчас она извилисто вынудила посмотреть в пятигодичное прошлое, чтобы узнать имя наблюдавшего и кем он является. Позже выманила из Назарина пророчество, в котором сказано о будущем. Вёльва умело подталкивала ученика, чтобы тот перепрыгивал с одной временной линии на другую, стимулировала в нем развитие дара к предвидению, провоцировала более масштабные видения, но мальчик странным образом предупреждал их и с легкостью обходил стороной. Назарин словно играл с видениями, специально избегая их, отбрыкивался от своего таланта, будто тот смертельно опасный яд, а не благодать. Вёльва настаивала на своем, помня, что некогда и сама не хотела «видеть». Но она приняла дар во имя людей и надеялась, что Назарин последует ее примеру.
— Что вас тревожит, матушка? — спросил Аарон, усаживаясь у костра напротив Видящей.
— Твой брат, Аарон… — задумчиво ответила Вёльва.
— С ним что-то не так? — наигранно изумился юноша.
— Он все еще избегает своего таланта.
— Но так было и раньше, — развел руками Аарон.
— Да, но мне с каждым разом все сложнее учить его. Назарин становится сильнее, но не желает развиваться. Он безошибочно скажет, что произойдет завтра или через неделю, но мне важны годы, а иногда и столетия…
— Если бы у меня был его дар… — мечтательно протянул Аарон.
— У тебя есть другой, не менее важный, — улыбнулась Вёльва. — Сядь ближе, — попросила она, и юноша не раздумывая придвинулся к наставнице. Видящая провела по смолянисто-черным волосам ученика ладонью и тихо, почти шепотом произнесла: — Ты своими руками спасаешь жизни, люди стекаются к тебе, чтобы ты избавил их от боли и страданий.
— Я лечу болезни, помогаю единицам, а Назарин всего одним прорицанием может спасти тысячи, хотя бы отвернув войну.
— Но он не желает этого, а ты, пусть и с меньшими возможностями, уже сейчас помогаешь людям.
— Моих сил мало, — с глубокой грустью в голосе ответил Аарон.
Пять лет его обучала Вёльва, пять лет он спасал от смерти безнадежно больных, но ему всегда хотелось большего — он хотел спасать не единицы, а тысячи…
— Ты достигнешь салютариса, когда придет время, — словно читая мысли ученика, заговорила наставница. — Не торопи события и… к тебе пришли.
Через несколько мгновений к костру подбежал запыхавшийся мужчина средних лет в широкой льняной рубахе, посеревшей от времени и частых стирок. Его каштановые с проседью волосы засаленными локонами падали на плечи. Он был взволнован, от него за версту веяло хлевом, потом и страхом. А перепуганный взгляд с удивлением уставился на юношу. Рамид слышал, что целитель молод, но он не сразу поверил, что молод настолько.
— Светлейший Аарон, — тяжело дыша заговорил Рамид, забыв представиться. — Моя жена, — он опер руки о согнутые колени, перевел дыхание и заговорил вновь: — Моя жена, ей…
— Веди, — вскакивая, бросил Аарон. — И побыстрее. — Последняя фраза была лишней.
Рамид посмотрел на юношу невидящими глазами, но больше не произнес ни слова.
Молнией помчался в обратном направлении, да так, что бодрый Аарон едва поспевал за ним. Целитель не знал, откуда у этого мужчины брались силы — он едва стоял на ногах, ему даже языком ворочать было невмоготу, но он мчался, словно за ним гналась армия нежити.
Рамид сбавил темп, только когда приблизился к своему дому. Он уже собирался вскочить в помещение, но на пороге его встретили жрец в серой рясе и повитуха, держащая в руках новорожденного.
— Разрешилась, — с непонятной грустью в голосе заговорила женщина.
Рамид улыбнулся уголками рта, но улыбка быстро сошла с его лица:
— Что с ней? — выдохнул он.
— Мне жаль… — встрял в разговор жрец.
Мужчина, ни на кого не обращая внимания, оттолкнув застывшего на пороге жреца, ворвался в собственный дом и посмотрел на испачканное кровью ложе, на котором, прикрытая белой простыней, лежала его жена. Аарон зашел следом. Мужчина, нечеловеческим прыжком преодолев комнату, сорвал с лежавшей покрывало и прильнул к перепачканному кровью животу. Он рыдал, рыдал взахлеб, словно это могло помочь его супруге.
«Проклятые повитухи, — мелькнула в голове Аарона мысль. — Не могут руками — берут ножи».
Живот беременной был вспорот: ребенка вытаскивали силой, не задумываясь о жизни матери. Целитель быстро прошел в глубь комнаты, остановился у кровати и резким движением отдернул мужчину.
— В сторону, — жестко приказал он, освобождая себе место для магических манипуляций.
— Она мертва, ты не поможешь! Оставь ее! — Рамид встал между целителем и женой.
Аарону пришлось влепить ему сильную пощечину, чтобы хоть как-то привести в чувства:
— Я сказал: «в сторону», или ты забыл, зачем меня звал? — Аарон был черств и решителен, — возможно, именно эта холодная настойчивость вернула Рамиду способность трезво мыслить. Он, бросив на целителя остервенелый затуманенный взгляд, все же подался в сторону.
Аарон присел на колени у кровати роженицы. Быстро прощупал пульс, осмотрел рану, оценил потерю крови. Недолго думая, зачерпнул Силы и медленно заводил над женщиной раскрытыми ладонями, пытаясь остановить внутреннее кровотечение. Все эти пассы казались магическими действами, или молитвой. Остановить кровь было сложно, но способности, помноженные на опыт, дали довольно скорый результат.
Осталось залечить ножевую рану на животе. Сращивание тканей было делом простым, хоть и изнурительным, нехватка времени заставляла работать излишне быстро, неаккуратно — так, как Аарон не любил, но выбора не было. Целитель, зачерпывая из магических сгустков Силу, пропускал ее через себя и вливал в окровавленное тело, заставляя смертельную рану срастаться. Ему удалось и это. Сейчас женщина была цела и невредима, но потеря крови отняла у нее последние силы. Аарон незаметным движением вытащил поясной нож и резанул себя по ладони. Быстро разминая руку, заставил кровь активнее поступать к порезу. Потом сильно сжал руку в кулак и поднес его к пересохшим бескровным губам женщины. Тонкая алая струя полилась в раскрытый рот роженицы. Этой крови мало, чтобы восстановить запас, но у нее были особенные свойства.
Женщина глубоко вздохнула, и Аарон тут же отнял руку. Магия Крови пожрала последние силы, Вёльва настоятельно просила не пользоваться ею, но целитель не мог не спасти жизнь умирающей.
— Ты воскресил ее! — радостно завопил мужчина.
Аарон криво улыбнулся, чувствуя, как полумрак заволакивает глаза. Если бы он умел воскрешать… Когда он пришел, родившая была жива, ее сердце билось, а пульс прощупывался, — она умирала, но он успел вовремя, пока она еще не шагнула за край.
Целитель обмяк, завалился набок, погружаясь в теплую, всепоглощающую тьму забытья. Он сделал свое дело: он спас еще одну жизнь — всего одну, но его брат способен спасти тысячи…
