Пожар уже не пытались тушить: все равно ничего не спасти. Ни домов, ни сеновалов, ни амбаров. А людей, кого успели, вывели. Кого не успели – вынесли, и теперь их трупы лежали рядками в стороне от пепелища, бывшего когда-то большой и богатой деревней: мужчины, женщины, дети.

– Загоняли в дома и поджигали, – рассказывал капитан Марега.

– Твари…

Иоллар помнил и вряд ли забудет когда-нибудь, что такое смерть в огне. Клинок сам собою возник в руке, а глаза в прорезях маски сверкнули злобой, когда Сумрак взглянул в сторону пленных имперцев. Будь его воля, их жизнь закончилась бы в следующую минуту.

Отпуск не затянулся. После Тарли они собирались пробыть дома хотя бы длань, но беда заставила сорваться с места уже на третий день.

Имперская армия терпела поражение за поражением, новые силы на завоевание Кармола Истман отчего-то не отправлял, и казалось, еще несколько дней, максимум две-три длани, и враг будет отброшен за Волнаву. Но неприятель решился на отчаянный шаг: то тут, то там, в самом сердце королевства, в мирных, не затронутых войной районах, где не было укрепленных городов, а лишь поселки да деревни, открывались пробитые имперскими магами порталы, и отряды карателей-смертников прорывались сквозь пространство. Предсказать открытие такого портала кармольским магам не удавалось, получалось лишь почувствовать его в момент активации, но с определением точного места часто случались накладки. Вот и сейчас пришлось разделиться – в очерченную на карте зону входило три деревни и пяток хуторков, и неизвестно было, куда направятся убийцы. Отряд перехватили уже на подходе к следующему населенному пункту, а о том, где успели побывать имперцы, сказал поднявшийся над горизонтом дым.

Опоздали совсем немного. Солдаты, оказавшиеся на месте раньше, выбивали двери и уносили людей подальше от огня и чада, но спасти всех не удалось.

– А раненых немного. Вы бы глянули, тэсс Галла.

– Да, конечно.

Обычно функции целителя лежали на Лайсе, но сегодня и он, и Сэл, остались в Марони.

Раненых действительно было немного. Большинству нужен был лишь чистый воздух да глоток воды. А еще время, чтобы прийти в себя и оплакать погибших родных и знакомых.

– С имперцами что делать? – уточнил Марега.

– У селян спросите, – подал мысль Лар. – Деревьев много, веревку найдем.

– Их бы армейским сдать, на дознание. Могу отправить десяток в сопровождение.

– Или так, – с неохотой кивнул Сумрак.

Люди, по его мнению, заслуживали отмщения.

– И идти им теперь некуда, – сказал кто-то рядом. – Разве что в соседних деревнях примут, народ тут вроде незлобивый.

Главное, что живы, думал Лар. А добро – дело наживное. И компенсация из казны вроде бы должна быть. А мертвым уже все равно.

– Все, – возвратилась к нему Галла.

За последние годы Иоллар научился различать ее настроение, понимал, когда жена уставала или ослабевала, используя силу, но сейчас усталость в ее глазах была совсем другой.

– Домой хочу, – призналась чародейка. – Не могу…

Она кивнула туда, где лежали трупы, над которыми подвывали теперь женщины и взахлеб ревели дети. Эту сторону войны им приходилось видеть нечасто, и гнетущее впечатление оставалось на долгие дни.

– Посмотрите ребеночка, тэсс, – всхлипнула какая-то женщина, протягивая крохотный сверток. – Посмотрите…

Лар увидел, как жена отвернулась и зажмурилась, словно от боли.

– Дьери?

– Я видела, – ответила она шепотом. – Ребенок, месяца два. Но целитель ему не поможет. Переломы, внутреннее кровотечение… И тень Омсты – он уже отмечен смертью. Я не всесильна, Ил. Могу только забрать боль.

Просившая о помощи женщина поняла ответ без слов, положила свою ношу на траву и села рядом, монотонно раскачиваясь из стороны в сторону, негромко причитая. Сумрак заглянул в лицо малютки: закопченные щечки, застывшие глаза, беззубый ротик открыт, и из него с присвистом вырывается неровное дыхание.

А вокруг уже собирались люди. Умирающий младенец вдруг стал сосредоточением всеобщего горя.

– Валда-плотника дите, дышит еще…

– А старшой тамочки, с отцом рядом лежит. Вчера только прибегал, с Рэмкой моим одного года пацаненок – семь осенью было бы…

– И эта, стало быть, за браткой…

– Так дышит же!

Люди смотрели на стоявшую рядом чародейку, ту самую, о которой столько слышали, и не могли понять, отчего она ничего не сделает. И она сделала – отодвинула причитающих женщин и наклонилась над младенцем. Он и правда еще дышал: Омста не спешила забрать того, кого уже отметила своей рукой.

– Ил, пойдем со мной. – Галла осторожно взяла на руки ребенка и предупредила зашумевших селян: – Ждите тут.

– Что ты задумала? – тихо спросил Сумрак у жены.

– Узнаешь. Марега еще не отправил пленных? Забери одного – помоложе и посильнее. И пусть Брайт поставит людей, чтоб за нами не ходили.

– Ты же сказала…

– Сказала. Но есть еще один шанс. Жизнь за жизнь.

Одной рукой она аккуратно поддерживала неподвижный сверток, вторая уже тянулась к мешочку на поясе. Сумрак поежился. Не Лар Сумрак, а Сумрак Изначальный, переживший тысячи перерождений, чувствовал темную силу каменного ножа.

– Милая, может быть… – Он не любил, когда она пользовалась тиз’заром – коварное оружие отбирало ее силу.

– Ты же слышал, та женщина потеряла мужа и старшего сына. Этот ребенок – все, что у нее осталось. Нужно попробовать. Приведи человека.

Крепкий рослый парень испуганно вздрогнул, когда мужчина в темной маске указал на него пальцем.

– Остальные ваши, капитан.

Когда он привел пленника к жене, показалось, что в этом уже нет нужды: лежавший на земле ребенок не дышал.

– Он еще жив, – успокоила Галла. – Я его усыпила, но времени мало.

Мельком взглянула на имперского солдата: без злости, без ненависти – не как на человека, как на вещь, пособие для работы. Ей так легче, понял Лар. Самому ему было безразлично: враги не вызывали жалости. Если бы их приговорили к смерти, он без лишних сомнений привел бы этот приговор в исполнение. Но с Галлой иначе. Она могла убивать в бою, поддавшись ярости или намеренно подстегивая ее в себе, но не умела отрешиться от этого, ей недоставало хладнокровия, равнодушия.

И именно поэтому она стояла сейчас на коленях посреди недавно убранного крестьянского огорода, на пятачке утоптанной земли, и в спешке, дорожа каждой секундой, вычерчивала какие-то руны и линии. Жизнь за жизнь. Жизнь врага за жизнь чужого ребенка.

– Он должен был уже умереть, – словно сама себе сказала магичка. – Но Неизбежная медлит. Не думаю, что это совпадение.

Линии на земле засветились, и Сумрак непроизвольно отступил: льдисто-голубой, цвет смерти. Что-то и пленник – испуганно огляделся и, пользуясь тем, что его никто не держит, вдруг побежал. Со скрученными за спиной руками это было непросто, и через двадцать гиаров человек оступился на перекопанных грядках и упал. Не говоря ни слова, Иоллар пошел следом и приволок его назад.

– Развяжи его, – велела Галла, и Лар вызвал меч.

Мужчина растерянно потер затекшие от веревки руки и вдруг застыл.

– Пора.

Имперца подняло над землей, а он не издал ни звука. Воля его была подавлена чарами, но в глазах метался страх. Поведя рукой, Галла перевернула его в воздухе на спину, сначала растянув в струнку, а после заставив раскинуть в стороны руки и развести ноги. Теперь его поза повторяла мерцающую голубым пятиконечную звезду. Следующими пассами чародейка разорвала в клочья одежду жертвы, и обнаженное тело медленно опустилось на рисунок. Не глядя в живые, испуганные глаза, некромантка наклонилась над ним и короткими резкими движениями ножа начертила на волосатом животе такую же звезду. Сняла пальцем каплю выступившей крови и мазнула по покрытому испариной лбу.

Оставив имперца, она подошла к ребенку и бережно развернула грязные пеленки.

– Девочка…

Иоллара передернуло. Маленькое тельце было перемазано испражнениями. Ножка посинела, правая ручка неестественно вывернута, а слабо раздувающаяся грудь – сплошной синяк. Уже чудо, что получивший такие травмы младенец не умер сразу же. Магичка, что-то нашептывая, погладила редкие волосики в том месте, где пульсировал незакрывшийся родничок. Прикрыв глаза, ощупала тело, вправила выбитое плечо и прижала рукой сломанное бедро, пробежала пальцами по ребрам. Ребенок, наверное, всего этого не чувствовал, глазки были закрыты, и казалось, малышка спит. Галла подняла ее и положила на кровавый узор на животе мужчины.

– Я не знаю, как это будет, – сказала она мужу. – Лучше не смотри.

Но Сумрак смотрел. Видел, как жена срезала по пряди волос с висков жертвы и тут же сожгла их в своей ладони. Смешала пепел с кровью человека и размазала по груди и по лицу ребенка. Немного помедлив, сделала на запястье девочки крошечный надрез и ее кровью нарисовала на щеках солдата какие-то знаки. Память одного из далеких предков, жившая в Иолларе, напомнила древний шаманский обряд Сумрачного края, когда жертвенное животное мазали кровью больного, чтобы пришедшая за орком смерть обманулась и забрала коня вместо хозяина – все в мирах повторяется.

Теперь Лар ожидал, что Галла перережет человеку горло – он видел, что сейчас она сможет, но женщина отступила от жертвенника. Девочка вдруг открыла глаза и мелко затряслась всем телом. Через секунду малышку уже ломало, а изо рта пошла кровавая пена. Будь здесь ее мать, наверняка бросилась бы к своему дитю, но подготовившая обряд чародейка только подняла нож и прочертила в воздухе волнистую линию. Воздух ответил дрожью. Отозвалась земля. Судороги ребенка оборвались вместе с дыханием.

Не получилось? Но нет – ритуал продолжался. Импровизированный алтарь затянуло туманом, от раскинутых в стороны конечностей мужчины и от его головы к младенцу потянулись щупальца бурого дыма. Они сошлись над вздувшимся животиком и разом, все пять, впились в бледную кожу в одной точке. Девочка снова вздрогнула, но в этот раз не сама – забился в конвульсиях человек под ней. Рисунок на земле вспыхнул холодной голубизной, а протянувшиеся от имперца к ребенку потоки силы окрасились в кроваво-красный.

Иоллар глядел на неподвижно лежащего ребенка, но ему уже не казалось, что малышка мертва. Сначала стал бледнеть синяк на сломанной ножке, и Сумрак отметил, какой вдруг тонкой и морщинистой сделалась кожа имперского карателя. Когда к испачканным кровавым пеплом щечкам вернулся румянец, он перевел взгляд на лицо мужчины и отшатнулся – теперь это был глубокий старик: нос и скулы заострились, лоб рассекли широкие морщины. Поседели и истончились еще минуту назад густые и темные волосы, а во взгляде уже не было страха, только боль и безысходность. Еще минута – и нос человека ввалился, растрескались и лопнули сухие губы, обнажая кровоточащие десна, с век сползла кожа, и выпучившиеся глазные яблоки в мгновение иссохли, оставив на голом черепе зияющие пустотой провалы.

Жизнь оставила это тело, ручейки силы, по которым она перетекла в ребенка, иссякли, и высохшая мумия, бывшая недавно живым и здоровым мужчиной, рассыпалась прахом. Вслед за сопровождавшим это тихим хлопком раздался детский плач.

– Жизнь за жизнь, – произнесла Галла. – Убийца за жертву. Думаю, это справедливый обмен.

Неизвестно, сколько собственных сил она вложила в обряд, но Лар заметил, что ее немного шатает.

Так, пошатываясь, она и дошла до потухшего рисунка, разрезала обсидиановым ножом сплошные линии узора и подняла на руки надрывающегося криком младенца.

– Мама будет тебе рада.

Через огороды протекал неширокий ручей, очевидно намеренно повернутый сюда предприимчивыми крестьянами, чтобы сподручней было поливать овощи. Уничтожив следы жертвоприношения, Галла свернула к нему и обмыла малышку. Лар снял рубашку и натянул на голое тело безрукавку, отдав льняную сорочку вместо пеленки. В сгоревшей деревне не найти белья, а они все равно скоро будут дома.

Женщина, которая принесла ребенка, сидела на земле там же, где они ее оставили, но теперь рядом с ней присели еще две селянки, и они что-то взволнованно обсуждали. Подойдя ближе, Сумрак услышал о скотине, которая во время нападения была где-то на выпасе, и об утках в ставе – в то время как жизнь ребенка висела на волоске, мать с товарками подсчитывали оставшееся у них имущество, и Лара покоробила подобная меркантильность. Но Галлу с малышкой на руках встретили радостно.

– Держите вашу кроху. Все с ней хорошо, не волнуйтесь. Только покормить нужно.

Женщина растерянно захлопала ресницами.

– Ничего, – махнула на нее одна из подруг. – В Липки придем, найдем молока. А завтра в храм Саны свезем, сестры знают, что делать.

– Как в храм? – опешила Галла. – Это что… Не ваша?!

Крестьянка испуганно прижала девочку к груди.

– Не моя, – прошептала одними губами. – Сирота… теперь.

Галла со стоном схватилась за голову. Сирота. Иоллар понял, что, знай она об этом с самого начала, возможно, не решилась бы на этот обряд.

– Угорели они, вся семья ейная, – затараторила женщина. – А ее мать в окошко кинула, как хата занялась. Я в палисаде как раз схоронилась, видела. А как ваши пришли, забрала ее. Жалко ж ведь дите безвинное. Коли б дом остался да хозяйство, вот ей-ей взяла бы.

– Пойдем, – позвал Лар жену. – Разберутся.

– А ведь верно Милька говорила-то, – вздохнула за их спинами одна из баб. – Непростое она дочке имя дала. Мы не верили еще, а она так и сказала: будет у нее с этим именем заступник перед богами.

– Что за имя? – обернулась заинтересованно Галла.

– Чудное, не нашенское. Эльфское вроде как. Иоллара.

И Сумрак замер на месте, крепко сжав руку жены…

Они лежали рядом: крупный мужчина с пшеничными волосами и окладистой бородой, худенький мальчик лет семи и молодая женщина. Не нашлось даже рогожи, чтобы накрыть трупы.

– Валд, он плотником у нас был, – рассказывала их бывшая соседка. – Золотой мужик! Первая жена родами умерла, так он сам и сынишку выходил, и хозяйство вел.

– А она? – Я указала глазами на женщину.

– Милька-то? Это вторая. Тут по тракту дальше корчма большая при Ярмарочном поле, так она там служила, а до того, говорят, в городе в кухарках ходила. И жила она поначалу при корчме. Только ж разве это для порядочной девушки жилье? А тут тетка ей наследство оставила, как раз на маленький домик хватило. Только домишко-то утлый был, то то, то это подчинить надо – вот и стала она Валда звать. А потом глядим, зачастил он к ней. А в тот год, как война началась, и в храм повел. Хорошая она была, мальчонку как своего любила. А уж как дочке радовалась!

Значит, было и у тебя в жизни счастье, Милли.

Я даже не подумала узнать, действительно ли она уехала из Марони или все так же развлекает посетителей в «Трех хохотушках», а в последние годы и не вспоминала. Лишь в тот день, когда Ил вернулся. «Чтоб ей сдохнуть, лживой суке!» – бросил он в сердцах, когда я рассказала, из-за чего прогнала его тогда.

Вот и исполнилось…

– На Каэтаре считается доброй приметой давать детям имена умерших, – пришло на память мне.

– Да? – отрешенно переспросил муж, не отводя взгляда от посеревшего лица покойницы. – Я не знал.

Все в наших жизнях не случайно, каждый поступок имеет последствия. Если бы я не пожалела ее тогда, глупую, как и я сама, запутавшуюся девчонку, и не дала денег, она так и осталась бы в Марони и, может, была бы сейчас жива. А если бы еще раньше она прошла мимо нас с Лайсом на улице…

Два пожара с разницей больше чем в три года, жизнь за жизнь. Совпадение? Как и то, что именно мы оказались сегодня здесь?

– Из Липок подводы пришли, – подошел к нам Брайт. – Примут погорельцев. А мы с ребятами задержимся, похоронить людей поможем. Время летнее, тянуть нельзя. Без домовин положим, но жрец Омсты будет, отчитает.

– Пленных отправили? – спросил Иоллар.

– Нет еще.

– И не нужно. Ничего ценного они не расскажут – их сюда с одной целью послали.

– Так что?

– Повесить. Всех.

На повозки грузили то немногое, что удалось вынести из огня, и рассаживали детей. Старшие останутся, чтобы похоронить односельчан. Потом, конечно, будут приезжать – и на кладбище, и с огородов не все убрано. А там время пройдет, глядишь, отстроят деревню, место-то здесь хорошее.

– Пойдем домой? – обнял меня муж.

– Поедем, – поправила я.

Сил на открытие портала не осталось, работа с тиз’заром отбирала их больше, чем стихийная магия. Через пару часов отойду, но не хотелось проводить это время на пепелище, лучше уж в дороге.

– Тэсс чародейка! – Запыхавшаяся женщина окликнула меня, когда я уже сидела в седле. – Погодите, тэсс чародейка!

В руках у нее была корзина, накрытая платком, который несколько минут назад я видела у нее на голове.

– Вы же через Косицы поедете? Так, может, и завезете ее сразу? Ларку нашу? – Корзина квакнула. – Молока нашли, покормили ее. А там при храме Саны Всемилостивой приют, сестры уж о ней позаботятся.

Я не верю в совпадения. Особенно когда их так много.

– Завезем, – вместо меня ответил Ил, принимая поклажу.

До Косиц мы не доехали, удалось открыть проход в нескольких парсо от поселка.

Из лагеря Марега, где оставили керов, – домой, прямиком в гостиную к ожидавшим нас в полном составе родственникам.

– Папа! – бросился к Иоллару Дэви. – А что ты мне привез?

Ну, давай, говори.

– Да вот… Помнишь, ты хотел сестричку?

Радостный визг сына сменился плачем разбуженной этим криком девочки, и сидевшие у стола Лайс и Мариза удивленно переглянулись.

Ласси заглянул в корзину и обернулся к родителям:

– Я тоже хочу сестричку.

Дэви ревниво отодвинул его в сторону: моя.

– Будет, – со странными интонациями в голосе пообещал наследнику Эн-Ферро. – Вот тетя Галла с дядей Иолларом еще раз съездят куда-нибудь и привезут целую дюжину сестричек, всем хватит.

Чтобы успокоить Лару, я взяла ее на руки. Малышка тут же затихла.

– Какая хорошенькая Омстлира, – улыбнулся Тин-Тивилир.

– Кто? – не понял Лайс.

– Omste et lirra. Выкупленная у смерти. Надеюсь, ты дала хорошую плату, тана.

– Нормальную.

– Вы объяснитесь или придется каждое слово из вас тянуть? – вспылил брат.

– А где Сэл? – Я заметила, что одного из обитателей дома нет.

– С Наем встречается, – ответила Мариза.

– Он опять сбежал?

Учеников маронской школы привлекали к зарядке амулетов-накопителей для фронта, а целители, как наша Вришка, работали в госпиталях. Это давало ребятам чувство сопричастности и отвлекало от желания лично приобщиться к романтике битв. Но попытки удрать в действующую армию Най предпринимал регулярно. Сначала вслед за братом хотел бросить учебу, но Буревестник провел воспитательную беседу с рукоприкладством и сложными плетениями и вернул братца за парту. Потом еще трижды отлавливал родственника на подступах к фронту и вразумлял, как умел. Последний раз запомнился мне надолго: когда мы стояли под Солли, Сэл привел брата в наш лагерь и вывел приговоренного к казни имперского стрелка, убившего немало наших. «Вот враг. Убей его». Най пробормотал что-то о том, что не может убить безоружного. «А должен уметь», – Сэл создал ледяной клинок и перерезал имперцу глотку. Даже нас это шокировало, а Ная стошнило прямо там. После того случая парень, казалось, навсегда охладел к сомнительной героике войн. Так неужели снова?

– Нет, – отмахнулся Лайс. – Просто встреча. А ты от темы не уходи.

– Даже не думала. Только малышку уложу.

– А мы с драконышем как раз кроватку приготовили, – обрадовал Тин-Тивилир.

Я перехватила удивленный взгляд мужа и пожала плечами. Дэви давно говорил о сестричке. Возможно, это из навязчивых детских идей. Или наш сын унаследовал от предков-драконов способность предвидеть будущее. Вряд ли он сумеет нам объяснить. А вот готовая кроватка – это хорошо.

– Когда вы научитесь думать о последствиях? Я понимаю: ребенок, сирота, жалко. Но это человеческий ребенок!

– Какая разница, Лайс?

– О Небо! Она еще спрашивает? Вы люди? Что вы скажете своей приемной дочери, когда она станет выглядеть, как ваша мать?

– Это случится не завтра. Я придумаю что-нибудь.

– Не завтра? Хорошо, давай поговорим о том, что случится завтра. Завтра вы умотаете крушить врагов Кармола, а ребенок останется с тетей Мари и дядей Тином? Вы их спросили, хотят ли они снова превращаться в нянек?

– Няньки не понадобятся. Я сама буду следить за Ларой.

– Ты с родным ребенком не сидела, а тут вдруг сама? Маронская Волчица решила отойти от дел? Не верю!

Дэви не все понял в этом разговоре. Слышал только, что Лайс ругает маму и папу за то, что они принесли домой сестричку, и хочет, чтобы они ее отдали. Говорит, что сестричка не настоящая.

Ребенок тихо отошел от двери, за которой спорили взрослые, и поднялся в комнату родителей. Подошел к кроватке, приподнялся на цыпочки и всмотрелся в румяное личико. И чем она не настоящая? Самая настоящая – именно такая, как он себе и представлял. Но чего-то не хватало. Может, ее нужно переодеть? Во что-нибудь синее. Мальчик огляделся, но ничего подходящего по цвету не заметил. Надо потом сказать маме, чтобы нашла. Но нужно было решать что-то прямо сейчас. Вдруг они согласятся ее отдать?

Дэви сел на пол рядом с кроваткой и задумался. Решение нашлось быстро. Если сестричка будет настоящая, то ее уже не заберут. А как это сделать, он знал. Тин рассказывал ему сказки, в которых эльфы, орки или люди менялись кровью и становились братьями. Сам Тин тоже менялся кровью с папой, и теперь он его брат, поэтому и живет тут. Тина же не хотят отдать? Даже Лайс.

Малыш поднялся, придвинул к столу стул и потянулся к коробочке, в которой мама хранила иголки и нитки. Ручки у Лары были маленькие, и ему жалко было их резать, к тому же он видел, что совсем недавно девочке уже было больно. Решил, что достаточно будет уколоть ей пальчик, как делает Мари, когда зачем-то берет у него кровь. Иголочку Дэви выбрал самую маленькую и слез со стола. Вспомнил, что нужно соблюдать какую-то стерильность, и облизал указательный палец. Палец был в нуге, и малыш ненадолго увлекся, зато стерильность была обеспечена такая, что и Мариза не придралась бы. Сделав прокол и выдавив немного крови, мальчик подобрался к кроватке и потянулся к выглядывающей из пеленок ручонке. Лара закряхтела, но не заплакала. Теперь осталось только прижать ранку к ранке, чтобы кровь смешалась, но это оказалось нелегко: сестричка пищала и вырывалась, а потом схватилась за его палец – тот самый – и потянула в рот. Наверное, можно и так, решил Дэви, чувствуя, как малышка, причмокивая, высасывает из прокола кровь, а потом сам взял ее за ручку и слизал с мизинчика алую капельку.

Успели как раз вовремя – мама и папа вернулись.

– Он привыкнет, – сказала мама. – Лайс быстро привязывается, особенно к детям.

– Мы же не могли ее бросить? – грустно спросил папа.

– Конечно, нет. И Дэви хотел сестренку. Да, милый? – Мама погладила его по волосам, а потом взяла на руки и поднесла к кроватке. – Смотри, какая она хорошенькая.

И синяя, хотел добавить мальчик – он теперь так видел. Но мама тоже что-то увидела, удивилась и поставила его на пол.

– Что-то не так, Дьери? – заволновался папа.

– Девочка… Она изменилась. Нет, это не плохо, но…

Дэви подумал, что ему лучше уйти, чтобы мама ни о чем не догадалась, и, пока она разглядывала Лару, шмыгнул за дверь.

В Зал Совета Рошана вызвала Джайла.

– У нас прибавление в семействе. Тебе стоит взглянуть. Гвейн пытался, но малыш его за что-то невзлюбил.

– Это у него наследственное. А что за прибавление?

– Увидишь.

Заметив прибывшего дракона, Хранящий Слово удалился. То ли показывал так свое недовольство, то ли боялся, что его присутствие помешает настроить зеркало.

– Галла взяла в дом чью-то девочку, – объясняла тем временем Джайла.

– Галла? Взяла?

– Об этом поговоришь с ней сам. А сейчас посмотри на малышку.

Когда появилось изображение, Рошан не поверил ни глазам, ни чувствам.

– Мне нужно пойти туда, – решил он.

– Я с тобой! – вызвалась Селаста.

То, что она появлялась из ниоткуда, его уже не удивляло, тем более сейчас.

– Подарки для детей возьмите, – усмехнулась Видящая Суть.

– На месте купим.

Дверь им открыл Эн-Ферро.

– Дай догадаюсь, почему ты пришел, – выпалил он с ходу. – Видел нашу дочурку?

– Здравствуй, Лайс, – улыбнулась Селаста.

Драконице шел местный наряд – длинное нежно-голубое платье с глубоким вырезом, – и она забавлялась, играя светскую кокетку. Но кард игру не поддержал.

– Мое почтение, Хранительница, – поклонился он и тут же вернулся к прерванной теме: – Рошан, скажи им, пока не поздно. Сами же потом пожалеют!

– С чего бы им жалеть? – удивил его ответом дракон. – Чудная девочка. Мальчику тоже на пользу – единственный ребенок, говорят, эгоистом вырастает.

– Правильно, дядя Рошан, – появился из коридора Ласси. – Я тоже сестричку хочу.

– Вот! – Хранитель назидательно поднял палец и толкнул друга в плечо. – Займись при случае.

– Да идите вы, – буркнул Эн-Ферро.

И они пошли.

Все семейство (называть этим словом сборище представителей самых разных народов было уже не странно) как раз обедало. Гостей попытались усадить за стол и накормить «очень вкусной запеканкой», но, заметив, что детей в столовой нет, драконы отказались.

– Мы ненадолго, – оправдался Разрушитель Границ, – дел много. Так что, может, вы нам сразу свои новости расскажете?

– Снова подсматривали, шеф? – насупилась Галла.

– Было дело, – повинился он. – Ты же на связь не часто выходишь. Лень до врат добраться и сообщить, что я, старый хрыч, уже дважды дед? Ну знакомь с внучкой, что ли.

Поняв, что он не собирается читать ей нотаций и отговаривать, Галла с радостью проводила их с Селастой наверх и подвела к детской кроватке.

– Это Лара.

– Другого имени не нашлось? – проворчал дракон, встретившись взглядом с любопытными карими глазками.

– Какое было. И хорошо, что вы пришли. Тут такое дело…

У Галчонка возникли вопросы, но давать ей на них ответы Рошан сейчас не хотел. Выслушав ее рассказ, он нахмурился, не столько обдумывая причины произошедших с малышкой перемен, сколько подыскивая достоверные объяснения для ее приемной матери.

– Возможно, ты что-то сделала во время ритуала и сама не заметила. Ты же проводила обряд впервые?

– Да. Но я не устанавливала кровной связи.

– Узы завязываются не только на крови, есть астральные материи. Вероятно, было предопределено, что вы возьмете девочку.

– Наверное, – согласно кивнула она. – Дэви тоже все время твердил о сестричке. Мне кажется, он чувствовал что-то.

– У детей такое бывает.

Развеяв ее сомнения, Хранитель убедил Галлу вернуться к запеканке, пообещав, что последит за малышкой.

– Почему ты ей не сказал? – спросила после ее ухода Селаста.

– Рано. Или вообще не нужно. Дэви ее сын, никакие знания этого не изменят. Только заставлю Галлу волноваться.

– Вовремя Гвейн напомнил об оставшихся условиях, да?

– Уровень совпадений в этой истории зашкаливает, – пробормотал дракон. – Пара дней прошло – и вот вам первое знамение. Низшего сделает равным, назвавши братом.

– Или сестрой, – улыбнулась девушка. – Не вижу принципиальной разницы.

– Разница есть. Так ведь и «воля неисповедима». Правда, Дэви?

Вопрос он задал наугад, присутствия мальчика в комнате не ощущалось, но Хранитель уже понимал, что это ничего не значит.

Интуиция не подвела: виновато сопя, ребенок выбрался из-под родительской кровати. К неудовольствию Хранителя, больше надуманному, чем искреннему, малыш был похож на отца, того самого наглого мальчишку, «испортившего» Галчонку жизнь. А вот глаза у него были даже не материны – Кира – такие же светлые и умные.

– Что скажешь, – прошептал дракон, усадив мальчонку к себе на колени, – правильно мы сделали, что ничего не рассказали маме?

– Ага.

– А нам ты можешь сказать, как ты это сделал?

– Не-а, – замотал головой мальчик.

– Жаль, – вздохнул Рошан. – А что-нибудь другое рассказать или показать? У тебя ведь есть что показать нам?

– Есть! – обрадовался Дэви. – Сейчас!

Он убежал куда-то, хлопнула в коридоре дверь, а через полминуты топот босых пяток уже возвестил о его возвращении.

– Вот!

Ребенок держал в руках круглую жестяную коробку. Хранители затаили дыхание.

– Идите сюда, – позвал их к столу мальчик.

Он влез на стул, открыл коробку и высыпал на столешницу горку лущеных лесных орехов. Разгладил их ладошкой, сделав из темных ядрышек аккуратный круг, и пальцем разделил его пополам.

– Видите? – посмотрел он на драконов. – Знаете, что это?

– Нет, – покачал головой Рошан, переглянувшись со своей спутницей.

– Глупые, да?

– Наверное, – с тоской вздохнул мужчина, действительно ничего не понимая в этом знаке. – Объяснишь?

– Хорошо, – с вселенским терпением в голосе произнес Дэви. – Это, – он показал на один полукруг, – твое. А это – твое. Орехи. Вкусно. Кушайте, у меня еще есть.