ГЛАВА 15

Шатер развернули быстро. Просторный, рассчитанный на шестерых, он был разделен пологами на прихожую, спальню и кабинет-гостиную-столовую. Май, командовавшая установкой и, вообще, кажется, старшая в Стаде, позаботилась о генераторе, так что к синему снийву в шатре был свет, работали холодильник и универсальная печь, а Марийка, кривя нос, перебирала брикеты с замороженными продуктами.

— Я думала, в Стаде едят сухпаек.

— В основном так и есть, — сказала Май, — но кто не ленится, берет с собой хорошую еду, и даже не обязательно заморозку. Я пользуюсь стасисными контейнерами, — добавила она, — это очень удобно.

Стасисные контейнеры стоили как недорогой автомобиль, а размером были примерно с корзинку для пикника. Чтоб привезти в Пески еды на неделю, Май потребовались бы три-четыре таких.

— Богатая семья или Бесто платит? — поинтересовалась Марийка.

— Интересная работа. — Май улыбнулась, будто и не заметив грубости вопроса. — Вы хотите знать, что такое Стадо в княжестве? — Она обвела взглядом Артура и Марийку. — Сравнить с жизнью на Трассе, не так ли? На Трассе Господа лишь кормятся из Стада, дают людям только «поцелуи», но при этом люди остаются полноправными гражданами тийров. В княжествах Господа обеспечивают нас всем необходимым, мы могли бы не работать или могли бы считать работой жизнь в Стаде. Только это не всем интересно, — она развела руками, зашелестели переливающиеся шелка кимоно, — это почти никому не интересно. Господам, таким, как Бесто, нужна не просто еда, мы нужны им потому, что мы думаем, чувствуем. И действуем. Мое шоу популярно в Иду, у него высокие рейтинги, я поднимаю интересные темы и приглашаю интересных людей. Господину Бесто я нужна из-за того, что занимаюсь интересным делом, а не из-за того, что у меня какая-то особенно вкусная кровь.

— Она становится особенно вкусной из-за того, что ты занимаешься интересным делом, — перефразировала Марийка, и Май кивнула:

— Именно так.

Бесто выглядел и вел себя так, будто ему куда больше Май подошел бы ведущий боев без правил, а то и их главная звезда. И внешность в данном случае не была обманчива. Надо думать, шоу Май по агрессивности и эмоциональной насыщенности стоило любых «Титанов рестлинга».

Надо будет посмотреть. В Кареште ловятся идунские телеканалы.

Май пригласила их поужинать, но день был постный, и Марийка заявила, что она тоже постится, как Артур. То есть пьет только воду, а ест только сухари. Ну а когда Май ушла, а снийв приобрел насыщенный голубой цвет с перламутровыми отблесками раскинувшейся под ним пустыни, в шатер явился вампир. Здороваться он не стал, но представился. Назвался Гарганом, буркнул, что скоро в рейд и надо обговорить тактику.

— Днем все чисто было, патрули ни одной дыры не нашли, может, и ночью обойдется. Но если нет, на вас жэрцы полезут, как на аждахов. — Гарган, в отличие от Бесто, Марийку не игнорировал, обращался и к ней тоже. — С аждахами вместе вас выпускать нельзя, опять же сожрут, они до живой крови сами не свои. Значит, я вам дам бойца, чтоб прикрыл, если что. Одного должно хватить, если про тебя правду рассказывают, а группу ослаблять я не хочу. Мелочь с нами сегодня не идет, топора твоего ссутся, говорят, он глаза выжигает, так что нас четверо и каждый на счету будет.

— Нам прикрытие вообще не нужно, — сказал Артур, — вы нас к дыре доставьте, а там делайте свое дело, а мы своим займемся.

Один вампир у него уже был, да такой, который мог бы потягаться с любым из бойцов Бесто. К тому же нужно, чтоб Альберт пришел: кто лучше его сможет незнакомых нечистиков классифицировать и решить, как их надежнее всего убивать? А Альберту надо приходить без свидетелей.

— В нашу сторону даже не смотрите, — предупредил Артур, — потому что про топор правда. Сразу глаза не выжжет, но ослепит.

— Мороки от тебя больше, чем пользы. — Гарган так же, как Бесто, был искренен — похвальное качество. — На своей машине поедете?

— Да. Командуй, когда выходить.

— Да хоть сейчас пойдем. Аждахов уже в фургон загнали, так что можно.

— Я их не видела, — сказала Марийка, когда «Скадат» понесся по песку за ярким пассажирским фургоном, по обе стороны которого мчались два байкера, — и не хочу видеть, мне того, что я слышала, хватило. Но как же тут Стадо живет? Клетки Жертв, ты заметил, они же прямо посреди стойбища. Сейчас пустые, но это потому, что мы приехали. А так-то, получается, люди тут живут и у них на глазах с другими людьми делают всякое. Что, в Стада берут только злых? Или в Пески привозят только злых? Так их тут много, я посмотрела, живых в стойбище до фига.

С Жертвами в Песках делают то же самое, что делал с людьми племянник Марийки. Вот не шел он сегодня из головы, Волк Змеевич, беглый принц. Марийка, наверное, права, но Артур не понимал в людях много разного, и сосуществование их бок о бок с другими людьми, которых пытают и медленно, страшно убивают, входило в это разное. Было там на своем месте.

А значит, было нормальным.

— В истории Земли, тварного мира, откуда я родом, во время одной из войн были убиты миллионы людей. Мирного населения. Их уничтожали в течение нескольких лет. И весь мир об этом знал. Да что там, люди жили рядом с лагерями смерти, и ничего, не беспокоились. Крематории работали круглые сутки, ежедневно умирали сотни и женщин, и стариков, и детей, даже младенцев, всему этому были свидетели, обо всем этом были документы. И это продолжалось, продолжалось и продолжалось. Пока война не закончилась, никто это не остановил. У государства, которое уничтожало людей, были союзники, чье мнение могло иметь вес, там была церковь, которая тоже прекрасно знала об убийствах, да были, в конце концов, те же журналисты и писатели, вот уж кому не молчать бы. Но нет, — Артур пожал плечами, — это была просто неудобная тема, которую не затрагивают в приличном обществе, чтобы не портить аппетит. Это не зло, это равнодушие. Оно хуже зла. Никто из Стада никогда не окажется в числе Жертв, и родственников их тоже, скорее всего, не захватят, либо можно попросить Господина, и он договорится о выкупе. Поэтому никто из Стада не беспокоится о Жертвах. О них, я думаю, просто не вспоминают. Ни в приличном обществе, ни в неприличном.

— Знаешь, что еще хуже зла и равнодушия? — спросила Марийка, помолчав. — Мы с тобой ни хрена не сможем с этим сделать. Им нужны аждахи, а значит, будут Жертвы, а мы будем жить в Кареште или где-нибудь еще, будем знать, что они есть, но не нападем на Пески, как ты напал на Харира, и никого не спасем. Иначе нечисть из Приграничья пройдет через пустыню и придет в княжества. Вот почему Жертвы так называются. Не потому, что они жертвы вампиров.

— Все верно. Их жертвуют Приграничью. Но мы посмотрим, что можно сделать.

Дыру обнаружили, уже когда синий снийв сменялся фиолетовым, то есть незадолго до полуночи, часа Ойхе. Вампиры видели в темноте, Артур нет, но густой туман, отразивший свет фар и «люстры» фургона, разглядел и он. Даже не туман — дым, белесый и тяжелый. Дым стелился по земле, расползался из центра. В дыму двигались тени, неясные, возможно, бесплотные. Когда фургон пронесся по границе задымления, тени дернулись к нему, стали более отчетливыми, словно на глазах обретали телесность.

Артур сдал назад, отъехал подальше, чтоб между ним и вампирами было хотя бы метров триста.

— Альберт?

— «Тут я, — откликнулся младший, — вижу уже. Это фейри, их на Земле сейчас несчитаные тыщщи. Жрут все живое, вообще все, хоть бабочек, хоть людей, хоть других фейри. Они, по идее, змейские… твоего братца, — объяснил он для Марийки, — должны его слушаться. Но им нечем, они совсем неразумные, так что только истреблять. Миротворца они не испугаются…»

Лучшего момента, чтоб об этом сказать, Альберт не выбрал бы, даже если б старался. Жэрцы, до этого сосредоточившиеся на аждахах, которых, по счастью, не было видно в дымовой завесе, учуяли Артура. Кишащий черными кляксами туман потек в сторону «Скадата» и до чего же быстро потек. Эти нечистики без особого труда могли бы догнать машину.

Если бы от них бежали.

Марийка кошкой выметнулась на крышу, и «Скадат» содрогнулся от грохота выстрелов. Со станковым пулеметом без станины вампирша управлялась, как с винтовкой. Артур видел это и раньше, знал, что вампиры с силовыми дайнами умеют как-то гасить отдачу, и все равно зрелище было пугающим: пулемет не особо уступал Марийке в размерах.

Сам Артур стрелял из «Перкунаса», стоя рядом с открытой дверцей машины.

Уверенней всего нечисть чувствовала себя в ближнем бою, об этом рассказал Гарган. И он же предупредил, что, судя по поведению аждахов, твари могут атаковать и издалека, но физических повреждений они не наносят, а на остальное вампирам наплевать, поэтому, что за атаки, что за воздействие, неизвестно. Аждахи не расскажут: они вообще говорить не могут.

— «Пытаются тянуть силу, — сказал Альберт спокойно. Он вел наблюдение, собирал данные, так что голос был, будто младший дома за мэджикбуком сидит. — Чувствуешь что-нибудь?»

Артур не чувствовал, с ним ничего такого не работало. Он как вампир: чтоб проняло, надо от души по башке приложить, а иначе и не почешется. Потому Альберт и был нужен, чтоб изучить жэрцев, хоть какое-то представление о них составить.

А еще вот для этого…

По песку перед «Скадатом» разлилось огненное море. Марийка взвизгнула так громко, что даже перекрыла грохот пулемета, и тут же перестала стрелять. Туман отступал от пламени так же быстро, как тек к машине, но от Альбертова огня еще никакая нечисть не уходила. И эти не ушли.

— Аккуратней!

Огненный шторм грозил докатиться до вампиров. Если они там все, как Марийка, запаникуют…

— «Да знаю я! — откликнулся Альберт. — В Праге их полно, и все наши».

Пламя улеглось.

— Офигели?! — Марийка швырнула в Артура пустым патронным диском. Тот ударился о поле и отскочил. — Вы, блин… кэкэнар. Оба!

— «А я-то почему?» — обиделся Альберт, хотя огненный шторм был как раз его работой.

— За компанию, — буркнула Марийка, остывая. — Ну и что мы узнали? Кроме того, что всех их сразу сожгли? Что они огня боятся? Охренеть вампирам с этого пользы!

— «Да не надо нам про них узнавать, я их и так знаю. — Альберт пытался одновременно важничать и обижаться, одно другому мешало, поэтому выходило плохо. — Здесь они жэрцы, на Земле их сейчас криттерсами называют. Мелкие, голодные, тупые фейри. Заводятся там, где что-нибудь было по-настоящему плохое и где потом не почистили. Обычно после всего такого чистят обязательно, так что у нас они повылезли, когда Конец Света начался».

— «И чистить стало некому», — закончил про себя Артур то, что Альберт не произнес.

На Земле, да и вообще во многих тварных мирах, всегда не хватало охотников за нечистью. Людей с подходящим талантом немного, а работа опасная, пока одного найдешь и обучишь, двоих обученных убьют и троих искалечат. Сейчас, когда все охотники нужны были для защиты поселков, где жили уцелевшие после Светопреставления, в распоряжении жэрцев и прочей дряни их пошиба осталась вся планета. И не одна. Достаточно один раз послушать рассказы Альберта про Землю, чтоб представить, во что превратится Ифэренн, если вампиры не удержат оборону. Здесь, конечно, есть и маги, и демоны, да только на Земле они все тоже есть. Но вот что-то не справились.

— В княжества жэрцев князья не пустят, — сказала Марийка и добавила, подумав: — Если, конечно, их слишком много станет. Просто отменят, и все.

— «В тварном мире их тоже можно отменить, и вообще все, что случилось, отменить, будто и не было ничего, — откликнулся Альберт со злостью, — если б твой племянник перестал прятаться и сделал то, что должен».

— Он не будет. А я за него не отвечаю, я его вообще не знаю, мы его и не видели никогда!

— «Блин, один в семейке нормальный, и тот на голову больной. — Кажется, Альберт начал сердиться по-настоящему. — Хрена ли вы все такие, а?! Ни за что не отвечаете?! Хрена ли вы все здесь, когда там все рушится? Почему Змей один впахивает и за себя, и, блин, за сына, и за вас за всех? Вы ж маги, фейри, не-знаю-кто-еще, вы могли бы хоть эпидемии остановить?»

Артур сейчас все бы отдал за то, чтоб его обнять. Но для этого нужно было вернуться. И уничтожить мир, который Альберт спасал. Слишком большая цена за возможность побыть рядом с братом во плоти, а не призрачным голосом.

— Брэк, — сказал он, — хватит. Альберт, Марийке двадцать лет…

— «Змею четырнадцать было, когда он…»

— И Марийка не может не слушаться отца. Он ее ратун.

Вранье, конечно, но Альберт знает, что ратуна действительно невозможно ослушаться.

Младший буркнул:

— «Уродская семейка».

Помолчал, остывая. И продолжил рассказывать о жэрцах.

— «Они из живых силы тянут, но издалека не могут, метров пятьдесят, может, семьдесят, меньше сотни точно. Ослабляют, потом насылают сон, потом набрасываются и едят. Если кто защищен, как Артур вон, то просто набрасываются, там хоть отбиваться можно. У нас сейчас все с оберегами, так что от дистанционного воздействия защита есть. Для аждахов такие амулеты тоже можно сделать. Да, жэрцы, хоть и безмозглые, но если убить их достаточно много, остальные пугаются и отходят. Вообще уходят с того места. Надолго или нет, не знаю, в Прагу два месяца не возвращаются, а больше нам их нигде достаточно много истребить не удалось».

— В Праге вы действовали так же? — Артур кивнул на вампиров, разделавшихся с остатками жэрцев.

— «Выманивали на живых, убивали мертвые, — подтвердил Альберт. — Там с огнем не разойдешься, город жалко, он уцелел почти весь. И, знаешь, до Терезина шестьдесят километров, оттуда перло потоком, как лава из вулкана, просто, блин, река этого дыма, не то что здесь. И все в Прагу. А когда мы им вломили, как отрезало. Они не только в Прагу не приходят, они и из Терезина вылезать перестали».

— Получается, истреблять их нужно не в Приграничье, а уже на подходах к княжествам? Чтоб боялись туда подходить. — Артур покачал головой и достал сигареты. — Слишком рискованно.

— С сулэмов, если они узнают, станется впустить побольше жэрцев, дать им потусоваться, а потом грохнуть разом, чтоб остальным неповадно было. — Марийка, не спрашивая, вытянула сигарету у него из пачки. — И, кстати, на людей сулэмам плевать, но лишних смертей они не допустят.

— Так они знают. — Артур щелкнул зажигалкой. — В тварном мире те же самые демоны, что и здесь. Если б княжества можно было защитить, выманив жэрцев туда, они бы так и сделали. Но они полагаются на Пески.

— «Что тут с политикой, это ты сам выясняй, — вмешался Альберт, — а я хочу знать, как жэрцы из Преисподней в пустыню вылезают. Они же не демоны, которым насрать, что Пекло, что Чистилище, они фейри, для них разница есть. Значит, есть какое-то ковыряло, которым они дырки проковыривают».

Марийка поперхнулась дымом:

— Мы что, туда пойдем?

— Вы с Альбертом первые, он посмотрит, что там и как, ты его прикроешь. Я пойду за вами, «почищу» там, если получится. Пойдемте. — Артур перезарядил «Перкунас», нажал кнопку предохранителя. — Марийка, не оглядывайся.

Гарган уже махал им. Одна дыра была зачищена, но в любой момент, в любом месте могли открыться другие, и вампиры спешили продолжить рейд. Сквозь висящую в воздухе белую дымку светились габаритные фонари фургона, ярко сияла «люстра», и в этом свете были видны сутулые длиннорукие силуэты, по-одному запрыгивающие в раздвижные двери.

— «Бррр… — сказал Альберт, — жуть какая!»

Он их видел лучше, чем Артур и Марийка: ему ни темнота, ни туман помехой не были. Артур заметил только когти. У вампиров тоже есть когти, так что вроде ничего страшного. Но от аждахов и впрямь веяло жутью. Они были неправильными. Что бы вампиры ни делали с Жертвами, это искажало не только форму людей, казалось, это меняло саму суть. Опасное заблуждение: изменить человеческую суть не под силу даже демонам, самый могущественный из них не смог это сделать, лишь пробудил то, что было в человеческой природе изначально. Вот и вампиры — пробуждают. Вытаскивают на поверхность скрытое в темных глубинах души. В этих безднах больше зла, чем в Нижних Землях, потому что такое зло бессмысленно. Вампиры придали ему смысл, додумались использовать против другого зла, и это-то и есть настоящее искажение. Искажена не человеческая природа, искажены души вампиров, не боящихся использовать то, чему должно быть навсегда сокрытым, подавленным и, в конце концов, уничтоженным.

На известие о том, что они собираются уйти в Нижние Земли, Гарган отреагировал так же, как Марийка. Счел их самоубийцами. Но Марийка-то спорить не стала, а Гарган попытался отговорить. Они были гостями Бесто, Гарган был в стае Бесто, он за них отвечал. К тому же их прислала в Пески сама Ойхе.

Как ни странно, договориться помогло обещание хотя бы на время закрыть границу от жэрцев. В то, что Артур и Марийка смогут выжить на той стороне, Гарган не верил, но в то, что они смогут остановить жэрцев, поверил сразу. Какие-то все-таки странные слухи ходили в Песках об Убийце Демонов.

Когда раскрашенный фургон и оба байка уехали достаточно далеко, чтоб в дыму растаяло даже сияние «люстры», Альберт вернулся. Некоторое время он молча изучал дыру, ее даже Артур чувствовал, хоть и не видел, настолько она была… настолько в чужое место она открывалась. Не было ни боли, ни криков терзаемых душ, как под Эниривой, но что-то было, как дурной запах или как мелькающие на краю зрения тени бесов. Начни присматриваться к ним, и сойдешь с ума, не заметишь, как через твое внимание они проберутся прямо в душу. Поэтому не надо смотреть, надо молиться. И убивать.

— «Ничего не понимаю, — сказал Альберт. — Пойдемте туда».

Марийка решительно направилась прямо в клубы тумана, Альберт был там же, рядом с ней. Артур пошел следом — «Перкунас» на плече, Миротворец в руках. Стрелять, не зная точно, где Альберт, себе дороже. Хоть младший и не во плоти, а попади в него зарядом плазмы, и вспоминать он это будет следующие лет… много лет. Артур сам больше столетия припоминал братику неудачно сработавший «конус холода» и в злопамятности Альберта не сомневался. Это у них семейное.

Он знал, что они напугали и прогнали жэрцев, но все же ожидал нападения сразу, как только Марийка пересекла границу. Нет, обошлось. На той стороне было так же пусто, как снаружи, даже пустыня была похожа, только под ногами вместо песка шелестели засохшие чешуйки крови. Так вот что здесь воняет: гниющая и высыхающая кровь. Неужели демонам и правда нравится бывать в Нижних Землях? Марийкиному брату, утонченному красавцу с замашками то ли аристократа, то ли мужеложца, нравится этот запах?

Неба здесь не было, снийва тоже; над головой, довольно низко, метрах в пятнадцати, нависали сочащиеся кровью камни. Капало, к счастью, редко. Можно не бояться, что мерзкая жижа шлепнется на голову.

— «Не могу понять, как оно работает… или могу? — Альберт, по ощущениям, стоял на месте, осматривался. Там же была и Марийка, которая старательно не оглядывалась на Артура. Миротворец, наверное, светился достаточно ярко, чтоб она не забыла о том, что оборачиваться нельзя. — Так. Сейчас я тут кое-что померяю…» — сообщил младший и заткнулся надолго.

Минут через десять тишины, нарушаемой лишь сосредоточенным тихим бормотанием Альберта, совершенно непонятным и ни кому конкретно не адресованным, Артур закурил. Еще минуты через три щелкнула зажигалка Марийки. Альберт буркнул что-то вроде: «хочу печеньку» и опять утратил связь с реальностью.

Снова он подал голос, когда Артур уже подумывал о второй сигарете.

— «Похоже, когда криттерсов становится слишком много, граница сама рвется. Это как нарыв: гной накапливается, накапливается и в конце концов прорывается».

Сравнение с гнойником очень подходило для этой местности и этой вони. Даже чересчур. Хотеть печеньку здесь мог только Альберт. Да и он, скорее всего, выделывался. Хотя, конечно, когда младший на чем-то сосредоточен, у него мозги начинают совсем не по-людски работать.

— «Почему именно здесь, я не знаю, — голос Альберта по-прежнему был очень задумчивым. — Может быть, дело в музыке, в том, что ее нет. Ни в какую музыку я не верю, — уточнил он быстро, пока Артур не вообразил, будто сумел убедить его хоть в чем-то, — но Пески отличаются от княжеств и от Трассы. Видимо, из-за границы с Нижними Землями. Арчи, если ты „почистишь“ здесь, жэрцы начнут скапливаться где-нибудь еще. В том городе, откуда ты ходил за Марийкой, например. Тут хотя бы вампиры есть, а там?»

— Там вампиров нет, — признал Артур. — Но, во-первых, в том княжестве к ним более-менее нормально относятся, и можно будет, если что, попросить тамошние стаи прикрыть Энириву. А во-вторых, пока жэрцы накопятся, я и там могу успеть «почистить». И узнать, где еще есть лакуны, если они вообще есть. Энирива в княжестве Ойхе, у Ойхе своей музыки нет, у других князей лакун может и не быть. А рано или поздно рыцарей станет достаточно, чтоб «чистить» все Приграничье, и тогда жэрцы вообще нигде больше не скопятся.

— «Как в Единой Земле? — Младший хмыкнул. — У нас сейчас нарасхват все храмовники. Никто больше „чистить“ не умеет. Священники не могут, а рыцари повывелись чуть не тыщщу лет как».

Артур не стал уточнять, что на Земле настоящих рыцарей никогда и не было. Ну или, может, на Земле были как раз настоящие, а в Единой Земле — сказочные, способные молитвой и крестом остановить нашествие нечисти, святыми знаками превращавшие в пепел нежить, наложением рук изгонявшие демонов. Рыцари ордена Храма. Ничего общего с земными тамплиерами.

Когда Единая Земля стала частью Земли, храмовникам очень быстро нашлось занятие. То же, что и дома: защита людей от фейри. Концентрация нечистиков на Земле была ниже, но зато сама планета была гораздо больше, чем осколок Балканского полуострова, оторванный от нее на двести долгих лет. Так что в итоге все фейри, обитавшие в Единой Земле, расползлись по планете, ну а свои, земные, тоже никуда не делись. Работы рыцарям хватало. А когда начался Конец Света, ее стало неизмеримо больше. Право слово, вернуться из Ифэренн стоило хотя бы для того, чтоб на Земле все наконец закончилось. Раз и навсегда. Если бы это был ужасный конец, тот самый, что лучше бесконечного ужаса, Артур не сомневался бы. Но он видел Нижние Земли и знал, что ждет тех людей и фейри, которые не смогут попасть на Небеса. Бог спасет всех, кто хочет спасения, но те, кто не захочет, окажутся в Аду. Война начнется здесь, в Ифэренн, души нигде не найдут убежища, не смогут родиться снова. Нет уж, возвращение не выход. Нужно ждать, Волк придет, и когда он придет, он просто «отменит» все, тварный мир вновь окажется в том дне, когда Артур предсказал его скорую гибель.

Для спасения людей нужен был Бог, для выживания мира нужно чудовище. И это шанс для чудовища стать человеком. Может быть такое? Может быть так, что Господь привел мир на грань гибели, стремясь спасти душу Волка? Да, может. Каждая душа бесценна, значит, спасение каждой души стоит мира.

Чтобы мир выжил, душа Волка должна погибнуть.

Парадокс сродни Авраамову. Кто не верит в Бога, тот не примет такого объяснения, потому что оно ничего не объясняет, просто велит положиться на Господа. Волк не верит. Ну так в том и состоит его жертва, что он, всегда убивавший, чтобы выжить, будет готов умереть, чтобы жили другие. Когда он сделает это, принесет эту жертву, Бог спасет его душу так же, как спасает всех.

Это была молитва не хуже всех прочих. Любая молитва — благодарность Богу. За мир, который Он создал, за все чудеса этого мира, и прекрасные, и страшные, за Его непостижимость и за Его непостижимое милосердие.

Альберт с Марийкой шли впереди, и Артур отстраненно отмечал, что вампирша все-таки очень красива. В грациозности, с которой она двигалась, почти не было хищности. Балетная девочка, танцующая что-то про войну, ловко управляющаяся с пулеметом из папье-маше или легкого пластика. И декорации самые подходящие. Всего красивого — только Марийка и есть, ну так зато и внимание концентрируется только на ней. Разве не в этом смысл декораций?

Жэрцев было не видно и не слышно, кажется, идти так можно хоть до самой границы княжества Оорог, до начала музыки. Пожалуй, так и надо будет сделать. Но не все сразу… Артур обернулся: по обе стороны от его следов, отпечатавшихся в высохшей крови, поднялись стены света. Золотисто-белая завеса от земли до красного, дурно пахнущего свода. Альберт говорил когда-то, что «очищенные» места так и выглядят — световой тоннель, за стенами которого беснуется нечисть. Видеть такое самому раньше не доводилось. Вряд ли он вдруг научился смотреть, как Альберт, скорее это место такое поганое, что зрение само выискивает и цепляется за все, что отличается от крови, грязи и гнили.

— Альберт, ты сможешь нам выход в Пески открыть или надо возвращаться?

— «Ага, давайте еще и сами жэрцам дырки проковыривать! Вот так они и берутся. Всякие рыцари лезут отмаливать, вылезают потом, а дверь за собой не закрывают».

— Значит, можешь. Тогда открывай.

— «Знаешь что, братец, — Альберт аж чуть наизнанку не выворачивался от ехидства, — когда я пойму твою логику, я точно уверую».

Логика у Артура была самая обычная. Логичная. Сейчас он не на нее опирался, а на то, что Альберта знал уже больше ста лет. Если тот не сказал «не могу», а начал выделываться, значит, может. Это же Альберт. Он очень умный, из-за этого и выделывается почти все время. Перестает, только когда сталкивается с чем-то, что ему вот так сразу не под силу. Над чем подумать надо. Пока младший думает, он не ехидничает.

Когда вышли в Пески, под фиолетовый снийв, подернутый дивной бело-розовой поволокой, дышала даже Марийка. Старательно прогоняла по легким сухой воздух, пахнущий жаром, остывающими камнями, похрустывающий на зубах песчаной пылью. Никакой крови, никакой гнили, никакой грязи! Только песок и опускающийся с неба холод. Артур тоже не мог надышаться, даже курить не хотелось, и тем более не хотелось думать о том, что в Нижние Земли нужно будет спускаться снова.

Марийка подошла, встала на цыпочки и с удивительной непринужденностью обнюхала его волосы.

— Ты не пахнешь. В смысле ничем таким.

Артур ее понял. Он достаточно много имел дела с трупами, чтобы знать, что вонь мгновенно впитывается в одежду и в волосы, особенно в волосы. Раз не впиталась, значит, запах был ненастоящий. Точнее, значит, пахло только там, в Нижних Землях.

— А я? — Марийка распустила волосы, начала нюхать потускневшие от пыли черные локоны. — Не могу понять.

— Не пахнешь, — заверил Артур.

— От запаха мертвечины хорошо лимон помогает, — сообщила Марийка.

Прозвучало это очень так… по-девчачьи. Артур представил себе девочек, обсуждающих, чем лучше мыть волосы, чтобы не воняло мертвечиной, и передернулся.

— Пойдем «Скадат» искать.

— Чего его искать, он там, — Марийка махнула рукой в темноту, — а Пентаграмма вон там. Вон, светится. Ты не видишь?

— Нет.

— Что бы ты без меня делал? — Она закинула пулемет на плечо и вприпрыжку направилась к «Скадату».

Путь был неблизкий, и это хорошо: много прошли, значит, много «почистили».

Остаток ночи Артур провел в молитве. Молился за Альберта. Братик устал, а завершения его работе не видно, спасение людей — дело такое же бесконечное, как истребление жэрцев в Песках. Такое же безнадежное. Жэрцев не истребить. Людей… не спасти. Спасением стала бы гибель мира, но на это Альберт не согласится никогда. На это даже Артур был не согласен.

Он молился и просил для младшего надежды. Волк придет. Артур хотел бы отдать Альберту свою уверенность в том, что Волк придет, перестанет прятаться, умрет, чтобы люди жили. Но как такое отдашь? Оставалось просить о надежде.

Марийка, которой сон был не нужен, сидела по-турецки на своей койке и сосредоточенно барабанила пальцами по световой клавиатуре наладонника, спроецированной прямо на обтянутые джинсами коленки. Иногда она начинала говорить, не беспокоясь о том, что помешает молитве. Знала, что не помешает. И говорила скорее сама с собой, чем с Артуром.

— Это будет не просто диплом. Я за него степень получу. Ни у кого нет, а у меня будет. Посмотрим, кто кого тогда жизни поучит.

Под «ни у кого» она имела в виду отца и брата, и Артур все равно не смог бы представить, как Марийка учит их жизни. Но ведь умудрилась же она убедить Моартула в том, что может сама распоряжаться собой, и убедить Змея в том, что способна сама позаботиться о своей безопасности. Так что кто знает?

В Интарафи, в стенах Института, Марийка не появлялась с зимних каникул, но она и раньше вроде как позволяла себе долгие отлучки. Писала самостоятельные работы, рефераты о Трассе и вампирах, дистанционно участвовала в семинарах и коллоквиумах. Здесь этого достаточно, чтобы получать необходимые для учебы баллы. А с конца марта взяла дипломную тему и теперь писала о становлении в Ифэренн христианства.

Марийка иногда зачитывала вслух куски очередной главы, так что Артур знал, что она пишет и как. Не знал только зачем. Нет никакого смысла анализировать то, как люди приходят в веру. Это благодать, она с трудом поддается пониманию, и бесполезно пытаться вывести общие правила для всех ее удостоившихся. Потому что нет никаких «всех», есть каждый человек по отдельности, каждая душа сама по себе, наедине с Богом. Диплом у Марийки не получался, получался просто репортаж с места событий. С элементами анализа, но анализировала она в основном восприятие вампирами Артура: феномен живого человека, оказавшегося во главе большой стаи.

Не могла не понимать, что стая пока без вожака. А может, и правда не поняла еще. Времени-то со дня крещения прошло всего двое суток. Артур вот тоже не осознал пока, что на нем не только Тагар, но и Карешта и — это вообще в голове не укладывалось — весь немаленький тийр. Полтора миллиона человек. А на то, чтобы защитить их от демонов, у него есть сорок вампиров-бойцов и шесть социалов.

И все христиане, нынешние и будущие.

Право слово, следует попросить у Господа надежды и для себя тоже. Хорошо знать, что Он не оставит. Как живут те, кто не знает об этом?

Марийка не мешала молитве своими рассуждениями о прекрасном будущем, когда она станет ученым с мировым именем, а брат останется обычным ангелом. Марийка не мешала молитве, даже когда потягивалась так, что короткая майка выбивалась из-под ремня, открывая белую, нежную кожу на животе. Ее грудь натягивала плотную ткань, небольшая грудь, но красивая. Нет, молиться Марийка не мешала. И все же Ойхе что-то сделала. Ему и раньше нравилось смотреть на Марийку, и ладно, он давно думал… да что там, сразу, как ее увидел, начал думать… о том, что воздержание затянулось. Путешествие заняло немало времени, женщины были, как без них, временные попутчицы, это же Трасса, там все временное. Но в Ифэренн Трасса другая. И Марийка отличается от тех женщин. И ясно стало, что временного не нужно, только не с Марийкой. А еще ясно было, что постоянное вряд ли возможно. Так что лучше вообще ни о чем не думать. Он и не думал. По крайней мере, не беспрестанно. Однако Ойхе что-то сделала, и мысли вернулись.

Если это вообще можно назвать мыслями. Мыслям место в голове.