Эпилог

Последний закат его жизни не просто удался – он оказался великолепен. Риан прожил в мире одну тысячу шестьсот двадцать семь лет, непомерно долго даже для айри. Он видел бессчетное число закатов, но этот – безупречен. Металл накалился в горне небесного кузнеца до нестерпимого сияния и медленно остывал под молотом, выплетая облачный узор булата, твердея, уплотняясь, теряя яркость свечения. Вот уже и кромка вечернего клинка перешла от малинового тона к густому фиолетовому. Удачный будет меч, звонкий, живой. Таков его несравненный Луч.

Риан усмехнулся, плотнее натянув потертую куртку. Стариковская одинокая сентиментальность! Последнее время о нем переживали, приметив признаки ухудшения здоровья. Старость драконов стремительна. Небось, держат наготове палату в лучшей клинике; Тиэрто, несравненный медик Релата, второй раз за год переносит планы визита в далекий Анкчин, опасаясь не успеть вернуться. А чего ему стоило выгнать в город беспокойного ученика! Но хуже нет – умирать на руках у кого-то, прямо театр, а не прощание с миром. Если добавить к «театру» попытки реанимации, получится уже вовсе фарс. Нет уж! Он свое отжил и отчетливо знает это.

А уходить легко. Тимрэ хороший мальчик, на него можно оставлять снавей без тени сомнения, справится. Умирать не страшно: в новой жизни ему, может статься, повезет встретить запропавшую и ни разу не приходившую в явь после их короткого и счастливого века жену. Без нее до сих пор одиноко, ну где этот непоседливый солнечный лучик? Плечо болит – мелочи, а вот душа плачет по ней, это куда страшнее. Зато Релат теперь иной, замечательный. Вон, еще один корабль ушел в небо из Красной степи. Осваивают соседний Хьёртт, непоседы. Дружно, с интересом, все вместе: люди, его родичи айри, волвеки – Хиннру бы понравилось. Жаль, что не дожил. Зато благодаря ему живут волвеки.

Риан оперся спиной о стену вросшей в землю по самый порог избы, выстроенной некогда его руками для них с Мирой. Неизменной благодаря ее упрямому шепоту над каждым бревнышком. Получился дом на все времена, такой же долгожитель, как и сам Риан.

Смеркается. Остыл небесный горн, угли подернулись пеплом тумана. Зябко, плечо опять болит нещадно. Старые кости, дожил…

– Попрощаться на порог выбрался, глупый старый мягкотелый ящер? – Дан с важным видом выехал на поляну. Он обожал присказки арагни и помнил их все до сих пор.

– В век звездных кораблей Великий по-прежнему несносно ехиден и безнадежно старомоден, – хрипло усмехнулся Риан. – Всё тот же верблюд.

– Он лучший. А я постоянен в привязанностях и не так глуп, как некоторые ящеры. Умирать он собрался, гляньте на него! Умирают навсегда лишь драконы, погасившие в себе свет души. Иные рождаются снова и не обязательно крылатыми. А вот Риан – имя нашедшего место. И те избранные, кто миновал долгий путь и нашел свое истинное назначение дракона в мире, покидают круг рождений и смертей. Из него, кстати, не все могут и хотят выходить, на Великих огромная ответственность. К чему я это говорю? К тому, что у тебя, дурень, не плечо болит, а старая шкура трещит по швам, но ты за нее всеми силами цепляешься. По нашему, старомодному, это называется «неумелая линька», – весело объяснил Дан. – Знаю, скажешь как обычно, шутки у меня… и так далее.

– Точно.

– Это еще не самая нелепая. Я везучий Великий, вырастил двух Рианов, небывалое дело. Хотя Хиннру я имя дать не успел… Зато твоя несносная жена подарила ему мой жемчуг и что-то нашептала, она та еще затейница. Не знаю, сколько раз он метался в круге жизни и смерти, покинув Релат, сам был в беспамятстве слишком долго. Но нашел себя, и, представь только, как безмерно был зол твой драгоценный капитан, обнаружив памятник себе в двух обликах на новой родине! Ух и рычал же он… Впрочем, скоро сам увидишь.

– Я вообще перестал тебя понимать. Говори толком!

– Извини, задержаться не могу. Два дракона нашего уровня не живут в одном мире в час линьки, а точнее – взросления. Я почему орхоя вывел и вьюки собрал? Кочевать буду. Во-н туда, третий гвоздик в подкове правой передней Священного жеребца небес, видишь?

– Пусто там, – лениво буркнул Риан, пряча любопытство. (Ясно, не дадут умереть тихо и достойно.) – Я звездное небо знаю отменно.

– Это для умников с телескопами пусто, в век их примитивных высоких технологий. А звезда уже горит. Мое солнышко. Я без нее совершенно извелся. Драконом была и ушла из мира, когда мы едва не погибли. Ей пришлось платить за наше общее спасение. Тогда Хьёртт лишился большей части атмосферы, получил четыре спутника, да и наш Релат приобрел луну. А я чуть с ума не сошел – ну почему уцелел, ведь лучше бы наоборот! Теперь собираюсь домой. На новое место.

– Межзвездный верблюд, – усмехнулся Риан.

– Все это лишь внешнее, видимое, – вздохнул Дан. – Хотя, если разобраться, чем не пустыня? А вдали костры миров. Ладно, пора мне. Сиди тут и линяй.

– Не умею.

– Смотри на верхнюю площадку Радужного водопада. К утру научишься, обещаю. Иначе шею начищу, ты меня знаешь. Освоишься, зови в гости, оладушки я люблю. И, надеюсь, «крылатые зайцы» пекут не хуже бескрылых… А пока – удачи, Великий.

Дан удобнее устроился в седле, прощально махнул рукой, и верблюд важно шагнул, начиная невозможный для понимания путь. Риан сердито показал сомкнувшимся веткам кулак. Умирать расхотелось – исчезло всякое настроение. Любопытство знакомо гнуло губы в улыбку. Вот наговорил! Ничего не понятно, да что там, – туман напускать он и сам неплохо умеет. Зато многообещающе: настоящие оладушки пекла ему только жена.

Когда первый луч солнца нащупал край уступа высоко в горах, воздух стал прозрачен необыкновенно. С порога избы он видел верхнюю площадку, откуда вступали в водопад снави, лишь раз за все века. И то – тускло, в пелене. А сегодня она вырисовывается до мельчайшего камешка.

На золотой рассветный коврик, сплетенный лучами восхода, вышла женщина. Знакомая и совершенно невозможная фигурка. Нашла его внизу, сердито тряхнула светлыми волосами, требовательно поманила – что сидишь, иди сюда! Надо же, по-прежнему у нее, зайца непоседливого, всё в порядке с несбыточными желаниями.

Гибкое тело вытянулось в струну, крылья широко распахнулись, поднимая нового Великого дракона Релата в первый полет.