Книга II
Душа клинка
Запас орехов для Лоя оказался самой дорогой покупкой заглянувшего в Кумат айри. Благо полновесный золотой крэйш, имеющий хождение далеко на востоке, за пустыней, удалось на редкость выгодно превратить в три более мелкие местные карнские деньги того же металла. В придачу Вэрри получил от говорливого менялы пригоршню звонкого серебра и целый ворох занятных сплетен.
Беседа завязалась, когда достойный Мартик обнаружил на крэйше профиль шейха, почившего более века назад. Редкая монета давно требовалась для коллекции, и за нее было возмещено без скупости. Вэрри осторожно намекнул, что у него были где-то и крупные северные червени, но меняла лишь скривился. Это – не диковина. В последние полгода с севера приходят купцы, они переселяются сюда, что-то там неладно, и потому золото да серебро странной и прежде действительно редкой чеканки уже в ходу и коллекцию не украсит. Хотя оно и правда красиво. Достойно возместить он готов лишь за монеты, украшенные самоцветными каменьями и отчеканенные к юбилею старшего князя рода Орланов.
Айри охотно поддержал разговор, желая выяснить подробности переселения. Он с неприятным удивлением осознал: Мира права, на севере дела вовсе не хороши. Увы, меняла толком ничего не знал, а купцы в Кумате не осели. Двое вроде бы живут теперь в Райсе. Но и это – слухи.
Разговор постепенно перекинулся на дела местные, куда более понятные и насущные. К тому же дающие богатую пищу для рассуждений и рассказов. Чего стоит хотя бы такая новость: голова казнен.
А ведь еще прошлой весной маркиз Дамит чудом избежал казни, его связи даже позволили ему еще почти месяц оставаться головой стонущего от возмущения Кумата. Комитэн-и-Тэй до последней золотой деньги дрался за место. Так усердствовал, что лавки к маю закрылись почти все, на складах накрепко утвердились пудовые замки, а гости города поспешно собрались и покинули его. Даже знать, далекая от торговых дел, была взволнована, и в конце концов Дамит неосторожно привлек к своей персоне пристальное внимание самой «паучихи». Говорят, некто весьма влиятельный и уважаемый старухой, явно знатный лорд с Архипелага, ей подсказал, какой из маркиза хозяин города. И скольких денег казна по его усердию в воровстве не досчитывается каждый год. Старая княгиня Нинда Карн со свойственным ей глубоким вниманием к деталям изучила дело лично. И пришла к неутешительному выводу, что «голова голове не идет совершенно». Говорят, это ее дословное выражение, и оно оказалось убийственно точным. Карнская «паучиха» присутствовала на казни, и одним маркизом дело не ограничилось, сын Дамита до сих пор невесть где, дознаватели его так и не отпустили, ведь ее светлость сразу пообещала, что будет неспешно разбирать даже малые детали прискорбного случая утраты фамильной чести. Доверенные люди госпожи разыскали всех тех, кто получил через руки младшего маркиза фальшивые пергаменты с правом на родовые имена. И предложили новоявленным обладателям «голубой крови» выбор: оплатить обман повторно по цене, указанной ее светлостью, или последовать за маркизом в лучший мир, на суд справедливый и окончательный.
Добрейшая Нинда, «да будут ее годы долгими и полными здоровья и счастья», почтительно продолжил меняла, удивляя Вэрри, и прежде считалась подданными женщиной справедливой, хоть и грозной. Но в данном деле ее мудрость выше всяческих похвал. Княгиня собрала с проходимцев деньги, прибавила к ним остатки состояния маркиза – часть дохода с продажи его земель и прочего имущества, уцелевшую после раздачи долгов. Все золото передала по осени городу, назначив распорядителем расходования средств стряпчего торговой гильдии. Достойный Ленод тратил с умом – и это признано теми же доверенным людьми, наблюдавшими за его работой. Уже второй месяц он – полноправный новый голова. И получил дозволение считаться равным знати. Это называется – «вельможный», когда из безродных одной волей князя поднимаются выше, к праву добавить в хроники главной дворцовой библиотеки Карна свой род.
Теперь город совсем другой. Причалы обновлены, мусор выметен, поборы и подарки казенным людям ушли в прошлое. Да и дальняя часть порта, заросшая гнилью и, по слухам, год от года используемая безнаказанно пиратами и их сообщниками, стала чище и безопаснее. Зимой голова без всяких условий и ограничений в праве судить и карать пустил туда прибывшего с парой боевых кораблей и большими претензиями к городу и Карну в целом племянника князя туннров, и темных личностей как-то очень быстро не стало в городе. А их суда, не несущие никаких флагов на мачтах, сгорели или оказались после разбирательства проданы в новые руки, принеся пользу казне города.
Лишь одно огорчает жителей: «паучиха» ничего не делает просто так, без личной выгоды. Говорят, она весьма довольна новым головой и потому намерена отослать его в Гирт, где торговля пока ничтожна. Пусть отрабатывает право быть знатными для своих детей и внуков. Северный порт беден, рядом туннры – те еще соседи, люди непростого характера. Да и с княжеством Амит ладить не каждому удается. Но Нинда любит Гирт и желает видеть его расцвет в этой, а не какой-то далекой следующей, жизни. Выходит, голове придется крутиться и потеть, «паучиха» ведь не молода и достойным Богов терпением не отличается…
Вэрри кивнул согласно, поблагодарил за рассказ и отправился выбирать орехи. Благо, говорливый меняла уже нашел новый объект для обмена как золота, так и слухов.
Рынок айри удивил и порадовал. Точнее, подтвердил правоту Мартика. Ряды были заполнены купцами, покупатели ходили и придирчиво торговались, восторженно изучая подзабытое за годы власти маркиза изобилие. Даже орехов предлагалось два десятка видов, от северных кедровых до крупных и почти незнакомо выглядящих южных, в крепкой скорлупе с узорчатыми перегородками.
Лой ревниво наблюдал за торгом, вежливо брал предложенные на пробу ядрышки, жмурился, щелкал, грыз и деловито вынюхивал товар, счастливо посвистывая над пухнущим мешком с сокровищами. У него дома жизнь хороша, но там орехи мельче. А фиников и вовсе нет, вот ведь страшный недосмотр Богов! Вэрри исправил ситуацию, закупив липкие сладкие плоды.
На сдачу он набрал еды для себя. Айри – не упчоч, он в пище не капризен. Лепешки, сухой сыр, немного меда и кислое молоко. Теперь можно двигаться к горам на востоке. Сперва Вэрри полагал разумным нанять экипаж или взять коня. Но потом передумал. Четыре крэйша и одна серебряная карнская деньга, вот его состояние на сегодня. Значит, надо навестить «пещеру дракона» и пополнить запас золота. А это лучше делать без свидетелей, людей не стоит искушать. Даже самые невнимательные как-то удивительно легко примечают, насколько поправился после прогулки в горах кошель путника, с утра еще бывший уныло пустым.
Да и дорога на восток легка, особенно летом. Актам при должном усердии одолел бы путь до щели в горах, через которую задувает в Карн ветер из Красной степи, в одни сутки. Пешком легконогий айри доберется за три дня. Потом еще день на наполнение кошеля. И можно спускаться по крутому склону в сухую степь, в середине лета прокаленную и выжженную до рыжего песочного тона.
Почти две сотни верст на юг ему предстоит бежать по шуршащей ломкой траве вдоль горных склонов до селения Гриддэ. Это трудный путь, если торопиться и не давать себе поблажек. Тяжелый даже для опытного и выносливого айри. Ранний август в Красной степи жесток и подобен пустынному пеклу, особенно близ хребта, чьи светлые склоны отражают жар солнца днем и хранят накопленное тепло в ночи, наполняя ее душным сухим запахом пыли. Мешок с орехами Лоя тяжел, запас воды скуден, ближние ручьи почти все сухи уже месяц, вода видна лишь в миражах. Ее огромные глянцевые озера маревом дрожат над степью, недосягаемые и ускользающие. Кочевые племена давно отошли к Внутреннему морю – огромному пресному озеру в степи. Там, на его северном берегу, на заливных лугах в пойме двух могучих рек, месяц спустя они начнут свой долгий и пестрый праздник. Будут танцы и песни, большой торг, собирающий купцов из западного Карна и виноделов Ирнасстэа, северян Амита, Канэми, подданных земли Орланов, южных темнокожих выходцев из пустыни Обикат. Придут и верблюды с востока, может быть, даже новый дабби бывшего каравана Багдэша приценится к пушнине и тонко вышитому северному льну. Когда торг будет завершен и чужаки навьючат своих коней, мулов, ослов, верблюдов и пойдут дальше караванными путями, начнется великий осенний ай-тирами, сезон игр. Именно там важные старики степных родов илла обсуждают пути кочевья следующего сезона, оговаривают условия пользования водопоями. И, само собой, высматривают пару молодым, обсуждают выкуп за невест.
Когда и эти дела подходят к концу, остается самое последнее и главное зрелище. Та самая амги-байга ста племен, однажды упомянутая слишком уж хорошо все знающей Миратэйей. Изнурительная скачка, избирающая лучшего коня. А еще – тот род, что станет первым в степи на предстоящий год, будет судить споры и гордиться победой, подарившей ему право на пользование заливными лугами приозерья.
Вэрри бывал на празднике илла и знал жестокие правила. Он ведал, сколько коней не доходит до обвитого лентами копья, обозначающего последнюю черту забега. Видел, как удручающе часто мастерство в подобных скачках подменяется жестокостью. Как насмерть загоняют отличных коней, слишком молодых и плохо подготовленных для тяжелого испытания. Как сажают в седло мальчишек шести-семи лет, требуя гнать и вручая плеть. И как дети возвращаются полуживые от усталости, глубже и страшнее которой только гибель скакуна.
Конечно, знал он и другую сторону байги. Светлую и красивую. Азарт скачки, гордость полудиких коней, готовых лететь, обгоняя ветер, и лихость их седоков, уверенных в своих скакунах. Знал стариков, год за годом готовящих лошадей к байге и умеющих ее чувствовать. И величие того вечера, когда вся степь ждет у незримой черты нового победителя. Коня, которому нет равных от пустыни юга до болотистых предгорий севера. И его всадника, получающего право без выкупа взять на седло первую красавицу илла, даже и просватанную уже раньше за иного, сколь угодно более родовитого и богатого.
Год за годом праздник манил его и увлекал. Красивые и страшные истории переплетались в памяти. Мелькали красные в закатном свете лошадиные спины в хлопьях пены. Шумела тысячегласая толпа. Гнусаво пели трубы, хрипели кони, отчаявшись отстоять право на победу для своих хозяев. Смеялись звонкоголосые девушки, покрывая затканной золотом шелковой попоной ставшего лучшим гордого и усталого скакуна.
А потом в глазах оставалась лишь зелень лугов, дарующая благодатную и сытую жизнь избранным – роду победителя. И примеченный двенадцать лет назад холодный, колючий, как январские ветры зимы, взгляд старейшины племени битри, подобного сухому степному волку хищного и гибкого Апи Битринни, всегда окруженного стаей хмурых родичей. Короткий взгляд, вскользь брошенный на отца Актама, ходившего тогда под седлом айри. Оценивающий и обещающий проблемы. Заставивший тогда айри не спать всю ночь и караулить каурого насмешника Тамиза, сердито коря себя за глупую подозрительность.
Кони битри побеждали уже четырнадцать лет. Его сыновья выбирали новых жен, и мало радости было в этой затянувшейся истории, лишенной чистого азарта и наполненной сухим денежным интересом. Именно теперь черная сторона байги затмила для Вэрри более давние светлые воспоминания. Он слишком долго жил, чтобы верить в случайность предлагаемой лучшим коням иных племен ледяной воды на водопоях. И еще сразу заметил, как странно часто начинают за пару дней до байги хромать самые сильные соперники рыжих коней рода битри. Да какие догадки, ведь он сам выпорол кнутом мальчишку, пытавшегося незадолго до рассвета проколоть сухожилие Тамиза!
Вот, правда, и бил вполсилы, и не выдал парнишку совету племен из глупой жалости. Доказать умысел старого волка невозможно, а мальчику за его дело полагается страшная кара. Бесчестье, искалеченная рука и клеймо. Он забрал восьмилетнего преступника, молча перетерпевшего наказание, с собой, подробно допросил в шатре, зареванного и убитого горем. Оказывается, ценой за неучастие Тамиза в байге было счастье старшей сестры. Что оба они – сироты, и лишь по «доброте» Апи, принявшего их скот в общее стадо, пережили зиму, а теперь могли бы получить право стать частью большого и богатого племени, имея постоянную долю в стаде и свой шатер. Только тогда девушку год спустя сговорит в хороший род сам Апи, он и это пообещал. Тоэль – тогда его так звали – увез и ее. Он обменял свой отказ от амги-байги на обоих детей, старейшина согласился охотно. Ребят поселил в Гриддэ, у бездетной вдовы погибшего в горах Амроха Иттэ-Гира. И насмешливо пообещал вырвать руки, если снова застанет за недостойным делом. Его грозному тону не особенно поверили. И каждый раз в домике старой Нивит Иттэ-Гир ждут как самого дорогого гостя. Уже старой… ну да, летом ей исполнилось шестьдесят пять. Его единственный не-вороной конь был из семьи Иттэ-Гир. И тоже – ханти, лучшая кровь Гриддэ. Предмет вечной ссоры родов Гир и Орт за право назвать своего скакуна первым. Кстати, отдавая Актама ему, демону, старый Орт буквально светился от счастья. Если Кэбир выбрал, то нужны ли иные доказательства: его ханти нет равных под солнцем!
Вэрри улыбнулся, замедлил бег, а потом и вовсе остановился. Воспоминания и мысли – хороший способ сократить путь. Как он твердил себе: две сотни верст, далеко, жарко… А вот уже и каменные колонны, причудливо подобные природным маякам или дозорным башням у входа в горную лощину. За ними – зеленые луга Гриддэ, полого спускающиеся к озеру.
Айри вздохнул, медленно снял заплечный мешок, расправил плечи, потянулся и устроился в тени. Под этой скалой он отдыхал всегда, добираясь в селение пешком. Оброс привычками! Лой отцепился от гудящего правого уха и ловко прыгнул на почти вертикальный бок колонны. Защелкал, обещая вернуться скоро: вот только наверх проберется и осмотрится, он любит все знать. Вэрри согласно кивнул и сел поудобнее, разминая уставшие плечи. Мешок с орехами худел удручающе медленно. Впрочем, сам виноват, нечего было столько покупать! А что до испорченной злобой и жадностью байги – если разобраться, тоже его недосмотр. Грязная игра давно требовала внимательного разбирательства, но все руки не доходили. Да и не илла он, чтобы лезть в их дела! Что, слепы разве вожди иных степных племен? Молчат и принимают ложь.
Он точно знал, когда вмешается неизбежно. Стоит седому Апи Битринни тронуть хоть одного жеребенка из Гриддэ, и демон вспомнит старый договор с коневодами. Кажется, примерно те же соображения удерживали от этой глупости старейшину. Однажды жадность пересилит здравый смысл. В степи с ее простором конь – это жизнь. А такой, как его Актам – куда более, чем просто жизнь. Настоящее счастье. Свобода передвижения, родовая честь, достаток, воплощенная гордость. Несколько дней он бежал сюда в поту и пыли. Зато обратно Актам доставит играючи. Может быть, за один переход, даже с полным запасом корма себе и поклажей седока. Теперь ему десять, конь в самой силе. Интересно, каковы его жеребята? Помнится, кроме Норима тогда в Гриддэ была лишь темно-гнедая кобылка, одногодок. Теперь наверняка есть новые малыши. Вэрри усмехнулся: уж точно вороные. Должен у коней этого рода быть хоть один недостаток.
Род Иттэ-Орт придирчив в выборе кобылиц и сводит коней, подбирая по стати, характеру и даже масти. Вэрри знал: много лет его друзья из Гриддэ мечтают получить в линии Актама настоящих огнешкурых жеребцов, которых зовут «ящерицами» за изящную тонкость сухого корпуса. А рождаются упорно – вороные, с точки зрения породы по масти и сложению не слишком характерные и удачные. Очень крупные, несколько грубоватые в конструкции и безмерно самолюбивые. Несравненные в скорости, выносливости и понятливости. Одним словом – лучшие, что бы там ни думали люди. Не зря линия «ханти», никогда не продавалась вне селения. Да, эти скакуны и их седоки служили гонцами владык, охраняли караваны. Но всегда возвращались домой вместе с хозяином…
Ханти – причина плохого сна и тягостных вздохов всех владык востока, где давно мечтают впустую, без активных действий по захвату или воровству недостижимого, поскольку помнят: тронь одного такого, и увидишь скоро и неизбежно, самое позднее через несколько лет, их покровителя, ужасного демона Кэбира, пришедшего за конем и расплатой. А ведь все легенды не без основания утверждают, он берет не золотом, а кровью…
Своего Актама айри узнал с трудом.
Коня ему показал младший сын рода Орт. Виновато и печально объяснил по пути к пастбищу, что любимая кобылица вороного пала зимой, когда его увели в загоны, ведь старый Дарги согласился свести коня с выгодной парой из линии «золотых». Погибла и она, уже жеребая, и годовалый старший малыш. Было очень холодно, пастухи вели коней в укрытие и не уследили. Восхитительная Шай-Мирзэ отстала, жеребенку заданный темп оказался непосилен. И ей пришлось встретить волков одной. Когда люди и собаки подоспели, ничего уже нельзя было поделать. Ее и узнать оказалось сложно, только приметная стрелка на лбу уцелела без рваных ран и крови.
Актам с того дня буквально взбесился и трижды вырывался, пытаясь уйти в дикую степь. Его с огромным трудом ловили и держали до весны в путах. А конь счел такое отношение предательством. Год уже никого к себе не подпускает, совершенно одичал. Старый Дарги болеет, глядя на медленное угасание своего лучшего коня, не оставившего к тому же ни единого потомка в мужской линии.
Кинче Иттэ-Орт тяжело вздохнул и признал: зря они не сохранили старшего сына Актама, хоть у того и были больные ноги. Для скачки плох, но на племя, может, и сгодился бы. Вэрри кивал, не спеша радовать коневода новостями о судьбе жеребенка, выкупленного им по невозможной цене у Дарги, еще два года назад – излишне заносчивого и гордого…
Айри недоверчиво смотрел на склон, спускающийся к горному озеру. Там, далеко в стороне от прочих коней, пасся Актам. Пепельный от грязи и пробившейся едва намеченными подпалинами блеклой седины, худой, ступающий неуверенно, нервно и зло следящий за людьми.
– Я забираю его, – сообщил он Кинче. – Сейчас.
– Мы знали, что ты будешь гневаться, демон, – тяжело кивнул житель Гриддэ. – И надеялись, поспеешь застать его живым. Он плохо ест, совсем измаялся. Я приготовлю корм коню, запас пищи тебе и твоему диковинному пушистому зверьку. Старое седло мы сберегли, и все прочее тоже цело. Хоть бы он тебя согласился признать. Наша вина слишком уж велика.
– Готовь, я уйду сразу же, дела. Не вини себя, так случается и у достойных уважения людей. Однажды Актам поймет, что надо прощать невольные обиды, – добавил Вэрри. – Я не держу на вас зла. Просто больно его видеть таким.
Айри ободряюще хлопнул юношу по плечу, сочувствуя и утверждая сохранение прежних добрых отношений. И отвернулся, целиком сосредоточив внимание на Актаме. Вороной заметил его, но все так же неподвижно стоял на прежнем месте. Два года назад конь бы оказался подле своего друга в одно мгновение. Он был горяч и гневлив тогда. Теперь хорошо уже то, что погасший взгляд недоверчиво, но без укора, следил за приближением хозяина, а ослабевшие ноги не стремились унести прочь.
Вэрри подошел вплотную, обнял крупную голову и потянул ее к своему плечу. Актам тяжело вздохнул и тонко заржал-всхлипнул, жалуясь на свою судьбу.
– До чего ты дошел, мечта всех шейхов! – грустно усмехнулся айри. – Ну, прости меня, я тебя больше так надолго не брошу, даже у друзей. Мы пойдем теперь на север, вместе. Не спеша, чтобы ты мог окрепнуть. Я буду рассказывать про твоего малыша. Помнишь его? Вырос, стал красив и силен. Помнишь Норима? Его у тебя выпросила в друзья и воспитанники девочка Миратэйя.
Конь вслушался в знакомый голос и неуверенно опустил голову ниже, требуя чесать лоб. Он и прежде это занятие очень уважал. Теперь попробовал вспомнить старую привычку. Точенные уши стояли чутко, ловя каждое слово знакомого голоса. Может, он разобрал имя Норим. А вернее того, просто согласился выше нанесенных людьми обид признать ценность их общего прошлого, растянутого цепью следов копыт на многие тысячи верст. Глаза стали спокойнее и яснее, Актам послушно пошел за хозяином к воде. Лой уже деловито устроился на холке коня, как и подобает знающему свое походное место упчочу. И теперь выбирал из гривы мусор и репьи, сердито щелкая и жалостливо гладя пальчиками пыльную шерсть. Он участвовал в купании коня и его чистке, не щадя своего бесподобного меха. В итоге возле села выглядел почти так же убого, как Актам – мокрый, маленький и взъерошенный. Зато очень бодрый. Лой’ти уверенно развязал узел походного мешка айри, который считал и своим логовом, и кладовой, скользнул внутрь, шипя и внюхиваясь. Довольно щелкнул, найдя финики, отобрал в темноте мешка парочку самых сладких и покинул «кладовую».
Он, конечно, любит вкусно поесть, но уж точно не жаден и не зол, нет. Лучшие свои припасы Лой’ти предложил голодному и несчастному жеребцу, усердно протягивая обеими лапками вверх. Актам благосклонно пригляделся к стараниям малыша, нагнул голову, изучил странное лакомство и попробовал один финик. Пару минут спустя конь и упчоч поладили. Теперь Лой сидел почти между ушами вороного, усердно вцепившись в слабую гриву и деликатно – в шкуру возле уха. И свистел-шипел-щелкал на все лады, рассказывая что-то очень интересное. Актам слушал внимательно и охотно. Вэрри тем временем оседлал коня и навьючил, забросил узду в одну из переметных сум, – он и прежде отлично обходился с этим конем командами голоса и жестов. Хлопнул вороного по выпирающим ребрам, предлагая двигаться, и пошел рядом. А Лой все твердил что-то свое, явно относящееся к судьбе Норима, куда более плохого коня, хоть и очень красивого. Одна беда, дурно воспитанного и падкого на чужое угощение, к тому же – без спроса! Нахального, да-да! Плесневый сухарь, и тот надо отстаивать с боем…
Вэрри, самостоятельно выдумавший перевод жалоб упчоча на человеческий язык, усмехнулся: мало ему людских проблем! Теперь еще и любимая больная лошадь в паре с самовлюбленным упчочем, который, кажется, считает себя вправе выбирать дорогу и вообще – вести малый караван. Говорила ему умница Миратэйя: путь займет много больше времени, чем задумано и загадано. Его прежний Актам за неделю прошел бы без напряжения отсюда до северного отрога хребта Тучегона, все девять сотен верст жаркой сухой степи. Короткая дорога трудна, на ней мало источников и почти нет жилья. Не зря купцы предпочитают караванную тропу, на треть более протяженную, но изобилующую родниками и петляющую по селам арагов и брусов.
Отощавший и слабый конь двигался куда медленнее, первые дни исключительно шагом, постепенно заравнивая впадины меж ребер. Неделю спустя он кое-как добрел до перекрестка караванных путей. И догадливо выбрал северный маршрут, даже не глянув на запад, в сторону Карна или на восток, где за степью и горами лежит пустыня. Вэрри по-прежнему шел пешком, целиком уступив седло Лою, ползающему беспрерывно: от хвоста к морде, под брюхо по подпруге, на вьюки, вниз, на траву и снова вверх, чтобы встать столбиком на лбу коня и рассмотреть оттуда всю округу. Вороной, кстати, усердно тянул шею и держал морду горизонтально, помогая любопытному приятелю. А когда свист и щелчки требовали, приподнимался на дыбы и, толком еще не окрепший, неуклюже гарцевал. А Лой тянулся еще выше и жадно рассматривал очередной далекий караван, идущий на запад, – ведь приморский торг впереди, до него почти месяц – и полторы сотни верст.
Еще неделю спустя Актам отдохнул настолько, что стал сердито требовать ускорить шаг, сменить аллюр хотя бы на рысь и вообще – занять седло. Подъем к Тучегону он одолел легко, уверенно ступил на ведущую к перевалу тропу. Теперь конь выглядел почти здоровым и принимал нагрузку охотно и с удовольствием. Вэрри улыбался, наблюдая с каждым днем все более неутомимое усердие вороного. Прикидывал, когда его друг войдет в свою настоящую форму. К весне? Может быть, хотя гриддские зиму не жалуют, у них дома климат помягче. Но при хорошем корме Актаму мороз не страшен.
Айри полагал, что увидит эти горы в разгар лета и легко перемахнет перевал. Но вышло иначе: северная осень уже вступила в свои права, а за седловиной хребта наверняка теснятся тучи, сеют дожди и копят густой туман предзимья. Ничего. Брусничанка рядом, там теплые избы из неохватного дуба. Крепкие скотные сараи, высокие стога мягкого лугового сена, почти незнакомый выращенному на ячмене Актаму северный овес, настоящее конское лакомство. И как раз начинается время, свободное от летних забот. Урожай собран, свадьбы сыграны, запасы на зиму сделаны. Может, кузнец и не рассердится незваному гостю, готовому выслушать истории хозяина, украсить своими рассказами долгие зимние вечера и принять на себя всю работу по дому. До сих пор никто из хороших людей не отказывал Миратэйе в ее просьбах.
Туман с избытком оправдал ожидания Вэрри, укутав пеленой северный склон Тучегона от самого перевала. Семь дней он не выпускал путника из своих мутных дебрей. Сперва холодным блеском оседал на голых боках скал, потом – на тех же боках, но уже более пологих и мшистых. Наконец, на протыкающей снизу его ватную пелену траве, темной и даже чуть гниловатой от обилия влаги. Стук копыт звучал все глуше и мягче. Наконец, скалы остались позади.
Уже второй день Актам с интересом изучал незнакомый ему высокий сплошной лес. Сперва – светлый и редкий. А теперь густой, темный, смыкающийся над головой и подсовывающий под самую морду вкусные тонкие веточки молодых побегов орешника, высокие сочные стебли трав. Вот и клевер за перевалом оказался иной, ничуть не похожий на сухие нити стелющегося степного мелколистья: сочный, рослый, сладкий. Даже теперь, осенью, попадались темно-зеленые мощные свежие стебли с только что распустившимися розетками в гуще пожухлых и сухих собратьев.
Вороной быстро распробовал новую пищу и теперь игриво скусывал красные головки, то и дело отклоняясь от прямой линии движения. Иногда – плавно и несильно. А порой резко, прыжком перемещая в сторону весь корпус. И хитро кося лиловым глазом на седока, непривычно покладистого, потакающего капризам. Вэрри лишь усмехался, радуясь тому, что его скакун возвращает себе прежний склочный характер, свидетельствующий надежнее глянца шкуры о полном выздоровлении и благодушном отношении к незнакомой местности. А вот Лой’ти с каждым днем все более грустнел и приметно нервничал. Первый орешник вызвал у малыша бурю восторга. Второй обрадовал, третий позволил задуматься о запасах. Но это было давно, у перевала. В лесу Лой стал беспокойным и неохотно покидал куртку друга, теплую и надежную. Зная его неустрашимый нрав, айри хмурился. Упчоч от врагов не бегает, а так понуро ведет себя, если чует: бой проигран еще до его прибытия и есть пострадавшие. Видя рост нервозности зверька, айри надел пояс с кинжалом и саблей, достал лук из кокона сохраняющих сухость свертков и предложил Актаму прибавить ход. Лой’ти одобрил приготовления и чуть успокоился. Но когда серый липкий туман запах дымком, упчоч вновь жалобно застонал, да и сам Вэрри вздрогнул: близость жилья, отмеченная этим знаком, не может вызвать такого оцепенения у Актама. Лой окончательно сник, скользнул за пазуху и там свернулся, тихо и тонко плача.
Надо идти, что бы ни было.
Вороной послушно вздохнул и двинулся вперед, более не обращая внимания на клевер, брезгливо отфыркивая пахнущий бедой туман и нервно стегая хвостом бока.
Запах усилился, и айри тяжело кивнул, соглашаясь со своими друзьями. Это не печной дым, а свежая гарь. И значит, ему не придется проехать две сотни верст, отделяющие Брусничанку от границ Канэми, чтобы узнать, велико ли обеспокоившее Миру несчастье. Как и прежде, слепая отлично разобрала то, что невидимо зрячим. Беда уже здесь. И значит, она велика. А еще наверняка можно предположить: не одному ему интересен кузнец с его дивными мечами. И едва ли те, кто пришел с огнем, желали для себя скромной роли учеников мастера.
Туман проредился, ветки разомкнули свои объятия над тропой и дали возможность рассмотреть поле, отвоеванное людьми у векового бора. Дома сразу строили широко и просторно. Скорее отдельными усадьбами, а не единой улицей. Именно поэтому жители смогли спасти то, что избежало прямого поджога. Черным контуром стен лежали угли двух больших изб, кузни и скотного сарая. Прочие три десятка усадеб со всеми пристройками уцелели, лишь кое-где потемнели ореховые плетни, отмечая рубеж, на котором удалось остановить огонь.
Айри припомнил: в Брусничанке отродясь не ставили глухих заборов, делящих подворья соседей. Да и собак тут не учили бросаться на чужих. После внезапной беды псы неуверенно пробовали себя в роли строгих охранников дома не от зверя, а от людей… Глухо рычали, подходя к кромке своих плетней, с сомнением изучали путника у далекой опушки. Вдруг и этот тоже враг? А может, обычный гость, как приходившие прежде, год за годом. Особым богатством деревня не могла похвастать, хотя жили тут крепко и в достатке. Жители охотились, держали скот, пахали землю. Князя или иных «светлостей» и «милостей» в глухом малолюдном пригорье не привечали, эти земли числились пограничными, то есть ничьими. Вот и вели хутора хозяйство, рассчитывая на себя. К мечу и луку приучали с детства. Оборониться от разбойников могли, хотя жил север тихо. Обычно вышедшая в лес на промысел шайка в нем и оставалась, а кем и как успокоенная – дело темное, ветками вековых деревьев надежно укрытое. Впрочем, Брусничанка стояла чуть в стороне от караванного пути и внимания лихих людей тем более не привлекала. До сих пор, по крайней мере.
Собачье усердие дало свой закономерный результат. У крайней избы стали собираться люди, хмурые и приметно растерянные. Мужчины, при оружии. Детей Вэрри вообще не приметил и не услышал даже. Сильно их тут напугали, похоже! А это не так уж просто, живут в Брусничанке вольно, глухого леса не опасаются. Да и вообще, южные борои – народ не пугливый.
Вот и староста.
Огромный мужичина! Такому молотобойцем работать – самое дело. Или медведя мять, а он стоит впереди прочих, сложив на груди тяжелые руки, и смотрит на чужака с непривычной для себя неуверенностью. Бить не за что пока, пускать тоже не больно хочется…
Айри спешился в десяти шагах, вежливо поклонился и подошел ближе, держа руки на виду и двигаясь неторопливо. Староста его не беспокоил, по всему видно, человек он обстоятельный и готовый разговаривать, а вот засевшие сбоку в укрытии юнцы с тугими луками куда как нетерпеливы и горячи, мало ли что могут натворить, толком не разобравшись. Сам-то Вэрри увернется и не ответит, но кто поручится за реакцию Актама? А тем более – упчоча с его неуемным боевым настроем?
– Здоровы будьте, люди добрые, – попробовал он вспомнить речь этих мест, подзабытую за два десятка лет отсутствия. – Зовусь я Вэрри, путь держу с юга, из-за гор. Не со злом пришел, и в беде вашей ничуть не повинен. К чему меня взглядами насквозь прокалывать?
– Беда наша издали приметна, – кивнул староста. – А с юга уже второй год сюда не идут люди. Даже знакомые купцы, из года в год тропу торную ведающие. А ты не купец, мил человек. Вот и ответь прежде прочего старосте Тофею: с чем пожаловал по заросшей дорожке, как нашел ее?
– Длинная история, – вздохнул айри. – Уже лет семь прошло с поры, когда здесь гостил купец Багдэш, припозднившийся уйти на юг до зимы. И тогда его приемная дочь Мира, которую я уважаю и ценю, получила в подарок от Старого медведя лекарский нож. Она мне и посоветовала идти сюда, а дабби Амир Багдэш рассказал про тропу. Это уж совсем коротко о моей дороге. Ищу я кузнеца, потому как хотел к нему в ученики податься.
– Был такой купец, – кивнул староста. – Помню. И девочку помню, только мы ее иначе звали.
– Полное ее имя Миратэйя, а кузнец прозывал Одуванчиком, она светлоголовая и стрижена была коротко. Больше мне нечего сказать в подтверждение своего дела.
– Да уж все поняли, что истину молвишь, – хмуро бросил староста. – Вот только пустая дорога вышла у тебя, Вэрри. – Второй год нет удачи к северу от гор. Демоны завелись где-то в Вендире, после добрались и до Канэми. Мы думали до недавних пор, это глупые сказки. Но они пришли ночью аж сюда, в наше сельцо! И доказали нам, насколько дело серьезно. Кузнеца дотла пожгли своим огнем страшным. Избы, сам видишь, лежат мертвым пеплом, а людей и следа нет, словно их никогда не было. Три дня минуло с той ночи. Как в дурной страшилке детской, сегодня будет ночь третья от пожара, значит, снова беды ждать самый срок. Тем более – вернулся с охоты сын Медведя, и мы полагаем, демоны могут пожелать заполучить и его. Так что в гости звать не пытаемся, самим бы пережить темноту до зари. Не люди они.
– В демонов я не верю, – упрямо покачал головой Вэрри. – И если других причин отказывать мне в ночлеге нет, то определяй на постой. Хоть с поляны не гони! Хочу толком узнать, почему их считаете не-людьми? Да и глянуть непрочь я поближе на ночных бессонников.
– Как верный человек к Медведю придет, так переупрямить его сил у всей деревеньки не достает, – улыбнулся староста. – По нашим приметам выходит, толковый ты гость, даже очень. Третий дом – мой, туда и ступай. И конягу своего нахального на двор заводи. Чего он у тебя на плетень зверем скалится?
– Стращает ваших тайных стрелков, – рассмеялся Вэрри. – Чьи полотняные штаны в щелку видать, бурые, сажей перемазанные. Ты бы унял парней, ведь своего ума у них пока меньше, чем лихости. А Актам и правда зверь злобный, осерчает да начнет гонять – до темноты не уймется, всем девкам на смех.
– Так это ж средненький мой, – всполошился староста, резко разворачиваясь. – Позорник, а ну вылазь из засады своей бестолковой! И марш домой, покуда уши целы. О, полно лукошко дурней, все до единого озорники в сборе! Ничего, домой луки отцовские принесете, вам живо ума добавят. Да так, что на лавку не то что сесть, глянуть тошно будет. Идем, Вэрри, расскажу про демонов толком. Может, тогда поверишь, что не люди. Располагайся покуда, обед на столе небось быстро образуется, девок полна изба.
– Благодарю за прием, – прищурился айри, спустил наземь вьюки и достал притихшего упчоча из куртки. – Лой’ти, займись делом. Я хочу знать, умирали ли в сгоревших домах люди. Были ли здесь… демоны. Такие, каких ты видел дома, помнишь? И вообще, странное поищи. Необычное. Понял меня, вижу. Орехов никому не дам, нет. И фиников не дам, иди спокойно. Видишь, сумки у меня, завязаны надежно.
– Диковинная у тебя белка, – удивился Тофей. – На куна похожа и крупна необычайно. Отродясь таких на мех узорный богатых не видел, да еще и смышленых.
– Он живет далеко на западе, за морем, и там подобные ему считаются проводниками в мир душ. Помогают больным найти дорогу из беспамятства и даже мертвых иногда навещать разрешают.
Староста уважительно кивнул, внимательнее рассматривая упчоча. Вэрри тоже с интересом наблюдал невероятное зрелище. Лой уселся на холке коня, распушил хвост и щелкал, требуя везти себя, важным делом занятого, к горелым домам. Актам удивленно вскинул голову и скосил на приятеля глаз, фыркнул почти сердито: тоже мне, всадник! Потом решил, что так узнает интересное первым, и взял с места парадной короткой рысью, рисуясь перед деревней и давая себя рассмотреть в полной красе.
И деревня, само собой, смотрела.
Айри фыркнул вслед за конем, вскинул на плечо переметные сумки. Благодарно кивнул сконфуженному «стрелку», подхватившему остатки груза. До избы он добрался без приключений, устроил вещи на отведенном месте, умылся, вошел в общую комнату. И споткнулся.
– Знаешь, уважаемый Тофей, если это – сын кузнеца, то я прихожусь ему двоюродной бабушкой, не иначе! Ох и деревенька у вас, люди добрые…
– Ох и много ты знаешь для человека чужого, нездешнего, – передразнил его беззлобно староста. – Вон сын кузнеца, с печи зыркает. Восьмой годок мальцу. А этот – гость кузнеца.
– Я начинаю верить в демонов, – задумчиво протянул Вэрри, вежливо кланяясь юноше лет шестнадцати. – До сих пор я полагал, в деревеньке им искать особо нечего. Разве что мастера, но к нему бы сперва приехали миром просить о своем деле. А вот пожечь тайно двор и бесследно развеять в ночи саму память о вашем присутствии в мире… Это самое подходящее для ночи дело. Багдэш мне говорил, что старый Орлан завещал престол младшему сыну, Всемилу. А ведь до столицы княжества Вендир отсюда семь сотен верст. Выходит, ваши демоны так далеко забрались, ваша светлость? И нечего делать вид, что я не угадал, я давно уже не гадаю. Глаза у всех Орланов характерные: птичьи. Широко посаженные и кругловатые. Приметные, одним словом.
– Да какая я светлость, – грустно вздохнул юноша. – В одном ты прав, демоны наши, вендирские. Видишь, собираюсь уходить. Думал, здесь не найдут, а людей хороших подвел и погубил.
– Свяжем и под лавку упихаем, – серьезно пообещал Тофей. – Кто ж из дому собирается на ночь глядя?
– Вернутся они, если останусь.
– Они все равно вернутся, – пообещал Вэрри. – Толком рассказывай, с чего началось безобразие. Я знаю, что два десятка лет назад твой папа женился на старости лет, взяв девицу неполных семнадцати из крошечного княжества Синегорье. Говорят, красавица необыкновенная и любила его, хоть разница в возрасте у них была огромная.
– Все так, – грустно согласился Орлан. – Мне было четыре года, когда отец умер, мать слегла с горя, да так и не поднялась. Он завещал мне, – кто же знает, зачем, – наследовать венец, опекуном до восемнадцатилетия поставил старшего из нас, сыновей. Яромил смеялся, что когда я вырасту, он забросит государственные дела и поживет в свое удовольствие. – Князь резко поднял голову и глянул на айри почти с отчаянием. – Весной будет как раз три года с той поры, как брат погиб. Говорят, на охоте. Только поверить трудно.
– Ему было, если я верно считаю, сорок три, – задумчиво кивнул Вэрри, выдавая свою осведомленность в делах севера. – Весенняя охота – дело у вас не принятое и странное. И я с трудом представляю себе зверя, способного свалить этакий дуб. Демоны тогда уже были?
– Года два, как появились первые разговоры о них, – кивнул князь.
Вэрри с интересом рассматривал необычного Орлана. Для породы вендирских князей более типичны огромные, вислоплечие медведи с бурой шапкой густых трудно прочесываемых волос, мелкими колючими и цепкими глазами, кругловатыми, серыми или светлой лиственной зелени. Обычно насмешливо прищуренными. Характер северян издавна вызывал у айри некоторое смущение, порой переходящее в оторопь. Такие крупные, обстоятельные и солидные в делах люди! Неспешные, уверенные, плавные в движениях. Не ждешь подвоха! А чуть привыкнут да за своего сочтут, как иной лик показывают. Насмешники, шутники, любители подначек. Вчера еще кланялись вежливо, «уважаемым» звали, а сегодня норовят на смех поднять. Айри редко задерживался в одном месте достаточно долго, чтобы привыкнуть к таким переменам, да и смех переживал не всегда спокойно.
Впрочем, пока здесь никому не весело. Всемил вздыхает, нервно мнет свою куртку, явно с чужого плеча, великовата она ему, и рассказывает о бедах Вендира. Айри запоздало различил в речи князя знакомую обстоятельность, явно перенятую у старших братьев и временами перебиваемую собственным более подвижным и горячим характером. Всемил говорил, внимательно и бережно подбирая слова, способные наилучшим образом объяснить дело и вместить его суть в несколько фраз, без длинных предисловий. Потом спохватывался, вспоминал, что рассказывает чужому и начинал торопливо ввязывать в повествование детали, поясняющие обычаи или обстоятельства, непонятные постороннему для Вендира путнику.
Итак, с полгода до того страшного дня, когда погиб Яромил, демоны начали всерьез беспокоить регулярно своими ночными набегами. Наводили страх на села и поместья, забирали золото. Всегда – только золото. Их многие видели, описывали княжеским дознавателям. Стремительные, темноликие, выражения лиц подобны маскам, застывшие и хищные, одеты исключительно в черное, шума при движении не создают даже самого малого. Непобедимы в бою. Ни одного демона свидетели не видели при свете дня – пленным или убитым. И следов не примечали.
Яромил с первого случая принял демонов всерьез и занимался ими сам, не отмахиваясь и не объявляя пьяным бредом. Он ездил, разговаривал, рассылал своих доверенных людей. Потом забрался в архив и долго рылся там, выискивая некие сведения. Вызывал советников.
А затем сорвался в один день и умчался.
Всемил не догадывался, куда и зачем, не знал он доподлинно, и чем закончился поход. Его отправили по делам в дальнюю восточную провинцию, там удивительно некстати требовался князь для какого-то местного важного праздника.
Новость о гибели брата застала в дороге. Чужие незнакомые вестники сухо сообщили, что Яромил нелепо и случайно погиб на охоте. Его смял вепрь. Вэрри удивленно покачал головой, припоминая старшего из Орланов, который сам напоминал дикого зверя сложением и нравом. Юноша кивнул – и вепря такого представить сложно, и дружина была сильна, и весенние охоты – не в обычае вендов, и брат был не забавами занят. Но сколько он не пытался выяснить истину, все зря. Князь вздохнул и продолжил.
– Наши советники в одну ночь – у нас теперь ночами не только демоны по селам скачут, но и советники ведут княжьи дела – избрали нового опекуна. Моего дядю по линии матери. Синегорского князя. Он сел на престол, соединил земли наших семей и объявил войну демонам.
– Вот и обещанный Мирой король отыскался, ну что за умница, во всем права, – пробормотал Вэрри. – Извини, я слушаю тебя, продолжай рассказ.
– Под видом войны стянул войска, людей в столице нужных расставил по важным местам, сместив прежних, огородился и укрепился. Его сперва очень хорошо приняли, ведь демоны быстро исчезли. Я нескоро вернулся в столицу, узнал про брата… лето и осень вообще плохо помню. К зиме стал замечать, что дядюшка накрепко к трону прирастает. И я ему не нужен. А еще – что демоны чаще всего навещают неугодных новому князю, словно тем их в ошибках и грехах обвиняют. По крайней мере, простые люди стали шептаться, а может, им кто в ухо наговорил? Мол, от князя отвернувшиеся демонам душу продали, ими и пожраны… В общем, уехал я ко второму брату, хотел посоветоваться, да и неспокойно мне в замке родовом возле дяди стало.
– Вот я и собирался спросить, почему Стояр не был в городе, – согласно кивнул Вэрри.
– Женился, – почти нежно улыбнулся Всемил. – От века кто из наших в Канэмь уезжает, там пропадает. Летом этим я у них снова гостил, рассказывал, что узнал про гибель Яромила. Потом ждал брата, он людей разослал какие-то догадки проверить и сам тоже уехал спешные дела решать. Там недавно объявились демоны, подобные вендирским. А дальше совсем уж страшное началось. Ночью замок горел, меня наставник брата вытащил из постели сонного и тайным ходом вывел к лесу. Велел ехать сюда, грамотку сунул, наказал спросить совета у Медведя. Он еще отцу мечи ковал.
– В общем, тебя спасли, – буркнул Тофей.
– Как я теперь догадываюсь, да, – тяжело согласился юноша. – Только я ничего вообще не понимаю. Почти месяц я тут, и каждый день думаю о случившемся. Но не могу обрывочки своих знаний соединить в понятную картину. Плохой из меня Орлан.
– Просто молодой, – улыбнулся Вэрри. – А с делами твоими всё просто. Вот демона одного живого возьмем, и до конца разберемся.
– Они не люди! – Хором выдохнули староста и князь. Тофей продолжил. – Ночью я сам видел. Движутся неизмеримо быстрее нас, только туманные следы в воздухе различаем, когда успеваем, а не контур тела. Стрелы все чистыми на траву легли, а ведь у нас люди умеют целиться! Да и к мечу борои привычны. Но – тоже напрасно. Безлики, тихи и ловки. Ни следа, ни ран, ни даже ветки сломанной или травы примятой.
– Хоть над землей не летают? – одними губами усмехнулся айри.
– Нет, кажется, – не вполне уверенно ответил Тофей.
– Уже приятно. Почему снавей не позвали?
– Да как звать, – виновато развел руками Всемил. – Большой беды нет, погибших и раненых долгое время тоже нет, тела исчезают. Одни слухи и страхи. Думали сперва своими силами в накопившемся разобраться хоть немного. Да и нет Говорящих поблизости, у нас живут мирно и сыто, моров да напастей давно не случалось. За перевалом все снави, я так думаю. Вот и прикидывал, не туда ли мне двигаться теперь надо?
Лой’ти скользнул в открытое окно, хозяйственно раздвинул створки, впуская в комнату морду Актама. Заверещал довольно, разжал свою крохотную ручку, высыпая в ладонь друга прилипший и скатавшийся в неприметный комочек серый порошок. По виду – обычную пыль с тропинки. Вэрри принюхался, всмотрелся, задумчиво размял в пальцах. Лой ждал с важным видом, потом деловито отдал зажатую во второй лапке веточку. Запрыгал, тыча в листья лапками и беспрестанно щелкая. Айри его слушал, с интересом рассматривая повторно и порошок, и ветку. Потом еще более задумчиво положил ветку и оторвал кусочек от мякоти разрезанного напополам каравая. Тоже понюхал, неуверенно лизнул, прикрыл глаза. Усмехнулся и кивнул.
– Прежде всего хочу сказать: Лой’ти смерти поблизости не учуял. А он в таких делах весьма опытен, так что кузнец наверняка цел. Точнее, деревню он покинул живым. Хлеб у вас на всех печет один человек?
– Да, – недоуменно кивнул староста. – И хороший человек, ты глупости-то не городи!
– Я не про человека дурно думаю, а всего лишь про муку с примесью, туда внесенной демонами. Не стоит так сердиться, уважаемый Тофей. Далее: воду вы, как я полагаю, тоже из общего колодца носите. И после полудня не берете. Знаю я ваши странности, утром вода считается легкой и светлой…
– Не странности, а Богов нерушимый завет, – сердито поправил его Тофей. – На рассвете берем.
– Вот они и подмешали этот порошок в воду перед зарей, – довольно кивнул айри. Часов за восемь-десять вы так им напитываетесь, что ночью себя самих толком не помните. В хлебе лишь добавка для пущей верности, ночное зрение после нее никакое. Я вашей воды не пил, хлеба пока не пробовал, так что, уважаемый Тофей, рассаживай людей по домам и двери запирай. Добуду я тебе к утру демона. Один он из всех и останется шумный. Надеюсь, остальных тебе не жаль?
– Что, просто так, в одиночку, станешь на черноликих охотиться? – усомнился князь.
– Уж будьте добры, не мешайте! – сердито попросил Вэрри. – Особенно прошу накрепко упихать под лавки молодых лучников. Как я могу работать, когда надо бестолковых детей спасать?
– Ох и сложный ты человек, – покачал головой староста довольно. И сердито рявкнул, – коня тоже запереть?
– Разнесет дверь, – нехотя признал айри.
– А мы смирнее этого черного зверюги? – староста завелся окончательно. – Нашел овечек! Толком говори, что твой Лой пальчиком в ветку тычет? Я почти уверен, что он не про пустячное дело пищит.
– Противоядие от той серой пыли, что в воду сыпали, – убито признал айри. – Можешь прямо сырой травку есть, можешь в чай заварить, но будет послабее. Пожуешь – скоро заметишь, как иные вокруг сонно и медленно двигаются. Постой, я еще кое-каких трав из короба добавлю, чтоб наверняка.
Староста торопливо, как ему казалось, собрал травки и ссыпал глиняную плошку, плеснул туда кипяток из стоящего в печи медного чайника. Дождался кивка гостя, выхлебал горячий настой, прожевал для верности травки и проглотил. Присел, ожидая обещанного эффекта. Терпения его надолго не хватило, снова вскочил и занялся делом. Поднял две доски пола, усердно порылся внизу и вынул на свет узкий сверток. Сунул, не разворачивая, айри на колени.
– Дурни вроде моего средненького свои засады «работой» не зовут. Полагаю, ты не столь самонадеян, чтобы лезть на демонов, не имея ратного опыта. Вот он тебе пригодится. И еще: коли хотел учиться у Медведя, так начинай. Он как, бывало, говаривал? Мол, сперва надо понять, пригодна ль рука к оружию его особому, не согласному терпеть людишек слабых и уродливых внутри. А потом уж думать, способна ли эта рука ковать. Демоны приходили, чтобы забрать меч, для деда Всемила еще батюшкой покойным нашего Медведя откованный. Этот вот. Он Клинком справедливости зовется, и без него старый князь венец принимать потомкам накрепко заказал, – со значением уточнил Тофей. – Бери и пользуйся, парень молод еще и бестолков для эдакой важной штуки. Коли ты человек верный, клинок тебя не подведет. А коли нет… Это уже не моя забота будет. Живой он.
– Живой, – недоверчиво выдохнул айри, почти робко разворачивая ткань. Пальцами прощупал узор старой кожи ножен. – Признает ли?
– А ты попробуй, ночь подходящая, – язвительно развлекался и дальше бодрый и повеселевший староста. – Ишь как запел, голос-то дрожит, ручонки-то робеют! Слушай, а правда на улице народец истуканами стоит. Да и князь еле шевелится… Хороший у тебя кун, мил человек. Орехи любит?
– Безумно, – нехотя пояснил айри, не желая отвлекаться от клинка. – Полна сумка, развяжи да угости. Он уважает внимание еще сильнее орехов.
Прикрыв глаза, Вэрри сжал рукоять и бережно выдвинул клинок из ножен. Темная узорная сталь тихо зазвенела, просыпаясь. Не слуху различим был звук. И прежде общения с Мирой айри его бы не разобрал, он осознал это вполне отчетливо. Теперь же признал и расслышал. Душа клинка была строга, спокойна и внимательна. Она медленно наполняла сталь незримым светом, бросая отблески его по комнате и рассматривая людей, вызвавших из затянувшегося сна. Почти лениво и без раздражения, потому что не находила в их душах зла и лжи. А еще потому, что ковался меч прежде прочего для церемонии, а не для боя. Это и правда был Клинок справедливости. И сейчас он решал, хороша ли для его рукояти ладонь Вэрри. А еще приглядывался к юному Орлану, представителю того рода, чью честь он, клинок, должен признавать высокой и достойной венца в день вокняжения каждого очередного претендента.
– Они хотели сделать копию с меча, – кивнул уверенно Вэрри, возвращая клинок в ножны. – Булатный узор повторить невозможно, я в этом кое-что понимаю. Каждый клинок уникален и этот имеет наверняка полное описание. К тому же его слишком многие видели и помнят. Даже заготовки из единого слитка под разными руками свой стиль ковки дадут, не что то узор! А уж положить завиток к завитку – дело немыслимое. Именно потому в подделке никто дядю твоего и не заподозрит.
– Кстати, семь лет назад именно Миратэйя строго наказала кузнецу забрать меч из княжеской оружейной кладовой. Сказала, «нельзя орудие выбора хранить у выбираемого»… Наш Медведь, вот уж чудо из чудес, послушался. Да и то сказать – сложные слова для эдакой малявки, необычные, – удивленно отметил староста. – Если б не ее странная прозорливость, им подделать что замышлено было бы проще простого.
– Но если невозможно повторить… – недоуменно начал Всемил.
– Ковать и не станут. Может, протравят, а может, просто кистью покрасят, – предположил Вэрри.
– Князь должен клинком разрубить символ зла, стальной идол, – замотал головой Орлан. – Только этот меч режет сталь, как масло. И то – по важному поводу, а не для баловства.
– А если идол не стальной? Или наоборот, поддельный меч навяжут твоей руке и тем признают тебя недостойным венца? – усмехнулся Вэрри. – Наивность, мальчик, удел твоих подданных. Князю положено быть оправданно подозрительным и смотреть на мир куда более критически. Сколько тебе лет? Точнее, сколько осталось до совершеннолетия?
– Следующей весной я бы приехал за клинком, – ответил князь. – Скажешь, жидковат я для взрослого Орлана? Мамина порода, синегорцы пониже и постройнее. И вырастаем мы в широкую кость позже.
– Скажу, что чудом ты еще жив, – нахмурился Вэрри. – А вернее того, заботами брата, который теперь невесть где, чуть ли не рядом с кузнецом. Ах и умница Мира! Стоило ей заняться выбором моих дорог, как посыпались на меня князья с проблемами в состоянии крайней запущенности. Видно, дважды она права.
– Ты ее поминаешь и того чаще, – фыркнул Тофей. – Одуванчик наша нашла-таки себе игрушку по силам. Она была совсем мала, когда тут гостила. Но говорила такое, что мороз по коже меня, не мальчика, так и жег. И мало кто решался ее слушать без сомнения. Вот Медведю она велела клинок у князя забрать. Одному из заказчиков кузнеца посоветовала прекратить учить бою дурных людей… Много разного. И важно не что, а как. Она говорила уверено и очень решительно, не как дитя.
– О, это я знаю, – рассмеялся Вэрри.
– Знает он, – передразнил староста. – Слушали-то ее по-разному. И сказанное исполнять не спешили. Кто старался забыть опасные слова, а кто не решался менять привычной жизни. А уж чтоб по одному слову невесть куда нестись и не жаловаться… как ты, похоже, сюда к нам сунулся, это получается совершенно уж редкий случай, гость дорогой. Впрочем, я тебя отвлек. В чем дважды права-то?
– В том, что я здесь полезнее снави, – нехорошо усмехнулся Вэрри. – От демонов до крови жадных лечиться – это ко мне.
– Ух ты, экий самоуверенный, – буркнул староста. – А коли они покрепче тебя окажутся умением ратным? И числом их достаточно будет?
– Число меня мало беспокоит. А умение… – Вэрри снова улыбнулся одними губами. – Так они люди переодетые, а я – вполне настоящий демон, многие так говорят. Иногда я им верю. И, кстати уж, чтобы не плодить новых слухов: Богами заклинаю, ну убери ты всех под замки! А сам будешь в деле, с хорошим луком состоять при коне. Глаз у тебя охотничий, и к белкам да кунам интерес подозрительный. А еще собака твоя…
– Ладно, убедил, соглядай бы из тебя был бесценный, – довольно кивнул староста. – Распихаю народец по избам и двери самым ретивым подопру. Не пикнут, они меня знают. С князем что делать? Неудобно связывать парня, а усидеть он не усидит.
– Лой его укусит и будет его светлость мирно спать до восхода. С пользой. Может, среднего брата найдет там, во сне. Про странную смерть старшего толком разузнает. Слышишь нас, Всемил?
– С трудом, – вяло отозвался юноша. – Быстро так говорите, аж голова ноет. И в глазах мелькаете, будто впрямь демоны. Очень невежливые, – нерешительно обиделся Орлан. – Меня при мне же обсуждаете, да еще решаете, как связать и упихать… нехорошо. Впрочем, я полностью согласен, пойду к брату. Хоть узнаю, жив ли Стояр, а то душа болит, что ни день, все злее. Что делать и как его искать?
– Лой поведет и будет рядом, его слушай, – велел Вэрри серьезно. – Я пока меч опробую в руке. Закат близок, дел много. С запада они приходили, Лой’ти тропу указал. Шли след в след, но мы разберем, ты ведь охотник бывалый, Тофей. Не хочу второй раз их пускать в вашу деревеньку.
– Верно, – кивнул староста. – Я мужикам сейчас накажу сидеть тише мышей да лук снаряжу. Пойдем не медля. Коня берешь?
– Тут не особые дебри, он умен, ног не переломает.
– И то верно, а я у князя кобылку позаимствую. Мигом буду, жди.
Когда белесое марево тумана стало розоватым, айри стоял перед избой в темном костюме из замши и кожи, вынутом из глубин вьюка. Старом, изрядно потертом и помнившем много иных ночей, когда дело решалось хозяйским клинком. Не таким удивительным, как нынешний. Но и прежние Тоэля не подводили.
Рядом сосредоточенно озирался Актам. Его круп оплетала тонкая вороненая сетка, шею и грудь защищали полосы кожи со стальными нашивками. За седлом не осталось вьюков, лишь запасной клинок и снаряженный лук с малым колчаном стрел.
Староста одобрительно осмотрел обоих, выводя из сарая темно-рыжую ладную кобылку. И некрупного кудлатого пса, усердно трущегося щекой о хозяйский сапог при каждом шаге.
– Не смотри, что мал и на клыки не богат, нюх у него отменный, – буркнул Тофей. – И брехать не станет. Что, двинулись?
– Да. Актам знает, где Лой’ти нашел след. Он отведет. Дальше – ты.
– Хорошо, что засветло выбрались, – кивнул староста. – А зачем ты по лесу носился вокруг деревни, словно пятки тебе сожгли или хуже того, стрелой куда пониже спины чувствительно попали?
– Выяснял, не приглядывают ли за нами. Вроде, чисто. Я обходил деревья, где удобно посадить соглядая.
– Я ребят просил проверить. Точно чисто, а прежнюю засидку они нашли, и не одну, все брошенные, – кивнул староста. – Мальцы хоть с нашей водички утренней и двигаются медленно, а все ж глазастые. Не пропустили бы хоронящегося вблизи чужого. Да и псов брали на обход. Хороших, хоть и не ровню моему Гляду.
– Здесь след. Листья упали и…
– Вижу. Странно, что прежде не приметил. Хотя – место тихое, от дорог и троп в стороне. Как думаешь, лагерь у них рядом?
– Не ближе двух пеших переходов. Это если по уму.
– У них все по уму, – скривился староста. – След присыпан. Уже и запаха нет, а нюх отбить наилучшему псу запросто можно, до зимы будет бесполезным. И так я скажу тебе, странный человек Вэрри: радует меня их умелость. Потому выходит, прав из нас двоих именно ты: не демоны это. Люди. Что делать станем, когда найдем?
– Убивать, – без выражения бросил Вэрри. – Если вернутся к себе, скоро снова окажутся тут с подмогой, и вашей деревеньке не жить. А так – еще посмотрим. Пока они разберутся, что к чему, я тоже, может статься, разберусь.
– Вот и верно, нельзя их отпускать. Я уж боялся, ты про пробуждение души и раскаяние запоешь, как снави обычно начинают, – довольно кивнул староста. – Пока эти демоны покаяться решат, от моей Брусничанки и углей не останется. На их счету и покрупнее села имеются. И такое они творили порой, что людьми счесть стыдно. Хочешь – у князя спроси. А мы, думаю, по-простому поступим. Всем народом их простим, чтоб дорога в тот мир была не трудна. Главное, их на путь наладить, слышь, всех до единого. А не то с постоя тебя выгоню и не пожалею.
– То-то у перевала разбойнички не шалят, – усмехнулся Вэрри.
– Отшалились, – согласился не без гордости Тофей. – Мы и их простили. Добро из схронов постепенно вытащили, как разыскали, и с купцами в Канэмь да иные княжества по своему разумению возвернули. Уж лет сорок тихо и славно у нас, управляемся. А как забалуют, соседей из Листвени зовем да в Кунью слободу гонцов шлем. Договор у нас с Орланами, чтоб на торговом пути было спокойно до ихних земель за болотиной. За то дани не платим и князя над собой не ведаем. Уж и демонов нам тем боле не надобно!
Дальше шли молча.
Деревня осталась позади, светлый прогал ее поляны давно погас. Сумерки набрасывали на ветки шелковые шали одну за другой, все плотнее занавешивая свет. Звуки тоже глохли и гасли, а невнятные шорохи наоборот проявлялись и крепли, набирая силу. Вэрри следовал за старостой и его Глядом, уверенно примечающими след. И заново удивлялся, как умудряются люди с их слабым зрением и ничтожным сроком на обучение, отпущенным скупой меркой короткой жизни, становиться такими: опытными, уверенными, умелыми. Настоящими. Способными без колебания принимать трудные решения и брать на свои плечи бремя ответственности, за которое спросить могут не только с них, но и с детей, и с внуков. Что у них, время течет иначе? Вот и Орлан малолетний, который в избе остался. Сегодня мальчик. А навести его лет через пять-семь… Или десять. Ведь расправит плечи князь, и не из последних будет, или он, Вэрри, уже совершенно в людях разучился разбираться.
Айри чуть нахмурился – стоит и правда проведать. Или сперва у Миратэйи спросить? Вот лукавая всезнайка! Как она там? Хочется верить, что исправно кушает и отдыхает. Все же Деяна женщина грозная, способная настоять на своем.
Староста пошел медленнее, приметив разделение следа. Айри тоже всмотрелся. Стоянка здесь у них была, хоть и недолгая, – кивнул он согласно на поясняющие жесты спутника. Поодаль трава явно мялась, а дерн в стороне намекает на присутствие коней и чуть дальше – на скудный костерок, позже умело замаскированный. Отсюда, похоже, часть «демонов» ушла с пленниками. На северо-запад двинулись. К основному лагерю? Или дальше, коротким путем в Канэмь? Выходит, знают тропку в болотах. А он еще не забыл, куда эта дорожка должна выходить на севере. Надо подумать вместе с князем, где там искать кузнеца.
Но – позже.
Гляд замер, приподняв переднюю лапку, вытянув свою невзрачную кудлатую мордочку и напружинив куцый хвост. Классическая стойка, надо же! Верно пес приметил: идут. Далеко пока, и даже не особо таясь. До деревеньки неблизко, там все сонные, чего опасаться, зря расходовать силы и время на скрытность?
Айри жестом предложил старосте выбирать место для засады. Отметил с удовольствием, что Актам уже стоит рядом и грамотно повернулся боком, давая доступ к колчану и луку. Нет, сегодня не надо, Вэрри благодарно хлопнул коня по шее. В ночном лесу стрелы стоит уступить охотнику. Сейчас важно выяснить: почему никто не смог противостоять этим разбойникам? Как они получили славу демонов, основанную на слепом и почти безграничном страхе? Ведь жертв немного, борои и венды – сильные и уверенные люди, отнюдь не склонные впадать в панику. И все же позволили себя запугать и отдали огромную страну во власть одного убогого мерзавца и шайки его подручных.
«Предавш-шие правду предков, с-смерти служащ-щие», – прошипел меч, покидая ножны. И напоил ладонь теплом. Айри вздрогнул, вслушиваясь в гнев клинка, на миг показавшийся не безмолвным, осмысленным. Может, его и ковали для церемонии. Но избытком никчемной доброты к врагу клинок не отличался. И был теперь вполне согласен со своим новым обладателем в выборе исхода боя.
Вэрри мягко двинулся вперед, жестом успокоив коня и попросив ждать. Актам понятливо замер в поросли кустарника.
Сперва надо разобраться, сколько их и каким порядком идут. Кто распоряжается и владеет информацией. Чем вооружены, какова цель, о чем говорят. Ведь этим отрядом его знакомство с местными демонами едва ли ограничится.
Демонами! Айри усмехнулся холодно. Почти оскорбление: это ведь он – демон. Десятками лет заслуживавший свое право на звание главного ночного ужаса. А тут без очереди, в неполных пять лет, стремятся обзавестись равной славой! Типичная людская поспешность. Примеряют венец власти, не задумываясь ни о чем, кроме своей неутолимой жажды. Одна из самых тяжелых болезней людей – жажда. Они склоняются перед своими ничтожными желаниями, делаясь их полными и окончательными рабами. В считанные годы становятся настоящими демонами, безмерно жестокими и неуемными. И однажды наступает момент, после которого вернуть в их высохшие души хоть толику света уже не может самая могучая снавь. Нужен лишь он, демон, способный пресечь бездарно истраченную жизнь и силой принудить начать все заново. С первого крика, знаменующего приход в жизнь.
С которой демоны расстанутся сегодня.
Они были одеты в одинаковые костюмы, отменно подогнанные по фигурам. Мягкие высокие сапоги беззвучно раздвигали жухлую траву. Надежные, не промокающие, годные для гнилого болота. Темные штаны добротной кожи. Хороший крой и швы отменно сделаны. Трудно поверить, что такой заказ может остаться незаметным, ведь одевают их всех одинаково, и все же – по мерке. Куртки великолепны. Ночь холодна, и это явно для осени припасенное снаряжение: северная нерпа с ледяного моря внутри и на отделке, а верх – «бесова кожа», непромокаемая, прочная, отличной мягкой выделки, не дающей характерного скрипа при движении. Сколько золота, взятого «демонами», ушло на одежду? Хотя бы маски их необычные взять. Точнее, личины. Темная кожа, вытянутая на болванке по форме лица, с вышивкой, имитирующей брови, усы, рисунок роста бороды, оскал злой усмешки.
Оружие… Вполне очевидное и ожидаемое. Длинные мечи благородных господ в первом десятке. Короткие парные клинки наемников во второй линии, это явно людишки для мелких поручений. Дальше – луки северные, достаточно простые и их немного, зато есть пара толковых дорогих арбалетов. Следом обозники, несут сосуды с маслом для поджога, жерди для переноски пленных, кожаные ремни у пояса – вязать руки. При себе имеют короткие широкие ножи мясницкого типа. Вэрри скользил мимо “демонов” и всматривался. Шедшие последними несли несколько лопат. Значит, не жить Брусничанке, приютившей князя. Останется пустое пепелище, а трупы припрячут в лесу, как много раз до этого прятали. Уже ясно: похоронная команда действительно замыкает отряд. Дальше можно не ходить, все демоны тут. Три десятка воинов и дюжина падальщиков.
Голоса под личинами звучали глухо и невнятно.
Шедший во втором десятке головным коротко бросил несколько слов, требуя внимания. Вызвал двоих из середины колонны-змеи и отослал в дозор. Прочих остановил движением руки. Люди молча замерли, не разворачиваясь, на своих походных местах.
– Дело сегодняшнее знаете, – негромко бросил старший. – Щенка взять живым и целым. Староста тоже нужен, и двое-трое его домашних для облегчения разговора. Полагаю, наш второй заказ у него. В остальном – ни одного свидетеля. Баб не мять, дома купите себе любых, деньги вам уплачены немалые. Прошлый раз чуть одну не упустили, заигравшись. Внимательнее с детьми, они могут ловко прятаться по сараям и даже до леса добраться. Помните: вы получите от наемщика золото, или… Скажем так, его получат более грамотные наемники. Незаменимых среди вас нет. Две минуты на проверку оружия. Дальше идем молча и скрытно.
Вэрри согласно кивнул. Кроме старшего здесь все свое отговорили. Какого раскаяния ждать от тех, кто идет убивать спящих детей и даже младенцев? Клинок нетерпеливо и согласно дрогнул в руке, ощутимо греясь. Он гневался. Его ковали, чтобы рубить в день праздника чучело, фальшивый образ зла. Но булат явно предпочитал работать против зла настоящего.
Последний могильщик миновал айри. Нагнулся, пропуская небрежно отпущенную шедшим впереди ветку. И устало ткнулся лицом в мох. «Первый. Осталось сорок, один нужен живым», беззвучно сообщил клинку айри, ловя ветку и втягиваясь в темп движения отряда. Лишь четвертый оказался достаточно внимательным, чтобы приметить нечто странное позади. Пятый, которого он успел тронуть за плечо, предупреждая, ушел на высший суд так и не осознав угрозы.
Шестой…
Передовой демон достиг засады старейшины, когда падальщики кончились, и айри коротко отослал им вдогон носильщиков снаряжения и масла. Собственно, так он и планировал. Двадцать четыре бойца рядом впереди и где-то чуть дальше еще двое, ушедшие в дозор. Этих он не рассчитывал резать без сопротивления. Другая выучка, куда лучше, они и двигаются иначе. Мельком отметил довольно: Тофей великолепный стрелок, двоих положил прежде, чем прочие успели прянуть за деревья. Иной бы и первую стрелу в такой темноте, до густого киселя разведенной туманом, истратил на пустой испуг, – снова похвалил старосту Вэрри, хмуро укладывая свою пару.
В какой-то мере, воевать с людьми скучно. Они медлительны. А в сумерках еще и видят слабо. Что остается обнажившему меч дракону? Тоскливо и нудно оттачивать технику? Исполниться милосердия и, затянув поединок, сбивать дыхание, чтобы до последней возможности воздействовать на противника тихим словом, призывая к раскаянию? Нет уж, в данном случае исключено.
Можно еще развлекать себя своеобразной дегустацией стилей, это вполне интересно. Он знает большинство школ боя людей континента. И даже встречал почти всех лучших мастеров последнего века, хотя бы в их учениках.
Теперь айри с интересом ловил излюбленные приемы прежних знакомых, опознавал их манеру двигаться. И думал. Потому что было, о чем. Исходные познания и подготовка в ратном деле у разных демонов отличались, но все позже прошли курс у одного из толковых последователей известного на севере мастера меча. Вэрри кивнул, ловя на крестовину парный удар коротких разбойничьих сабель. Один обманный выпад и второй низкий, почти неотразимый для незнакомого с подобной техникой. Обычно если есть на подхвате боец, он страхует напарника и… Точно, в открытую спину ударил, не будь у Вэрри хорошего кинжала и скорости, мог попасть. Должен был: не слишком благородно, но весьма эффективно. Любимая шутка Жариха. Им самим – айри, прозываемым в тех местах Черным человеком – подаренный прием. Сколько теперь мастеру? Семьдесят восемь… Впрочем, глупости. Рих никогда не станет учить наемников. Он патологически миролюбив, что забавно дополняет рослую сухость и достойную дракона быстроту движений.
И всё же!
Вэрри отправил в общую кучу последнего наемника и опустил меч, рассматривая оставшихся на ногах знатных господ, с несколько суетливым изумлением берущих его в кольцо. Тяжело дышащих от возбуждения и – неужели? – страха. Согласных по общей невысказанной договоренности принять предложенную загадочным и внезапным противником минуту на отдых. Правильно: будут пытаться его рассмотреть и понять, кто таков и как с ним грамотно бороться. Пусть смотрят…
Рих был уроженцем Синегорья. Он учил там нескольких знатных оболтусов. Просьба старого князя и дань уважения покинутой в юности родине, как он виновато вздыхал, рассказывая о своих уроках. Помнится, по душевным качествам, устремлениям и характеру его не все юноши устраивали. И, может статься, это и есть те самые ученики или их дети. Обучение гнилых людишек фехтованию – плохая дань уважения дому, поморщился Вэрри огорченно. Ведь предупреждал же и продолжать уроки не советовал! Позже за содеянное приходится краснеть этой самой родине, так он говорил Риху…
Первым затянувшуюся паузу прервал младший, видно и по движениям, и по глупому напору. Второй хитро задумал комбинацию, забыв о старосте. Напрасно. Третий засмотрелся и поплатился. Было на что, Актам никогда не умел ждать достаточно долго. Он боевой конь, а не бесполезная и трусливая обозная кляча!
Круг распался, айри уже не стремился понять стиль боя и найти в нем новое или приметное. То есть больше не давал врагам времени на что-либо. Просто резал, пугающе легко и стремительно. И неприметно морщился от отвращения – он давно уже не убивал так много и неразборчиво. Но сегодня иначе едва ли можно, вот и клинок глухо пел, взвизгивая при встрече со сталью и жадно ломая ее. Разрезая. Вспарывая. Наказывая за глупую покорность злой руке поддельных демонов.
Скоро на полянке остался хрипло дышать среди затихших вояк лишь один избранный заранее для допроса знатный разбойник, лишенный меча вместе с кистью руки. Тот самый, что еще недавно руководил демонами.
Вэрри неспешно вытер клинок и замер над ним.
– Все. Мы управились, – уточнил он для Актама и старосты. – Вяжи его.
– Знаешь, а ты и правда демон, – задумчиво сообщил ему привычную в подобной ситуации новость Тофей. – Давно меня никто так основательно не стращал. И че мне дома не сиделось? Вот по чести тебе скажу: что с порошком ихним обманным серые полосы в глазах вместо людишек, которых я досыта насмотрелся три ночи назад. Что теперь без порошка – одна черная, дак зато вовсе уж на человека не похожая. А временами я тебя и полосой-то не различал… Конь твой мерзкий, и тот больше разобрал. Хоть гляну, кто под тебя подделывается. Личина ловко вышита, и впрямь демон. С виду вроде не человек, а подобен все ж. Снять самое время, как думаешь?
– Позже. Он опасный зверь, вяжи локти туже, ему больше руки не понадобятся.
– Сколько их было?
– Сорок два. И дозорные еще живы. Актам, стеречь! Я быстро.
– Он быстро, – буркнул староста, плотнее стягивая локти пленника. – Хорош демон. Я думал, он дурью мается, утверждая, что число не имеет значения. А ведь положил толпищу и даже дыхания не сбил. Ученичок нашелся Медведю, вот история дурная… А все ж деревеньке в жизнь она пошла, выходит – и не дурная вовсе. Ох беда, с утра-то нам хоронить сколько падали! Лопат на эдакую прорву не напасешься. Может, пожечь их скопом? Вон и масло есть…
– Порядок, лес пуст, – возник рядом Вэрри. – Отволоки его в сторонку, здесь слишком мерзко, не хочу задерживаться.
– Слушай, мил не-человек, а с чего ты взял, что этот демон станет с нами говорить? – задумался Тофей, за ворот куртки перетаскивая пленника, почти вдвое меньшего, чем он сам, как щенка. – К утру тварюка так и так подохнет. А пыток я в деревеньке своей не допущу, думать не моги!
– Да пусть молчит, – пожал плечами Вэрри и голос его стал тише и холоднее. – Как истинный демон я за неуважение отправлю его в самый мерзкий из миров по ту сторону жизни. И на месте его бесы без спешки допросят. У меня времени много. Лет через сто узнаю ответы, навестив те места, срок приемлемый. Если к тому времени не забуду всю эту историю.
Тофей обернулся, почти веря в услышанное и ужасаясь. Голос спутника сухо и деловито шелестел, монотонный и отстраненный. Мертвее колючей поземки. Размереннее капели. Пленник увидел лицо айри и побледнел окончательно. «Поверил», – довольно отметил Вэрри, усердно добавляя безразличия во взгляд. Впрочем, что пленному еще оставалось? Так двигаться люди и правда не могут. И положить здесь их всех, не получив и малой царапины – тем более. Разве вот Ронг управился бы при некотором везении, но и то – случай особый и племя особое.
– Заткни ему рот, – лениво посоветовал Вэрри совершенно потрясенному странными речами старосте. – Начнет ведь сейчас врать или хвастаться, расстроит меня. Лучше пусть умирает молчаливым и гордым. Хочешь, я распоряжусь, и малый бес Лой’ти отведет тебя в черный семижды седьмой мир демонов, глянуть на его пытки? Там лед и смерть. Красиво, спокойно, тихо.
– Не надо, – торопливо отказался Тофей.
– А ты как думал, сдохнет и дело с концом? Он столько лет полагал, что имеет право вершить ночной суд за меня. Это достойно особой кары. – Вэрри глянул в темное небо, с которого лапы деревьев переловили почти все звезды, и притворно задумался. – Может быть, попробовать сперва черные фонтаны игл яда? Или совсем простое наказание, кубок жидкого льда. А уж после стоит взяться всерьез…
Он небрежно ломал бровь и излагал одну из наиболее популярных в Синегорье версий загробных страданий почти канонически. Почти – и небольшие отклонения от завета Богов добавляли словам весомости. Потому что подлинные детали может ведать лишь демон. Настоящий. Староста сглотнул комок и кивнул. То ли соглашаясь с пыткой, то ли обещая соорудить кляп. Айри отвернулся от пленника, зло и беззвучно вызверился на спутника, требуя подыгрывать и не стоять столбом, впадая так некстати в нелепые страхи суеверия. Тофей дрогнул и оттаял. Помолчал, обстоятельно подбирая нужный вопрос, дернул неуверенной рукой пояс, поправил охотничий нож.
– А что ты, душу мою за спасение Брусничанки купивший, от него узнать желаешь, уж позволь поинтересоваться, – серьезно молвил он, почтительно кланяясь. – Все же у нас договор, могу я быть немного любопытным, о демон. Напоследок, а?
– До рассвета, ты пока ничем не рассердил меня, – небрежно разрешил Вэрри. – Жарих четыре десятка лет назад продал мне душу за умение драться. И мне занятно, кто из его учеников распространил знание без разрешения и уклоняясь от оплаты. И кто заказчик, хотя я и так ведаю ответ. Но, есть такая слабость, ценю в людишках усердие.
– Князь Шорнах, – хрипло выдавил сквозь боль и тошноту пленник, окончательно уничтоженный именем мастера. – Он и последний ученик, и заказчик. Купи мою душу. Недорого, за место в ближних кругах проклятого мира.
– Кому проклятого, а кому – родного, – назидательно уточнил Вэрри. – Я заберу ее без оплаты через час, а то и раньше. Ладно. Сегодня я добр, поскольку сыт. Расскажи историю поддельных демонов и ступай в пятый круг, на поля жажды. Срок искупления – десять лет.
Пленник кивнул с облегчением и торопливо заговорил, стараясь успеть высказать достаточно полезного и важного прежде гибели. Ведь по его мнению пятый круг куда лучше сорок девятого…
Вэрри присел рядом и слушал, не глядя на умирающего. Айри прихватил одну из емкостей с маслом и теперь деловито мастерил факел из копья и клоков одежды демонов. Он был внимателен, хоть и казался безразличным. Он копил информацию. И между делом усмехался про себя наивности людских суеверий и их разнообразию. Самый мужественный воин востока, живущий близ черных песков, упадет на колени и станет жалко молить, узнав от демона о своей загробной участи скитальца по безводью. И презрительно усмехнется угрозе красочно расписанной в деталях пытки холодом. Синегорье страдает от свирепых зимних морозов, но не ведает жажды. А то, что не испытал, – не пугает.
Час спустя пленник перестал неразборчиво шептать и стих навсегда.
Он успел сказать достаточно.
Заговор оказался «двуглавым», если можно так сказать. Синегорский князь нашел для себя возможность стать полноправным владетелем огромной страны и даже прирастить земли. Страх и суеверия для этого додумался использовать именно он. Впрочем, не только их. Всегда есть недовольные своим низким положением и обиженные. Есть те, кто полагает себя притесненным на родной земле. Шорнах бережно отыскал их, раздул огонь старых распрей и обид. И, опираясь на наиболее холодных и мстительных, создал план захвата соседних княжеств. Тихого, без большой войны и заметной крови. Ужасающего – у власти после завершения дел останутся лишь те, кто пока зовется демонами. Существа, уничтожившие для себя все нормальные человеческие чувства и привязанности. Те, кто приходил в усадьбы и села, чтобы вырезать их до последнего младенца. Новая знать севера.
Первой и главной большой жертвой нового порядка должны были стать Орланы, весь род. Они от века правили в Вендире. Надо признать, старый князь невольно помог захватчику, признав наследником общего потомка правителей Вендира и Синегорья. А тем самым сделав почти законными претензии дядюшки на престол. Еще больше радости Шорнаху доставил брак среднего княжича, дающий возможность заполучить при должном усердии без боя и Канэмь. Ведь после смерти Стояра его жена может быть взята под защиту родичем. Правда, для этого нужна воля покойного мужа, лично изложенная при свидетелях в надлежащей форме.
И, само собой, не имеет права дожить до своего скорого совершеннолетия Всемил. Ведь он – законный наследник.
Злым роком рода Орланов и второй головой – а точнее, руками и клинками, – заговора стал граф Эйгар Поленский. Доброй душой его и прежде не звали, но настоящим чудовищем признали десять лет назад. Сестра графа мечтала выйти за старшего Орлана, ведь она по праву считалась первой красавицей земель к северу от Канэми. Увы, этого оказалось недостаточно для покорения сердца Орлана, и тем более – создания благоприятного впечатления в глазах дворцовых советников. Все понимали, что мечты графини несбыточны, ведь «невеста» безмерно корыстна, глупа настолько, что не скрывает своих планов и, в дополнение к сказанному, слывет «темной», то есть лишенной ясности ума. Но сама она ждала иного и упорно шила платье к свадьбе, выбирала коней для кареты, писала письма жениху. Даже заказала свой портрет для дворца, – каждый день строила планы. Порой вместе с братом, а иногда в полном одиночестве. Громко, уверенно и весело. Слуги испугано шептались: госпожа теперь совсем не в уме. Лекарей приглашали соседи графа и даже сама старая графиня. Но Эйгар гнал их, не желая слушать ничего. Он был вполне согласен с сестрой: графский титул не для них, пора перебираться во дворец.
Рухнуло все в один день, когда Яромил Орлан оповестил подданных о своем скором браке и назвал невесту, как это и принято в Вендире, на балу в самый длинный день лета.
Узнав о помолвке князя, безумная Поленская оделась в сшитое для свадьбы платье и велела заложить карету. Ее брату снова говорили: дело неладно, и снова – напрасно. Эйгар считал, что поездка в столицу не будет лишней для сестры и даже, возможно, изменит выбор князя. А утром следующего дня пастушок приметил обломки белого экипажа в ущелье. Девицу похоронили, признав смерть результатом ее болезни. Вот только брат полагал иначе. Виновником своих бед он видел старшего Орлана. Того, кто закрыл для сестры дорогу в княжеский замок и тем направил карету на узкую неверную ночную дорожку вдоль обрыва. Слишком узкую.
Эйгар покинул дом, чтобы никогда не вернуться туда вновь. Он увел с собой десяток верных людей, преданных графу и охотно деливших с ним жизнь, полную грязных забав и крепких настоек на меду. Всегда – безнаказанных благодаря деньгам и влиянию рода Поленских в окрестностях замка. Сперва граф попробовал напасть на усадьбу невесты Орлана и потерпел поражение, не собрав достаточно сил. Потом дважды пытался отравить князя, продумывая свои планы все полнее и грамотнее. За ними даже взялись приглядывать, но тут Эйгар сгинул, словно его и не было никогда в мире. Точнее был приглашен на беседу к Шорнаху, это уверено подтвердил пленник, один из тех самых десяти участников пьяной шайки Поленского, в которой каждому позднее достался свой отряд «демонов»…
Староста небрежно бросил на труп содранный с него же плащ, прежде скатанный в небольшой валик и укрепленный за спиной. Вэрри обошел убитых и с трудом выбрал целую куртку почти подходящего размера себе, потом еще одну – в запас, уж больно пошив хорош. Обе снял с демонов, подстреленных в начале схватки старостой, метившим в глаз. Стащил, довольно встряхнул, рассматривая, укрепил за седлом. Подумал и добавил туда же плащ. Тофей между тем развернул кобылку в сторону села. Вэрри пришлось окликать его, чтобы остановить. В лагере демонов еще уцелели трое мерзавцев, там же остались кони и припасы. А еще документы, которые успешно делают демонов людьми, подлежащими суду, потому что уничтожают их тайну.
Староста неодобрительно засопел. Он был уверен, что в темноте поспешность ничего кроме вреда не принесет: кони поломают ноги, места-то неверные. Лес по весне ветром вывернуло, да и старые завалы велики, а в лощинках сыровато, местами вовсе – заболочено. Актам насмешливо фыркнул, кося глазом в сторону далеких изб. Его ноги и на скальном крошеве юга уцелели, а тут куда как мягче и удобнее. Айри сдался, когда староста предположил, что его “охотнички” долго за припертыми дверьми не усидят. И правда – можно ли так жестоко томить неведением? Пора выстраивать новый план. Поспешно, вопреки своей привычке толком обдумать обстоятельства. Но – таковы пути, избранные Миратэйей, странно связывающие судьбу и везение… надо привыкать.
Айри предложил разделить силы: Тофей вернется с более слабой лошадью, соберет людей и устроит демонам похороны. А сам он разберется с лагерем.
– Иди, тебе подмога без надобности, уже понял, – согласился староста. – Слушай, а все ж прежде объясни мне толком: ежели ты не демон, то кто тогда? Ведь иначе первый раз за всю жизнь буду бессонницей страдать по твой милости!
– А точно станет легче? – усмехнулся айри.
– Яснее.
– Вряд ли. Здесь у меня имени вроде не накопилось… Но ты знаешь Жариха.
– Знал. Уже пятый год, как нет его, – поправил староста со вздохом. – Хороший был человек. Миратэйя ему и говорила, не учи…
– Я тоже самое ему говорил, не стоит гниль всякую в ученики брать, и значительно раньше, – кивнул Вэрри. – Скажем так, он был моим… учеником. Может, этого достаточно?
– Для начала сгодится, – крепко задумался Тофей. – Потому как рассказывал он о своем учении мне да Медведю под хорошую медовушку. То ли у дракона, то ли у какой еще тварюки чешуйчатой уроки брал, в друзьях с малолетства числился. Через эту дружбу еще в молодости из Синегорья к Орланам под крыло перебрался. А, дело ясное: выспаться все одно не получится, мысли того туманнее лезут, ни капельки ясности, прав ты. Позову мужичков да вернусь на заре мертвяков прикопать. Лопатой помашу и успокоюсь. Ведь теперь мне мочи нет, как интересно: с чего вдруг у тебя чешуя-то облезла? Болел?
– Ужас…
– И хвост, как видно, совсем отвалился.
– Иди уже!
– А пуще всего, – пробубнил удаляющийся голос несносного старосты, признавшего айри вполне своим и родным, – нас троих еще с медовухи тогда донимало: драконов вынашивают или высиживают?
Вэрри застонал и уткнулся в шею Актама, выпрашивая сочувствия. Всегда ему нравились борои, и всегда – чуть со стороны. А лучше – издали! Потому что суеверий вместе со страхом и почтительностью в них кое-как хватает на десять минут, а ехидного любопытства остается еще на месяц. И это – в лучшее время, занятое важными и срочными делами. А теперь покоя не жди полгода: впереди зима. Долгая и располагающая к неспешности. Нет уж! Айри вздрогнул и передернул плечами. Куда угодно, хоть в логово синегорцев без разведки – но здесь он не останется на зиму! Времени нет… и язык у старосты, на вид такого мирного, весь в колючках. Вэрри нахмурился, припоминая, что под окнами в сумерки кто-то окликал Тофея по невнятным местным делам и звал то ли ежевикой, то ли ежевичным. И как он пропустил мимо ушей опасное прозвище?
Актам тепло дохнул в ухо, предлагая развеяться хорошей пробежкой. Луна распихала облака и прибрала в свой сундук половину сумрачных шалей, накинутых на ветки заботливой хозяйкой-ночью. Поляны посветлели, на небе выступили влажные бисеринки ярких, словно бы августовских, звезд. Хорошее время для движения! Он, верный конь, готов: ночь – время вороных. Вэрри кивнул благодарно и нащупал финик в кармане пояса, липком и жестком от непереводящегося от самого побережья лакомства. Упчоч быстро пристрастил приятеля к сладкому, и теперь каждый сморщенный плод приходилось делить на троих. Ему, айри, обычно доставалась косточка… И право облизать пальцы. Что Вэрри и сделал, воровато обернувшись в сторону давно ушедшего старосты. Увидит – вообще проходу не станет. А если про когти узнает!
Вэрри прыгнул в седло, спасаясь от новой страшной мысли, и вороной с места взял широким махом. Дракону, подзабывшему быстроту своего ханти за время размеренного и нудного пешего движения по степи рядом с больным жеребцом, казалось, что очередной дуб или пень не успеет увернуться, но каждый раз все обходилось. А с его отменной реакцией, да еще и совершенным ночным зрением айри такое ощущение – большая редкость. Актам буквально летел над травой, словно копыта его были зрячи и сами находили тропу без ошибки. Куда расползались камни и как отпрыгивали низкие поваленные стволы? То ли деревья опасаются демонов, наслушавшись далеко разносимых эхом в напряженной тишине мертвой поляны историй про сорок девятый ледяной мир, то ли у них с Актамом уговор…
Вороной предостерегающе всхрапнул, ящерицей ныряя под особенно низкую горизонтальную ветку. Прянул, почти замер, круто разворачиваясь и безошибочно разбирая очередной изгиб звериной тропы. Два пеших перехода до лагеря! Нет, зря он с Мирой спорил: этот конь, и правда, доберется до Канэми куда быстрее, чем за три недели. Лучший его конь, надо обязательно сказать об этом честолюбивому старику Иттэ-Орт, пусть порадуется. Вэрри ободрительно хлопнул по глянцевой шее, не отмеченной пока даже следами пота. Актам фыркнул насмешливо, удивляясь впечатлительности обычно сдержанного седока. И прибавил, – он был не менее честолюбив, чем вырастивший его род Орт, он оценил похвалу. Луна, подтверждая наличие сговора с гриддскими скакунами, вытеснила последние облака за горизонт и теперь усердно прорисовывала самые тонкие веточки и кромки листьев серебряной краской. До рассвета еще ой как далеко, а дымок, примешиваясь к низкому стелющемуся туману, уже намекает на то, что второй переход пеших «демонов» близок к завершению. Актам фыркнул недовольно, переходя на шаг. Только-только, можно сказать, нашел свой темп…
Лагерь демонов оказался именно таким, каким его представлял себе Вэрри. Аккуратным, отменно замаскированным и обеспеченным всем лучшим, что могли дать северные мастера. Особого внимания заслуживали малые шатры из шкуры беса. Загадочного материала, высоко ценимого в Вендире и привозимого с севера в очень ограниченных количествах. Он, тогда еще Тоэль, в свое время бывал на ледяном берегу океана и знал, что бес на деле – житель ледяного края, а шкуры его так обрабатывать умеют лишь дикие ойгуры. Интересно, закупают товар для новоявленных демонов напрямую или через купцов? Вэрри оставил Актама отдыхать у клеверной заросли и двинулся к лагерю, продолжая думать над этой идеей. Если бы он взялся выяснять, кто такие демоны, начинать следовало со снабжения. Такие заказы не спрятать. От океана идет всего-то один толковый торговый путь, вдоль Донницы, там обитает весьма глазастый народ. К тому же – верный и благодарный княжескому дому Орланов, однажды очистившему их земли от всякого сброда. Но расспросы – потом. Пока надо успокоить трех демонов и прихватить хоть один шатер. Актаму не будет в тягость. Да, у них наверняка есть овес для коней, его тоже следует отыскать и погрузить, – напомнил себе Вэрри.
Гостей здесь не ждали. Двое караульщиков спали, третий вяло стерег полянку, в основном уделяя внимание редким осенним комарам и мошке. Одного взгляда хватило, чтобы отнести караульщика к низшему составу – похоронной команде. И понять, что допрос не даст и малой толики полезных сведений. Такие в отряде демонов далеки от секретов.
К восходу Вэрри закончил обыск. Записей оказалось немного, но пара листов пергамента заслуживала интереса. Прочие айри бросил в почти угасший костер. И, когда темная кожа дотлела, залил угли. Если кто-то возьмется разбирать, что случилось в лагере, пусть ломает голову, но начала лесному пожару положить не желает.
Коней оказалось всего два, оба хороших по северному понятию кровей и вороные, что сразу не понравилось ревнивому Актаму, давно закончившему проверку клевера и выбравшемуся на поляну. Теперь он лакомился овсом и неодобрительно рассматривал сородичей, седлаемых хозяином. Слишком, по меркам Гриддэ, массивных, густогривых, длиннохвостых, мохноногих. Далеко не лучших, одним словом. Вэрри усмехнулся, скормил любимцу последний финик из запасов и нашептал в ухо несколько хороших слов. Актам согласно фыркнул: ну, если только как вьючные – то пожалуйста. Пусть несут груз, он не против бежать налегке. Хотя эти бестолковые лошади очень, очень замедлят продвижение…
Вэрри согласился. Задумался ненадолго. Вообще-то он ни на минуту не верил, что пленников поведут коротким путем через болота. Слишком это тяжелый и неверный маршрут, да и осень того и гляди в зиму перелиняет. Значит, надо проверить тракт, он должен быть совсем рядом. И если поискать следы…
Тракт обнаружился в нескольких верстах.
Вэрри сердито зашипел, признавая правоту своего коня: тяжелые вьючные еле плелись, спотыкаясь и жалобно фыркая в старых буреломных завалах. Потом айри задумался. Если кони – пусть эти и худшие из них – так непохожи на бесподобного Актама, а кузнеца увели три ночи назад из дома и того позже из временного лагеря, то стоит ли двигаться в сторону Брусничанки?
До обжитых мест на севере отсюда ох как неблизко.
Он наскоро расседлал бесполезных коней, нехотя бросил почти всю поклажу, оставив за своим седлом лишь овес для Актама, куртки и плащ. Труднее всего было отказаться от шатра, уж больно удачно и добротно сделан. Но – ничего, не пропадет. Староста с Глядом доберется и поймет, что к чему. До тех пор кони не отощают, трава еще густая, а от хищников, надо надеяться, здоровенные копытища им неплохо помогут. Актам одобрительно рассмеялся, высоко задирая голову и скаля зубы. И уверенно развернулся мордой к северу. Ну все-то он знает… не иначе, пошло на пользу общение с Лоем.
Заря застала вороного за любимым делом. Он низкой мягкой иноходью вымерял тракт, бережно покачивал задремавшего седока, выглядывал-выслушивал попутных и встречных. Его друг не любил внезапных гостей. Надо быть внимательным. Хотя, если разобраться, что эти не умеющие бегать черепахи могут сделать вредного?
Вооруженные тяжелыми дальнобойными арбалетами «черепахи» обнаружились к вечеру. Но айри уже не спал, а «демоны» не таились. Они стояли на дороге открыто, как застава. И одеты были вполне по-людски, в простенькие латы вендирского пограничного дозора.
Наблюдая за ними издали, Вэрри некоторое время даже сомневался: демоны ли? Ну, кони вороные, знакомой породы. Часть людей вооружена довольно короткими парными клинками, характерными для наемников Синегорья. Так что с того? Потом из орешника вышли двое разведчиков, окончивших очередной обход окрестного леса, и сомнения исчезли. Уж куртки он хорошо запомнил. Впрочем, пришедшие их тотчас сменили на форму княжеской пехоты.
