Глава семнадцатая
Тема для рычания
– Лома, малыш, тяни ножку, – басовито ворковал Крон, любуясь грацией огромного коня. – Вот так. Еще раз, и еще… ты молодец! И-и раз, и пируэт… И-и два… Ты лучше всех, малыш. Возьми яблочко, скушай.
«Возьми яблоко» – давно выработанный способ хвалить Лоцмана и переключать его внимание. Жеребец немедленно прекратил усердное исполнение галопа на месте, элемента сложного и красивого, но, увы, дающего слишком уж заметный результат… Крон опасливо изучил вытоптанную в ходе исполнения элемента яму с жалкими остатками дерна. Не успел остановить вовремя, а ругать за усердие нельзя, значит, придется снова ровнять лужайку и раскатывать поверх готовый рулонный газон… По причине неутомимости Лоцмана таковой всегда имеется в запасе. Лома ведь единственный в своем роде и неповторимый, выездку освоил сполна, даже галоп назад, элемент редкостный по сложности исполнения, никем из нынешних берейторов, кроме Крона, не включаемый в программу обучения.
Лоцман скушал яблоко, подставил бок: чеши, хозяин, не ленись, – и гордо тряхнул бородатой мордой, огромной, темной, с характерным для его породы выпуклым профилем. Длинная волнистая челка взметнулась и опала, целиком закрывая светлую проточину от лба до губ. Лоцман еще разок дернул головой, явно требуя заплести косички должным – парадным – образом. Красота и коню в радость!
Работал Лоцман на тренировках без команд, идеально зная все программы парадов. Но обожал разговорчивость хозяина, охотно нахваливающего ум и энергичность. Волвеку, в свою очередь, нравилась неперечливость друга. С лошадьми просто. Дай яблочко – и яма прекратит увеличиваться.
В большом мире проблемы так не решаются. Взять хотя бы недавно свалившуюся на плечи напасть. И кто устроил? Йялл Трой, обожаемый, с детства знакомый, давно пропавший и внезапно объявившийся… Упрямый, уверенный в своей правоте и бессовестный. Сверх того, увы, непререкаемый: вожак вожаков, хоть и временный. Крон сердито тряхнул головой, подражая Лоцману. Его рыжая грива тоже густа, а мысли не желают сплетаться в парадный узор покоя и порядка.
Больше суток назад, в ночь трагедии, когда все волвеки ощутили утрату вожака, Йялл показал себя настоящим лидером. Стая без него впала бы в неконтролируемый эмоциональный шок. Йялл безупречно справился, организовал исход волвеков и человеков на Хьёртт, успокоил людей Релата… Покидая Релат, сказал всего-то несколько лишних и ложных, по сути, слов:
– Я оставляю здесь представителя стаи, он находится в Гирте, это Крон Энзи. До возвращения вожака он будет говорить от имени общего сознания и исполнять неотложное, если понадобится.
Сам Крон этого не слышал: он, как все стайные в городе и окрестностях, едва ощутив беду, помчался к Академии, потянулся безотчетно и судорожно к угасшему сознанию Даура Троя. Покинул конюшню, забыв о существовании мобилей, верхом на Лоцмане, грохотом галопа перебудив, наверное, полгорода.
Воля нового, временного вожака настигла «жертву» и отпечаталась в сознании – без слов… и без права на отказ. Конь, уловив отсутствие посыла, сбавил ход и скоро встал. Повел слегка влажными боками, задумчиво пофыркал, принюхиваясь к густой парковой поросли, поставил уши и развернулся в сторону родной конюшни. Крон усмехнулся, спрыгнул с седла и пошел рядом с вороным, размышляя. Во многом Йялл прав, общность можно постепенно вырастить и с таким другом. Добиться понимания без слов, пусть в самом простом. И назвать образовавших эту общность своей стаей, так отгородившись от большого мира. Он сделал все перечисленное, не вполне осознавая свои намерения.
Крон шагал по темному городу, в сознании гасли голоса знакомых, как огоньки в окнах пустеющего города: стая уходила, стая оставляла его своим представителем и прощалась… Стая верила в него, не осмелившегося повзрослеть арру, ничем не заслужившего такое доверие. Копыта Лоцмана мерно, глухо стучали по камню древней мостовой. За спиной, во влажных сумерках, множилось эхо. Дробилось, складывалось и нагоняло, волнами озноба било в спину, словно торопило и даже угрожало. Рано или поздно каждый должен оглянуться и прочесть цепочку своих следов, такова неизбежность течения жизни. «Прошлое не отпустит тебя, пока ты не отпустишь его», – сказал однажды Риан. В ночь исхода стаи Крон осознал правоту старого айри. И ссутулился, не ведая выхода из ловушки. Как отпустить прошлое? Как простить самого себя? Как решиться выйти из удобных бревенчатых стен конюшни в большой мир?
Ночь не дала ответов, да и сна – тоже. Утром Лоцман, вычищенный и довольный собой, отправился катать детей. День прошел тускло и беспокойно, Крон старался не травмировать лошадей своим настроем, выбираясь из дома лишь по мере необходимости. К ночи Лоцман уловил подавленность хозяина, остался его беречь и развлекать: еще до зари приступил к исполнению так называемого полного династического парада. Сложнейшего! Подобные проходят весной на площади перед ратушей, они – одна из традиций, старомодных и обожаемых, привычных, как смена дня и ночи. Площадь мала, Лоцман в гулком квадрате каменных особняков, окруживших ее, выглядит великолепно, но шумно. Крон улыбнулся. А на траве парка – тихо, но ямно…
– Лома, ну какой из меня представитель стаи? – пожаловался благодарному слушателю Крон. – Это нелепо, я арра, мне полагается молчать и слушать старших… Не дергай за ворот, намек понятен – я эгоист. И трус… Увы, приказа вожака даже эта отговорка не отменяет. Надеюсь, никому не придет в голову задавать нам вопросы.
«Нам» – удобная формула», – невольно отметил Крон, вслушиваясь в собственную речь с новым вниманием. «Нам» в его исполнении – не общность стайных, объединяющихся ради решения большой задачи, но слабость одиночки, желающего перевалить на чужие плечи ответственность. Хотя бы иллюзорно разделить ее тяжесть с кем-то. Получается, он своеобразный паразит на примитивном сознании табуна, а вовсе не часть малой стаи? Болезненная и трудная мысль.
Лоцман тяжкими вздохами Крона не заинтересовался, зато покосился на сумку некрашеного льна, подозревая наличие в ней еще одного яблока. Хозяин, добрая душа, тотчас проверил и угостил. Сходив за щеткой, приступил к наведению идеального глянца на вороных лоснящихся боках. Придирчиво разобрал волнистую гриву цвета сплошной полуночной тьмы, избавил от колючек длинный, до самой травы, хвост. Сел, расчесывая от коленей вниз лохматые пряди шерсти, парадно-сияющие у копыт лунным серебром. И немного успокоился за делом. Кому может понадобиться представитель стаи? Все ответственные высокие чины людей знают: он арра, его полномочия – сугубо номинальные… Правда, одна небольшая угроза есть. Йялл оставил личный коммуникатор и велел принимать звонки. Но пока, уже целые сутки, таковые не вынуждали Крона вздрагивать и спешить в дом, где на столе лежал злосчастный коммуникатор, доставленный нарочным из Академии… Нетронутый и беззвучный. Крон обнял могучую шею Лоцмана:
– Вчера день тихо прошел… Еще шесть – и мы в безопасности, Лома. И никто не вынудит меня искать иную стаю, помимо обитателей конюшни. Мы счастливы тут, да?
Придумать за молчаливого друга вполне удобный ответ Крон не успел. Коммуникатор гулко взрыкнул на досках стола. Звук звонка был записью голоса самого Йялла в облике гролла, сын вожака исполнял приветствие полной луне. Звучно, от души, карабкаясь до самых высоких жалобно стонущих нот и падая вниз, в пропасть баса, пробирающего по спине морозом вдохновения, но, увы, неслышного людям… Поежившись, Крон двинулся к дому. Ответить на вызов он обязан. Даже арра не ослушается прямого приказа вожака. Еще шаг, и еще, и еще… Все ближе к столу, туда, где, может статься, рычит и вибрирует само прошлое – темное, как полночь, опасное и притягательное, как сон о беге гролла по пустыне…
– Вас слушает Крон Энзи, – ровным голосом выговорил волвек и тяжело добавил: – Представитель Йялла Троя.
– Нех… – осекся хрипловатый женский голос. – Облом… Эй ты, Йялла мне подай сюда! Я Норма, типа сменщица Лорри, хи-хи. Мне на хрен не надобен представитель. Тема есть, втыкаешься?
– Йялл Трой покинул Релат и вернется не ранее, чем через шесть дней, – бегло пояснил Крон, сходя с ума от нелепости разговора. – Я его представитель, то есть временно я – за него… Про тему ничего не знаю, но если надо, постараюсь выяснить.
– Тупо-ой, – поставила диагноз незнакомка. – Лады, свечу тему. Тут шнырь от бездохликов пылит, носом тянет и про Джан гонит. Как бы чего не вышло. Йялл требуется, втыкаешься? Ну, типа рычать.
Крон рухнул на табурет у стола, энергично потер затылок. Ничего подобного он не слышал за все годы, прожитые среди людей… Вроде слово цепляется за слово, получается достаточно внятный текст, язык карнский, то есть уже лет сто как всеобщий для Релата и прекрасно знакомый. Но смысл ловко утекает сквозь дыры пробелов между словами. Ни малейшего отзвука понимания, только страх и темное, медленно и тяжело поднимающееся со дна души предчувствие: прошлое, гудевшее ночью за спиной, настигло добычу.
– Я умею рычать, – осторожно заверил Крон.
– Лады, – оживилась женщина. – Тогда гони вовсю, бездохлики резвы, время тикает.
– Кого гнать? – снова запутался Крон.
– Тупо-ой, – вздохнула незнакомка, презрительно вытягивая «о-о». – Координаты даю, лады?
– Лады, – окончательно поник Крон.
Компактный инспекторский коммуникатор затих, разговор оборвался нелепо и резко. Крон опасливо глянул на вредную вещицу, способную такое наговорить незнакомым голосом. Снова потер ноющий затылок, посчитал координаты. Далеко… Невесть где, если разобраться. Пустое место посреди пустыни на заброшенном и никому не нужном полуострове чуть в стороне от южной, приэкваториальной, оконечности Обикатской провинции. Четыре часа лететь в штатном режиме. А если гнать – то два, не более. Волвек покосился на шеф-испекторский стэк, переданный вместе с коммуникатором и, как заверил нарочный, настроенный на его, Крона, биопараметры. Рычать, само собой, следует без оружия. Если он правильно понял женщину, судя по ее словам, происходит негативное событие, требующее присутствия волвека, а точнее, некой настройки по характерному голосу. Для идентификации невесть чего, принадлежащего стае и неактивного после ее исхода? Возможно…
Крон прихватил куртку, нехотя, через ее толстую ткань, двумя пальцами поднял со стола стэк. Просто потому, что оставить опасную вещь без присмотра не мог… И вышел во двор. Лоцман, само собой, ждал.
– Лома, мы летим рычать, – попробовал определиться с целью поездки Крон. – Галопом, малыш, к мобилю: нас очень ждут. Там – тема…
Мобилем Крон именовал массивное сооружение достаточно грубой, рубленой формы с дверью во весь борт, опускающейся и образующей пандус, удобный для посадки пассажира – Лоцмана. В салоне имелось стойло с широким фиксатором, подхватывающим коня под брюхо и исключающим травмы во время маневров: как для Лоцмана, так и для обшивки… Белоногий вороной жеребец охотно втиснулся в стойло. Его берут в полет, уже праздник. А если повезет, маршрут окажется знакомым и посадка состоится на одном из давно изученных лугов, где пасутся табуны кобыл. Лоцман, эталон породы снежских, время от времени летал в «командировки», итогом которых на данный момент стали десять жеребят и семь кобылок. Неверно оценив цель полета, конь притопывал в стойле, ворочался и всхрапывал. В обычно спокойном, даже сонно-добродушном взгляде горел огонь большого интереса.
– Лома, мы не летим в Красную степь, – огорчил друга Крон. – Тпру, тихо, малыш. Иначе высажу! Стой – или домой!
Знакомая фраза: угроза бросить одного в деннике, запертым. Лоцман возмущенно всхрапнул, но выстукивать дробь по полу салона прекратил. Отправляться домой он совсем не хотел… Мобиль, буднично именуемый в перечне имущества конюшни «малой коневозкой», взлетел легко и высоту набрал быстро. На самом деле он был не столь прост, как казался: мобиль создали в стае по просьбе Крона на базе все того же типового МП – противометеоритника. Броню убрали, салон расширили и дооборудовали, внешнюю форму упростили – но ходовые качества и надежность практически не пострадали.
– Говорит Крон Энзи, – сообщил пилот диспетчеру и, преодолев сомнения, добавил: – Представитель стаи. Прошу выделить высокий приоритет полета, имею важное дело.
Он ждал удивления, долгих расспросов и даже отказа. Но диспетчер ничуть не насторожился. Коротко бросил: «Принято, дайте координаты цели». Две секунды тишины – и вторая просьба, обязательная при высокой скорости: задействовать автопилот. Лоцман сердито вздохнул, ему не нравился шум за бортом и сила, мягко, но упрямо оттесняющая назад. Пришлось уговаривать непрерывно, ведь покинуть кресло пилота без знания инспекторского пароля нельзя. А откуда у конюха – пароль?
Когда Лоцман взялся ворочаться в стойле всерьез, пробуя прочность боковых дуг и хрустя копытами по полу, дергая ремни растяжек и нервно всхрапывая, Крон запоздало сообразил: у него есть стэк шеф-инспектора! Значит, и пароль имеется: вещь Йялла не только опасная, но и полезная. Таков большой мир, все в нем неоднозначно. Освободившись от ремней, Крон прошел по салону к стойлу и облокотился о край поилки. Лоцман немедленно подался вперед, подсунул голову под руку – и успокоился.
– Все же порой я не паразит на твоем сознании, а вполне полезный конюх и друг, – порадовался Крон. – Летим быстро, малыш, поэтому и неуютно тебе, терпи. Зато прилетим тоже быстро… прорычим нужную тему – и домой. Надеюсь, им не гроллий рык требуется, его я не исполню в должной чистоте, я ведь арра…
Крон говорил спокойно и ровно, не позволяя себе волноваться и тем самым портить настроение притихшего Лоцмана. Но в душе шевелился тайный страх. Что на самом деле хотела странная женщина? Вдруг он и про рычание неверно сообразил, не взял нужного и летит зря, тратя драгоценное время? Тревога в голосе вызвавшей Йялла звучала неподдельная и прямо-таки отчаянная…
Сел мобиль на автопилоте. Под днищем коротко скрипнула основа, твердая и ровная. Уже хорошо: пандус опустится без проблем. Крон задействовал систему разгрузки коня. Дверь мягко поползла вниз, открывая обзор, странный и неожиданный, как и сам вызов.
Довольно широкая улица, серая от пыли и унылая до отвращения – ни цветка, ни травинки, ни даже чистого окна, приветливо открытого и украшенного легкой занавеской. Запах пыли, запустения и еще чего-то чуждого, неприятного. Выцветшее небо без облаков, обшарпанные стены домов, грязные плитки мостовой, покрытые трещинами, старые и местами раскрошенные. Ветер гуляет в просторных рукавах улиц, посвистывает нервно и резко, гонит пыль. Сознание активно противится пребыванию в новом месте. Ему тесно тут, со всех сторон давит и угрожает злая колючая агрессивность. Неприятие. Настороженность. Презрение. Отвращение. Готовность напасть и продолжающее ее странно, но очень явно, стремление спрятаться…
Стэк в мобиле оставлять нельзя, по крайней мере, хоть это ясно. Крон сунул опасную вещь в глубокий внутренний карман куртки, хлопнул коня по шее и занялся разгрузкой. Где искать особу, вызвавшую рычать? Пока непонятно.
– Отпад, – сообщил за спиной очередное нелепое слово уже знакомый голос. – Вонючий гролл, типа круче прежнего. Ты как, легавый или из борзых?
– Я Крон, – осторожно уточнил конюх, пятясь и выводя коня по пандусу. – Волвек, хоть и арра.
– Муть… – заподозрила подвох девица. – Но все одно, кому еще наши вопли слушать не в лом? Только Йяллу, он тупит и жалеет нас. Ты – тоже, сразу видать. Зверюгу на кой ляд тащил сюда? Это что за хрень лохматая?
– Лоцман, мой конь, – гордо сообщил Крон, наконец-то оборачиваясь.
Женщина, воспользовавшаяся знакомством с Йяллом, оказалась под стать пыльному и тоскливому виду поселения. Довольно молодая, вызывающе скудно одетая, чуть покачивающаяся на неудобных шпильках, уродливо и ярко вымазанная краской. Слово «макияж» Крон знал, суть процесса и его итог видел на женских лицах постоянно, но смысла не постиг. Для волвека с его зрением видны все слои того, что именуют пудрой, румянами и кремом. А сверх того – огрехи исполнения лезут в глаза… Хотя в данном случае, кроме огрехов, ничего и нет. Лица нет, сплошная жуткая маска. Багровые губы, желтоватая собственная кожа и обилие краски, местами подпорченной потом, скатавшейся в шарики и тонкие нитки. Только глаза у женщины свои, и даже вполне человечьи. В них нет отторжения и злобы, лишь сомнение и небольшая, неуверенная надежда на помощь.
– Топай, зверик, – предложила женщина.
Она отвернулась и двинулась по улице, сутулясь, глядя под ноги и стараясь не попадать острыми иглами шпилек в трещины между плитками. Но все равно постоянно попадала, шипела и ругалась сквозь зубы. Слова Крон знал. Наслушался в городе, усвоил: грязные, худшие из придуманных людьми, созданные исключительно, чтобы портить эмофон и уродовать общение.
За углом третьего по счету дома, плотно притиснутого к соседним, открылась узкая щель переулка. Женщина нырнула в его тень и скоро выбралась на другую улицу. Процокала к крутящимся стульчикам возле сплошной стеклянной витрины бара, пыльной и немытой, как весь этот поселок, забралась на стул – красный, у самой двери, и указала волвеку на соседний.
– Сок не предлагаю, не время, – на редкость понятно и просто сказала она, явно подбирая слова. – Не тот ты, кто нам в тему… ну ладно. Джан – единственная врачиха на весь клоповник, втыкаешься? Хорошая она, хоть и дура. Жалко ее. Недохлики – это хуже некуда. Шнырь их тут все обнюхал и сгинул, час его нет, девочки бы заметили, да и ребятня вся на ногах. Вроде пыли нет больше, тихо и спокойно. Только облом, зверик. Джан тоже нету. Нигде.
– Кто такие недохлики? – Крон попытался выстроить логику сообщения. – И при чем тут пыль?
– Тупо-ой, – тоскливо выдохнула женщина и глянула на Лоцмана: – Эй, хрень лохматая, даже ты быстрее догонишь, чем тупой гролл! Ладно… Пыль – это тема, треп, вопросы. Нелады. Джан кому-то нужна, ясно? Ее искали. Кто искал – ясно, айри, иначе бы не было такой хлябы, аж с беготней до пота. Недохлики в деле, больше некому: их шнырь тут и нюхал пыль.
Крон потер затылок уже привычным жестом отчаяния. Рычать прибыл, как же… Он полагал, что тема нужна музыкальная, типа ключа или кода, – стая часто использует звуковые замки и настройки. Увы, он все понял неверно, совершенно и окончательно.
Лоцман шевельнулся, толкнул хозяина в бок и прижался, оттесняя от стола. Скучно ему, застоялся.
– Почему вы, Норма, – я не ошибся, Норма? – не вызвали инспекцию, срочно и внятно заявив по любому каналу связи о подозрении на похищение? – уточнил Крон.
– Легавым звонить? – хихикнула Норма, не возражая против имени. – Не тема. Но я все же пробовала, лажа вышла. В большом мире тоже типа пыль столбом, ваши зверики намутили. Нет связи. Только прямой канал на коммуникатор Йялла. Воткнулся?
– Похоже, да, – передернул плечами Крон.
Он нашарил выступ на коммуникаторе и вдавил его. Экстренный канал отозвался привычным щелчком сухого внимания автоматической системы записи сообщения.
– Инспекция? Говорит Крон Энзи, представитель стаи. Заявляю о похищении человека, даю координаты.
Крон мрачно вздохнул. Отгородиться произведенными действиями от беспокойства и ответственности не удалось. Волвек внимательнее глянул на собеседницу:
– Я не знаю Джан. Не могу искать по настройке на сознание.
– Так шкуру натяни и нюхай грязь, – посоветовала Норма.
– Шкуру тоже не могу, – виновато вздохнул Крон. – Но нюхать умею. Вещь есть? Спасибо. И подумай о ней, я попробую поймать эхо…
– Тема неясна, что думать-то?
– Вроде как смотри ей в глаза и зови, думай о хорошем, о том, что жалеешь ее… Голос представь в звучании, походку, улыбку… еще, потеплее и поподробнее… Спасибо.
– Ну ты забойный, тупо спасибкаешь, – хихикнула Норма. Хитро прищурилась, подмигнула и неприятно-многозначительно протянула: – Зве-ерик…
Крон поморщился, опасаясь утратить едва наметившееся понимание образа незнакомой Джан. Поблизости никого подобного не нашлось, искаженный эмофон поселения глушил настройку и лишал сосредоточенности. Едва одетая женщина в ужасающем раскрасе тоже мешала, ее эмоции прыгали и не фиксировались. «Не иначе пила спиртное», – предположил Крон, удивляясь отсутствию знакомого запаха. Попробовал точнее принюхаться и догадался: он никогда не был знаком со столь ужасающими напитками, явно непригодными к употреблению, токсичными… На душе стало окончательно жутко. Как быть? Что делать? Вот тебе, Крон Энзи, твое прошлое, добегался…
Останешься сидеть, уповая на инспекцию и ощущая себя аррой, – погубишь человека. Хорошего человека: даже по слабому эху образа нельзя ошибиться в том, какова Джан.
Начнешь поиск, вмешаешься – и окажешься, того и гляди, перед неизбежностью активного ответа на агрессию. Иначе опять же погибнет человек.
Большой мир устроен так ловко, что шагнувшего за порог, в ловушку взрослости, уже не отпускает. Прячет дверь в детство, заваливает двусмысленностью, загораживает зарослями сомнений, обозначает указателями ложного выбора… И не дает покоя душе, не оправдывает и не прощает ошибки. Крон тяжело сполз со стула. Снял куртку, сунул стэк в объемистый карман мешковатых штанов. Карманов на них – два десятка с лишним… Хотя разве карманы бывают лишними? В них вкусное для Лоцмана, пара ножей-пилок для расчистки, правки и стачивания кромок его же копыт, личный и в общем-то ненужный коммуникатор, расчески для гривы – и конской, и собственной… А теперь еще стэк. Куртка легла на широкую спину коня.
– Садись верхом, – распорядился Крон и, не дожидаясь ответа, забросил женщину вверх, прямо на куртку.
– Ай! – удивилась Норма и испуганно пригнулась, шаря руками по шкуре коня. – Высоко, мать его… Н-да…
– Показывай дом Джан, – велел волвек, благодарный нелепой женщине за то, что не высказала вслух ругательства. – Оттуда начнем, я уточню образ и заодно запах. Не шипи, верхом не страшно, Лоцман не сбрасывает начинающих, он великодушен. Вот так, гриву собери и держись. Где в последний раз видели Джан и когда?
– На площади перед больницей, – с дрожью в голосе отозвалась Норма. – Часа два назад, мне так сказал недоросль с Бражной линии. Потом не видели… Эй, вонючка, я трезвею слишком быстро, так недолго до визга, я умею ту еще пыльную хлябу поднимать… здесь налево и дальше прямо, аж до площади жарь.
– Трезвея, говоришь гораздо внятнее, – порадовался Крон.
Он хлопнул коня по шее, предлагая прибавить скорость. Лоцман охотно принял рысью. Норма застонала, мелко вибрируя голосом и сползая с куртки. «Гриву держит, как утопающий и паникующий человек – горло неопытного спасателя», – почти весело подумал Крон. Сравнение было памятное, его самого пробовали душить дважды, во время дежурства на пляжах Гирта. Там творилось невесть что после завершения сессии в Академии: каждый год люди праздновали, пили, уплывали и трезвели уже слишком поздно… А волвеки дежурили и вылавливали – такой порядок завел еще директор Эллар. Он полагал, что иногда людям не надо мешать делать глупости и разряжаться. Конечно, пальцы у людей слабые, но впечатления все же остались – они куда медленнее теряют яркость, чем синяки. Люди странные, они не умеют принимать помощь и даже осознавать ее, такова их природа.
– Бе-е-ело-ое кры-ыль-цо, – простонала Норма, по-прежнему страдая от страха и опасно ползая по широченной спине коня.
– Понял, – выдохнул Крон и перевел Лоцмана на шаг. – Оставайся тут. И не сопи, рысь у него мягкая, это великолепное качество породы снежских – бархатный ход называется.
Уже ступив на белое крыльцо, Крон разобрал комментарии Нормы по поводу бархата и коней. Замер, принюхиваясь и присматриваясь. Замечательная копилка полезного – общая память. Недавно Йялл обогатил ее своим опытом, и малая часть осела не в сознании даже, а где-то глубже, вынудила теперь молча и сосредоточенно изучать дверь, замок, ручку, следы на пороге, запахи, звуки, предчувствия. Дверь была нехорошая. Иначе и не сказать. Крон раздраженно порылся в карманах, извлек нож. Собрался было сунуть в узкую щель, но передумал. Обернулся к готовой расплакаться всаднице. Отметил, что та вспотела, и даже без слез ее дешевая краска намокла, ползет по коже, уродуя лицо окончательно. Волвек подошел, снял Норму со спины коня и поставил в пыль.
– Лома, стена мне мешает, убери, – попросил Крон. – Таран, Лома, можно, вот здесь…
Вороной недоверчиво покосился на хозяина. Таран – знакомое слово, так обозначаются безобразные действия в стойле, превращающие бревна стен в мелкую щепу. За таран обычно лишают хозяйского внимания и называют плохим. Но если можно и даже нужно… Достаточно развернуться крупом к преграде и один раз отметить ее копытами. Даже без усердия, здесь бревен нет.
Стена, многослойный материал с наполнителем, жалобно хрустнула и подалась широким проломом.
– Отпадный Лома, – восхитилась Норма, уже сидящая в пыли и отдыхающая от пережитого ужаса высоты и конской рыси.
Крон поддел плечом край пролома, расширил его, торопливо похвалил Лоцмана и шагнул в помещение. Оглянулся на дверь. Поперек – тонкая нитка. Ну и пусть тянется, не стоит ее трогать. И на окне нитка. Зато запахи нетронутые, свежие. Само собой, много медицинских, но их легко выделить и отсечь. Затем пот: тут были трое, двое точно мужчины, молодые – люди, не айри. Один явный южанин, житель расположенной рядом Обикатской провинции. Пил умеренно, запах выпивки знакомый, понятный и характерный, настойка называется «Черный пират», эдакая стилизация под старину. А главное – с большим количеством ароматизаторов, след они дают идеально стойкий.
Запах женщины тоже есть. И старый, и свежий, она тут жила, и ею дом пропитан, так всегда бывает с родным жильем, оттого оно и родное. Только люди могли придумать эту глупость: называть запах тела вонью. Понюхали бы свои рубашки вечером! Крон бегло осмотрел комнату. Чашка на полу, разбитая. Салфетка валяется рядом. Ящик старого шкафа с препаратами открыт нараспашку, внутри беспорядок. Люди, он знал твердо, принимают некоторые лекарства без назначения, желая изменить состояние психики. Видимо, такие и искали… Крон развернулся и покинул дом через тот же пролом. Запах южанина и выпивки висел в воздухе, как и прежде. Только теперь он, опознанный, имел смысл и вел к цели. След! Свежий, не более часа давность, никак не более. Вьется остаточным эхом над пылью, уловить можно, хотя придется нагибаться и бежать нелепо, почти что на четвереньках.
Крон молча забросил всхлипнувшую Норму на спину коня и побежал по площади, часто опираясь на руки и принюхиваясь, но не оборачиваясь. Лоцман позади отчетливо бухал копытами, сопровождая хозяина. След скользил вдоль стен, прятался в подворотнях, нырял в узкие, глухие, ограниченные серыми безоконными стенами щели проходов меж домов.
– Из ваших кто-то станет спасать Джан? – без особой надежды уточнил Крон, поймав расширение канала запаха: к группе похитителей явно добавился еще один человек.
– Н-нет, – коротко стукнула зубами Норма.
Эмоции рассказали остальное. Ей стыдно за пассивность людей, по привычке отгородившихся ставнями от чужой беды. Чужой – хотя Джан лечила всех… Норму злит упрямство волвека, прущего напролом, глупого, неопытного и нелепого. А еще женщину тошнит, но, странное дело, верхом ей весело и интересно.
За плотно закрытыми окнами не просто отгораживались от беды, но тоже страдали и колебались. Крон невесело усмехнулся. Эти люди – его ровесники по взрослости: арры, недоросли, не умеющие отвечать за важное. Стыдно и страшно оставаться таким. Может, именно ощущая их мерзость и трусость, он и бежит, часто падая в пыль и чихая. Он спотыкается о свой страх, но делает усилие и перешагивает, а эти – не смеют. Весь поселок пропитан страхом разных оттенков и сортов. Таким густым и плотным, что в нем теряется свой давний страх, казавшийся важным и неодолимым… Нет, не так и не правда. Норма, жалко всхлипывающая и слабая, одолела страх. Позвонила, встретила и не пытается сгинуть за надежной дверью, скатившись со спины коня в пыль, пропитавшись ее серостью, замаскировавшись и став единой с прочими, пассивной. Конечно, страх женщина глушила спиртным… Увы, не нашла иных способов. Зато теперь они вдвоем пытаются что-то сделать. Втроем, Лоцмана нельзя не учесть.
Крон бежал и ощущал: где-то в неведомой дали есть инспекция. Туда ушло сообщение и там готовится помощь. Иначе быть не может, в Гирте уже отозвались бы и прибыли. Но здесь не Гирт, ждать надо дольше. Активно ждать. Он выследит похитителей, пронаблюдает за их логовом и укажет координаты инспекторам. Раз так, не придется себя ломать, делая непосильное.
След стал объемным и четким. Крон резко остановился, Лоцман толкнул в спину и всхрапнул.
– Они рядом, – тихо предупредил волвек. – Будьте здесь. Я гляну и вернусь. Скоро появится инспекция.
– Тупо-ой, – жалостливо и без прежней злости отозвалась Норма. – Не прилетят, сказано же. Йялл свалил, наверняка его стэк отрубили от звенелки, не на дежурстве он, втыкаешься?
Крон замер на полушаге. В словах женщины явно мог быть смысл. Стэк отослал сообщение на автомате, оно зависло в некоей очереди… Или сброшено в мусор по причине сбоя системы. Ужасно и обыденно: у людей нет однозначного порядка, сплошные сбои и накладки. Крон выудил из кармана личный коммуникатор. Ненадолго задумался. Попробовал соединение с инспекцией Гирта – нет ответа. Внутренне все больше напрягаясь, проверил еще десяток адресатов. Тот же итог. Нужен хоть кто-то с правом на высший приоритет. Тот, у кого канал точно работает.
– Риан? – Крон одними губами обрисовал самое надежное имя.
– Где ты, уже понял, координаты знакомые, – отозвался негромкий голос, сразу избавивший спокойной манерой речи от отчаяния и обреченности. – Тебя вызвали?
– Тут похищение, – чувствуя себя окончательным ребенком, пожаловался Крон.
– Инспекцию тряхну, сам дела брошу, уже бросил, – пообещал Риан, явно на ходу, слышно и по звукам, и по сосредоточенности настроя. – Но ближайший час, а то и два, это твое время, понимаешь? Иного не дано, сочувствую. И береги Лоцмана, он силен и велик… Так велик, что первый же удар стэка не промахнется.
Коммуникатор смолк, связь оборвалась. Тишина упала и раздавила своей окончательностью. Два часа… Это немыслимо много. И Лоцман, огромный, добрый, могучий – его, Риан прав, надо оберегать. А еще Норма, дрожащая и испуганная, а еще Джан… Страх этого городишки клубился в пыли и опутывал ноги, страх тормозил и уговаривал подождать, впитывался в кожу шепотом людских отговорок. Он не инспектор, это не его дело. Не факт, что Джан плохо и требуется экстренная помощь. Он один, трудно действовать без поддержки. Он – арра в конце концов!
– Как же вредно покидать конюшню, – со стоном выдохнул Крон. – Стая сразу и резко разрастается… Лома, стой тут, замри. Норма, успокаивай коня и не слезай с него, поняла? Я только посмотрю и прочую, проверю ближайшие окрестности.
– Лады, – отозвалась женщина.
Лоцман промолчал, даже не всхрапнул – он уже замер, совсем как требовалось для позирования художникам. Принял игру, откуда ему знать, что это – уже не игра.
Крон повел плечами, хлопнул себя по штанам. Выложил лишнее, производящее шум. Обе гребенки для гривы, коммуникатор, сухари… Решительно пригладил волосы и мягко, как на тренировке, скользнул вперед. Пусть он арра, но все же – не человек. Он умеет двигаться, соблюдать тишину и быть внимательным. Коридор между стенами домов вильнул, впереди обозначился выход к тесной площадке, похожей на внутренний двор. Два малых мобиля блеснули крышами. Один дешевый, старый и неуклюжий. Зато второй… Постоянно играющий цвет корпуса, обводы, модные в нынешнем сезоне. Только айри может впихнуть в игрушку так много средств. Крон замер и усердно, по мере своих возможностей, исполнил маскировку сознания. Айри – опасный враг, намного хуже любого из людей: опытнее, сильнее, чутче. И, раз айри здесь, вряд ли у Джан есть два часа времени на ожидание иной помощи.
Площадка возле мобилей выглядела пустой. Окна, плотно прикрытые ставнями, казались слепыми и безопасными. Крон осторожно изучил их одно за другим и довольно прищурился, обнаружив наблюдателя. Человека, уже изрядно утомленного своим занятием, зевающего, слегка нетрезвого, со слезящимися от бешеного солнца подслеповатыми глазами. Один взгляд на коридор, в недрах которого замер Крон, осмотр мобилей, внимание на дверь, моргание, осмотр второго прохода между домами. Монотонно, однообразно – люди этого не выдерживают. Крон презрительно скривил губы и плотнее приник к сознанию наблюдателя. Выждал, пока тот отвлечется и начнет искать в полумраке комнаты бутыль. Глотки забулькали отчетливо, обозначая безопасный период.
Крон ссутулился, ощущая глупость и неправильность своих действий. Он совершенно не ведает, что и как надо делать, вот в чем беда… Просто скользит стелющимся широким шагом через двор, в соседний проход между строениями, к неприметной боковой двери, на ходу все более шалея от глупости своего скороспелого плана и с ужасом ожидания скрипа. За дверью, непосредственно за ней, пусто, он уверен. Но этот скрип… В замершем пыльном сером городе нет надежды на помощь, дверь обязательно предаст и выдаст.
Наблюдатель шумно выругался, Крон рванул ручку двери, уже откровенно паникуя. Пустая бутыль брызнула по плиткам двора шумом осколков, весело зазвеневших эхом. Дверь исправно скрипнула, охнула, замок жалобно хрустнул. Крон замер в темном коридоре, подпирая спиной стену и тупо рассматривая у себя в ладони ручку: с толстыми сквозными заклепками, вырванными из пластика, с круглым замком, не осилившим нервного срыва волвека…
– Тупая скотина! – явно адресуя слова наблюдателю, рявкнул выбежавший из парадного на шум новый человек. – Убью! Еще один звук, и просто удавлю!
Угрожающему расправой хотелось, Крон это осознавал, ругаться много, шумно и грязно. Но приказ о соблюдении тишины явно был высоким и требовал исполнения даже от него. Человек смолк и ушел, бормоча о необходимости срочной замены наблюдателя. Крон бережно положил дверную ручку с замком на пол, разжал сведенные судорогой пальцы и опасливо рассмотрел свою ладонь. Точно так же он потерял контроль в прошлый раз: одно движение – и все стало непоправимо…
– Решительно невозможно работать в условиях отсутствия связи, – пожаловался ровный голос из недр дома. Издалека – волвек слышал его на пределе возможностей своих чутких ушей. – Шантаж лимитируется перегрузкой каналов… абсурд. Между тем до отбытия десять минут. Дольше я не задержусь. Значит, надо рискнуть и вскрыть еще один уровень приоритета.
Крон не усомнился ни на миг: говорит айри. Характерный для некоторых представителей этой расы холодный тон с оттенком презрения. Грамотность и чистота речи идеальные, нет местных сленговых оборотов, зато есть уверенность лидера, чьи приказы не оспариваются. Дальнейшие мысли сгинули резко, их вытеснила возникшая совсем рядом большая боль. Крон мрачно вздохнул. Смутно знакомое сознание: та самая Джан, которую он прибыл искать. С трудом выбирается из глубокого обморока. Волвек бегом миновал коридор, осторожно огляделся, оказавшись возле лестницы, и нырнул в полумрак нового перехода. «Судя по запаху, там кухня», – предположил Крон, морщась от обилия алкогольных паров и еще более – от едва ощутимого запаха крови. Как же все плохо! И время еле ползет, делая прибытие помощи бесконечно далеким, бессмысленным и безнадежным.
Джан удалось рассмотреть сразу. Она скорчилась на полу в дальнем углу кухни. Крон чуть расслабился. Синяки, пара ссадин, кровь из носа – плохо, но далеко не смертельно. Чутье заверяет, что кости целы и внутренних повреждений нет.
За столом спит один из мужчин, знакомых по запаху в доме Джан. Второй, житель Обиката, бодрствует. Сгорбился возле жертвы, мнет ее волосы, собирая в кулак, вынуждает смотреть в глаза.
– Тебя не отпустят, – весело сообщил южанин. – Ты нас в лицо знаешь, нанимателя засекла. Он сказал – делайте что хотите, лишь бы не сдохла. Ну же, очнись! Иначе неинтересно.
Крон ровным шагом миновал кухню и опустил ладонь на шею южанина. Получилось очень просто, слитным спокойным движением. Удалось даже не сломать шею – есть повод для гордости за выросший самоконтроль… В следующее мгновение от гордости не осталось и следа.
Вверху, на втором этаже, отчетливо охнул айри. Самоконтроль, как же… Он, глупый арра, снова все сделал спонтанно и неосознанно, без плана и оценки ситуации. Айри, само собой, контролировал своих людей. И уловил утрату этого, отбывшего в обморок очень и очень надолго. Крон зарычал, подхватил девушку на руки и метнулся по коридору к лестнице, на ходу освобождая Джан от грубых веревок на запястьях и ногах. Затем пришлось остановиться и пугающе памятным жестом отстранить девушку за спину.
Айри уже стоял в холле, перекрывая знакомый путь к отступлению и контролируя дверь основного входа. Спокойный, по виду – средних лет. «Значит, уже пожил и в агрессивных действиях разбирается», – мрачно отметил Крон. На лестнице загудели шаги людей.
– Надо же, – приятно удивился айри. – Я хотел изловить мелкую рыбку Джан, дальнюю родственницу генерального инспектора, но достиг большего… Наживка привлекла волвека. Единственного на Релате! Ценная дичь, можно взять за горло даже Большой Совет, сейчас как раз все с ума сходят по поводу межрасового мира. Не рычи, не поверю. Ты безобиднее мухи, поскольку ты – арра. Я знаю смысл этого слова, малыш. Руки вперед. Будешь вести себя правильно – я не разрешу бить девчонку. Ошибешься с решением – и ее при тебе порвут мои волки. Руки, ты слышал?
– Отпусти девушку.
– Вас, зверей, надо учить и учить, – лениво прищурился айри.
Стэк в руке айри пополз вверх нарочито медленно, угрожая и требуя подчинения. Крон покосился на лестницу. Там тоже вооруженные люди. Для Джан слишком мало шансов уйти. Можно попробовать оттеснить ее назад, в коридор. Даже после удара стэка сам он, ведь волвеки живучи, еще будет некоторое время…
– Эй, тема есть! – взвизгнул знакомый голос за дверью. – Верните нашу Джан, а то будет такая пыльная хляба, что всем вам полный облом придет, во!
Айри тяжело вздохнул, не меняя направления стэка и внимания. Уголок его губ дрогнул, отмечая презрение к нелепому женскому крику. Люди на лестнице поняли без слов, двое заспешили наверх. Крону стало окончательно тоскливо. Теперь под ударом все хорошие люди, ожидавшие помощи от него, а точнее, от Йялла, тот бы справился.
В дверь звучно влепился камень, отскочил и застучал по плиткам двора. Потом еще один, и еще. Айри усмехнулся отчетливее, кончик стэка дрогнул, обозначая, что время на размышления истекло. Крон покосился на парадную дверь. Прочная, массивная, камнями ее можно обстреливать долго и безуспешно. Само собой, айри это знает. Стэк пошел вверх быстро и ровно. Камни прекратили обстреливать дверь.
– Сам виноват, – сухо отметил айри.
Он неотрывно смотрел в темные глаза волвека, опасаясь оставить без наблюдения малейшее движение и намерение. Знал уровень реакции стайных и грамотно распределял внимание: свое – самому потенциально опасному противнику, а своих людей – прочим, ничтожным и слабым.
В следующее мгновение дверь, надежная и большая, с хрустом смяла айри, отшвырнула к лестнице, вваливаясь в дом вместе с косяком и частью стены. Крон подался назад, толкнул Джан в относительно безопасный коридор и выудил из кармана стэк, падая и уклоняясь от комбинированного удара, выданного оружием айри. Стена нагрелась и пошла волнами, покрылась мелкой сетью ряби. Вороной Лоцман азартно захрапел, копыта гулко стукнули по крыльцу. Крон охнул, ощущая, как внутри все обрывается. Его Лома – на линии огня. В проеме, куда с лестницы бить удобнее всего. Не успеть, ничего уже не успеть! Айри шипит, придавленный дверью, нашаривает на полу оружие. Его можно оглушить, стэк шеф-инспектора, оставленный Йяллом, уже в руке и активирован. Рывок вперед – но позади Джан, снова без сознания, тихо сползла по стене. В кухне зашевелился пьяный человек, приходя в себя. Ничего не успеть…
Первый же удар вынудил коня жалобно взвизгнуть и осесть в пыль. Падал Лоцман в восприятии друга медленно, Крон осознавал каждую судорогу его мышц, боль ударила остро и резко, смяла, выжгла дотла. Тихий малый мирок бревенчатой конюшни перестал существовать. Сгинул, как мираж. Остался только этот серый пыльный поселок, пропитанный злостью и страхом, отнимающий у хороших людей самое дорогое. Остался айри – волк, сплошная тень сознания, давно лишенная своего лвека и невесть зачем продолжающая уродовать мир. Пыльному городу был страшен когтистый нелюдь-айри даже теперь, скребущий пол, оглушенный. При нем по-прежнему оставалось право силы и его прихвостни, такие же нелюди, готовые рвать, уничтожать людей и, страшно сказать, получающие от этого удовольствие.
– Все назад, – рявкнул сверху, со второго этажа, один из нелюдей. – Немедленно!
Во дворе зашумели и затоптались. Кто-то панически взвизгнул.
Зато в сознании Крона наступила странная и спокойная тишина. Выжить у него, вероятно, нет шансов – слишком много тут вооруженных нелюдей. Значит, и переживать по поводу собственного поведения не придется. Даже если он ошибается, даже если зверь его излишне дик и страшен, люди во дворе должны жить. А бешеные волки, эти хищные нелюди, не имеют права им мешать. Ни теперь, ни потом. Крон даже видел врагов уже иначе: не глазами, другим зрением. Тем, что различает волка и лвека, две половинки души.
Из кухни, сильно качаясь, выбрался один из взбесившихся волков. Зрачки во весь глаз. Не иначе он и рылся в медицинском шкафу Джан. Волвек резко дернул пьяного к себе, в один прыжок вырвался на середину холла у выломанной двери. Два стэка ударили немедленно – и оба попали в пьяницу, используемого как прикрытие. Ответным ударом оружие Йялла исключило обоих стрелков из числа опасных.
Крон зарычал, не оборачиваясь в сторону лежащего без движения коня, не позволяя себе смотреть и думать о случившемся. Пнул айри – резко и без особого расчета сил, в висок. Бескрылые драконы живучи. Дозировку удара для них Крон не знал, не имелось личного опыта полноценных драк. Вверх по лестнице он пошел мягко и быстро, без лишнего шума. Он крался, рыча все глуше и ниже, изливая свою тьму на ничтожных бешеных волков, приспешников айри. Разве они – звери? Так, мелочь. Ничтожества, ползающие на брюхе, в пыли. Не души у них, лишь вонючие трупы давно сгнивших душ… Вооруженные и огрызающиеся, но ведь и он – уже не тот арра, что недавно прилетел и собирался рычать музыку.
Быть зверем не страшно. Выпустить то, что клокочет в горле, рвется наружу, – и обрести право решать. Самому решать и самому платить по счетам. Пусть одни назовут его зверя отпадным и начнут восхищаться – что с того? Их ошибка, не более. Пусть другие обвинят зверя в неспособности контролировать себя. Так ведь среди людей крайне мало взрослых – тех, кто осознал двойственность «я» и освоил контроль. Прочих не стоит слушать. Зверь скользил по скрипучим полам второго этажа и уговаривал их не скрипеть. Пыльный злой поселок не спорил с ним, здесь всегда признавали право силы. Крон прищурился с интересом. Сегодня определенно большой день! Он выпустил зверя, а город рискнул поспорить с бешеными волками, двуногими нелюдями. И он слышит человечьи сознания во дворе, не утратил своей второй составляющей. Значит, еще живет, ошибся не слишком сильно…
Наемники айри были расторопны и хорошо вооружены. Когда в инспекторском стэке Йялла не осталось заряда, в дальних комнатах еще огрызались трое. Последнего пришлось ломать грубо, выходя на линию огня: тот сидел как раз в комнате, отведенной под склад оружия, поэтому обладал неограниченным его запасом. Когда он затих, вполне и даже окончательно безопасный для поселка, Крон мрачно повел плечами и сел. Точнее, упал на колени, а после ткнулся лицом в пол. Эхо азарта еще гудело в голове и отдавалось болью. Йялл не обманул ни в чем: зверь силен и любит побеждать. Такова его природа. Йялл только не сказал о горечи полноты осознания двойственности себя. О невозвратности прежнего состояния арры, наивного и чистого ребенка. Крон судорожно вздохнул. Болели разбитые ребра, правая рука висела плетью, запах собственного горелого мяса вызывал рвотные спазмы. Зверь никуда не ушел. Он и такой, израненный, наслаждался победой. Арра Крон тихо стонал и плакал без слез. Его Лоцман внизу, неподвижен. Но если бы Лома уцелел, было бы тоже страшно. Лома не принял бы зверя, в табуне не бегают хищники…
Зверь насторожился и вынудил отбросить лишние мысли. Его чутье – чутье воистину животное, нутряное, непостижимое для арры, – восприняло угрозу. Словно нечто скользнуло и затихло, ловко таясь. Еще один бешеный нелюдь из стаи айри?
Крон позволил себе шипеть и стонать, утверждаясь в сидячем положении. Сил не осталось, но до прибытия инспекции, если она вообще есть в мире, ждать невесть сколько. А внизу уже празднуют победу: люди склонны шуметь и пылить раньше времени, теряя внимание к угрозам. Людей, и тут Йялл снова прав, надо оберегать. В том числе от них самих.
Стянуть рубаху оказалось едва посильно. Со штанами вышло проще: слева две прорехи, а правая штанина по колено обгорела. Не жалко рвать. Снимать обувь нет смысла… Крон сжался в комок на полу. Холодно, ожог горит и гонит по коже озноб. А еще – страшно. В целом его действия могут привести к нужному результату, Йялл в свое время справился… Но ведь то – Йялл. Прочие первую трансформацию проходили под контролем старших. Поди запусти ее… Но – надо. Как волвек он на грани обморока, как гролл – еще вполне годен для боя. Мучительная зевота вывернула челюсть, вынудила закинуть голову, свела спазмом мышцы. Нечто огромное и могучее выкручивало тело, мяло, перекраивало и встряхивало, проверяя успех работы. Если бы он знал, как это страшно, – предпочел бы остаться аррой…
Гролл тяжело поднялся на три лапы, плотно поджав больную. Пыльно-бурый крупный зверь еще раз зевнул – уже с удовольствием. Потянулся, и когти взвизгнули по полу. Гролл насторожил короткие кругловатые уши и сполна отпустил на волю чутье, так пугавшее нелепого малыша арру своей чуждостью. Чутье гролла в наличии спрятавшегося злодея не усомнилось. Оно хуже слышало людей, шумно празднующих внизу. Оно не увлекалось их мыслями, стремясь к более интересному: к бегу на пределе сил, а лучше – к погоне. Темные глаза, слегка пробитые желтизной по кромке зрачка, хищно распахнулись. В два прыжка зверь выбрался из комнаты в коридор. Оттуда, рывком устранив запор, – на чердак, затем и на крышу.
Поселок лежал внизу. Вполне интересный для гролла поселок с массой темных щелей, где можно прятаться. С обилием прожаренных солнцем площадок, пригодных для отдыха и игр… Гролл попробовал опереться на поврежденную лапу. Терпимая боль. Зато на четырех можно стоять ровно, щетинить загривок и рычать, исполняя всем сознанием и чутьем полноценный поиск, пробуя голос и утверждаясь в мире. Его дичь тут, в путанице теней, в лабиринте улочек. Его дичь слышит рык если не ушами, то нутром. Потому что уже принимает свою роль всего лишь дичи… Гролл съехал по скату и упал вниз, не сомневаясь в способности одолеть высоту двух этажей. Прижался всем телом к плиткам, блеснул глазами и начал охоту, азартно скаля безупречные клыки.
Айри, если он имеет статус хотя бы моэ, не мог явиться в город без своих ближних, побрезговал бы сидеть в окружении ничтожных людишек и слушать их ругань, не стал бы показывать лицо жертве. Тот, кто затих возле лестницы, лишь исполнитель. Главная дичь – впереди. Гролл определился с направлением и помчался длинными прыжками, чуть припадая на испорченную лапу и сердито порыкивая, когда боль донимала особенно сильно. Погоня – стихия зверя. Он живет ею и наслаждается. Стена, рывок вверх и движение на когтях по вертикали. Восхитительно. Прыжок – и отвесно вниз, в тень закрытого двора. И еще стена. Теперь – близко.
Пожилого айри он атаковал сверху, прямо с очередной стены. Тот как раз бежал к мобилю, в отчаянии бросив частично демонтированное оборудование контроля. Гролл лениво обнюхал врага, чье сознание выключил одним ударом лапы. Прошел через двор, щурясь на экраны и системы записи данных. Моэ полностью контролировал действия помощника, понял его провал, но самонадеянно остался, чтобы собрать ценное оборудование. Не ради стоимости, просто такое, почти уникальное, оно слишком приметно, оно – улика и след. Гролл презрительно фыркнул на неподвижное тело. Азарт охоты ушел. Горячка победы схлынула. Да и лвек уже успокоился, пережив первую для себя встречу со зверем и убедившись, что нет двух половинок, есть целое. Нет противоречия и конфликта, есть баланс и взаимная работа.
Вдали, уже никому почти не нужные, заныли сирены. Инспекция по мере сил спешила на помощь. Гролл затрусил к стене, перебрался через нее и побрел по пыльной улице. Лапа все сильнее ныла и не желала держать вес. Душа болела. Его Лома лежит там неподвижно, один, забытый. Гролл тяжело вздохнул и заковылял трехногой рысцой.
Люди толпились в маленьком дворе. Их было много, и все шумели, окружив нечто важное у самой двери в злосчастный дом. Гролл вежливо порычал – собравшиеся поняли, не обиделись, пропустили.
Вороной лежал на прежнем месте, но совсем не забытый и даже подвижный. Он судорожно рвался приподняться, и двое людей изо всех сил прижимали к земле голову. Джан, бледная до пергаментной желтизны, бережно поддерживаемая помощником под спину, шептала указания. Она обернулась к гроллу и едва приметно улыбнулась:
– Ему повезло. Всадили весь парализующий заряд, который имелся. Но на тонну веса, да еще не в грудь и не в голову… сам понимаешь. Сыворотку я уже ввела, он приходит в себя, только сильно бьется и вредит себе же. Второй удар хуже: круп сожгли и левую заднюю ногу понятия не имею, как и из чего собирать. – Девушка снова попробовала улыбнуться. – К тому же вы теперь одинаково бесхвостые – пропал столичный парад.
Гролл счастливо оскалился и зарычал. Поставил уши: по гулкому проходу между домами шлепали босые ноги, Норма тоненько ныла и всхлипывала на бегу, втягивала носом, ругалась, спотыкалась. Упала возле конской морды, рассыпав по плиткам охапку принесенного. «Явно взято из дома врача, запахи – сплошная медицина», – отметил гролл. Он обратил внимание, что теперь Норма распределила свою жуткую краску с лица на руки, шею и одежду, беспорядочно вытирая слезы и сморкаясь. Дрожащими пальцами приняла указанную Джан емкость, кивнула и поползла к крупу коня. Средство гролл опознал сразу: консервант для ожогов. Значит, доставить Лоцмана в больницу удастся без угрозы для его жизни. И большой боли конь не узнает, консервант применяют в крайних случаях, он тяжело и сложно воздействует на нервные окончания, временно их отключая. Потом запустить – морока, но сейчас как раз крайний случай, важнее предотвратить неотложные проблемы.
Большой инспекторский мобиль довольно шумно сел у самой стены. Люди в форме выгрузились с открытого борта, деловито обогнули толпу местных и втянулись в недра дома, переступая через поверженную дверь и заинтересованно изучая оставшиеся в ней глубокие отпечатки обоих задних копыт Лоцмана. Вплотную к первому мобилю сел второй, затем третий, медицинский, что особенно хорошо. Гролл осознал необходимость немедленной трансформации: он обязан объясниться нормальными, внятными для людей словами. Он уже набегался, пора встать на ноги и быть Кроном Энзи.
Рядом присел Риан: подошел без звука и, как всегда, вовремя. В сумке – запасные вещи, малый медицинский кофр, наилучший, такие есть только у стайных. Осмотрел лапу, резко и без лишних церемоний вправил, свел кожу, обработал. Проверил бок, ссадины на морде. Насмешливо дернул за правое ухо, чуть подгоревшее и разорванное сбоку.
– Пошли, представитель стаи… Не смотри так виновато, все сделал правильно, обратная трансформация без старших тоже тебе по силам. Впрочем, я старший и охотно помогу с настройкой.
– А-хр-рх, – пожаловался гролл.
– Лоцман тебя дождется, – не усомнился в смысле сказанного Риан. С интересом изучил толпу местных жителей, жалостливо вздыхающих над Лоцманом: – Кто отвечает за коня?
– Я, меня загрызать надо, – всхлипнула Норма, не прекращая распылять консервант. – Тема такая: гролл вонючий велел Лому там держать. Но тут наши пыли напустили, большая хляба вышла… Я решила – таран, чтоб как лучше… Чтоб Джан вытащить, раз гролл сгинул и нет его, и облом… Сколько можно было ждать? Я же не думала, что они – в коня…
На этом внятные слова у Нормы закончились. Как и консервант. Бросив пустой флакон, женщина сосредоточилась на своем горе, размазывая краску на лице обеими руками. Риан задумчиво повел бровью.
– Надо же, продумала тактику боя, занятно. И в коня, значит, не могли стрелять… Хорошо же, сиди при нем, отвечаешь головой. Когда вернемся, Лоцман должен находиться на прежнем месте, что бы не думали по этому поводу врачи. Без Крона коня не грузить и не увозить. Снотворное вводить тоже нельзя, проследи. Ясно?
Норма резко кивнула. Вооружилась пустой емкостью из-под консерванта и мрачно зыркнула на спешащих от мобиля врачей. Гролл показал в улыбке клыки. Решительность маленькой женщины выглядела забавно, но вызывала, странное дело, уважение и доверие. Вряд ли кто-то отправит Лому в путь, пока Норма исполняет указание Риана.
Для трансформации Риан выбрал первый попавшийся пустой коридор – тот самый, возле боковой двери. Сел, задумчиво глянул в полные тревоги глаза гролла. Он был спокоен и не сомневался в успехе. Он обладал правом и силой старшего, учителя. Знал, что двойственность и сознания, и облика – лишь видимое, обман. Личность едина, она переливается из формы в форму, выбирая наиболее удобную для исполнения своих задач.
Смена облика прошла, к полному удивлению Крона, без боли и выворачивающего, тошнотворного ощущения. Просто мир чуть дрогнул и, как показалось сознанию, переменился. Отдалились запахи и звуки, ушла жажда бега, смягчились цвета… Зато сознания людей обрели объем, полноту звучания. Собственные мысли сделались ровнее и длиннее. Крон оделся, встал на ноги, с интересом потоптался. Ничего не изменилось в нем. Та же походка, тот же рост. И все же нечто новое впиталось и не ушло.
– Ты больше не сутулишься, – весело прищурился Риан, фиксируя больную руку. – Согласись, Крон Энзи, правнук первого вожака, с твоим сложением, с твоей славной фамилией, трудно оставаться ребенком так долго. Ты невольно старался хоть немного убавить рост и, как я помню, не представлялся полным именем.
– Йялл меня ловко вынудил быть взрослым, – без обиды согласился Крон. Провел ладонью по голому черепу. – Противно лишиться волос. У меня была славная грива. Теперь придется выбросить один гребешок. Идем, Лома ждет. Спасибо тебе, все устроил, помог.
– Тебе спасибо. – В глазах Риана блеснуло нескрываемое лукавство. – Я должен был до ночи торчать столбом на похоронах ан-моэ Йенхо. Парадным столбом, в полном траурном облачении высшего. Всегда подозревал, что это пытка. Но ты меня от нее спас.
Лоцман лежал на прежнем месте, врачи обходили всхлипывающую Норму стороной, глядя на нее весьма неодобрительно. Джан уже унесли в мобиль. Крон устроился возле конской морды, благодарно кивнул двум помощникам, державшим Лоцмана и явно утомленным своей работой. Положил руку на щеку коня, почесал его жесткую короткую бороду. Темный глаз закрылся от удовольствия. Лоцман прекратил попытки подняться и спокойно вздохнул: хозяин рядом. «Перемены в сознании, запахе и иных качествах Лома не обнаружил», – возликовал Крон. Зря он рисовал себе картины одну ужаснее другой. Мол, не дружат лошади с подобными ему, зверя чуют.
– Там еще один айри, в двух кварталах отсюда, – припомнил важное волвек.
– Знаю, инспекция не так плоха, как ты подумал сегодня с утра. Они сделали полный контроль местности, тот мобиль тоже засекли, с айри уже работают. Пока что приводят в сознание. – Риан снова развеселился. – Мои родичи – милые существа, творят от большого ума невесть что, а потом пытаются отгородиться от сделанного еще более мудрыми способами, как им кажется. Сейчас настаивают на адекватном наказании. То есть пробуют избежать жестоких процессов по внутренним законам иерархии айри, ограничившись системой права людей. Им не приходит в голову, что пожизненный срок на кофейных плантациях – это и для них пожизненный. Сколько кофе может убрать айри, если впереди у него семьсот лет наказания? Это практически подрывает основы существования кофейного рынка и грозит всему Релату жестоким перепроизводством продукта.
К неторопливым речам Риана охотно прислушивались. Норма, ради успокоения которой и затевался разговор, перестала плакать. Она слушала и осторожно улыбалась.
– Я как лучше хотела, такая тема, – еще раз попробовала она извиниться, явно обращаясь к коню. – Тупая… Мне казалось, Лому никто не будет обижать. Он такой… отпадный. Вусмерть отпадный.
– Он не сердится, – серьезно заверил Риан. Поманил женщину ближе и шепнул ей в ухо: – Чтобы завтра докуда-то добраться, надо сегодня отвоевать мобиль. Три сейчас ничьи, перейдут в собственность провинции, если ты еще часок поревешь тут без толку, но в голос. Иди страдай на втором этаже, там шеф-инспектор. Показывай ссадины на коленках, в ноги падай – но у врача должен появиться личный мобиль, разве нет? Сперва ругайся, потом пиши прошение. Ясно?
– Джан достанется тот, забойный, – уверенно кивнула Норма. Изучила свои сбитые в кровь колени и стопы, тоже немало пострадавшие от бега босиком. – Ниче, будет им пыльная хляба, опухнут и задохнутся. В тему ты борзо втыкаешься.
Риан выслушал комментарий с немалым интересом, охотно подтвердил – он такой, он темы чует. Тень накрыла плитки двора: большая коневозка снижалась медленно и торжественно, впечатляя габаритами всех, кто видел ее впервые. В днище вырезался квадрат люка. Крон оживился, зарокотал деловитым басом, готовя погрузку бесподобного Лоцмана. Управился в считаные минуты – и замер, уже пристегнув к ремням на поясе и плечах трос, тянущийся из днища коневозки. В последний раз оглядел поселок, которому еще долго предстояло перетряхивать пыль событий, взвихренную коротким визитом представителя стаи.
Норма с тоской вздохнула, тяжело поднялась и захромала к пролому на месте двери «устраивать хлябу» и спасаться от сантиментов – прощания и жалобных взглядов вслед коневозке. Риан с интересом прищурился.
– У тебя есть все шансы устроиться помощником конюха, – сказал он. – Наймом в пределах Гирта заправляет Крон, он, и только он один, зверюга упрямый, подписывает именные лицензии на подобную работу. Даже в частные и прогулочные конюшни. Тема ясна?
– Отпад, – поразилась Норма, замирая и не смея обернуться.
– Никогда, – энергично замотал головой Крон, – это ругающееся чудовище не ступит ногой в святая святых конного…
– Учти, ругаться он запрещает жестко, вплоть до увольнения, – рассмеялся Риан, умело игнорируя рычание волвека. – Иди воюй за мобили, самая зверская ты местная хляба.
– Не втыкаюсь, – почесала колтун волос Норма и рискнула обернуться: – Тебе-то что за пыль в теме, недохлик?
– Мне? Люблю перекраивать нескладно устроенное, – задумался Риан и тоскливо глянул в небо, уточняя по солнцу время: – Пора мне. Снова придется стоять столбом на церемонии, до самой полуночи. Хорошо, что айри немного в мире: если бы мы хоронили высших каждый день, жизнь сделалась бы кошмаром.
Крон махнул рукой, давая сигнал, и вознесся в коневозку, чувствуя себя божеством, покидающим нелепый мир людей, этих слабых арр, не достойных сравнения с безупречными существами, наделенными красотой, мужеством и добротой вороного Ломы.
