Глава 13
Большие гонки
Удача подобна мушке моего мушкетона. Стоит о ней задуматься и поискать взглядом, как упущенная из виду дичь окажется в полнейшей безопасности. Ибо целятся судьба и привычка, а удача просто сидит на стволе мухой, как приклеенная. Такая ее повадка не раз позволяла мне охотиться успешно и без мушкетона. Уж мух-то на свете в достатке повсюду, поверьте опыту бывалого путешественника. Сажайте хоть на палку и палите в дичь смело!
Высший маг Карл Фридрих фон Гесс,
самый правдивый человек на свете
Утром второго марта солнце выглянуло рыжее, весеннее. На праздничной льняной скатерти неба – маги расстарались – не было ни единой крошки облаков, только ровные, типичные для безветрия узоры-столбики вертикальных дымков. Старт первой в истории Ликры зимней автомобильной гонки не смогли отменить никакие неприятности. Трибуны и шатры, выстроенные за три дня, не имели ни единого пустого места. Крепкая ограда и частая двойная цепочка полиции ограничивали любопытство простого люда, не удостоенного приглашения на лучшие места и волнующегося на поле у станции Златолесье веселой и говорливой толпой. Уже до рассвета развернулись лавки. Румяные поварихи зазывали пробовать блины, сбитень и пирожки. Предлагали греться чаем и более редкими и дорогими в Ликре кофе и глинтвейном.
За оградой, на синевато-прозрачном возвышении, набранном из плит льда на таких же опорах, сияли праздничным глянцем два десятка автомобилей. Потапыч приглашал с размахом. Не случайных людей – так решили сразу. Призом выставили весьма крупную золотую модель самой первой самобеглой коляски. Делали драгоценную вещицу на заводе в Ликре, но под наблюдением инженеров из Арьи: все же первый автомобиль двадцать восемь лет назад изготовили они. Арьянские инженеры привезли чертежи и проследили, чтобы золотая игрушка точно соответствовала оригиналу в пропорциях. И, само собой, пожелали заполучить эту копию, выставив на гонки свой новый автомобиль.
А таких странных правил состязания тем более еще никто не вводил. В экипаже два человека, шофер и механик. Один из них может быть магом – уже немыслимо! Сверх того, во время гонки разрешается то, что строго запрещено всеми иными регламентами: применение магии для улучшения работы двигателя и тормозов, для обеспечения сцепления шин. Оговаривается лишь уровень мага: дипломированный стихийщик не ниже «магистра» и не выше «доктора» в понятной всем странам классификации Дорфуртского университета. Любые пси-воздействия недопустимы под страхом снятия с гонки и судебного разбирательства, возбраняется и стихийное влияние на объекты помимо своего собственного автомобиля. Машина, кстати, подробно описана в правилах: мощность, масса, предельные размеры: и так далее. Количество экипажей сразу ограничили двумя десятками. Сперва иноземцы смеялись, мол, да кому нужна нелепая гонка, о ней и узнали-то недавно, истории нет, репутации нет. Опять же зима, дикая страна и мало времени на подготовку. Правда, приз хорош, солидные арьянские производители уже усердно что-то дорабатывают за закрытыми дверями опытных мастерских… Так их всего-то пять фирм, подумаешь!
А потом как-то внезапно выяснилось, что заявок подано существенно больше чем два десятка и что никого уже не зовут. «Как же так, а мы?» – возмутились опаздывающие, еще вчера полагавшие гонку неудачной шуткой. Началась столь любимая Потапычем давка с криками про билеты и жульничество, обычная для вокзала весной, когда оживает южное направление и соскучившиеся по солнцу северяне рвутся к морю. Вот только на сей раз в приемной душили друг друга презрением и сжигали взглядами не просто пассажиры, а высокие посольские чины и холеные иноземные представители. Чем больше становилось шума и подозрений, тем длиннее выстраивалась очередь из желающих участвовать. Потапыч снова использовал свой опыт железнодорожника, предложил предъявить «билеты», то есть готовые, соответствующие правилам автомобили. И их экипажи. Выкатил второй приз – серебряную копию самобеглой коляски. Обнародовал для крикливых, но несостоятельных упрощенные правила «любительского класса». Его жена тем временем творила свои маленькие женские глупости: утвердила план застройки трибун и шатров, а затем немедленно скупила все билеты в два лучших шатра и распространила приглашения по своему усмотрению. Давка и крики о мошенничестве теперь звучали с двух сторон: и от жаждущих участвовать в гонке, и от тех, кто желал наблюдать ее с лучших мест.
События, приведшие к появлению в семье Потапыча сразу двух достаточно взрослых детей, произошли за два дня до гонки, когда ничто уже не могло ее отменить или перенести сроки. Разве что правительница Дивана. Ходили слухи, что она может посетить старт, но накануне выяснилось: из дворца прекрасно видна весьма эффектная петля на той части маршрута, которая проложена по городским улицам. То есть причин покидать безопасный и теплый крытый балкон нет. Баронесса Елена фон Гесс горячо одобрила решение Диваны, хотя ее мнением дворцовые распорядители протокола, само собой, не интересовались. Ну и что? В любом случае сама Ленка осталась дома. Маленькая Надежда до сих пор бредила, не приходя в сознание, возле нее сидели Екатерина Федоровна и врач. Крохе Леопольде неполных три дня от роду, без мамы ей нельзя, какие уж тут гонки. Ленка еще добавила, затемно провожая всю семью на старт, что без угрозы визита Вдовы спокойнее. Кто знает, как непредсказуемая в своем настроении правительница относится к Карлу, некогда проклятому ею и выжившему вопреки всему? Пока не замечает или делает вид, что не замечает, – и это, скорее всего, лучший вариант.
Без Ленки распоряжаться порядком в шатрах стала Фредди, в одиночку. И сделала все по исходному плану: один шатер женский, второй – мужской. Потапыч уже расписал встречи с нужными и важными людьми от зари и до заката: оборудование для завода по ходу гонок намерен прикупить у арьянцев, переманить инженеров. А еще поискать наставников в новый колледж, обсудить свои железнодорожные дела с коллегами из сопредельных стран, представить полезным людям очередного временно любимого племянника, нуждающегося в теплом местечке, – и так далее. Детям не пришлось слушать ни женские сплетни, ни важные мужские разговоры. Саню, Олега и Ромку их новый друг Хромов провел прямиком в лучший и главный шатер, так он сразу объяснил. Пристроил к делу, даже с оплатой. Саня получил нагрудный знак службы магического сопровождения гонок, а Ромка с Олегом – знаки структуры информационного сопровождения.
– Что и как, вам объяснят, – скороговоркой бросил Хромов на бегу. – Мне пора, не скучайте и не подводите своего дядю Сёму, я за вас ручался.
– Мировецкий будет у нас дядя, – со знанием дела отметил Ромка, уже усвоивший удобное определение друга, – если твоя сестра Ренка не прощелкает клювом свой шанс.
– Какой шанс? – не разобрал намека Саня, восторженно изучающий шатер.
– Подрастешь – поймешь, – снисходительно пообещал Ромка, озираясь.
Посмотреть и правда было на что. Маги настраивали зеркала, двойники которых стояли в разных местах вдоль трассы. Студенты Юнца, каллиграфы-копиисты, составляли первые отчеты: стартовая нумерация экипажей, краткие биографии гонщиков, официальные заявления команд и так далее. Заполняли ровным, великолепно красивым почерком страницу, используя заклинания и особые чернила, укладывали листок нижним в аккуратную стопку и пристраивали сверху «капельницу», в несколько минут создающую на пустых страницах точные повторения текста. Ромка освоился и стал шумно восхищаться, забыв начатый разговор. Саня молчал и долго обижался, минуты две. Потом решил не портить день и заговорил.
– Ой какие мы важные, – прищурился сын Короля. – Ты меня старше на два месяца, если документы не врут и память тебя не подводит. А дядек вокруг Ренки крутится слишком даже много, хоть и все толковые. Ей Рони припер перчатки и сумочку, дорогущие, а потом еще в кафе всякие возил и пирожными кормил. В прошлом месяце Мустафа чуть не каждый день розы дарил. Сёмка ценит ее больше, чем даже борщ. И Шарль, он тоже к сестре со всем уважением, письма ей пишет. Не то чтобы ухаживают, но отмечают они Ренку, точно. Только глупости это, мы с тобой взрослые, а вот Ренка вообще ребенок. Подаркам радуется, глазами хлопает, спасибкает, в инженерные глупости всерьез вникает… И ничего больше не соображает.
– Так и в девках недолго остаться, – задумался мудрый в житейских делах Ромка.
– Папа сказал, лучше никак, чем крылья сломать, – шепнул в самое ухо приятелю Саня. – У нас в семье все сложнее, чем кажется, потом поймешь. С твоей Надюхой лет через восемь будет ровно та же беда, вот увидишь. Потому что мы-то можем жить посерединке, делать что-то по привычке, без души и понимания. Для птиц все иначе, я уже крепко разобрался. Им только через край надо, по-настоящему и с лихвой. Если выбирать, то принца… Вот так. А какой из Сёмки или Юрки принц?
– Это да, вряд ли. Один тощий, второй с протезом вместо ноги, – расстроился Рома.
Он оборвал наскучившую тему и решительно поймал за штанину пробегавшего мимо, к выходу из шатра, мага:
– Дядя, за нас поручились. Нам денежку уже выдали. Так нам что, домой идти или все же надо хоть немножко поработать?
– Скузи, – нахмурился несчастный маг, невольно проверяя сохранность кошелька в кармане под вороватым прищуром двух малолетних хулиганов. – Сеньоре… моменто. Сеньорита Мари-Клемент! Мари!
Мари вынырнула из-за шторок внутреннего помещения. Она выглядела сегодня настоящей суфражисткой, одержавшей победу над мужским населением мира. Она носила юбку-брюки по щиколотку, высокие сапоги, куртку с кожаными вставками и смотрела на суету приготовлений с восхитительной невозмутимостью. Да, она представляет организаторов, она оплачивает потребности журналистов и обеспечивает их информацией и пищей. Она решает, кому можно общаться с важными людьми, а кому нельзя…
– Саня, Рома, Олег, – кивнула Мари мальчикам, – отпустите мага, он из Аттики, ни слова не понимает по-ликрейски, зато заклинает безупречно, тем более с перепугу. Сейчас я вас пристрою. Само собой, сыну Потапыча и его друзьям я обязана предоставить лучшее место, иначе плакала моя либертэ…
Мари подмигнула мальчикам и повела их по шатру, поясняя, кто и чем здесь занимается. Олега приставила складывать готовые листки-копии в стопки, а затем по просьбе журналистов собирать нужные им материалы. Рому познакомила с магами, настраивающими зеркала, и оставила при них – исполнять поручения. Саню отвела в сторонку.
– За тебя просили все, – вздохнула бывшая поклонница строгих правил. – Рена, мама Лена, Яков, Сам и так далее. Поэтому идем, сделаю исключение. До самого старта будешь мерзнуть на лучшем месте. Затем вернешься и станешь помогать здесь, если не придумаю еще чего-то важного.
Саня гордо оглянулся на друзей и удалился из шатра. Мари подхватила со стола кожаную папку с бумагами, накинула шубку и побежала вдоль рядов полиции, удерживая в ладони руку Сани. Показала пропуск, миновала заслон и, взбежав по ступеням на ледяной помост, вежливо приветствовала ректора Юнца и его спутника, поднявшего меховой ворот до самых глаз.
– Ваш ассистент, юный баронет Александр фон Гесс, – сообщила она. – Будет держать планшет и ставить галочки. Он их замечательно рисует, лучше всех иных мальчиков. К тому же весьма честен и носит большую шапку, так что уши не отморозит. Прошу простить, мне пора. Жду вас на завтрак после старта, в судейском шатре. Господин Юнц, герр Нардлих…
Саня задохнулся от восторга. Два ректора! Целых два, и он поставлен им помогать! Оба маги удачи, настоящие и наилучшие. После отца, само собой, но его нет рядом, он с ночи при Корше, обеспечивает контроль и координирует охрану местности. Саня вежливо поклонился и поудобнее перехватил увесистую папку с бумагами. Профессор фон Нардлих, полноватый мужчина средних лет, опустил воротник, нагнулся к ассистенту и заинтересованно приподнял свои странные, прямо-таки стариковские складчатые веки. Сделалось возможно разобрать цвет его глаз, блеснувших озорной зеленью и снова утонувших в тени, скрывшись в узкой щели, достаточной для обеспечения обзорности. Тяжелая челюсть выдвинулась вперед, нижняя губа с сомнением вывернулась.
– Дас ист…
– Судьи обязаны говорить по-ликрейски, – строго напомнил Юнц.
– Я наслышан о странных способностях ваших привидений, – послушно отозвался фон Нардлих на указанном наречии, которым владел безупречно, если не считать дефектом склонность смещать ударение к последним слогам слов. – Но производить детей после смерти… Барон фон Гесс был казнен двенадцать лет назад, я на память не жалуюсь. Иероним же, сын фрау Фредерики, не имеет детей, как мне известно.
– Ты участвовал в издании книги про Карла Фридриха Иеронима, самого правдивого человека. И ты знаешь, сколь чудесны обстоятельства жизни в этой стране, – с легкой насмешкой вздохнул Юнц. – Не выпячивай челюсть, чудо – оно и есть чудо. Этот мальчик настоящее чудо, мой любимчик. У него фамильный талант Гессов и соответствующий характер. Прочее обсудим позже, в тепле и без суеты.
Арьянский профессор нехотя восстановил нормальное положение челюсти, брезгливо пожевал губами, словно испробовал на вкус местную погоду и остался ею недоволен, и сменил тему разговора. Покровительственно обняв юного помощника за плечи, стал рассказывать о предстоящей работе: надо обойти все двадцать автомобилей на стартовом ледяном возвышении. Убедиться, что исправны, что нет излишней магии, а экипаж не претерпел изменений. Составить по каждому участнику протокол и подписать его. Бланки должен подавать помощник, предварительно расставив галочки в соответствии с указаниями судей. За время краткого разъяснения ректоры и их ассистент добрались до первого автомобиля, сине-серебряного, с крупной эмблемой известного завода Нового Света. Саня извлек бланк, закрепил под зажимом на спинке папки и стал расставлять красивые, ровные галочки: двигатель исправен, жидкости все залиты и уровень полный, магические зеркала, передающие изображение с трассы в судейский шатер, активированы, и настройка их стабильна, маг предъявил диплом, шофер здоров…
Потом была следующая машина, еще одна и еще: Арья, Франкония, снова Арья…
В пятом бланке Саня ставил особенно красивые и ровные галочки. Шофером был обожаемый брат Юрий, а магом-механиком – Лешка Бризов. Машина у них оказалась новая, ничуть не похожая на «Тачку Ф», замечательно яркая – красная с белым и еще с хромовой отделкой. На радиаторе, правда, сохранилась похожая на прежнюю фигурка крылатой женщины, только уже не статуэткой, а чеканным силуэтом в круглой бляхе.
– «Тачка Л», – сообщил не слишком оригинальное название Рони, нежно гладя крыло.
Фон Нардлих снова выпятил челюсть, стал придирчиво задавать вопросы, изучать диплом Бризова и водить ладонью над капотом, прощупывая магией его нутро. Все было в норме и претензий не вызывало, но профессор не торопился двинуться дальше. С подозрением осмотрел поданное Саней перо, глянул на пустое пока место в бланке, где полагалось быть его росписи.
– Почему Л? – задал арьянец не предусмотренный протоколом вопрос. – Не К, не И, даже не Г… Хотя последнее понятно – сие слишком неблагозвучно. Но это ваши имена, родовые. И вдруг появляется иное…
– Женское, – охотно пояснил Рони. – Первую я назвал в честь мамы – Ф, Фредерика. Эту – в честь новорожденной кузины Леопольды, родной сестры вашего усердного помощника.
– Привидения в Ликре ведут весьма активную загробную жизнь, – нахмурился сбитый с толку профессор. Подписав бланк, обернулся к Юнцу и строго уточнил: – Подробно, в тепле и без посторонних мы все обсудим, я помню. Но ты, тощий ликрейский старикашка, уже испортил мне день. Гонка стала неинтересна на фоне твоих интриг… Идем далее.
Остальные экипажи проверяли действительно быстро, без дополнительных расспросов и излишнего усердия. Закончив работу, Саня уложил листки и защелкнул замочек хранилища для бумаг. Ушел с помоста, подмигнув Рони и не рискнув вслух, даже шепотом, пожелать удачи. А ну как магия мелькнет в звуках и приведет к дисквалификации? Зря опасался. Марк Юнц вдоль всего стартового порядка шел шаг в шаг с Саней. Отстал лишь у края помоста, обернулся к выстроившимся на площадке. Далеко, за самой последней машиной, лицом к нему уже стоял фон Нардлих. Оба мага удачи одновременно развели руки, устремляя раскрытые ладони вперед, в сторону гонщиков, и шепнули на арьянском и ликрейском:
– Удачу даруем каждому, и теперь, когда она велика и равна, дело решит лишь мастерство.
Саня восторженно охнул. Ему, в отличие от прочих, было видно, как ярко засияли блики солнышка на краске кузовов. Легкая и светлая удача осела снежинками на каждом. Маги выплеснули ее не просто вдвоем, что уж редкость, но в единой настройке. Тем они обеспечили полный отказ от личных предпочтений, одаривая удачей.
Фон Нардлих спустился с помоста вдали, рядом с Саней встал Марк Юнц. Два молодых мага в парадном облачении синхронно произнесли хорошо поставленными голосами простенькое, но эффектное заклинание иллюзии стартовой ленты. Еще двое выступили вперед, воздели руки, оживляя картинки в обзорных зеркалах, расставленных вокруг ледяного помоста. В ленте алым пульсом бились цифры: начался трехминутный отсчет времени. Маги-механики экипажей загомонили, ускоряя прогрев заведенных только что автомобилей. Сияние удачи сделалось для тех, кто умеет его видеть, полным: оно охватило силуэты машин и людей ровно, без малейших теней, пятен и ряби. Значит, порадовался Саня, сложная зимняя гонка наверняка обойдется без тяжелых травм и опасных аварий.
Двигатели зарычали громче и активнее, словно так старались подстегнуть бег секунд. Бамперы выстроились в ровную линию, касаясь иллюзорной ленты. «…3-2-1» – все крупнее вспыхивали цифры. Сменившее их слово «старт» рассыпалось искрами. Хлопок, отмечающий начало гонки, затерялся в реве по-настоящему проснувшихся моторов. Снежная пыль, вырванные из помоста шипами шин иглы льда, сизо-белесый дым пополам с паром – все смешалось, взвихрилось и накрыло толпу, счастливо охнувшую с началом красивого зрелища. И тотчас звуки рассыпались сотнями голосов.
Только организованные, как и подобает арьянцам, студенты фон Нардлиха зычно скандировали одну, разученную и утвержденную фразу поддержки сразу всем трем экипажам своей страны. Прочие зрители радовались куда более нескладно, зато весьма эмоционально. Помост находился на возвышении. Стоя у его ступеней, Саня мог видеть очень хорошо людей на поле, как и удаляющиеся по широкому коридору, огражденному охраной, машины.
Полицейские уже перли напролом через толпу, разобрав сквозь общий гул неподобающие слова излишне разогретых зрителей возле балаганчика с горячительными напитками. Гости из Аттики, непривычные к холодам, грелись, пританцовывая, и старательно разворачивали большое полотнище с именами своих гонщиков.
На помост выезжали один за другим новые автомобили, которым предстояло стартовать получасом позже в «серебряном» заезде. Прибежал Ромка, забрал у приятеля кожаный портфель с заполненными бланками и выдал новый. Ректор арьянского университета магов обошел стартовый помост и присоединился к поджидающему его Юнцу.
– Меня возмущает твоя доброта, граничащая с изменой родине, – буркнул фон Нардлих, встряхнув аккуратно сложенный вчетверо, добытый из нагрудного кармана список участников. – Ты выделил пять дипломированных магов франконцам, вместо того чтобы выбить их экипажи из гонки еще до старта, двоих – в золотом зачете и троих – в этом, любительском. Сильные экипажи на интересных машинах! Я категорически отказал никчемным республиканцам, презирающим магию, с тем чтобы повысить шансы соотечественников. Ты же дал не просто магов, но действительно обученных, отменно знающих инженерное дело. Вот только не начинай свои бредни о честности и равных условиях, герр Юнц. И Бога с его заповедями не мешай в дело.
– Сплошная выгода, никакой честности. Пожалуй, мне придется сказать это и своему духовнику при покаянии, – вздохнул ректор Юнц. – Во-первых, золотую машину и первое место получит Рони, я уверен.
– Чушь, – нахмурился фон Нардлих. И сказал, чеканя слова: – Я знаю расклад сил. Мы выиграем. За третье место, допускаю, могут побороться франконский «Лев» и англы со своим «Астионом». Между прочим, тот же самый расклад сил предполагает и тотализатор.
– Дарователь удачи твоего уровня интересуется азартными играми? – ненатурально удивился Юнц, изучая диплом молоденького мага из Аттики и тепло улыбаясь парню: – Береги горло, малыш. Застегни воротник полностью. Вот так, и еще одно небольшое заклинание на шарф. Теперь я за тебя чуть более спокоен.
– Тотализатор – тема диплома студента, не одобренная мною, но занятная, – буркнул фон Нардлих, подписывая бланк.
– А тема диплома моего мага-механика в экипаже «Льва» – «Сравнительный анализ параметров гоночных автомобилей различных производителей», – безмятежно отозвался Юнц. – Очень упорный мальчик. Жаль, не удалось его пристроить к англам.
– Как мелко… Шпионаж, – фыркнул фон Нардлих и тотчас ревниво добавил: – И много он выяснил занятного?
– Больше, чем мы надеялись, – скромно порадовался Юнц. Отвернулся от возмущенного коллеги и галантно поцеловал руку единственной женщине-шоферу в гонке. – Мадемуазель Жозефа, мне рассказывала о вас Мари. И как бы мне ни мешал этот арьянский сухарь, ректор Иоганн, я выделю вам самый яркий блик удачи. За вашу смелость. И еще прошу принять подарок, шарф и перчатки, мне будет стыдно, если столь привлекательная девушка обморозит лицо.
– Мари и без того добра безмерно, – благодарно улыбнулась франконка. – Я не могла надеяться, что нам поверят и что будут вложены столь серьезные деньги… К тому же мой механик, присланный вами, великолепен, я потрясена. Не знаю, как благодарить…
– Сплошная корысть, – признался Юнц, покаянно разводя руками. – Вы пишете не только на тему либертэ, вы еще и модой интересуетесь. Сударыня Ушкова многое готова сделать, чтобы вы сочли знакомство с ней интересным.
Фон Нардлих снова возмущенно фыркнул, не глядя расписался и шагнул к следующему автомобилю. Саня охотно последовал за ним. Еще бы! Красно-белая машина, не менее шикарно выглядящая, чем «Тачка Л» из «золотого» заезда. Собственно, это и есть прототип, именно ее уже год, по мере появления средств и идей, собирал Рони в личной мастерской. И отдал Хромову, что позволило обоим изжить старую ссору. Правда, Юрка сказал, что возобновит молчанку, если экипаж не придет в первой пятерке…
– Семен Хромов, – задумчиво произнес вслух ректор Дорфуртского университета. Из-под век блеснула зелень глаз, что означало неподдельный интерес. – Это вы мне писали осенью, молодой человек? Консультировались по теме полных иллюзий. Вы весьма тонко разобрались в проблеме, это достойно уважения. Могу сразу сказать, что исполнил вашу вторую просьбу и привез труды по теории удачи. Готов ответить на все вопросы при одном условии. – Профессор оглянулся на Марка Юнца: – Если этот гнусный старикашка ничего не услышит и не узнает. Дело чести! Мы с ним непримиримые друзья. И я не желаю дать интригану козыри до начала очередного спора.
– Ни слова, обещаю, – рассмеялся Хромов.
Марк Юнц сокрушенно покачал головой, ставя подпись в бланке, хлопнул по плечу мага-механика – само собой, студента высшего колледжа, своего очередного любимчика, и зашагал к последней машине, не оборачиваясь. Фон Нардлих погрозил молодому магу пальцем и шепнул Хромову в ухо:
– И этот тоже шпион Юнца, берегитесь, мой друг, ни слова при нем.
Осмотр закончился, снова замелькали цифры на стартовой ленте, и снова взревели моторы. Толпа несколько освоилась, студенты Юнца объединились с группами поддержки конкурентов и перекричали-таки со второй попытки стройный речитатив магов-арьянцев. Машины быстро удалялись, терялись в снежной пыли. Звук моторов гас.
Люди у холма зашевелились, перемещаясь и разбиваясь на группы. Кто-то интересовался блинами и чаем. Иные проталкивались поближе к зеркалам: в них неплохо видна гонка. Многие шли к дальним шатрам смотреть привезенные гостями новенькие автомобили, только-только поступающие в продажу, таких еще нет в стране. Да и свои не обходили вниманием: новое дело Потапыча – строительство завода – было на слуху. Правда, в его шатре пока имелось всего-то две модели, но и это хорошее начало.
Саня отнес бланки в судейский шатер, тотчас был изловлен вездесущей Мари и приставлен к новому делу: сопровождению пожилого англа, известного гонщика, приглашенного Потапычем в качестве главного проектировщика трассы. Теперь англ сидел в шатре, заинтересованно изучал в зеркалах ход заезда и вздыхал: увы, спина разбита, закончилась его карьера, иначе не торчал бы здесь, в скучном тепле. Впрочем, сетования выглядели не вполне искренними. Приятно, когда тебя помнят и приглашают, вдвойне важно, что имя снова на слуху да и деньгами Потапыч не обидел. А уж собственный малолетний маг, к тому же баронет, в помощниках – это настоящее уважение.
– Твой Рони неплох, – ободрял Саню англ. – Все пока делает правильно. Подогрей пиво. Еще теплее… Вот так, да. Из тебя получится маг, как я погляжу. Супертрасса. Никто не сделал бы лучше, Алекс, уж поверь мне. Три скоростных участка, город с узкими улочками, ледяная брусчатка. Ваш ужасный бурелом в диком лесу, проезд по реке, по полированному магами льду. Я чувствую себя дьяволом. Как бы ни старались создать удачу, а все до финиша не дойдут. Моя трасса их выжмет и выбросит в кюветы, о да! Этих молодых самовлюбленных выскочек. Что они понимают в гонках, Алекс…
Англ вздохнул, заливисто расхохотался, ткнув пальцем в сторону дальнего зеркала: черно-золотая машина не вписалась в поворот и стесала бок о защитный сугроб. Ее развернуло, бросило в сторону. Мгновением позже в глубоком снегу надежно увязли еще два автомобиля.
– Ты тоже хочешь стать гонщиком, мальчик? – предположил англ.
– Нет. Я хочу, как Марк Юнц, удачу за шкирку держать, чтобы на вашей трассе все остались живы и здоровы, – решительно прищурился Саня.
– Достойный выбор, – неожиданно охотно согласился англ. – Может быть, лет пять назад ты мог бы спасти мою спину… Чтобы я не сидел здесь развалина развалиной. Дома я пишу мемуары и читаю лекции, хожу в бандаже, с палочкой… Тоска. Как гонщик я уже мертв, Алекс. Приходится это признать. Однако же нынешняя зима меня взбодрила. Может статься, поживу в Ликре год-другой. Рони предлагал вместе строить испытательную трассу при новом заводе. Тоже будет супер…
Англ набил трубку и передал помощнику. Ему нравилось пользоваться заклинаниями вместо спичек. Саня сразу нашептал и проветривание, вынудив струйку дыма целеустремленно искать щель в ткани шатра.
– Другие дети в твоей семье есть? – поинтересовался англ, выпустив красивое кольцо дыма.
– Две сестры.
– Они здесь, подбадривают Рони?
– Им нельзя, – тяжело вздохнул Саня. – Леопольда маленькая. А Ренка… Ей совсем невозможно. Папа так сказал.
Карл фон Гесс не просто сказал, он строго приказал. И пояснил: два мага будут выравнивать сияние удачи. Нельзя допустить, чтобы необученная птица испортила их работу и заодно выдала себя. Береника послушно кивнула. Она догадывалась и о второй причине, не названной вслух: раз некто охотился на Надю, то и ее безопасность, старшей птицы, в многолюдной толпе обеспечить сложно. Да и мама… Должен ведь кто-то остаться с ней, присмотреть за Надей. Мало ли, а вдруг девочку по-прежнему разыскивают, не унялись… Подтверждением наличия угрозы стала плотность оцепления вокруг дома, усиленного группой магов из тайной полиции. Евсей Оттович приехал до зари, все проверил лично. Даже оставил своего охранника Торгая и сказал со смехом, что просто желает освободить Елену Корнеевну от забот по приготовлению обеда. Мол, этот человек безупречно делает мясо с дикими травами. Уникальный рецепт степной кухни…
Марк Юнц тоже приехал и оставил своего человека, мага-стихийщика, профессора колледжа. Как он пояснил, любителя жареного мяса. Все шутили, всем было весело, но Береника отчетливо понимала: смех нервный, а в глазах таится беспокойство. Если бы можно было отменить гонку или перенести сроки, так бы и поступили. Но слишком поздно.
Когда все наконец уехали, Ленка зевнула, потянулась, завязала любимый льняной фартучек на талии и пошла на кухню готовить пирожки и кашу. Специально для Торгая она пела нечто казачье, звучное, явно перенятое по мелодическому строю у степных народов. Смуглый охранник радовался, подтягивал припев низким голосом, точно попадая в размер, но вплетая в песню слова иного наречия. Маг степенно беседовал с Екатериной Федоровной. Он был человеком средних лет, смутно, к собственному смущению, помнил славу и голос Алмазовой, поскольку в театре бывал редко, зато охотно консультировал пожилую певицу в вопросах магического улучшения акустики комнаты. А потом по собственному почину взялся проверить настройку пианино и заклясть инструмент от перепадов влажности, трещин лака и иных бед.
Береника устроила сытую сонную сестренку в колыбели-корзинке и понесла на прогулку. Врач поначалу возражал: ребенку в таком нежном возрасте никак нельзя на мороз. Но Ленка заткнула ему рот уцелевшим с вечера пирожком, и медик сдался:
– При хороших одеялках и бережном пеленании прогулка, скорее всего, не повредит, – осторожно предположил он, дожевывая пирожок.
Парк, как показалось Беренике, уже не выглядел зимним. Да, мороз, да, снег скрипит под мягкими валенками – утренний, синий с розовым, пушистый. Ни единого солнечного ожога на нем пока нет, зато крышу обрамляют сосульки. Вчера вечером Жора сбил самые крупные, однако сегодня, уже к полудню, они снова отрастут длинной бахромой.
Гулять пришлось молча: Леопольда фон Гесс, едва корзина-колыбелька покинула помещение, зевнула, улыбнулась, прикрыла глаза – и крепко заснула. Ей явно нравилось гулять… Береника дважды обошла дом, осмотрела спилы крупных веток яблонь, залитые варом. Прошла по каждой тропке, очищенной от снега. В отличие от сестренки Лео, ей было скучно гулять молча, тихо и чинно. Увы, за ограду нельзя. Там дозором ходят рослые сторожа. Рядом замер автомобиль полиции – очередной большой, удобный и неприметный «фаэтон».
Стоит приблизиться к воротам, наспех восстановленным вчера вечером из некрашеных досок и стальных скоб, как оконце «фаэтона» приоткрывается, оттуда выглядывает маг Петров, хмурится и жестом требует вернуться к дому.
Береника вздохнула, решила еще раз пройти до ворот и рассердить мага. Все же это самая широкая и удобная дорожка.
К ее удивлению, Петров хмуриться не стал. Сам поманил к ограде и указал рукой на замершие поодаль санки. Обычные, городские. На тулупе у возницы бляха с номером, на сбруе лошади – такая же, все по правилам. В санках сидит средних лет невысокий человек в форме полицейского курьера. До самых глаз поднял меховой воротник. Действительно, ехать в санях ветрено, а мороз с ночи крепкий, так и щиплет кожу.
– Говорит, новости с трассы для вас привез. И малое зеркало, дубль с расположенного на «Тачке Л», чтоб сами все могли рассмотреть, – отметил маг. – Я проверил, ничего подозрительного. Но ты еще раз письмо глянь. От Николая Горлова. Почерк его?
Береника приняла письмо. Усмехнулась. Отца так редко зовут нынешним именем, добытым вместе с документами, что впору удивляться и переспрашивать: от кого письмо, кто таков? Спасибо сообразила промолчать и кивнуть. Лучше уж нагнуть голову, пряча свои мысли, да повнимательнее изучить надпись на конверте. Знакомая рука, уверенная. Наклон букв, загнутые вензелем хвостики прописных «у», «з», «д». Даже слишком красиво. Видимо, не спешил и писал парадно, напоказ.
– Его рука, – согласилась Береника.
– Убедились, – кивнул Петров, любитель досконально соблюдать формальности. – Зеркало он сам занесет, передавать пакет через третьи руки не имеет права. В курьерской книжке пусть Елена Корнеевна лично распишется.
Береника кивнула и на миг прикрыла глаза, спрашивая совета у своего чутья. Светло, хорошо, а человек в санях и вовсе белый, сияющий. От таких не стоит ждать вреда. Он подхватил зеркало, в упаковке похожее на парадное блюдо, и понес, бережно прижимая к груди, усердно глядя под ноги. И молча. Береника шла впереди и слегка сердилась. Ну что за день! Начинается в густой тишине, того и гляди, весь на скуку изойдет. А там, на другом краю города, праздник. Юрка мчится по трассе, он наверняка хорошо идет и рассчитывает забрать золото. Бризов тоже там, и Сёма. Брат Саня уже все облазил и знает в точности любую мелочь про гонщиков. Ромка не отстает от него. Фредди принимает гостей с вальяжной грацией сиятельной баронессы и заодно министерской дамы… Отец носится по всему полю, обеспечивает охрану, взгляд у него хищный, с прищуром. Интересно там. А здесь – тихо…
У дверей возник, сказочным джинном скрутившись из обрывка снежного вихря, Фредди-старший. С незнакомым выражением неподдельной радости на лице и непривычной поспешностью в движениях сорвал с головы шляпу:
– Лео, добро пожаловать домой.
Береника улыбнулась. Вот в чем дело! Охраняет рыженькое сокровище семьи, кроху Поленьку. Вчера заклял для нее призрачные украшения – гроздь стеклянных палочек, свисающих с потолка и приятно, мелодично позвякивающих время от времени. Теперь встречает с прогулки. Береника почти успела открыть рот, чтобы сказать…
– Спасибо, – шепнул женский голос за спиной. – Идем, за дверью разберемся, не спотыкайся. Ведь не тюк несешь – ребенка.
«Курьер» решительно подтолкнул зеркалом в спину. Дверь позади хлопнула. В полумраке прихожей Береника вдохнула домашний запах пирожков и осторожно обернулась. Ценный пакет небрежно брошен в угол, форменный полицейский тулуп уже расстегнут, хватило одного движения, чтобы уронить его на пол с привычным – ну точно повадки Фредерики! – безразличием к порядку.
– Бабушка Лео? – на всякий случай уточнила Береника, переводя взгляд с сияющего Фредди на пожилую женщину, стоящую у порога.
– Два раза надо повторять имя: я Лео, бабушка этой Лео, – подмигнула ей Леопольда. – Ты Береника, да? Очень хорошо, что мозги у тебя в порядке и соображаешь быстро. Нам нельзя медлить. Где спасенная девочка? Кто с ней рядом?
– Надя в комнате Фредди. – Береника сразу догадалась, о ком спрашивают. – С ней Екатерина Федоровна, врач Семенов и маг, профессор Шелепов. Что-то не так?
В полумраке было трудно рассмотреть лицо бабушки Лео, длинноватое, с достаточно резкими складками возле строго сжатых губ, с типично арьянской широковатой челюстью, с ровными, в одну линию, густыми полуседыми бровями над некрупными темными глазами. Лео была маленькая, щупленькая, подвижная. «И как ее приняли за курьера?» – удивилась мельком Береника. На более длинную мысль не хватило времени: бабушка явно торопилась и знала нечто важное, даже, наверное, опасное.
– Тащи Лео на кухню, – приказала старшая Леопольда. – Бегом, и береги мою внучку! Вооружись хоть сковородкой, при твоей удаче будет достаточно надежно. Фредди, вызови этого парня, как его…
– Торгая, – подсказал фамильный призрак.
– Именно. Вызови в коридор. Сам ты тоже пойдешь со мной.
– Но как же вы… – испугалась Береника.
– Исключительно чудом, – подмигнула бабушка. – Потом подробности. Марш!
Фредди исчез исполнять. Береника крепче обняла сестренку и побежала по лестнице, стараясь не шуметь. В дверях кухни разминувшись с беззвучно скользнувшим навстречу Торгаем, поставила на стол корзину и прошла к рядам утвари. Выбрала удобную сковородку, как было велено. Это выглядело глупо, она умом понимала, но осознавала и то, что, находясь при деле, гораздо проще не нервничать.
Леопольда прошла по знакомой лестнице, миновала кабинет сына, стараясь не отвлекаться на изучение изменений привычной по прошлому обстановки. Добралась до дверей комнаты дочери. Торгай уже ждал. Женщина заставила его обернуться, пристально глянула прямо в колодцы зрачков, проверяя наличие отравы-пси на дне сознания. Довольно кивнула: нет ее…
– Я невнушаем, – тихо сообщил охранник Корша. – Если имеется враг, то это определенно не певица, она не покидала дом.
– И, скорее всего, не врач, иначе мы бы уже опоздали, – кивнула Леопольда. – Однако врач может находиться под влиянием. Нейтрализуешь. И сразу вяжи мага.
Лео стукнула в дверь костяшками пальцев, толкнула ее и сказала в полный голос самым казенным тоном:
– Пакет от господина Юнца, распишитесь в получении.
– Входите, – мягко предложил маг.
Так мягко, что оставаться в коридоре показалось решительно невозможно. Леопольда заинтересованно прищурилась и шагнула вперед, роняя ошейник блокировки магии в призрачную ладонь Фредди, выглянувшего прямо из стены. Профессор Шелепов, мгновение назад благообразный и солидный, оскалился, зашипел парализующее заклинание, но не успел завершить и рухнул без движения сам, повинуясь короткому жесту Лео. Женщина бегом пересекла комнату и застегнула накинутый Фредди ошейник.
Екатерина Федоровна охнула, врач покачнулся и обмяк в кресле. В дверях появилась очень серьезная Ленка с большим разделочным ножом.
– Я в восторге, – всплеснула руками пожилая баронесса, тяжело поднимаясь с пола. – Мой Карл все-таки женился, и я начинаю понимать его капризы. Ради тебя, деточка, стоило покинуть столицу. У нас в доме никогда не было порядка, я потрясена первым впечатлением от прихожей и коридора. Фредди мне говорил, но я не поверила, что настолько все удачно.
Призрак гордо закрутил ус и – растворился. Торгай огляделся, подошел к кровати и тронул запястье Надежды. Кивнул: мол, все в порядке, жива – и поклонился Леопольде:
– Вы были бы признаны высшим мастером охранного дела в моем народе.
– Я еще не так стара, – сварливо ответила Леопольда, устраиваясь на стуле. – Может, успеете признать.
– Как вы его вычислили? Он ведь не пси, – шепнул Торгай.
– Дорогой мой, как можно утверждать наверняка? Вот вам иной пример: по общему мнению, женщины неспособны к сильной и системной магии, – презрительно прищурилась Леопольда. – И это обычно верно, лишь у малой части имеется нужный склад ума, аналитический. Плюс достаточно жесткий характер и к нему вдобавок талант. А сверх указанного желание заклинать, вера в себя, доступ к книгам и наставники. В семействе фон Гессов перечисленные обстоятельства скапливаются куда чаще, нежели в иных семьях. Их итог – я. Вполне себе даже магистр по дорфуртскому ранжированию…
По коридору застучали шаги. Двое рослых мужчин в форме дворцовых дознавателей молча забрали окаменевшее тело пребывающего под воздействием заклинания мага и унесли, не проронив ни слова. Леопольда вздохнула, встала, погладила врача по щеке:
– Хватит спать.
Доктор очнулся, ошалело огляделся и пересел на край кровати. Потер виски, лоб. Недоуменно взглянул на рыжую красавицу-баронессу с огромным ножом в руках. Нахмурился:
– Позвольте уточнить, я задремал? Этот маг столь нудно стучал по одной и той же клавише… До сих пор ноет голова.
– Торгай, присмотрите, – велела Леопольда и отобрала у Ленки нож: – Пошли, я еще не видела внучку, а через полчаса должна отбыть. Фредди говорил, она золотоволосая и ангельски красивая, показывал медальон. Но при такой мамочке, я полагаю, следует ждать большего, чем я могла и смела. Что еще? Ах да, душа моя, в нашем доме никогда не пахло так вкусно, это я обязана успеть сказать. Угощай голодную бабушку Лео пирожками и чаем, немедленно.
Лена заулыбалась и вышла в коридор. Следом заспешила Лео, приглашающе махнув Екатерине Федоровне. В дверях кухни она рассмеялась. Береника с самым зверским видом сжимала рукоять сковородки, подозрительно изучая прибывших…
Леопольда отобрала и это страшное женское оружие, со звоном бросив опасные вещи на разделочный стол. Она отстранила всех от колыбельки и стала созерцать внучку, счастливо вздыхая и даже подозрительно шмыгая носом. Наконец заставила себя сесть и отвернуться. Придвинув чашку с чаем и блюдо с пирожками, пристально глянула на Ленку:
– Изволь баловать мою внучку, но умеренно. Дети фон Гессов должны быть самостоятельны, непоседливы и добровольно дисциплинированны, но последнее порой достигается уже… гм… в глубокой старости. – Леопольда улыбнулась, откусила пирожок, запила чаем. Жестом предложила Беренике сесть рядом: – Теперь о делах. Очевиден вопрос: почему ты не осознала беду? Ты ведь думаешь об этом и уже казнишь себя. Так?
Береника коротко кивнула. Еще как казнит! Неумехой обзывает, вслушивается в шорохи, ловит взглядом блики и тени удачи. Только нет ничего необычного. Даже теперь нет… Леопольда подняла пирожок и вопросительно глянула на собеседницу:
– Есть ли удача в том, что он упадет, если я его отпущу?
– Нет. Без магии он обязательно упадет, это закономерно.
– Именно, предрешено и определяется законом бытия. Есть ли удача в том, что я съем именно его?
– Нет, наверное…
– Он не отравлен, в нем нет комка соли, то есть он ничем не хуже прочих. Однако же ты права со своим «наверное». Едва появляется выбор, как возникает и она – удача, дитя случайности и упорства. Чем больше вариантов и обстоятельств, тем она сильнее и ярче. Усвой это. Ты не прорицательница и не читаешь мыслей. Ты всего лишь одна из нас по-настоящему зрячая при свете удачи. Чем меньше ее роль в совершаемом действии, тем глубже оно сокрыто от тебя.
– То есть Надю могли убить, а я бы и не заметила? – ужаснулась Береника.
– Если бы в обстоятельствах не осталось существенной слабины, позволяющей их изменить, – кивнула Леопольда. – Ты и так сделала все необходимое, наитием. Подошла к решетке и позволила мне попасть в дом не позднее, чем это было необходимо и желательно. Запомни, теперь для тебя главное – научиться осознавать место удачи в мире. Есть судьба, воля, природные условия, людское окружение. Много всего. И есть удача. Указатель для зрячих, вредная привычка для слабых, величайшая мечта для жадных.
Леопольда тяжело вздохнула, глянула на часы, потом на Ленку. Та все поняла, порылась на полках и достала просторный льняной мешочек с вышивкой на боку. Стала складывать в него пирожки, сорвалась с места, убежала, вернулась с вместительной сумкой. Принялась яростно набивать ее вкусным и самодельным: салом в толстой чесночно-перечной обсыпке, горшочками с квашеной капустой, баночками с вареньем. Каждая емкость бережно заворачивалась и плотно помещалась в свое гнездо, словно заранее для нее предусмотренное. Леопольда выложила на стол пухлый конверт. Тот самый, с надписью, якобы сделанной Карлом фон Гессом. «Уж почерк сына она запросто могла скопировать», – догадалась Береника.
– Здесь соображения по поводу происходящего. То, что уже можно и нужно знать Карлу и даже Евсею Оттовичу. Если коротко и в спешке излагать… то речь идет не о черноте или сиянии удачи, девочка. Под угрозой сама свобода воли. Имеется некая группа людей. Если через своих доверенных магов они научатся лишать удачи не отдельных лиц, а всех нас вместе, мы окажемся в ужасающем положении. Они будут победителями, а им удача нужна лишь самая гнусная. В обретении денег, карьеры, полноты власти. Удача станет послушным прессом, из нас сделают сухой жмых, вытопив масло… Война – благо для производителей оружия. Голод полезен владельцам продовольственных запасов. И так далее.
Береника судорожно сжала кулаки. Ей совсем не хотелось быть жмыхом. Тем более обрекать на это малышку Полину, маму – да всех родных.
– Что я должна делать?
– Взрослеть и учиться летать, – усмехнулась Леопольда. – Запомни главное. Для тех, кто взлетает, судьба и удача сливаются. Те, кто падает, теряют крылья и самих себя. Но страшнее иные. Наши враги хотят приучить птиц сыто жить здесь, внизу, и вообще не смотреть в небо. Вот тогда удача переродится в нечто ужасное – в циничную выгоду. Станет драконом, стерегущим золото.
– А Вдова? – неуверенно спросила Береника. – Она все же взлетела или…
– Этого быстро не рассказать, – покачала головой Леопольда. – К тому же я сама знаю далеко не все. Пока изучите записи, постарайтесь дотянуть без происшествий до настоящей весны. Там будет видно. Сейчас главное – не допустить гибели детей, подобных этой девочке. Так что береги себя, Береника. И взрослей. Бабушка Лео постарается позаботиться об остальном, о том, что в ее силах. Пока же проводи меня. Тебе одной разрешаю, прочие пусть сидят здесь. Фредди присмотрит.
Леопольда допила чай, нехотя отодвинула чашку, еще раз улыбнулась Лене, подошла и глянула на внучку. Береника вцепилась в ручку сумки и поволокла тяжесть по коридору, удивляясь тому, как же можно было столько впихнуть внутрь, к тому же без магии… В прихожей Лео не стала подбирать тулуп – небрежно перешагнула его и толкнула дверь. Береника тоже выскочила во двор, не одеваясь, и охнула от изумления. Прямо над ведущей к воротам дорожкой – в полуметре от земли! – висела большая, как железнодорожный вагон, гондола дирижабля. Сам он, белый, сияющий золотым узором герба Ликры и надписью «Лебедь», вздымался облаком, бросая тень на парк, забор и соседний особняк.
Дверца распахнулась, в снег выпрыгнул человек, торопливо пробежал к крыльцу, накинул на плечи Леопольды шубку. Принял сумку и удалился, поклонившись. Загадочная бабушка Лео обернулась к Беренике:
– Пора прощаться. Не хлопай глазами! Это не я такая умная, как ты решила. Это все работа магии высшего – Карла Фридриха Иеронима. Он лучше нас понимал, что удача должна быть птицей в небе, а никак не дохлым червяком, насаженным на крючок ради ловли золотой рыбки. Фредди сам тебе расскажет то, что следует. Я с ним уже обсудила эту тему.
– Но при чем тут дети? – торопливо спросила Береника. – Их-то за что?
– Тебе было очень холодно, когда замерзала девочка? А мальчик боролся за нее, когда их отчаяние затопило весь мир?
– Смертельно холодно. До потери сознания.
– Вот именно. «Твоя удача умерла», – говорят не им. Это предназначается ей… и тебе.
Леопольда повела рукой и резко отвернулась. Быстрым шагом миновала расстояние до трапа. Дверцы сошлись. Дирижабль шевельнулся. Береника не сомневалась: им управляют маги. Воздух нагрелся мгновенно, обшивка застонала от нагрузки, длинная сигара взмыла ввысь плавно и стремительно, не теряя ни на миг ориентации в пространстве. Уже при подъеме она легла на курс – к центру города, к дворцу Диваны. Иных адресов просто нет и быть не может.
– Ну и дела, – подражая тону брата, фыркнула Береника. – У меня мировецкая бабушка. Она живет во дворце. Там есть все, кроме сала и пирожков… Из чего следует, что аппетит у нее нормальный, она не привидение. Как этого пси уделала! Без звука и мгновенно. То есть уровень – вовсе не магистр, а полный доктор по классификации Дорфурстского университета, выше и не бывает почти что.
Дирижабль удалялся очень быстро. Когда он скрылся, Береника осознала окончательно: она все еще стоит без шубки на морозе и бормочет, часто повторяя словечко «мировецки». На душе легко и светло, радость сияет солнечными бликами. Хочется бежать, искать папу, Рони, Саньку. Всем срочно рассказать о чудесной Лео. Теперь уже нет сомнений, Надя выживет и очнется. Полная страхов и холодов зима в душе закончилась.
От ворот снова заскрипели снегом шаги. Петров… Смущенный переполохом и внезапным визитом дирижабля, но непреклонный в уважении к порядку. Опять несет нечто на опознание почерка.
– Это написано рукой Фредерики фон Гесс? – со вздохом спросил дотошный маг.
Одного текста достаточно с лихвой для опознания авторства!
«Дрожащим в тепле от весело пьющих на морозе – согревающее средство».
Почерк резкий, быстрый. Внизу указание личному шоферу Потапыча: срок доставки наверняка невозможный. Опять его «хорьг» распугивал окрестных жителей своим громким, требовательным сигналом. Вон он стоит у ворот. Знакомый адъютант в путейской форме машет рукой. У него ведь, пожалуй, еще поручения имеются, все спешные.
– Точно Фредди писала, – согласилась Береника без колебаний, махнув шоферу в ответ.
– Сам вижу, но подтверждение необходимо, служба… Принимай. – Петров сунул увесистый сверток в руки, придержал дверь. – И скажи всем: больше я никого посторонних не впущу и вас к ограде тоже не подпущу до вечера, пусть хоть из пушки палят, хоть с голубями прошения шлют. У меня служба, указания от Горгона имеются.
Береника рассмеялась. Осторожно, на ощупь, миновала лестницу. Что столь крупное и тяжелое могла прислать Фредди? Только зеркало. Настоящее, настроенное магами для просмотра гонки. Правильно, мама Лена хоть и делает вид, что дома сидеть ей нравится, но сама страдает, отвыкла быть в стороне от событий, шума и праздников. В коридоре Береника ненадолго остановилась, соображая, куда было бы правильнее отнести зеркало. На кухню? Туда не смогут выбраться дежурящие возле Нади. В кабинет? Ничуть не лучше. Девушка решительно постучала ногой в дверь комнаты Надежды. Вошла опять же на ощупь, сгрузила загораживающую весь вид массивную упаковку в углу, на стол. Отдышалась – тяжелое!
– Спасибо, – сказала она открывшим дверь то ли врачу, то ли Торгаю, уже оборачиваясь.
И удивленно ойкнула. Вот, значит, отчего Петров так строг. Врача нет! Вместо него у кровати больной сидит женщина средних лет, совершенно незнакомая. Лицо приятное, разве что усталое и какое-то грустное. Зато в темно-карих глазах теплится спокойный огонек приветливости.
– Я новая сиделка, звать можно Любовью Ильиничной или просто Любой. – Голос у женщины оказался тихий, какой-то чуть детский. Довольно высокий, она явно прятала его звучность, неудобную в присутствии больных, и оттого шептала. – Госпожа Леопольда оставила меня вместо вашего доктора.
– Сиделка! Как вы о себе небрежно, – расстроился Торгай, прикрывая дверь. И пояснил для Береники: – Дворцовый маг сказал, что Любовь Ильинична дипломированный врач. Нашего Семенова увез с собой, и правильно: пусть его пси посмотрят. Мало ли что на клавише пианино выстукивал тот негодяй. Скорее всего, активировал заранее встроенную программу действий, которую еще предстоит обезвредить.
– Я Рена. Вы с такими больными уже работали? – осторожно предположила Береника.
– Однажды доводилось, – легко согласилась женщина. – Очень давно, правда. Тогда я и решила получить образование врача. Мне казалось, оно поможет. Теперь вижу: не в этом случае. Ей не медик нужен, а родные и домашнее тепло. У вас всего необходимого в достатке.
По коридору простучали торопливые шаги Ленки. Торгай открыл дверь. Рыжая баронесса вбежала с подносом, быстро расставила на столе чашки, блюдца, миску с пирожками. Покосилась на сверток:
– Торгай, ты правда умеешь баранину запекать по-особенному?
– Умею и немедленно займусь этим, – пообещал охранник Корша. – Дайте мне пару часов – и я вас угощу по-настоящему, дорогая Елена Корнеевна.
Он поклонился и вышел. Ленка решительно разрезала ленты на упаковке, бросила дочери соединенную зажимом кипу листков, извлекла зеркало и бережно его установила. Несколько раз поправила, делая просмотр удобным для всех.
– Надю следует посадить в кровати, она хоть и не в сознании, но ей полезно, – заверила сиделка. – И вы будьте с ней, я сама настрою, я умею. Уже приходилось подобные зеркала видеть.
Береника пролистала несколько страниц: списки команд, биографии гонщиков, записи бесед с важными людьми. Даже с самим Потапычем – на целый листок. Знакомый текст, Хромов его вчера подготовил и согласовал. А вот и по поводу зеркала. Рекламка. Рена рассмеялась и зачитала вслух:
– «…персонального просмотра дубль-зеркало. Настройка стабильна в пределах сорока километров от точки создания сигнала. Призматического типа: позволяет переключать источники, отслеживая гонку постоянно, от одной обзорной зоны до другой. Цена одного дня пользования с доставкой – восемьдесят рублей, бесплатно прилагается раструб для прослушивания сопроводительных речей. Общее количество – сто штук. Для заказа оповестите не позднее двадцать восьмого февраля ректорат магического колледжа. Вам сообщат о наличии и сроках подвоза».
– Спорим, Фредди умыкнула сто первое неучтенное? – весело предположила Ленка, обнимая безвольные плечи Нади и устраивая ее голову на удобной подушечке. – Надюшка, теперь мы ничего не упустим. Может, даже твоего братика покажут. Он шустрый, он в любое зеркало угодит да еще рожицу скорчит.
– Готово, – звонко оповестила Люба. – Звук сейчас пойдет, а я вам пока чаю налью. Сидите, не суетитесь. Я сиделка, меня следует слушаться во всем.
Береника кивнула, ей не хотелось спорить. Пока что важнее разобраться, как различать машины и за кого болеть. Получасом позже, когда Торгай прибежал из кухни на шум, он застал весьма необычную картину. Ленка держала спящую Надю за левую руку. Люба – за правую. Береника сидела на коленях прямо на полу, разложив веером бумаги и время от времени делая в них пометки. Когда успевала. Чаще она зачитывала отрывки сведений, охала и визжала. Впрочем, остальные вели себя не лучше…
– Юрка, дави синерылого! – азартно кричала баронесса и сжимала кулаки, вспомнив путейские замашки и обороты речи. – А ну гэть! Гэть с дороги, шавки лупоглазые!
– Хорошо прошел поворот, – звонко радовалась Люба, подрастерявшая в новом обществе усталую печаль. – Ну хорошо же… Дальше прямая, можно прибавить.
– «Хорьг» за седьмым номером окончательно сошел с трассы по вине собственного самоуверенного мага, – гаденько улыбнулась ничуть не склонная сочувствовать чужому горю Береника, вычеркивая «семерку» из общего списка. Вздрогнула, посадила кляксу, закричала громче матери: – Сёмка! Ну наконец показали! Ура! Гони!
– Поленька спит, – строго нахмурился Торгай, недавно убаюкавший малышку и оставивший ее на кухне.
– Буди и тащи сюда, – предложила Ленка, хоть и заметно тише. – Пусть смотрит, как кузен ей золотую игрушечную машинку выигрывает.
– Трасса имеет форму песочных часов с неравными долями, черта старта и финиша находится в самом узком ее месте, в горлышке, – подражая комментатору, тараторила Береника, пользуясь коротким затишьем на трассе, где автомобили «золотого» заезда выбрались из города на длинный скоростной участок. – Проехать следует два полных круга. Расчетная продолжительность движения – восемь часов двадцать минут по предварительному замеру. За улучшение этого времени на полный час столичная пожарная служба установила премию пятьсот рублей. Также имеются иные дополнительные награды…
– Полный газ! – взвизгнула Люба и виновато прикрыла рот ладошкой: красно-белая машина шла вровень с сине-стальной по глянцевому речному льду. Смотрелось очень красиво.
– Жги! – припомнила Береника любимый вопль Потапыча.
Получилось как-то особенно звучно. Даже в комнате стало на миг как будто светлее. Девушка виновато прикусила губу. Не зря отец велел ей не смотреть гонку и тем более не посещать. Всей душой пожелала удачи. Так недолго и пробить общий ровный фон, то есть довести Юрку до дисквалификации. На сей раз обошлось, она уверена. Успела осознать и рассеять посыл криком, превратить его в своеобразную радугу удачи, которая сейчас сияет в комнате, – только никто из присутствующих, конечно, неспособен рассмотреть… Жаль. Красиво.
– Красиво.
Шепот оказался таким тихим, что о нем можно было лишь догадаться. Но зато догадались все! Ленка охнула, прижала к груди ладошку Надежды, которую не отпускала ни на минуту. Осторожно обернулась, опасаясь спугнуть чудо, однако не нашла и малых причин для страха. Надя полулежала в той же позе. Только теперь все могли впервые рассмотреть толком, какого цвета у нее глаза – широко распахнутые, серо-карие, задумчивые и спокойные. Незримая радуга отражалась в них переливами оттенков и бликов. Даже, кажется, лицо порозовело, обрело краски. Ленка победно рассмеялась, обняла девочку, прижала к себе:
– Наденька! Очнулась, вот умничка. Сейчас мама Лена тебя покормит. Кашку мы будем кушать. Вкусную овсяную кашку в белой рубашке. Любишь кашку? С изюмом, с курагой, с вареньем.
– С вареньем, – так же тихо попросила Надя, пробуя улыбнуться.
Береника сорвалась с места и убежала на кухню. Ей хотелось прыгать до потолка и кричать в голос. Удача умерла, как же… А вот вам! Рыбаки недоделанные, до наживки жадные. Не замерзла птица в зиму, не упала и не погибла. Удачу видит, себя хоть как-то, а помнит: говорит внятно, понимает окружающих. Все будет замечательно. Оказывается, гонка очень полезна для больных птиц. Как и любое иное событие, тесно сплетающее судьбы и обстоятельства, дающее широкое поле для соединения случайностей в прихотливые узоры… такие яркие, что над ними радуга выгибает спину. Кашу удалось согреть в пару минут. Когда Береника вернулась с мисочкой, Надя сидела, укутанная одеялом. Под спину ее поддерживала Люба, шептала в ухо ободряющие слова. И тоже радовалась, аж глаза светились.
– Где Ромочка? – жалобно спросила Надежда. – Мой Ромочка. Он говорил, мы попадем в хорошее место и худого не случится… Темно было, вокруг все замерзло. Его я помню. Мой Ромочка, мама, он тут?
– Братик, – кивнула Ленка. – Вечером вернется, привезет тебе подарок, он обещал. Ты же знаешь, мальчики такие. Они не могут пропустить гонку. Кушай и смотри. Может, и его разглядишь.
Ленка ловко перехватила у Береники салфетку, повязала больной под подбородок, взяла мисочку и ложку, стала уверенно требовать кушать «за маму» и «за брата Ромочку». Потом и «за Любу», «за Рену»… Очень скоро Надя знала всех, кто был рядом в комнате, в лицо и по именам. Ее глаза лихорадочно блестели: впечатлений оказалось слишком много. Сиделка приметила это первой, добавила в чай несколько капель настойки, пузырек она украдкой извлекла из кармана и немедленно убрала, чтобы Надя не видела. Вряд ли та согласилась бы по доброй воле заснуть теперь, не дождавшись брата, единственного человека, по-настоящему родного, сбереженного даже полумертвой памятью. Девочка выпила чай. Зевнула, заморгала и стала пристально, перемогая себя, смотреть в зеркало… которое вдруг подернулось рябью – и потускнело. В равномерной серости проступили буквы: «Перерыв показа, смена магов поддержки».
– Я не увидела Ромочку, – расстроилась Надя.
– Скоро картинка восстановится, – ласково пообещала Люба. – Ты пока ляг ровно, подушечку под щеку, вот так… и одеялко повыше. Тепло?
– Тепло, – улыбнулась Надя. – Совсем тепло, очень.
Лена осознала коварство сиделки и включилась в игру. Погладила Надю по волосам и пообещала спеть песенку, чтобы легче было ждать восстановления картинки. И завела одну из южных, тягуче-неспешную, со сложными переливами. Люба, к немалому удивлению Ленки, взялась подпевать, и вполне удачно. На припевах едва слышно гудел низкие ноты Торгай. Береника выводила вторым голосом. Получилось красиво. Надя вслушивалась, моргала, зевала. Наконец сдалась, прикрыла глаза, сразу задышала ровно и тихо…
Торгай стукнул себя кулаком по колену и тенью метнулся на кухню проверять баранину. Люба открыла маленькую книжечку и внесла запись по поводу влитых в чай капель: сколько, какие, точное время приема. Пошевелила губами, беззвучно считая свое, врачебное.
– Проснется на закате, – решила она. – Хорошо бы этот Ромочка успел вернуться.
– Я пойду попрошу мага, – вздохнула Береника. – Петров хоть и строгий, но не бессердечный. Сообщит ректору Юнцу что следует.
– Беги, – согласилась Люба. – И не задерживайся, я сейчас зеркало перенесу на кухню. С Надей оставим ваше фамильное привидение, мне о нем говорили. Идеальный охранник.
Фредди-старший материализовался посреди комнаты, в походной треуголке, с подзорной трубой, важный. Он создал себе высокое вращающееся кресло и, кажется, сел в него. Береника уже не рассмотрела – побежала уговаривать мага-дознавателя. На ходу она прикидывала: машины прошли три четверти первого круга. Сейчас они как раз минуют трибуны и шатры на стартовом поле, оттого маги информационной службы и взяли передышку. Большинство обладателей зеркал – там, на стартовом поле, и не нуждаются в дальновидении, когда зрелище совсем рядом, доступное невооруженному глазу. Интересно, удалось ли Юрке обогнать второй экипаж из Арьи? Вечером было обсуждение тактики, и она слышала, что обгон следовало сделать до выезда на участок буреломов и заснеженного леса. Потому что там маги-трассеры станут намеренно портить погоду, создавать низовую поземку, затирающую следы и не позволяющую ехать за лидером, полагаясь на готовую, уже проверенную колею. И лучше торить ее, чем упираться в чужой бампер… Береника хмурилась и шептала, что Юрке надо стараться! Самому, без птицы удачи и подбадривания болельщиков.
И Рони старался. Собственно, именно этим он занимался с самой осени, еще проектируя доработки гоночной машины под наличие мага в экипаже. Оттого у «Тачки Л» необычная подвеска – мягкая, длинноходная, без магической настройки малопригодная для значительных скоростей. А еще «Тачка Л» по базе несколько короче иных автомобилей. Арьянцы сразу сочли это ее недостатком. Так ведь не взяли во внимание все тот же бурелом…
В тесном салоне, едва способном вместить двоих, было и жарко, и холодно одновременно. Ноги обдувал магический поток дополнительного охлаждения мотора. Крыша была изготовлена из кожи – для облегчения машины. Боковые стекла по той же причине стояли тонкие, с никудышным уплотнением. Левое пострадало еще в городе, и теперь лицо крупным наждаком драл совсем не мартовский морозец, да еще сдобренный сухим снегом и ледяным крошевом: арьянцы не желали уступать места. Ледяную дробь зарядами посылал в маленькое, сильно наклоненное лобовое стекло «Тачки Л» снежно-белый автомобиль с кривоватыми рыжими полосами, нанесенными в последний момент по требованию наблюдателей гонки: не видно машину на светлом поле, не для зимы цвет! Арьянцы возражали отчаянно и сдались лишь после прямой угрозы дисквалификации.
– Я понял! – крикнул Бризов, поперхнулся снегом и нагнулся ниже. – Рони, они молодцы. Краска на магии замешена, она снижает сопротивление воздуха. Я попробую кое-что и нам…
Алексей снова поперхнулся, зашипел и стал молча «пробовать». Кивнул: готово. «Тачка Л» в очередной раз подалась левее, выныривая из воздушного мешка за бампером лидера, где ловко отсиживалась до сих пор. Поток воздуха ударил вдвое злее, но не оттеснил сразу же назад, как случалось прежде. Правда, Бризов выглядел бледным и тяжело дышал, ему явно приходилось поддерживать сложное заклинание, расходуя слишком много сил. Маг арьянцев понял, позволил себе одобрительный жест. Мол, давай, хватит тебя на пять – семь минут, и это самое большее, а впереди еще долгие часы работы…
Трибуны обозначились справа в стороне. Пятна раскрасневшихся лиц, полосы флагов, рев толпы. Рони весело оскалился: ему отчетливо почудился бас Потапыча, перекрывающий все прочие звуки как гудок магистрального паровоза… Арьянцы приняли правее, добровольно уступая место глупым соперникам, которых такой расход магии неизбежно приведет к сходу с трассы.
– Минуту еще, больше не смогу, – сдавленно охнул Бризов, сгибаясь ниже. Глянул на карту: – Перелом рельефа через триста метров, затем закрытый левый.
– До вершины подъема тяни, дальше не надо, – отозвался Рони.
И скривился. Передачи в коробке белого автомобиля просчитаны и подобраны лучше, приходится признать… Опыт – его не заменить ничем. Арьянцы сейчас реализуют свой уверенно и расчетливо. А тем, у кого с опытом не все в порядке, остается рисковать, верить в себя, своего мага – и выказывать наглость. Бризов сильнее заклинателя арьянцев. Лучше понимает машину, чувствует ее. Эх, если бы «Тачке Л» – да еще полгодика дать на обкатку идей и устранение недостатков! Тогда не пришлось бы тянуть до вершины холма так отчаянно. Мотор ревет, хороший, добротный, он лучшее, что есть в этой машине… И не получается у него реализоваться по-настоящему в скорости. Белый автомобиль накатывается, свистя уродующими волшебную краску рыжими полосами, над которыми вьются завихрения поземки. Перед переломом рельефа арьянцы благоразумно притормозили, с недоумением проследили, как рискованно взлетает красно-белая машина, как ее странная подвеска гасит заведомо, казалось бы, гибельный удар. Поворот уже виден, и он слишком близко, крутой и опасный.
– Давай, – велел Рони, толкая рычаг. – Сейчас.
Алексей послушно выбросил ладонь вперед, тормозя «Тачку Л» магией и доворачивая ее. Жесткий бок сугроба, обледеневшего при уплотнении защитного вала вдоль трассы, с визгом ободрал заднее крыло. Тон звучания мотора ушел вверх, обороты на торможении прыгнули. Это машина выдержит.
– Отдыхаю, – прикрыл глаза Алексей. – Держу только подвеску. Сколько?
– «Трешку», – с сомнением бросил Рони, выбирая заранее обозначенную цифрами жесткость. – Где этот чертов лес?
– До балки триста метров, правый второй, – вздохнул Бризов, умудрившийся наизусть выучить трассу за день, отведенный на тренировки. – Готов?
– Давай, – привычно велел Рони, чуть не упустивший момент начала торможения: на магию пока не приходится рассчитывать, Бризов ведь предупреждал. А без нее плохо…
– Лес, – счастливо вздохнул Алексей, когда «Тачка Л» вырвалась из оврага.
Изменение настройки подвески далось ему тяжело. Но впереди минимум полчаса виляния и прыжков по узким коридорам непредсказуемого буреломного леса. Одно болотце маги-трассеры даже подогрели и растопили, создав жидкую, вязкую грязь для полной «радости» гонщиков. Более длинная и низкая машина арьянцев, вцепившаяся было в хвост соперников в расчете на их опыт езды по таким ужасным проселкам, сразу отстала.
– Теперь отдыхай, – разрешил Рони. – Здесь я сам, в лесу я помню все.
– Шоколад согрею, – мечтательно вздохнул Бризов. И добавил с усмешкой, втирая жир в кожу щек: – Двойную порцию. И если ты, посредственный инженер, в качестве хорошего гонщика не обеспечишь нам хоть пятьсот метров отрыва при обратном проезде трибун, мы до финиша не дотянем. Маг у нас скиснет. Это точно.
– Он у нас выносливый, – понадеялся Рони. И задумчиво сказал: – Надо дорабатывать развесовку. Карл советовал еще облегчить передок, но я не решился… Клюем носом, да?
– Зарываемся всей мордой, как перепуганный страус, так точнее. Но пока что нанесенные мною магические метки оценки прочности подвески все до единой целы.
Изломанные поваленные стволы плясали и выворачивались из-под колес. Подвеска натужно скрипела, едва справляясь с перепадами уровня. Движение замедлилось до темпа черепашьего бега, как и предсказывал желчный англ-трассер… Впереди мелькнуло, на миг засветило глаза бликом очередное смотровое зеркало. Состоящий при нем третьекурсник махнул Бризову как старому знакомому. Молча махнул: любое общение с экипажем запрещено, если не требуется экстренная врачебная или техническая помощь. Бризов махнул в ответ, но не магу, а прямо в зеркало, Беренике. Наверняка ведь смотрит. Фредди обещала с Марка Юнца спустить три шкуры, если не обеспечит зеркалом дом фон Гессов. А Ленка добавила, что борща ректор не получит, даже выжив в запасной четвертой шкуре и управляя самой великой удачей мира.
Береника помахала Бризову в ответ. Торгай уже проверил баранину, пообещал, что будет готова через полчаса. Взялся накрывать на стол по своему обычаю, крошить добытую из свежатника зелень, шпарить кипятком лук, перчить и присаливать. Движения охранника выглядели как в театре – точными и совершенными. Екатерина Федоровна порой вздыхала и шептала «браво». Баронесса закончила кормить маленькую Полину, уложила в люльку.
– Чудо ребенок, – улыбнулась она, занимая место за столом. – Кушает, спит и улыбается. Не капризничает, не плачет. Люба, у вас есть семья? Это я к тому, что вы здесь надолго, пожалуй. Можно и их перевезти.
– Никого у меня нет, – тихо отозвалась сиделка.
В ее голосе прозвучало нечто предупредившее возникновение новых вопросов, явно болезненных для женщины и заведомо обреченных остаться без ответа. Люба встала, поправила рупор, развернув его в сторону стола, чтобы голоса магов-комментаторов звучали более внятно. Как раз обсуждали вполне интересную тему, насколько обычный гоночный автомобиль уместно смотрится на трассе, когда в экипаже появляется маг. Два инженера, аттиец и франконец, ругались через переводчиков, расхваливая каждый свои идеи, отстаивая их уникальность. И дружно обзывали «Тачку Л» неумелой самоделкой юного наивного энтузиаста-одиночки. Звучало не очень убедительно: указанная самоделка в очередной раз значилась лидером заезда. Но специалисты с искренней надеждой твердили друг другу, что она скоро сойдет с трассы. Конструкция не слишком удачная, надежность наверняка низкая.
Когда Торгай извлек баранину из печи и по кухне поплыл восхитительный запах печеного мяса со специями, инженеров наконец-то прогнали из информационного шатра. Можно было разобрать, прислушавшись, как Мари строго отчитывает обоих, а заодно и их переводчиков, за нудность и предвзятость беседы.
Теперь вещал англ-трассер, он говорил по-ликрейски сам, хотя и медленно, с ошибками. Не жалел никого и не имел симпатий, поскольку домой не собирался, а обид после травмы и ухода из гонок успел за пять лет забвения накопить на всех и каждого. Начал с франконцев, которым добрые ликрейцы дали и магов, и даже гусиный жир для их нежной кожи. А они, неблагодарные, охаивают единственный местный экипаж в «золотом» заезде. Хотя дома, на правах хозяев соревнований, без зазрения совести выпускали по пять своих машин против трех дозволенных правилами от одной страны. Следом узнали правду о себе и англы, семь лет назад упустившие лидерство по проектированию двигателей настолько, что у них и украсть-то уже нечего…
Главного трассера порой перебивали, излагая сводки. Пока что «Тачка Л» держалась впереди, но ее преимущество на длинном прямом скоростном участке таяло. Впрочем, все ближе были столичные улочки и площади, требующие иных навыков и заведомо выгодные для Рони – местного жителя, знакомого и с зимой, и с городом.
После длинного обеда Береника во второй раз за день ушла гулять с малышкой, используя очередной перерыв у магов-информаторов.
Последние два часа гонки все обитатели дома смотрели в зеркало неотрывно. Сперва великолепный белый автомобиль арьянцев вынужденно отстал, поскольку менял покрышку. Потом «Тачка Л» угодила в городе в большой затор из пяти машин и утратила лидерство. Почти тогда же у мага из Аттики от переутомления носом пошла кровь и экипаж решением судейской коллегии совсем уже сняли с соревнований… Но южане пришли в крайнее отчаяние, и для них было сделано исключение. Маг экипажа франконцев, сошедшего по причине поломки двигателя, был временно зачислен в команду Аттики. На призовые места после суеты, пусть самой спешной, с улаживанием формальностей и доставкой мага, рассчитывать не приходилось. Зато стало возможно закончить гонку – что неплохо для престижа…
На участке, видимом с трибун стартового поля, «Тачка Л» была четвертой, на заднем бампере у нее висели арьянцы, а впереди была последняя петля по лесу и короткая финишная прямая. По мнению Береники, Лешка Бризов выглядел немногим лучше снятого с гонок мага из Аттики, да и Рони устал: ему пришлось помогать вручную растаскивать машины в городе и затем наспех править смятое переднее крыло.
Машины одна за другой ныряли под полог серого, предвечернего леса, растворялись в поземке, доведенной слишком старательными магами до густоты настоящей метели… Из рупора голос Мари с огорчением подтвердил очевидное: просмотр событий на трассе невозможен. И маги перенастроили зеркала для показа экипажей «серебряного» заезда, увязнувшего всей своей массой в скользких переулках вечернего города.
Лена возмущенно фыркнула и взялась месить тесто для пирогов. Так, ей казалось, проще успокоиться. Когда из рупора сообщали, например, что лучший экипаж франконцев накрепко увяз в болоте, баронесса одобрительно похлопывала тесто. Услышав же про лидерство арьянцев, возмущенно мяла его кулаками.
– Люба, а почему наша Надя так странно разговаривает? – осторожно спросила Береника. – Как маленькая. Ей ведь лет девять, а то и десять.
– Ты была не лучше, – нехотя призналась Лена, не дав сиделке начать пояснения. – Совсем младенцем выглядела по уму, но потом быстро повзрослела.
– Именно так, – согласилась Люба. Тяжело и нехотя добавила: – Маги старались ее уничтожить и преуспели во многом, даже чересчур, пожалуй. Надя утратила себя настолько, что не могла сопротивляться. Между тем ее требовалось не просто уничтожить. В момент гибели должна была сохраняться фальшивая, призрачная возможность спасения. Тогда смерть стала бы не просто концом жизни, но и полным разрушением отпущенного ей дара птицы удачи. Мне представляется, что в случае с Надей последним живым еще огоньком потухшего очага удачи был Рома. Не зря его оставили умирать с ней вместе, тем странно связав две судьбы.
– Вы много знаете про удачу, – отметил Торгай, подавая на стол привычный у него на родине чай с жиром и специями. – Попробуйте. В холода полезно, хотя не все этот напиток признают годным к употреблению.
– Спасибо, я как раз охотно выпью, – улыбнулась Люба. – Мой муж готовил такой чай… давно. В прошлой жизни, наверное. Я едва ее помню, что, пожалуй, к лучшему. Но вот Рома – я начала о нем говорить – это большая неожиданность. Взрослые птицы принимают всем сердцем, как родного человека, того, кто становится их магом и хранителем.
– Высшим магом, – вставила Береника, слышавшая похожие слова от отца.
– Да. У детей не бывает хранителей, но у Нади – есть… Это невозможно.
Береника возмущенно дернула плечом, подражая маминому жесту. Вот еще! Она прошла вдоль полок и достала одну из красивых жестяных банок, повсюду расставляемых запасливым Саней. В этой – мелкие сухие плоды полудикого шиповника, собранные по осени в парке за домом. Береника придирчиво выбрала три крупных, положила на стол, убрала прочие. Добыла из кладовки яблочную начинку в большой банке, выставила на стол и села лепить пирожки. Люба сперва смотрела, а потом присоединилась к занятию, как и Екатерина Федоровна. Шиповник был размещен в трех пирожках, незаметно.
– Зачем? – удивилась Люба.
– Шиповник – потому что с пуговицами мы уже наигрались, – хмыкнула Ленка. – Сколько раз защипывали их в вареники и пельмени, столько мой Колька и крошил об них зубы. Ох и ругался! А шиповник безопасен для зубов.
– Но если вы знаете, кто скушает сюрприз, – еще больше удивилась Люба, – то какой в нем смысл?
– С некоторых пор шиповник достается не одному Кольке, уже и Саня его ел, и я, и Евсей Оттович, – рассмеялась Ленка. – А смысл… Да просто забава, Береника это ценит. Говорит, полезно. Я не мешаю, пусть забавляется.
Зеркало мигнуло, голос мага-информатора стих. В путанице веток ночного леса, в серой мгле поземки блеснул огонек далеких фар-«молний». Первая машина достигла опушки, теперь ее от финишной черты отделял лишь участок ровного поля длиной пять километров. Если арьянцы, то их победа как лучших по скорости неизбежна…
– Юрка, – безмятежно улыбнулась Лена.
– Вы не маг, откуда вам знать? – нахмурилась Люба.
– Люба, Наденькину удачу сберег Рома, а мою выходила и выкормила мама Лена, – подмигнула Береника.
Сиделка задумчиво дрогнула бровью и промолчала. Отблеск света приблизился, разделился на две отчетливо видимые круглые фары. Машина обозначилась темным пятном, замелькала, раскачиваясь и подпрыгивая на неровностях: казалось, она рвется из силков леса, старается обрести свободу от густо сплетенной ловчей сети теней и веток. Вот нырнула в овраг, высоко выпрыгнула из него совсем рядом с зеркалом, ослепила на миг прямым ударом света фар – и сгинула за кромкой области обзора…
– Юрка, – согласилась Береника, часто мигая ослепшими от сияния зеркала глазами и оттого защипывая новый пирожок наискось, неловко. – Ему бы хоть полминуты запаса!
Повисла тишина. Почти сразу Екатерина Федоровна сердито заохала: не дали полминуты. Вон уже новые фары обозначились, и еще одни. Торгай, сохраняя достойное мужчины и воина спокойствие, разместил пирожки на противне и задвинул в печь. Даже не обернулся на шум за спиной. Ленка, бросив кулинарные затеи, уже снова болела за своих. Люба шептала, Екатерина Федоровна охала «боже мой»… Береника кусала губы и молча сжимала кулаки, изо всех сил сдерживая себя от наполненных азартом пожеланий.
«Тачка Л» за пять километров ровной дороги растеряла все свое преимущество. Почти все. Никак не более чем на длину мятого переднего крыла она опередила белый автомобиль арьянцев… А сзади уже накатывался франконский экипаж, не желая уступать третье место на подиуме нахальным пройдохам из Нового Света.
По коридору частой дробью застучали обутые ноги. Ленка не возмутилась: понятно ведь, кто-то спешит, чтобы увидеть финал заезда. И даже ясно кто. Ромка влетел на кухню как был: в заснеженной шапке с криво растопыренными ушами, в одной варежке – вторая в зубах, он как раз решил ее снять в прихожей, но, видимо, расслышал крики, и заторопился.
– Юрка? – выдохнул приемный сын Фредди, сплюнув варежку на пол.
– Он, – гордо кивнула Лена. – Петров у нас тоже гонщик, как я погляжу. Быстро тебя доставил. Причину знаешь?
– Надюха очнулась, – кивнул Рома, одной рукой разматывая шарф. – Молодец девчонка, хоть и плакса. Я ей коробку сладкого утянул со стола. Ты не хмурься, мам Лен, я со спросом, не стану же я позорить свою семью.
Ленка рассмеялась, отобрала у мальчика шарф, стащила с его головы шапку, вытряхнула самого из шубы и свалила вещи в углу кучей, не заботясь о порядке. Растрепала темные волосы Ромки, влажные и слежавшиеся под шапкой:
– Пошли будить твою Надежду, ей полезно слушать о гонках. Она про тебя уже спрашивала. Сейчас Торгай сделает чай, ты наденешь тапки, а Люба скажет, что можно идти. Она сиделка, она в лечении самая главная.
Ромка поставил на стол большую жестяную коробку, до сих пор бережно удерживаемую на раскрытой ладони, под донышко. Береника улыбнулась: настоящий приятель Сани. Тоже полагает, что ценные и красивые вещи выбрасывают только дураки. А умные люди, даже если они состоятельные, находят коробкам применение. Ромка снял крышку и тревожно осмотрел свою добычу – не помята ли, не испорчены ли украшения? Восемь пирожных выглядели превосходно.
Все население дома удалилось будить и радовать Надю. Только Береника осталась следить за пирожками и ждать завершения второго заезда. Чтобы узнать, что Хромов пришел третьим, то есть вполне удачно. Мог бы и вторым, пожалуй. Маленькая франконка чуть не со слезами ругала его прямо на подиуме, мешая родной язык с наспех выученными ликрейскими словами. Для нее, ярой сторонницы либертэ, худшее оскорбление – эта нелепая и унизительная мужская галантность на финишной прямой. Ведь притормозил, ну точно же притормозил… А еще было слышно, как Надя в комнате шепчет:
– Ромочка, – вздыхает и охает.
И оттого Беренике казалось, что радуга удачи до сих пор еще видна.