ГЛАВА 39
Про фатализм
Печаль всегда бродит вокруг нас. Она похожа на глубокое синее море, которое тебя медленно топит, когда ты устал и больше не можешь бороться…
«Этого не может быть. Здесь какая-то ошибка».
Мы ждали в приемной, пока тощая медсестра, рывшаяся в бумагах за конторкой, скажет наконец номер палаты, куда определили Линду.
«Венера, поверь мне — этою не должно было случиться! Я точно знаю. У меня доступ к спискам Дэкстера, я проверял — там не было ни Линды, ни Сандры. В ближайшие десять лет вообще никто из моих родных не мог умереть!»
— Все будет хорошо, — пыталась я его успокоить, — Наверно, здесь действительно кто-нибудь что-нибудь перепутал.
«Невозможно никаких „кто-нибудь“ и „что-нибудь“. Провидение случайностей не допускает. Этому может быть только одно объяснение — авария кому-то понадобилась. Кому-то настолько могущественному, что он смог вмешаться в ход судьбы и изменить ее за один день».
— И кому же это нужно? — задала я банальный вопрос.
— Господи Боже! — послышался дребезжащий голос.
Я обернулась: уставив на Энтони немигающий взгляд выцветших глаз, сморщенный пенсионер, сидевший в кресле-каталке, мелко крестился костлявой рукой. Улучил минутку, пока сестра-сиделка отошла поговорить с врачом.
— Чего это он?
— Не обращай внимания, Венера. Ненормальных везде предостаточно.
Я бы рада не обращать, да только старик вдруг заверещал дурным голосом:
— Слуга диавола! Посланник смерти! Зачем ты здесь?! Не за моей ли душой ты пришел?!
На этот крик обернулось несколько человек.
— Не пугай народ, дед, — тихо сказала я, подойдя к пенсионеру. — Никто тебя не трогает, чего тебе надо?
— Избавления, — вздохнул он, разом затихнув.
— Рано, — отрезал Тони. — Не пришло еще твое время.
— Устал я, сил больше нет…
— Не ропщи, Им лучше знать. Не торопи смерть, иначе потом сам пожалеешь, но поздно будет. Твой путь пока не закончен, не все дела завершены.
Пенсионер задумался. Но когда вернулась сиделка и хотела его увезти, старик снова разразился криком:
— Оставь меня, сестра, я хочу умереть! Забери моки душу, слуга дьявола! Я хочу избавления!
— Извините, он немножко не в себе, — кивнула нам сиделка.
— Я не сумасшедший! Я в здравом уме и твердой памяти! Я буду ждать тебя, посланник смерти!
Но, слава пернатому богу Кетцалькоатлю, в тот мига нас позвала сестра-регистраторша.
Линда действительно выглядела крайне нездоровой. Замотанная бинтами, почти как мумия, подсоединенная к каким-то проводам и трубкам, подключенная к попискивающим аппаратам.
Войдя и увидев такое, Тони невольно сжал мою руку.
Не хочу описывать те минуты, когда он стоял у постели больной. Только сердце мое от такого зрелища разрывалось от жалости и сочувствия.
— Ей очень больно? — осторожно спросила я.
— Она ничего не чувствует. Если б это была просто боль, я мог бы ее снять, взять на себя. Но вылечить, исцелить я не могу. Это моя вина, — сказал он. — Если б не я, ничего бы не произошло.
— Не надо, ты здесь ни при чем.
— Нет, Венера, — покачал он головой, — если б я не связался с Джеймсом, они были бы живы. Но у меня не было выбора, я не мог иначе. Прости меня, Линда. — Он взял бабушку за руку.
Попискивающий аппарат запнулся и выдал бесконечно длинный сигнал. Вместо черточек и зигзагов на экране появилась сплошная линия.
Взглянув на бабушку, я открыла рот и, забыв его закрыть, ухватилась за плечо Энтони.
— Тони, ты пришел? Как я рада тебя видеть!
— Линда, не надо, вернись обратно в тело.
— Зачем? Мне так гораздо лучше. Ты давно меня не навещал. Я соскучилась, а у тебя все дела, конечно…
— Линда, перестань! Возвращайся сейчас же! Я не хочу, чтобы ты умерла.
— Вздор! Я вовсе не собираюсь умирать. Наоборот, сейчас я чувствую себя гораздо лучше. Я скоро понравлюсь, не переживай.
Послышалось вежливое покашливание: в дверях стоял некто в помятом черном костюме-тройке, в шляпе-котелке с траурной лентой.
— Извините, господин граф, — начал этот субъект, — с прискорбием должен сообщить…
— Иди к черту!
— Но позвольте, я обязан… — возразил было тот с деловитым видом подходя к постели умирающей.
— Не дождешься, — прошипел Тони.
И в мгновение ока субъект в черном оказался в весьма неудобной позе: на полусогнутых ногах, едва не падая, хрипя, оттого как шея его подверглась умелому приему «захват сзади». Котелок с головы, конечно, упал, обнаружив блестящую лысину, украшенную маленькими тупыми рожками.
Но в сущности это дело не меняло. Распахнулись два воронки: одна в полу, черная, пугающая, и вторая — сияющая, под потолком.
— Что происходит, Энтони? — растерялась бабушка.
— К свету! Иди к свету! — крикнул Тони, с трудом удерживая брыкающегося и извивающегося беса. — Иди, не медли, умоляю! — поторопил он сомневающийся дух. — Прощай, Линда. Я буду скучать по тебе.
— Береги себя, мальчик мой! — донеслось тихо, еле слышно, как будто через всю Вселенную.
Воронки захлопнулись.
Черный субъект высвободился из недружелюбным объятий. С обиженным видом напялил шляпу, поклонился и ушел.
В палате остались мы, пищащий аппарат и тело под белой простыней.
Тони шмыгнул носом, отвернувшись, неловко вытер глаза.
— Спрячь свою жалость в карман, Венера. Она режет меня больнее тупого ножа.
— Постараюсь, — промямлила я.
— Никого не жалей, Венера! — Энтони взял меня за плечи, заглянул в глаза. Мокрые ресницы блестели от недавней грозы, искусанные губы манили цветами ветреных зорь… — Никого и никогда, слышишь! Сильному это не нужно, слабому не поможет и тебя сделает уязвимой.
Как серьезен этот взгляд… Ох, уж не жалость — другие стихии захлестнули бедное мое сердечко.
У дверей одной из палат я на секунду задержалась. Меня остановил громкий голос уже знакомого пенсионера.
— Мне некогда умирать! — кричал он. — Я должен изменить свое завещание!
— Нет уж, милейший, извольте отправляться на тот свет! — отвечал ему не менее знакомый тип в черном котелке. — Что за дела? Только сегодня вы подали не менее дюжины устных заявлений на избавление — а сейчас, видите ли, передумали?…
