Глава 11
Сон выдался удачным и спокойным. Ни кошмаров, ни иных сновидений – лишь черная пелена забвения после тяжелого и очень эмоционального дня. Перед самым отходом ко сну Виктор с Дашей крепко закрыли изнутри дверь на два замка и засов, после чего придвинули к ней тяжеленный шифоньер и целую кучу маленьких пуфов. Все это было сделано для пущей безопасности, чтобы епископ или его ищейки не смогли застать иномирцев врасплох. Бежать, конечно, из комнаты возможности не оставалось – разве что через основной вход, но лучше уж иметь время на подготовку к схватке, нежели истекать кровью в ночной рубашке, не успев даже схватиться за клинок.
Даша одобрила желание Виктора принять участие в турнире, потому что любые действия земных шпионов могли благополучно повлиять на исход операции. К тому же первое место в этих конных соревнованиях могло приблизить победителя к герцогу настолько, что между ними откроется целая река доверия, что само по себе уже было вещью чрезвычайно полезной. Сама же девушка рассказала, что побеседовала с доброй полусотней приближенных к герцогу персон, но никто из них, как ожидалось, про Книгу даже не слыхал. Единственной надеждой оставался Герберт Чаризз, который, к счастью, проникся к Виктору особой симпатией, и симпатия эта могла перерасти в явную дружбу в случае победы на турнире. Даша сказала, что продолжит играть роль неверной жены, чтобы Джеймс Берк смог публично отказаться от брака в пользу юной и непорочной леди Оливии, герцогской дочери.
Проснулись за час до рассвета. Одевшись и убрав в сторону баррикады, Виктор принял благословение от напарницы и проследовал на тренировочную площадку, где его уже с нетерпением ждали несколько человек: его светлость, адмирал Шарп, епископ Клод Люций и небольшой штат слуг. Герцог подбадривающе похлопал нового друга по спине, сказал ему пару напутствующих слов и отдал его в руки слуг, которые должны были облачить никогда не надевавшего латы Виктора в непробиваемый стальной панцирь.
– Турнирная броня весит в два раза больше обычной, – заметил Николас. – А потому не имеет узкой специализации и никогда не используется в боевых условиях.
Виктора отвели в небольшое помещение для переодевания и там раздели догола. Кто-то из слуг поинтересовался у него отсутствием большого пальца на правой руке, но тот лишь махнул и попросил об этом особо не распространяться. Поверх голого тела сперва надели толстые, но мягкие лосины и жаркий шерстяной поддоспешник. Далее в порядке наслоения следовали красивая рубашка-кольчуга и некое подобие кольчужных трусов для дополнительной защиты паха. После всего этого по кускам стали прицеплять округлые стальные элементы основного доспеха: блестящую трехслойную кирасу, весящую не меньше пятнадцати килограмм, наплечники, поножи, защиту для рук, ног, локтей и коленей, кистей и стоп, шеи и пояса. Все это безобразие звенело на Викторе, как на колокольне собора Василия Блаженного во время Рождества, что не могло не смущать – ведь звон, раздающийся при каждом шаге, разлетался по всей округе. Последним надели глухой шлем без подвижного забрала, но и без иных отверстий, кроме тонкой прорези для глаз. Форма шлема была вытянутой и отлично обтекаемой, что, возможно, делало скачущего рыцаря похожим на летящую вперед баллистическую ракету. Макушку украшали длинные заостренные «уши», заканчивающиеся яркими оранжевыми перьями. Головной убор не был предназначен для маневренности: его конструировали для защиты, так что он намертво крепился к кирасе без возможности повернуться хоть немного вправо-влево, и снять его можно только с чужой помощью.
– Вот так консервная банка, – гулко произнес из своей «передвижной тюрьмы» Виктор. Он удивился, как прозвучал его голос здесь, под этими нестерпимо тяжелыми доспехами. Да и плюс ко всему каждую минуту становилось все жарче и жарче, тело взмокло уже на первых минутах после облачения в турнирные латы, а день только начинался. – Блеск. Блеск!
– О, Джеймс, я смотрю, ты уже освоился, да? – появился на пороге раздевалки герцог. – Ну-ка, сделай пару шагов вперед.
Виктор с трудом кивнул и, набрав полную грудь воздуха, занес ногу для шага. Резкий скрип – и колено заело, а само тело стало стремительно терять равновесие. От падения горе-рыцаря спасли лишь вовремя подбежавшие и удержавшие его в стоячем положении слуги.
– Ох-ох! Вваша светлость, боюсь, у меня ничего не выйдет. Я даже полуметра не пройду, как грохнусь и рассыплюсь на сотни звенящих обломков. Может, мне стоит отказаться, пока еще есть время? Чтобы, так сказать, не опозориться.
– Не волнуйся. Тебе ведь не нужно ходить пешком, конь выполнит всю грязную ходячую работу, хе-хе. А еще я выделил тебе специальное седло, выпасть из которого практически невозможно: оно очень глубокое и имеет выемки для шести выступов-креплений на твоих набедренниках. В общем, уверен, ты не пропадешь! Может, есть какие-нибудь пожелания перед началом?
– Да, пожалуй. Во рту пересохло. Можно воды?
Герцог усмехнулся:
– Ну нет. Придется немного потерпеть. Шлем уже намертво привинчен. Времени на раздоспешивание совсем не осталось. Дам пару напутствующих советов. Первый и самый главный: все твои противники-петушки будут стараться привлечь к своим горячо любимым персонам как можно больше внимания. Они станут паясничать как дети и «играть» с противником, что ты можешь использовать в свою пользу. Как только возьмешь в руки копье – вцепись в него мертвой хваткой и заставь всех этих выродков подавиться собственным смехом! И помни о цели. Ты будешь сражаться не ради славы или чего-то еще, а ради родства со мной, ради руки моей дочери. Пусть эта мысль придаст тебе сил. А вот этот подарок сделала сама крошка Оливия, когда узнала, что у меня уже есть фаворит, которого мне бы хотелось видеть в качестве ее законного супруга. Вот возьми. – Герберт повязал на запястье Виктора цветастую фенечку и заговорщицки подмигнул иномирцу. – Некоторых твоих возможных соперников я смог, так сказать, убедить проиграть бой. Как ты понимаешь, турнирная сетка уже составлена, по крайней мере на первый этап, но доступ к ней имеют лишь немногие, в том числе и я. Так что для меня не составило особого труда дать кому надо парочку взяток. Не удивляйся – здесь дела иначе не делаются. Ну ладно, тебя отведут куда следует, а мне надо идти в герцогскую ложу – скоро начало. Искренне желаю удачи, и да пребудет с тобой Свет!
Виктор уже начинал жалеть, что согласился на эту безнадежную авантюру, но отступать назад было поздно. «И как только они в этих железках ходят?» – искренне недоумевал он, в сопровождении слуг добираясь до стойл, где его уже ждал боевой конь в белой, вышитой золотом попоне. Забираться на него оказалось самым сложным на данный момент испытанием, и это заняло у бедняги почти двадцать минут, но когда дело наконец подошло к концу, возникла новая проблема: один из помощников сказал, что вылезать из седла нельзя будет еще очень долгое время, так что если Виктор вдруг хочет в туалет… то он опоздал и упустил свой шанс.
– Блеск, – повторил иномирец. – Просто блеск!
Всадника отвели в специальные «стойла ожидания», где все участники, коих оказалось ровно тридцать два, собрались перед началом турнира. Вокруг каждого из них столпились помощники, тренеры, оружейники и пажи, что очень напомнило Виктору земные гонки мирового уровня на спортивных машинах, где в заезде принимали участие не просто гонщики, а целые команды из нескольких водителей и целой бригады механиков, медиков и прочих.
На Виктора смотрели с явной усмешкой, хотя убедиться в этом не было никакой возможности – на каждом крепко сидел закрытый со всех сторон шлем. Сам же Виктор внимания к себе старался не привлекать и просто стоял в стороне, особо не двигаясь и ожидая начала представления. И вот спустя несколько минут вдалеке послышались бурные овации уже собравшейся на трибунах толпы, отчего сердце Виктора бешено заколотилось, вливая очередную порцию волнения и сомнения в целесообразности происходящего.
Судя по стихающему шуму, герцог попросил тишины для того, чтобы произнести пафосную публичную речь. В этот момент всех всадников пригласили на торжественное построение, и колонна облаченных в боевое обмундирование скакунов в ряд проследовала к арене.
Ристалище оказалось похожим на футбольное поле, где аккуратно стриженный газон был разделен на несколько отдельных участков для разных видов соревнований. Но сегодня требовался лишь один из них: продолговатый, с проходящим посередине высоким забором. Всадники выстроились в ряд и поклонились трибуне, на которой восседал его светлость, и Виктор, взглянув туда, впервые увидел принцессу, но рассмотреть ее так толком и не смог: герцогская ложа находилась очень высоко, да и широкополая шляпа с темной вуалью от яркого солнца на голове леди Оливии этому очень мешала. Но голос Герберта даже на таком расстоянии был слышен более чем отлично:
– А вот и участники соревнования, которых вы все знаете и любите, за которых болеете и на которых, я уверен, потихоньку делаете ставки! Не стану вас за это винить, ведь я тоже поставил на победителя третью часть всех государственных земель…
По трибунам прошлась волна смеха. Шутка была принята на «ура».
– Спешу напомнить, что главное правило турнира – быть предельно честным! Никаких уловок и всего остального, есть только вы и ваши противники – это все, что должно занимать ваше доблестное сознание в этот славный день!
Виктор вдруг почувствовал необычный прилив сил, никак не связанный с воодушевляющей речью герцога. Спина выпрямилась сама собой, тяжелый вес турнирных лат словно перестал ощущаться, а обзор, максимально урезанный границами прорези в шлеме, расширился как минимум впятеро; сознание, как и зрение, прояснилось, и Виктор почему-то определенно понял, что теперь он победит с гораздо большей вероятностью, чем считал всего минуту назад. Прислушавшись к своим ощущениям, он почувствовал приятное тепло в кончиках пальцев, и сразу понял: волнение перед боями, неуверенность в собственных силах, страх быть пойманным епископом – все эти эмоции смешались в один мощный ком, который катился с вершины уже долгое время и вот наконец с грохотом врезался в границу терпения. И та сила, которой Виктор владел, поглотила эмоции как подпитку, превратившись во вполне физическое ощущение собственной уникальности, самоуверенности и других приятных чувств.
– …нашими отцами, дедами, прадедами, – говорил что-то Герберт, но Виктор прослушал почти всю его речь и, осознав это, раздосадованно зашипел. – Да возгордятся предки величием нашим, да не посрамим мы честь отдавших жизни за нашу свободу! Да ниспошлет нам свою божественную благодать вселенский добродетельный Свет! Kaelte haelde!
– Каэлтэ… что? – не понял Виктор.
– Кельте хельде, – подсказал один из его помощников. – Это древний язык наших отцов-основателей. На нем были написаны многие первородные сказания, в том числе и самая популярная мифологическая Книга. Ну это-то вы точно знаете. Дословно переводится как «бескорыстная доброта».
– Да, да. Конечно, знаю. Просто… забыл.
После фразы на древнем языке трибуны как по сигналу встали и сделали жест, который вызвал бы в цивилизованном земном обществе крупный резонанс: они сперва приложили ладони к своим сердцам, после чего протянули их к небу, в сторону светил. Но это не было нацистской пропагандой или символом ненависти. Напротив, каждый делал это с легкостью и добротой в душе, и герцог, повторив движение за всеми, объяснил невеждам.
– Вечный путь от сердца к небесам! – воскликнул он. – Следуя заветам предков, да не станем мы посвящать отмеренный нам срок на то, о чем впоследствии станем жалеть. Мой распорядитель объявит первые пары. Да начнется турнир! Кельте хельде!
– Кельте хельде! – подхватила толпа.
– Кельте хельде, – одними губами прошептал Виктор.
Зазвучал гимн, исполняемый духовым оркестром. Несколько десятков труб, туб, тромбонов, виолончелей и флейт почти десять минут играли непрекращающийся марш, самую главную государственную музыкальную композицию, отчего у Виктора волосы встали дыбом – настолько эмоциональной была эта музыка. Бархатистый женский альт пел на неизвестном языке, но смысл отчего-то был вполне ясен, и он несильно отличался от смысла любого иного гимна любой иной страны любого иного мира.
Как только оркестр смолк, зрители вновь расселись по трибунам. Низко поклонившись, герцог удобно расположился в своей ложе и стал наблюдать за происходящим с самой удобной точки на всей арене.
Распорядитель – тот самый причисленный к лику святых еще при жизни Джозеф Райзен – появился посреди ристалища и стал называть всех участников по парам. Как только звучало имя очередного знатного рыцаря, так сразу один из секторов трибун начинал протяжно визжать, кричать, гоготать и всячески поддерживать своего фаворита, а сам воин поднимал своего коня на дыбы и высоко взмахивал рукой. Когда же очередь дошла до Виктора, все вокруг замолчали, и лишь два голоса – Герберта Чаризза и Даши – развеяли наступившую тишину своими напутственными торжественными возгласами.
Первыми выступали двое рыцарей с труднопроизносимыми именами. Сперва они дождались, пока остальные участники отойдут в сторону, после чего разошлись по разным краям длинной перекладины и вооружились поднесенными им копьями. Несмотря на примерно одинаковую поддержку зрителей, на вид разница между этими воинами казалась очень существенной. Один из них был выше другого на полторы головы и шире в плечах почти в два раза. Лошадь его соответственно тоже была массивнее и внушительнее, отчего результат казался заранее предрешенным.
Рыцари поклонились толпе, повернулись друг к другу и пригнулись, прижимаясь к гривам своих четвероногих товарищей.
– Начинайте! – повелел герцог, и сразу же прозвенел гонг.
Двое всадников неспешно преодолели несколько шагов по направлению друг к другу, словно пытаясь прочувствовать почву или заставить противника испытать определенную нервозность. После этого стремительно набрали скорость и нацелили друг на друга наконечники копий. Они пригнулись еще сильнее, разгоняясь все быстрее и быстрее, и вот до столкновения остаются уже считаные доли секунды… Толпа замерла; она затаила дыхание – в ожидании результатов первого поединка из нее не доносилось ни звука. Когда всадники столкнулись, послышался звонкий удар. Сперва было непонятно, кто победил, потому что оба противника остались в седлах, но всего через секунду здоровяк воздел свое оружие, ознаменовывая свою победу, а его противник, теряя устойчивость, завалился из седла вправо. Зацепившись за стремя ногой, он не рухнул на землю полностью, и конь протащил его еще с десяток метров, прежде чем остановился и стал смиренно ожидать дальнейших действий.
Толпа, как и ожидалось, взревела. Довольный интересным началом, Герберт захлопал в ладоши, а его дочь демонстративно прикрыла лицо ладонями, выказывая свою нелюбовь к подобному варварству. По странным причинам, уверенности у Виктора не убавилось, и он, постоянно поддерживая свой боевой дух воспоминаниями о Лизе, лишь зверел с каждой минутой, все больше и больше желая опробовать себя в качестве боевого всадника с длинным турнирным копьем в руках. К тому же терять такой настрой было попросту невыгодно – бой Виктора должен был случиться всего через две схватки.
К побежденному рыцарю подбежали его помощники. С трудом подняв тяжеленное латное тело, они отнесли бедолагу в лазарет, и там, где они его проносили, на земле оставались крупные кровяные кляксы. Один из глашатаев объявил, что принявший поражение благородный сэр Кракулин во время удара потерял сознание от мощного удара копьем в шлем и челюсть благородного сэра Кракулина более не способна прожевывать что-нибудь жестче свежего белого хлеба. Виктор неожиданно для себя рассмеялся над этими словами, что внутри стального панциря прозвучало очень зловеще, и этот смех, многократно усиленный эхом, услышали все участники турнира, что, возможно, могло их слегка деморализовать.
По сигналу еще одна пара рыцарей заняла исходные позиции. На сей раз воины казались равными по силе и габаритам, но только одному трибуны рукоплескали, а другого освистывали. Виктор решил ни у кого не спрашивать, почему все происходит именно так, и сделал вид, что его ничего не удивляет. Он с интересом разглядывал процесс приготовления к началу поединка, то, как оруженосцы с трепетом отдают своим наставникам их личные турнирные копья, кланяются и отходят в стороны. Как сами рыцари совершают ритуальные жесты, видимо, помогающие в битве и приносящие удачу, а после кланяются герцогу и низко-низко пригибаются к лошадиным гривам.
Удар гонга – и всадники устремились навстречу друг другу. Из-под копыт коней, облаченных в специальные доспехи, высоко вверх вырывались клочки еще влажной от утренней росы травы и черной грязи. Каждый шаг, каждый удар по земле оставлял неглубокие выемки, и если так пойдет и дальше, то к концу турнира от былой красоты ристалища не останется и следа. Рыцари все сближались и сближались, набирая скорость; удар таким копьем без заранее набранного разгона не принес бы желаемого результата. А два неумолимо приближающихся друг к другу объекта, скорость которых могла достигать тридцати, сорока, а то и пятидесяти километров в час, обеспечивали даже тупым турнирным пикам столь великую мощь удара, что далеко не каждый после такого мог самостоятельно подняться на ноги и продолжать жить нормальной жизнью. Верхом же мастерства в этом виде «несмертельного» поединка считалось «переломить копье» о противника, но на самом же деле подобные случаи происходили чрезвычайно редко. Хотя хроники нередко говорили о том, как ломались настоящие боевые копья на полях сражений, но это уже были совершенно иные ситуации с отличными от сегодняшнего поединка «правилами», которых, по сути, и не было вовсе.
То ли одно из копий оказалось длиннее, то ли кто-то из рыцарей проявил себя как более ловкий и проворный боец, но всего через несколько секунд после начала раунда прозвучал звук удара, и тут же объявился победитель. Что-то прокричав, он послал в сторону герцогской дочки воздушный поцелуй и вальяжно удалился, освобождая место для следующей пары.
В таком темпе прошел еще один бой. Все было так же, как и раньше: двое становились напротив друг друга, разгонялись и совершали выпады, после чего один, принимая поражение, вылетал из седла, а другой, побеждая, переходил к следующему этапу соревнования. Виктор вдруг понял, что ничего сложного в этом нет, равно как нет в турнире особой доблести или проявления своих воинских талантов. Все, что могло принести участнику победу, – лишь крепость его доспехов, длина копья и уверенность в собственных силах. На последнее очень влияла поддержка сидящей на трибунах толпы, которая, в свою очередь, формировалась на основе репутации участника. То есть, грубо говоря, чем лучше отношение зрителей к рыцарю, тем успешнее окажется его выступление.
Когда очередного поверженного унесли в лазарет, глашатаи объявили о начале поединка эльдормена Джеймса Берка и сэра Сэмюеля Мортонса. Сердце Виктора бешено заколотилось, но не от страха или волнения, а от прилившей вдруг ярости, от взыгравшего в крови адреналина и непомерного желания победить, вырвать победу, выгрызть ее вместе с глоткой противника, если потребуется. В седле он сидел уже вполне уверенно, а потому без особого труда послал коня на стартовую позицию. Сам не зная почему, он указал рукой в сторону сэра Мортонса, после чего демонстративно провел большим пальцем у горла. Трибуны от такого жеста завороженно загудели – им нравилось все, что означало нарушение привычного для зрителей уклада жизни. Разумеется, сами принимать участие в подобных соревнованиях они бы никогда не стали, но вот поглазеть на подобное со стороны – это милое дело.
Противник Виктора отличался завидным ростом и недюжинной шириной плеч. Его латы, выкрашенные в иссиня-черный цвет, казались больше доспехов Виктора, а огромные вычурные наплечники поднимались выше закрытой продолговатым «жабьим» шлемом головы на целую ладонь. На левом предплечье красовался небольшой гербовый щиток с изображением трех алых роз, но этот элемент обмундирования скорее служил символическим дополнением, нежели давал реальную защиту во время удара.
Увидев наглый жест Виктора, Сэмюель лишь гордо выпрямил спину и поприветствовал герцога с леди Оливией. Где-то на трибунах раздался возглас Даши, но разобрать слова во всеобщем шуме оказалось задачей непосильной.
К Виктору подбежал временный оруженосец. Поздоровавшись со своим рыцарем, он протянул ему длинную пику и прямоугольный кавалерийский щит со слегка зауженным основанием. Крепко-накрепко прицепив к левой руке щит и, как советовал герцог, мертвой хваткой схватив свое копье правой рукой, Виктор прокричал грозный боевой клич, и по воле судьбы его конь сам собой встал на дыбы, разделяя настроение хозяина. Держать оружие было не очень удобно из-за отсутствия большого пальца, но набитая тканью кольчужная перчатка держала древко довольно крепко, и все беспокойство по этому поводу как ветром сдуло.
Виктор в очередной раз поглядел на ложу герцога и попытался разглядеть леди Оливию хоть капельку. Надо же знать, за кого воюешь, подумал он, но «суженая» оставалась все так же сокрыта вуалью и длинным платьем. Слегка расстроившись, но не растеряв своего боевого духа, Виктор провел взглядом по забитым горожанами трибунам. Он улыбался, глядя на лица беспечных фермеров и пастухов, кузнецов и дровосеков, рыболовов и охотников. Он понимал, что все эти люди желают, чтобы Виктор победил, потому что такова психология людей – они хотят хлеба и зрелищ! А самое большое зрелище может сегодня устроить тот, кто победит всем известного и довольно популярного герцогского вассала – практически незнатный, никому не нужный эльдормен Джеймс Берк из далекой рыбацкой деревушки Марлонно.
Внезапно его взор остановился на одном из зрителей в длинной ремесленной робе. В отличие от своих товарищей по трибуне, он не размахивал руками и не кричал в ожидании начала поединка. Он смотрел Виктору прямо в глаза и, скрестив руки на груди, ухмылялся. Густая борода и глубокий капюшон не смогли обмануть Виктора – это был Лагош собственной персоной, и он явно хотел, чтобы его узнали, иначе взор иномирца не смог бы вычленить его из такой толпы.
– Ну, сука, – выругался Виктор, набирая полный рот слюны, чтобы сплюнуть. Сделав это, он снова матюгнулся, вспомнив, что плевать внутри шлема не очень гигиенично и довольно глупо. – Давай сделай что-нибудь! Чего же ты сидишь там, будто ни к чему не причастен?
Лагош не собирался предпринимать каких-либо действий и отвечать ни на что не спешил. Он просто сидел и ждал, наблюдал за Виктором. Возможно, сделал какие-то ставки, но не более того. И Виктор, осознав это, коротко кивнул:
– Ладно, умник. Хочешь увидеть что-нибудь интересное? Так получи!
Прозвучал удар гонга, гулом отозвавшийся в ушах. Участники прижались к коням и пришпорили их, направив копья друг на друга. Со стороны ристалище казалось куда более длинным, но, находясь на нем, Виктор почувствовал, что арена безумно маленькая, здесь и развернуться-то негде. Да и расстояние между противниками можно преодолеть всего за миг; и от этих мыслей желание победить возросло еще больше. В прорезь для глаз со свистом врывался холодный ветер, отчего веки почти полностью закрылись, на корню урезая и без того крошечный угол обзора. Каждый шаг коня заставлял латы звенеть и странно вибрировать, словно они норовили рассыпаться на мелкие детали. Гогот толпы сперва стал нестерпимо громким, а затем просто исчез – так показалось Виктору. И все вокруг него тоже замедлилось, причем настолько, что во время разгона он заметил, как какой-то вор подрезает кошелек у зазевавшегося зрителя, как Николас Шарп, сидящий неподалеку от герцога, приобнимает Дашу за талию и норовит ее поцеловать, как злосчастная леди Оливия, не имея желания лицезреть насилие, отворачивается куда-то в сторону.
Когда до столкновения оставались считаные шаги, Виктор сделал то, что планировал со вчерашнего вечера. Он вспомнил все свои обиды, собрал всю свою злость в кулак и, грозно заревев, направил в правую руку от ладони до самой ключицы самый мощный поток энергии, какой он только мог выплеснуть. Виктор каждой клеточкой своего тела ощутил эту каменную силу, этот великолепный заряд магии, черпаемый из глубочайших недр Вселенной маленькими волшебными рунами на подушечках пальцев. Он утонул в новых чувствах, эмоциях, ощущениях – все смешалось воедино, лавиной обрушиваясь на пришельца с Земли, доселе не видавшего ничего подобного. Зрение изменилось: теперь Виктор видел каждую частичку, каждую мельчайшую детальку лат сэра Сэмюеля Мортонса, спешащего к нему навстречу. Теперь стало абсолютно ясно, куда надо ударить, с какой силой и под каким углом, чтобы выбить этого рыцаря из седла и одержать почетную победу. Перед решающим выпадом Виктор, все еще чувствуя невероятную силу в своей руке, вспомнил о Лагоше, и сознание его заполнила неконтролируемая злоба. Удар копья иномирца пришелся в верхнюю часть живота Сэмюеля, и, хотя наконечник не пробил кирасу, рыцарь в черных латах вылетел из седла, как ядро из пушки. Взлетев на несколько метров в воздух, его похожее на тряпичную куклу тело несколько раз перевернулось, а затем с ужасающим грохотом рухнуло на землю. Бездыханный сэр Мортонс был либо мертв, либо потерял сознание, потому что подниматься из неестественной позы, в которой он приземлился, рыцарь не спешил.
А толпа получила столь жадно ожидаемое ей зрелище. Зрители зашумели от радости, скандируя пусть и фальшивое, но все же имя нового фаворита сегодняшнего турнира.
– Джеймс Берк! Джеймс Берк! – кричали они, и Виктор переполнялся столь чистой и безмятежной радостью, коей он не испытывал уже долгие и долгие годы.
Лагош, сидящий на своем месте, довольно хлопал в ладоши и свистел, возбуждая толпу еще сильнее, а герцог, радуясь успехам своего нового друга, чуть не выпал из своей ложи.
– Невероятный удар нашего эльдормена! – провозгласил глашатай, приняв известие от медиков. – Сэр Сэмюель Мортонс жив, не волнуйтесь, дамы и господа. Но он надолго запомнит воистину богатырскую силищу Джеймса Берка из Марлонно!
На миг Виктор загрустил: ему вдруг захотелось, чтобы победителем считали именно его, а не какого-то вшивого эльдормена, который даже за женой-то своей уследить не может. В голове даже промелькнула мысль – убить настоящих Джеймса и Лару, приехать в их поместье и наладить все дела самостоятельно, но эта идея сразу же была откинута как глупая и бессмысленная: люди Берка знают своего хозяина в лицо.
Под вой зрителей и нескончаемые аплодисменты Виктор проследовал к стоящим неподалеку и ждущим своей очереди рыцарям. Теперь на него никто не смотрел с насмешкой. Каждый представил себя на месте отличного турнирного бойца сэра Мортонса, и волна нервозности прокатилась по этому воинскому сборищу – любой из этих рыцарей мог оказаться на следующем этапе в паре с безжалостным богатырем Берком.
Наваждение все не отпускало Виктора, даже когда он просто стоял и смотрел на оставшиеся пары. Он чувствовал свое преимущество, пусть и слегка нечестное, полученное при помощи магии, но что с того? Виктор, уроженец Земли, не считал Авельонское герцогство своим домом, а потому не думал о чести или о чем-то еще в этом роде. Там, где он вырос, ценились несколько иные качества, нежели те, что навязывались в средневековом, пусть и пропитанном магией обществе.
Когда первый этап закончился, светила уже вошли в зенит. Стало очень жарко, и пот ручьями стекал по небритым щекам и шее, вызывая неприятный зуд. Виктор с нетерпением дождался, пока двое помощников снимут с него порядком надоевший шлем, после чего вздохнул полной грудью и с жадностью приложился к фляге с холодной водой. С трудом спешившись, он рухнул на тюк сена в конюшне и слегка задремал, пока герцог объявлял часовой перерыв на обед.
Во время перерыва дюжина скоморохов играла миниатюрный спектакль-комедию про несчастную любовь незнатного пепельника к знатной особе из Авельона, и зрителям, судя по непрекращающемуся смеху, очень нравилось, даже сам герцог отказался от трапезы в пользу театрализованного представления. Виктор увидел спектакль лишь краем глаза, а потому не стал вдаваться в его подробности и предался заслуженному отдыху. Рядом с ним отдыхали пятнадцать других победителей, и все они глядели на Виктора с очевидной опаской, потому что до них дошли слухи, что сэр Сэмюель Мортонс еще не пришел в себя и, кажется, так и останется до конца своей жизни безвольным спящим овощем. Виктору же этот страх нравился, он буквально подпитывал им свою ярость, готовясь к следующему этапу соревнований, из которого выйдут непобежденными лишь восемь участников. Потом останется лишь четверо. Затем двое. И после финала, разумеется, все лавры пожнет лишь один, забирая себе во владения солидную часть герцогства и леди Оливию в придачу.
После перерыва рыцари, как и ранним утром, собрались в колонну, и распорядитель вновь назвал пары. Когда прозвучало имя Джеймса Берка, арена взорвалась одобрительными возгласами и кличами. А некоему сэру Теодору Лонгсворду, который оказался в паре с Виктором, зрители явно не позавидовали: во время его провозглашения никто не кричал, трибуны сочувственно замолчали.
Прошло несколько боев, прежде чем глашатаи вызвали на исходную позицию Виктора и его противника. Уже по проверенной схеме участники низко-низко прижались к гривам своих лошадей и, пришпорив их, начали поединок. Виктор снова воспользовался силой рун, на этот раз трюк вышел эффектнее и дался стократ легче – копье эльдормена Джеймса Берка угодило сэру Теодору Лонгсворду прямо в грудь, с громким хрустом переломившись надвое и отправив беднягу в долгий полет к лавкам, где сидели и ждали своего часа помощники участников.
Такое событие не могло остаться в числе заурядных. Когда тело сэра Лонгсворда вынесли с территории арены, турнирный инспектор почти десять минут изучал обломки пики Виктора, после чего пришел к заключению, что древко действительно переломилось от неимоверной силы удара. После такого заявления не оставалось никаких сомнений: все трибуны буквально влюбились в чертовски удачливого рыцаря из Марлонно, и одобряющие возгласы были словно бальзам на душу. Виктор мысленно подмигнул Даше и рассвирепел: адмирал Шарп опять обнимал девушку и всячески к ней приставал, но та, видимо, давала небольшой отпор.
– Жаль, что ты не участвуешь в поединках, – пробурчал Виктор, глядя на Николаса. – Иначе я бы тебя насквозь пронзил…
После еще нескольких боев этап закончился, и Герберт Чаризз объявил новый перерыв. Теперь рыцарей не только отпаивали водой, но еще и сытно накормили вареным мясом с картошкой и маринованными овощами. Оставшиеся семь участников смотрели на восьмого, Виктора, уже не просто со страхом в глазах – теперь они желали повернуть время вспять и проиграть в предыдущем раунде, лишь бы не иметь шанса оказаться в паре с этим чудовищем. Но было уже поздно – каждый мог теперь оказаться против эльдормена и испытать на своей шкуре мощь его пики.
После перерыва четыре пары показали все, на что они были способны. Обреченный на поражение рыцарь, поставленный в паре с Виктором, удостоился невиданной доселе участи быть пронзенным тупым турнирным копьем. Правда, наконечник прошел только сквозь латную пластину с поддоспешником и лишь слегка задел кожу, но зрителям казалось, будто копье перемолотило внутри противника Джеймса Берка все внутренности.
Теперь перерывов не устраивали. Четверо бойцов разделились на две пары, после чего, как и предполагалось, победителями вышли двое – Виктор и сэр Шоль Воупе из восточных лесов. Он, осознавая, что ему предстоит, подошел к своему сопернику и, крепко пожав руку, пожелал удачи, после чего занял позицию на ристалище. Виктор, встав напротив, искупался в очередном фонтане поддержки трибун и под удар гонга направил коня в стремительный и смертельно опасный разгон. Теперь уже чувством окаменелости наливалась не только правая рука, но и все тело. На миг даже показалось, что его правая ладонь цела и невредима, будто никто не вырывал у него палец, заставляя страдать и испытывать мучительную боль.
По всей видимости, сэр Шоль Воупе был заранее настроен на поражение, а оттого перед самым столкновением отвел свое копье в сторону и опустил голову. Пика Виктора врезалась ему в живот и, как всех остальных, выкинула из седла на землю. Рыцарь еще не коснулся травы, а герцог уже кричал от восторга, призывая всех присоединиться к его ликованию. А Виктор, довольный собой, самостоятельно спрыгнул с коня на землю, бросил свое оружие и громогласно прокричал:
– Кельте хельде! Кельте хельде!!!
Трибуны разом подхватили эту фразу, повторяя ее вновь и вновь, вновь и вновь. Его светлость Герберт Чаризз лично спустился к ристалищу, чтобы тепло поздравить нового чемпиона Авельона и объявить всем-всем-всем о том, что леди Оливия вскоре вступит в брак.
– Друзья! – сказал он. – В этот знаменательный день я безумно рад тому, что эльдормен Джеймс Берк из Марлонно стал абсолютным победителем турнира в честь моей дочери, чем снискал мое безграничное уважение! За сим торжественно объявлю: я дарую этому знатному мужу почетный титул графа, отдаю в его владение ровно треть территорий герцогства со всеми горами, лесами, полями и реками, провинциями и городами, крепостями и лагерями! Также теперь уже граф Берк получает в пользование пятую часть государственной казны и право распоряжаться этими деньгами так, как он хочет, но самым главным подарком станет рука моей дочери Оливии!
– Вздор! – прокричал кто-то с трибун. – У Джеймса Берка уже есть жена! Это что же, многоженство, как у пепельников?
– Да! – поддержали другие. – Нельзя нарушать традиции!
– Позвольте мне разрешить этот вопрос, ваша светлость, – вдруг раздался голос адмирала Шарпа, спускающегося по ступеням вниз, на арену. – Ни для кого не секрет, что отношения Джеймса и Лары Берк оставляют желать лучшего. Этот брак – ошибка! И я собираюсь отвоевать у невежды право на прелестную леди Лару…
Николас помахал Даше, отчего та смущенно отвернулась.
– Что ж, – хмыкнул герцог. – Это разумное предложение, хоть и слегка незаконное. Но каким же я окажусь правителем, если не позволю моим верным подданным взглянуть на еще один прекрасный поединок?
Зрители активно поддержали своего господина.
– Даю вам десять минут на раздоспешивание, граф, – фыркнул Николас. – Я надеру вашу, простите, рыбацкую задницу, а потом заберу леди Лару на «Принципио»!
– Стесняюсь спросить, – нахмурился Виктор, – а мою жену вы спросили, а? Хочет ли она этого?
– Да какая разница, – махнул рукой герцог. – С помощью вашего поединка мы в один момент сможем решить все надоедливые формальности, связанные с твоей, граф, женитьбой на моей дочери и разводом с леди Берк. Предлагаю не терять драгоценное время даром – снимай свой панцирь и возвращайся как можно скорее. Оружие, кстати говоря, по правилам выбирает вызываемая сторона, то есть ты, Джеймс.
Виктор согласно кивнул и направился раздоспешиваться в специально отведенное для этого место. Помощники, постоянно осыпая его поздравлениями, стянули с него пропахший потом и грязью нагрудник, насквозь промокший шерстяной поддоспешник и выдали его обыкновенную, праздничную одежду. Виктор с огромным удовольствием надел облегающие штаны и рубаху, камзол и кафтан, плотный пояс с рапирой в ножнах и лакированные туфли. В последнюю очередь, тяжело вздохнув, он облачился в длинные фехтовальные перчатки, предварительно набив полость для большого пальца правой руки плотным комком ткани.
– Ну я готов, – сказал Виктор и, поблагодарив помощников, вернулся к трибунам.
За то время, пока его не было, все немного изменилось. Теперь центральная перегородка на ристалище отсутствовала, а вместо нее из земли торчали небольшие жердочки для отсчета расстояния – на тот случай, если вдруг дуэль станет проводиться с применением огнестрельного или иного стрелкового оружия. Но Виктор решил, что победить в последнем пешем бою он сможет только одним способом: если вложит всю свою руническую силу в ударную руку и клинок, а в разум – уверенность и непоколебимость.
Герцог не стал возвращаться туда, откуда он смотрел турнир. Вместо этого он, презрев все традиции и возмущения со стороны организаторов, уселся неподалеку от оруженосцев, и этот жест был положительно расценен народом как духовная близость правителя и его подданных. Николас Шарп в нетерпении ходил туда-сюда, а когда Виктор все-таки прибыл, адмирал громко воскликнул:
– Вот и он – наш чемпион! А что ты можешь без коня и пики, герой?
– То же, что и ты, только могу это сделать с закрытыми глазами и гораздо эффективнее, – ответил Виктор. – Я выбираю поединок на рапирах!
Герцог одобрительно кивнул, и адмиралу в тот же миг поднесли длинный тонкий клинок с красивейшей узорчатой гардой, инкрустированной ярко сверкающими при солнечном свете драгоценными камнями. Такое оружие, сделанное на заказ, могло стоить целое состояние, и Виктору вдруг захотелось в случае победы забрать эту рапиру себе. Но тут его сердце замерло: побеждать-то ему и не нужно. Надо дать заносчивому и самовлюбленному адмиралу победить себя, и тогда он сможет забрать леди Берк, то есть Дашу, а Виктор тем временем закончит все свои дела с леди Оливией и ее отцом. Конечно, глубоко в душе хотелось победить, отомстить этому выскочке за весь его слащавый интерес к Даше, но Виктор собрал волю в единый ком и принял верное решение: ради дела необходимо проиграть.
– Я тебя в порошок сотру, глупец, – разулыбался Николас, глядя сопернику прямо в глаза. – Слышишь, Джеймс? В порошок!
– Не надорвись, щегол, – усмехнулся Виктор, гордо выпрямляя спину и становясь в одну из фехтовальных позиций.
В последний раз за этот турнир прозвучал гонг, и Шарп, не медля ни секунды, бросился в атаку. Сперва он бил коротко, но резко, потом размашисто и сильно, но каждый его удар был легко отражен рапирой Виктора. Всякий раз натыкаясь на успешный блок, Николас все свирепел и свирепел, совершал все больше и больше ошибок, но продолжал свой самоубийственный гамбит и снова оставался с носом. Виктор, многократно увеличивая свою мощь рунами, несколько раз без труда оказывался за спиной противника и совершал унизительный для адмирала удар – пинок под зад. Толпа в эти моменты смеялась так, что закладывало уши, а Шарп, падая и со злостью в глазах поднимаясь, пыхтел и продолжал натиск. Казалось, что он вовсе и не был искусным мечником и прославленным адмиралом. Не понимая, почему простой эльдормен его побеждает, он с каждым мигом терял толику самообладания, а потому и от былого мастерства не оставалось ни следа.
– А-а-аргх! – завопил Николас, когда Виктор слегка оцарапал его щеку кончиком лезвия. Большая капля крови скатилась по скуле и стекла на парадный камзол, что вызвало очередною порцию его слепой ярости и бессмысленных бесцельных атак.
С тяжелым сердцем Виктор вспомнил, что ему необходимо проиграть. Но на этот раз, не особо кручинясь, он решил устроить маленькое шоу, которое все равно оставит его в плюсе. Виктор продолжал и продолжал отбивать град ударов Николаса, а во время последнего и самого мощного выпада специально пропустил клинок к себе, и тот каким-то чудом вспорол на кафтане графа Берка карман. Зрители прекрасно поняли, что это даже не ранение, но Виктор театрально закатил глаза, приложил ко лбу тыльную сторону ладони и рухнул на траву, роняя рядом свой клинок. А Шарп, еще не понимая, что его одурачили, от радости чуть не прыгал – он поглядел на толпу, ожидая услышать в свой адрес волну одобрительных возгласов, и не сразу понял, почему над ним смеются и всячески обзывают неудачником. А Виктор тем временем поднялся на ноги и низко поклонился трибунам, и вот тогда толпа разразилась поддерживающим гомоном, и по налитым кровью глазам адмирала стало ясно, что он на пределе своей ярости. Кинуть спичку – и взорвется, забрав с собой на тот свет всех, кто есть рядом.
– Ай-яй-яй, какой поединок, какой прекрасный бой! – появился рядом герцог. – Наш благородный сэр Шарп, как всегда, оказался на высоте, а чемпион турнира граф Берк унижен и раздавлен! Надеюсь, этот никому не интересный инцидент вскоре забудется, а мы пока приступим к тому, ради чего, собственно, все здесь собрались. Помолвка! Оливия, доченька моя, завтра же ты станешь графиней!
– А я забираю себе честно завоеванную у этого проходимся жену – леди Лару! – грозно заявил Николас, чем вызвал очередную порцию смеха. Униженный, он тем не менее лица не потерял. Гордо выпятив подбородок, он удалился с ристалища, оставляя герцога наедине с новоиспеченным графом.
Герберт с добродушной улыбкой до ушей крепко пожал Виктору руку. А иномирец, вместо того чтобы радоваться, вдруг ощутил очень недоброе предчувствие. Оглядевшись, он не увидел ничего, что могло предвещать беду, да только тревожный колокольчик, не собирающийся умолкать, все звенел и звенел, плавно увеличиваясь до размеров церковных колоколов. Виктор взглянул на Дашу – у нее все было в полном порядке, адмирал еще не успел забрать ее с собой. Перевел взгляд в сторону леди Оливии – та тоже ни в чем не нуждалась. В последнюю очередь посмотрел туда, где сидел Лагош, – его там не оказалось. Это нагнало на Виктора очередную волну тревоги и беспричинного страха.
– Джеймс, с тобой все в порядке? – нахмурился герцог. – Такое ощущение, что ты чем-то обеспокоен. Может, просто устал?
– Да нет, ваша светлость, все в поря…
– Не двигаться! – раздался чей-то громкий голос. Виктор повернулся к говорящему, и колени его подкосились: на арене появился сам епископ Клод Люций, верховный инквизитор, в сопровождении своего верного помощника Палача и целой дюжины стражников с самострелами. Арбалетчики окружили Виктора и взяли его на прицел, а Клод Люций отвел герцога в сторону.
– В чем дело, дорогой друг? – недоуменно спросил Герберт. – Что все это значит?
– Это значит, что ваш так называемый граф Джеймс Берк на самом деле не кто иной, как пришелец из иного мира, самозванец, каким-то образом подменивший настоящего Берка и зарабатывающий славу его именем!
– Звучит очень глупо, ваше преосвященство, – заявил герцог. – Обвинение более чем бессмысленно.
– Я ведь говорю это не просто так, ваша светлость, – парировал епископ. – Джеймс, кхм, Берк! Попрошу вас снять перчатку с правой руки.
Трибуны замолкли. Такого они точно не ожидали.
Виктор, с трудом проглотив подскочивший к горлу комок, стал судорожно придумывать оправдание тому, как и где он потерял свой палец. В его голове за миг пролетели тысячи вариантов, но ни один из них не гарантировал успех и даже, напротив, усугубил бы ситуацию. Первым делом захотелось сбежать, но как это сделать, когда вокруг двенадцать готовых выстрелить по приказу солдат? Взять в заложники герцога, приставить к его горлу лезвие рапиры и медленно отступать? Или признаться во всем, надеясь на благоразумие и доброту Герберта Чаризза? Пораскинув мозгами, Виктор пришел к выводу, что вовремя сказанная правда способна творить чудеса. А потому он крепко зажмурил глаза, понимая, что, возможно, сейчас переживает последние секунды своего существования. Виктор проклял Лагоша, вспомнил Лизу, пожелал успехов Даше, попрощался с собственной жизнью и, вновь подняв веки, стал медленно стягивать перчатку с правой руки.
Как и тогда, во время турнира, время словно перестало иметь значение. Все вокруг замедлилось и превратилось в почти застывшую картину. Виктор разглядел победный оскал Палача, невозмутимый укор епископа, высоко поднятые от непонимания происходящего брови герцога. Разглядел каждый арбалетный болт, готовый в любой момент пронзить его насквозь, каждый мускул на лице подчиняющихся лишь приказам стражников.
Длинная фехтовальная перчатка слетела с руки и упала в траву. Виктор, отвернувшись, протянул ладонь вперед, уже ничего не боясь и смирившись с собственной участью. Он ожидал, что дюжина самострелов выстрелят в него прямо сейчас, в этот самый момент, и жизнь землянина оборвется на этой пусть и триумфальной, но очень печальной ноте. Но ничего подобного почему-то не происходило.
– И что вы хотите этим сказать, ваше преосвященство? – поинтересовался герцог. – Рука как рука, что в ней такого?
Виктор, услышав эти слова, резко перевел взгляд на собственную ладонь и чуть не потерял от изумления дар речи: там, где должен быть обрубок, красовался самый обыкновенный большой палец, никем не отрезанный и не изувеченный. И все ногти казались целыми и невредимыми, словно не было никаких издевательств со стороны Палача. Кроме того, на подушечках пальцев не осталось ни единой руны, ни единого татуировочного символа.
– Я… приношу свои извинения, – замялся епископ, обходя Виктора со спины и в завершение своей инспекции проверяя шею подозреваемого на наличие инквизиторского клейма. Убедившись, что его там нет, он смущенно отошел в сторону. – Мы, наверное, обознались. Не принимайте, хм, близко к сердцу.
Поклонившись, Клод Люций ушел, за ним последовали и его подчиненные. А Виктор, глядя епископу в спину, безмолвно ликовал. Однако его тревожило то, что он не знал, по какой причине правая рука вернулась в первозданное состояние и кто этому чуду так вовремя посодействовал.
– Что это было? – изумился герцог. – Я чего-то не знаю?
Виктор улыбнулся и пожал плечами:
– Понятия не имею, ваша светлость. Раз они ошиблись, то какая уже разница?
– И то верно. Что ж, пора возвращаться во дворец. Сегодняшний пир в твою честь, граф!
Виктор грустно вздохнул. По его мнению, «граф Виктор Богданов» звучало бы в данной ситуации гораздо приятнее. Посмотрев на свою ладонь, иномирец снова победно улыбнулся: руны, переждав «в засаде», снова проявились на порядком уставших за весь этот безумный день пальцах.
