Так было всегда. Стоило Атэру расслабиться хотя бы на минуту, позволить мыслям заметаться в беспорядке, как стае ворон, — начинало казаться, что в голове звучит тихий звон. Словно невидимая клепсидра отсчитывала минуты. Это текло время. Атэр чувствовал его. Оно утекало. Очень быстро. И все меньше его оставалось. На развлечения, удовольствия, получение новых сведений.

Сколько он себя помнил, ему всегда хотелось получить больше, чем было возможно. И было мало того, что есть.

Всегда мало. Денег, красивой одежды, вкусной еды, знаний, ответов на вопросы, поцелуев. Хотелось всего сразу.

В детстве начинало колотить от бешенства, когда он видел, как младшему брату дают сладости, обнимают, когда отец сажал его на плечо, а мать целовала. Все это должно доставаться ему, Атэру, или хотя бы сначала ему, а потом уже всем остальным. Впрочем, тогда его звали Валерием. Но проклятая кличка, придуманная Гэлом, приклеилась намертво. Теперь он сам представлялся всем именно так. И объяснений тоже всегда не хватало. Почему мир устроен именно так? Почему через каждые три дня нужно колоть палец острой иглой и оставлять каплю крови на статуэтке толстопузого демона? Он стоял на столике в самом темном углу комнаты, и маленькому Валерию запрещалось подходить к нему. Но от идола так противно воняло, что однажды мальчик стащил его и как следует вымыл в корыте, где поили свиней. За это отец выдрал его. Хворостиной, словно последнего раба, — кормилица потом неделю смазывала его ягодицы целебной мазью.

Почему мать раз в месяц уходит в храм Друзлта на целую ночь и возвращается только утром? Тогда от нее пахло вином и какой-то приторно-сладкой дрянью. Глаза становились мутными, как будто затянутыми бельмами. Голос визгливым. Пронзительным. От нее хотелось убежать, спрятаться. Он так и делал. Удирал из дома, прятался на голубятне и сидел там среди воркования и тихого шелеста крыльев до тех пор, пока за ним не посылали кого-нибудь из рабов. Обычно это был пятнадцатилетний Ксант. С ним Атэр дрался. Он учил мальчика делать подножку и бить кулаком. А еще плеваться косточками кизила через трубочку, воровать сыр из кладовой и пить вино. Он же и объяснил, чем мать занимается в храме. С демонами или их прислужниками.

Сначала Валерий не понял, потом не поверил, а потом бросился на приятеля и отчаянно дрался. Ксант хохотал и заявил, что он, может, вообще и не сын хозяина, а подменыш. Может, его настоящий отец — какой-нибудь демон. Значит, тогда Валерий сам демон. Этого мальчик не смог перенести. Рыдая во весь голос, он бросился бежать. Сам не зная как, взобрался на скалу, где росли кривые сосны забился в расщелину между камней и сидел там до позднего вечера, дрожа от слез и холода. «Я не подменыш! — шептал он, поскуливая от жалости к себе. — Я не демон. Я не могу быть демоном».

С этого дня он возненавидел мать. Хотя и очень любил ее по-прежнему. Это были две разных женщины. Одна пела колыбельные песни, гладила по голове теплой ладонью, прощала мелкие шалости. Другая отвратительно хохотала, возвращаясь после демонических оргий, приносила в дом гнусную атмосферу распущенности.

Отца он тоже ненавидел. За то, что тот отпускает ее в храм. За то, что не может защитить от темных.

Говорили, что раньше демонов не было. Люди поклонялись богам. Атэру очень хотелось знать, как жилось тогда. Но учитель, купленный отцом, не мог ответить на его вопросы. Или не хотел.

То, чему учил старик, было очень просто.

В каждом человеке живет демон. Большой или маленький. Его не видно и не слышно, но он есть у каждого. Будешь себя плохо вести, капризничать или драться с Ксантом, не станешь приносить жертвы Правителю Великому Друзлту — и он сожрет тебя. А если будешь делать все правильно — не тронет.

Судя по толстому животу учителя, в нем жил очень большой демон. А в Валерии, наверное, совсем маленький. Мальчик подолгу рассматривал себя в медном зеркале матери, пытаясь разглядеть там отражение своего собственного темного жильца, но видел только худого мальчишку с исцарапанными коленками, светло-зелеными глазами и волосами, выгоревшими до ржаво-каштанового цвета. Часто во время обеда он замирал, прислушиваясь к себе. Кто хочет еще рыбного пирога, он сам или демон? Почему отец пьет ежевичное вино? Потому что его темный этого хочет? И как он выглядит?

Он донимал домашних подобными вопросами до тех пор, пока его снова не выпороли. А потом Ксант поймал в огороде медведку, показал ее Валерию и сказал, что демон выглядит именно так. Неделю после этого мальчик ходил тише воды ниже травы, с ужасом прислушиваясь к себе. Потом понял, что приятель наврал, как всегда, но неприятное насекомое вспоминалось время от времени, заставляя ежиться и нервно сглатывать.

А потом, когда ему исполнилось тринадцать, всех убили. Демоны. Отца, мать, брата, учителя, вруна Ксанта, почти всех рабов и всех овец. Валерий выжил только потому, что снова убежал на скалу и уснул там в трещине между камнями, завернувшись в теплый плащ. А когда вернулся, нашел дымящиеся развалины дома, маленькие, черные, обгоревшие кучки — все, что осталось от овец. И черные, сморщенные, страшные тела людей. Они лежали, словно сожженные солнцем раскрытые стручки гороха, такие же сухие и перекрученные.

Валерий постоял немного рядом с домом. А потом повернулся и пошел. Шел, шел, шел. Вперед. Прямо. Когда уставал, ложился спать, когда хотел есть — воровал еду, или просил у кого-нибудь, или брел дальше голодным. Наверное, тогда он немного сошел с ума. Во всяком случае, Атэр почти не помнил того времени. Не помнил, как попал в рабство. В Великую, проклятую, могущественную, прожорливую Рэймскую империю.

Рэйму нужны были кедровое дерево, драгоценный светоносный эллидский мрамор для отделки дворцов, статуи богов, стоявшие в древних храмах, мягкие, тонкие шерстяные ткани, прекрасные краснофигурные амфоры и рабы. Широкогрудые корабли с изображением барсов, орлов и морских драконов останавливались у берегов Эллиды, солдаты в блестящих панцирях спускались на землю.

Иногда они казались Атэру похожими на демонов. И те и другие уничтожали его дом. Но с людьми хотя бы можно было бороться. Эллида сопротивлялась. Как могла. Долго и упорно. Пока были живы родители, он время от времени слышал обрывки разговоров о сражениях, победах и поражениях. Теперь он узнал, что такое война лично.

В Рэйм мальчика привезли в трюме одного из кораблей среди других пленных. Продали в дом состоятельного патриция. Небогатого, иначе тот прикупил бы раба, более соответствующего элланскому идеалу красоты — светловолосого и светлоглазого. Но обращались с ним неплохо. Держали за ценную игрушку. Кормили, одевали, красили волосы в пшеничный цвет, хвастались перед гостями.

Атэр молчал, терпел и ждал, а в одну темную ночь сбежал, прихватив кое-что из ювелирной коллекции господина.

Рэйм был странным человеческим поселением. Потрясающим в своей отвратительной привлекательности. Почти год беглый раб блуждал по трущобам великого города. Злой, голодный, оборванный, переполняясь ненавистью. Казалось, еще немного — и она начнет литься с тела вместе с потом. Демон, который жил у него внутри, вырос до невероятных размеров. Иногда Атэр представлял, как он разорвет внешнюю оболочку его человеческого тела и выберется наружу. Чтобы сожрать всех, кто приблизится. Однажды в припадке бешенства Атэр набросился на такого же уличного мальчишку, как сам, вцепился ему в горло и не отпускал до тех пор, пока тот, посинев, не завалился —на землю. «Это не я, — сказал он себе. — Это мой демон. Разве нет?» Другому, пытавшемуся украсть у него кусок хлеба, подросток разбил голову камнем.

Атэр научился прятаться, притворяться, воровать дерзко, нагло, едва ли не с улыбкой глядя в глаза. Ему удалось пережить ночь Больших сенполий. Когда демоны приходят на землю. Подросток забился на чердак старого дома и смотрел, как по улицам шныряют серые тени. А потом заметил Высшего. Тот неторопливо прогуливался по площади. Очень похожий на человека. Увидев его, мальчишка почувствовал себя плохо. С ним случилось что-то вроде припадка. Но не от страха — от ярости, бешенства, беспомощности, ненависти. Он едва не задохнулся и, видимо, потерял сознание, потому что мир вокруг потемнел, а когда в голове прояснилось, было уже утро.

И тогда эллан понял, что пора возвращаться домой. Иначе окончательно сойдет с ума. И не важно, что того, родительского, приюта, где он жил, больше нет. Нужно возвращаться на родину. Он украл деньги у одного толстого глупого дядьки, заплатил кормчему и уплыл в Эллиду.

Там было раннее лето. Тепло. Цвели гранатовые деревья. Ярко-оранжевые соцветия горели на темной зелени листьев. Сладко пахли магнолии. Их белые цветы, раскрываясь, становились больше его головы. Тонкое кружево дикого укропа, колючая ежевика, барбарис, серебристые оливы, белый камень дорог, взбирающихся на холмы. Сосны с длинными мягкими иглами, кипарисы, похожие на свечи. Море. До горизонта налитое переливчатым светом.

Эллида вылечила его. Он дышал ее запахом, смотрел на нее, спал на ее земле. А демоны убивали ее, оскверняли черными храмами белые холмы, рвали ее на куски, делили между собой. Их не должно быть, понял Атэр однажды. Они противоестественны. Этот мир не для них. И в его душе не живет злобная, жадная тварь. Она давно бы уже сдохла, корчась от боли, когда сердце колотится от восторга и любви к этим скалам, морю, изломанным ветром соснам. Он почувствовал, что старый страх, боль, отчаяние лопаются, сползают с него, словно кора с эвкалипта, напитанная гнилой влагой болот. Он стал совсем другим. И понял, чего хочет больше всего. Свободы.

А когда человек хочет чего-то так сильно, что все тело начинает зудеть от нетерпения, обычно он получает это. Так Атэр встретился с демоноборцами.

Однажды он уснул на развалинах храма, посвященного древнему богу Трисмесу. Сначала долго смотрел на звезды, мигающие между колонн, слушал треск цикад. Потом закрыл глаза, а когда открыл их, уже наступило утро. Пели птицы, солнечные лучи пробирались между камней, зеленая ящерица грелась под ними. А совсем рядом, на обломке постамента, сидел старик в сером старом гиматии. Солнце поблескивало на его лысине, окруженной венчиком седых волос.

Атэр резко приподнялся:

— Ты кто? Что ты здесь делаешь?

Незнакомец повернулся, посмотрел бледно-голубыми выцветшими глазами, моргнул красноватыми веками, лишенными ресниц.

— Мальчик, ты знаешь, что своим присутствием оскорбляешь этот храм? Ты очень грязный.

Атэр посмотрел на свою тунику, давно потерявшую первоначальный цвет, на заскорузлый от грязи плащ и ответил дерзко:

— Ну и что?! Это всего лишь развалины.

Лысый дед прищурился и строго погрозил ему пальцем:

— Думаешь, бог не видит тебя, даже если его дом разрушен?

— Я думаю, если он не смог защитить свой дом, то не заслуживает уважения. И вообще, ему плевать на меня. И на всех.

Старик засмеялся. Тихо, почти беззвучно.

— Сегодня ночью я слышал голос, который велел мне подняться на эти развалины. Мне было обещано найти то, что я уже давно жду. Я пришел сюда, увидел тебя и теперь думаю, что с тобой делать.

— Сначала дай мне поесть.

Они позавтракали сыром и вяленым мясом, сидя на ступенях храма. Разговаривали. И Атэр сам не заметил, как рассказал о себе все. Дед ломал корявыми, коричневыми от загара пальцами хлеб, щурился на солнце и, казалось, почти не слушал, а когда рассказ закончился, заметил:

— Ты не удивил меня. Знаешь, сколько за свою жизнь я слышал таких историй?

— Много.

— Тогда я спрошу, что ты думаешь делать теперь? —Старик с любопытством уставился на него, даже прикрыл ладонью глаза от яркого света.

— Я не знаю, — ответил Атэр честно, — У меня слишком много вопросов, на которые никто не может дать ответы. Когда я услышу их — решу, что делать.

— Что тебя интересует?

— Что было до того, как появились демоны? Кто они такие? Почему они владеют магией, а люди нет? Откуда они приходят? И главное — как они победили богов?

Движением руки старик остановил его:

— Не ты один задаешь эти вопросы. Я могу подсказать В тебе, где найти ответ. Если ты готов искать.

— Я готов.

— Тогда идем.

Старика звали Форкий, он жил неподалеку от развалин заброшенного храма. В крошечном домике, наполовину ушедшем под землю. Рядом, на соседнем холме, стоял черный дворец, возведенный для демона. Так делают умные птицы — строят свои дома недалеко от гнезда коршуна. Он их не трогает, потому что видит далекие горизонты и не замечает, что делается у него под ногами. И, сам того не зная, защищает от хищников помельче.

А в роще старых олив, за домом Форкия, находился тайный вход в подземные залы под развалинами храма Трисмеса. Там собирались демоноборцы. Те, кто мечтал уничтожить демонов. Учитель — Атэр сразу стал считать его своим учителем — был одним из них. Самым старым среди них, самым знающим.

— Вкус свободы до конца чувствуешь, только побывав в рабстве, — говорил Форкий, любитель парадоксов. — А ценность своей человеческой сущности лучше осознаешь, находясь под постоянным гнетом демонической.

Атэр постигал ценность своей «сущности» каждый день. Он читал. С утра до вечера. Плидия, Гефмания, Трэсмира — древних авторов, которые рассказывали правду о людях. О том, какие они на самом деле. Не тупой скот, не корм для демонов. Не смертный мусор.

— Они умерли потому, что говорили правду. Одного сожгли, другого зарезали на алтаре, третьего затравили собаками. — Форкий показал Атэру томик Плидия — разрезанный на равные куски свиток, переплетенный в телячью кожу для лучшей сохранности. — Этого четвертовали. Люди скорее верят тем, кто умер за правду. Из-за этого их слова Приобретают еще больший вес. Не так ли?

— Не так. Я верю тем, кто говорит то, до чего я додумываюсь сам. Но мне мало слов. Мне нужно оружие, у тебя есть книга заклинаний, где было бы написано, как научиться магии?

— Нет, — усмехался старый учитель. — Такой книги у меня нет. Таких книг вообще нет.

Атэр перерыл все свитки в библиотеке под храмом. Искал что-нибудь реальное. Но древние пророчества были смутными и непонятными.

«Они придут из пустоты. Черные создания, несущие боль и смерть. И станет их власть безгранична, и будет длиться ночь человечества тысячелетия».

«Ночь человечества» — очень поэтично. Атэр саркастически усмехнулся, потер уставшие глаза, поправил фитиль масляного светильника. Он сидел под землей, в маленькой комнатке рядом с огромным залом библиотеки. Ему было все равно, где находиться. На холмах Эллиды или под ними. Темнота и тишина каменных залов подземелий не угнетали его. Наоборот, давали непривычное ощущение защищенности.

Эллан осторожно развернул еще один свиток, изучая прорицания тысячелетней давности. Форкий принес их, загадочно улыбаясь. Отвечая, таким образом, на вопрос Атэра: «Какой смысл в наших сборищах, если демонов все равно не победить обычным оружием?»

— Почитай вот это, — сказал он. — Здесь есть несколько ответов на твои вопросы.

«Свет и тень, не соединяясь, встанут рядом. Из их союза человек обретет силу». Что это? Описание магического ритуала? Аллегория? Смутный сон предсказателя? Как ра — , зобраться?

На желтый лист упала тень. Атэр поднял взгляд и увидел Дейма. Тот чем-то напоминал Ксанта, убитого демонами. Такой же озлобленный и жестокий. С ним было легко, но иногда он раздражал своей мужественной непосредственностью.

— Валерий, хватит портить глаза. Ты по натуре воин, как и я, а не ученый. Оставь всю эту премудрость для слабаков.

Избавиться от приятеля можно было только одним способом — начать декламировать вслух древние тексты.

«Близится рассвет. Счастлив тот, кто увидит его. Счастлив тот, кто своей рукой подбросит дров в костер, разгоняющий тень».

— Что за муть? — скривился «воин».

— Откровения Эвсимандра Рийского, — невинно улыбаясь, пояснил Атэр.

— Ну и бредни!

— Это не бредни! Это то, ради чего мы все здесь собираемся. Во всяком случае, так говорит Форкий. Вот здесь Эвсимандр описывает свое видение: «Три огня загораются среди ночи. Один имеет форму меча. Другой — пирамиды, третий — чаши. Соединяясь, они заставят ночь отступить». Как ты объяснишь это?

Дейм пожал мускулистыми плечами:

— Форкий давал мне прочесть это, когда я спросил его, как мы реально можем победить демонов. Но я ни хрена не понял. Значит, тебя он потчует теми же байками?

— Это не байки. — Атэр осторожно провел ладонью по шуршащему листу. — Я чувствую в этом какой-то смысл. Но пока не могу понять какой. «Ночь человечества». «Рассвет». Дальше сказано об утре, — времени, когда демоны отступят, теряя свою власть. «И обратятся дворцы зла в руины. И станут убежищем для летучих мышей и пауков. Гниль и тление заполнят их залы…» Потом наступит день. Как он там говорил… «Время, когда люди обретут покой. От тени и от света». Этого я не понимаю. Тенями Эвсимандр называет демонов, а светом — вестников. Все это непонятно и странно.

Дейм довольно хохотнул:

— Вот и я о том. Бред. Пойдем отсюда!

— Нет! Я хочу разобраться!

Теперь Атэр ходил как в тумане. Едва не натыкаясь на стены. «Свет и тень, не соединяясь, встанут рядом». Свет и тень. Вестник и демон. Союз вестника и демона?.. Бред. Полный!

Еще немного, и он возненавидит Форкия, подсунувшего головоломный свиток. Нет ответов. Только еще больше вопросов.

Прояснение нашло неожиданно. Из дворца басилая, что в Селфосе — столице, примчался Тамарис. Еще один демоноборец. Из привилегированных. Тех, кто не сидит в подземелье над трухлявыми свитками и не носит одежду из вонючих шкур. Сын советника человеческого правителя Эллиды. У старого учителя оказалась весьма разветвленная сеть тайных осведомителей.

Вот уж поистине «рассвет человечества близится», если даже дети богатых вельмож желают свободы.

— Арэлл отдают за сына императора Рэйма, — заявил Тамарис, едва успев перевести дыхание.

Атэр вздохнул. Резко, как всхлипнул. Общество, собравшееся в главном зале подземелья, зашикало на него, требуя тишины. Но он только злобно огрызнулся. Союз элланской царевны и наследника императора Рэйма означал защиту для Эллиды.

— Ее везут через неделю. Она будет нашей гарантией мира.

— Я хочу, чтобы ты передал ей это. — Форкий протянул Тамарису ларец, открыл его. Атэр подался вперед, чтобы лучше видеть. На черном бархате лежала красная кожаная перчатка. На правую руку.

В подземельях Трисмеса сохранились кое-какие магические артефакты. Амулеты, медальоны, пара жезлов, выпускающих безобидные струи ароматного воздуха, рог, из которого при определенных словах начинали сыпаться живые фиалки. Бесполезный хлам. Наверное, кое-что из этого жрецы древности использовали при богослужениях. Перчатка давала обладателю чувство спокойствия и уверенности в себе. Атэр пару раз примерял ее, хотя спокойствие ему было не нужно, а уверенности и так хватало. Кожа перчатки была отлично выделанной, а золотое шитье на отвороте изящным. Красивый и полезный подарок для элланки, отправляющейся в Рэйм.

— Отвези это Арэлл. Я видел сон.

— Я тоже поеду, — услышал Атэр свой голос как будто со стороны.

Ему захотелось посмотреть на царевну. Почему-то вдруг.

Арэлл Селфийскую он увидел через несколько дней. И понял, что она не должна ехать в Рэйм. Это все равно что выдрать оливу из теплой, прогретой солнцем земли и воткнуть в жирную, вонючую топь. Она сгниет там, задохнется.

Скромно стоя в тени колонны, пока его более знатный сообщник передавал дар невесте императора, подросток уже знал, что поедет за ней. Не с ней. Элланке запрещалось брать с собой живой груз — рабов, лошадей, собак, даже голуби попали в запретный список. Прихоть то ли демона — Повелителя Рэйма, то ли самого императора.

Атэр смотрел на девушку и в то мгновение не понимал, кого любит больше: ее или Эллиду. Они были очень похожи. Даже цветами — белое, золотое и синее. Как можно не любить ее?! Она видела те же холмы, что видел он. На ее «коже оседала соль того же моря, а волосы выгорали под 1тем же солнцем…

Атэр «отпускал» ее, только потому что их стране нужна свобода. И они оба понимали это. Но он сразу поедет следом.

Одна она не выживет в Великом городе Некроса. Никто из демоноборцев не смог остановить его. А Форкий, казалось, даже и не желал делать этого. Эллан поехал. И встретился со светом и тенью. Из пророчества. Вот и не верь после этого в предсказания!

«Свет» и «тень», из союза с которыми он получал силу. ВИ был счастлив! И строил из себя наивного дурачка, вытягивая из оборотня знания, чтобы уничтожить его же собратьев. И вытягивал из ангела теплую целительную магию, чтобы делиться ею с Арэлл, не дать ей сойти с ума в безумном мире.

И вот теперь: «…в тебе не живет демон. Ты сам — демон. И тебе никуда не деться от этого проклятия!»

«Нет! Это все прошлое! Тысячелетнее прошлое! — решил для себя в последний раз Атэр. — Теперь я человек! У меня были родители! Был дом! Есть друзья, женщина которую я люблю и которую должен спасти. Я не хочу, чтобы мне напоминали о моем прошлом. Я хочу жить так, как хочу, и никто не смеет указывать мне!»