Книга: Пригоршня вечности
Назад: Глава 2 КРОЛИЧЬЯ ЛУНА
Дальше: Глава 4 ЧУЖАЯ ЖИЗНЬ

Глава 3
СЛУЧАЙНОСТИ ВСТРЕЧ

Женщины бывают разные… А у некоторых еще и меч есть.

 

Джасс, человек. Весна 1695 года

 

Утро случилось серое, холодное и неуютное. С тяжелых небес сочилась мелкая водяная пыль, мгновенно пропитывающая волосы и одежду всякого, кто встретил этот рассвет не в тепле собственной постели. Волны лениво накатывались на грязно-желтый песок, хрипло кричали чайки, а черные мокрые скалы стали невольными немыми свидетелями того, как к берегу медленно причалила лодка. Гребцы не поленились вытащить ее носом на песок, чтобы пассажирка могла выбраться, не замочив ног. Угрюмый старшой неразборчиво пробурчал, что неплохо было бы расплатиться прямо на месте, и несказанно удивился, когда получил в грязную ладонь золотую монету с узнаваемым монаршим профилем. Однако столь быстрое обретение вожделенной монеты почему-то заставило загребного решить, что с остальными деньгами госпожа путешественница расстанется с такой же легкостью. Вот тут-то его ждало разочарование, сопровождаемое чувствительным ударом сапогом в пах и последовавшим за ним купанием в ледяной воде.
– Кому-то еще нужны деньги? – спросила решительная пассажирка у остальной команды, небрежно вытаскивая из потертых ножен свой меч. – Нет? Это замечательно.
Легкой походкой человека, привыкшего к долгим пешим переходам, женщина пошла вдоль берега в сторону Лорарда, оставшегося в нескольких ги южнее. Толстая коса, едва достававшая до лопаток, задорно подпрыгивала в такт шагов. Сырость и ледяной ветер сделали пальцы рук путницы синеватыми, и она старательно прятала их в складках растянутого свитера крупной деревенской вязки, из тех, что носят рыбаки на северных островах. Толстые штаны пузырились на коленях, не скрывая свой преклонный возраст. Единственными приличными и добротными вещами в облачении женщины были высокие шнурованные ботинки с меховым отворотом и ножны ее меча, украшенные узорными накладками из старинной бронзы.
Едва заметная тропка начиналась там, где возле скал расступались бурые заросли кустов приморской колючки. В самом начале весны, когда на кустах не оставалось ни единого колючего плодика, здесь можно было ходить без опасений серьезно порезаться, а вот осенью эти заросли представляли собой непреодолимое препятствие. Тропинка, в сущности, была настоящим подарком для путешественников, и женщина не поленилась, проходя, обрубить особо отросшие за предыдущий сезон ветки. Говорят, что в старые времена воров иногда казнили, скидывая в заросли приморской колючки. Это считалось лютой казнью, похуже колесования. Тропинку же наверняка прорубили контрабандисты – подлинные хозяева здешних земель, потому что славный город Лорард испокон веков жил контрабандой из Тассельрада и обратно, благо граница пролегала рядом, да мелкой торговлей с поселками, расположенными ниже по реке. Только ленивый не тащил через кордон дешевую шерсть, пеньку и всякую домашнюю мелочь из здешней меди. А уединенный, отгороженный зарослями пляж прекрасно подходил для легких суденышек с двойным дном, курсировавших туда-сюда через призрачную границу.
Со своим появлением на Ахейских островах весна в этом году тянула до последнего. Бесконечные дожди и туманы никак не давали солнцу прогреть тощую бесплодную землю. Мокрый снег срывался почти до конца алсира. И вдруг нежданно подул теплый ветер, распогодилось, море из свинцово-серого стало веселым и синим, а кустарнички офола мгновенно украсились мелкими сиреневыми цветочками. Над камнями заструились струйки пара, как над шкурой овчарки, зашедшей с дождя к теплому очагу. Хрупкая северная весна пробудила островитян от спячки и хандры. Арамидиль – праздник встречи весны отгорел кострами под камышовыми куклами. С ними сгорало все прошлогоднее зло вместе с болезнями и голодом. С ними сгорела и последняя связующая нить между кераганцами и Джасс. На следующий день она покинула остров. Но прежде тщательно убралась в своем домике, оставив своей возможной преемнице и ткацкий станок, и травы, и посуду, уйдя, как привыкла – налегке, не обременяя себя ничем, кроме лишней смены одежды. До берегов Игергарда пришлось добираться в два приема. Сначала купеческая шикка доставила Джасс на Медные острова, а уж после она напросилась к капитану-пройдохе, на чью тикку охотилась половина игергардских пограничников. Более бандитской команды Джасс видеть не доводилось и в бытность свою подручной Дрэгора Банна.
Все-таки она чересчур засиделась на своих одиноких островах, задавшись однажды целью основательно потеряться среди неласкового холодного моря. Видят боги, она старалась изо всех сил, видят боги, то не ее вина, что ничего из попытки не вышло. Чашка с руной «край» раскололась совсем не зря. Она была только самым первым знаком, которых потом было так много, что и не сосчитать. Снились сны, не желающие забываться, гадальные пластинки ложились причудливым образом, заговоры получались необычные, но, самое главное, приносили ветра. В их прихотливых узорах заклинательница погод читала так же ясно, как начальник тайного сыска читает в зашифрованных донесениях агентов. Ветра говорили: «Беги, ибо ты в опасности! Беги и не оглядывайся! Беги, но не пытайся больше прятаться, это не поможет!»
Джасс и сама прекрасно понимала, что любая уловка срабатывает только один раз, а ее преследователи совсем не дураки. Не дураки и не ротозеи, а как раз наоборот – великие и могучие маги. Только тот, кто ничего не смыслит в волшебстве, может верить, что, стоит ему спрятаться получше, замаскироваться понадежнее, исчезнуть из поля зрения друзей и врагов, и уже никто и никогда не сможет выйти на его след. Опасное заблуждение, стоившее жизни многим и многим. Этому Джасс научил Хэйбор, а он знал, о чем говорил. Мир слишком похож на полотно, но не плоское, а объемное, и все в нем взаимосвязано так плотно, что даже травинка, выросшая возле дороги, может повлиять на жизнь проехавшего по ней короля. Что же говорить о том, как влияет на окружающий мир существование человека. Никто не знал, куда направлялся Хэйбор, никто в Храгассе не знал его имени, но спустя столько лет его нашли в захолустном, проклятом всеми богами городишке на самом краю мира. Нашли по тем невидимым следам, которые оставляет на лике мироздания каждая жизнь, будь то жизнь мотылька, или реки, или простого человека, или не простого человека. Насчет себя Джасс даже и не обольщалась. Она лишь пыталась увернуться от цепких рук чужой судьбы.
Приморская колючка вымахала выше человеческого роста, и ориентиром для Джасс служила вершина полуразрушенной круглой башни. Даже на первый взгляд история ее могла измеряться двумя-тремя тысячелетиями самое меньшее. Эти покрытые мхом камни помнили еще Темные времена, а возможно, и битвы Четырех Народов. Вблизи древнее сооружение выглядело очень внушительно, а уж если дать разгуляться воображению, то лет эдак пятьсот назад крепость должна была казаться устрашающим монстром. Нижний ряд кладки, глыбы размером с теленка, вросли в землю больше чем наполовину, но стойко сопротивлялись корням вездесущей камнеломки. Сохранилась даже лестница, ведшая когда-то на второй этаж. Джасс спокойно развела у ее южного подножия маленький костерок, заварила пахучую бодрящую траву и с удовольствием набросилась на сушеные яблоки, орехи и сухари. Путешествие по штормовому весеннему морю к улучшению пищеварения не располагало. Последние двое суток Джасс вообще ничего есть не могла.
Прихлебывая терпкий отвар тальфина на сытый желудок, можно было не торопясь подумать, что делать дальше. Плана у Джасс никакого не было. Собственно, план состоял в отсутствии всяческих планов. Только так и можно уходить от магического поиска. Идти куда глаза глядят, подчиняясь только внутреннему наитию и обычным дорожным случайностям. А от башни идти можно было в двух направлениях. Либо к тассельрадской границе и дальше в Биард, либо на юг через Лорард прямиком в Далмар, а там и до Ритагона рукой подать. Почему именно Ритагон? Ответ предельно прост. Оттуда можно было отправиться дальше, вдоль западного побережья, в те земли и страны, где влияние и власть оллавернских магов почти неощутимы.
Определенно, в бродячей жизни есть некая прелесть и очарование, и для того чтобы их в полной мере прочувствовать, потребно одиночество. Когда над головой летят облака, остро пахнет лежалой листвой и новорожденной травой, рядом встревоженно журчит и пенится ручей, петляющий между голыми еще деревьями, то исподволь забирается в душу предчувствие чего-то особенного, предназначенного только тебе одному. Не нужно быть колдуном, чтобы ощущать каждой порой кожи предвкушение радости, торжества и вечности, которое происходит в бесконечном круговороте жизни, круговороте рождений и смертей, цветения и увядания, воскресений и забвения. Впервые за несколько лет Джасс почувствовала это единение с миром, обычно теряющееся за обыденными и каждодневными заботами леди острова и хозяйки небольшого дома. На Керагане дни пробегали быстро, если она не ткала, то готовила, если не заговаривала амулеты, то ковырялась в крохотном огородике, а если ни то, ни другое и ни третье, то занималась своими прямыми обязанностями леди – предсказывала погоду. Тут не до единств и таинств.
Джасс неспешно шла вверх по течению ручья и к вечеру добралась до небольшого храма бога Небес. С точки зрения возможного ночлега небогатые провинциальные храмы всегда были предпочтительнее пышных столичных. Тем более что при храмах Аррагана редко возводили уютные гостиницы для паломников. Считалось, что ночь, проведенная под открытым небом, благотворно влияет на верующих. Джасс же не испытывала ни малейшего желания спать в продуваемой ветром палатке под храп соседки-паломницы. В провинции нравы всегда проще, а амбиции жриц ниже. Затерянные в глуши служительницы радовались каждому страннику и радушно предоставляли оному стол и кров в родной обители, а у Джасс имелось огромное желание провести ночь в настоящей постели.
Храм к празднику Арамидиля покрасили в веселенький голубой цвет, и он смотрелся, как нарядная игрушка, особенно на фоне старых мрачных мугров с черными, голыми еще, узловатыми ветками. Не зря эльфы называют это дерево «старая вдова». В толстых наростах на коре стволов при изрядной доле воображения можно угадать сморщенные страдальческие лица древних-предревних старух. Десяток жриц хозяйничали на подворье. Половина из них видом и возрастом могла соперничать с муграми, молодость двух тоже давно миновала, и три малолетние девчонки. Охраняло это бабье царство трое пожилых стражников из бывших солдат. Расчеты Джасс относительно гостеприимства жриц оправдались сразу и в полной мере. Для нее истопили баню, залезли в кладовку за остатками меда и сыра, да и потом не поскупились ни на чистые простыни, ни на удобное изголовье.
И наставницы-жрицы из Ятсоуна, и сестры-хатамитки, и даже маргарские контрабандисты полагали, что у Джасс скверный и неуживчивый характер. Отчасти это было правильное мнение, по крайней мере, она даже не пыталась его опровергнуть. Какой прок иметь покладистый нрав, если от него никакой радости? Однако наличие столь скверного характера отнюдь не мешало Джасс проявлять поистине ангельское терпение в нужный ей момент. Выслушать полнокровный, красочный рассказ главной жрицы о преимуществах удобрения розовых кустов куриным пометом и ни разу не зевнуть получалось лишь огромным усилием воли. Джасс даже припомнила кое-что из собственного скромного кераганского опыта, чем окончательно пленила пожилую даму, и в награду ей было великодушно предложено оставаться в храме столько, сколько она, «милая девушка», только пожелает. «Милая девушка» пожелала задержаться всего на пару дней, чтобы, как она выразилась, обрести силы после путешествия. Ничего лишнего придумывать о себе Джасс не стала и с чистой совестью задрыхла, едва коснувшись ухом изголовья. Как подсказывал ей немалый жизненный опыт, любую, даже самую наглую ложь, когда она искусно сплетена с чистой правдой, можно преподнести самому недоверчивому слушателю без боязни разоблачения. Поэтому Джасс решила изложить главной жрице свою, несколько подправленную, историю бегства с Керагана.
Славные добродушные служительницы бога Неба за долгую зиму так соскучились по гостям и новым лицам, что готовы были выслушать любую байку. Скрывать от них свой скромный дар Джасс не смогла бы, даже если б и хотела, чистосердечно признавшись, что прошла посвящение в ятсоунском храме, тем более что между жречеством Оррвелла и Аррагана никогда не имелось особенных трений. Женщины в Игергарде могли получить образование только при храме, до маргарского вольнодумия в северных королевствах еще не дожили и о женщинах-ученых из университета Майфаа слыхом не слыхивали. Бедным жрицам, запертым в маленьком храме, хотелось послушать про Ахейские острова, про тамошние обычаи и нравы островитян. Все они, уроженки окрестных городков и деревушек, никогда ничего дальше Лоларда не видели и даже на вездесущих орков глазели, как на диво. Словом, появление Джасс внесло в их жизнь свежую струю, и путешественниц попросту не хотели отпускать. Так бывшая кераганская ведьма задержалась в храме еще на целое шестидневье, наслаждаясь приятной компанией и на удивление небедной библиотекой. Старушка-жрица собирала богословские свитки, но ее увлечение мало кто разделял, а Джасс сама не ожидала, что так изголодается на своем острове по писаному слову.
Найти временный приют у жриц и ни разу не зайти в сам храм было бы, по меньшей мере, странно. Другое дело, что Джасс совсем не хотелось этого делать. Она, конечно, смиренно отправилась к алтарю Аррагана, но совсем не для того, чтобы молиться. Храм был очень старый, и из-за уединенности его ни разу не перестраивали. Низкий купол прорезало несколько узких наклонных световодов, через которые проникал внутрь свет, образуя колонны, сияющие среди вечного полумрака зала. В богатых храмах на трех ярусах вдоль стен всегда горели свечи и лампадки, создавая впечатление, что огоньки света плавают сами по себе в темном пространстве, но в бедном храме едва хватало средств, чтобы по праздникам зажигать масляную лампу возле золотого тора на алтаре. Впрочем, и без всякой подсветки священный тор светился сам по себе прямо-таки завораживающе, навевая сладкое томление. Как всякая жрица, посвященная в силу культа Старых богов, Джасс легко поддавалась «наколенной» магии, которую аккумулировали божественные символы. У Аррагана то был золотой тор, у Оррвелла – черный шар, у Сайлориан – перламутровая раковина, у Двуединого Куммунга – зеркальный диск, а у Яххана – священное древо. Силу тора она ощущала как ровное тепло, в котором не было обжигающей резкости шара или слепящего блеска диска. Но Джасс не любила подолгу находиться в храме без острой необходимости, рядом с алтарем Аррагана все невзгоды казались мелкими, а препятствия преодолимыми, опасное чувство мнимой защищенности убаюкивало, в то время как следовало быть начеку. Джасс не стала обижать жриц и выполнила все предписанные ритуалы, но ей хотелось покинуть святилище побыстрее. Старые боги плели для душ смертных крепкие сети и отпускали своих служителей с большой неохотой, точь-в-точь как престарелые, ревнивые родители – поздних балованных детей. В степи, да и на всем юге люди и орки с большей охотой поклонялись Великой Пестрой Матери, но в ее храмах Джасс никогда не ощущала тяжелого давления божьей десницы. Пестрая Мать, по-видимому, мелочностью и крохоборством не страдала.
От богохульных мыслей Джасс отвлекли резкие голоса и шаги. Она, повинуясь даже не рассудку, а скорее инстинкту, свойственному всякой дикой твари, которая ежечасно рискует стать добычей, змеей скользнула в неприметную полость под алтарем за два мгновения до того, как дверь резко распахнулась. «Шестеро мужчин и старшая жрица, – определила по шагам Джасс. – Причем двое – это храмовые стражники».
– Наверное, паломница уже ушла, благородные господа, – тихо молвила жрица, и старческий ее голосок не дрогнул.
– Откуда она явилась? – резко спросил один из пришельцев. Акцент у него был мягкий, еле уловимый для тренированного уха.
– Из леса, господин мой.
– Значит, вы не видели молодую женщину с короткой темной косой и мечом?
Этот голос казался ласковым, как у доброго дядюшки, но акцент тоже присутствовал. Джасс затаила дыхание от напряжения, хотя, судя по всему, старушка-жрица не собиралась ее выдавать. Но даже будь среди непрошеных гостей маг, он все равно не различил бы слабую ауру Джасс на фоне магии алтаря.
– Возможно, искомая вами девушка переоделась, – осторожно предположила жрица. – Тут в округе все женщины, как правило, темноволосы. Мы не стали расспрашивать паломницу, это не принято.
– А что у вас принято, леди? – ядовито поинтересовался первый из говоривших. Остальные бродили по храму, пытаясь высмотреть что-то в кромешной темноте.
– У нас принято накормить гостя, проводить в храм, а если потребуется, то и помолиться вместе с паломником, – невозмутимо ответила старушка. Вот уж кого тяжело было сбить с толку или, того пуще, смутить грозным тоном. – Вам стоит отправиться в Лолард, сударь мой. По моему скромному разумению, если ваша беглянка пожелала затеряться, то проще всего сотворить сие в большом городе.
Пришелец презрительно фыркнул, обозначая тем самым отношение к мнению жрицы и к величине города Лоларда.
– Ладно, я прошу прощения за беспокойство. Вот вам в качестве пожертвования.
Джасс не удержалась от улыбки. Арраган любил дорогие подношения вроде золота, бирюзы, позолоченных стрел и фигурок птиц. Незваному гостю, видимо, пришлось раскошелиться на целую золотую монету, до того горестным вышел его вздох, сопровождавший пожертвование.
– Спасибо, благородный господин, – разлилась в благодарности жрица. – Да будет благословен ваш род, вся ваша семья и весь прекрасный Яттмур.
Яттмур? Теперь настал черед Джасс прийти в недоумение. Кого угодно ожидала она обнаружить за своей спиной, но только не яттмурцев. Им-то что нужно? Теперь понятно, откуда этот мягкий акцент. Давненько она не слышала, как говорят уроженцы южной части долины Яттса, потому и не признала сразу. Бывшая кераганская заклинательница не торопилась покидать свое убежище, тем более что было о чем поразмыслить. Ей эти яттмурцы очень не понравились. С них все началось, вернее, не со всех сразу, а с одной маленькой девочки, носившей имя Джассллин, малолетней послушницы в Ятсоунском храме Оррвелла…
Ни жрицы, ни стражники не предали своей странной гостьи, не устрашившись угроз, не искусившись заманчивыми посулами, что несказанно Джасс растрогало и поразило. Очень давно люди не демонстрировали ей свои наилучшие черты.
– То были люди яттмурской королевы Тианды, – пояснила главная жрица. – По всем приметам, тебя искали, девочка. Все точно описали, и глаза, и волосы, и даже ножны твоего меча обрисовали в точности. Откуда только дознались?
«От оллавернских магистров, от кого ж еще», – раздраженно подумала Джасс. Ее неподдельное изумление визитом яттмурцев не укрылось от жриц, и те наперебой жалели бедняжку, попавшую в такую неприятную историю. Ничего хорошего от десятка вооруженных до зубов преследователей они не ожидали, прекрасно понимая, что пока в верхах разберутся, что к чему, женщину ждет позорный плен или насилие. В том, что эти поиски вызваны неким недоразумением, никто не сомневался. Джасс тоже хотелось сослаться на нелепую ошибку, но в ее жизни случилась только одна ошибка, которая исчерпала все грядущие ошибки на несколько перерождений вперед.
– Теперь тебе в Лорард дорога заказана, – резонно заметила жрица. – Я бы на твоем месте отправилась прямиком в Ритагон. Город большой, народу много, и людей и нелюдей, как-нибудь затеряешься.
Старушка дала весьма дельный совет, сама того не подозревая. Ритагон не зря называли северной столицей Игергарда, второй по величине город королевства кое в чем затмевал Орфиранг, а герцоги Лейнсрудские, его исконные властители, были богаче самого короля. Люди и нелюди жили там бок о бок уже не одно столетие, и город не зря считался самым космополитичным на континенте. Там всегда находилось место и для тангарских кварталов, и для своеобразных особняков эльфов, и для шумных оркских рынков, и ни разу за всю историю не было погромов. У Ритагона имелся один только минус в глазах Джасс. Там вполне мог находиться Ириен. Эльф любил этот город, даже когда-то купил там дом. И ничто не мешало ему жить сейчас на уютной улочке в Нижнем городе. И сколь бы велика ни казалась столица Лейнсрудского герцогства, но Джасс не стала бы ручаться головой, что они с эльфом обязательно разминутся. Вернее, она не могла дать себе никакой гарантии, что многократно разыгрываемая в воображении сцена встречи не обернется катастрофой для них обоих.

 

Джасс сердечно попрощалась со жрицами и под дружный рев малолетней части послушниц исчезла в подлеске, сияющем яркой свежей листвой. Она не поленилась переодеться в поношенное платье из коричневой немаркой шерсти, прикрыла голову домотканым покрывалом, а меч спрятала под широким плащом. И когда она попросилась присоединиться к маленькому каравану крестьянских телег, на нее никто лишний раз не посмотрел. Простая одежда бедной горожанки сделала ее почти невидимкой. Все равно волшебного дара Джасс не хватало для настоящего отвода глаз. Что для любой приличной магички азы, то для нее недосягаемые высоты. Зато Джасс умела быть неприметной, обычной и неинтересной. Мимо проезжали благородные господа на горячих скакунах, среди которых могли быть и яттмурские следователи, и агенты оллавернских магистров, да кто угодно, но никто и головы не повернул в сторону простолюдинки с опущенными глазами. Никому не было дела до низшего существа, недостойного ничьего внимания.
Последняя война в итоге своем отразилась на жизни всего севера только положительно. Хальдар Игергардский всерьез занялся лесным ворьем, прибрав под тяжелую длань закона самые отдаленные провинции своей страны. Об этом Джасс узнала, пока путешествовала с обозом хлеботорговцев. С разбойниками и душегубами королевские шерифы особенно не церемонились, не скупясь на крепкие веревки и высокие виселицы. Еще пару лет назад каждый королевский тракт был по обе стороны увешан разлагающимися телами любителей чужих кошельков и добра. Хальдар столь же решительно расправился с мародерами и дезертирами, этим вечным проклятьем каждой войны. Их упорно сажали на кол до тех пор, пока не кончились все любители опробовать на мирном населении методы военных лет. Одновременно увеличились налоги, но простые горожане, крестьяне и купцы были готовы мириться с таким неизбежным злом взамен на безопасность проселочных дорог и улиц городов.
Обоз двигался медленно, колеса телег подпрыгивали на ухабах, и это мерное покачивание, монотонный гул голосов да бесконечный мелкий дождик настраивали все мысли на размеренный лад, когда одна ленивая мысль цепляется за другую, не менее ленивую и так далее, пока разум не скатывается в дрему. Но это даже к лучшему, ибо ничто не выдает так беглеца, как его страх. Страх сочится из всех пор, как пот в жаркий день, и для мало-мальски опытного мага он так же отчетлив, как кровавый след раненого оленя для стаи волков.
В природе все находится в гармонии, у волчицы рождается волчонок, из воробьиного яйца проклюнется воробей, а от пчелы произойдет только пчела. Хищник порождает мясоеда, а дичь знает о своем предназначении еще в материнской утробе. Но люди все переиначили, все поломали, вот и живут в мире, готовом в одночасье стать вверх тормашками. Только в их роду хищник может обернуться добычей, и наоборот. Вот ты крадешься по теплым следам, и хлоп – в спину уже воткнулись острые клыки. Познавшая в Хатами сладость охоты и вседозволенность сильного, Джасс однажды и сама обнаружила, что теперь настал ее черед бежать и прятаться. Кто хоть раз испытал, каково быть дичью, гонимой и нещадно преследуемой жертвой, тот никогда не забудет тонкий зуд под кожей, появляющийся от чужого взгляда, брошенного как бы невзначай. И тогда глаз начинает замечать самые неприметные мелочи, детальки, намеки, знаменующие собой стягивающийся круг преследования. Магистр Хэйбор не зря вложил в головку своей последней ученицы не столько умение обращаться с мечом, сколько дар ощущать невидимые признаки опасности, почти предугадывая события ближайшего будущего, словно заранее знал, что именно эти умения пригодятся в наибольшей степени. И, конечно, сделал он это совсем не из любви. Нет, Хэйбор никогда не любил ее ни как дочь, ни как женщину, сколько ни старалась Джасс себя убеждать в обратном в наивные годы юности. Приятно, разумеется, думать что чародей-воин встретил на морском берегу вместо чудовища юную деву и отдал ей свое суровое, гордое сердце. Ха-ха-ха. К моменту их встречи Хэйбор прожил лет двести, а для людей подобное долголетие является роковым. Любовь и привязанности теряют власть над таким человеком, особенно если столько лет он посвятил служению и долгу. В отличие от настоящих долгожителей – эльфов, все людские маги, продлевая свою жизнь заклинаниями, рано или поздно превращаются в существ с очень холодной кровью, стальными нервами и рассудком, способным точно вычислить выгоду из собственной смерти. По большому счету, ее всемогущий учитель был столь же добр, сколь добры камни мостовой, и милосерден, как луна Шерегеш. Джасс подозревала, что, воспитывая ее, Хэйбор преследовал какие-то далеко идущие цели, ей совершенно непонятные. Возможно, она сама по себя являлась живой его насмешкой над всеми магистрами Оллаверна, говорящим доказательством его правоты в давнем споре с Хозяином Сфер. Этого уже никто не узнает. Но Джасс на него не обижалась, вернее сказать, уже не обижалась. Как ни верти, а лишь благодаря его выучке она до сих пор оставалась жива.
Ощущение опасности разорвало дремоту Джасс, взрезав сон, как нож старое полотно, заставив мгновенно насторожиться и сосредоточиться на невидимых глазу потоках чужой силы, текущих вдоль лесной дороги. Впереди, судя по разговорам в обозе, имелся небольшой придорожный трактир, и там определенно была засада. Но организовавший ее маг не слишком заботился о секретности. Подобно струйкам теплого дыма струились над землей тончайшие сплетения заклинаний, и, даже едва различая их силу, Джасс просто задохнулась от зависти и бессильного гнева. Она почувствовала себя мелкой беззащитной тварюшкой вроде зайчика.
«Весьма точное сравнение, – с горечью подумала она. – У зайца и уши большие, чтобы слышать каждый шорох, и ноги сильные, чтобы быстро бегать, и расцветки он подходящей, чтоб не заметили, а толку? Без острых зубов он обречен рано или поздно стать обедом для лисы. Нет, ну почему она в самом деле не такая всемогущая, какой представляется великим магистрам из Оллаверна?»
Джасс в такие моменты истово молилась сущим богам, Создателю и демонам всех девяти ледяных преисподней, чтобы души леди Моры и леди Чиколы были наказаны вечными муками на дне самого глубокого из Нижних миров. Потому что, если это не так, то тогда нет в мироздании справедливости, и не было никогда, и не будет.
Аларская дорога шла по лесу, и на счастье Джасс он уже успел одеться молодыми нежными листьями, иначе ее змеиный прыжок в кусты не принес бы никакого ощутимого результата. Она затаилась, вжавшись в мокрую прошлогоднюю листву, остро пахнущую грибами и тлением. Надежда на то, что на единственной людной дороге «погонщики» не додумаются поставить дозорного, была по-детски наивной. «Разленилась ты, дорогуша, на своем дремучем острове, одичала и одурела от одиночества», – разозлилась на себя Джасс. В лесу ее искать будет гораздо труднее даже очень опытному магу, но и выжить по весенней лесной бескормице тоже задачка не для слабака. Из оружия у женщины был только меч, а в кустах от него мало пользы. Джасс забралась поглубже в чащу, переоделась в привычную мужскую одежду, а платье аккуратно уложила в мешок для иного подходящего случая. Она решила дождаться темноты и подобраться к магической засаде поближе. Любопытство глодало ее изнутри, как пьяницу поутру жажда опохмелиться. Джасс, конечно, понимала, что если она и увидит лицо всего лишь одного из многочисленных своих врагов, это все равно ничего важного ей не даст, но желание снова проверить свой скромный арсенал сил было слишком велико. Велико искушение ощутить свое мизерное минутное превосходство над кем-то неизмеримо более могущественным. Наверное, выдайся такая возможность, Джасс не преминула бы заглянуть и в глаза самому Хозяину Сфер. Хотя она заранее знала, что она там могла увидеть. А ничего! Спокойную уверенность в своей незыблемой правоте, которая заставляет Великого архимага гоняться по всему континенту за женщиной, всех талантов которой хватит только на плетение ковриков да предсказание погоды в рыбачьем поселке. Джасс почему-то была совершенно уверена, что взгляд Ар’ары ничем не отличался бы от взгляда Хэйбора. Та же вымороженная пустыня совершенного знания всех и вся, то же прохладное любопытство испытателя, изучающего редкостный вид бабочек, то же необоримое стремление докопаться до сути вопроса, отпрепарировать тайну и расчленить душу.
Разделив остатки припасов, которыми добросердечные жрицы снабдили ее в дорогу, на три части, Джасс съела только одну, запив маленькую лепешку с медом и два сушеных яблока водой из ручья. По крайней мере, еще два дня она сможет провести в лесу, обходя стороной обитаемые места, а там дальше как получится. Колдунья выбрала местечко посуше, под широкой и плотной кроной ели, свернулась на ковре из желтых иголок клубочком и заставила себя заснуть, словно провалилась в глубокий колодец с черной водой, камнем канув на дно. Старая степняцкая привычка неизменно помогала не томиться попусту ожиданием, когда можно лишний раз отдохнуть.
Проснулась в предзакатных сумерках, на удивление бодрая и свежая. В бытность свою на Керагане Джасс старалась среди дня не спать, чтоб остаток времени не мучиться от головной боли и дурного настроения. Самое время подобраться к таверне, пока еще светло и можно найти дорогу.
Рассмотреть, как называется заведение, Джасс не смогла, но окна таверны светились в наступающей тьме теплым зовущим светом, и подкрасться к ним не представляло для нее никакой сложности. Пахло изнутри просто одуряюще, и впору было беспокоиться, как бы там внутри не услышали голодное урчание ее желудка, рядом с таверной произрастало старое дерево, на его толстых ветвях могло разместиться несколько таких, как Джасс, без всякого риска свалиться и сломать слишком длинную от любопытства шею. Джасс со всем возможным удобством расположилась на ветке, с которой очень легко было наблюдать за всем происходящим. Таверна была полна народа, жующего народа, пьющего пиво и дешевое вино, играющего в тонк. Недавних своих спутников Джасс не обнаружила, хлеботорговцы не стали задерживаться даже на ночлег. Зато за столами сидело полно разнообразного люда. Джасс приметила старика-писца с тремя мальчишками, нескольких странствующих жрецов, семью тангаров, парочку полуорков, бродячего жонглера и девчонку с дрессированной пятнистой крысой. Пестрая компания, ничего не скажешь. А вот и маг собственной персоной. С первого взгляда молодого человека со светлыми чуть вьющимися волосами можно было принять за небогатого дворянина. Недорогая одежда пошита великолепно и в соответствии с модой, украшения подобраны со вкусом, хотя сами камни простые и неброские, лицо чистое и гладко бритое. Однако Джасс знала куда смотреть. Смотреть надо в глаза, а они у господина мага прохладные, нелюбопытные, слегка отстраненные, невзирая на молодость и здоровый цвет лица. Словно стеклянные пуговицы, пришитые на чужое новое платье. Бывшая кераганская колдунья внимательно всматривалась в молодого волшебника, старательно запоминая мелкие детали, впечатывая в память образ, который, если запомнить правильно, будет проступать сквозь любые личины, иллюзии и обманы. Волшебники, тем более маги из Оллаверна, способны менять сколь угодно обличья с помощью иллюзий.
Ириен когда-то научил ее обходить такое сложное колдовство, почти не пользуясь собственной слабенькой силой. Истинную сущность очень сложно спрятать, если полностью не перевоплотиться в другого человека, а для того чтобы это сделать, нужно обладать большим могуществом и колоссальной волей. Поэтому волшебники, накидывая обманную личину, изменяя полностью черты лица, рост и комплекцию, обязательно сохраняют что-то свое собственное, что-то принадлежащее только им. Вот, к примеру, этот маг мог превратиться внешне в кого угодно, но, оставив в неприкосновенности при этом чуть желтоватый оттенок кожи и форму рук, оставаться самим собой. Оттого Джасс и старалась изо всех сил, составляя мысленный список отличительных примет молодого человека. Она даже есть расхотела. Жареная колбаса с чесноком, свежий хлеб, яйца в соусе, пирожки с мясом утратили над Джасс свою почти магическую власть. Теперь у нее тоже было оружие, скромное, но верное.
Кроме всего прочего, наблюдения за постояльцами таверны, за писцом и его пострелятами навели Джасс на нужную мысль. В Ритагоне у нее имелся один знакомый, о котором не должны были знать оллавернские магистры. Это был старинный друг Джиэссэнэ, владелец лавки со странным названием «Разные вещи». Тангар, кстати.
Вот и снова ее словно подтолкнули в сторону Ритагона, ненавязчиво и мягко, но в такие случайности Джасс уже разучилась верить. Знать бы еще, с какой целью и кто это сделал. И добро, если это не окажутся коллеги светловолосого волшебника, который так изящно поглощает кусок мясного пирога, орудуя посеребренным ножичком, чтобы невзначай не испачкать одежду жирным соком.
Джасс уже собралась было слазить на землю, вдоволь удовлетворив свое любопытство, когда в трапезную зашли четверо в полосатых плащах, при мечах, настороженные и недоброжелательные. Хмурые, цепкие их взгляды быстро обшарили лица посетителей, портя и настроение, и аппетит. Затем один из пришельцев ткнул пальцем в господина мага и что-то сказал своим спутникам. Ах, ну почему она ничего не способна услышать сквозь толстое дешевое стекло, как удалось бы на ее месте любой настоящей магичке? Проклятье! Впрочем, намерения полосатых плащей стали понятны сразу и без слов. Они выхватили свое оружие, обнаружив притом изрядный арсенал. Два меча, тяжелый арбалет, нож и дубинка. Не многовато ли на одного молодца, вооруженного лишь тем самым тоненьким ножичком, да еще с кусочком пирога на острие? По всему видно, пришельцы не слишком хорошо знали, с кем связываются, потому что Джасс не поставила бы на их успех и гнутого медного итни. Меч и арбалет – это здорово, но не против оллавернского мага. Правда, один все же успел метнуть в юношу нож, но совершенно без всяких для оного трагических последствий. Джасс едва не прокусила себе язык, когда увидела, как светловолосый волшебник в ответ только махнул рукой и нож бессильно упал на пол, а держащий его усатый тип последовал вслед за ним, извергая из горла фонтан крови. Но потеря бойца не смутила оставшихся в живых умников в полосатых плащах, и они продолжили начатую баталию, полагаясь на свое численное превосходство. У Джасс не было никакой причины отдавать свою симпатию ни одной из сторон, и потому она с одинаковым восторгом отмечала каждую удачную атаку и контратаку. Полосатые вызывали некоторое уважение упорством и целеустремленностью, но и маг оказался парнем находчивым. Он с одинаковым мастерством пользовался и волшебством, и кочергой, и кувшином вина. Не только Джасс по достоинству оценила зрелище, потому как посетители лишь разбежались в разные стороны по углам и теперь не торопились покинуть таверну, наблюдая за побоищем с нарастающим интересом. Даже старичок-писарь. Даже дрессированная крыса, умостившись по такому случаю на макушке у своей маленькой хозяйки. Разумеется, магия вкупе с незаурядной решительностью победили тупую грубую силу, и волшебник остался в гордом одиночестве над грудой бездыханных тел. Но считать, что он совсем не пострадал, было явно преждевременно. Глубокая рана в плече могла уравнять молодого мага с его поверженными противниками. Кровотечение было настолько сильным, что даже наговор, который он бормотал без остановки себе под нос, не смог остановить кровь. Победитель быстро становился белым, как полотно, и с радостью согласился на помощь, когда жонглер и хозяин таверны в длинном фартуке под руки повели его в постель. Джасс же, в свою очередь, не поленилась проследить, где зажжется свет в окне, чтобы определить расположение его комнаты.
Маг потерял много крови, и это было очень хорошо. Много крови означает много сил, а много потерянных сил – это, прежде всего, резкое уменьшение магической силы. Джасс возбужденно потерла мигом вспотевшие ладони. Такой редкий шанс упускать нельзя ни в коем случае, иной возможности может не представиться вообще. Главное – не бояться. Волшебник до самого утра обречен на слабость, не имея возможности воспользоваться амулетом до тех пор, пока не восстановится объем крови. Во всяком случае, так должно быть.
Но Джасс никогда не была робкого десятка, так и не сумев за годы тихого ахейского служения отвыкнуть от привычки бросать вызов судьбе и удаче. И никто из знавших её людей и нелюдей не удивился бы, увидев, как бывшая кераганская леди осторожно перелезла через забор на хозяйственный двор и решительно направилась к дверке, ведущей на кухню. Упустить миг, когда она сможет допросить настоящего мага из Облачного Дома, Джасс просто не могла. Этот парень заплатит ей за все годы бегства и унижений, решила она для себя. В руке она крепко сжимала нечто гарантирующее благоприятный исход дела.
Вычислить нужную комнату не представляло никакого труда. Волшебник, разумеется, занимал лучшие апартаменты, если так можно было назвать самую большую комнату, обставленную ничуть не лучше, чем остальные. Оллаверн всегда претендует на самое лучшее, и, как правило, получает желаемое. Одна беда, замки в постоялых дворах во всех комнатах совершенно одинаковые, и к ним подходит самая простая отмычка – первое вооружение любого вора. Джасс бесшумно открыла замок, скользнула внутрь и, ориентируясь на тяжелое дыхание раненого, сделала ровно два шага, прежде чем рассохшаяся половица предательски скрипнула.
– Смил, это ты? – спросил тот слабым и сонным голосом.
В ответ женщина прыжком оказалась возле постели и мгновенно защелкнула на руке мага гладкий металлический браслет, похожий на чешуйчатую змейку. Лишенный всяческих видимых сочленений, он выглядел совершенно безобидно и даже нарядно. Но коротенькая фраза легко превращала его в настоящий капкан для человека, обладающего магическим даром. И, чем одареннее был маг, тем сильнее браслет блокировал его силы.
«Н-да, умел Ириен выбирать презенты, когда хотел», – с удовлетворением подумала Джасс, наблюдая, как становится пепельно-серым и без того бескровное лицо молодого мага. Все верно. Выглядит она, конечно, не лучшим образом, волосы спутаны, лицо грязное, и взгляд наверняка дикий-предикий. Да и лезвие меча, недвусмысленно приставленное к горлу, оптимизма еще никому не добавляло.
– Кто ты?
– Незваная ночная гостья, – ласково прошептала Джасс, наклоняясь к самому уху раненого. – Зашла на огонек потолковать о том о сем. Только ты не делай резких движений, тогда я буду с тобой вежлива и мила. Договорились?
– Договорились.
– Вот и отлично.
Она убрала оружие, демонстрируя отсутствие кровожадности. Уселась на край постели и заботливо поправила одеяло, точь-в-точь как заботливая сиделка.
– Как звать тебя, голубь?
– Кебриж из Лиммэ.
– Очень мило. Какое славное имя. А как тебя величают среди Погонщиков? Ловец или Впередсмотрящий?
Волшебник напрягся всем телом, совершенно не ожидая от «незваной ночной гостьи» столь подробного знания внутренней иерархии магического клана. Проклятая игрушка на запястье не только отрезала Кебрижа от собственных сил, она разрушила исцеляющие чары, превращая сильного мужчину в слабого больного, в коего обращается каждый раненый воин, если он, конечно, не эльф. Тем для исцеления не требуется дополнительного источника сил.
– А мое положение имеет какое-то значение? – вежливо поинтересовался маг.
– Имеет, – заверила его Джасс.
– На общий мое звание переводится как Зрящий, незваная ночная гостья.
– Пожалуй, ты не слишком убедительно врешь, милый Загонщик. Но я прощаю тебя. В первый раз. В связи с болезнью, так сказать.
Кебриж сдержался, чтобы не высказать своего крайнего изумления. Откуда?! Но гостья, видимо, не собиралась томить несчастного раненого неведением.
– Я неплохо разбираюсь в нюансах оллавернской иерархии, и меня волнует твое звание только потому, что, зная его, я смогу судить о степени твоей осведомленности, голубь. Поэтому предлагаю поделиться со мной целью пребывания в такой дали от Облачного Дома, причем сделать это быстро, добровольно и чистосердечно.
– И не подумаю.
Они поглядели друг на друга почти с нежностью. Однако это замечательное чувство имело совершенно противоположное происхождение. Магу показались весьма трогательными попытки женщины, обладающей столь скромными магическими способностями (что он определил мгновенно), справиться с оллавернским Погонщиком, а Джасс не могла не порадоваться такой недальновидности и благодушию, исходящими от волшебника. Сей Загонщик, похоже, очень мало смыслил в реалиях обычной жизни, слишком много времени проведя за магическими опытами в ущерб опыту житейскому. Но это были его проблемы, как говорят в определенных кругах маргарского преступного дна.
– Я просто хочу знать, кого ты здесь ждешь, и зачем? И кто те парни в полосатых плащах, которых ты напластал в трапезной? И почему?
– Слишком много вопросов, тебе не кажется? – ухмыльнулся молодой волшебник.
– Как говорил один мой знакомый орк, «Ответы на некоторые вопросы существенно продлевают жизнь».
– А ты собираешься меня убить в случае моего молчания?
Джасс плотоядно улыбнулась:
– Не сразу, голубь. Есть множество способов разговорить самого упорного молчуна. С помощью одного-единственного ножа в опытных руках.
– Неужели? И что ж это за способы такие?
– Те, которыми владеют по ту сторону Ши-о-Натай, – удовлетворила Джасс любопытство пленника. И с наслаждением понаблюдала, как с лица господина Кебрижа из Лиммэ слетела шелуха самоуверенности, унесенная без следа ледяным ветром подлинного страха.
Все знали, что эльфы никогда не пытают пленников из жажды мучительства. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Уличенный в живодерстве, сидхи непременно станет изгоем. Да и не в эльфьей натуре истязать беззащитного. Но по части развязывания языков никто не смог превзойти эльфийского искусства допроса, способного быстро и качественно извлечь необходимые сведения, не доводя притом допрашиваемого до скотского состояния, когда от боли можно признаться в чем угодно. Самооговор не являлся целью, как и простое причинение страданий.
Для убедительности Джасс легонько надавила на малоизвестное простому обывателю нервное сплетение, заставив пленника тяжело задышать. Воображение волшебника само легко дорисовало ощущения, которые последуют, если в то же место будет воткнуто лезвие ножа.
– Хорошо. А что не даст тебе убить меня сразу после добровольного и чистосердечного рассказа? – спросил Кебриж, теперь уж совершенно серьезно.
– В принципе ничего. Захочу – убью, захочу – не убью. Ты не понял, голубь, у тебя просто нет иного выхода.
На самом деле Джасс еще и сама не знала, оставит она оллавернцу жизнь или нет.
– Вопрос в том, станешь ли ты верить, если я скажу правду?
– Ты скажи, а я сама решу, правда это или нет.
– Я должен задержать женщину по имени Джасс’линн.
Волшебник решил схитрить и выдавать сведения по маленькому кусочку, потянуть время. Джасс была не против.
– Кто она такая?
– Ты не поверишь.
– Поверю.
– Она – Воплощенная Белая Королева.
Бывшая кераганская ведьма изобразила бровями крайнее удивление. Не слишком, к слову, искреннее.
– Как ты должен выделить ее среди прочих?
Кебриж только рассмеялся над глупейшим, по его мнению, вопросом. Как отличить Белую Королеву от обычной колдуньи? Замечательный вопрос, вопрос вопросов. А как отличить ураганный ветер от сквознячка в детской спаленке? А как отличить матерого волка от мышонка в подполе? Как отличить огонь факела от холодного мерцания светлячка?
– Тебе этого не понять, непрошеная гостья.
– Разумеется, – смиренно согласилась Джасс. – Куда уж мне. А «полосатые» чего хотели?
– Это слуги Тианды. Слыхала про такую яттмурскую королеву? Она теперь приходится мачехой Джасс’линн. Вот и хочет перебежать дорожку Оллаверну.
– С каких пор это у Белой Королевы появилась мамочка, тьфу ты, мачеха?
– Тианда сочеталась с Хакком Роггуром, отцом Джасс’линн.
Джасс задумалась. Более всего ей хотелось попрыгать на одной ножке и прокричать по адресу Ар’ары обидную дразнилку. Но радость ее быстро сменилась тревогой. Если бы на месте этого парня был, скажем, Шафф – Глашатай Ночи, то он бы моментально выяснил для себя, кто такая незваная ночная гостья. Дело всего лишь в мастерстве и опытности охотника. Пока в авангарде всякая мелочь, но когда станет ясно, что сети пусты, вперед выйдут могучие фигуры. Такие, как Итан Канкомарец, тот же Шафф и даже сам Хозяин Сфер. Спасибо тебе, Хэйбор из Голала, что ты рассказал о своих бывших соратниках столько действительно важного.
– Во-о-от оно как… – протянула женщина, изображая легчайшую степень разочарования. На всякий случай.
Тем временем волшебник внимательно изучал свою незваную гостью, насколько ему позволяло обычное человеческое зрение. Попутно составляя словесное описание на тот случай, если ему будет сохранена жизнь. Тогда придется докладывать о происшествии кому-нибудь из Среброкрылых, возможно, и самому мессиру Итану. Лицо у женщины было исхудавшее, лишенное явных признаков возраста, когда трудно сказать, перешагнула обладательница темных глаз, бескровных губ и тяжелых век тридцатилетний рубеж или нет. Но более всего Кебрижа волновал магический браслет, замкнутый на его руке. Вещица сама по себе занятная, нездешней, и даже не маргарской, работы. Аймола или где-то подальше на юг. Узор с небольшим влиянием традиций валдейских эльфов, но работа людская. Забавная игрушка. Слишком дорогая для воровки, слишком сильная для слабенькой ведьмы и слишком редкая для Игергарда, почти экзотика. Слишком много этих пресловутых «слишком».
– Еще вопросы будут? – ехидно полюбопытствовал маг.
– Практически нет. Ты мне скажи, почему Белую Королеву ищут именно в Игергарде. Мир велик.
– А где же ей быть, как не здесь? – слегка удивился Кебриж и попытался пожать здоровым плечом.
– Да ты лежи спокойно. Мне-то какая разница, где вы эту ведьму искать надумали? Мое дело сторона.
Джасс выпростала из волос мага четыре тоненькие прядки.
– Ты что делаешь? – охнул он.
– Заткнись!
Ей было стыдно до тошноты, обидно за свое неумение и слабые способности, но ничего другого делать не оставалось. Внутренне содрогаясь от отвращения к себе, она завела простенький наговор, похожий на цыплячий писк, вплетая тоненькие звуки «ц-ц-ц-ц» в тоненькую косицу. За такое в ятсоунском храме девчонок пороли ремнем, заставляли стирать постель жертвы и переводили на целых два шестидневья на хлеб и воду. И все равно желание опозорить соперницу было сильнее страха неизбежного наказания. Клеймо «ссыкуха» держалось крепко и долго.
– Сволочь… – прошептал Кебриж, прежде чем его веки неумолимо слиплись.
Он тоже помнил эту подлую детскую шутку и знал, что наутро ему предстояло проснуться в мокрой постели, как младенцу. Нельзя сказать, чтобы перспектива обмочиться во сне показалась молодому волшебнику привлекательной.
Будь у Джасс хоть малейшая склонность к покраснению щек от стыда за содеянное над оллавернцем, они бы полыхали как ветреный закат. Ну не убивать же парня в самом деле? Особой любви к магистрам бывшая кераганская ведьма не питала, но крепко вбитые в Ятсоуне понятия о том, что плохо и что хорошо, делали свое дело. Ведь в самые дурные годы отрочества Джасс не опускалась до такого.
Она исчезла из гостиницы все так же, никем не замеченная, прихватив с собой немного съестного из кладовки, окончательно решив направить свои стопы в Ритагон. В огромном городе, где настоящий магический поиск невозможен в принципе, были все шансы спрятаться от ищеек Оллаверна, яттмурских охотников и всех прочих, в существовании которых Джасс нисколько не сомневалась. Упустить такой большой куш, как Воплощенная Белая Королева, не хотелось никому. Ставки росли не по дням, а по часам. Кто-то мог потерять все, а кто-то и приобрести.

 

Идея развести костер, чтобы немного обсохнуть после дождя, поливавшего округу без малого двое суток, зрела по мере того, как одежда Джасс пропитывалась водой, и по достижении апогея была успешно воплощена. Кто был тот запасливый и мудрый человек, который соорудил лесную заимку и тщательно прикрыл дровишки промасленной шкурой, ей было неведомо. Но Джасс дала себе клятву поставить в ближайшем храме свечку за его здравие. Если неизвестный благодетель не спас тем самым ей жизнь, то уж во всяком случае уберег от серьезной простуды.
Раздеваться она не стала, лишь поворачивалась к живительному теплу то одним боком, то другим. Тряпки сохли медленно, но через какое-то время женщину перестало трусить от холода. Огонь бойко пожирал хворост, весело потрескивал, пальцы больше не сводило от холода, и почерствевший пирожок с мясом таял в желудке прямо как изысканный эльфийский паштет. Настроение Джасс стремительно улучшалось от каждого проглоченного куска и от каждой поглощенной волны теплого воздуха. Поэтому, когда появились три всадника, она, пожалуй, даже не слишком расстроилась.
– Глядите, милорд, девка!
– Точно!
– Вот так добыча!
Джасс снизошла до того, чтобы повернуть голову и поглядеть на пришельцев через плечо. Какой-то мелкий нобиль с двумя своими дружками, молодые, наглые, безнаказанные. На одном был замечательный кафтанчик из дорогого полотна с тканым рисунком удивительно приятного оливкового цвета. Его обладатель, пожалуй, мог в приличном обществе сойти за изысканного красавца, столь приятны и соразмерны были черты его лица. Но жестокая радость хищного зверя, горевшая в глубине карих глаз, портила все впечатление.
Парни медленно кружили вокруг костра и весело обсуждали план предстоящего изнасилования и убийства. Джасс подобная затея нисколько не удивила. В этих местах одинокая женщина практически любого возраста являлась потенциальной жертвой любого мужчины, внезапно пожелавшего удовлетворить свою похоть. И чем беззащитнее выглядит особа женского пола, тем вероятнее насилие. А Джасс выглядела беззащитно. На первый взгляд.
– Ну и кто первый ее разложит? – полюбопытствовал тот, кого именовали милордом Граймом Синхартом.
– Вы, конечно! – заверил его обладатель замечательного кафтанчика. – Из уважения к титулу, так сказать.
– А может быть, подарим эту возможность Мариалу? – предложил нобиль.
Мариалу на вид было примерно пятнадцать, ну, самое большее семнадцать лет. Веснушчатая мордочка, светлые вихры над высоким лбом, еще по-детски пухлые губы. И жаркий румянец от столь щедрого предложения.
– Ты не бойся, малыш, мы ее подержим. Не вырвется.
Пуговички на оливковом кафтанчике были резные из кости в виде миниатюрных шишек.
– А может, девка и трепыхаться не будет? Эй, гнусь, ты расположена провести с тремя благородными господами часок-другой?
Они спешились, аккуратно привязали к веткам своих лошадок и теперь приближались, держась на некотором расстоянии друг от друга, как бы загоняя жертву. У милорда имелся длинный охотничий нож, а у кафтановладельца тонкий стилет.
Джасс развернулась к ним боком, продолжая изучать троицу на предмет воинских достоинств. Мальчишка был не в счет, а остальные двое вряд ли представляли собой хоть что-то как воины. Явление рядовое в глухой провинции, где достаточно просто иметь при себе меч, чтобы внушать страх и пользоваться правом сильного.
Когда красавчик в кафтане схватил женщину за косу, то сразу же получил резкий удар под дых, прямо в солнечное сплетение, от чего захрипел и упал. Следующим движением Джасс выхватила меч, до сей поры спрятанный под полой плаща.
– Можешь забрать своего дружка и проваливать, – миролюбиво предложила бывшая хатами опешившему нобилю.
– Ах ты сучка! Я тебя сейчас отдеру, а потом насажу жопой на первую попавшуюся елку!
Джасс недовольно сморщила нос. Как грубо, право слово.
– Ладно, будь по-твоему.
Придирчивый глаз Альса, безусловно, нашел бы в ее выпаде множество погрешностей чисто технического характера, но Джасс интересовала только цель. А именно открытое горло молодца. Она успела отскочить в сторонку, когда хлынул фонтан крови. И не только. Мощным пинком она отбросила в сторону пришедшего в себя красавчика.
– Ты убила лорда Синхарта! Да я…
– Про жопу и елку я уже слышала, – оборвала его Джасс, отправляя в более длительное забытье несколькими увесистыми пинками в живот и в пах.
Мальчишка по имени Мариал заголосил на весь лес и бросился бежать прочь, не разбирая дороги и петляя, как заяц. Правда, далеко он не убежал, потому что тяжелый нож покойного нобиля, пущенный тренированной рукой отставной кераганской ведьмы, ударил его рукоятью по затылку с глухим стуком, заставив растянуться на земле плашмя.
А кафтанчику между тем угрожали серьезные повреждения, его хозяин корчился на земле и пачкал такую дорогостоящую вещь, которая должна была вполне подойти Джасс по размеру. Она спешно раздела незадачливого насильника, предварительно оглушив его ударом. Под кафтаном оказалась почти чистая рубашка, которая тут же сменила обладателя.
Джасс обозрела поле битвы с нескрываемым удовлетворением. Три лошади, сухая добротная одежда, несколько золотых побрякушек и кошелек с горстью мелких серебряных монеток. Чувство сродни тому, что испытывает рыбак, нашедший место замечательного клева и чей улов превысил все ожидания. С той лишь разницей, что Джасс меньше всего рассчитывала на такую удачу.
Раздев бесчувственного красавчика донага, женщина добила его ударом стилета в ухо, справедливо решив, что мертвым он ей точно ничего плохого сделать не может. Мальчишку она связала, стянув попутно с него новые сапожки. Они были ей маловаты, но эту пару можно было выгодно продать на любом торге. Паренек быстро оклемался и с ужасом наблюдал, как она стаскивает с мертвецов кольца и вынимает серьги. Даже если бы Джасс не заткнула ему рот мокрой тряпкой, он все равно не смог бы и слова вымолвить.
– Ты гляди-гляди, малыш, как оно бывает. С одной стороны, почему бы не поиметь одинокую женщину в лесу трем благородным господам, а с другой, смотря какая женщина попадется, – наставительно молвила Джасс, переодеваясь в трофеи, нимало не смущаясь невольного свидетеля.
Кафтанчик и впрямь оказался впору. Особенно пришлась женщине по душе его длина. Как раз по колено, что вполне соответствовало местным приличиям в отношении дамского облачения. Долой подозрительные штаны, долой нищенский свитер, теперь можно и при честном народе появиться без стыда. Хм… Если отъехать от этого леска подальше.
– Ну, бывай, Мариал! – весело проговорила степная воительница. – Не грусти тут пока. Ежели тебе повезет, то волки не сожрут, а там, глядишь, и найдут тебя родичи.
Лошадей она милосердно отвязала, забрав себе рыжую кобылу-трехлетку, ничем особенным не выделявшуюся – ни белыми носочками, ни другими памятными приметами.
Жизнь была хороша! И, более всего, Джасс надеялась, что у нее началась полоса удач. Но кобылу она все же пустила в галоп, торопясь покинуть место двойной смерти. Мало ли каковы окажутся вассалы и родня убитого лорда, как там его бишь?.. Но как ни напрягала Джасс память, вспомнить его имя она так и не смогла. Зачем отягощать себя такими безделицами?
«Все-таки как отличается Игергард от того же Маргара и остального юга», – думала она.
В степи бы в подобном случае, прежде чем бросаться на женщину, сначала выяснили бы ее способность к защите. Если девка сидит спокойно и не бросается бежать, то, возможно, она не так уж беспомощна и может за себя постоять. Вот ведь олухи! А туда же со своими елками. Джасс удержалась от грубого словца в качестве поминальной речи. Каждый сам выбирает свою судьбу, и ничто не мешало этим троим молодым господам просто проехать мимо. А ведь все знают, как много у злого бога судьбы припасено для смертных злых и подлых шуток. Н-да, такие вот дела.
Неприятности догнали Джасс только на исходе третьего дня. Рыжая кобылка оказалась резвой настолько, чтобы вести о страшном убийстве, обычно расходящиеся со скоростью степного пожара, столь существенно отстали. Еще с утра в Приксте никто не слышал о смерти лорда Грайма Синхарта, а к вечеру только об этом и говорили на каждом углу.
«Вот тебе и пожалуйста, только собиралась спокойно снести добытые побрякушки к скупщику, – досадливо думала Джасс, подбирая постную подливку с деревянной тарелки коркой хлеба. – Придется подождать до следующего городишки. А денежки-то подходят к концу».
Женщина, снявшая в гостинице самую лучшую комнату, хоть и в мужском наряде и при мече, подозрения ни у кого не вызывала. Но подобная маскировка стоила денег, и денег немалых. Хозяин к ужину выдал постоялице чистую и даже накрахмаленную салфетку, лично принес из подвала квашеной капустки и предложил, приличия ради, кружку эля собственного производства. Салфетка и капустка пришлись весьма кстати, а от эля Джасс вежливо отказалась. Знаем мы этот эль. Потом замаешься бегать в отхожее место.
Мальчишка-менестрель немилосердно терзал струны своей кифы, компенсируя нестройное звучание плохо настроенного инструмента своим красивым и чистым голосом. Песню про Леди с Зелеными Лентами он исполнял на тон ниже и медленнее, чем было принято, но от этого она звучала более драматично.
Молодой, не старше тридцати, симпатичный мужчина, что сидел чуть в стороне, уже начал бросать на Джасс благосклонные взгляды. Льстило то, что сей кавалер не чмокал губами и не корчил рожи, как это водилось за провинциальными ловеласами. Приятная улыбка умного человека, чистая одежда, руки, вытираемые об салфетку… Короче, все говорило о том, что господин обучен куртуазному обхождению. Джасс улыбнулась в ответ. И глаза серые-серые, как отсвет стали. Редко когда встречается такой открытый взгляд, за которым стоит не только приходская школа, но, возможно, и университет. Впрочем, университет – это, пожалуй, слишком…
Грохот распахнутой настежь двери прервал пение, и не только его. Сопровождая свое вторжение потоком ругани, пришельцы не собирались присоединиться к постояльцам.
– Господа! Милости просим! – взвизгнул хозяин.
– Пшел вон, скотина! – рявкнул старший из незваных гостей.
– Чем могу помочь благородному лорду Синхарту? – не унимался трактирщик и тут же получил по роже хлыстом.
– Знай свое место, гнида!
Джасс осторожно посмотрела на грозного лорда. Похож. Очень, и лицом, и манерами. И, наверное, с ним за компанию ловить убийцу отправились все домочадцы, числом не менее полусотни. Потому что немалого размера трапезная постепенно заполнилась людьми так плотно, что стало душно. Не оставив тем самым никакой возможности выскользнуть незаметно. С другой стороны, в многолюдном помещении есть некоторые преимущества, и если придется драться, то у Джасс имелись некоторые шансы спасти собственную шкуру. Она сама поражалась собственному спокойствию, словно вместо нее за столом сидела равнодушно продолжавшая обгладывать кость совершенно незнакомая женщина, чьи мысли текли плавно, как воды Теарат, и ничто ровным счетом этой женщине не угрожало. Ни немедленная расправа жаждущего крови и мести отца убитого лорденыша, ни медленная смерть в застенках родового замка, если в родителе взыграет желание помучить виновницу сыновьей безвременной гибели. И ни единая жилка не дрогнула, когда кто-то крикнул.
– Зовите Мариала! Тут девка имеется!
– Эй, ты! – Это уже относилось непосредственно к Джасс.
Светловолосый мужчина за соседним столом взялся за рукоять своего оружия.
Она не выпустила из пальцев кости, но повернулась к говорившему. Седоусый, темнолицый от прилива крови дядька с здоровенным изумрудом в мясистом ухе. И такие же жестокие глаза бешеной лисицы. Карие, с золотистыми крапинками.
– Ты откуда тут взялась? – спросил он.
– Мимо шла, – ответствовала Джасс самым серым и невзрачным тоном. Она не хотела раздразнить мстителя, но и смиренно опустить глаза, как пристало женщине, не получалось при всем желании изобразить покорность.
– Мариал, ну-ка глянь, не это ли та самая тварь?
Веснушки сошли с округлых щек, свежие царапины на лице, багровая ссадина на скуле. Сама готовность настичь убийцу. Настичь и покарать. Джасс все же положила кость на тарелку и медленно, один за другим облизывала испачканные жиром пальцы. Они встретились глазами. Черные бездонные провалы огромных зрачков, на дне которых ужас, ненависть и жажда мести. Эти глаза Мариал не смог бы забыть никогда, до самой смерти. Пусть на женщине не было сейчас оливкового кафтанчика, но юноша узнал бы ее и через пятьдесят лет, и через семьдесят. Черный коршун спокойствия и серый зайчонок страха. Жирный блеск на красивых губах, сильные пальцы маленьких рук. Она дополнительно вытерла руки об салфетку и достала из-за пазухи семилучевую звезду на шнурке с руной «бэллор». Иногда это срабатывало.
– Жрица… – ахнули где-то сбоку.
– Цыц! Что с того! – рыкнул лорд Синхарт. – Мариал?
– Ну так это она аль нет? – нетерпеливо спросил у мальчишки седоусый. – Узнаешь?
Мальчишка молча затрусил головой.
– Она?!!
– Н-н-нет! – выдавил из себя свидетель.
– Так вроде как ты и говорил: коса недлинная, с мечом, в мужском платье.
– У той другое лицо было.
– А-а-а-а! – разочарованно протянул седоусый.
– Мариал, ты хорошо помнишь? – переспросил подозрительно старый лорд. – Ничего не путаешь?
Мальчишка завороженно глядел на Джасс. Тяжелое дыхание, маленькие частые капельки пота на не слишком чистой коже под носом… Его губы прыгали, не решаясь вымолвить слова обвинения.
«Давай, малыш, скажи им…»
– Э-э-э-э, не знаю… не помню… – пролепетал паренек невнятно.
Добрая оплеуха определенно должна была прояснить его память.
– Говори!!! – взревел папаша Синхарт.
Ах, как ему страшно! Как колотится сердце! Забойщики скота так валят быков, как эта… убивала взрослых сильных мужчин. Без малейшего сомнения, словно делала повседневную и опостылевшую работу.
– Господа, что здесь происходит?
Это подал голос светловолосый, медленно вставая со своего места.
– Моего сына убили, вот что происходит! И сделала это какая-то баба!
Лорд Синхарт-старший диким зверем вытаращился на незваного заступника. И только лишь внешность знатного человека удерживала опечаленного отца от резких слов и решительных действий.
– Я знаю эту уважаемую даму. Она действительно жрица. Возможно, ваш мальчик что-то напутал? Может быть, спутал женщину с мужчиной?
Напутать Мариал не мог. Он лично видел вполне узнаваемые округлости женской груди, когда убийца Грайма переодевалась в вещи покойника. Взгляд паренька заметался между Синхартом и Джасс.
– Я мальчика вижу впервые, – спокойно молвила она.
«А будь на моем месте другая, то ты бы не отказался от маленького удовольствия. И не разжалобили бы тебя ни слезы, ни мольбы. Верно, Мариал?»
Дернись жрица хоть единой мышцей, моргни ресницами, и мальчишка бы с воплями выдал ее, но ледяное нечеловеческое спокойствие яснее любых угроз сулило смерть и сковывало голосовые связки.
– Ну?!
– Не нукай, не запрягал! – хрипло каркнул свидетель. – Та девка моложе была и совсем иная…
Для порядка сломав пару лавок и вмазав хлыстом по особо наглым мордам, благородное воинство мстителей удалилось восвояси.
– Благородная госпожа желает еще чего-нибудь? – вежливо обратился к Джасс вышедший из ступора пода вальщик.
– Спасибо. Уже сыта.
Легкие шаги женщины в тишине зала звучали, как гром боевых тангарских барабанов.
Сероглазый проводил ее пристальным взглядом, уселся обратно за стол и как ни в чем не бывало продолжил ужин.
– Ну, знамо дело – жрица. Оно ж кому охота связываться…
– А може, не она.
– И шоб младший Синхарт просто так да за здорово живешь мимо девки прошел? Ихняя порода дюже на баб падкая завсегда была. За то младшенький и пострадал.
– Кажуть, ему яйца отрезали…
– И не только их… – гыгыкнули из дальнего угла.
Из этой дыры нужно было выбираться как можно скорее.
Из ситуации имелось как минимум три выхода. Первый – самый надежный, заключался в том, чтобы втихую выскользнуть в окошко и, прихватив кобылу, скрыться в ночи. Второй – нагло дождаться утра и уехать чин по чину. Третий – выехать из гостиницы, но из города никуда не деваться, а притаиться на несколько дней у какой-нибудь старушки на окраине и переждать. Вот Джасс и наматывала круги по своей комнате, стараясь понять, какой вариант выбрать. Все три имели положительные стороны, и все три имели свои недостатки. Мальчишка мог набраться храбрости и рассказать отцу правду. Случиться это могло и этой ночью, и через пару дней, а могло и вообще не случиться. Сбежать ночью было равносильно признанию вины, и по ее следам началась бы настоящая погоня. Но не существовало никакой гарантии, что лорд Синхарт не устроит ей засаду на выезде из Прикста, чтобы допросить подозрительную девку с пристрастием.
Когда-то Яримраэн учил ее эльфийскому шагу. Носочек-пяточка, пяточка-носочек, и ничего заумного. О, не так, чтобы как чистокровный эльф-разведчик, пройти и не разбудить кошку. Этому не бывать. Но легонько пробежаться по задней лестнице – это мы можем.
Первый вариант показался наиболее предпочтительным, и бывшая кераганская заклинательница погоды отправилась на конюшню.
– Я могу вам чем-то помочь, моя госпожа?
Будь ты неладен, сероглазый…
– Считаете, что помощь мне необходима? – вопросом на вопрос ответила Джасс.
– Совершенно в этом уверен.
– Вот как?
– Я хорошо знаком с людьми, подобными лорду Синхарту.
– Тогда понятно. И какую помощь вы можете мне предложить?
– Свою компанию и свою защиту, – серьезно сказал светлоглазый нобиль.
– Тогда наша помощь может стать взаимной, – усмехнулась Джасс. – Я тоже могу вас защитить при случае.
– Я догадался.
Он ей нравился все больше и больше. Толковый юноша.
– У вас есть план, как выбраться из Прикста прямо сейчас? – перешла бывшая хатами прямо к делу.
– Есть.
– Колитесь.

 

Сероглазого заступника звали чудно – Аланни Каньер. Впрочем, кто знает, как его там звали на самом деле. Джасс не задавалась таким вопросом хотя бы потому, что сама назвалась – Шэсс, в маргарском стиле и транскрипции. Аланни так Аланни. Светло-русые волнистые локоны, небрежно стянутые в «орочий» хвост, высокие аристократические скулы, полные губы и ироничный взгляд. Младший сын игергардского нобиля, причем от третьей жены. Кого-то он ей неуловимо напоминал, было в Аланни что-то знакомое до боли. Чуточку от Малагана, чуточку от Унанки и совсем немного от принца Ярима. Слишком высоко поднят подбородок, такую шею гнет только топор палача.
– Могу я все-таки спросить?
– Конечно.
– Вы действительно убили Грайма Синхарта?
– А вы как думаете?
– Я вас спрашиваю…
– Да. И его, и его спутника. Обоих. Аланни, оказалось, не был сражен наповал.
– Значит, мальчишка вас узнал… Узнал и не признался. Могу себе вообразить…
– У вас богатое воображение?
– Да.
– Тогда не пускайте его в ход. Не слишком красиво, зато одежда осталась цела.
– Но они же хотели…
– Да, изнасиловать. Но не пропадать же добру.
– Право слово, я думал, что вы хвастаетесь…
– Касательно своей защиты? Нет. Я действительно могу убить некоторое количество мужчин, но не чрезмерное. Против войска мстителей мне не устоять.
– Никому не устоять.
– Хм… вполне может быть.
– Вы так сказали…
– Как?
– Неуверенно. Что, есть сомнения? Или вы встречали такого воина, что устоит в одиночку против кучи народа?
– И то, и другое, господин Каньер.
– Просто Аланни, если вы не против. В Маргаре? Или в Аймоле?
– И там тоже.
– Они были… не люди?
– Верно. У вас сегодня день правильных отгадок.
– У вас сохранился акцент.
Джасс молча ухмыльнулась. Еще бы ему не сохраниться. Больше пятнадцати лет, вся сознательная жизнь, почти половина жизни. Скорее всего, она ляжет в могилу, произнося «л» как «ль» и ставя акценты по-аймолайски в конце фразы. Странное дело, там за морем в ней всегда узнавали яттсоунскую выученицу. И все равно, у этого Аланни оказалось чуткое ухо.
– Куда вы держите путь, леди… Шэсс?
«Ох, какой же ты зоркий, милейший господин Каньер».
Она промолчала. Нобиль не стал домогаться ответа, но сразу стало понятно, что просто так он свою новую знакомицу не оставит. Джасс и не возражала. Компания вооруженного мужчины, к тому же благородной наружности да при мече, ее вполне устраивала.
– Я вас обидел?
– Нет. Я и есть – леди. Заклинательница погод с острова Кераган.
– Ах вот оно в чем дело, – с облегчением вздохнул Аланни. – Я уже слыхал, что эрмидэйцы насаждают на островах свою веру. Скоро они станут словно оньгъе, такие же фанатики и мракобесы. Сочувствую.
Господин Каньер сам ответил на собственные вопросы, облегчив Джасс жизнь, избавив от ненужных объяснений. Как любил говаривать некий эльфийский принц, «Люди всегда торопятся с ответами». Он был прав. Надо всегда давать людям возможность додумать свою версию событий.
Они без всяких проблем доехали до следующего городка, который, по счастью, находился уже в Лейнсруде, там Джасс продала все, что связывало ее с убитыми насильниками, включая рыжую лошадку и кафтанчик. Обратив кровь в полновесное серебро, говоря словами менестреля. Взамен кобылы Джасс купила молодого послушного мерина за совершенно смешную цену, поторговавшись с барышником в маргарском стиле, то есть до обморока. Ритагон – это город, куда лучше приезжать с туго набитым кошельком.
Аланни Каньер не навязывал женщине свою компанию но и не давал сбежать от его деликатной опеки. Он все время оставался рядом и не давал ни малейшего повода себя прогнать. В герцогстве Лейнсрудском на вооруженную мечом даму обыватели взирали с недоумением, разве что пальцами не показывали, так что Джасс волей-неволей оказалась в кругу повышенного внимания к своей персоне. Воительниц во все времена здесь хватало только на парочку сомнительного содержания баек. Но присутствие Аланни пресекало все возможные неприятности, и Джасс была за это очень благодарна безземельному нобилю.
Ночевали в одной комнате, и благородный рыцарь отвернулся, когда Джасс начала раздеваться, даже без лишнего напоминания.
Ночью ей снились светло-светло серые глаза мужчины, и этот мужчина был не Аланни. И когда Джасс проснулась, подушка ее была мокра от слез.
На рассвете они, не сговариваясь, встали пораньше, быстро собрались и выехали вместе и в одном направлении. Словно одновременно услышали далекий зов.
Указатель на развилке решительно доказывал всем путникам, в какой стороне находится славный город Ритагон. Джасс, ни слова не говоря, двинулась в этом направлении, а Каньер покорно следовал за ней.
– Вас ждут в Ритагоне? – спросил он, не вынеся долгого тягостного молчания этого утра.
– Не думаю, – пожала плечами Джасс.
– Я бывал там раньше.
– А я – нет. Хочу посмотреть.
– Сравнить? – хитро спросил нобиль, рассчитывая на какой-то прокол со стороны спутницы.
– Великие города трудно сравнивать. Я видела Чефал, Ан-Риджу, Инисфар и Хисар, их невозможно уравнять хоть в чем-то. – Про другие места, более экзотические, Джасс умолчала.
– Ритагон – удивительный город. Наверное, самый прекрасный по эту сторону Внутреннего моря.
– Я знаю. Мне рассказывали.
И замолчала.
…Его сердце стучало мерно и убаюкивающе, теплая рука под затылком, вдвоем под одним одеялом – очень удобно.
– Расскажи мне про Ритагон.
– Я спать хочу.
– Ну-у-у-у! А кто обещал?
– Кто? – искреннее удивление в голосе.
– Ты.
Он еще какое-то время пытается увернуться, пускаясь на хитрость. Сильные пальцы скользят по самым чувствительным местам, заставляя всхлипывать и прогибаться под их неумолимой нежностью. Но любопытство сильнее соблазна.
– Ирье, ты обещал.
– Ладно. Я жил тогда на улице Трех Коней…
– Почему такое название?
– Потому что… потом расскажу, не перебивай, а то пожалеешь. Так вот, Ритагон поделен на Нижний и Верхний город…
От воспоминания бросило в жар, и бывшая кераганская леди покосилась на спутника украдкой. Не заметил ли? Вроде бы нет.
Она лишь кивала в ответ на пространные рассуждения Аланни о сущности городских поселений и важности оных для современной цивилизации. Молодой человек, очевидно, провел немало часов над сокровищами книжной премудрости, потому что без устали цитировал каких-то малознакомых Джасс авторов. Размышления Аланни были настолько пространны, что она быстро утратила нить повествования.
– В грядущие века большинство народонаселения будет проживать в городах, – решительно вещал Каньер. – Потому что…
По какой такой именно причине это должно случиться, Джасс слушала уже вполуха. «Сейчас бы сюда Альса, вот кто бы вцепился в умника, как пес в кость, – помимо воли подумалось ей. – У Ириена всегда имелось столько аргументов…»
Опять Альс, опять память услужливо подкидывает его излюбленные саркастичные интонации и словечки, от которых и захочешь, не избавишься.
– Да вы не слушаете меня, сударыня.
– Вовсе нет. Вы сказали: «Все предпосылки развития производства говорят о том, что…» – бойко ответствовала Джасс.
Давние ятсоунские привычки работали, как ни в чем не бывало, даже спустя двадцать лет. Одним глазом спишь, другим следишь за движениями мэтрессы, а ухо так и вовсе начеку. Ежели спросит, о чем шла речь, сразу отбарабанить последнюю фразу. А не то быть розгой поротой и посаженной на день в холодный чулан. Для повышения внимания на уроках.
– Простите, у вас был очень отстраненный вид. Если желаете, продолжим беседу вечером.
– Там поглядим.
Джасс воспользовалась паузой и погрузилась в свои раздумья. Мерин имел удивительно плавную походку, позволяя всаднику расслабиться насколько это только возможно. Мышастый цвет и смирный нрав животного как нельзя лучше подходили Джасс. Она назвала его Тишок и как-то сразу привязалась к коньку. Это было неправильно, Альс часто упрекал ее за привязчивость к животному, на котором ездят верхом и которое в любой момент может быть продано, а в худшем случае загнано до смерти. Сам же он поступал точно так же, балуя своих лошадей до невозможности, давая им самые ласковые прозвища. Но в его устах это называлось от чего-то «правильное отношение».
Опять… Что за наказание такое? Во всем, везде и по любому поводу – Ириен Альс. То ли дорога навеяла, то ли действительно тоска перешла у нее в какую-то душевную болезнь, но на Керагане Джасс вспоминала об эльфе гораздо реже. Бывало, конечно, накатит, доведет до слез, а потом все в порядке, словно и не было никогда в жизни островной ведьмы этих прекрасный глаз, этих жестких жадных губ, этого ощущения полнейшего слияния тел и душ.

 

Далмар, город-сказка в кольце начинающих цвести садов, объятый радостным возбуждением в предвкушении Арраганова дня. Голубой купол храма виновника грядущих торжеств сиял среди темно-красных черепичных крыш, и казалось, весь город вывалил на улицы, чтобы принять участие в гуляниях, поглазеть на представления бродячих комедиантов и вообще выплеснуть радость от наступившей весны и долгожданного настоящего тепла. Аланни предложил остановиться в гостинице «Голубка», недорогой, уютной и радующей взор своей чистотой. Швырнув свои вещи в отведенной комнате, Джасс первым делом отправилась в купальню и попарилась на славу. Заодно привела в порядок волосы: промыла их с мылом, прополоскала отваром крапивы и лопуха, подсветлила ромашкой. Затем тщательно оттерла пятки от мозолей, намазалась целебной мазью с ног до головы и стала снова похожа на женщину, а не на грязное чучело. Чудесное превращение осталось никем не замеченным, но этого и не требовалось. Джасс просто чувствовала себя иначе.
Она приказала подать ужин в комнату, расположилась там со всем возможным комфортом и уже не торопясь втерла в ногти рук и ног панговое масло, расчесалась, потом поела и сладко задремала.
Глаза открылись сами, отреагировав раньше, чем разум. Аланни стоял на коленях возле ее изголовья. Спрашивать, что он делает, было глупо. Он хотел ее поцеловать. Губы вот-вот должны были соприкоснуться. Джасс удержалась от улыбки. Ну что ж… а почему бы и нет?
Мм… как там в других делах, не ясно, а целоваться господин Каньер умел и весьма преуспел в этом искусстве. Джасс обожгло, словно кипятком. Боги, она не целовалась почти три года, не говоря о чем-то ином. После Альса не хотелось. Эльф тоже был большой умелец в этом деле. Обжигающе горячие губы, вкус его дыхания до сих пор горели несмываемой печатью. О, да, и щетины у него не было вовсе. И пусть проглотят свои поганые языки те, кто говорит, что целоваться с безбородым эльфом все одно, что с женщиной. Ничего подобного. От Аланни совсем чуточку пахло вином, чего с Ирье в принципе быть не могло.
Ах и ах! Твердая ладонь мечника осторожно скользнула к груди, накрыла и нежно сжала полушарие, заставив женщину издать приглушенный стон. Чего скрывать – приятно. Нобиль осмелел, и его вторая рука отправилась в исследовательскую экспедицию по пикантным достопримечательностям. Не грубо, нет, очень осторожно. Не так, конечно, как Альс, но тот быстро выучил самый действенный маршрут и никогда не сбивался с пути. Эльф словно заранее чуял, когда она пожелает быстрого яростного соития, а когда плоть жаждет долгих и нежных ласк. Сейчас Джасс не отказалась бы от быстрого обладания, слишком сильно этот мужчина напоминал ей Ириена, оставаясь при этом чужим и чуждым. Зачем затягивать сравнения, когда они еще и не в пользу столь внезапного любовника.
Джасс сама обвила ногами бедра Аланни, обхватила плечи и зарылась пальцами в его шевелюру, чтобы светлые волосы накрыли их обоих маленьким шатром. И ответила на поцелуй со всей накопившейся и нерастраченной страстью… к Альсу. Каньер больше не мог сдерживаться…
Все получилось как нельзя лучше… Но как-то совсем иначе. Не было этого бешеного сумасшедшего напора, изощренности и неутомимости, от которой огненной лавой полыхала кровь во всем теле, а из пересохшего горла рвался, нет, не стон, а крик, дикий вопль экстаза.
– О, Ирье, вэль? – простонала на ти’эрсоне Джасс на пике страсти. – Вэль, аг милл’я?
– Что?
– Ничего. Не останавливайся, Аланни.
Она спала в эту ночь сладко-сладко, без снов. И, к слову, Джасс совершенно не мучили угрызения совести, будто спала она не в объятиях полузнакомого, случайного попутчика-игергардца, а на груди у Ириена Альса, лангера, бродяги и эльфийского колдуна в одном лице.
То-то, должно быть, хохотали в эту ночь в своих закрытых и полузабытых небесах Турайф и Файлак – богиня встреч и разлук и злой бог судьбы. Отчего ж богу в канун древнего праздника, пусть даже перелицованного людьми, не преподнести подарок своей вечной любовнице?
Кто знал, что будет так? С кого спросить? С Итана Канкомарца? С Тафилы Юнис, подлой холодной стервы? С Глашатая Ночи, небезызвестного лорда Шаффа? А может быть, с самого Хозяина Сфер? Отличная мысль, ничего не скажешь. Прийти к Ар’аре и заявить с порога, мол, что ж это ты сделал, старый гад, со мной?
Нет, Ноэль Хиссанд, гордость Оллаверна, не придешь и не бросишь в лицо твоему владыке такие слова. Никогда. Потому что сам согласился, сам захотел встретить ту женщину из детского сна, с которого началось твое вознесение к вершинам славы, власти и Силы. Ты сам вызвался, Ноэль Хиссанд, сам выбрал свою судьбу. Пей теперь горько-терпкое вино неразделенной любви и заедай свое питье черствой коркой предательства. И будь проклят во веки веков.
У нее совершенно прозрачный и призрачный профиль, и когда Джасс прикрывает веки, то, кажется, они светятся изнутри жемчужным светом. Эти губы снились ему в жарких подростковых снах, чуть припухлые, спелые и упругие. И он точно знал, что встретит рано или поздно Ее. Ту самую, что так безутешно рыдала над мертвецом на берегу реки в его сне о грядущем.
Ну кто ж знал, что Ноэль Хиссанд увидит темноволосую женщину с исхудалым недобрым лицом, в кафтане, снятом с убитого ею человека, и так безоглядно потеряет голову, что тут же полезет в ее постель. О, лучше бы он этого не делал. Теперь память жгла его изнутри каленым железом похлеще диких пыток в узилищах Аймолы. Как он выдержал? Как пережил эту муку?
Она, лежа с ним, отдавалась другому. В миг соединения ее мысли были открыты, как распахнутое настежь окно в главном зале оллавернской башни. Он стал, помимо собственной воли, эльфом – Ириеном Альсом, таким, как чувствовала его Джасс. И сотни их соитий в ее памяти неслись сквозь магистра Ноэля, как ураган, как степной пожар, выжигая душу. Как мужчина, маг был не хуже эльфа, но она все время, каждый миг сравнивала, ища сходство и различия! И на вершине блаженства она звала его! И только его!
Вот и верь после этого россказням про то, как ущербна любовь эльфа и человека. Джасс любила, любила так, как никто и никогда не будет любить его, Ноэля, проживи он хоть вдвое больше, чем Ириен Альс.
О, Ирье, вэль? Действительно, почему? Почему, Ириен Альс? Почему ты оставил на долгих три года женщину, которую так безумно любил и, я уверен, любишь до сих пор? Вэль, аг милл’я? Почему так долго? Эльфийский изысканный ти’эрсон с мягким акцентом степнячки. Горячий снег, золотой прах, сладкая кровь… А если освободить воспаленное воображение, то так и видишь два нагих, смуглых от южного солнца тела. Рассыпанные по спине, сплетенной из жестких жил, длинные волосы, похожие на диковинный стальной панцирь, и маленькие пальцы, вонзившиеся в ягодицы мужчины с неженской силой, пронзая им себя в сладостном самоубийстве… Демоны! О, нет! Только не это!!!

 

– Аланни, вы действительно так истово молитесь Рудайсу или просто заснули? – спросила Джасс, устав от долгого молчания, повисшего в заброшенном храме на вершине Симарского холма.
Сама она бродила между четырьмя алтарями без всякой цели, пока не решила все-таки пожертвовать «во имя грядущих встреч и разлук» мелкую монетку. Про этот храм ей когда-то рассказывал Ириен, и она ничуть не удивилась его внутреннему убранству. Точно так, как он и описывал. Сайнен, Турайф, Рудайс и, конечно, Файлак. Джасс погладила каменную кошку, чувствуя под пальцами тепло и даже странную вибрацию, будто статуэтка в самом деле тихонько мурчала.
Монетка канула в прорези, но звука ее падения на дно бывшая ведьма не услышала. Странно.
– Аланни! – снова напомнила о себе женщина не громко.
– Да! – вскинулся мужчина, отрывая руки от белого камня, который уже должен был стать раскаленным от тепла его рук. – Просто задумался.
– Красивое место.
– Очень. Вы где намерены остановиться в Ритагоне?
– Я еще не придумала, но надеюсь разыскать общих знакомых, – уклончиво молвила Джасс в ответ.
Она не собиралась продолжать знакомство дольше, чем понадобится, чтобы войти в Ритагон через Новые южные ворота.
– Я тоже отправлюсь к своим друзьям, – сказал Аланни ломким голосом.
– Прекрасно!
Джасс испытала истинное облегчение.
– Пойдемте, Аланни. Ритагон ждет.
На пороге Джасс отчего-то остановилась на миг и обернулась назад, вглядываясь в царивший в храме Пестрых лиловый полумрак.
Кошка Турайф довольно облизнулась, сверкнув снежно-белым оскалом зубов, и глаза ее горели, как две ярко-желтые свечи.
Назад: Глава 2 КРОЛИЧЬЯ ЛУНА
Дальше: Глава 4 ЧУЖАЯ ЖИЗНЬ