ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. ЧЕРЕЗ МОРЕ, ЧЕРЕЗ ЛЕС.
С вековой сосны тонкой струйкой осыпался снег. Легонько хрустнула ветка да чуть громче зашуршал зимний лес - вроде бы ничего особенного. Когда идёшь или гуляешь, на подобное и внимания не обратишь. Но на этот раз из-за ствола высунулась тёмно-коричневая, совсем лошадиная морда с великоватыми ушами и сторожко осмотрела прогалину.
Не найдя ничего уж совсем подозрительного, животное смелее вышло из укрытия. Утопая едва не по самое подвислое брюхо в снегу, оно подошло к сооружённой из жердей зимней кормушке - туда, куда манил пьянящий, тонкий, зовущий чуть горьковатыми запахами летних трав аромат сена. Поводив в стороны прядающими ушами, лосиха смелее протаранила сугробы, потешно переставляя ноги с широкими копытами. Последний раз недоверчиво окинула взглядом окрестности, и наконец захрумкала вожделенной пищей.
Стоящая в двух шагах Лючике смотрела во все глаза, боясь лишний раз вздохнуть - ведь можно чуть потянуться и погладить пугающе огромную животину ладонью.
"Вот ещё!" - она мысленно фыркнула - "Ещё неизвестно, кто кого больше боится!"
Сегодня впервые ей удалось. С трудом, вибрируя аурой в неустойчивом равновесии, она удерживала на себе с неимоверными муками вызубренное заклинание невидимости. Конечно, можно было вполне обойтись и старыми бабкиными методами - кой-какие травки да истёртый в порошок рог морской коровы это ахти какие диковинные составляющие для зелья отвода глаз. Но вот самой, пользуясь только своей Силой - такое удалось впервые. Правда, стать пришлось почти с подветренной стороны, ибо убирать таким образом свой запах и едва заметное на морозе дрожание тёплого воздуха пока не выходило. Но соответствующие Слова Власти уже записаны в становящуюся с каждым днём толще Книгу Зелий и Заклинаний. И хотя ещё с трудом даются - но мастер Пенн и так доволен своей ученицей…
На противоположном конце старой просеки, по прихоти здешнего хранителя Леса так и оставшейся незаросшей и весьма удобной для ходьбы, вихрем взвился снег. Взлетел облаком в воздух, сверкая на солнце, и оттуда стремительно вылетели две чёрные до жути фигуры - то кэльпи резвились в зимнем лесу. Две проказливые морды небрежно глянули на ничуть не озабоченную их появлением лосиху, а затем с дьявольской смешинкой в умных глазах уставились на ведьму.
И Лючике совершенно ясно стало понятно, что все её ухищрения пока что далеки от совершенства. Человека обвести вокруг пальца проще всего. С животными потруднее, но можно - но вот этих хитрых бестий так просто не проведёшь. А оба вполне привычного вида коня выпрыгнули на открытое пространство, бурей взметая снег и игриво покусывая иногда друг друга, принялись вновь резвиться. Вот уж беззаботные эти кэльпи - ни мороз, ни голод им нипочём. Однажды Лючике краем глаза даже приметила, как один из коняшек, задумавшись о чём-то своём, запросто сжевал горящую ветку, ничуть не то чтобы не обжёгшись, но вовсе и не заметив столь вопиющего несоответствия с обычными лошадьми.
Один кэльпи осторожно принюхался к постепенно пустеющей кормушке, насмешливо фыркнул. А затем оба проказника, взметая пушистый снег, обежали замершую ведьму по дуге, зашли сзади - и положили ей на плечи свои морды. Странно… обычно они относились к Лючике несколько, как бы это сказать, пренебрежительно. Но сегодня то ли до вкусноты свежий морозный воздух подействовал, то ли просто настроение у демонов оказалось на высоте - но обе бестии в открытую демонстрировали если не дружелюбие, то покровительственную снисходительность точно.
Мимолётно погладив тёплую мохнатую морду, Лючике вздрогнула, когда вмиг приревновавший к своему товарищу кэльпи с другой стороны дохнул прямо в ухо тугой струёй тёплого воздуха. Всего на миг ведьма потеряла концентрацию - и к её немалой досаде, маскировка слезла и растаяла прочь невесомыми лохмотьями.
Лосиха так ошарашенно воззрилась на невесть откуда появившуюся сбоку от неё человековскую самочку, что забыла даже удрать. Так и смотрела прямо в лицо, а в огромных с перепугу глазах так и плескалась испуганная укоризна. Дескать, эх ты, подкрадываешься тут, честную животину пугаешь…
Прекратив почёсывать обе довольно скалящиеся морды кэльпи, Лючике потянулась… и не только ладонью. Всей аурой, так и излучающей добродушие и отсутствие дурных намерений, ведьма мягко обернула уже сходящую с ума лосиху - ноги с перепугу той явно отказали - и почесала особое место там, где голова переходит в холку. Та меланхолично дёрнула большим, так непохожим на лошадиное ухом, и откровенно перевела дух.
– Хорошая… умничка… - ласково ворковала ей ведьма, постепенно смелея.
Животное моргнуло блестящими, отливающими лиловой чернотой глазами, вполне осмысленно принюхалось к к меховой куртке. Фыркнуло, и тут же с наглой бесцеремонностью ткнулось широким носом в карман. Ах да… погрызть морковку Лючике и сама была не дура - но чего не пожертвуешь ради установления дипломатических отношений…
Между человеком и животным сразу установилось полное взаимопонимание. Ведьма погладила жёсткую шкуру довольно хрумкающей лосихи, отметив про себя, что потрёпанный и местами свалявшийся мех у той так разительно отличается от лоснящейся и почти идеально ухоженной шкурки обоих кэльпи, которые весьма ревниво следили за этой идиллией.
– Что-то вы сегодня больно ласковые, голубчики… - весело выдохнула ведьма в морозный воздух вместе со струйкой пара.
Лосиха не обнаружила больше ничего в её руках (и судя по запахам, в карманах тоже), скорчила на диво обиженную морду и вернулась к своему сену. Философски пожёвывая его да иной раз отзываясь лёгким подрагиванием шкуры на поглаживания задумавшейся Лючике, животное вдруг встрепенулось. Большие уши, словно два… (сравнение "локаторы" так и не пришло на ум ведьме ввиду полного его незнания) повернулись в сторону, и вся лосиха замерла в чуткой настороженности.
Ведьма вынырнула из мира своих дум, и отметила, что со стороны дома доносится какой-то странный захлёбывающийся гул. Хотя расстояние составляло минут пятнадцать по тропинке (или считай полчаса по эдаким сугробам), порыв ветерка яснее ясного донёс слабо слышный звук неизвестного происхождения. Сердце у Лючике непонятно дрогнуло, затем затрепыхалось с удвоенной частотой в каком-то нехорошем предчувствии.
Долетевшие звуки выстрелов уже трудно было спутать с чем-то иным. В вихре взметнувшегося снега лосиха рванула в строго противоположную сторону - видимо, уже оказалась умудрена жизнью или инстинктами, что ничего хорошего от такого шума явно ждать не следует. Ведьма спохватилась, запрыгала было по сугробам, чтобы выскочить на проходящую за деревьями тропинку и рвануть как раз к дому, где, похоже, намечались вовсе нехорошие события.
Однако через пару шагов вдруг обнаружила, что её что-то держит. Ах вот оно что - оба кэльпи с весьма непреклонным видом цапнули зубами за плечи женщины, мягко, но настойчиво удерживая ту на месте.
– Это что же, заговор? - рявкнула на них Лючике в безуспешных попытках освободиться. - А вдруг там наших обидят?
В глазах одного демона так и мелькнуло сомнение по поводу, кто там кого обидит. Но отпустить, паразиты, даже и не подумали.
Вот же ж бестолочи…
Прислушавшись, донельзя озабоченная ведьма вдруг услышала более тихую стрельбу - зато очередями. Пальба стала чаще - к громовой машинке Александра присоединила свою стрекоталку и Тиль. Одиночные громкие выстрелы сразу захлебнулись, стали какими-то неуверенными, и Лючике внезапно догадалась, что в такой густой перестрелке от неё самой остался бы большой и весьма продырявленный дуршлаг.
– Ну ладно, ладно, поняла. Прониклась. Осознала. Ну отцепитесь же, изверги! - она принялась отпихивать настороженно посматривающих на неё кэльпи. - Не пойду, пока там не утихнет.
Лючике поёжилась и вздохнула.
– Нет, не дадут спокойно пожить. Прав был Сашка - надо срочно озаботиться боевой и защитной магией да извести злодеев, сколько б их там ни было.
Оба демона живописными мордами тут же выразили полное согласие со словами молодой ведьмы. Затем вдруг насторожились, повернулись в сторону дома, и чёрная лоснящаяся их шерсть встала дыбом. Стрельба там на некоторое время приутихла, а затем Лючике ощутила, словно её вдруг… как бы это сказать… словно её окунули в целое море страха и ужаса. Причём настолько животного и неосознанного, что удирала ведьма держась за загривки обоих улепётывающих со всег ног кэльпи и делая с их помощью гигантские скачки.
Сзади прекратилась всякая пальба, зато долетел такой полный безнадёжной паники многоголосый вопль, что обуявшая ведьму и кэльпи жуть взлетела до невероятных высот.
А троица меж тем улепётывала с максимально возможной в их положении резвостью. Петляя меж величавых стволов равнодушных к такому феномену заснеженных великанов, круто забрали вправо - и через полсотни шагов кубарем, немилосердно перепахивая все сугробы, скатились в овраг.
Здесь оказалось куда спокойнее. Прислушавшись чуть, Лючике запаленно прокашлялась севшим голосом, и села прямо в снег - торчала лишь голова. Немного отдышавшись, ведьма озабоченно полезла в свои меховые штанишки… чёрт, так и есть. Хорошо хоть, что со страха не обделалась по-большому.
– Что же там такого произошло? - вопрос повис в морозном воздухе струйкой пара. Поколыхался немного, а затем выпал вниз десятком снежинок.
Подивившись такому феномену, Лючике обратила внимание, что оба кэльпи последовали её примеру - укрылись в снегу. Да и вообще, откровенно трусят да поближе жмутся к ней, слабой женщине. Слабой? Она усмехнулась, вытирая рукавичкой с лица растаявший снег.
Не-ет, слабой быть нельзя. Права эта малолетняя стервочка Тиль - зубки надо иметь обязательно. Кулаки тоже, да отнюдь не пустые. И как говорил пару раз Сашка, ещё и камень за пазухой, чтоб супостату по темечку. Как там он шутил насчёт "если тебя ударили по левой щеке"?
– … то вытащи из-за спины дубину и урой обидчика, - ведьма настороженно прислушивалась к малейшим веяниям и дуновениям, с облегчением ощущая схлынувшую волну страха, после которой где-то в животе засело противное, если не сказать мерзкое, ощущение.
Кэльпи разом навострили уши по поводу кого бы там угрохать - и даже отважно высунули из остатков сугроба смешно присыпанные снегом морды. У-у, злыдни, вам бы всё мародёрствовать…
Обнаружив, что ноги попросту и напрочь отказываются повиноваться, отзываясь лишь дрожью в коленках, Лючике призадумалась. От обоих кэльпи, жмущихся с обеих сторон, прямо-таки веяло восхитительным теплом. Так и хотелось после пережитых треволнений угреться тут, спрятавшись от всего мира - и вовсе не вылезать. Однако чувство долга и тревога за Сашку всё-таки перевесили, и Лючике с надеждой посмотрела на устроившихся было подремать демонов.
– Ну, поможете выбраться?
Один из кэльпи открыл глаз. С укоризной посмотрел на неё и совсем по-человечески вздохнул. Вот же неймётся… Но всё же позволил ведьме взобраться на себя, благо та и весу была не ахти какого. Встал на ноги, отряхнулся от налипшего снега - да так, что Лючике чуть не полетела со своей высоты обратно во вспаханный сугроб.
Другой потоптался вокруг, уминая снег, и переглянулся с напарником. А Лючике, которой уже и вовсе стало невтерпёж, легонько потрепала своего по холке.
– Ну, хорошие мои, давайте домой, а? Своих лечить надо, а чужих к ногтю изводить.
И кэльпи, обрадованно махнув хвостами в одобрение столь ясно поставленной задачи, рванули вверх…
Александр грешным делом прикемарил после обеда, благо румяная от кухонного жара Санка стряпнёй расстаралась на славу. И то сказать - хоть и не смог он сегодня зажечь мысленным усилием свечу, но дымок-то пошёл, пошёл! Хм-м… хорошо, хоть пар из ушей не повалил - от таких-то усилий. Тут не грех, как говорится, и прихватить минуток двести…
Он мчался не разбирая дороги на своём верном чезете. Лесная тропа отчаянно вихляла меж корабельных сосен, то взлетала на поросший травою холм, то ныряла в овраг, словно надеясь хоть там спрятаться от сумасшедшего гонщика. Напоенный ароматами хвои летний воздух свистел в ушах, сердце рвалось из груди - а следом гналась и каким-то чудом не отставала целая банда домовят. Кто в сомбреро, кто в драных чулках, напяленных на голову, но все они с самыми гнусными намерениями размахивали отчего-то хоккейными клюшками.
И при этом орали "Ура!"
В другое время Александр подивился бы столь воинственным намерениям сородичей обычно тихого и пугливого Флисси - но во сне оно бывает всякое. А посему он только перекинул ногой передачу и с воем заходящегося от натуги двигателя по мелководью форсировал попавшийся по пути ручей. Вылетел на пригорок, запалённо дыша, оглянулся.
И вот тут-то кто-то из ничуть не замешкавшихся форсированием водной преграды домовят ловко перехватил в лапках клюшку и, словно биллиардным кием, шустро и пребольно ткнул старлея под рёбра. Мир перекувыркнулся несколько раз, поросшая травой земля немилосердно толкнула в спину…
Уже просыпаясь, Александр с недоумением почувствовал, как в ушах отчего-то ещё стоит гул двигателя, а ноздри с наслаждением улавливают полузабытый и такой родной бензиновый перегар. И тут морда домовёнка прямо на глазах диковинным образом превратилась в побелевшую от испуга физиономию Тиль.
– Мой дон! - зловредная девчонка опять приложила ему кулачком меж лопаток, а другим ткнула в бок. - Тут целая орава подъехала, на железном сарае с колёсами - дом штурмуют!
Девчонка обнаружилась в неглиже, вся в исходящей душистым паром мыльной пене - не иначе, как прямо из ванной выскочила. А посему Александр уже в прыжке к окну извернулся, швырнул в неё полушубком.
– Оружие тащи!
С высоты второго этажа прекрасно было видно, как бревенчатая конюшня с грохотом покачнулась, разваливаясь - и прямо сквозь неё во двор всунул нос тот самый "железный сарай". На самом-то деле бронетранспортёр на колёсном ходу - но откуда девчонке знать такие чудеса военной техники? Рыча, завывая и нещадно чадя солярным выхлопом, БТР тяжело заворочался на остатках развороченного сооружения. А по бокам и через верх во двор хлынули облачённые в кольчужные доспехи фигуры с ружьями в руках.
– Ага - застрял, глубчик, - злорадно буркнул Александр, получая из рук подоспевшей Тиль свой УЗИ. - Прикрой другую сторону, и выясни, как там мастер с поварихой!
И молодецким ударом кулака вышиб раму вместе со стёклами. Одним движением сняв с предохранителя и взведя затвор, старлей щедро, словно из шланга, окатил свинцом двор. С удовлетворением заметил, что здешние доспехи от огнестрельного оружия защищают примерно так же, как нарисованный домик от дождя настоящего. Нападающие сразу полетели на утоптанный снег, обагряя его кровью и разражаясь криками.
Откуда-то сбоку, не иначе как с лестницы застрекотала машинка Тиль, и через буквально пару секунд атака захлебнулась. Лишь застрявший бронетранспортёр со скрипом ворочал башенкой - но своего места Александр видел, как размочаленный обломок бревна попал в зазор между нижним краем и корпусом - и весьма неплохо заклинил её.
Сбоку в пролом перемахнула фигура в нелепом фиолетовом балахоне. И не успел немало озадаченный видом безоружного Александр даже дёрнуть в ту сторону стволом, как налётчик жестом рук изобразил некую диковинную фигуру - и в дом ударил огненный шар. Однако, поскользнувшись, маг немного промахнулся, и удар пришёлся не в Александра, а в самый угол. А повторить времени уже не осталось - через миг его буквально разнесло в кровавые ошметья.
Слыша, как за стеной верещит от боли обожжённая девчушка, Александр силой загнал внутрь рычание. Выщелкнул пустой магазин, вставил новый.
– Тиль, ты как? - миг-другой он прислушивался к глухому воплю, перешедшему в звериный вой - а затем атакующие полезли опять.
Сзади клубами наплывал дым - дом горел. А старлей даже не мог оторваться, ибо постоянно приходилось отстреливать захватчиков. Быстро уразумев первый урок, они не пёрли кучей. Просачивались с разных сторон, короткими перебежками от укрытия к укрытию, и вскоре уже вполне могли добраться до дверей. А ведь незаперто…
Под локоть ткнулось что-то горячее, мохнатое. Дёрнув лицом, Александр увидал закопчённого Флисси, чья шёрстка слиплась от крови.
– У-у! - заявил домовёнок, и в его лапках старлей с удивлением заметил стрекоталку Тиль. А малыш ловко забрался на подоконник, заухал, запрыгал лохматой обезьянкой, грозя врагам никелированной машинкой. Из мохнатой лапки высунулся крохотный коготок - и малыш пальнул короткой очередью. Забор с притаившимися за ним противниками брызнул щепой, а не ожидавшего такого толчка Флисси отдачей швырнуло на пол.
Однако домовёнок не сдался. Секунда - и он снова во весь рост выплясывал на подоконнике, вполне осмысленно тыкая в нужные стороны словно вооружённой грохочущей молнией лапкой. Под ним на белой поверхности расплывалась алая лужица, лохматые ножки чавкали, скользили, но Флисси словно не замечал ничего.
– Я быстро! - спохватился Александр, даже не удивляясь тому факту, что малыш отнюдь не дурак и освоил технику посложнее швейной машины. Невзирая на свой малый рост, тот хоть на полминуты противника попридержит.
В ответ колдовским огнём полыхнули искажённые болью и азартом изумрудные глазёнки - но старлей гигантскими прыжками уже мчался в свою мастерскую. В пару секунд собрал сваленные на верстаке детали, заглянул под кожух, и прищёлкнул раструб. Ну что ж… испытания будут происходить в боевой, так сказать, обстановке. Жаль, что Пенн на другой стороне дома - ишь, как оттуда молниями шарахает!
– Ган, Бен! - только сейчас сообразил он. - Потушите пожар и постарайтесь вытащить Тиль!
Домовёнок уже сполз на подоконник бесформенной грудой слипшегося от крови меха - видимо, ответной случайной пулей всё-таки зацепило. Или не случайной. Глазёнки Флисси страдальчески закатились, но вроде малыш ещё дышал.
Александр с разбегу сиганул, перемахнул через перила лестницы, лихорадочно застёгивая уже в полёте крепления. Приземлившись в холле первого этажа, подскочил к двери и пинком распахнул створку.
Кррва-мать! В лицо так ударило морозом и гарью, что он сразу вспомнил, что спросонья вскочил в одной рубашке на плечах. Ну ничего…
– Запасайтесь гробами, сволочи! - от одних только интонаций любому заслышавшему сей голос немедля стоило поджать хвост и удирать подальше да пошустрее…
Но Александр уже перещёлкнул предохранитель и вжал рычажок на пару делений.
Где-то глубоко под кожухом завертелся, пробуждаясь от дрёмы, вихревой демон. Крутанул сгоряча крыльчатку, с воем прогоняя воздух на сверхзвуковой скорости. По пути наружу струя охватывала свёрнутый в спираль резонатор - и со всей яростью нерастраченной мощи вырывалась из раструба.
Инфразвук. Проклятие механики и бич машинной цивилизации. Только обычно с ним боролись, а здесь было задумано как раз наоборот - мощный генератор, построенный Александром на стыке магии и технологии. Инфразвук, которому всё равно - есть на тебе железные доспехи или только рубашка - вырвался на волю.
Старлей шёл словно ангел смерти, окатывая пространство перед собой и поводя в стороны чёрным раструбом. Толстый дощатый забор не стал препятствием для излучателя, и оттуда донеслись такие жуткие предсмертные вопли, что мститель злорадно ощерился.
Зачистив одну сторону, шагнул было к развалинам конюшни, где всё ещё грузно ворочал рылом БТР. Однако навстречу шустро, словно вихляяющая конечностями марионетка, выскочил ещё один в фиолетовом балахоне - с раскрытым в беззвучном крике ртом и выкаченными белками глаз. Ещё один маг? Александр тут же встретил его ударом невидимой волны, чисто рефлекторно вжав рычажок мощности ещё на одно деление…
Если никогда не видели, как что-то невидимое выворачивает человека наизнанку - причём без единой капли крови - то и не советую…
Не обращая внимания на нелепо дёргающиеся останки того, что ещё только что было человеком, он одним безумным от ярости прыжком подскочил к железной махине. Очевидно, толстая броня неплохо защищала от инфразвука, потому что внутри кто-то еле слышно ругался.
А получите! Александр прижал раструб излучателя прямо к борту и вжал регулятор мощности почти до половины…
Мотор заглох мгновенно, и в почти полной тишине (инфразвук ухом не слышен) изнутри донеслись только несколько глухих мокрых шлепков. Покойтесь с миром, горе-танкисты.
Он выключил генератор, поводя из стороны в сторону бешеными глазами и замечая лишь, как бешено колотится в виски сердце. Да уж, апофеоз войны. Горы трупов и море крови, как говорится…
Звуки нахлынули внезапно - обернувшись, старлей увидел, как из-за угла выхлестнула серая шевелящаяся масса. То селяне подоспели выручать своего лорда. Ещё успел заметить, как кто-то сообразительный из нападающих, который догадался спрятаться за БТР-ом, выскочил на открытое пространство, выстрелил в напирающую крестьянскую толпу. Сгоряча задёргал затвор, потом отшвырнул ружьё и с перекошенным лицом потянул из ножен короткий меч.
Однако крепко сбитый Ефрим выпрыгнул из отшатнувшейся толпы, и с хеканьем всадил солдату прямо в брюхо навозные вилы…
– Кузнеца нашего подранил, паскуда… - крестьянин оглянулся назад, где уже хлопотали над раненым, со злостью пнул извивающегося, пришпиленного к земле врага. Нагнулся, одним рывком выдернул вилы. А затем методично, раз за разом принялся долбить глухо воющего солдата, с глухим звяканьем пронизывая грубые звенья кольчуги. Последним ударом вогнав удар прямо в побелевшее лицо, сплюнул и тут же встрепенулся.
Во втором этаже со звоном разлетелось окно. С воплем оттуда вылетел бестолково размахивающий конечностями один из нападавших. Но не успел он долететь до поверхности двора, как в выбитом проёме мелькнула растрёпанная фигура лорда Пенна. Тут же сверкнуло, грохнуло.
Признаться, такой яростно полыхнувшей в ограниченном пространстве молнии Александр не видал никогда - до земли долетело только нечто обугленное, дымящее тошнотворной вонью сгоревшей плоти. Бедняга ещё дёргался - но раз, другой с хрустом опустились на корчащуюся фигуру неумолимые крестьянские цепы. И всё затихло.
Колдун выглянул из окна, хмуро осмотрел окрестности. Очевидно, сопроводил неким заклинанием, ибо Александр своим натренированным и обострившимся чутьём ощутил беззвучно разлетевшиеся во все стороны волны магии.
– Всё, в округе чисто, - выдохнул мастер Пенн. Он постоял немного, утирая с поцарапанного лица копоть. Поморщился при виде своей полуобгоревшей, некогда столь ухоженной и тщательно лелеемой бороды.
– Заносите раненых, - буркнул он.
Однако, не успев скрыться в полуразгромленном доме, зачем-то задрал голову вверх. Александр заметил, что крестьяне тоже с разинутыми ртами посмотрели туда, и многоголосое "ахх!" слилось в одновременном выдохе. Подняв взгляд с заваленной трупами и мусором земли, он даже дёрнул было рукой, чтобы протереть глаза - уж не мерещится ли ему этакое диво?
Нет, определённо не мерещилось - под низко нависшим небом из зимних туч, летели два аспидно-чёрных коня. Они мерно и величаво взмахивали прозрачными, радужно отблёскивающими крыльями - более прекрасного и удивительного зрелища старлей не видал уж давненько. А самое интересное, что на одном из небесных скакунов восседала красавица с развевающимися на ветру волосами, и Александр со странной смесью восторга, изумления и облегчения признал в ней Лючике.
Стало быть, крылатые волшебные коники это и есть кэльпи? Ну, хитрецы, как до сих пор маскировались-то…
Лючике обняла себя руками за плечи, с трудом удерживая нервную дрожь. Она смотрела и никак не могла оторваться от любимого лица. Александр осунулся, почернел - а в глазах его тёмным пламенем разгорался ад. Два дня тому назад мастер Пенн, выйдя из комнаты, где вся в заживляющей магической пенке в забытьи лежала Тиль, устало сел в своё кресло. Некоторое время прихлёбывал свой неизменный травяной отвар из мягко переливающейся узорами чашки, словно не замечая уставившихся на него выжидательных взглядов.
– Полушубок и остатки мыльной пены немного защитили кожу от пламени. Ожоги я сведу - даже следов не останется… - он вздохнул, снова отхлебнул отвара, будто в смущении не осмеливаясь поднять взор. А затем мягко добавил:
– Только вот глаза… вернуть Тиль зрение невозможно.
Слова эти зловеще зависли посреди ещё пропахшей гарью залы, словно громом поразив присутствующих всей своей неприглядностью. Флисси, коему шальной пулей оторвало левое ухо и он теперь уныло таскался эдаким несимметричным клубком шерсти, в ужасе прикрыл лицо лапками. Обретающаяся на соседнем кресле Санка вздрогнула, погладила домовёнка одной рукой, бережно прижимая к себе обмотанную охлаждающими компрессами другую - один из ворвавшихся в дом с чёрного хода налётчиков опрометчиво сунулся в кухню, и девица храбро надела тому на голову полную кастрюлю крутого кипятка. Попеклась и сама малость… а налётчика даже не удалось откачать.
Сама Лючике вздрогнула, ощутив, как её от слов волшебника обдало жаром - да таким, что щёки загорелись сухим жаром. А Александр медленно поднял голову и эдак нехорошо прищурился:
– Отчего такая несправедливость, мастер Пенн? Вы уверены, что исцелить Тиль невозможно?
Лорд Пенн сгорбился, угрюмо уставившись в камин, и на миг стал похож на старого, нахохлившегося, неимоверно уставшего ворона.
– Раны, нанесённые магией или магическим оружием, очень трудно поддаются лечению. Если бы Тиль полголовы снесло картечью или мечом, я бы костьми лёг - но на её личике не осталось бы даже шрама. А тут, - он пожевал губами и скривил строгое лицо. - Сами глаза уцелели - но претерпели необратимую трансформацию…
Ведьма, что по просьбе целителя ассистировала мастеру, не всегда даже понимала сути проделываемых манипуляций - и подивилась, сколь же многому ей ещё предстоит научиться. Но она и сама видела, что дело дрянь. Глаза лежащей в беспамятстве девчушки потеряли свой цвет и выглядели как два полупрозрачных, белёсых шарика. Вроде как из дымчатого агата или странным образом застывшей, разбавленной молоком воды. И не было ни радужной оболочки, ни белка - только жутковато выглядящие однородная субстанция.
А ожоги… местами обугленные до кости ткани оба целителя чудесным образом восстанавливали, щедро плеская на алтарь Силы самою свою сущность и раз за разом совершая маленькое чудо. Лючике даже сумела восстановить ресницы и еле заметную конопушку на девчачьем носике. И всё же, осознание собственного бессилия грызло её, точило, словно невидимый червячок румяное яблочко.
Сама-то она, выходит, отсиделась в стороне. Хоть и нет в том её вины - случайность, что в то время отправилась на прогулку в лес, дабы без помех потренироваться. А потом попала под слабое рассеянное излучение этого… ведьма припомнила скупое объяснение хмурого Александра, что в малых дозах эта гадость вызывает панику, страх и ощущение близкой смерти. Но в больших - да просто рвёт на части всё подряд…
Ведьма пошевелилась, не в силах оторвать взгляда от мрачного лица мужчины. Он мрачно и неподвижно сидел на крыльце в одной наброшенной на плечи меховой безрукавке, и мороз трусливо оставил в покое человека. Лишь дым трубки всплывал кверху, сизыми клубами оплывая вверх и за угол. А человек смотрел куда-то сквозь остатки конюшни, ещё растопыренной обломками брёвен под заиндевевшим к ночи железным сараем на колёсах, и от взгляда его отчего-то хотелось спрятаться подальше.
Крестьяне, всем сходом порешившие как можно быстрее отремонтировать дом своего лорда, уже закончили на сегодня свои работы. Спустился тусклый зимний вечер, со всех сторон наплыла тишина, а большой и сильный мужчина всё сидел на крыльце, весь полон мрачных дум.
Этой ночью меж ними ничего не было. Но Сашка глухо шепнул, привычно обняв и уютно прижав к себе Лю, что намерен выжечь королевство дотла. Что такое синтетические вирусы или боевые отравляющие вещества, ведьма хоть смутно, но догадалась - и от осознания этого ей даже "под крылышком" у Сашки на миг стало неуютно. Она и сама задумывалась, как и какими средствами готова пройтись по потерявшим совесть врагам - но последовавшие затем слова сердечного друга, что по крайней мере стоит проутюжить злыдней ковровой бомбардировкой, а потом ещё и танковыми клиньями пройтись, повергли её в шок.
– Ты уверен? - едва совладав с замершим в ожидании неизбежного сердцем, осторожно выдохнула она.
Но Сашка только крепче обнял её, приласкал легонько - без капли страсти, но как-то так, что душа женщины радостно трепыхнулась - а затем в ушко ввинтился его шёпот, что по его приказу Ган и Бен долго грызли и кусали духа земли. И тот всё-таки раскололся - можно, можно добыть из-под здешней земли кое-какие вещества… в общем, это относится к области распада материи. Штуковина размером с саквояж выжжет до скального основания город размером с Изек. А в его прежней стране, именуемой Советский Союз, имелись игрушки куда посерьёзнее - дескать, две ракеты с разделяющимися боеголовками способны уничтожить весьма крупное государство Великобританию. Причём уничтожить напрочь, как географическое понятие.
И вот тут-то ведьму проняло так, что от сладкого ужаса она даже вздрогнула. Одно лишь радовало - что этакие термоядерные игрушки обретаются очень и очень далеко. Но устроить Апокалипсис здесь… Лючике в общем-то не чувствовала в себе жалости к врагам - в конце концов, это был вопрос и её личного выживания. И всё же… нет, долой сомнения и нравственный терзания, ведь Сашка офицер - и её мужчина. Раз он сказал - так, значит, так и будет!
* * *
Я поднимаюсь по хрустящим от пыли и грязи каменным ступеням. Не спеша, осматривая каждый пролёт и площадки, подсвечивая себе лучом карманного фонаря. Всюду паутина и мерзость запустения. Облупившиеся стены с остатками дрянной торгсиновской краски равнодушно уплывают назад и вниз. "Жорик + Любаня". Против воли улыбаюсь - велика сила жизни! Даже тут, на верхних этажах заброшенного здания на окраине столицы, она оставляет явственные следы своей очередной весны…
Сквозь неплотно забитое досками окно на этаже мягко и властно врывается порыв свежего воздуха. Я киваю ему, как старому знакомому. Подхожу ближе. Да, то самое место, вот и приметная выщербина на подоконнике… В моих пальцах привычно оказывается "Казбек", и я столь же привычно затягиваюсь ароматным, резковато-щипучим дымком. Да, восьмой этаж… здесь мы не так давно встречались со Светкой. Она прибегала после своих рабфаковских курсов, где вдалбливала в молодые пытливые умы тонкости швейного мастерства. А я - а я приходил из наркомата, поскрипывая всегда новенькими и всегда сияющими сапогами, смущая вахтёра обилием ромбов в петлицах и своей молодостью. А теперь…
Задохнувшись дымом дотлевшей до гильзы папиросы, я со злостью вкручиваю окурок в обломок штукатурки и иду дальше, стараясь не думать о ней. О ней, милой, сгинувшей в Особлаге вместе со своим отцом, добрейшей души детским врачом. Враги народа, видите ли!
Мне пришлось остановиться на середине пролёта и несколько минут постоять так, расстегнув воротничок гимнастёрки и приводя в порядок свои мысли. Глубоко и мерно дыша, как вчера во время испытаний высотного истребителя, я всё-таки прихожу в себя и мысленно, яростно матерюсь. Нельзя, Рамирес! Нельзя давать повод! С тех пор, как авиационное ведомство всё более стало подпадать под влияние НКВД, жизнь даже в сверхзакрытых отделах стала похожа на тягостный, кошмарный сон. Даже сам Лавочкин теперь, скрипя зубами, заверяет свои идеи и разработки у тощего, с неприятным колючим взглядом, особиста.
Вот и последний этаж. Мой взгляд удивлённо моргает от яркого света. От чистоты, столь же неуместной здесь, как жизнь на Марсе. От забивающего всё аромата роскоши. Самая верхняя площадка напоминает уголок с театральными декорациями. Большой мягкий диван с роскошной резной спинкой, золочёные стенные шкафы. Столик и стулья в стиле "Луев", как говаривал Маяковский, царствие ему… - так выражаются русские?
Мои сапоги, нахально оставляя на толстом алом ковре седые пыльные отпечатки, против воли несут меня к маленькому кабинетному роялю. На нём стоят вычурно-золотистые часы, и вмонтированный в них радиоприёмник тихо мурлычет последнюю речь товарища Калинина. Интересно… такого чуда техники я ещё не видывал.
На белом, с чуть заметной желтизной циферблате (никак, слоновая кость?) видна надпись "Подарок дому-музею от ивановских ткачих". Ну прямо-таки изумительно, думаю я, это что же они там ткут такое? На стенах, покрытых не бумажными, а самыми настоящими шёлковыми узорчатыми обоями, обнаруживаются многочисленные фотографии, почётные грамоты и свидетельства, вправленные в рамки под стеклом.
"Софья Михайловна…" - цепляется моё внимание за подпись под одной спортивно одетой барышней с рапирой и динамовским кубком в руках. Цепляется, ибо сбоку, из-за портьеры, появляется подозрительно похожая на неё чернявая девица, и тоже с оружием в руках.
– Руки вверх и - пшёл вон. - холодно роняет появившаяся дамочка, в то же время радуя взгляд своими великолепными формами под облегающим, синим спортивным костюмом. Впрочем, остриё оружия безошибочно направлено мне в сердце, да и к тому же железка в холёной руке этой фурии уж слишком похожа на настоящую, острую и смертельную шпагу.
– Софья Михайловна, - медленно говорю я, чуть разведя руки в стороны, но из чувства собственного достоинства всё же не поднимая их. - Судя по наградам и фото, вы не из тех, кто так уж безоглядно пользуется оружием. Ну не станете вы меня убивать - глаза у вас не те. Давайте поговорим спокойно, я предъявлю свои документы…
Во взгляде дамочки что-то меняется - ага! - и она, сделав приставной шаг назад, свободной рукой дёргает за витой шнурок звонка. Звука не слышно, но очевидно, он где-то прозвучал, потому как совершенно беззвучно, словно из-под земли, появляется здоровенный, богатырского сложения пёс.
– Мухтар, - голос Софьи Михайловны звучит куда мягче, даже как-то ласково. - Сделай это, только на этот раз не на ковре.
Пёс, по виду похожий на сибирскую овчарку - впрочем, это в самолётах я разбираюсь, а в собаках не то, чтобы очень - с нехорошим интересом присматривается к моей шее, и сразу же, сделав один шаг для разгона, прыгает.
Вот такой разговор я понимаю. Зря, что ли, военным кличут. Да ещё и командиром. Шаг назад с поворотом, и мохнатая смерть, впустую щёлкнув зубами у моего лица, пролетает мимо. Небольшая "беретта", которую недавно подарили мне итальянские товарищи, но которую я успел оценить и полюбить за сильный и кучный бой, словно сама собой ныряет мне в ладонь. Тихо и как-то скучно щёлкает; дважды в сторону отлетают красноватые медные гильзы.
В наступившей, вязкой, словно ватной после выстрелов тишине пёс, изготовившийся ко второму прыжку, вздрагивает и медленно, словно под водой, заваливается назад. "Видел бы это Веласкес" - некстати проносится в моей голове, - "Удавился бы от зависти." Сдавленно затихает визг, вздрагивают сильные, мохнатые лапы, и вот из-под головы с закатившимися глазами вытекает на алый ковёр чёрная струйка.
Дамочка меняется в лице. На мою попытку полезть в нагрудный карман за чехлом с "корочками" она судорожно, сильно, несколько раз дёргает за звонок. Теперь передо мной появляются ещё двое, но уже людей. Тяжёлые, не обременённые интеллектом лица, квадратные подбородки, пудовые кулачищи с зажатыми в них тупорылыми наганами…
Ну, это уже другой прицел, как говаривал мой отец, морской артиллерийский офицер, не вынесший ужасов первых лет франкисткой власти, которая загнала его в сталинскую Россию, а потом и раньше времени в могилу. Я отступаю в угол, прикрывая спину, и тянусь левой рукой к своему комсоставовскому поясу. Вжимаю неприметную пуговку кнопки под пряжкой и победно улыбаюсь в удивлённые подступающие лица. В мой пояс вделано одно хитроумное изобретение Нижегородской радиолаборатории, от которого сейчас нещадно залились голосистым воем ревуны в управлении охраны. Забегали в кажущемся беспорядке люди, выкатились из неприметных ворот грузовики с автоматчиками.
Нападение на человека, посвящённого в государственную Тайну!
Ночь. За окнами одного из кремлёвских кабинетов разлита чёрная, почти чернильная тьма. И в этом мраке только облитые лунным светом ветви лип, словно руки мертвецов, тянутся к стёклам. Тянутся, и накак не могут достать, потому что здесь под потолком сияет стосвечовая лампочка, а комната полна крепких, неробкого десятка, мужчин; почти все из них в форме. Табачный дым плавает сизыми синеватыми клубами, ничуть не собираясь уплывать через открытую фрамугу в душную темноту снаружи.
– Ну скажи, Рамирес, - наконец выдавливает нарком, - Какого… ты полез туда? Что ты там забыл?
Я сижу немного сбоку, и мне видно, как его слегка обрюзгшая кисть руки нервно теребит бесцветную, перепоясанную узким кавказским ремешком, серую гимнастёрку. "А ты помнишь, сука, как дрожали твои пальцы, когда ты пытался сорвать орден с Рокоссовского во время его ареста? У Константиныча всегда был порядок, и ты не мог оторвать крепко прикрученной к кителю награды. Помнишь, подонок?!!" - вдруг резко и яростно бьётся мысль в моей усталой, гудящей голове. Но я молчу, как привыкли молчать тысячи других - не менее умных и талантливых людей.
– Ведь та Софья Михайловна, которую ты избил, пытался изнасиловать и завербовать, - пухлые пальцы брезгливо тыкают в валяющиеся на столе листы доноса. - Оказалась свояченицей самого Кагановича.
– Ни х** себе! - негромко отзывается сидящий у шкафа с книгами эффектный мужчина в потёртой, кожаной лётной куртке. - Может, он заодно и Луну империалистам продал? Оптом!
– А ты помолчи, Чкалов! Тебе ещё за тот полёт под мостом нервы помотают. - вяло отзывается на эти слова нарком и умолкает, потому что он уже парализован медленно нарастающим страхом. Страхом неотвратимости и бессилия.
Стоящий у громадной, в пол-стены, карты Европы мужчина шевельнулся. Крепкий, как гриб-боровичок, командир одного из подмосковных ИАП не боялся ни бога, ни чёрта. И всё же он чуть побледнел и незаметно для других перекрестился. Покосился на ярким пятном выделяющийся на стене огромный, цветной постер Бриджит Бардо в бесстыжем неглиже. Сплюнул тихонько в сторону, и перекрестился опять.
Я выдерживаю почти театральную паузу и, потянувшись, давлю в вычурной, хрустальной с серебром пепельнице уж который за этот день окурок. Выпрямляюсь, чуть потягиваясь на жёстком дерматиновом стуле с высокой спинкой, и только потом отвечаю.
– Это девятиэтажное здание - самое высокое на окраине города (тогдашнего города - прим.авт.) - стоит точно по оси взлётно-посадочной полосы Тушинского аэродрома, и довольно близко к нему. Я заметил это и обратил внимание. Когда взлетаешь или садишься, самолёт проходит строго над ним.
– Да, это точно. Ориентир номер два. - вновь, по своему нахальству характера, встряёт в разговор Чкалов. - Я ещё, совсем недавно, подал заявку в наркомат, чтобы там прожектор или другие яркие огни установили. Ночью или в туман сработает не хуже морского маяка.
В глазах его постепенно разгорается понимание.
– Так вот. - я перехватываю разговор, направляю его в нужное русло. - С Тушинского аэродрома летают члены правительства, ЦК, недавно вон товарищ Молотов за границу летал.
– И что? - мгновенно ожил нарком, сверля меня глазами. Чутьё у него, однако…
"Ну давай же, Валерка! Я же тебя поддержал, когда ты резко отозвался о новом поликарповском биплане как об устаревшем!" - я почти кричу, излучая на всех мозговых волнах эту мысль словно коминтерновское радио.
И Чкалов, подавшись вперёд и облокотившись на крытый зёлёным сукном необъятный стол, негромко, доходчиво объясняет:
– Если враги народа установят на крыше того здания даже не зенитную установку, а простой пулемёт, хотя бы "максим"… А ведь не далее как вчера вы лично поручили мне разработать маршрут для самого…
И глаза его многозначительно указывают вверх. Очень-очень высоко наверх.
– Да, - подватываю я, нахально закуривая наркомовскую "Герцеговину флор". - Охраны там никакой. Так что бериевское ведомство тут допустило крупный прокол… А мы заметили и пытались проконтролировать. Нам помешали.
Нарком встаёт. Медленно, думая об известном ему одному, механически поправляет гимнастёрку, сгоняя складки назад. Кивает то ли нам, то ли своим мыслям. Причёсывается перед высоким, в рост, зеркалом в резной тёмной раме. Совершает ритуал, который одновременно и успокаивает своей каждодневной привычностью, и одновременно говорит знающим его привычки, что нарком идёт с докладом. С докладом к Хозяину.
В это время где-то далеко, чуть ли не на краю спящего большого города, прокричал первый, ошалевший от собственной наглости петух. И вурдалаки, собравшиеся на ночной шабаш в кремлёвских кабинетах, тут же дрожащими тенями покорно уплывают прочь. А на одной из рубиновых звёзд, горящих сквозь душащую великую страну тьму, появляется золотой, задиристый, совсем сказочно-Пушкинский птах.
"Ах, Петя-Петушок! Птица… лётчик, как и мы…" - с нежностью думаю я и вновь, вновь проваливаюсь куда-то в мягкое и зыбкое, как облако под крылом моей любимой "чайки"…
Алекс вскочил с постели запалённый, с колотящимся сердцем, жадно глотая воздух. Надо же такому присниться! С трудом приводя в порядок не только сбившееся на судорожный хрип надсадное дыхание, но и смятенные мысли, он откинул край портьеры и выглянул в окно.
Луна с виду равнодушно сияла над обозреваемой ею частью мира, на самом деле горделиво выделяясь размерами среди мёрзнущих на зимнем небосклоне звёзд. Серебрился снег, так и навевая куда более лирическое настроение. Даже уснувшие кусты чёрной смородины выглядели ровными рядами белых волн, невесть зачем застывшими в саду. Хех - а всего-то старое пятнышко от Батиного варенья, когда-то посаженное ещё старлеем Александром Найдёновым на отворот кителя, вполне устроило здешних лихих биохимиков. Они сумели извлечь несколько молекул, провести клонирование - и вот нате вам! На фоне охватившей мир Фиолко очередной волны ностальгии по натуральным продуктам, богатый витаминами да микроэлементами ягодный кустарник из чёрт знает какого далека оказался весьма кстати… и гражданин Алек-сан-дер абсолютно законным образом заработал ещё полсотни миллионов кредитов.
И всё же - не очень-то этот приснившийся кошмар походил на просто бредовый сон. Алекс прислушался к уютному дыханию спящей Изельды, к своему унимающемуся постепенно сердцебиению. И некстати вспомнил из ярко, только что увиденной картины мельком замеченное отражение в зеркале. Стройный, жгучий, южного вида брюнет с курчавой шевелюрой и несомненного происхождения бакенбардами. Рамирес? Выходит, кто-то из прадедов после поражения Республики дёрнул из Испании? И потом на высочайшем уровне испытывал авиатехнику? А ведь может быть - не раз замечал в себе что-то эдакое, чернявое. Только он тогда думал - цыгане или вообще монголо-татары затесались. Это если не вспоминать о тяге к механизмам вообще и к авиации в частности. Хм-м, очень даже интересно…
Присев обратно на уютную, ещё сохранившую его форму постель, Алекс отбросил пока в сторону свои думы. Всмотрелся в по-детски безмятежное лицо спящей. Улыбнулся, и не удержался от того, чтобы не наклониться и не чмокнуть легонько в очаровательно припухшие во сне губы. Вдохнул всей грудью так хорошо ощутимое тепло и терпкий аромат их ежевечерних (и не только) забав, усмехнулся своим вовсе не безгрешным мыслям и убрал с лица женщины щекочущую её прядь - ишь, как во сне носиком подёргивает.
Кто же ты такая, Изельда Фирр? Ведь ненавижу вертухаев даже не как особую породу людей - всеми фибрами души презираю это отродье. Ибо унижать людей да измываться над ними, это уже не профессия, это… призвание, что ли. Вон, даже сны симптоматичные снятся, а уж они не врут. Подсознание может иной раз хитрое коленце выкинуть - но слукавить? Конечно, не все они такие, блюсты… тьфу - менты, то бишь. Тут спору нет - но добровольно, всю жизнь изо дня в день ковыряться в г..не людских душ? Увольте покорнейше!
И всё же, не лукавя душой - без одной малышки как-то и свет не мил. Какие же таланты скрываются в тебе, миниатюрная и такая любимая женщина? Отчего совсем по-юношески, при одной мысли о тебе, так стучит сердце и сохнут губы?..
Накинув на плечи халат и пройдясь по коридору, Алекс осторожно заглянул в детскую. Ага - в детдоме их палата на шестерых пацанов и то была меньше, а главное, куда беднее… Он поправил одеяло на зарывшейся в подушку Мирне. Странно - даже не шелохнулась, малявка. А ведь обычно спит чутко. Затем вытащил из-под щеки скрутившегося калачиком на тахте Берса инфокристалл, положил на стол. Подумал немного, накрыл мальчишку цветастым покрывалом.
Тот сразу замурчал что-то сквозь сон довольным голосом, распрямился. Вот и ладненько. Хоть и рановато вам, мальцы, пока что в одной комнате ночевать… да не мне вас судить - а вдруг из вашей детской дружбы что-то да вырастет?
В коридоре у лестницы на первый этаж Алекс наклонился, чтобы рассмотреть что-то блестящее, валяющееся прямо на ковровой дорожке, едва не перецепившее ноги. Хм-м, Альфа… тоже дрыхнет, что ли? Или память отшибло вместе с питанием? Отложив наутро разбирательство с впавшей в кому роботессой, он переложил титановый шар на столик, заглянул в лестничный проём.
Из неплотно прикрытой двери в кухню струился тонкий лучик света. Едва ступив на ступеньку, Алекс тут же замер, ощутив, что его обдало жаром воспоминания - а ведь ей-богу, совсем как в тот раз! Ну, когда те двое архаровцев на кухню в общаге заявились! Чувствуя, как от неведомого ожидания заколотилось о рёбра сердце, он всё же пересилил свои нехорошие предчувствия - уж больно ему не хотелось вновь менять свою эту жизнь - и зашлёпал вниз.
Это оказалась, к немалому облегчению остолбеневшего в дверях Алекса, спустившаяся в кухню Изельда. Подруга сидела у разделочного стола и с определённо голодным видом намазывала горку сиротских размеров бутербродов маслом и содержимым трёхлитровой банки красной икры. Проглотив невольно выступившую слюну и судорожно выдохнув вдруг ставший колом в горле воздух, он осторожно вошёл. В общем-то, ничего такого не было в том, что миниатюрная Изельда Фирр сидит ночью посреди огромной кухни с намерением подкрепиться чем-нибудь вкусненьким.
Только вот, сидя на высоком стуле, меланхолично закинув ногу на ногу и беззаботно помахивая в воздухе шлёпкой с пушистым помпоном, девица обреталась в натуральнейшем неглиже. В принципе, Алекс ничего особого против такого не имел. Напротив, смотрелось, кстати, просто отпадно… только очень уж это как-то было не так. Хотя и понимал краем сознания, что дети не проснутся ненароком и не войдут.
– М-м, какая вкуснятина, - закрыв от наслаждения глаза, Изельда впилась зубками в последний сварганенный ею бутерброд. И указала рукой с зажатой в ней серебряной ложкой на стенной шкафчик. - Там.
Озадаченный Алекс открыл дверцу с самыми интересными предчувствиями. И они не подвели его, право - там обнаружилась до ностальгии полузабытая бутылка запотевшего шампанского. Ничего себе - крымское, "Новый свет". Говорят, такое только на столы ЦК и попадает… Хлопнув пробкой в потолочную светолюминесцентную панель, он разлил пенящийся благородный напиток по высоким бокалам, из которых дети обожали пить фруктовые напитки.
– За нас - с тобой, - Изельда как-то так многозначительно расставила акценты в столь короткой фразе, что Алекс даже не успел ничего толком сообразить, как бокалы с лёгким звоном уже соприкоснулись.
М-да, пить хорошее шампанское в компании с обнажённой красоткой, знакомой донемогу и в то же время какой-то иной, занятьице в высшей степени интересное. Тем более, что перемазанная икрой с маслом Изельда в качестве закусить полезла целоваться. Умм… как же это здорово…
– Там, - голосом капризной светской красавицы мурлыкнула она.
При этом совершенно непринуждённо указала вытянутой в струну ножкой (он не смог в который раз не полюбоваться) на сияющий титаном и углепластиком микроволновый шкаф. Ого! Тут оказался непочатый блок сигарет, и с каждой жёлтой пачки вдаль надменно щурился верблюд. Совершенно непринуждённо закурив Кэмел вслед за Алексом и пустив вверх синеватую струйку дыма, Изельда некоторое время рассматривала старавшегося не показывать удивление мужчину с тонкой улыбкой. А в глазах её плескалось что-то такое красивое и радостное, что тот не выдержал и улыбнулся в ответ.
Налил ещё, и сей скромный знак внимания оказался воспринят дамой с несомненной благосклонностью. Равно как и обнаружившаяся в отделении для вилок-ложек большая плитка шоколада "Бабаевский" - помните, тот самый, безумно вкусный "ароматизирован коньяком и слегка подсолен"?
– Смотри, - зачарованно шепнула Изельда, осторожно опустив в бокал шампанского отломанный тёмно-коричневый квадратик.
Шоколад сразу же утонул, как ему законами физики и положено. Но почти тотчас же оделся пузырьками газа - и стал всплывать. Колыхнувшись от сотрясения со встретившейся на пути поверхностью, он разом потерял свою серебристо-ртутную шубку, и тут же маленьким Титаником пошёл на дно. И опять стал обзаводиться запасом плавучести. Вверх-вниз, вверх-вниз…
– Здорово, - улыбнулся Алекс, никогда не видавший такого простого, но впечатляющего дива, и эти слова они запили. И заели бутербродами с красной икрой. И… гм, зацеловали нетерпеливыми горячими губами.
Оглянувшись вокруг оценивающим взором и весело хрумкая "Бабаевским", Изельда улыбнулась.
– Ага, вон там, - и указала шлёпкой на шкафчик для круп и прочего - по общему решению, семья питалась исключительно натуральной пищей. Никакой синтетической дряни, как бы она ни была вкусна и полезна… деньги-то позволяют.
Там обнаружилась ещё одна бутыль шампанского - на этот раз тёмного, почти непрозрачного стекла, а на рябой от иностранных надписей и медалей этикетке чёрно-серебристыми буквами горделиво выделялась большая надпись "MUMM". Ага, то самое, воспетое ещё Пушкиным…
– Очень кстати, - заметил Алекс, обнаружив, что первая бутылка уже показала выпуклое дно.
В голове эдак приятно и легко шумело - но скорее не от выпитого шампанского или полузабытого табака, а от странным образом будоражащего соседства с новой и какой-то изменившейся Изельдой. Улыбнувшись своим мыслям, сладко трепещущим в предвкушении чего-то хорошего, Алекс откупорил весьма кстати обнаружившуюся там же в шкафчике банку маринованых маслят, да и золотые рижские шпроты заодно.
– Ням-ням… - замурлыкала от удовольствия красавица, когда друг осторожно, махонькой трёхзубой серебряной вилкой, чередуя кормил её вкуснятиной.
Правда, знаменитое французское шампанское оказалось сухим, а шоколадом поделиться ветреная Изельда с хохотом отказалась.
– Хочешь сладкого, да? - с лукавым и в то же время чистым взглядом смилостивилась она.
Откинувшись спиной на блистающий стерильной чистотой стол, она водрузила дольку на розовый бутон груди и лукаво улыбнулась.
– М-м… без фанатизма, дорогой… - её прерывистый шёпот, почти переходящий в стон наслаждения, с трудом вырвал обоих из сладкой пучины, в которую они оба стремительно и с удовольствием погружались.
– Давай кофе выпьем? - Изельда прищурила один глаз в такой знакомой и всё же новой улыбке, а затем с намёком посмотрела на полку для пряностей и приправ.
Ну что ж, Алекс тоже всегда предпочитал Арабику, и при возможности пил только её. Тем более что в кармане его собственного халата обнаружилась бутылочка коньяка. И на этот раз не импортного французского клопомора, который в доброй компании и на стол-то поставить стыдно, а добротного, ещё довоенного "Арарата" - три звёздочки ВК.
Затем снова шампанского с грибами и истекающим слезой сыром. И время летело незаметно в маленьких житейских радостях. Не надо, надеюсь, объяснять, что такое лакомиться всякими деликатесами в компании красотки, частенько перемежая их с такими поцелуями… и всё же они по молчаливому согласию не спешили, старались ещё немного удержаться на этой невидимой, щекочуще опасной грани сладкого и зыбкого равновесия.
– Отнеси меня в постельку, - Изельда наконец-то отвалила от стола, напоследок скормив Алексу трёхслойный "бутерброд" шпрота-сыр-маслёнок и даже позволив облизать свои пальчики потом.
Усевшись на сгиб руки и с самым залихватским видом размахивая в воздухе ногами, девица с комфортом прибыла в указанное место. Уже оказавшись на подушке и улыбнувшись в близко и до сладкого нетерпения опасно нависшие над нею глаза, Изельда легонько чмокнула его в нос.
– Ну что, милый, поговорим?
Вообще-то, они давно чувствовали обоюдную дрожь сладкого нетерпения заняться совсем другим делом, но знаете - бывают предложения, от которых попросту не отказываются. Не так ли? И Алекс, кивнув с самым глупо-счастливым видом, грозным шёпотом поинтересовался:
– Кто же ты такая на самом деле? - а сам коварно принялся щекотать изящную розовую пяточку.
Извиваясь от смеха и отбрыкиваясь, красавица всё-таки изловчилась и легонько цапнула зубками за ухо. Чуть отдышавшись, уже немного серьёзнее посмотрела в глаза.
– Можешь поверить на слово - Изельда Фирр. Правда, ни в одних документах или недрах компьютеров не указано, что я кроме всего прочего… вернее - прежде всего прочего, аватара её.
Глубокомысленно поморщив лоб, Алекс осторожно заметил, что аватара это вроде четырёхрукая статуя, и вообще из индийской мифологии. От хохота Изельды едва не обрушились звуковые квадрапанели со стен, замаскированные фактурой и колером под персидские ковры.
– Ну нет, дорогой, - она кое-как отдышалась и даже смахнула из уголка глаза блеснувшую слезинку. - Надо ж такое удумать… нет, в четырёхруком виде я тебе не явлюсь… или всё же рискнёшь?
Под лукаво-оценивающим взглядом девичьих глаз Алекс нежно чмокнул обе весьма охотно подставленные ладошки и заметил, что ему, в общем-то, и так хватает.
– То-то же. Так вот, аватара это… у-у, милый, это тако-ое… тень бессмертной на грубой ткани реальности. Отражение. А говоря проще - земное воплощение божества.
Опаньки! Приехали, как говорится… И всё же Алекс заметил, что Изельда ждёт его реакции или ответа, затаив дыхание.
– Ты чего-то боишься? - спросил он, справделиво рассудив, что тут утайки или недомолвки вовсе неуместны.
– Ну… хоть в вашей мифологии и известны случаи, когда боги делали так - но я не знала, как ты к этому отнесёшься, - глаза настороженно блеснули. - Скажи одно только слово - и я уйду, оставив тебе аватару. Своё отражение - Изельду Фирр. Ведь я - сейчас - здесь…
Сказать по правде, от таких известий впору впасть если не в прострацию, то в полный столбняк. Но Алекс прошёлся губами и язычком по восхитительной, прохладной и одновременно тёплой женской коже. И дождавшись, когда она от наслаждения задохнётся и смежит веки, шепнул:
– Ну зачем, не уходи.
Изельда (или как там её на самом деле зовут) улыбнулась.
– Ведь наши мужики вечно маются дурью, решают глобальные вопросы, - она презрительно фыркнула. - Допустить или нет где-то межгалактическую войну за обладание Звёздным Престолом? Или какой бы ещё наркотик с формулой страниц этак на пять изобрести себе в радость?
Она открыла глаза и легонько погладила Алекса по щеке.
– А я ведь помимо всего прочего - женщина. И мне хочется простого, маленького человеческого счастья. Ругаться не будешь?
Вздохнув, бессмертная отвела взгляд.
– Знаешь, тех зелёных гоблинов на грифонах послала я - чтобы один знакомый нам обоим парень не попал в мир, которому на него по большому счёту начихать… Дальше только осталось устроить, чтоб ты попался на глаза моей… скажем так, дочери по духу - а остальное вы сделали сами. Вернее, мы с тобой сделали… ой, я не знаю, как объяснить понятнее, в вашем языке нет таких слов и даже понятий.
Покопавшись в голове и даже приценившись к ощущениям, кои, говорят, идут от сердца, Алекс признал вслух, что он, в общем-то, не в претензии. Только почему Изельда из блюстов… вернее, из бывших блюстов?
– Думаешь, такой большой и беспокойный мир можно оставить без присмотра? - левая бровка в сомнении поползла вверх. - Ну нет, вряд ли ты оценишь тот факт, что Фиолко уже много веков не знает сколько-нибудь масштабных войн.
М-да, работёнка грязная, но чёрт возьми, всё же необходимая. Уж следить за порядком в собственном доме, как ни крути, а надо. И вечно отдуваются женщины… Алекс преисполнился пущего уважения к разнесчастной, вот-вот заплачущей богине. Ну что ты, не надо, голубка моя…
Понежившись немного в уютных объятиях и чуть насладившись ощущением защищённости, женщина вздохнула.
– Это ещё не всё, Алекс. Когда ты падал… ну, с того самолёта… в общем, эти гоблины, как обычно, напортачили - пролетел ты через одну хитрую область пространства. И в результате - был один, а стало вас двое, - заметив, что мужчина молчит и внимательно слушает, продолжила. - Правда, тот попал в совсем иной мир, не в Фиолко.
Поинтересовавшись, кто же из них настоящий и получив ответ, что оба - вроде близнецов или двойняшек, Алекс только хмыкнул. Но угрюмо засопел в ответ на известие, что в том мире Александра (ох, как же давно он не слышал своего правильно произнесённого имени!) немного обидели. Вернее, не его самого, а тех, кто ему дорог.
– Ну представь, что мне или Мирне крепко досталось от врагов.
Вообразив такую ситуацию, он вслух заявил, что без большой крови там никак не обойдётся. Вот-вот, все вы, парни, таковы - дай только повод головы кому-нибудь пооткручивать… Немного пристыженный, Алекс поинтересовался, и что тут можно сделать?
– Если я отправлюсь вслед за тобой туда, возврата не будет, - Изельда осторожно заглянула в глаза. - И там я стану обычной, без особых возможностей, женщиной - голая аватара, как она есть. Как была раньше. Там не мой мир, но его хозяйка просит помощи.
– А дети?
Улыбнувшись лукаво, Изельда поинтересовалась - что он имеет в виду? Завести стайку своих Алексов и Изельд - да запросто! А Мирна…
– Знаешь, вот за кого я меньше всего волнуюсь, так это за неё. Ты ведь её не знаешь… вернее знаешь только малую часть - вроде верхушки айсберга над водой. А уж если с Берсом на пару, тут как раз не мне волноваться надо, а тем, кто против них дурное умыслит.
– А что там за мир, и что мы можем сделать?
Изельда мимолётно улыбнулась и пожала плечами.
– Я не заглядывала туда, а то потом неинтересно будет. Но знаю доподлинно, что тот Александр ни за какие коврижки не вернулся бы обратно или хотя бы сюда.
Разговоры мало-помалу затихли и перешли к более активным и сладостным действиям. И Алекс, заглянув вдруг в полыхающие ему навстречу неземным счастьем глаза, обнаружил в них нечто… что-то такое, что мужчины ищут во многих женщинах, но находят не в каждой.
И не вдруг.
А бывает - и не находят.
Ведь чтобы найти, надо и самому кое-в чём соответствовать?
Вот и соответствуйте.
