Глава 7
Я уложил ее в донжоне. Теперь я буду спать только здесь и двери запирать на все засовы. Не хочется однажды увидеть над собой морду четвертого кота. Сам улегся в гостевых покоях… но был все-таки разбужен в середине ночи. Отворилась дверь, и вошла она. Девушка. Дарзин. Не скажу, что усердно протестовал. После смерти Мисины я было решил терпеть еще год, все-таки где-то в глубине стыдясь своей супружеской неверности, но дом был так далеко, а невероятные события последнего времени еще больше отодвинули его на задворки памяти…
Это было нужно больше ей, чем мне. Лишь Отец мог знать, сколько мужества и воли ей потребовалось, чтобы сделать это, Отец – и я. Дарзин тихо рассказывала мне, что ей довелось испытать за время плена, в полумраке неотрывно глядела глаза в глаза – а я совершал то же самое, но причиняя не боль, а изо всех сил стараясь сделать наоборот. И когда над восточными отрогами гор в сером небе появилась тень зари, наши усилия увенчались успехом. Долгая звенящая нежность, что я дарил ей, смыла всю черную накипь, и тело девушки наконец ответило на призыв, расцветая чарующей симфонией женского естества.
Но характер у нее был – алмаз в царской водке. Не прошло и пары дней, как мы высекли искры шершавыми краями. В сущности, я был сам виноват – несколько расслабился, что в нашем положении было совершенно непростительно. До этого долгое время был собран в кулак, разве что не гудел от напряжения, а сейчас меня настиг закономерный откат. Нет, я в нее не влюбился – совершенно не мой типаж, скорее мы стали товарищами по несчастью. Дарзин блюла наш договор не только буквой, но и духом, рассказывая все без малейшей утайки, отчего мне было даже несколько неуютно. Это налагало дополнительную ответственность и подразумевало полную ответную искренность… к чему я пока не был готов. Понятно, что кроме уз чести такое поведение имело в основе еще и практичный расчет – именно на это, однако девушка вела себя столь выверенно, что негатива как-то не возникало. М-да. На совесть учена. Теперь я понимал Гончара – общаться со Спунгеном Харальду было очень опасно, но и очень интересно.
Так вот буквально за два дня Дарзин выявила наметившуюся тенденцию, которая рано или поздно неизбежно возникала у мужчин – снижение мотивации. Лень, говоря прямо. Эволюционный механизм, раньше весьма нужный, сберегавший массу драгоценной энергии волосатых предков, с течением времени постепенно превратился в помеху в страшно усложнившихся играх разумных. Теперь ценными являлись способности к непрерывному обучению, творчеству, работе, вообще какой-либо деятельности – ведь, как справедливо отметил некий математик, «нужно бежать со всех ног, чтобы только оставаться на месте». Нет, я не залег в берлоге в обнимку со сковородкой – отнюдь. Продолжал тренировки и изыскания с той же интенсивностью, близкой к физиологическим пределам организма – как, спрашивается, сумела она догадаться, что это все внешнее, а внутри начался неощутимый бег по кругу? Самая страшная опасность, с которой практически невозможно справиться одному, настигла, как водится, незаметно. Но вот догадалась, заметила и тут же исправила со всей своей женской мудростью. Начала Дарзин атаку без всякого предупреждения:
– Что, освоился уже в замке, халявщик? Что так смотришь – халявщик и есть. А-а, не нравится? Ты его построил? На копье взял? Купил, наконец? Ни хрена! Ты тупо колол дрова, пока на тебя не свалилась с неба плюшка – оп-па, и все умерли, один ты в белом. Ну да, Кучингу завалил, молодец, в одиночку сделал работу полусотни, так тебя на это годами натаскивали, средств затратили – поди ту же полусотню справно обучить можно. Даже сейчас халявишь, делаешь вид, что тренируешься и ищешь. Да ты спишь, гад, на ходу, даром что пот градом катит! Тоже мне, шун выискался! Мозги все жиром заплыли, скоро на затылке вытапливаться начнет. Зима на дворе, а ничего не сделано, да ты даже за пределы Печати не выбрался ни разу, обстановку не разведал, охотников с сервами не приструнил! – И еще минут пять прессинга в таком духе.
Визгливо-истерических бабьих ноток в голосе шуньяты не наблюдалось, это был далеко не кухонный скандал, потому я внимательно дослушал весь список претензий до первых повторов и молча ретировался. Нужно было хорошенько подумать. Отметил, что в спину благословений не понеслось – разумница предпочла тоже отправиться по своим делам, заметив, что критика худо-бедно воспринята.
Я же поднялся на верхнюю смотровую площадку Дозорной башни и стал расхаживать по ней туда и сюда. Слова девушки будто сорвали какую-то пелену, затуманившую мозг. Насчет сервов, то бишь крестьян, я не очень беспокоился, не до них пока, а вот насчет магии… В самом деле, с чего я вбил себе в голову эту мантру – «я не универсальный гений»? Знаю ведь, что гений – это один процент таланта и девяносто девять процентов труда. А талантлив каждый, надо только раскопать, в чем именно. «Одаренность обязательна, гениальность достижима» – не зря ведь вдалбливали нам эти слова с детского сада. На том стояла вся Империя, ну, плюс еще теория солидарности. Так какого же гхыра я возлагаю надежды исключительно на халяву? Как там – «книга магическая-гипнопедическая, заклятие-пентаграмма психоделическая, учитель мудрый мараз… э-э, мудрый, да»… Почему самому не стать собственным учителем, заранее смирившись, что у него очень глупый ученик, но иного ученика под боком просто нет (разве что Дарзин… гм)? Это ведь не значит, что надо отказываться от «книги магической-гипнопедической» и всего прочего – это всего лишь означает готовность идти любыми путями, лишь бы в выбранном направлении. Есть попутка? Хорошо. Но если попутки нет, потопаю и своими ногами. Возможно, по ходу дела изобретя и собрав велосипед.
Давай-ка, братка, встряхнись! Не вышло двинуться одним путем – двигайся сразу всеми. Главное, двигайся! Прочистив таким образом самому себе мозги (с подачи Дарзин), я свесил ноги с парапета в стометровую бездну и начал усиленно думать. Что мы имеем? По-видимому, танцы почти исчерпали себя. Я могу скомпоновать еще не один десяток комплексов, но что-то подсказывает, что быстрого прогресса там ожидать не приходится. Так, еще ускорить выстрел лучом, желательно до возможности применения в бою, прыжок усовершенствовать… Что-то большее можно получить, лишь сломав парочку стен в собственной голове.
Как это сделать? Начать лучше с самого начала, с фундамента. Итак, можно признать попытку самостоятельного построения Всеобщей Теории Магии неудавшейся. То есть я знаю, как этого добиться, – нужно стать могущественным магом (для чего опять же требуется…), основать университет и пару тысяч лет потратить на исследования, попутно подпинывая большой коллектив других магов. Нужно иметь в виду как отдаленную цель (опять планирование на века! Забавно так мозги поворачивает, мировоззрение сильно меняется), однако конкретно здесь и сейчас стоит применить обратный подход – от практики. Кстати, с чего я взял, что маги живут долго? Да девушка рассказала, кто ж еще. И во всех книгах отмечалось – скажем, Фринн Пыльный выводил своих химер триста с чем-то лет, Гласс Дальноок периодически исчезал и появлялся на протяжении тысячи двухсот… Так что перспективы тут были немалые.
Значит, от практики. Хорошо. Попробуем взглянуть на проблему с другой стороны, ведь количество этих самых сторон по умолчанию больше, чем одна. Чтобы хоть как-то совместить магическое восприятие и обычное, мне требуется входить в особый вид транса, сканерно-синестетический. За это время я уже несколько отработал погружение и даже нашел в нем кое-какие положительные стороны, однако все равно он сильно шибает по мозгам, собрать себя в кучу после сеанса довольно затруднительно. Да, пресловутый джатос пробовал, толк от него и в самом деле был. По своему действию это вещество не было похоже на наркотик, эффект совершенно другой, как если бы я заимел отдохнувший на курорте мозг в пяток килограммов. Держать транс становилось гораздо легче, находиться в нем мог дольше в разы, в результате получилось изобрести еще два заклинания, которые я назвал «стекло» и «кадавр». Первое отверждало любой предмет, который я держал в руках. Например, полоска прошлогодней травы начинала резать подобно ножу. Да что травы! Даже полоска сала – прямо-таки мечта днепровита. Обратной стороной становилась огромная хрупкость предмета: кусок хорошо выделанной кожи можно было раскрошить щелчком пальца, словно стекло. Держалось заклятие недолго, сил требовало немало, но это было вторым заклятием, обладавшим какой-то практической ценностью. Я приступил к серии опытов, призванных уточнить границы применимости заклятия.
«Кадавр» превращал меня в труп. Заклятие являлось разновидностью иллюзии, весьма правдоподобной. Я мог потрогать себя и ощутить под пальцами развороченные раны (всякий раз разные, в зависимости от воображения), втянуть носом до боли знакомый запах. Но при попытке, скажем, оторвать струп или откромсать кусочек свисающего мяса «кадавр» немедленно спадал. Вот это было уже по-настоящему ценным приобретением.
Причем два новых заклятия натолкнули меня на довольно простую мысль. Если не получается понять глубинную сущность магии, можно пойти методом аппроксимации. Ведь и у нас не каждый может сам намотать электродвигатель, что нисколько не мешает им пользоваться. В перспективе, конечно, нехорошо: представляющий устройство предмета инженер всегда будет иметь превосходство над пользователем, даже и продвинутым, но для того, чтобы вообще сдвинуться с места, – неплохое решение.
Итак, меняем парадигму. Можно представить себе магию как отдельную, пока что непознаваемую сущность – неважно, Вселенский Вычислитель или Волю Предтеч. Классический «черный ящик». Имеем то, что доступ к нему дается каждому разумному, во всяком случае каждому человеку, однако об удобстве пользователя речи нет. Если говорить языком типа программерским: отдавать элементарные команды процессору можно, а графическую операционную систему или хотя бы текстовую, не включишь – не написали еще. Так что каждый маг пишет для себя программы сам, с нуля, и никто не может отменить действенность этих программ. Но сложность их, мягко говоря, невысока. Частное следствие – негатор магии в таком случае возможен лишь в рамках одной магической системы, то есть прекратить заклятие того же Лирия мог бы только маг, обученный в той же иерархии параметра «М – 4-8-32-128». Второе частное следствие – исходя из аксиоматики Геделя, любая магическая система ограниченна и обладает свойством неполноты. Здесь скрыто то же самое противоречие, что и между высоко– и низкоуровневыми языками программирования, – я ощущаю магические проявления в виде комбинации невероятного количества параметров, тогда как другой маг мог бы обойтись одним-двумя операторами. Что? Эврика! Вот оно: вполне возможно, что местные за века и тысячелетия исследований создали нечто вроде операционной системы, которую в начале обучения устанавливают ученику, и тот может пользоваться всеми прелестями графического интерфейса. Если успевают, конечно, и ученик не сходит с ума без поддержки.
Могу ли и я соорудить нечто подобное? Рассуждая логически, препятствий тут будет масса невероятная. Например, мне может тупо не хватить мозгов. Даже ввод одного-единственного символа и отображение его на экране вычислителя требует сотен машинных команд, задача обратной дешифровки будет похуже взлома кодов Генштаба, ибо мне не известно вообще ничего. Из десятков и сотен тысяч попыток подачи входных сигналов я пока получил только четыре более-менее приемлемых ответа. Проводя аналогии, я сейчас являюсь стендом для реверс-инженерии и пытаюсь понять назначение сотен ног абсолютно неизвестного процессора – притом что непонятно даже, какие из них силовые, а какие – для данных, какие требуются частоты и напряжения. А еще машинка находится в работе, и не факт, что я не сломаю там что-нибудь, хотя данный риск я склонен считать минимальным, должна быть какая-то защита от дурака. Или, наоборот, она не сломает что-нибудь горе-экспериментатору. Вплоть до выдирания Дара с корнем.
Но у меня появилась идея. Не сказать чтобы простая в реализации, зато многообещающая. Нужно совместить магический транс с трансом гипермнезии, сверхзапоминания, тогда появляется шанс понять, какие наборы команд за что отвечают – неважно, что придется переработать просто гигантское количество информации. Хоть водоблок на всю голову сооружай. Из старых шлемов, хе-хе. Ну что ж, сказано – сделано. Ложусь звездой, раскинув руки-ноги в позе витрувианского человека, и начинаю попытку.
…Это я правильно сказал – попытку. Ничего не вышло не только в этот раз, но и вообще в этот день и пару следующих. Совмещение не давалось упорно, хоть тресни. Или то, или это. Не помогало ни чтение мантр, ни проходы комплексов, ни размышления над коанами. С бытовой точки зрения то, что я пытался совершить, было невозможным. В самом деле, нельзя же одновременно и лежать, и стоять – а эти два вида измененного состояния сознания соотносились примерно так же, отличаясь друг от друга чуть менее, чем полностью. Только и общего что слово «транс». Постоянное насилие над мозгами не прошло даром – я стал путаться в мыслях и порой спотыкаться на лестницах, снова нарушилась координация движений, ночью стали сниться какие-то неоформленные кошмары, которых наутро не помнил, но вот ощущения после себя они оставляли премерзкие. По-хорошему, стоило бы взять отпуск и восстановиться, но я каким-то образом чувствовал, что если сдюжу – будет прорыв. И продолжал упорно долбить стену.
Третий день упражнений не принес ничего нового. Я угрюмо бродил по дозорной площадке, впав в некое странное состояние, когда все видишь, слышишь, но будто отделен от всего окружающего толстой стеклянной стеной. Значение имело только то, что происходило внутри, но как раз ничего особенного там не делалось. Магия все так же была странна и непонятна, и даже погружение в магический транс приносило мало облегчения. Мир послушно становился иным, я начинал понимать, как все-таки связаны между собой вещи, – и столь же быстро одырявевшая память затирала следы мелькнувшего понимания по выходе из транса. Сходил ли я с ума? Не знаю, возможно, что и да. Очередная вялая мысль скользнула в обессилевшем разуме – я ведь надежно могу входить в то или иное состояние, а что, если менять их, все быстрее и быстрее, какие-то следы состояния должны ведь оставаться в мозгу даже при выходе из него, может, хотя бы так удастся сочетать несочетаемое? Несколько оживившись, я из последних сил начал проверять новую идею. Сев в позу лотоса, вернее, в сиддхасану – до полного лотоса немного не хватало гибкости, – я в который раз погрузился внутрь себя.
Раскачка маятника… Более всего процесс смены состояний походил на это. Вдох через рот, мысль искристым водопадом устремляется вниз, равномерно раздувая живот, рушится в котел киновари, переплавляется в нем, восходит неудержимым приливом по позвоночному столбу, пронизывает голову, глаза и исходит наружу – выдох через нос. Каждый цикл – смена состояния. Сперва удавалось делать это раз в минуту-полторы, что и так довольно быстро, затем периоды стали постепенно сокращаться. Все быстрее становилось дыхание, все короче циклы, накатила необычная «умственная дрожь», я ощутил себя выдираемой из бетона арматуриной, лезвием виброрезца, и наконец, подобно вспышке Сверхновой, в голове разорвалась бомба нового измененного состояния!
Странным, очень странным было оно. Я даже не мог толком описать его – просто не имелось подходящих слов. Наверное, именно так воспринимали мир ментаты. Необъятное пространство магии раскинулось вокруг, я ощущал его совершенно по-новому, так далеко и глубоко, как никогда ранее. Изменилась перспектива, отодвинулся горизонт, словно я взлетел над землей в кабине перехватчика или ракеты. Замок Морг, как наиболее близкий и сложный магический объект, исполинским дивным органом звучал вокруг, миллионы и миллионы его параметров переполняли канал восприятия, навсегда отпечатываясь в мозгу… Я на волне яростного восторга чувствовал, что наконец понимаю! Начинаю понимать, что такое это странное пространство, что значат цепочки из сотен разнообразных параметров и какие последствия производят изменения в их сложнейших взаимосвязях… Удар!
…Очнувшись – блин, снова очнувшись! – я увидел стоящее надо мной существо с глиняной емкостью в руке, потом ощутил спиной холод и влагу, словно лежал в луже, медленно-медленно связал два факта между собой и понял, что был облит водой. Мышление странно тормозило, будто шло рывками, глаза пытались смотреть в разные стороны, отчего картинка двоилась и дергалась, а в голове…
…Хруст и скрежет. Это трутся о камень звенья кольчуги. Меня тащат. Потребности узнать, кто и куда, – никакой. В голове пусто и гуляет ветер. Пепелище. Все ушли на фронт. Потом часть мозга, ответственная за паранойю, требует все-таки оглядеться. Оглядываюсь. Схватив меня за шиворот, какая-то девушка сосредоточенно тащит мою тушку вниз по лестнице. Девица красная от натуги, волосы на висках слиплись в сосульки, дышит тяжело, но ровно. Ступеньки одна за другой проходят подо мной, но я не чувствую неудобств. Вернее, чувствую… что-то, но это неспособно подвигнуть меня на какую-либо реакцию. Мозг остановлен…
…Зачем я подумал о мозге?..
…Не думать о белой обезьяне, не думать… О, я могу думать! Немного, но могу. Это забавно. Неужели так думают собачки? Нет, скорее так думают хомячки, у них мозг… Черт!
…Что же все-таки случилось? Что я помню? Да все помню, то, что попало в память во время сеанса гипермнезии, оттуда уже не выжечь. Попало… Да, я попал, здесь меня зовут Рэндом, я типа маг, только магия здесь дурная… Что? Попытавшись «выглянуть» в канал магического восприятия, страшно удивился. То, что казалось раньше невразумительными цепочками параметров, ими же и осталось, только некоторые отрезки были снабжены чем-то вроде смысловых ярлычков. Не знаю, как объяснить, – ну, я понимал, например, что вот эта цепочка из ста с чем-то параметров может быть обозначена как один кусок, один символ, обозначающий температуру. Следующие девятнадцать – ее значение в троичной системе исчисления, то есть, переводя в более привычный мне вид, в максимуме чуть больше миллиарда… Чего? Если местный – да какой, к черту, местный! – древний градус имеет размерность, схожую с земной, то это будет побольше, чем нужно для запуска термояда. Очуметь! Я уже окончательно уверился в том, что «черный ящик» магии имеет искусственное происхождение и создан каким-то высокоразвитым разумом. Стоп! Что же, транс подействовал? Похоже, что да. Далеко не все я понимал, но начало процессу было положено. Потом я с чистой совестью отрубился.
Видимо, обморок плавно перешел в целительный сон, поскольку, когда проснулся, за окном была темнота. Помаргивали звезды, складываясь в рисунки незнакомых созвездий, пару раз по небосклону прокатились искорки метеоритов. Стояла оглушительная тишина. Не гудели насекомые, не шуршали грызуны, не ревели лайде, даже ветер не посвистывал вокруг шпиля «свечки». Первое время я с трудом спал из-за этого – тишина казалась напряженно-тревожной, и все время хотелось схватить автомат, потом привык кое-как. Сейчас на душе царило какое-то опустошение. Эти три дня вымотали до донышка и физически, и эмоционально и поставили рассудок на грань коллапса. Но оно того стоило.
Интересно, а где сейчас девушка? Вслушавшись, определил, что Дарзин жива и в замке, посапывает в неглубоком тревожном сне в следующей комнате. Э-э, я что же, настолько тормозил, что даже не смог узнать ее, когда она волокла меня вниз? Кстати, сиддха сверхслуха далась гораздо легче, чем когда-либо ранее. Прогрессирую… Надо бы снова наведаться к креслу, посмотреть, что там в организме происходит, да и Кучингу туда же засунуть – может, что интересное выяснится. Весь он не влезет, да и не утащить такого толстуна без крана, но хотя бы частями. Лапу там, голову… Если кресло может проводить биопластику, будет возможность и в свой организм внести всякие элементы. О – вот еще мысль: нужно сверить знаки письма Древних и современный местный алфавит, вдруг найдутся соответствия. По-хорошему, это следовало сделать уже давно, только вот умные мысли подобны девушкам на свидании – всегда задерживаются.
Страшно хочется есть, и еще пузырь жалуется на затоваривание склада. Нужно вставать. Блин! Гадский таз, так громыхать, почище железного… Само собой, спустя пару секунд хлопнула дверь и в комнату вбежала Дарзин. Налетела, обняла, потащила на кухню, по ходу дела выстреливая миллион вопросов:
– Живой? Как себя чувствуешь? Тебе нужно подкрепиться! Что ты делал? Я когда на площадку выбралась, аж онемела. У тебя все мышцы ходили ходуном, живот втягивался чуть не до хребта, я никогда такого раньше не видела. Глаза закатились, только белки видны, лицо красное, весь раскален, как печка… Ужас, в общем. И тяжелый же, кабан, наел ряху, да еще в железо зачем-то вковался, еле дотащила сюда. Что-то получилось? Голова не того?
Кое-как удалось свернуть в коридор к удобствам, и то в процессе она стояла за дверью и продолжала общение. Ну да, можно ее понять – натерпелась, когда единственный союзник вознамерился отдать концы… Но все-таки что-то слишком уж тараторит, не с ее характером так говорить. Впрочем, что я знаю о ней? Может, у нее всегда при волнении шлюзы открываются, просто плен малость притушил?
Как следует отъевшись, причем Дарзин тоже лопала за двоих, мы пошли обратно в комнату. До чего же уютно спать «ложечкой» в обнимку с ароматной красивой девушкой! И побоку, что она дочь работорговца – сама не замарана, и ладно, а продолжать дело шуна мы не будем, нет ни возможностей, ни желания. Мой нос находился как раз в районе ее затылка и шеи, и я то и дело нюхал ее, сопровождая это легкими поцелуями, пока не заснул. Так мы и лежали до утра, без всяких с моей стороны поползновений. Это тоже было частью своеобразной терапии – у нас выработалось какое-то общее чувство, знание, когда можно и нужно, а когда не стоит. С каждым разом близость девушке давалась все легче – тело инстинктивно ждало боли, но она все не приходила, и тогда оно расслаблялось еще на чуть-чуть – но то, иное чувство, поселившееся в ней, росло и росло. С таким настроением я ее бы не отпустил никуда – точно сорвется, хотя бы при виде первого попавшегося человека в цветах шуна Данария. Искромсает его с пеной на губах и перекошенным лицом, а потом впадет в ступор. Или засаду мне испортит, выбежав в самое неподходящее время.
Давно уже назревшая необходимость выйти наружу постепенно становилась просто настоятельной… Но я пока все тянул, надеясь разработать нечто, что повысит шансы на выживание и успех. Особенности здешних условий требовали совсем иных боевых качеств и навыков, чем те, которые имелись у меня. В сущности, в прямом столкновении я мог применить только два – отличную стрельбу из арбалета и неплохие навыки рукопашки, вот только ничего это, по сути, не давало. У меня не было парочки магических арбалетопулеметов с бесконечным боезапасом, как у некоторых (а хотелось бы!), а в кулачную схватку вступать тут дураков не было. Обидно, да. Я мог бы легко повалять и сложить в кучку двух-трех дружинников – их слабо натаскивали в этом плане, однако любой из них столь же легко навертел бы во мне дыр своей сабелькой или копьецом. Оставался арбалет – тот самый, которым я прикончил Кучингу, и магия. Хорошо, если бы противники бежали вперед стройной колонной, тогда пронзающий луч позволил бы справиться с неограниченным их количеством, но в реальной жизни они почему-то так и норовили рассыпаться и прикрыться складками местности.
Природа тоже ставила свои рамки – скоро должен был выпасть первый настоящий снег, закрывающий перевалы, и тогда хождение по горам стало бы той еще задачей. Имевшиеся в замке лыжи я осмотрел и признал практически шедевром для местного уровня, только вот даже клееные деревянные многослойки, подбитые камусом, ни в какое сравнение с пластиком не шли – на них нужно было учиться ходить заново. Еще я бегал в кольчуге, привыкая, таскал Священные Бревна, долгими осенними вечерами шил снаряжение, вернее, подгонял и перешивал. Снаряжение солдат шуна было оптимизировано десятками лет использования и особенно добавить-убавить там было нечего, так, пару карманов да несколько хитростей из моего времени. Еще только попав сюда, я удивился – у них были и маскировочные накидки, и разгрузки, адаптированные под местное вооружение и материалы, но тем не менее. В арсеналах нашлись даже духовые трубки и спецсапоги с копытами, самыми настоящими копытами лайде. Оригинальное поворотное устройство позволяло оставлять следы как в одну сторону, так и в другую.
По утрам, восстав из сражения в горизонтальной плоскости, мы продолжали его в вертикальной. Эк я замысловато выразился! Проще говоря, я под руководством Дарзин отрабатывал элементарные приемы боя на длинномерном холодняке, те, что мог освоить без инструктора. Говорю – без инструктора, потому что воином девушка была никаким. Ножом-то я и сам мог поучить владеть девушку, а вот меч мне давался не очень. Нужные мышцы были попросту не развиты, а те, что были, – помогали лишь косвенно. Ну не под это затачивались современные бойцы Империи. Была парочка фехтбуков, но с ними я особо не усердствовал, отдавая основное внимание подготовительным упражнениям – лучше было потом найти мастера-учителя, вообще ничего не умея, нежели выбивать из себя неправильно усвоенные навыки.
Кстати, наконец выяснил, отчего у нее такая фигура. Оказалось, что она входила в состав отряда, задачей которого было носиться по горам и долам, вылавливая шайки разбойников, постоянно проникавшие в земли шуна с юго-востока. Дарзин служила в отряде нюхачом – то есть специалистом по обнаружению инфильтрантов, скрытых и отдаленных угроз, засад – в общем, кем-то вроде живого радара, совмещенного с барометром в заднице. Большинство нюхачей обладали Даром, лишь немного превышающим обычный уровень, зато долгими тренировками развивали его в избранном направлении до невероятия. Их ценили и берегли, так же как и полевых целителей, наличие в отряде нюхача в разы повышало его боевые возможности. Ближайшей аналогией могло служить наличие спутникового наведения, причем оно в некоторых аспектах проигрывало чутью нюхачей! Например, в части обнаружения противника в густом лесу, в гористой и сильно пересеченной местности. Даже маги не могли порой соревноваться с ними, более занятые иными направлениями развития своих способностей. Поэтому никто не требовал от нюхачей непосредственного участия в боевых действиях – лишь в самых крайних случаях они должны были обнажать личное оружие. Вот этим я занялся уже конкретно. Способности нюхачей все-таки обуславливались Даром, поэтому имели самое непосредственное отношение к магии. Методы тренировок, показанные Дарзин, тоже были во многом близки известным мне медитативно-трансовым техникам, только более акцентированы на природе, примерно как в известном изречении: «Чтобы научиться ползать как змея, нужно много ползать как змея».
Ну и магия. Большую часть дневного времени я проводил погруженным в совмещенный транс, который после прорыва давался со все меньшим напряжением. Осмысливал и выяснял значение цепочек параметров, присваивал им разные значения, пытался осторожно экспериментировать… Под новым углом рассмотрения все оказалось не так уж страшно. Ну и что, что даже простейшее бытовое заклятие «сушка волос» в исполнении Дарзин производилось четырнадцатью способами, причем она сама даже не чувствовала разницы? В итоге все равно разобрался: основа была одна – «всего» несколько тысяч команд, остальные десятки тысяч варьировали от случая к случаю. То ли обращались к разным «областям памяти», то ли еще что… по крайней мере, без них заклятие не действовало. Никаких иных эффектов не было, просто не действовало. Я заключил, что это и была защита от дурака.
После многих и многих попыток я наконец сделал нечто, чем мог по праву гордиться. С ужасным скрипом и скрежетом перегруженных мозгов, пытающихся переварить мало не безразмерное содержимое памяти, я сумел создать упрощенное заклинание «сушка волос». Упрощенное в том смысле, что в нем были только необходимые команды основы и порядка семи тысяч дополнительных. Вся эта конструкция всегда создавалась одним-единственным способом и действовала так же – сушила волосы по всей поверхности тела без какого-либо деления на голову и остальные части, тогда как Дарзин могла, например, регулировать степень сушки челки и затылка. Зато мое изделие было меньше, накладывалось быстрее, а главное, я хоть как-то, на уровне тык-мык, понимал, как оно работает. Это был ма-аленький, почти незаметный, но все-таки значимый шажок вперед. А от того, чтобы внезапно загордиться и вообразить себя… э-э, очень крутым магом, отлично помогала громада комплексного заклятия замка, отличавшаяся от бытовых заклятий, как тяжелая ракета-носитель от расчески. С процессом наложения заклятий тоже были большие проблемы, но, как я понял, они проистекали в основном из отсутствия нужного навыка и степени концентрации, что медленно, но верно лечилось ежедневным «ползанием по-змеиному».
В конце концов дальше тянуть стало невозможно. Набрести на прорыв в деле изучения магии мог как через минуту, так и через год. Поэтому в один прекрасный день я стал паковать ранец. Дарзин крутилась вокруг, помогая и мешая, и обиженно дулась. Решив идти в первый выход один, я остался непокобелим и не позволил себя переубедить. Умом-то девушка понимала, что к чему, и особо не настаивала, однако полностью совладать с собой не могла. Вот и дулась. Вообще-то иметь спутницей обученного нюхача, к тому же привычного к тяготам дальних пеших походов, было заманчивой идеей, но ее психическое состояние внушало мне серьезные опасения. Нет уж, рисковать не будем, риск и без того весьма велик. Была у меня задумка, как помочь ей справиться со своей ненавистью, постепенно разъедавшей ее изнутри, и я собирался провернуть это дело как можно скорее, ну а пока целиком сосредоточился на выходе.
Сказать по правде, к выходу я не был готов. Да, я ежедневно восстанавливал и шлифовал навыки скрытного и бесшумного передвижения, переползания, наблюдения в движении, глазомерной съемки, метания камней и прочих жизненно важных вещей. О том, как я сотни раз безуспешно пытался подкрасться к Дарзин, можно было рассказывать отдельно – у нюхачей поистине потрясающее чутье! Ночами наблюдал за движением звезд, примечал наиболее яркие и заметные, мысленно и на листах «бумаги» составлял созвездия… Но мне не было ничего известно об окружающем – в смысле из личного опыта. Девушка подолгу рассказывала обо всем, что знала, так что к моменту выхода голова моя уже пухла от обилия информации, но были вещи, которые нельзя передать словами. Например, лес. Как описать чувство леса? Какие в нем встречаются деревья, травы, животные, насекомые и птицы, какие бывают запахи и что они означают, также звуки, крики, варианты окраски, следы, повадки лесных обитателей, их опасные, неприятные и тревожные виды, признаки перемены погоды, что съедобно, что ядовито, а к чему и подходить не стоит… Всего и не упомнишь. Конечно, все в пределах Печати я излазил и исследовал, но ведь в ней не осталось ничего живого! Не раз подходил к границе и подолгу лежал, ощущая раскинувшееся впереди великолепие природы, впитывал запахи и звуки, иногда замечал движение вдали, однако разобрать, что там, не мог. Многое дали ночевки вне стен замка, когда все чувства невероятно обострялись, словно с тела содрали кожу и подставили дыханию холодных ветров обнаженные нервы… И при всем этом я отправлялся в неизвестность. Наверное, так же себя чувствовали исследователи-путешественники во времена Великих географических открытий – ты один или с небольшой командой, а вокруг целый неизведанный мир, полный тайн, загадок, опасностей и находок. Или же скауты Империи – вот уж кто отправлялся в абсолютно неизвестные миры, ставшие доступными с изобретением Перехода.
Вот и все со сборами, пора в путь. Слегка потряхивает, то ли от морозца, то ли от волнения. Дарзин провожает длинным поцелуем, в котором ощущается ожидание возвращения и надежда на перемены. Ба, да она ведь наделена этакой авантюрно-приключенческой жилкой, и ее не выбили ни эти самые мрачные приключения, ни учеба у завзятых циников, ни нынешнее незавидное положение. Глаза при этом сухие, что характерно.
– Не волнуйся, все сто раз обговорили же. Чуток поброжу в округе и вернусь.
Девушка слабо улыбнулась, не веря ни на грош. Задача у меня была не самая простая – так-то на первый раз требовалось действительно просто побродить, вчувствоваться в лес и горы, по возможности избегая людей, однако при этом нужно было обязательно скрыть свое присутствие и не оставить следов, что в такой местности представлялось довольно сложным делом. Самые удобные пути давным-давно натоптаны, порой даже облагорожены, так что двигаться придется, наоборот, выбирая самые сложные и нехоженые дорожки, скрываться в оврагах и трещинах, в общем, максимально усложняя себе жизнь. Мне совершенно не хотелось, чтобы кто-нибудь увидел случайно оставленный след, а то и заметил карабкающуюся по горам фигурку и задался вопросом, откуда она тут взялась.
Мы поцеловались еще раз, уже коротко и быстро, и я скользнул по веревке со стены. Как только ноги коснулись дикого камня, веревка тут же уползла вверх, а я метнулся под защиту ближайшего валуна. Выход начался.
Идти было неожиданно легко. Для тела, я имею в виду. Помня натруженные ноги и тяжелое дыхание во время лазаний в горах Земли, я подсознательно ожидал того же и здесь, однако модификация внесла свои коррективы. Примерно сорок килограммов выкладки ощущались, но утомляли гораздо меньше, чем раньше. Я и не понимал, насколько стал силен, постоянно тянуло перепрыгивать камни и ямы – аки коз рогатый, приходилось специально сдерживаться и сознательно соблюдать правило трех точек.
А вот голова была нагружена гораздо сильнее. Собственно, она использовалась на полную катушку. Движение в горах с грузом очень монотонно и утомительно. Уставший человек рано или поздно открывает для себя, что идти становится легче, если все время смотреть только под ноги или же войти в режим полной отрешенности. Но тупеть на марше нельзя, и постоянно смотреть под ноги нельзя тоже. Нельзя «уходить в себя», потому что необходимо активно вести наблюдение по сторонам, ярусам, скатам, гребням высот и по заранее определенным направлениям. Наблюдение на марше ведется всегда и везде. Надо обнаружить противника раньше, чем он обнаружит вас, – иначе можно «уйти в себя» навсегда. При этом есть некоторые правила: просто тупо таращить глаза на все, что попадается на пути, смысла нет, нужно умело распределять внимание, перекрывая наиболее опасные направления. Например, стоит особенно внимательно осматривать верхние скаты и места чуть ниже гребней высот – есть хороший шанс, что противник расположится именно там.
В горах на расстоянии четырехсот метров человек, вставший на колено, уже практически неразличим. Укрытый пыльным одеялом или хорошо подобранной маскировочной накидкой – вплоть до непосредственной близости. Можно даже наступить на него, не заметив. Противник может оказаться везде – за каждым камнем и за каждым скальным обломком. Поэтому, кроме зрительного, особую роль играет слуховое восприятие. Нужно организовать восприятие так, чтобы надежно фиксировать самый первый необычный звук, все остальное будет его эхом, которое может возвратиться с самых неожиданных направлений. И при всем этом нужно попутно отмечать рельеф разведываемой местности, ориентиры, подходящие проходы, удобные спуски, переправы, составляя в уме кроки, впитывать массу другой информации, следить за собственной маскировкой, например, чтобы не выйти ненароком на контрастный фон, избегать появления вблизи приметных объектов, непрерывно держать в уме расположение ближайших укрытий, доступных одним броском, отыскивать новые, следить за небом, обонять запахи… От обилия задач, каждая из которых требует своей доли внимания – далеко не бесконечного ресурса! – мозг устает так, что потом трудно заснуть. Такие выходы – далеко не туристическая прогулка. Именно поэтому ходить одному в этом отношении труднее, чем группой. Там хотя бы можно распределить обязанности и сектора – один держит воздух, второй смотрит слева, третий справа, четвертый слушает…
В этот раз далеко не пошел. Честно отпахал выход, обновил спящие навыки, покрутился вокруг Печати, переночевал и вернулся. С непривычки сильно устал, все-таки передвижение в таком режиме ест силы – куда там колке дров! Дарзин ждала, в условленное время мы обменялись паролями, и она спустила веревку со стены. Прыгать не стал – мало ли кто может наблюдать, нечего зря козыри раскрывать.
Изящно подперев голову рукой, она смотрела, как пища исчезает с блюда – мел я нынче за троих. Удивительно, как женщина может из ничего сделать кое-что, в смысле, из продуктов долговременного хранения приготовить нечто не только питательное, но еще и вкусное. Ладно, пора и ответить, вон как смотрит любопытственно.
– Значит, так. Докладаю. Вокруг все либо сдохло, либо сбежало. За границей пятна еще далеко не встретишь никакой живности. Свежих следов тоже нет, все давнишние, еле читаются. С перевала никто не приходил, из Долин тоже не поднимался. Я дошел до нижних наблюдательных постов, из них видна дорога в Верхние Долины и таможенный пост. Следы движения есть, проход открыт нараспашку. В самом посту, скорее всего, еще никто не угнездился – слишком близко к Печати.
– Не думаю. Никто ее особо бояться не будет, только сервы. Вспомни хотя бы, как я сюда попала.
– Кстати, Дарзин, а почему вас просто не убили и не прикопали? Зачем нужно было так напрягаться и строить требушет? Не слишком ли сложно?
– Нет, не слишком. Нельзя проливать кровь шунов, иначе люди подумают, что это может сделать любой. Именно поэтому Данарий не отдал меня солдатам, а трудился сам, лично. – По лицу девушки пробегает короткий взблеск очень знакомого выражения. – Остальным не так «повезло». Что до крови, то казнить шуна может лишь Шуннам-марх, Совет Чести, причем только единогласным решением. Ну или Бхаг-шун, но для этого он должен быть силен так, чтобы никто и пикнуть не посмел. Во времена слабых Бхаг-шунов бывало и такое, что крепкий мятежный шун сам казнил первого. Еще можно вызвать шуна на дуэль равному по положению. Для всех остальных пролитие благородной крови означает смерть, без вариантов. При этом ровняют с землей и селение, где произошел инцидент, и то, откуда покусившийся родом.
– М-да, сурово, но ожидаемо. То есть если что, Данарий заявит, что тебя не убивал, а напротив, доставил до дома?
– Именно так.
– Ясно. А нынешний Бхаг-шун…
– Агранн, Бхаг-шун Агранн. Силен, как Первый Торр, но он начал вновь собирать Мкар, наше государство, всего десять лет назад, поэтому его длинные руки пока до наших окраин не дотянулись. Пока…
– Стоп. Первый Торр? – слегка прифигел я.
Дарзин гордо подбоченилась:
– Да, Рэндом, наш предок был Бхаг-шуном!
– Оэм-м-м… – Я отметил, что это надо серьезно обдумать на досуге. У меня в подчиненных ходит человек с эфемерными, но все же правами на трон! Это могло явиться причиной серьезных проблем в будущем. – Эй, а почему наш предок, а не твой? – спросил, уже подозревая, каким будет ответ. Естественно, таким он и был:
– Замок Морг – родовая вотчина Торров. И он тебя принял. То есть ты теперь тоже шун Торр. Рэндом Торр. – И эта стервозка лукаво улыбнулась.
– М-да-а… Интересные тут обычаи… Но мы уклонились. Почему таможня еще не занята?
– Просто зима скоро, ходить уже некому. Пошлина берется с караванов и обозов, что возьмешь с дикого горца? Он, если надо, и окольной тропкой пройдет. Ладно, хватит есть! – внезапно сменила она тему. – Пойдем, покажу тебе окольные тропки, из окна Ореховой башни они отлично видны… – При этом девушка свела руки сзади и медленной восходящей волной выгнула спину. Я невольно засмотрелся на это чудо пластики, что-то подобное видел по визору в исполнении известной актрисы Гусевой, но это было еще более грациозно и красиво. Дарзин засмеялась, схватила меня за руку и повлекла за собой…
Я проснулся внезапно от толчка в бок. Была глубокая ночь, светили холодные звезды, и таинственно мерцали глаза девушки. Приподнявшись на локте, отчего одна грудь показалась из-под одеяла, она словно к чему-то прислушивалась, хотя тишина стояла такая, что снаружи отчетливо доносился звон воды в речке. Дарзин прошептала:
– Рэндом, проснись. Печать – она меняется. Я что-то почувствовала во сне. Печать изменилась. Тревогой пахнет, чуешь?
Я чуял. Нечто витало в воздухе, признак опасности и… зла? Пятая точка подавала недвусмысленные сигналы, словно ей непосредственно угрожало черенкование пехотной лопаткой. Подключив канал магического восприятия, я «огляделся по сторонам» и ощутил, что что-то и впрямь изменилось. Каждый день я изучал сущность исполинской сложности некрозаклятия, которое пало на эту землю, но ничего не выходило – этот уровень был мне пока не по зубам. Потом появились новые возможности, совмещенный транс, и я просто запомнил, залил в память все заклятие целиком и теперь в свободное время крутил его в голове, вновь и вновь пытаясь разобраться. Так вот, сейчас беглое сравнение реальности и имевшегося частного слепка с нее выявило расхождения. Процентов десять массива Печати поменяло конфигурацию, превратившись во что-то совершенно незнакомое.
Я втянул воздух со свистом и еле сдержался, чтобы не выругаться. Дарзин обеспокоенно глянула на меня:
– Что ты чувствуешь?
– Чувствую себя дураком. Печать и впрямь стала немного другой. Почему дураком? Да потому, что я с чего-то решил, будто Печать останется такой вечно. «Сотни лет», как же.
Тень понимания блеснула в глазах девушки.
– Не глупи. Никто не мог знать. Я не слышала, чтобы такое происходило раньше, хотя Печать за последние эйтц лет применяли дважды. Та-ак, я же читала… В первый раз ее почти сразу снял Огрим Блеск, а во второй она лежала почти семь десятков лет, и ничего, сначала медленно расширялась, потом стала сжиматься, в итоге же ее разрушил отряд магов, нанятый морскими шунами Двенадцати городов.
– Не в том дело. Понимаешь, Дарзин, Тьма и Зло, Тьма и Зло.
– О чем ты?
– Люди обычно смешивают эти понятия, хотя они далеко не равнозначны. В том или ином явлении или предмете может быть как одно из них, так и оба, или их противоположности в различных сочетаниях. Когда некромаг убивает раковые клетки в теле больного – он лечит, то есть в его поступке есть Тьма и Добро, когда убивает самого больного – Тьма и Зло. Замени некромага на белого в последнем примере, получишь Свет и Зло. Диковинное сочетание, не правда ли?
– Странная концепция. И пафосно глупая. Это из твоего мира? При чем здесь цвет? Или ты про Цвет? Если ты про магию, так она делится на четыре основные группы: Стихии, то есть Огонь-Воздух-Вода-Земля, Состояния – Жизнь-Смерть-Не-жизнь-Не-смерть, твои Тьма и Свет входят в третью группу, Цвет, наряду с Тенью и Радугой, и четвертая – Разум, к ней относятся все ментальные техники. Что же до Зла, то это совсем не магическая категория. Все знают, зло или добро – просто оценка твоих поступков тобой самим и другими. Что шуну хорошо, то серву смерть. Не путай теплое с мягким.
– Постой, а как насчет таких категорий, как Пространство-Время, Порядок-Хаос? – за незнанием аналога я произнес последнее слово на родном.
– А что с ними?
– Почему их нет в озвученной магической классификации?
– Как ты себе это представляешь?
– Ну-у… – И тут я призадумался. Не дождавшись ответа, Дарзин продолжила сама:
– Ладно, огонь – вот он горит, и маг может его вызвать или потушить. Но что есть Пространство? Что есть Время, можешь сказать? Повелевать тем или другим могли бы лишь боги. Но что-то подобное есть только в детских сказках. А кстати, почему ты произносишь их через дефис, как будто они являются частями одного целого? И что такое Хаос?
– Ну-у… – Что-то я сегодня удручающе однообразен. Объяснять ей ОТО? А вдруг она тут не действует?
– Оставим это пока. Но к чему ты вообще завел речь?
– Я отчего-то счел, что Печать есть Тьма, хотя она есть Зло. Десятки людей зарезаны для ее наложения, принесены в жертву. Неудивительно, что она тянет за собой Зло еще большее.
– Опять ты все путаешь. Лирий был старый злой скопец лайде, не спорю. Но Печать – чистой воды Смерть, и никакой Тьмой тут не пахнет. Это вообще разные начала.
М-да, вот это она меня припечатала так припечатала. Умеют же эти загадочные беззащитные существа, от которых нет спасения, так мозги закрутить, что те едва набекрень не едут! Вообще-то это идиотизм – лежать в постели с красивой девушкой и беседовать на философские темы, когда под боком происходит нечто магическое, странное и опасное – в принципе все три слова можно считать синонимами. Просто я счел, что до утра выходить и вообще что-то делать не следует, вот и отвлекал и забалтывал девушку. Она это прекрасно понимала, но тоже приняла условия игры и пасовала в ответ. Сон уже, разумеется, не шел, так что мы просто лежали вместе до рассвета и перебрасывались мячиками умных фраз.
Наутро мы поднялись на стены. Стоял легкий морозец, румянивший щеки девушки. Воздух был чист и свеж, видимость – на миллион, только что-то все равно было не так. В границах Печати на первый взгляд ничего не изменилось, да и на второй тоже. Сколько я ни вглядывался в безжизненный круг, ничего нового там не увидел. Но вот ощущения…
Такое чувство, что там, за пределами надежных стен, есть что-то неоформленно-огромное, безмозглое и опасное. Этакий слепой, никакой взгляд в никуда. Дарзин в силу большей чувствительности воспринимала его еще сильнее и все время ежилась, явно не от мороза. Мы даже говорить старались тихо и меж зубцов далеко не высовывались.
– Ну, сколь ни смотри, ничего отсюда толком не увидишь. Нужно спускаться.
– Вместе пойдем, даже и не думай.
Я открыл рот, чтобы возразить… и закрыл.
– Собираемся.
В этот раз снарядились по полной. Я взял с собой тяжеленный арбалет – не то перышко, что в прошлый выход, а тот, которым обездвижил кота, меч, ножи, надел шитую железными полосами шапку и кольчугу. Эх, где моя броня! В этих гроверных шайбах ходить нужно было уметь совсем по-другому, да и пропотевший гамбизон далеко отставал по свойствам от распределяющего слоя. Девушка взяла лук, с которым обращалась довольно умело, и небольшой артефактный топорик на длинной ручке.
Арбалет я зарядил еще на стене и все время держал в руках. Мы медленно продвигались, прикрывая друг друга, при взгляде сверху наш путь представлял расширяющуюся спираль, которую мы уже третий час разматывали вокруг замка в поисках чего-нибудь необычного. Вдруг Дарзин крикнула во весь голос:
– Слева! – и стала разворачиваться, натягивая лук с заранее наложенной стрелой.
Нападение было настолько внезапным, что я ничего не успел понять. Впрочем, тело действовало само – оно заученным движением упало на колено с одновременным разворотом и выстрелило в центр размытой от скорости цели. Приклад неподъемного арбалета буквально пнул в плечо, страшный звон стальной тетивы прозвучал одновременно с глухим ударом болта.
Я не поверил своим глазам! Еще в замке я озаботился местной системой мер и весов, так вот у основания плеч своих изделий мастера обычно ставили клеймо с цифрой натяжения, измеряемой в фартах. Один фарт составлял чуть менее килограмма, примерно граммов восемьсот. Итого моя машинка имела натяжение почти тысячу триста килограммов. Стальной граненый болт из нее пробил бы бронежилеты предыдущих поколений насквозь – однако отлетел от груди атаковавшей нас твари! Впрочем, импульс никуда не делся, и ее прыжок был остановлен. Тварь тяжело рухнула в снег между двух больших камней метрах в пяти от меня и заворочалась там, видимо оглушенная.
Выглядела она человекообразно – такая совершенно черная, худющая, что все ребра видно, с длинными тонкими конечностями, похожими на паучьи, с выступающим хребтом и гадкого вида шипастой головой, половину которой занимал разруб широченной пасти с сотнями треугольных зубов. Да, еще тварь оказалась плоской. Ее туловище, в том числе и торс, было сплющено так, что толщина корпуса не превышала пяди. Невозможным образом вывернув суставы, она снова прыгнула, совершенно на паучий манер. Ну, попыталась прыгнуть, поскольку снова была остановлена, уже стрелой из лука Дарзин. Похоже, непростая это была стрела – или девушка непростая, – потому что наконечник с тупым деревянным стуком вонзился-таки в тело твари на пол-ладони.
Та разинула пасть в немом крике, засучила конечностями – я на бегу опять поразился, насколько широко распахивается это… едалово-кусалово: натурально, тупой угол, градусов сто двадцать, не меньше. Над пастью голова была усеяна десятками неприятного вида черных круглых глазков вперемешку с длинными вибриссами. На них-то и пришелся удар меча. Я нанес его с максимальной силой, без всякой дозировки, и ожидал, что лезвие разрубит не только тварь, но еще и уйдет в камень, однако с тем же тупым хряском оно прорубило голову примерно наполовину, где и остановилось. Хорошо, не застряло – выдернув меч, я отпрыгнул, длинная суставчатая конечность с пятисантиметровыми когтями впустую разрезала воздух, в грудь твари рядом с первой вонзилась вторая стрела… и на этом все кончилось. Подождав еще минут десять, пока она затихнет, в три приема отрубил твари голову, потом конечности, потом сделал из остатков кучу кубиков… и только тогда остановился.
– Что это было? – хрипло спросил я у девушки.
– Шупыр. Плоский мертвец.
Дарзин была бела как мел, однако добросовестно продолжала следить за обстановкой. Продолжать выход было бы безумием, так что после перезарядки я быстро сложил останки шупыра в заплечный мешок, и мы отступили.
Вернувшись в замок, я быстрым шагом повел девушку в донжон. Мы спускались все дальше, пока не пришли к покоям шуна. Дарзин сперва недоуменно посматривала на меня, затем затихла, резонно полагая, что все вскоре выяснится. Пройдя к стене, я уже привычным движением открыл ее, отслеживая реакцию девушки. Сначала ее брови поползли вверх, потом она что-то вспомнила, отчего ее лицо исполнилось живейшего любопытства.
– Дарзин, ты что-нибудь знаешь об этом?
– Нет, я никогда не видела, чтобы отец открывал этот зал, думаю, он не знал о нем. Зато старые предания говорят, что первые Торры славились своим долголетием и силой, почти как маги. Иные не старели по полтораста лет! Возможно, разгадка сейчас перед нами.
– Иди сюда. Смотри, вот эта штука – благодаря ей ты осталась жива…
Рассказ вышел не очень долгим, потому что за все время я смог выяснить лишь немногое об устройствах, размещенных в зале.
– Так рожки мне не почудились? – Она быстро ощупала лоб. – А давай посмотрим, что сейчас происходит?
– Конечно.
Гм… Все-таки рожки у нее были. В кубе отображались два небольших образования синего цвета, похожие на клубки паутинок или волос, плоские, располагавшиеся между костью и кожей. На этом все нанесенные повреждения благополучно зажили, не оставив шрамов. Впрочем, серый квадратик на схеме присутствовал по-прежнему, рядом с ним имелось одно короткое слово из пяти букв, а фигуру девушки окаймляла слабая серая же дымка. И как это понимать? Может…
– Дара, ты раньше могла что-нибудь… этакое, кроме основной деятельности?
Девушка вдруг одновременно смутилась и помрачнела. Длинные волосы синей волной плеснули на лицо и были тут же отброшены легким движением головы.
– Да. Раньше я была гораздо сильнее как нюхач, то, что осталось сейчас, – лишь тень былого. Еще у меня были способности к райхе – быстрому передвижению и юрай… э-э, ну-у… – По-моему, у нее даже грудь покраснела, если это возможно.
– Что-то из области интимных отношений?
– Да.
– Понятно.
Решив не расспрашивать дальше совсем смутившуюся девушку, перевел тему.
– А на что похоже райхе?
– Это… свобода… легкость… танец… можно бегать по снегу, не проваливаясь, и пугать белок на ветках деревьев. Любой листок, любая хвоинка, держат тебя, любая веточка – опора. Не полет, но почти – пока силы хватает… Эх, зачем ты напомнил!
Срочно, срочно спросить о чем-нибудь другом! Хотя бы вот:
– Дара, а ты среди нюхачей…
– Пятая, – со спокойной гордостью ответствовала она. – Удав Соколица, Валиана Месхет, Урден Дрищщ, мой наставник, Никас Хидд, затем я. Правда… Имей в виду, Рэндом, деление условно. Трое великих вне конкуренции, наставников сравнимого уровня несколько, а таких, как я, десятка два наберется. С тем же успехом я могу быть и тридцатой. Могла…
– Эй, не падать духом! Может, все вернется еще.
– Нет, не вернется. Данарий совершил надо мной обряд немоты на Камне Силы, после такого и выживают-то немногие. Ты не представляешь, как это, когда из тебя живой словно жилы вырывают… В общем, тебе досталась никчемная калека, Рэндом. Прости.
А психика у девушки совсем не в порядке. Очень легко меняет состояния, причем сразу в крайние части спектра. И… что – она у меня прощения просит? М-да. Я зол. Я довольно-таки зол. Понятно, что такая процедура в принципе дело обычное для пленных магов и людей со способностями, только вот данная конкретная подопытная мне… небезразлична.
– Мы что-нибудь придумаем. Верь мне. И держи хвост арбалетом.
– Что? Как это?
Ну вот, так гораздо лучше. Удивляйся, это продуктивнее серого уныния.
– Так у меня на родине говорят. Ты для калеки куда как хороша – я, например, ни разу подкрасться не сумел, а ведь охочусь с десяти лет.
Дарзин фыркнула:
– Подкрасться! Раньше, находясь в отрядном лагере возле Уклеечника, я засекла бы тебя от самых границ шунства, как только Плесь пересек бы. На своей земле ничто не скроется от хорошего нюхача, разве что некоторые редкие химеры да маги старше магистра.
Я протяжно присвистнул. Дела-а… Получается, хороший нюхач – почти что самолет ДРЛО, а кое в чем и покруче будет. Очевидные плюсы узкоспециализированного Дара…
– Вот видишь! А у нас для этого применяются обширные поля датчиков, летающие механизмы, множество людей в дозорах и заставах – а ты одна, ну, с небольшим отрядом, всех заменяешь. Я думаю, Дар можно окончательно выдрать, только убив носителя, ты же вполне жива, значит, надежда остается. Магия может все – ты ведь знаешь.
Еще бы я сам в это верил…
– С чего ты так решил?
– Сама подумай – ты меня обнаруживаешь при помощи глаз и ушей или все-таки другим способом?
– Если этот топот тролля ты называешь подкрадыванием… Но ты прав – что-то осталось, я чую тебя примерно за шестьдесят шагов.
– Ну вот, quod erat demonstrandum.
– Не ругайся. Я поняла, просто расклеилась что-то. Давай теперь тебя посмотрим.
Со мной дело обстояло интереснее. Куб показывал картинку нам обоим, одинаковую, независимо от угла зрения. То есть, лежа в кресле, я видел то же самое, что и Дарзин. А видели мы странное.
С того раза мой организм несколько изменился. Зеленый цвет мускулатуры стал еще более насыщенным, печень так и осталась с третьей дополнительной долей, обе селезенки наличествовали, но основные изменения произошли в другом. Во-первых, видимо, окончательно оформились дополнительные нейронные сети, теперь они пронизывали все тело, а не только его часть. Темно-синий и красный цвета сплетались в причудливый рисунок, ограниченный контурами фигуры. Во-вторых, появились кольцеобразные манжеты из салатно-зеленой ткани на магистральных кровеносных сосудах, похоже, васкулярный контроль и защита от кровопотери. И в-третьих, появилось нечто новое, чего не было раньше – легкая дымчатая вуаль вокруг тела, похожая на ту, что окружала Дарзин, только бледно-розового цвета. М-да. Все «страньше и страньше».
– Что так странно смотришь, Дара?
– У тебя появилась аура.
– А раньше не было?
– Не было. Я тебя ощущала как непонятное возмущение в пространстве, неживое, ну или примерно как твари со скрытом воспринимаются. Но в скрыте нельзя все время ходить, это вредно. А теперь – как нормального живого мага. Ну-ка…
– Эй-эй, хватит, щекотно же!
– Щекотно? – Снова этот странный взгляд. – Вообще-то ты должен был упасть и вырубиться на пару часов. Вот и гадай теперь, то ли я так ослабла, то ли у тебя такая сопротивляемость.
– Разберемся. Послушай, а почему ты сказала, что воспринимаешь меня как мага? Может быть, как живого человека?
– Аура бывает только у магов… А, ты же не знаешь. Это основной признак, по которому можно отличить Владеющего от просто одаренного. Лет в десять-двенадцать у некоторых детей начинается пробуждение Дара – так-то по мелочи почти все что-то могут, совсем немые встречаются редко. Так вот у таких детей Дар становится гораздо сильнее… и опаснее, в первую очередь – для самого ребенка и его близких. Обычно стараются вызвать мага побыстрее, чтобы забрали на обучение, иначе он гарантированно сходит с ума. Впрочем, и так-то с ума сходит больше половины, несмотря на всю помощь, даже джатос не всегда помогает.
– И… куда таких?
– К предкам, конечно.
Дурацкий вопрос, чего уж там.
– Поэтому вот многие и считают способности к магии не Даром, а проклятием. Кому охота, чтобы их ребенок сперва превратился в смертельно опасного безумца, а потом и вовсе был сожжен отрядом Опекунов? Некоторые старые роды, где кровь особенно сильна, теряют каждого второго ребенка, кое-кто из-за этого вообще отказывается иметь детей.
– А плюсы?
– Ну… Если подросток пережил Пробуждение, если его вовремя заметили и отвезли на обучение, если хватило средств оплатить учебу, если он не оторвал себе голову в процессе оной, если его не убили враги рода или старшие маги, если… В общем, выживший может стать магом. Ранг, как и везде, зависит от таланта и трудолюбия. Чем маг сильнее, тем лучше для рода… ну, понятно.
– А когда маг уходит достаточно далеко по Пути…
– Интересы высших магов столь непонятны, а их деяния столь странны и могучи, что числить их по-прежнему людьми… затруднительно. Точно неизвестно, но, похоже, есть правило, ограничивающее вмешательство высших в мирские дела. Начиная с ранга Архонта, маги перестают оказывать поддержку своим родам, да и вообще как-либо влиять на людей, и переключаются на иную деятельность. Чем именно они занимаются, никому не известно.
– Как вообще выглядит иерархия магов? А то я слышал только о мэтрах, мейстерах и магистрах.
– Неудивительно – ты знаком с наиболее употребительными из них, знания большинства простых людей на этом и заканчиваются. Три эти категории составляют первую ступень – Косные маги. Это все, кто живут в городах и селениях, зарабатывают себе на жизнь оказанием различных услуг, магистры иногда могут участвовать в войнах в виде непосредственной атакующей силы. Мэтры и мейстеры для этого слабоваты, шальная стрела – и все.
– Погоди, не сходится. Лирий был всего лишь мэтром, а наложил аж Печать Йегуса – знать бы еще, кто это такой.
– Почему не сходится? Мэтр Лирий был магом Состояния по направлению некромантии, плюс имел склонность к Цвету – владел Тьмой на начальном уровне. Некромантия – довольно специфичный, медленно действующий раздел магии… зато позволяет пользоваться чужой силой. Скольких он зарезал, помнишь? Некромант-магистр может и не такое… если ему дадут достаточно времени и жертв для ритуалов. Стихийник-огневик ранга магистра, наоборот, похож на этот… ты рассказывал… а! – огнеметный танк. Или эр-сэ-зэ-о, – тщательно произнесла по слогам Дарзин. – А Йегус – имя одного из владык Смерти. Он изображается с телом человека и головой и лапами кота, на правой верхней лапе – три изогнутых когтя длиной в локоть. Олицетворение Смерти Милосердной. Убивает быстро и чисто, прерывает затянувшиеся страдания, болезни, чрезмерные пытки…
Ох, шуньята-эл – такая шуньята… Надо же – чрезмерные пытки! Хотя скорее весь этот мир таков.
– Понятно. Типа Гамчикот. Что дальше? Есть еще, куда расти?
– Конечно. После Косных идет следующая ступень – Высокие маги. Их ранги – Амматум, Саму и Элиш. Об этом знают уже только шуннум (дворяне – автоматически перевел я для себя), поскольку иногда можно нанять таких магов для каких-нибудь сложных дел. Огромные деньги. Правда, я никогда не слышала, чтобы кто-то нанял мага Элиш, да и Саму тоже… В последний раз Ранмир Посох, Элиш Воздуха, участвовал в обороне Мкара от орд кулгу сто семьдесят лет назад. Ну, как обороне – когда орды не сумели удержать на перевалах, они начали растекаться по равнинам предгорий, – Ранмиру понадобилось только два заклятия. Ураганы содрали всю траву и землю вместе с самими кулгу, скатали все это в жгуты и вбили обратно в ущелья, закупорив их наглухо. Последняя орда успела убраться, не дожидаясь третьего удара. Вообще-то они зря струсили, Посох надорвался и не смог бы еще раз ударить с такой же силой… но я их понимаю. Там до сих пор только каменные россыпи да глина, лишь из ущелий ручьями и реками нанесло земли обратно.
– М-да. Прямо-таки Второй Удар… Не обращай внимания, просто вспомнилось кое-что. Косные, Высокие… Значит, есть и какие-нибудь Высшие?
– Да. Тут я многого не расскажу, знаю только, что Высшие, или маги Духа, тоже делятся на три ранга: Архонт, Таумиэль, Эсфирот. Большего не спрашивай. Даже сколько их, где живут и есть ли они вообще – не знаю.
– Гм, а откуда тогда это известно?
– Э-э… – Дарзин замялась. – Не знаю. Может, наставник говорил, а может, в книге какой прочитала.
Понятно. Коллективное бессознательное, так же как с анекдотами – никто их не придумывает, но все знают.
– Слушай, такой вопрос: может ли маг быть шуном?
– До магистра включительно, да и тех было – по пальцам пересчитать. Это ведь взаимоисключающие пути, либо ты властвуешь, либо изучаешь тайны магии. Но и закон тоже есть. Амматум не могут носить регалии шуна, да им это и не нужно, хватает собственных башен.
– Ясно. Ладно, давай-ка этого твоего шупыра изучим. Кстати, почему болт отскочил, а твоя стрела воткнулась?
– Пошептала немного.
– Научишь?
– Если сможешь – конечно.
Я вывалил мешок с кусками плоского мертвеца на кресло, предварительно подстелив несколько слоев ткани. Впрочем, крови или иных жидкостей не было, сухая твердая плоть напоминала куски вяленого или копченого мяса. Еще раньше, во внутреннем дворе, я обследовал останки магическим восприятием и обнаружил, что им соответствует мешанина каких-то магических обрывков, довольно сложных, ранее, видимо, представлявших собой некую упорядоченную структуру. Все как один имели главным параметром «М-3»… Немудрено для мертвеца-то. Здесь, в зале, делать это было бессмысленно, слишком много слишком сложной магии вокруг. По крайней мере, для меня. При попытке обследовать магическую структуру спящего кресла я едва не заработал шок от сенсорной перегрузки, а уж работающего…
Тем временем в кубе засветилось изображение. Мы с девушкой жадно приникли к нему, едва не сталкиваясь лбами. Уже почти привычно возникли схемы и графики, споро побежали строчки незнакомых символов… Кстати!
– Дара, тебе эти знаки хоть что-то говорят? Я сравнивал с имеющимися книгами – сходства мало, всего девять пересекающихся символов и пяток схожих.
– Это старая нотация высокого хумму, весьма сложного языка, от которого путем упрощения образовался нынешний общеупотребительный хумму, на котором мы сейчас и говорим. Я его не знаю, это просто фраза из книги, да сейчас разве что долгожители из магов еще помнят его. Могу примерно подсказать соответствия звуков…
Я страшно обрадовался. Это же клад настоящий! Сосредоточившись, вошел в транс и стал прилежно запоминать то, что передавала Дарзин. Уже через час стали вырисовываться контуры старого языка – сложного, запутанного, с массой правил и исключений из них… и в чем-то весьма схожего с тем, на котором я говорил дома. Подобно имперскому, высокий хумму легко укладывался в сознании, насыщал речь колоритными словечками и исподволь, но необратимо изменял мировоззрение. От куба мы перешли к найденной здесь же полке с книгами, потом обратно и еще раз к полке… пока к вечеру у меня не отказали окончательно мозги.
Мешок с частями шупыра, раз уж не получилось нормально исследовать его сегодня, вынесли в холодную, тщательно заперли и подперли дверь, потом внезапно взыграла паранойя, пришлось вскрывать ее обратно, раскладывать части по отдельным тазикам и придавливать камнями хорошо подогнанные крышки. Пару раз я ловил на себе взгляды девушки, но продолжал свое черное дело. Наконец закончили и пошли есть. Уже лежа в обнимку под теплым одеялом, я шепотом спросил на ушко у Дарзин:
– Что же все-таки такое юрай?
– Закрой глаза…
