Глава 5
Прошел месяц. Меня никто не беспокоил. Я освоился в замке, изучил его планировку от и до, так что мог с закрытыми глазами пройти по любому коридору и попасть куда надо кратчайшими путями. Для поддержания формы бегал со Священными Бревнами, сперва с одним, но его вес оказался слишком мал для моего организма, поэтому дальше бегал с двумя. Чтобы отмечать время, вкопал во дворе столб и каждый день делал на нем зарубки, отдельно отмечал недели и месяц… а потом в присутственном зале обратил внимание на большой бронзовый диск на стене. Видел его и раньше, но сперва он показался мне то ли стилизованным выпуклым щитом, сплошь покрытым непонятными значками, то ли каким-то религиозным предметом. А тут, пробегая мимо, краем глаза заметил, как умбон слегка провернулся. При ближайшем рассмотрении оказалось, что «щит» представляет собой комбинацию часов и календаря оригинальной конструкции. Он состоял из плоских концентрических колец с делениями и тонкой вертикальной металлической полоски – радиуса. Кольца вращались независимо друг от друга, общие же показания устройства, по всей видимости, считывались от радиуса. Четыре внутренних элемента, скорее всего, были аналогичны часам. Центральный кружок вращался довольно быстро и имел сорок восемь делений, первое кольцо – шестьдесят, третье – двенадцать, но с промежуточными пометками, четвертое – просто двенадцать, пятое – три, с шестого по десятое – опять двенадцать, одиннадцатое же было разделено на четыре сегмента разных цветов – белый, черный, зеленый и красный.
Интересно… Система счисления явно двенадцатеричная, по крайней мере астрономическая, но вот внешние кольца задали загадку. Емкость календаря – 20 736 лет, плюс цветные квадранты, которые могут означать текущую эру, для юги и кальпы маловаты будут. Из одного этого можно было бы вывести массу спекуляций насчет непрерывности и преемственности исторического процесса, космологии и тому подобного. Жаль, что я не ученый – тот впал бы в перманентный, гм, экстаз от возможности изучать иномировой замок.
Меня же интересовали вещи более приземленные. Начертание земель, ближайшее окружение, дороги и населенные пункты, скрытые проходы в замок, подсчет припасов и ценностей и все такое. Еще я упорно учился читать и считать по-местному, букварь с картинками дал хороший начальный толчок, но в дальнейшем прогресс замедлился из-за неполного, мягко говоря, знания языка. Очень интересны были записки ближайших помощников шуна, в особенности безопасника, но последний, законченный параноик, свои записи шифровал. Причем если для всяких отчетов использовал простое смещение по алфавиту, то личные бумаги, где наверняка было самое вкусное, закрывал чем-то вроде автоключа. Прочитать их мне не удалось.
Мускулы от постоянных упражнений окрепли, тело возвратило себе прежнюю гибкость и подвижность, с поправкой на существенно возросшую силу. Есть я тоже стал больше раза в два и при этом не толстел, все сгорало бесследно в упражнениях и работе.
О доме я вспоминал редко, с головой погрузившись в освоение нового мира. Попал сюда довольно бестолково (если, конечно, можно попадать толково. Впрочем, можно – с планшетом под мышкой и всеми знаниями человечества в нем), подставившись под выстрел при проведении операции. Очередной шибко хитрый засланец попал в историю в мире «С-17», что-то не то сказал, чем-то не тем светанул – и пожалуйста, приехала за ним аж целая рота, при трех жестянках и танке. Вот танк-то меня и приголубил своими ста двадцатью восемью миллиметрами. Ребята попались жесткие и хваткие, приказ имели из разряда «любой ценой» и особо не церемонились. Интересно, чем все закончилось, успели выдернуть агента? Я-то спекся в самом начале, даже скаф технопеха не помог. Или помог, раз уж я тут, а не отчет Отцу даю.
По семье скучал, конечно, но особо за них не беспокоился. Страсть с годами ушла, осталась ровная привязанность и любовь-дружба. Жену я уважал и ценил и делал для нее и детей все, что должен делать мужчина, но и без меня они не пропадут. Полный пенсион для них я выслужил в прошлом году, год за три – не шутка, плюс доплата за Бронзовую Звезду, да и друзья поддержат обязательно… Проживут. Вот стану крутым магом, найду способ вернуться, тогда и обниму их снова, если, конечно, новый папка не появится. А пока всякие душевные терзания скорее вредны, и их следует отложить в дальнюю кладовку.
Магия… Вот что занимало большую часть моего времени. Дело шло очень туго. Законы природы, к которым я относил и законы магии, в отличие от законов юридических, не ограничены требованием быть понятными человеку. А мне, напротив, требовалось вывести такой базис, пусть даже эмпирический, чтобы он четко был подтверждаем повторяемым экспериментом и позволял вести дальнейшее строительство этажей бесконечного здания. Для этого приходилось создавать и отбрасывать огромное количество разных предположений и догадок, изредка оставляющих после себя крупицы драгоценного Знания. Порой мешала даже привычка думать словами. Слова – орудия опасные. Созданные для нашей повседневной жизни, они обладают привычным значением лишь при известных ограниченных обстоятельствах, но люди склонны распространять их на более широкие сферы, нимало не заботясь о том, сохраняют ли те при этом твердую опору в реальности или нет. Например, обозначив один из параметров эталонного магического объекта как «высота», я вскоре наткнулся на границы применимости. Легко определить высоту в нормальном масштабе, скажем, высоту дома, дерева, самого себя. Труднее определить высоту горы, и уж совсем неопределенным становится значение этого слова при распространении на весь шар планеты. В итоге пришлось заменить «высоту» на «потенциал», сообразно – и в который раз! – поменяв почти всю сложившуюся к тому времени систему обозначений.
Схожим образом я обнаружил массу других вербальных ограничений собственного мышления. Современный человек с малых лет знает, что Земля круглая и вертикальное направление задается всего лишь силой тяжести, однако знает это условно, абстрактным знанием разума. А в жизни руководствуется представлением о вертикали как о внутреннем геометрическом свойстве пространства! Пожалуй, только космонавты действительно осознают реальный физический смысл первого представления.
Были и другие сложности. В обычном пространстве, если тело двигается в одном измерении, оно вполне может сохранять неподвижность в других. Можно даже двигаться в двух и не затрагивать третьего – но в абстрактно-магическом пространстве изменение одного набора координат сопровождалось непредсказуемым влиянием на все остальные! Из-за этого, сколь я ни бился, невозможно было определить прямое соответствие между материальными объектами и их магическим наполнением. То есть нельзя было сказать, что это «просто» четырехмерное пространство. Я не был даже уверен, что это вообще какое-либо пространство. Эх, вот где пригодилась бы способность великих математиков мыслить сверхабстрактно, скажем, невербализуемым взаимодействием цветовых пятен, лишь по достижении искомого результата переплавлявшимся в язык формул и символов!
О! Как же я раньше-то не подумал. Я ведь тоже могу изменять свое мышление, правда, совсем иными способами и в иных целях – но могу ведь. Почему бы не применить это оружие для нового противника? Перво-наперво я… нет, не напился – я, как и прочие «кубоголовые», вообще не употребляю алкоголя и прочих веществ, даже на собственной свадьбе лишь пригублял, – направился на тренировочную площадку.
Великий Феликс Клейн, создатель знаменитой «бутылки Клейна», ратовал за функциональное мышление, то есть умение мыслить в терминах переменных и функций. Сам он, очевидно, обладал им в полной мере, из-за чего ему трудно было сознавать, что оно может представлять для других непреодолимую сложность. Это как в анекдоте о профессоре лингвистики: его спрашивают, как ему удалось изучить восемьдесят два языка, на что тот отвечает, что нужно действовать последовательно – сначала изучить немецкий, венгерский, китайский и японский, потом французский, испанский, итальянский, урду и санскрит и лишь затем приступать к эскимосскому, шотландскому, адыгейскому и всем прочим.
Однако не менее великий Тесла приводил свои изобретения в действие прямо у себя в мозгу, он даже мог заметить и устранить разбалансировку умозрительной турбины – лишь после чего доверял свои мысли бумаге. Гете говорил: «Физику нужно изучать отдельно от математики. Первая должна существовать совершенно независимо и пытаться… проникнуть в природу и ее священную жизнь, нимало не беспокоясь о том, что дает и делает со своей стороны математика».
Прежде формулы должна быть мысль, формула – следствие мысли. На мой взгляд, подлинное понимание и подлинное творчество возникают там, где человек свободно манипулирует образами, относящимися к исследуемому предмету, где он вжился в эти образы и может прокрутить любую их эволюцию и комбинацию безо всяких расчетов и формул. В сущности, я говорю об интуиции. Пусть назовут меня еретиком и заклеймят с трибуны Академии наук, но значение интуиции трудно переоценить, пускай некоторые подвергают сомнению само ее существование. Не зря же виднейшие ученые своего времени то и дело допускали оговорки вроде «глубокой физической или математической интуиции». Эйнштейн вон вообще практически не думал словами, как он сам признавал – по большей части, абстрактными символами и ни во что не оформленными невербальными образами, причем не обязательно визуальными, но даже и мускульными, моторными. Это я и собирался использовать.
Небольшая разминка для разогрева, чтобы мышцы, сухожилия и связки пришли в нужное состояние. Под ногами – сплошной камень, на удары стоп высокомерно отвечающий глухим молчанием. Ему можно – он монолит. Первый пот, индикатор готовности, покрывает лоб и спину. Принимаюсь за растяжки, длинные махи и проносы. Все, готов. Тело словно камертон, неслышимо звучащий в пустоте.
Первый комплекс, ученический. Совершаю его медленно, четко и отрывисто фиксируя движения в заключительной фазе. Три прохода помогают окончательно настроиться на движение. Знакомо гаснут лишние мысли, диковинным цветком раскрываются чувства, обычно настроенные совершенно по-другому. Зрение уходит на периферию сознания, на его место приходит кинестетика. Как великолепно это непередаваемое ощущение слаженной работы мускулов, вдохи и выдохи, свободные движения рук и ног, ток крови по телу… Остреет слух, я слышу шорох своих ступней, шепот ветра в зубцах башен и стук собственного сердца.
Следующий комплекс – ступенькой выше. Он еще более медленный, и его совершение порождает в теле ощущение неодолимой силы – сдержанной, неторопливой, но совершенно неостановимой. Так плывут литосферные плиты в океане магмы, так несется по орбите исполинский шар планеты и вращаются звездные острова – галактики. Здесь достаточно двух проходов, можно идти дальше.
Третий выполняю на максимальной скорости. Гудит разрезаемый резкими выпадами воздух, завихряется вокруг ладоней и стоп, щелкает рукавами одежды и поясом. Я перестаю думать. Совсем. Меня нет, есть только чистое движение, плавное ли, резкое, ритмичное или рваное, но одинаково гармоничное в своей основе, единое, подчиненное одной общей цели. Сама собой рождается – или становится слышна – Песня. Она внутри и вовне, она пронизывает все сущее, ею движутся незримые сферы и пролагаются пути мироздания. Песня становится все… ярче, все… тоньше, и, когда ее первозданный мотив переполняет меня, словно рубиновую чашу, приходит время совершить последнюю дорожку.
Этот комплекс, четвертый, никогда мне толком не давался. Три простых шага, завершавшихся столь же простым, картинно-медленным ударом – ладони либо кулака, по выбору мастера. Десятки раз наблюдая за ним, я никак не мог понять, что же такого находят в этом мастера-судьи, восхищенно кивающие по завершении дорожки. В точности повторить движения было задачей для первоклассника, однако ничего, кроме вежливого пожелания продолжить, от них было не добиться. Видимо, всему действительно свое время. Не знаю, что там вкладывал в дорожку тот мастер, но я сейчас нашел свой собственный смысл. Шаг – и осыпаются окалиной последние следы отвлеченных мыслей, второй – кажется, сама планета чуть проворачивается в унисон, чтобы идеально уместиться на кем-то (не мною ли?) отмеренном пути, третий – самый трудный, отчего-то шевельнуться почти невозможно, будто плывешь в расплавленном металле, и, наконец, удар – незримый металл стремительно густеет, застывает, и последние сантиметры ладонь проделывает настолько медленно, что кажется, будто прошли геологические эпохи до завершения одного короткого движения. Хэ!
Как Змееныш, постигший наконец истинную славу Шаолиня, я стоял неподвижно, потому что мог только стоять. Ни на что иное сил не было. А прямо напротив меня из стены бил в лицо ослепительный луч рассветного солнца, проникший через маленькое, с палец, отверстие в десятиметровой толще сплошного камня.
Произошедшее имело двоякие последствия. С одной стороны, это был прорыв, доказательство того, что можно совершать магические действия без головоломных операций с невообразимыми штуками. С другой – появился огромный разрыв между тем, что я ощущал, и тем, что мог, между скудными теоретическими наработками и практическим результатом. Самый настоящий черный ящик. Система ниппель – туда дуй, оттуда, гм… ничего. Вернее, кое-что, но процесс достижения этого кое-чего полностью погружен в туман. Можно даже сказать, что на входе в черный ящик была магия рациональная, а на выходе получалась иррациональная, интуитивная. И как быть?
Конечно, занятия с комплексами я продолжил и даже добился некоторых успехов. Ладно, значительных успехов. Пронзающий луч получался теперь легче, уже не требовалось танцевать в течение вечера и ночи, «только» сделать пять-шесть проходов дорожки. Хорошо, но абсолютно неприменимо в настоящем бою, разве что при осаде. А ведь Лирий просто смотрел… Не знаю, сколько ему было лет и сколько из них он отдал совершенствованию в своем деле, но результат определенно был хорош.
Таких лучей я мог сделать два-три подряд, после чего дышал загнанной лошадью и шел восстанавливать силы. Тоже загадка: интуитивно понятно, что маг должен уставать при использовании магии, однако логически это совсем не однозначно. С чего бы? Усилия ведь прикладываются в совершенно ином пространстве. Концепция внешнего источника разве что. То есть маг для достижения желаемого результата приводит в действие внешние по отношению к нему силы, заимствует энергию откуда-то еще, а свои собственные, в том числе и телесные, вкладывает этаким спусковым крючком. Поднял камень – словно пробежал сто метров, поднял большой камень – пробежал пятерку, поднял гору – гм, гору можно и не поднять, надорвешься. Но тогда сразу же напрашивается идея каскадов. Потратил собственные силы, чтобы привести в действие силы побольше, чтобы привести в действие огромные силы, чтобы привести гигантские… Почему же местные маги не зажигают звезды и не жонглируют горными хребтами? А кто сказал, что не жонглируют? Я видел одного-единственного мага, прямо сказать, не поразившего меня своими возможностями, и в контексте такой магии он всего лишь жалкий недоучка с ничтожным Даром. Его последние слова насчет спокойно спящего шуна эту версию косвенным образом подтверждают. Ни к чему по-настоящему могущественному магу быть верным какому-то там шуну. Все равно что слон будет верен муравью и станет биться вместе с ним в муравьиных войнах. Ха, два раза.
Изучая особенности своего первого заклятия, я обнаружил, что оно с равной легкостью пробивает камень, металл, дерево, лед и вообще все, что я мог достать для экспериментов. Длина луча, казалось, была неограниченна. По крайней мере, я наделал дырок в деревьях и скалах на границе пятикилометровой зоны поражения Печати прямо со стены замка. Целился просто глазами, они от природы наводятся очень точно. Пробовал стрелять из края в край, почти через десять километров – результат одинаков. Если б не скорострельность раз в полчаса, вышло бы отличное оружие. За границу зоны не выходил, еще рано.
От катания яблок перешел к толканию разных предметов. Я по-прежнему не понимал, как я это делаю, поэтому действовал всякими почти шаманскими методами – толкал вверх, вниз, несколько предметов враз, пытался толкать скалы и воздух, огонь и воду, в общем, накапливал статистику и по мере возможностей пытался ее обработать. Эта способность сильно пригодилась при уборке трупов – почему-то Печать не тронула тела Кучинги и двух братьев-дружинников, при этом объела до костей тела всех остальных, находившихся во внутреннем дворе, однако оставила на них одежду. Очередная необъяснимая странность. Повозиться с тушей бронекота пришлось изрядно, в одиночку кантовать двадцатипятипудовое тело было бы невозможно, не будь при мне магии. Я во много приемов вытолкал тяжеленную, успевшую изрядно промерзнуть тушу сначала во внешний двор через едва восстановившийся затвор, затем и вовсе наружу, благо толкать приходилось все время вниз. А уж там не составило труда разрубить ее на части мечом и скинуть все в дальний овраг. Голову, вернее, очищенный череп и лапу оставил, повесил на стену в большом зале, а ниже прикрепил меч и искореженную кольчужную рукавицу второго дружинника. Самих братьев похоронил честь по чести на замковом кладбище на соседней горушке.
Со всеми этими занятиями свободного времени почти не оставалось. То есть можно было бы просто валяться и ничего не делать, но такое времяпровождение не по мне. Обычно это быстро приводит к превращению в Джо Сикс-Пака, пивного сосуна – на такое я насмотрелся за время командировок. Продукты из долговременных запасов изрядно надоели, тем более что их все время приходилось размораживать. Тепловой насос, поддерживавший постоянную температуру в замке, заодно охлаждал здоровенные кладовые, находившиеся глубоко в скальном массиве под ним. Все чаще в голову закрадывалась мысль о том, что надо бы прогуляться до людей, общество самого себя не сказать чтобы наскучило, но склад характера у меня все же был не такой, чтобы годами сидеть, запершись в одиночестве, и постигать тайны бытия. К тому же все, что мог, из букваря и более-менее понятных книг я усвоил, для расшифровки остальных требовались новые знания, то бишь общение. Очень неприятно было сознавать, что сижу на настоящем кладе в виде книг покойного мага, однако, кроме картинок, ничего не могу в них разобрать.
Изучение картинок показывало, что в некоторых из них описываются ритуально-геометрические построения со знакомыми по литературе пента-, гекса – и другими граммами, кругами, треугольниками и тому подобным. Имелся справочник полезных и не очень растений, каких-то жутковато-мифических животных, слишком монструозных, чтобы существовать в действительности, а больше всего книг было по Воздуху и магии смерти или некромантии, не знаю, как оно будет точно. Картинки с разнообразными мучительствами хорошо иллюстрировали этот раздел магии. Заодно я сделал вывод, что замеченные ранее особенности Лирия в виде параметров «М-2» и «М-3» как раз соответствуют доступным ему направлениям. Таким образом, «М-3» означало Смерть. Но ведь кроме Воздуха маг использовал еще и Огонь, когда пугал меня эфаллумом, как на местном назывался огнешар. Его иерархию, воспринятую тогда по ощущениям, я уже было обрадованно разложил на четыре первичные стихии – ну, как положено, Огонь – Вода – Воздух – Земля, восемь вторичных вроде Дерева и Металла, тридцать две третичных и сто двадцать восемь прочих. Вышло довольно стройно, но теперь нужно было начинать все заново. Если Смерть входит в большую четверку, чем же могут быть остальные? Скажем, «М-2» объединяет элементальные стихии, еще имеются Жизнь, как антитеза, и что-то четвертое, ума не приложу что. Все, что приходит на ум, парное: Свет – Тьма, Порядок – Хаос…
Слышал я, что длинноухие и черноглазые твари, опустошившие мир Нова Спес, тоже обладают магией, и даже изучал соответствующие циркуляры – опасные создания, их уязвимые места и способы борьбы с ними, признаки творимых заклятий и прочие необходимые для ведения боевых действий данные, но никто и никогда не пытался знакомить войска с теорией, интересной лишь научникам. Каждый должен знать свой маневр. Вряд ли наводчика орудия интересует способ создания огнешара, а вот тот факт, что щит Враерна иногда можно пробить в местах соприкосновения с землей, значит для него гораздо больше.
Еще я пытался творить заклятия тем же методом черного ящика, то есть приказывал возникнуть такому-то результату, безотносительно возможной структуры соответствующего магического объекта. Прямо-таки метод Джоаны Неистовой… только вот у меня ничего не получалось. То ли приказывал я пустоте, то ли не мог достичь достаточной степени самовнушения, но как ни говорил «халва», сладко во рту не становилось.
Мышечно-кинестетический подход дал больший результат – кроме пронзающего луча удалось получить заклятие большого прыжка. Проделывая в сотый раз ученический комплекс, я в момент очередного перемещения вдруг прыгнул что-то слишком далеко. Прямо на стену, где едва успел схватиться за крошечный выступ на высоте метров десяти. Приземляясь, едва не сломал ноги, несмотря на всю практику десантирования по-боевому. В результате экспериментов, стоивших мне массы нервов и синяков, порвал несколько веревок, на которых держался наподобие привязного аэростата, но все-таки смог кое-как контролировать процесс. В смысле я теперь мог совершать прыжок примерно туда, куда хотел, причем на изрядную высоту. По крайней мере, мог запрыгнуть со двора прямо на стену, хоть после такого трюка и падал без сил. Природа сего явления была, скорее всего, гравитационной, потому как толчок не был сильным, даже досточки не ломались. Прыгай я только за счет сверхмощного толчка, вдавливал бы плиты в землю.
За минувший месяц произошли еще два заслуживающих упоминания события. Первое было интересным и интригующим – в кабинете шуна, расположенном в подвалах донжона, что само по себе было удивительным, я нашел кабинет прежних хозяев замка. Нашел случайно, рассматривал очень красивую и понравившуюся мне марину, подошел ближе и оперся рукой о стену. Толкнул в грудь жетон, и вся стена поехала вбок, открывая большую комнату со странной обстановкой. У меня и раньше были сомнения в том, что настолько мощный и красивый замок могли построить местные маги. Еще можно было поверить в то, что какой-то маг Огня или Земли спаял каменные блоки воедино, но то, что строители имели столько металла, чтобы вплавить арматуру во все подряд, вызывало массу вопросов. Подобное было нормой для строительных технологий моего мира, а вот для уровня развития, примерно соответствовавшего средневековому, пускай и с поправкой на наличие магии, это представлялось невероятным. Если же вспомнить о функции самовосстановления, присущей всему замку в целом, то сама собой напрашивалась гипотеза о каких-нибудь Древних, сгинувших в Лете.
Комната представляла собой нечто среднее между залом управления, лабораторией и мастерской. Судя по всему, в ней жили и работали человека два-три, не больше. Все было антропоморфным, никаких насестов для крылатых существ или мебели гигантских размеров для великанов. На полу и всем остальном лежал полуметровый слой пыли, на уборку которого я потратил три дня. Вновь засиявшее чистотой помещение было заполнено непонятного назначения предметами, из которых действовали только два.
Первый предмет был похож на зубоврачебное кресло, подобное тому, что имелось в лаборатории Лирия. Обтянутое белой кожей, оно смотрелось очень стильно и красиво, коже нисколько не повредили минувшие годы. Там, где должна была располагаться голова, по бокам из наплывов кресла поднимались две прозрачные пластины, слюдяные на вид. Перед лицом на кованом металлическом кронштейне помещался большой, примерно метр на метр, пустотелый куб из того же материала. При касании пластины и куб начинали светиться слабым белым светом, совать же голову между ними я по понятным причинам не рискнул. В целом все выглядело очаровательно и странно, этакой эклектической смесью, попыткой реконструкции высоких технологий «на коленке». Помнится, лет дцать тому была такая смешная секта на Земле – в век космоса и гразеров они продолжали ковать булатные наганы из самолично добываемого болотного железа. Да, и порох делали из самолично же произведенной селитры. Так-то безобидные болтуны, но их съехавший с катушек главарь много дерьма вываливал в Сеть, даже в дурку попал со своим проектом спаривания со свиньями. В конце концов их куда-то выперли, то ли в Джардию, то ли в Инфран, на этом все закончилось. Может, и сейчас где-то куют и спариваются…
Второй предмет представлял собой магический обзорный экран, пластину полированного серого камня, при прикосновении к которой он начинал работать. Это было настоящее чудо, образчик весьма продвинутой «технологии». Точка обозрения располагалась чуть выше вершины Дозорной башни, примерно на уровне кончика громоотвода. Я не поленился сходить и проверить подозрительную теперь штуковину, но ничего странного не обнаружил – громоотвод представлял собой обычнейший железный прут толщиной в руку, проходивший по всей башне до самого низа подвалов, где далее уходил в скалу. Прикосновениями к экрану, точно такими же, как при управлении земным планшетом, можно было регулировать масштаб в широких пределах и вращать луч зрения в произвольном направлении. До Ока недотягивало, но практически – телескоп. Я рассмотрел в подробностях вкопанный на дороге столб с лентами, даже увидел их чуть растрепавшиеся концы.
Этот же самый телескоп засек и второе событие. В один из дней, ближе к середине, снизу из долин показалась группа всадников. Я как раз рассматривал окрестности, поэтому заметил непонятное движение на дороге и включил приближение. Всадники оказались десятком воинов с однотипными значками на груди – похоже, люди какого-то шуна, – они тащили за собой трех пеших. У последних были связаны руки, и толстая веревка шла к седлу одного из всадников. Поднявшись до границы Печати, воины быстро связали пешим ноги, потом, по двое взявшись за руки и за ноги, раскачали и швырнули их в зону поражения. Двое из них попали точно внутрь, тут же над ними на миг помутнел и взвихрился воздух, причем наблюдать за этим было очень неуютно даже из безопасных подвалов замка, и от кричащих людей мгновенно остались лишь голые кости. Третий упал неудачно – ногами внутрь зоны и по пояс наружу. Мне стало страшно, когда я увидел тянущиеся за бьющимся в агонии обрубком туловища внутренности. Кости ног так и остались лежать там, куда упали. Увидев это, воины сперва невольно попятились, потом старший что-то сердито приказал, и один из них спешился и коротким копьем с натугой вкатил умирающего обратно в зону. Вновь короткое завихрение чего-то ужасного и опадающие белые кости – в двойном комплекте, потому что когда наконечник копья вошел в границы Печати, что-то мгновенно втянуло вовнутрь и его хозяина.
Очень быстро девятка оставшихся удалилась, но на следующий день вернулось втрое больше народу. Отчаянно трусящие мастера под присмотром двадцати солдат начали собирать какое-то здоровенное устройство в пятидесяти шагах от границы. Мастеровые постоянно оглядывались и делали какие-то странные знаки перед грудью – видимо, отвращали зло. Близкое соседство со смертельно опасной магией пугало настолько, что лишь присутствие злых и хмурых солдат удерживало их от немедленного бегства.
За два дня они построили гравитационную катапульту, то есть требушет, причем для ночлега вся компания спускалась обратно в долины, что сильно замедляло работы. А на третий день воины отослали мастеров и притащили снизу еще несколько связанных человек, после чего по одному выстрелили ими из требушета в направлении замка. Для активации Печати требовалось около секунды, однако она действовала только на земле, поэтому воздух начинал темнеть еще в полете жертвы, и как только она падала вниз, от нее оставались только кости.
Практичные люди живут там, быстро придумали, как извлечь пользу даже из такого страшного магического явления. Практичные – и крайне жестокие. Времена и нравы… Уже собираясь уходить, я вдруг заметил, что последняя жертва не превратилась в собственный скелет! Поспешно приблизив изображение, я увидел, что человек грохнулся в овраг в заросли кустов, смягчивших падение. Склоны оврага скрыли его от палачей, и те не заметили этой странности, занятые обсуждением в лицах полетов своих жертв. Быстро приведя требушет в состояние консервации, они удалились.
Проводив их до поворота, я побежал за снаряжением.
Спуск из замка не занял много времени, пробежка по хорошей дороге тоже, тем более что она вела все время под уклон. Главным фактором была скрытность, однако я предварительно осмотрел окрестности и убедился, что вокруг не осталось наблюдателей, да еще перед этим удосужился подсчитать гостей – спустилось вниз столько же народу, сколько и поднималось, за вычетом катапультированных.
Человек лежал несколько в стороне от дороги, и на месте окружающая обстановка смотрелась совсем по-другому, чем сверху, поэтому на поиск нужного оврага пришлось потратить еще несколько минут. Осторожно приблизившись, я оглядел выжившего. Человек лежал на боку, без движения, повернув голову лицом вниз и сложившись на манер эмбриона. Он был небольшого роста, одет в какие-то лохмотья неопределенного цвета, на голове – огромный колтун свалявшихся волос, босой и невообразимо грязный. Грязь была видна даже через массу веревок, опутывавших жертву на манер паучьего кокона.
Я встал с подветренной стороны и прихваченным с собой шестом перевернул его, постаравшись обойтись без лишних тычков. М-да… Это была женщина. Я определил это сразу – несмотря на вздутое от побоев синюшное лицо в подсохших кровавых разводах, мне приходилось уже видеть нечто подобное. Так, признаков заразы на первый взгляд не заметно, всяких бубонов, язв или гнойников не видно. Дышит ровно, не кашляет. Хорошо. Почти без разбега перепрыгнув овраг, что далось довольно легко, я зашел с другой стороны. Сразу же донесся запах легкой степени бомжеватости с примесью «ароматов» крови и кислятины – зато без малейших признаков болезненной гнили. Большего с дистанции не определить, но вроде можно спускаться.
Да-а, веревок понавязали… и не жалко же. Причем вязали без жалости, кисти рук и ступни были перетянуты так, что через полчаса-час начали бы отмирать от недостатка кровоснабжения. Перевязал их по-новому, чтобы путы только фиксировали конечности, от большей части остального вервия женщину избавил и сложил их в сумку. Быстро обыскал ее на предмет колюще-режущих, естественно, ничего не нашел, хлопнул себя по лбу и вновь осмотрел – уже с учетом нахождения в мире магии. Ага, перстень и жетон. Потихоньку начинает получаться, что ли?
Перстень сниматься не хочет, словно прикипел к коже, и вообще, он чуть меньше сустава фаланги, так что ничего не выходит. А вот жетон снимается на удивление легко, без всяких выкрутасов. Опа, а значок-то местный! В смысле замковый – та же форма, тот же выдавленный герб – круг, в нем – двузубая корона, под которой скрещенные пламенеющий меч и колос, слева и справа от короны вписаны в круг по три буквы. В смысле на местном название замка пишется шестью буквами. Правда, цветовая символика странная – белый с черной каемкой и продольной зеленой полосой. Вокруг знакомо темнеет и взвихривается воздух, я судорожно пытаюсь надеть цепочку обратно на шею женщине, уже понимая, что не успеваю, как вдруг все проходит. Уф, значит, заклятие не трогает ее по какой-то другой причине. Ладно, пора трогаться, со всем остальным можно разобраться и в замке.
Примерился, взвалил женщину на плечо – опять же неожиданно легко. Я снова меняюсь… но пока это к лучшему. Вряд ли раньше я смог бы утащить полсотни килограммов на пяток кэмэ, да все в гору – впрочем, нет, смог бы, чего уж там, только не так, как сейчас, когда все мышцы буквально поют, радуясь приятной необременительной нагрузке. Двигал поршнями я довольно быстро, до замка оставалось всего около километра, когда в голове вдруг появилась быстро нарастающая тяжесть. Через пару шагов я упал на колено.
Ё-мое… Ради тренировки я старался все время совмещать обычное восприятие и канал магического, то есть не «зажмуриваться», а двигаться и работать, одновременно ощущая окружающее при помощи дополнительного органа чувств. На первых порах это перегружало мозги настолько, что я шатался и ходил по стеночке, как пьяный, потом стало чуть полегче. Взаимосвязи и ориентации по-прежнему не было никакой, объекты и действительность не соотносились никак – до этого момента.
Довольно быстро я понял, что тяжесть в голове чисто субъективна, так мозг пытался преобразовать во что-то знакомое все нараставший поток информации через канал магвосприятия. Опять накатила синестезия, настолько ужасная и всеобъемлющая, что мир вокруг полностью изменился. Цвет и звук слились воедино и вдвоем, как в кривом зеркале, отразились в объемной кинестетике, возникли одновременно гипер– и паросмия, то есть утонченно-извращенные обонятельные ощущения, густо замешанные на внешних вкусовых… При пересказе все выглядело бы как бред сумасшедшего или как попытка описать невербализуемые в рамках доступных языков понятия.
Сладко-желтое равновесие тела, шелестящие запахи воздуха, громко-соленое пространство и напряженная шероховатость камня… А главное – во всем этом был какой-то смысл! Пускай он пока ускользал и выворачивался, словно гибкая рыбина, но я хотя бы теперь точно знал, что он есть! Камень был шероховат по-зеленому, поскольку ему соответствовал несложный магический объект «М-3.6.25.117», он-то и придавал кислую напряженность окружающему…
Тля! Нет, ну точно бред. Похоже, я могу поздравить себя с возросшими возможностями, скорее всего, активировалась какая-то часть мозга, то ли ранее бездействовавшая, то ли вновь образованная. Но так дело не пойдет. Если местные маги видят мир именно таким способом, то им можно посочувствовать. Мало того что сильная синестезия нисколько не доставляла удовольствия, так она еще и «плавала» – у меня, например, с каждой минутой усиливалась вкусовая составляющая. Это не очень хорошо, когда смотришь на опавшую листву и четко ощущаешь гниловатость, словно облизал ее на расстоянии. А если на дерьмо посмотреть? То-то и оно. Так, быстрее «зажмуриться», а то с ума сойду, натурально.
Э-э, стоп! Я ведь никогда раньше не лизал влажную опавшую листву, соответственно и вкуса ее не мог знать. А ну-ка… Именно такой вкус! Тогда притормози, брат. Выходит, вся эта катавасия является не совсем синестезией и даже совсем не синестезией. Скорее это напоминает гиперспектральный сканер моей брони, который может определить материал и свойства всего, на что направлен! Пораженный неожиданной догадкой, я посмотрел на замок.
…Невероятное, прекрасное и грозное зрелище! Чем-то эта картина напоминала видеозапись поверхности Солнца, снятую «Меркурием-16». Такое же неторопливое могучее кипение, медленное сплетение извивающихся струй и мгновенные гигантские выплески непредставимых масштабов… Не знаю, сколько я смотрел на это, отвлечь меня смог лишь слабый стон из-под ног.
Женщина! Я совсем забыл про нее. Срочно «зажмурившись», отчего органы чувств пришли в норму примерно за минуту, я быстро подхватился и направился к замку. При выходе ворот я не открывал, поэтому на стену пришлось запрыгнуть – и лежать минут десять рядом со своей ношей. Кое-как оклемавшись, снес добычу в лабораторию мэтра. Там была своя вода, а также набор нехитрых снадобий и материалов, которыми Лирий пользовал болящих. Сгрузил легкое тело на теплый мраморный стол… подозрительно пригодный как для пальпации и перевязок, так и для вивисекции с патологоанатомическими изысканиями. По крайней мере, на нем имелась круговая канавка со стоком и специальные прорези для ремней. Похоже, покойный мэтр не чурался ничего. Надежно зафиксировав женщину, я срезал с нее одежду и занялся обработкой ран. А раны были. Судя по всему, ее неоднократно зверски изнасиловали… по-всякому и сильно избивали, в основном по лицу. На теле и конечностях имелось лишь с пару десятков отдельных синяков. В целом поверхностный осмотр не выявил ничего угрожающего жизни, вот только… не нравилась мне ее бледность и влажная, холодная кожа. Пульс был учащенным, слабым, язык западал постоянно… Явно у нее внутрянка. С этим поделать я ничего не мог.
Отвязав ее, осторожно перенес в дом, уложил на кровать, укрыл. Обтер, как мог, грязь с лица, смочил губы. Женщина оказалась девушкой лет двадцати, причем очень красивой, красота ее была видна даже на одутловатом, опухшем лице. И она умирала. А мне – мне оставалось лишь смотреть и, по возможности, облегчить ее последние минуты. За пару часов ей стало гораздо хуже, начало прерываться дыхание, живот надулся, она то начинала метаться, судорожно подергивая длинными ногами, то замирала в такой неподвижности, что жизнь в ней выявляло только запотевшее зеркальце. Я сжимал кулаки, бессильно матерился и снова и снова обтирал ей высокий влажный лоб… Потом… Так больше нельзя! Я достал трофейный кинжал Ланки и задумчиво посмотрелся в лезвие. Чуть искаженное отражение угрюмо кивнуло – пора. Уже приставив острие чуть ниже холмика высокой груди, я вдруг вспомнил – кресло! А если?..
Так быстро и вместе с тем, гм, бережно я еще не бегал. Запаленно дыша, пересек покои шуна. Стена послушно уползла вбок, и взгляд привычно окинул помещение, фиксируя обстановку. Кресло стояло там же, с момента предыдущего посещения в зале ничего не изменилось. Положил девушку на мягкую белую кожу, невольно – и впервые за этот день, залюбовавшись ею. Но тут засветился куб, и мне резко стало не до любования.
Все-таки я был прав! Эта штука, чем бы она ни была, работала еще и по медицинской части, а может, и изначально была этаким ЯМР-томографом. В объеме куба появилось примерно двукратно уменьшенное схематичное изображение тела девушки, полупрозрачное и раскрашенное многоцветьем условных цветов. Некоторое время пришлось разбираться, какой за что отвечает. В итоге пришел к выводу, что создатели агрегата не страдали излишним авангардизмом. По-видимому, сейчас он работал в режиме диагностики. Здоровые ткани и органы (которых почти не оставалось) были почти прозрачны, с небольшой примесью бледного зеленого цвета, проблемные места обозначались градациями желтого и красного, совсем уж нехорошие, омертвевшие – серым и черным. Справа вверху имелся список, где рядом с квадратиком соответствующего цвета располагалось перечисление проблемных мест. Вроде все сходилось. Скажем, ярко-красных было три: влагалище, прямая кишка и нижняя челюсть, в которой имелись трещины и недоставало пары зубов. Синяки, вернее, на схеме – желтяки тоже соответствовали в количестве и расположении. Темно-серой была селезенка, черной – скопление крови в брюшной полости. Только я не понял, почему вокруг тела имелся слабый контур серого цвета, довольно обширный, и почему в списке рядом с черным квадратом было две строчки. Также слева выводились всякие диаграммы с графиками и еще множество строчек – видимо, отчет о функционировании организма. Подсвеченный красным главный график красноречиво устремлял линию функции к оси абсцисс, причем в самом скором времени.
– А чинить ты можешь? – почему-то вслух я поинтересовался у кресла.
Ответом была тишина… Зато я заметил, что выступ на кронштейне куба похож на небольшие наушники. Но он же монолитен? М-да, метод тыка еще прославит себя – предмет легко отделился от кронштейна, хотя на первый взгляд составлял с ним единое целое. И что с этим делать? Повертев устройство и так и сяк, ничего не понял. Для наушников маловато, да и не очень-то похоже, никаких мягких валиков и динамиков, только два металлических кругляша с десятирублевку, соединенные гибкой металлической же лентой, нисколько не упругой. То есть на голове их не закрепить… Или закрепить? Приложил по-всякому – нет, только на виски можно… Оп-па! Кругляши неожиданно прилипли к коже висков, несмотря на отросшие волосы, лента мгновенно стянулась, выбрав слабину, а в кубе появились три маленькие стрелки – синяя, красная и зеленая. Все они имели на заднем конце по шесть квадратиков, очень похожих на кнопки.
Сколько я возился, осваиваясь с управлением, – не описать. Это было примерно как с людьми, впервые взявшими в руки мышку – те же неуклюжие движения, дергания всем телом вслед за указателем, в общем, дурдом полный. Умственные усилия, необходимые для управления стрелками-указателями, были совершенно непривычны и незнакомы, а уж для того, чтобы раскладывать поток внимания, необходимый для неоднородного управления сразу тремя объектами, требовалась серьезная подготовка. Но у меня она была, пусть и не именно такая, плюс имелся серьезный мотивирующий фактор, чтобы разобраться со всем этим как можно быстрее – в кресле умирал человек, и мне почему-то очень не хотелось отдавать его в загребущие лапки смерти. Туда-сюда гонять стрелки научился довольно быстро, но у них имелось еще множество функций. В принципе вообще все действия производились с их помощью, сочетанием массы разнообразных комбинаций их позиций, передвижений, вращений и нажатий. Ужас, просто ужас. Столь дурацкое управление явно не было оптимальным – оно либо предназначалось для трех человек сразу, либо его создатели обладали более «широким» сознанием, нежели среднечеловеческое. Помнится, одна дама с абсолютной памятью пользовалась совершенно извращенными нагромождениями настроек систем, подходящими только ей одной.
Дело усугублялось тем, что я ну ничегошеньки не понимал в высвеченных буквах – данный алфавит не являлся местным, который я кое-как изучил при помощи найденного букваря. Хорошо система имела более-менее понятные пиктограммные обозначения и защиту от дурака – некоторые функции включить не удалось, а часть из тех, что удалось, имела возможность отката – не понимаю, как это было возможно, организм ведь не машина, впаянную деталь обратно не снимешь, но тем не менее. В конце концов я обнаружил, что ряд действий, снабженных пиктограммами, символизирующими лечение, можно осуществлять при помощи всего одной зеленой стрелки.
В общем, когда спустя почти сутки я вышел из зала с девушкой на руках, то был твердо уверен, что она не умрет. Кровотечение агрегат остановил, функционирование селезенки поддержал, пораженные места подлатал и даже вернул моей находке зубы. Процесс выглядел весьма странно, с первого взгляда даже и не скажешь – магия или технология или и то и другое вместе. Из кресла прямо сквозь кожу вылезли сотни едва заметных волосяных трубочек, окруженных ореолом белого свечения, и вошли в тело девушки. Одновременно от пластин возле ее головы вниз покатились волны зелено-сине-белого сияния, по части трубочек начала отходить из брюшины излившаяся кровь, остальные, наоборот, стали вводить что-то полупрозрачное и совсем прозрачное, вроде физраствора, и еще прямо из воздуха сверху в тело стали бить то крохотные синие молнии, то комочки плотного зеленого свечения. В результате всей этой деятельности общие показатели на диаграммах ощутимо пошли вверх. Я устал, как собака, однако ощущение живого тепла у груди давало ни с чем не сравнимое чувство победы! Будет жить, и ничего, что чистый лоб обзавелся парочкой не предусмотренных природой небольших выступов, а волосы из шатенистых превратились в ярко-синие. Ей бы еще глаза красные для комплекта и униформу в обтяжку…
Оставив девушку в одной из комнат жилого дома, я обеспечил ее горшком, водой и едой, после чего запер комнату на засов, для надежности привалил парой лавок и отправился обратно в донжон. Спать, конечно, хотелось, но снедавшее меня любопытство не оставляло выбора. И вот стою перед креслом, и странная робость охватывает разум. К черту! Отбросив сомнения, лезу в уютные объятия кресла. Управление на виски, вперед!
Очень интересно… Этак можно и эльфом стать… Ладно, полторы печени, если можно так выразиться – от основного массива вниз обособилась дополнительная доля, – не помешает; ладно, две селезенки – одна будет про запас. Даже то, что на диаграммах сначала высветились параметры, примерно в десять раз превышающие по высоте предыдущие, от девицы, а потом изображение скачком сменило масштаб, снова приведя их в удобочитаемую форму – это даже хорошо в общем-то. Мускулатура выделена не бледно-зеленым, а гораздо более темным – тоже ничего. Но вот новое строение мозга заставило задуматься. Насколько я помнил – а помнил я хорошо, гипермнезию теперь давали уже в вузах и планировали в скором времени распространить на школы, – мозг хомо сапиенс вульгарис имел значительные отличия от наблюдаемого. Томограф, или что там было у кресла, был настолько хорош, что мог выделять из целого мозга отдельные системы – так вот у меня имелись две дополнительные нейронные сети, которых раньше определенно не было. Одна выделялась темно-синим цветом, другая – ярко-красным, даже алым. Что бы означали эти цвета? Выходит, сканеру известны такие образования? Обе сети располагались не только в головном мозге, формируя даже собственные ядра, но и заходили далеко в спинной, а кроме того, иннервировали значительную часть тела, следуя рисунку основных кровеносных сосудов. Сдается мне, они-то и были ответственны за недавний букет ощущений. Собственно спинной мозг также претерпел изменения. Исчезли мозговой конус и концевая нить, вещество мозга теперь занимало позвоночный канал целиком, вплоть до крестцовых и копчиковых позвонков. Соответственно «конский хвост» также исчез, в нем не было более необходимости, поскольку места выхода корешков спинномозговых нервов теперь точно совпадали с уровнем их межпозвоночных отверстий. Гм, красивое, но спорное решение. А если меня кто-нибудь сильно пнет в задницу – что, сразу спинальный шок?
