5
Кузьмич пасся у метро неделю. За это время он обогатился настолько, что купил себе новое пальто – правда по дешевке, с рук, и наконец-то попробовал все виды печенья, что продавали в магазине. Денежный поток не ослабевал, порой Гаркулеву казалось, что он спит и видит сон.
На то, что его порой называли попрошайкой, он не обижался. Он никогда ничего не просил. Просто не отказывалсяот пожертвований в пользу кота. А пожертвования делали охотно – многие граждане и гражданки с возгласами: «Какой классный кот!» и «Ути красавчик!» легко расставались с деньгами, наказывая Кузьмичу лучше кормить кота. Что он и делал – кормил Крима до отказа всякими специальными кормами, с ужасом думая о том, что будет, когда кот разжиреет.
Два раза к нему заходил Семеныч. Он был возбужден и не хотел ни о чем говорить, кроме своего великого открытия, которое должно было перевернуть всю современную физику. Правда, Кузьмичу удалось привлечь его внимание идеей о том, что кот гипнотизирует людей, но Мальштейн возмущенно фыркнул и заявил, что классическая наука отвергает идею гипноза животными человека, а те, кто распространяют такие слухи, в свое время просто недоучились в институте. Кузьмич, который даже и близко к институтам не подходил, обиделся и примолк. Но в целом согласился с физиком, списав свои удачи на элементарную человеческую жалость.
Беда пришла на седьмой день, когда некоторые прохожие уже узнавали Кузьмича, здоровались с ним.
В этот день Кузьмич и Крим заработали уже две сотни и мирно закусывали – кот сосиской, а хозяин шоколадкой.
Они стояли чуть в стороне, за ларьками, чтобы не привлекать внимания. Тут не было прохожих, поэтому, когда к ним вдруг подошли три крепких парня, Кузьмич понял – это по их души.
Он съежился, подхватил Крима на руки и вжался спиной в стенку ларька.
– Этот? – буркнул один из крепких ребят, одетый в кожаную куртку.
– Он самый,- отозвался второй, в спортивном костюме.
– Ну что, старый хрыч,- сказал третий,- бабло зашибаешь? А делиться кто будет, Пушкин?
Все трое загоготали.
– Да ребята, я ж это, того…- забормотал Кузьмич.
– Гони навар, дедуля,- насмешливо сказал тот, что был в костюме.
– Какой навар?! – перебил его пацан в кожанке. – Бери кота, и сваливаем. Мы на этом кошаке свой навар сделаем. Мелко ты мыслишь, Комар…
– И верно, – согласился Комар, – лучше кота, сами заработаем…
– Не отдам! – крикнул Кузьмич и пустил петуха от собственной неожиданной смелости. – Не отдам кота, ироды!
Ему не было жалко денег. Деньги – тьфу. Ну нет и черт с ними. Раньше же как-то жил и сейчас проживет. Но он и помыслить не мог о том, что придется расстаться с Кримом, со своим лучшим другом. Нет, только не это!
Пацан в спортивном костюме выругался, приложив Кузьмича трехэтажным словцом.
– Кончай базар! – прикрикнул на него парень в кожанке.- Забирай кота, и все.
К Кузьмичу потянулись руки, и он метнулся в сторону. Но уйти ему не дали. Две пары рук вцепились в него и повалили на землю, Кузьмич вскрикнул, а Крим встревоженно зашипел.
Совершенно неожиданно в ответ раздался крик одного из громил, потом вскрикнул второй, и над Кузьмичом запорхали густые матюки.
Он поднял голову и злорадно хихикнул.
Всех троих пацанов уже положили на землю, мордой вниз, и теперь пятеро патрульных милиционеров надевали на них наручники, беззлобно попинывая свою добычу, больше для порядка, чем для удовольствия.
– Спасибо, сынки,- сказал Кузьмич, поднимаясь на ноги.- Вовремя вы подоспели…
– Не за что, дедуля, – отозвался один из патрульных, в котором Кузьмич тотчас опознал того самого милиционера, что пожертвовал коту сто рублей еще в первый день. – Работа такая. Мы этих хмырей давно приметили…
Старший из патрульных сказал Кузьмичу, что все будет путем, и милиционеры потащили извивающихся братков к машине.
Кузьмич поглядел им вслед и стал отряхиваться. Он был спокоен и полон уверенности, что без кота тут не обошлось. Теперь он знал, что Крим его в обиду не даст.
– Потрясно! – раздалось рядом.- Просто потрясно! Кузьмич осторожно оглянулся и обнаружил, что за ним наблюдает тощий, хорошо одетый молодчик с бледным, как простыня, лицом. Он стоял, прислонившись к углу ларька, и, по-видимому, видел всю сцену с самого начала.
– Какой замечательный кот! – продолжал восхищаться незнакомец.- А какая история… Потрясно!
Кузьмич насторожился. Такого он еще не слышал.- Просто замечательный кот!
– Чем могу служить? – осведомился Кузьмич, неожиданно переходя на высокий штиль.
– Позвольте представиться,- сказал незнакомец, отлипая от стенки. – Петровский Леон Мастроянович. Режиссер. Меня просто очаровал ваш кот. Да и вы, еще крепкий русский мужик, тоже подходящий типаж…
Кузьмич кашлянул.
– Ах да,- спохватился режиссер. – Вы не хотели бы сняться в рекламе? Все будет очень пристойно – ролик про кошачий корм.
– Хочу! – ответил Кузьмич, прежде чём сообразил, о чем его спрашивают. Словно кто-то под локоть толкнул: скажи, мол, – хочу.
– Отлично! – обрадовался Леон Мастроянович. – Как вас звать?
Кузьмич откашлялся, пригладил взлохмаченные волосы заскорузлой ладонью и важно представился:
– Гаркулев, Иван Кузьмич. Пенсионер.
– Иван Кузьмич! – проникновенно произнес режиссер, беря Гаркулева за руку. – С этого момента у вас начинается новая жизнь…
И Кузьмич поверил ему. Быстро и легко, как всегда верят в хорошее, когда очень хочется в него верить…