Прошло двадцать дней после первого сеанса исцеления хранителя. Я уже полностью втянулся в ритм учебы. На занятия к целительнице и к наставнику по самообороне привык уже ездить в карете, которая всегда дежурила неподалеку от общежития и обязательно дожидалась, когда я освобожусь. Все в общем и целом текло своим чередом, за исключением того, что я после первой встречи ни разу не видел Свенту. На сердце было пусто и тоскливо, как в хмурый осенний день.

Зато Весана почти поселилась у нас. Она все не могла наглядеться на своего обожаемого Сена, которого стала называть Тариком, и старалась ни на минуту не оставлять без внимания, видимо, боясь, что более шустрая красотка уведет эдакого красавца прямо у нее из-под носа. Она уже потихоньку начинала командовать им. К примеру, вместо доброго ужина с вином тянула в театр, на выставки и просто на прогулку. Сен не возражал, и, похоже, ему это все очень нравилось. Скорее всего два месяца вдали от Свенты и под боком у Весаны сказались благотворно на его восприятии других девушек.

Еще меня по-прежнему беспокоила Кламира. Точнее, ее восторг и восхищение, которые хоть и поутихли немного, но все так же явно демонстрировались ею при виде моей персоны на занятиях в академии. Одногруппницы шушукались и хихикали, парни уважительно с оттенком зависти кивали головами, и все вместе, подозреваю, вообразили невесть что. Отказ девушки говорить на эту тему поверг их в еще большее заблуждение. Никто не сомневался, что мы с известной скромницей Кламирой были близки и это ей так понравилось, что она до сих пор не может успокоиться. Меня такая обстановка раздражала, но объяснить всем истинную причину поведения Кламиры было невозможно.

Сегодня у меня выдался один из редких свободных дней, который я намеревался провести с максимальной пользой для своего организма, а именно — поваляться на кровати, страстно обнимаясь с подушкой. Примерно в полдень я все-таки встал, умылся и оделся. Весьма прозаическая причина заставила меня немного изменить первоначальный план: банально захотелось хлеба насущного. Проще говоря — что-нибудь съесть. Этого я не предусмотрел, и в готовом виде у нас с Сеном ничего не оказалось.

Я задумчиво стоял возле стола в тяжелых размышлениях: сходить пообедать в таверну или отправиться на рынок, прикупить продукты, а потом приготовить что-нибудь эдакое. Вдруг неожиданно в комнату в своей обычной манере ворвалась Свента, одетая словно на бал. Я не мог отказать себе в удовольствии застыть в ступоре, любуясь девушкой. Она была очень серьезна и даже мрачна.

— Филин, быстро переодевайся во что-нибудь более подобающее для лучшего ресторана Сомбероса. Я жду тебя на улице. — И стремительно вылетела за дверь.

Я в полнейшем недоумении, оглушенный стремительной атакой, бессознательно переоделся в парадный камзол и вышел на улицу. У подъезда стояла роскошная карета с гербами герцогов Маринаро. Возле входа меня дожидалась Свента, держа в руках маленькую изящную сумочку. Я подал ей руку и помог подняться в карету. Затем и сам устроился напротив. Щелкнул кнут кучера, и экипаж неторопливо двинулся по улицам столицы. Всю дорогу мы молчали. Свента хмурилась и смотрела в окно, а я гадал, что могло случиться и что все это значит.

В памятном мне ресторане, где мы со Свентой два года назад праздновали поступление в академию, даже столик был сервирован тот же. Мы разместились, выпили по бокалу вина, и Свента ровным голосом сказала:

— Филин, я выхожу замуж.

Я никогда не питал напрасных надежд. Знал, что рано или поздно это произойдет, но, вот чтобы так неожиданно и в таком антураже, не ожидал. Осень в моей душе стремительно сменилась полярной зимой. Во мне все заледенело и окаменело. От стужи где-то далеко в душе печально лопались скалы безумных мечтаний, и пронизывающий ветер тоски злобно выл похоронную песню прощания с летом и солнечным теплом.

— Мои поздравления, Свентаниана, — сказал я мертвым голосом. — Я могу узнать, кто этот счастливец?

— Можешь… если очень захочешь, — тем же ровным голосом сказала Свента и вдруг словно взорвалась: — Меня поражает, как ты иногда бываешь слеп. Может, ты не филин, а крот? Или только темной ночью ты способен глаз мышиный разглядеть, а при ярком свете ничего не видишь? Пойми же, я не хочу несколько лет ждать, пока твои рукодельницы вышьют наконец полотенце, достойное моей персоны. Меня вполне устроит самое простое. Пусть даже влажное после душа. Ты это понимаешь?

Я все еще никак не мог взять в толк, о чем речь. Заледенелые мысли с трудом шевелили озябшие извилины моего задубелого мозга. Вспомнился наш отъезд на практику и шутка с полотенцем… Нет, все равно не улавливаю связи.

— Так… за кого же ты замуж все-таки выходишь? — Умнее вопроса моя голова родить была неспособна.

Свента возмущенно посмотрела на меня, фыркнула и четко ответила:

— За тебя, медведя брасерского! За тебя выхожу! Теперь понял наконец, глупый филин? — И ехидно добавила в своей обычной манере: — Если ты не возражаешь, конечно.

Ошеломляющая новость просачивалась в меня буквально по капле. Буйная радость и щенячье ликование постепенно стали вытеснять зиму и стремительно растапливать лед, сковавший душу. Но я все никак не мог поверить, что это не жестокий розыгрыш. Во рту стало сухо, как в безводной пустыне, и я со страшным волнением, глядя прямо — что теперь врать — в любимые глаза, прохрипел:

— Свента, ты надо мной издеваешься? Если да, то это слишком жестоко — так со мной поступать.

— Нет, Филин, — очень серьезно сказала Свента, — не издеваюсь. Разве я последняя дрянь, чтобы так над тобой измываться? Но ты не ответил. Ты-то как? Не возражаешь?

— Да, — ответил я вне себя от счастья.

— Что-о? — угрожающе протянула Свента, и в глазах ее зажглись до сладкой боли знакомые демонята. — Возража-а-аешь?

— Нет! — вскрикнул я. — Ни в коем случае… то есть… — Совсем запутавшись, я жалобно посмотрел на девушку и промямлил: — Я не возражаю, наоборот, очень хочу этого… Я не смел мечтать.

— Так ты собираешься делать мне предложение? Или нет? — снова ехидно и весело спросила Свента.

— Да… то есть нет… то есть… — Я резко выдохнул. Медленно вдохнул и четко проговорил: — Свентаниана, я давно люблю тебя, прошу принять от меня полотенце, и пусть боги благословят наш брак.

— Филлиниан, я с радостью приму твое полотенце, и пусть боги благословят наш брак.

Я сидел настолько оглушенный свалившимся на меня счастьем, что не сразу расслышал, как Свента меня зовет:

— Филин, очнись!

— Да, счастье мое!

— Нам надо решить вопрос с обрядом.

— А что тут думать? Приедем на каникулы в Маринаро, и я приду к тебе с полотенцем…

— Чтобы за эти два месяца какая-нибудь певичка или Кламира успела задурить тебе голову?

— Какая певичка? И при чем тут Кламира?

— Об этом, милый, ты мне потом все расскажешь. А сейчас вставай, поехали к нам.

Мы встали и направились к выходу. Представляете, я не съел ни крошки и даже не вспомнил о еде! Для меня это очень нехарактерно. И смутные подозрения, кто в семье будет командиром, начали пробираться в мою голову.

Почему я решил, что мы едем в общежитие, непонятно. Привык уже, наверное, за два года, что там наш дом. Карета остановилась напротив парадного входа в особняк герцогов Маринаро. Я вышел из кареты, подал руку Свенте, помогая ей выйти, потом, так и не отпуская ее руки, вместе с ней вошел в двери. В приемном зале особняка толпились какие-то люди, среди которых я с удивлением увидел своих родителей. Они подошли, посмотрели на наши лица, и отец протянул мне свернутое полотенце. Я взял его и огляделся в поисках родителей Свенты, которые тоже не замедлили подойти к нам. В зале как по мановению волшебной палочки установилась тишина. Я протянул развернутое полотенце отцу Свенты и произнес слова обряда:

— Я прошу богов дать мне в жены Свентаниану деи Маринаро, вашу дочь, милорд.

Герцог взял полотенце и на вытянутых руках подал его нам. Я вцепился в свой край, как клещ, — вырвать его у меня можно было теперь только вместе с руками. Герцог, выдержав паузу, резко, но несильно дернул полотенце к себе. А вот и не удалось ему. Этот кусок вышитой материи так и остался в наших руках!

— Боги не против вашего брака, дети! Да будет он благословен!

Все вокруг нас восторженно завопили, а мы стояли и смотрели в глаза друг другу. Наши руки без нашего сознательного участия соединили края полотенца, а мы так и стояли — рука в руке и полотенце между нами. Очнулись после возгласа:

— Поехали! Все уже сидят в экипажах. Пора отправляться в храм.

Все остальное было как в тумане. Поездка в храм. Мы со Свентой у алтаря богини жизни — молоденькой девушки, распахнутые руки которой вместе с ладонями, обращенными к Солано, обвивают зеленые змейки, держащие в пастях цветки колокольчика. Жрица что-то говорит, окуривая нас приятным дымком, и надевает брачные браслеты в виде тех же змеек. Нас выводят из храма и сажают в карету. Везут в особняк и усаживают на почетные места в банкетном зале. Мне все эти детали неинтересны. Я там — в заоблачных далях, где нет места всей этой суете. Там есть только безбрежное счастье и чистое, как любовь, небо.

Теплый и ласковый луч Селены окрасил в кремовый цвет белоснежную простыню огромной кровати. Одеяла сбились куда-то в угол, и два тела сплелись в безумии страсти в попытках слиться воедино, раствориться друг в друге. Сколько раз мы со Свентой доходили до вершин наслаждения, я и не вспомню. Правда, первую половину нашей брачной ночи пришлось посвятить осторожной и очень деликатной разъяснительной работе.

Я прямо не узнавал в этой немного боязливой Свенте решительную и храбрую девушку, сумевшую так все организовать, твердо взять меня за мантию и провести к алтарю богини жизни. Она робела и смущалась, мило краснела и бледнела. Она оказалась… девственницей. Родители воспитали ее в строгости, но не думаю, что это они забили в ее прелестную головку столько предрассудков и табу. Я был нежным и осторожным. Не делал того, к чему она не была готова, и все время, нежно покусывая прелестное ушко, нашептывал и нашептывал ей тоном лекаря на приеме, что может происходить между мужчиной и женщиной в постели, а что нет и почему. «Нет» было одно-единственное — нельзя делать то, что неприемлемо хотя бы для одного из партнеров.

Полночи лекций постепенно переросли в то безумие страсти, о котором я уже рассказал в самом начале. Даже половину тех глупостей, которые ей явно наболтали подружки, старавшиеся выглядеть умудренными опытом, но сами в этом ничегошеньки не понимавшие, мне преодолеть не удалось. Однако со временем я надеялся довести дело до победного конца. Наконец после очередного бурного финала Свента, тяжело дыша, радостно сказала, что я умотал ее, как старую клячу. Ах, если бы она знала, какое наслаждение дарит любовь, не удержалась бы и еще на первом курсе… ну, если не на первом, то на втором точно, а к новому году уж обязательно… Что бы она сделала, женушка так и не сказала, нахально взяла мою руку, подсунула себе под щеку и… заснула.

Встали мы довольно поздно. Часа в два дня. Проявив незаурядную смекалку, я, не вызывая слуг, нашел, которая из дверей ведет в душевую и туалетную комнаты. Не спеша привел себя в порядок и, накинув халат, вернулся к кровати. Свента тоже уже проснулась и прошмыгнула мимо меня умываться. Ну нет. Так не пойдет. От меня так просто не ускользнешь. Я прокрался в душевую, и… душ мы принимали о-очень долго. Никогда эта простая процедура не была столь приятной. Короче, в банкетный зал, где гости праздновали уже по второму кругу, а некоторые, успев с утра принять, проспались и праздновали даже по третьему, мы спустились часа в четыре дня. Тут я вспомнил про дедушку Лила и свое обещание пригласить его на свадьбу, потребовал карету и, перехватив бутерброд, помчался в академию. Потом был пир, почему-то герцог и Сен, потом… не помню.

Я окончательно проснулся, потянулся, блаженно жмурясь, открыл глаза и увидел, что часы над дверью показывают полдень. В комнате было тихо — видимо, Сен уже ушел в академию на лекции, а мне их посещать не нужно, поэтому можно еще полежать поблаженствовать. Разве что есть хочется. На столике валялся пустой флакончик, в котором недавно было средство от похмелья. Сен небось опять принял лишнего…

Я резко сел на постели. Полдень. Комната в общежитии. А как же Свента? Свадьба? Полотенце? Брачная ночь? Неужели мне все приснилось, да так подробно? А на самом деле не было ничего? Ужас и тоска с радостным завыванием навалились на меня и стали яростно кромсать мою душу. Вот сейчас влетит Свента и скажет…

В комнату, резко распахнув дверь, ворвалась Свента. Сейчас скажет, мол, надевай парадный камзол и поехали в ресторан, отрешенно подумал я, глядя на нее ошалевшими глазами.

— Вот ты где, пьянчуга! Все тебя обыскались, а ты тут разлегся! Быстро вставай!

Я решил, будь что будет, но знать я это должен обязательно, и как с палубы в волны:

— Свента… Мы женаты?

— Что-о?! — возмущенно воскликнула Свента.

У меня сердце упало. И вдруг в ее глазах заблестели слезы:

— Как ты можешь, после всего…?

Тут наконец в сознание пробилась умная мысль. Я быстро отдернул рукав мантии, в которой, оказывается, спал, и увидел на левой руке брачный браслет. Такой же точно был на руке девушки. Мне! Не! Приснилось! Свента — моя жена!

Я счастливо засмеялся, подхватил девушку — нет, жену! — на руки и закружил ее по комнате, как когда-то в первый день вступительных испытаний.

— Свентушка! Селенушка моя! Я так счастлив, что мне не приснилось. Что все на самом деле! — И счастливо захохотал.

— Что не приснилось? — недоуменно спросила Свента.

— Наша свадьба. Представляешь, просыпаюсь я в комнате общаги и с ужасом думаю, что мне все приснилось. Мы не ездили в ресторан, не держали полотенце, не были на свадебном пиру, и брачной ночи не было… Так мне стало тоскливо, хоть волком вой.

Свента обхватила меня за шею и звонко расхохоталась вместе со мной.

— Так ты что же, пьяница несчастный, не помнишь, как здесь оказался, бросив молодую жену?

Я даже остановился в растерянности:

— Не помню.

— Не помнишь, как ездил за деканом, дескать, обещал его пригласить на свадьбу? Как потом ввязался в этот глупый спор с моим папенькой — умеют ли бароны пить, как герцоги? Как рвался провожать Сена в общежитие и тебя два лакея долго не могли погрузить в карету? Сен в отличие от тебя сам влез в нее, и его прекрасно довезли бы одного. — На каждый ее вопрос я отрицательно мотал головой. — И нашу ночь не помнишь? — коварно спросила она. — И как обслюнявил меня всю, облизывая, будто мороженое, не помнишь?

— Это забыть невозможно! — торжественно сказал я.

Держать Свенту на руках было легко и приятно. И не только держать. Пользуясь случаем, я одной рукой стал поглаживать ей спинку, а другой — щекотать и поглаживать бедра. Потом с рыком голодного тигра страстно впился ртом в ее грудь. Сначала в одну. Потом в другую. Потом снова в первую…

— Филик! Прекрати! — взвизгнула Свента. Филин и Филик! Отличие в одной букве, а как по-разному звучит! — Ты мне все платье помнешь. Ой! Ах! Прекрати же, медведь брасерский… Аа-а-ах! Нет! Не прекраща-а-а-ахх…

Где-то часа через полтора утомленная Свента, лежа на моем животе и вычерчивая пальчиком непонятные узоры у меня на груди, вдруг хихикнула:

— Девочка на шаре.

Я чуть-чуть подбросил ее животом.

— Не нравится — слазь.

— He-а. Не слезу. Мне здесь хорошо-о-о. — Она посмотрела на меня смеющимися любимыми изумрудными глазами — ну прямо-таки киса. — Я здесь жить останусь. У тебя на животе. Вот так. Здесь тепло и мягко. И никуда не надо торопиться… Ой!

Она одним гибким и стремительным движением соскользнула с меня. Миг — и она посередине комнаты. Смотрит на часы.

— Филик! Ёшкин кот! Мы же опаздываем! Живо собирайся.

— Ну если я кот, то ты точно киса! — Я не сразу сообразил, что она сказала.

— Некогда. Родители через два часа разъезжаются по домам. Надо успеть попрощаться. А ты тут девушек целомудренных охмуряешь. — Говоря это, она собирала разбросанную по всей комнате одежду и быстро одевалась. — Давай вставай. Карета нас ждет.

Мы быстро оделись и поспешили к выходу. В карете Свента завела неприятный для меня разговор. Ведь надо же ей было испортить праздничное настроение.

— Скажи, — серьезно начала она, — между супругами должно быть доверие?

— Да, — насторожился я, — без доверия нет любви. Я так считаю.

— Тогда ответь мне честно. Я выдержу. Что у тебя с Кламирой? — (Ну вот, и здесь опять то же самое. Снова Кламира.) — Мне девчонки из твоей группы все рассказали.

— А что они знают, эти девчонки? У нас с Кламирой ничего нет и не было! — твердо ответил я.

Свента пристально посмотрела мне в глаза.

— А почему тогда она взирает на тебя, как… как я после нашей ночи?

— Я тебе клянусь, что у меня с ней ничего не было. Истинную причину я тебе пока не могу назвать. Не имею права. Поверь мне. Кроме тебя, мне никто не нужен!

Боюсь, я так и не смог развеять ее сомнения.

— Хорошо. А Вителлина?

Этот тяжелый разговор меня уже утомил.

— Ну… было. Прости. Но это было до свадьбы. Мы с Вителлиной друзья, и не более. Мне ведь без тебя было так одиноко там, в Сербано. — Я жалобно посмотрел на нее глазами голодного котенка и явно своего добился: взгляд ее смягчился, и она улыбнулась.

— Смотри, Филин, узнаю, что с бабой какой роман закрутил, гулялку оторву! — пригрозила она.

— И тебе будет не жалко… гулялку?

— А я ее засушу и себе оставлю.

— Жестокая! И хитрая! Вот!

— Я не хитрая, я рациональная, — засмеялась Свента и, вновь перейдя на серьезный тон, сказала: — Еще меня беспокоит, что ты прогуливаешь лекции. Ты уже не хочешь стать лекарем? Решил, что травником быть достаточно? Если это от лени, то я за тебя возьмусь, — снова пригрозила она.

За разговором мы не заметили, как доехали. Меня удивило, что у парадной лестницы особняка уже стояли наготове две кареты: одна с нашим гербом, другая с герцогским. Возле карет стояли родители. Мы не успели выйти, как к нам подошел отец Свенты и сказал:

— Нас всех вызвал сам начальник КСОР и почему-то попросил приехать прямо сейчас. Поэтому сидите — мы немедленно выезжаем.

Долго ждать в приемной нас не заставили — сразу пригласили в кабинет начальника. Руководителем одной из самых таинственных и для многих страшных служб королевства был человек средних лет, атлетического телосложения, с породистым аристократическим лицом. Он был гладко выбрит и одет в официальный мундир КСОР с генеральскими эполетами. Говорил неторопливо, четко и размеренно. Он предложил всем сесть к длинному столу для совещаний, распорядился принести чаю и, прохаживаясь по кабинету, без прелюдии начал:

— Все присутствующие здесь когда-то давали клятву хранить государственную тайну. Наш с вами сегодняшний разговор также относится к этой категории. Попрошу вас действовать в соответствии с клятвой. Я пригласил вас в связи с известным вам событием. Ваши семьи породнились. Политический аспект мы обсудим отдельно с милордами герцогом и бароном. Всем же остальным важно знать следующее. Насколько нам стало известно, нападения на леди Свентаниану в пограничной зоне были инспирированы политической разведкой Лопера. Их целью было пленить вашу дочь, милорд, и через нее попытаться оказать на вас давление. Они снова поднимают вопрос о Грассерских горах и Сербано.

Герцог понимающе кивнул.

— А вам, леди, — обратился ксоровец к Свенте, — не следовало давать взятку чиновнику, чтобы изменить место практики. Вам была назначена практика в столице — вот и оставались бы здесь. Теперь-то мы понимаем причину ваших действий, но тогда, извините, мы имели все основания подозревать вас в связях с лоперской разведкой. Да, герцог, мы подозревали. А вы бы не стали подозревать? Объект охоты выезжает как раз в самое удобное для захвата место — в Сербано. Кто-то при этом позаботился уменьшить количество охраны, и вместо двух пятерок минимум ее и молодого человека сопровождала только одна. Как все удачно сложилось для лоперцев, вы не находите? У них все могло бы получиться, если бы при первом нападении на дилижанс не помог молодой человек и они не ошиблись бы со вторым нападением. Что вас удивляет, леди Свентаниана? — Ксоровец перевел взгляд на меня и спросил: — Какое требование выдвигали лоперцы там, в горах?

— Они требовали отдать им девчонку, — честно ответил я.

— Им нужна была не Кламира, а вы, леди, — снова посмотрев на Свенту, сказал начальник. — Их доносчик ошибся, вызнав, что в рейд уходят две пятерки егерей и с ними двое студентов, один из которых девушка. Ошибка вполне понятная. Вас ведь по одному прикрепили к пятеркам — он и решил, что в рейд уходите вы.

Свента вся побелела:

— Так это из-за меня погибли люди и чуть не погиб мой муж?

Не отвечая на вопрос Свенты, ксоровец продолжил:

— Чиновник, изменивший место вашей практики, оказался простым мздоимцем, а вот с тем, кто приказал ослабить вашу охрану, сейчас разбираются наши дознаватели. Был ли умысел с его стороны или просто головотяпство, но с вас, леди, подозрения полностью сняты. Поэтому я вам все это сейчас и говорю. — Он остро глянул на всех и произнес: — Учитывая, что в ваших семьях появился целитель… — Увидев всеобщее недоумение, делано удивленно спросил: — Как? Вы не знали? И вы, леди Свентаниана, не знали, за кого замуж выходите? Тогда позвольте мне представить вам лорда Филлиниана — целителя. Начинающего, но очень многообещающего.

Взглянув на родню, я увидел на лицах оторопь и неверие. Жена смотрела на меня так, будто ее знакомый до последнего перышка филин вдруг оказался сказочной жар-птицей.

— Мой сын — целитель? — с огромным удивлением спросил отец. — Один из тех самых, легендарных? Я думал, это сказки.

— Нет, не сказки, — подтвердил ксоровец. — В связи с этим я прошу обе семьи уделить самое пристальное внимание вопросу обеспечения безопасности ваших детей. Предупредите капитанов вашей охраны о высокой вероятности покушений на жизнь и здоровье молодоженов. С нашей стороны уже выделены люди. Кто и сколько, вам знать необязательно, но и от вас ожидаем серьезного отношения к делу. Молодых людей попросим не капризничать и стараться следовать рекомендациям охраны — это и в ваших интересах тоже. И последнее. Мы предлагаем вам, леди Свентаниана, перевестись в схолу невидимок. Вы нам подходите. Мы и так собирались вам это предложить, но через год. Ваша свадьба все ускорила. Не скрою, таким образом, вопросы охраны вашей семьи несколько упростятся. Если желаете, можете подумать.

Свента сначала побледнела, потом порозовела, глаза ее радостно заблестели:

— Я согласна. Поступить в это элитное подразделение было моей мечтой. Даже раздумывать не буду. Что нужно сделать?

— После нашего разговора пройдите в канцелярию КСОР и оформите перевод. Все распоряжения в отношении вас уже отданы. У меня все. Хочу напоследок еще раз предупредить. Сведения, которые вы здесь услышали, не должны уйти за пределы этого кабинета. В том числе и то, что ваш сын и зять — целитель. Засим не смею вас больше задерживать. Попрошу только лорда Филлиниана остаться на пару минут. За это время ваша жена как раз успеет оформиться.

Все вышли из кабинета, бросив на меня встревоженные взгляды.

Когда мы остались одни, начальник КСОР немного помедлил и сказал:

— Сведения, которые вы сейчас получите, секретные и разглашению не подлежат. В том числе и вашим родным об этом знать нежелательно. В начале лета следующего года мы собираемся направить экспедицию в знакомое вам ущелье Змей близ Сербано и предлагаем принять в ней участие совместно с вашим наставником господином Лабриано. Вы имеете возможность подумать над нашим предложением, посоветоваться с наставником и до наступления нового года сообщить о своем решении. Достаточно будет уведомить вашего наставника. Это все, что я хотел вам сказать. Честь имею.

Мы раскланялись, и я вышел в приемную. Дождавшись Свенту, все дружно на трех каретах поехали в особняк Маринаро. Там нам со Свентой был выделен целый этаж для проживания. Оказывается, моя умница, пока декана не упоили, добилась от него разрешения жить вне общежития. В карете, чтобы развеять последние сомнения, я сказал:

— Свента, Кламира узнала о том, что я целитель, еще в Сербано. Я ничего не смог сделать, чтобы она не смотрела на меня такими глазами. Поверь мне. И рассказать всем истинную причину тоже, как видишь, был не вправе. Отсюда и сплетни эти.

Свента вспрыгнула мне на колени и долгим-долгим сладостным поцелуем подтвердила, что теперь у нее не осталось никаких сомнений. Неожиданно она встрепенулась и, помрачнев, спросила:

— Филик, а ты можешь мне теперь рассказать, что на самом деле произошло в горах? Я при поступлении, как и все на боевом, давала магическую клятву о неразглашении государственных секретов.

Я рассказывал, а она, по-прежнему сидя у меня на коленях, слушала, затаив дыхание. Когда повествование дошло до того момента, как на нас обрушилась лавина, я держал купол и пробивал колодец, Свента с тревогой посмотрела мне в глаза и так глядела не отрываясь, пока я не закончил. Потом вдруг всхлипнула, прижалась еще теснее и проговорила:

— Это я виновата в смерти егерей и невидимок, я!

Я взял в руки ее лицо, высушил поцелуями слезы и строго сказал:

— Не говори ерунды. Все произошло не из-за твоих ошибок или разгильдяйства. Если бы им была нужна не ты, а Кламира, это изменило бы что-нибудь?

Она немного успокоилась и, глубоко вздохнув, положила голову мне на плечо. Я бережно придерживал свое сокровище и думал, что же ожидает нас в будущем. Решение о походе в ущелье Змей я уже принял.