Вот так наши пути начали двигаться к пересечению, хотя никто из нас об этом тогда не подозревал. Мы подъезжали к границам Земель Зодиака, Мильк с Гиеагром направлялись туда же.

Я старался не думать о том, что ждет нас, когда привычные и обжитые места останутся позади. Кто бы мог подумать, что еще до того, как мы доберемся до границы, наша жизнь подвергнется серьезной опасности.

– Ты спишь, Бурдюк?

Удивленный голос высунувшегося из-за полога повозки Эписанфа проник в мое сознание, и я выдернул себя из небытия так стремительно, что чуть не вывихнул шею. После этого тщательно, стараясь не пропустить ни одно известное мне ругательство, прошелся и по варвару, и по этим чокнутым ракам, проложившим такие ненормально ровные дороги.

Варвар заслушался, как человек, сам много лет обучавшийся искусству красноречия и способный потому оценить талант другого.

– Да, дороги здесь превосходные, – некстати протянул он, когда я уже было успокоился. – Ничем не отличаются от наших, андронийских.

В своем почти детском простодушии он искренне полагал, что сказал комплимент. Я припомнил еще парочку выражений, сам подивившись глубине своей памяти.

– Хорошо, когда дорога не напоминает горбы верблюда, а колесо повозки не тонет в грязи, – проворчал я, снова поостыв. – Но все хорошо в меру. Не нужно стараться улучшить то, что улучшения не требует. Какой прок с дороги, похожей на лезвие меча? Чтобы люди засыпали на козлах и съезжали в кювет?

Мне показалось, что Эписанф не в полной мере проникся справедливостью моих аргументов, и я решил в подтверждение привести одну историю, которая легко могла бы сойти за байку, не будь она правдивой от начала до конца.

– Это история про одного очень ловкого вора, и неважно, как его звали, так как сейчас он уже в Тени Зодиака.

Мастером он был, как я уже сказал, чрезвычайной ловкости, и нередко ему удавались такие дела, о которых его коллеги и помыслить не смели. Вот и в тот раз нацелился он на дом одного богатого сквамандского купца, охранявшего свою сокровищницу даже истовей, чем того заслуживало ее содержимое.

На ночь хозяин выпускал во двор шестерку животных, которых язык не поворачивался назвать собаками. Даже неробкий человек мог запросто испустить дух от одного вида этих милых созданий. Так как псы не признавали никого, кроме хозяина, на день их запирали в клетки, а дом охраняли другие звери – стражники из гвардии самого Сына Скорпиона.

Кому могла прийти в голову мысль залезть в дом среди бела дня? Но герою моего рассказа она все-таки пришла. Очень уж чесались у него руки на богатства купца, а способа наладить дружеские отношения с четвероногими охранниками он не видел. Парень полагал, что людей обмануть проще, и это ему почти удалось.

Целый месяц он вел осторожное наблюдение, выспрашивал случайных посетителей дома, щедро платя за жалкие крохи информации. Наконец вор счел, что все продумал. Не буду рассказывать всех подробностей – некоторые мне неизвестны, а другие являются секретами ремесла, и о них не принято распространяться. Но факт остается фактом, вор сумел проникнуть в подвал дома, нагреб котомку добра, которого ему хватило бы на год безбедной жизни, и поторопился покинуть дом.

Но то ли он слегка ошибся в расчетах, то ли дольше, чем ему казалось, отбирал в сокровищнице камни покрупнее, только заветной минуты, необходимой для тихого и бесшумного исчезновения, у него не оказалось. Находясь в гостиной, он услышал тяжелые шаги караула. Вернуться в подвал, чтобы отсидеться, он не мог – стражники сейчас направлялись именно туда. Спрятаться от опытных гвардейцев в гостиной – дело безнадежное. И за какую-то секунду в его голову пришел план, настолько же хитрый, насколько и нахальный.

Вор знал, что караулы меняются каждый день, и потому стражники не могли знать в лицо всю обширную прислугу купца. Приметив в углу половую щетку, он метнулся к ней. Что увидели охранники, зайдя в гостиную? Уборщика, который на четвереньках надраивал пол, не обращая на стражу никакого внимания. Слуга для гвардейца – это почти что мебель, тут расчет был верным, и взгляды трех стражников только слегка скользнули по вору. Но… один из них на беду оказался неглупым малым и вдруг присмотрелся к уборщику пристальней. А еще через минуту крепкие руки уже держали вора за загривок, чтобы отвести к хозяину на предмет установления личности. Отчаянная попытка вырваться закончилась так, как и должна была закончиться…

Вора подвела излишняя старательность. Охраннику показалось подозрительным, что слуга так тщательно, без малейших признаков лени натирает пол. Слуги действительно так работают – когда на них смотрит хозяин, но стоит тому отвести глаза, движения сразу становятся размеренными и неторопливыми. А уж если хозяина нет…

Этого вор и не учел, вкладывая всю душу в натирание полов. А если бы он водил щеткой по полу с ленцой и небрежностью, заботясь больше о создании видимости натертого пола, эту историю потом рассказывал бы он, а не довольный своей прозорливостью стражник.

Я закончил рассказ, а Эписанф не спешил с возражениями или, наоборот, согласием. Молчание затянулось настолько, что я снова стал позевывать, но тут варвар заговорил.

– История интересная, Бурдюк, я не спорю. И готов согласиться, что порой излишнее рвение действительно только вредит. Но мне думается, к дорогам это не имеет отношения. Дело в том, что хорошая дорога через два-три года становится посредственной, а посредственная – еще скорее – плохой. Думаю, по плохой дороге тебе бы понравилось ехать еще меньше.

– Не знаю, – фыркнул я. – Там бы я, по крайней мере, не заснул.

– В том, что ты заснул, в большей степени виновата вчерашняя бессонная ночь, нежели дорога.

– Эта ночь легко могла оказаться последней, вздумай мы вздремнуть, – с еще большим сарказмом заявил я. – У нас очень неважные взаимоотношения со стражниками западной части Земли раков. Полагаю, они до сих пор сожалеют, что не отправили нас в Тень Зодиака… вслед за двумя своими товарищами.

– Да, я понимаю, – закивал Эписанф. – Но почему ты не согласился, чтобы я сел на козлы?

– Какая разница? – Я пожал плечами. – Тебя бы сморило точно так же, если не раньше. Я и говорю, эти дороги…

– В отличие от вас, я мог бы помолиться Порресу, – с назиданием в голосе сказал варвар.

– Это еще что за зверь? – удивился я.

Эписанф на мгновенье вспыхнул, но тут же взял себя в руки.

– Поррес – бог сна, один из самых уважаемых на Священной горе. Незримо посещая каждого человека, он дарует ему сон. Я всегда приносил Порресу щедрые дары и, полагаю, он не отказал бы мне в такой малости – не посещать меня несколько часов.

– А другие боги? – спросил я после недолгих раздумий. – Другие ваши боги – они спят когда-нибудь?

Теперь пришло время Эписанфа думать. Он даже глаза закрыл и беззвучно шевелил губами. Вдруг лицо его прояснилось.

– Да, конечно же да! – воскликнул он. – Как я мог забыть, ведь есть же рассказ о том, как богу Нииту во время сна…

– Тпрру! – осадил я его.

Глупая кобыла приняла эту команду на свой счет и послушно остановилась. Животные, они как люди – всегда охотнее всего выполняют распоряжения что-либо не делать.

Когда недоразумение было устранено, я продолжил:

– Я не просил тебя рассказывать мне свои сказки, я задал очень простой вопрос. А вот тебе еще один: кто насылает сон на богов вашей Священной горы? Этот пресловутый Поррес или кто-то еще?

На этот раз варвар не просто задумался, он впал в некое подобие ступора. Видно было, что такой вопрос никогда раньше не приходил в его голову, а теперь вызвал явное смущение. Я с удовольствием этому смущению поспособствовал:

– Если кто-то другой, значит, у Порреса есть конкурент, причем заведомо более могущественный. Кто он, интересно? Если же трудяга Поррес и всех своих товарищей по цеху умеет погружать в сон по своему желанию, то, поверь мне, он давно уже остался бы на Священной горе в гордом одиночестве, и ты, Эписанф, знал бы только одного бога.

– Как ты можешь! – Лицо Эписанфа раскраснелось, губы задрожали. – Как ты можешь судить о великих богах, словно о простых смертных?!

Я в ответ рассмеялся.

– А не ты ли, друг мой, рассказывал, что боги Священной горы создали людей по образу своему? Так вот, если между вашими богами и людьми есть хотя бы крошечное сходство, так все и было бы, можешь не сомневаться.

– Я не понимаю, что ты хочешь этим сказать! – выплюнул Эписанф.

– Это плохо. – Я сокрушенно покачал головой. – В твоем возрасте понимать нужно больше. Есть двенадцать богов Зодиака… ну, может тринадцать, я пока все равно не могу в это поверить. Есть еще всякие мелкие духи и бесы, обитающие в Оборотной стороне мира, – с ними приличному человеку знаться не стоит, а вот колдуну без них никак. И все. А вы, Непосвященные, напридумывали себе богов на все случаи жизни.

– У тебя своя вера, Бурдюк, а у меня своя, – сказал варвар, из последних сил стараясь успокоиться.

– Конечно, – согласился я. – Именно поэтому ты так усердно разыскиваешь Зеркало, созданное богами Зодиака.

– Не вижу смысла продолжать этот разговор. – Эписанф с гордым видом отвернулся.

– Ничего, зато сон отступил. – Я потянулся и передал вожжи варвару. – Держи, а я пойду отолью. Помолись за меня своему богу, который отвечает за этот процесс.

Обидчивый, как ребенок, Эписанф молчал после этого не меньше часа. Я и не настаивал на дальнейшей беседе. Сон я прогнал, от раздражения избавился, настроение себе поднял. Землю водолеев мы проехали спокойно… Хотя я вздохнул с облегчением, покидая эту странную страну. Не из-за каких-то реальных опасностей, подстерегавших нас в пути, – стража у водолеев бдительная, но к нам с Глазом не в претензии, а само местное население достаточно миролюбиво. Просто мне становится не по себе, когда вокруг такое количество народа, пьющего только воду. Никогда не знаешь, что у них на уме. У меня порой мурашки по спине бегают от ощущения, что они живут в каком-то своем мире, по своим законам и своей логике, мало что общего имеющими с человеческими.

И все же Землю водолеев мы проехали спокойно. А вот у раков приходилось постоянно быть в напряжении. Впрочем… и это почти позади.

Копыта лошади дробно застучали по крупным ровным камням, пришедшим на смену укатанной глине. Значит, подъезжаем к Джибею.

– Вот это правильная дорога, – наставительно сказал я, потрясываясь вместе с повозкой. – И ровная, и дождь ей не страшен… и не заснешь. Джибей – хороший город, – сказал я, видя, что Эписанф разговор не поддерживает. – За пределами Земли скорпионов он единственный, где я чувствую себя почти как дома. Да и местной страже не должно быть до меня дела. Надеюсь… – тихо закончил я.

Джибей был последним пристанищем на Землях Зодиака. Там мы собирались как следует отдохнуть, а заодно продать повозку вместе с лошадью. Во-первых, повозка – вещь бесполезная в горах, которые нам предстояло пересечь. А во-вторых, нам необходимы средства для покупки теплой одежды, провианта, да и кое-чего из оружия. Ибо финансы наши находились в весьма плачевном состоянии. Не без помощи Тарантула. Я зло сплюнул и помотал головой, отбрасывая неприятные воспоминания. Мне теперь придется не только заботиться о собственной шкуре, но и обращаться с варваром бережно, как с хрупким и очень дорогим украшением.

Впереди показались высокие ворота Джибея, и я не очень весело улыбнулся.

От постоялого двора, в котором заночевали, к рынку мы шли пешком и в добром расположении духа. Хозяин купил наше средство передвижения. Явно не сошедшаяся со мной характерами кляча Эписанфа, стремясь поскорее от меня отделаться, очень ловко притворилась настоящей лошадью, и нам удалось выручить за нее даже больше, чем я рассчитывал, что огромная редкость в Джибее, одним из ярких качеств жителей которого вполне заслуженно считается умение торговаться.

Мы продвигались по людным улицам города, вымощенным все тем же камнем. Я с Эписанфом впереди – во-первых, я не хотел терять варвара из виду, во-вторых, чего уж скрывать, я все больше привязывался к этому смешному типу. И заклятие Тарантула повинно в этом лишь отчасти. Глаз – верный товарищ, и в любой заварушке я могу не заботиться о защите собственной спины, но как собеседник он бы не взял первого приза ни на одном конкурсе. С варваром было общаться забавней.

Лаита почтительно двигалась на шаг позади своего господина, все так же закутанная с головы до ног в черные тряпки. Не понимаю, что она могла сквозь них видеть, но, очевидно, они ей не мешали.

Глаз со скучающим видом замыкал шествие.

Мы представляли бы из себя прелюбопытную компанию – в любом другом городе. Здесь же мы не привлекали особого внимания.

Зато Эписанф с совершенно круглыми глазами озирался по сторонам, разглядывая разнообразные тотемные татуировки на лбах прохожих. Я его понимал. Восемь лет назад, когда я впервые попал в этот город, вел себя, наверное, так же.

Такой пестрой картины не увидишь больше нигде.

– Джибейцы – очень гостеприимные люди, – снисходительно пояснил я. – Приезжих здесь едва ли не столько же, сколько аборигенов. Многие поселяются здесь насовсем, другие с удовольствием наведываются снова и снова. Я, кстати, тоже отношусь к их числу, хотя вообще-то не особо жалую раков… как и всех остальных иноземцев, впрочем. В Джибее же принимают всех.

Тут я расчетливо и крепко задел плечами сразу двух тельцов, идущих навстречу.

– Хотя в этом есть и свои минусы, – продолжил я сквозь зубы. – Какой только сброд сюда не лезет.

Тельцы остановились, злобно меря меня взглядом. Были они, судя по всему, братьями – оба коренастые, с одинаково низкими лбами, плотно прижатыми ушами и приплюснутыми носами. На поясе у одного висела короткая булава с шипами, у второго – узкий кинжал в деревянных ножнах.

Глаз оттеснил Эписанфа назад, к Лаите, и встал рядом со мной. На его губах блуждала улыбка. Тот, кто хорошо знал Глаза, непременно знал и эту его улыбку – она не сулила ничего хорошего.

– Несколько лет назад у тельцов не было привычки шастать в этот город, – обратился я к Глазу, глядя тем не менее прямо в ненавистные лица. – Знаешь, какой тут был в те времена чистый воздух!

– Могу себе представить, – кивнул Глаз, также не отрывая взгляда от тельцов.

– Скорпионы ловко владеют языком, – процедил тот телец, что выглядел чуть старше.

– Должны же они уметь обращаться хоть с чем-нибудь, – согласился младший.

Точно, братья.

Глаз вытащил кистень и примерил его на руке.

– Может быть, ты, сопляк, достанешь свой ножик и проверишь, как я обращаюсь вот с этим? – спросил он.

Братья как по команде заозирались по сторонам. Их шансы в схватке я оценивал как никакие. Похоже, их мнение не слишком расходилось с моим. Трусы.

– Неохота связываться с местной стражей, – сказал старший. – Эти дурные джибейцы даже скорпионов считают за людей.

Хотя бы в одном этот подонок был прав – слишком оживленное место, и если раньше джибейская стража не имела к нам вопросов, то после двух трупов посреди города эти вопросы обязательно бы появились.

– Мне нравится этот город, телец, – сказал я, обращаясь на этот раз только к старшему из братьев. – Благодари судьбу за это – я отпускаю тебя живым. Возможно позже мне будет неловко перед самим собой за это мягкосердечие. Но сейчас вы можете идти. И сделайте это как можно скорее, так как я могу передумать. Надеюсь, мне нет нужды говорить, что тебе не стоит попадаться мне на глаза еще раз – тогда тебя ничего не спасет, где бы это ни случилось. Ты хорошо меня понял?

Какое-то время телец еще смотрел мне в глаза ненавидящим взглядом. Не очень продолжительное время, впрочем, – судьбу сверх необходимого он искушать не стал. Коротко бросил своему спутнику:

– Мы уходим, – и, не оборачиваясь, прошел мимо нас.

Скоро они затерялись в толпе. Я полагал, что мне предстоит объяснять Глазу, почему его лишили столь желанной потасовки, но как видно ее отрицательные последствия были понятны даже ему. Постояв молча еще немного, он спрятал кистень. Мы возобновили движение в том же порядке.

– Сколько ты хочешь за этот ножик, отец?

Щуплый горбоносый старик, владелец оружейной лавки, выдержал паузу. Не настолько длинную, чтобы это могло показаться проявлением неуважения к покупателю, а просто подчеркивающую серьезность момента.

– Ты разбираешься в оружии, молодой человек, сразу выбрал из всего товара лучшее – кинжал работы Борго с клинком из белой стали, секрет выплавки которой давно утерян.

Я с деланым небрежением подкинул на руке длинный кривой кинжал с острым как бритва двусторонним лезвием. Оружие признало руку, я почувствовал это сразу. Рукоять лежала на ладони так, словно кинжал служил мне долгие годы. Я знал, что куплю его, и, что хуже, старик явно тоже это знал. Но я решил не сдаваться и даже смог зевнуть.

– Разве я просил тебя рассказывать его историю? Просто из чистого любопытства поинтересовался ценой.

– Любопытство – замечательное свойство. – Старик покивал, мягко улыбаясь. – Не далее как три дня назад ко мне заходил человек и тоже из чистого любопытства интересовался ценой кинжала Борго.

Я сделал над собой усилие и положил кинжал обратно на прилавок – вся моя сущность противилась этому.

– Вижу, хозяин, ты или плохо слышишь меня, или плохо понимаешь. Раз ты не хочешь продавать этот нож, зачем же держишь его в своей лавке? Может, ты просто режешь им свой хлеб, а сегодня по рассеянности положил вместе с товаром?

Старик продолжал улыбаться и говорить, словно я его и не перебивал:

– Любопытство того покупателя зашло так далеко, что он торговался почти час. Кричал, некрасиво брызгал слюной, умолял и снова кричал. Чтоб мне никогда не увидеть, как себя вот так ведут мои внуки, а у меня их четверо, молодой человек. Я уже готов был уступить ему кинжал, просто чтобы прекратить это безобразие в моей лавке и поберечь хотя бы немного моего здоровья.

– Старик…

– Но что я мог поделать – у этого наглеца было только сто дзангов.

– Сто дзангов? – Я засмеялся, хотя внутри росло неприятное чувство. – Он, вероятно, хотел купить всю твою лавку, отец?

Старик долго и пристально смотрел мне в глаза. Потом, не оборачиваясь сунул руку за спину и вытащил с полки кинжал – довольно плохонький, из рыхлой бронзы, в самом деле годный разве что для нарезания хлеба.

– Хочешь? Отдам за два дзанга. – На этот раз словоохотливый старик был очень краток.

Я притворился, что делаю сложный выбор.

– Н-нет, – помотал я головой. – Мне все-таки больше нравится первый. Пять дзангов за кинжал и еще пять на то, чтобы ты смог поправить свое пошатнувшееся три дня назад здоровье. Итого десять – идет?

Хозяин лавки посмотрел на меня, склонив голову набок.

– Ты мне нравишься, молодой человек. Ты похож на моего среднего сына, он тоже умный мальчик. Я не продал тому хаму кинжал Борго за сто дзангов, а тебе отдам за семьдесят. Только при одном условии – ты никому не станешь об этом рассказывать, а то все решат, что старый Голт сошел с ума окончательно.

– Сорок дзангов – и по рукам, – выдохнул я.

– Я ведь уже говорил, что ты мне нравишься? Да, да, говорил, теперь я вспомнил, хотя моя память уже никуда не годится, не то что в молодые годы. Так вот, из-за того, что ты мне так понравился, я бы подарил тебе кинжал просто так, чтоб мне до конца своих дней горшками торговать, подарил бы. Но не могу. – Старик с сокрушенным видом развел руками.

– Почему? – простодушно спросил я.

– Нельзя нарушать свои принципы, молодой человек. У меня их не так уж много, но один из них – не торговать себе в убыток.

Прошло еще Скорпион знает сколько времени, прежде чем кинжал все же перешел в мою собственность, а шестьдесят дзангов – в собственность хозяина лавки. Зато набор метательных ножей для Глаза мы купили довольно быстро и всего за двенадцать дзангов. Я бы обязательно сбил цену еще сильнее – ножи имели паршивый баланс, дальше чем за дюжину шагов такие прицельно не метнешь – но сил торговаться у меня уже не было. Можно было утешиться тем, что Глаз все равно толком не владеет искусством метания, так что нет смысла искать для него нечто более изысканное.

Эписанф не пожелал вооружиться чем-либо, кроме своего нелепого меча. Я, впрочем, и не настаивал, не особо полагаясь на активную помощь варвара в возможных вооруженных столкновениях. Чем короче меч, тем меньше будет у него шансов нечаянно задеть меня или Глаза.

В общем, солнце уже начало клониться к закату, когда мы, нагруженные всем необходимым, покинули шумные центральные районы Джибея и приближались к его северным воротам. Походка Глаза была нетвердой – дорвавшись до молодого белого вина, он выпил столько этого благородного напитка, что, думаю, следующие пару лет его будет мутить даже от вида белого винограда.

Дома остались позади, надо лишь преодолеть небольшой холмистый пустырь, поросший высокой травой.

Там, на пустыре, нас и поджидали. Телец поигрывал булавой, а выражение лица имел куда более уверенное и самодовольное, чем несколько часов назад. Причину можно было назвать без колебаний – сразу семь таких же омерзительных рож вышли из-за холмов, встав неплотным полукольцом. Один из тельцов поводил взведенным арбалетом – на тот случай, если мы вознамеримся уклониться от беседы при помощи быстроты ног.

– Ты уверен, что привел достаточно много народа, чтобы иметь смелость поговорить с нами, телец? – холодно спросил я.

Он ответил не сразу, стоял, лыбился и наслаждался ситуацией. Я был спокоен – жить вечно не входило в мои планы, стыдно будет, только если я не смогу прихватить с собой в Тень Зодиака одного, а лучше двух ублюдков из племени Тельца.

– Мы не будем много говорить, скорпион. – Телец сплюнул сквозь зубы. – Хотя… – Он почесал булавой затылок. – Мы не столь кровожадны, как вы. Может быть, отдав нам весь свой скарб, вы сумеете вымолить наше прощение. Только предупреждаю, что вам придется очень постараться.

– Двое против восьми – неважный расклад, Бурдюк, – заплетающимся языком, но очень серьезно проговорил Глаз. – Надеюсь, мы останемся друзьями в Тени Зодиака.

– Я тоже на это надеюсь, дружище, – согласился я. – Правда, прежде чем попасть в Тень Зодиака, мне придется дождаться благословения этого варвара. Сожри Рыба Тарантула… Эписанф, возьми Лаиту и возвращайтесь в город. Джибей – добрый город, быть может, ты сможешь найти себе новых попутчиков. У тебя нет вопросов к Непосвященному? – спросил я у тельца, хотя мне и крайне неприятно было ждать от него даже такого ничтожного одолжения.

Тот медленно кивнул, преисполненный собственной важности.

– Оставь здесь свою котомку, варвар, и можешь идти.

Эписанф сказал пару слов Лаите, после чего она, как всегда молча, двинулась назад. Варвар же подошел и встал рядом с нами.

– Твой друг плохо умеет считать, Бурдюк, – гордо вскинув кверху свое лошадиное лицо, тихо сказал он. – Нас не двое, а трое.

Я улыбнулся. Не зря мне нравился этот смешной варвар. Но мне все-таки будет приятней умирать, зная, что он жив. Пусть у него и немного шансов долго сохранять это качество.

– Красивые слова, Эписанф. Но они не стоят смерти. Иди к Лаите.

С таким же успехом я мог обращаться к собственным башмакам. Варвар даже не повернул голову в мою сторону. Что ж, это его выбор. Глаз хотел что-то сказать, но передумал и только с покровительственным одобрением похлопал Эписанфа по плечу.

– Нас двое, – грустно сказал я. – Из которых один пьян. Вдобавок старик-варвар. А скажут… скажут, что нас было трое.

– Может, ты хочешь извиниться? – ехидно спросил Глаз.

Я отвесил ему легкий дружеский подзатыльник. Неспешно снял с плеча сумку и бросил ее перед собой. Медленно переступил через нее, оказавшись всего в трех шагах от тельца, к которому у меня особый счет. Арбалетчик стоял слева от него.

– Каких извинений ты хочешь, телец? – спросил я, продолжая медленно двигаться вперед.

Великий Скорпион, как же тяжело мне дались эти слова! Но мне нужно было произнести их, чтобы выиграть хотя бы пару мгновений. Вряд ли тельцы поверили, что мы вправду собираемся просить прощения. Но маленькой – совсем крошечной – заминки я все же добился.

Резко изменив и темп, и направление движения, я одним прыжком преодолел расстояние до тельца с арбалетом и впечатал локоть в его челюсть. Теперь врагов всего семеро – мне даже не надо смотреть на результаты своего удара, я видел их слишком часто. Я и не смотрел. Продолжая движение, развернулся, пытаясь второй рукой достать своего главного недруга.

Не достал, мерзавец имел отменную реакцию и успел отшатнуться. Зато я заметил, как еще один телец падает, держась руками за метательный нож, торчащий из брызжущего кровью горла. Ай да Глаз!.. Быть может, у нас есть шансы… Эписанф уже успел достать свой меч – недурно для варвара – и нагло пер сразу на двух тельцов, вооруженных кинжалами. Остальные уже приготовили к бою булавы, свое излюбленное оружие.

Пора и мне воспользоваться всем своим арсеналом. Держа «своего» тельца в поле зрения, я потянулся к кинжалу Борго – самое время ему показать себя в деле.

Врагов все-таки слишком много – я не сумел заметить направленную в меня булаву до самого последнего момента. Этот последний момент спас мне жизнь, я успел отдернуть голову, но под удар попало плечо – уклониться совсем не удалось. Хвала Скорпиону, удар прошел вскользь, не раздробив ключицу, а всего лишь вырвав клок мяса.

О кинжале пришлось на время забыть. Действовать я мог теперь только левой рукой, да и ее то и дело приходилось подставлять под удары, сыплющиеся со всех сторон. Что-то многовато народа на меня насело…

А, вот в чем дело. Глаз без движения лежал на земле. Прощай, друг. Хотя, почему прощай – очень скоро мы с ним повстречаемся – левая рука почти потеряла чувствительность, и я знал, что смогу отбить еще всего несколько ударов.

Вот отлетел в сторону меч Эписанфа. Что ж, старик продержался даже дольше, чем я предполагал. Сказать бы что-нибудь напоследок, как-нибудь оскорбить тельцов… Ничего в голову не лезет, как назло. Может, просто плюнуть им в рожу?

Итак, дело шло к концу. Но, когда я уже вроде бы начал различать силуэты двенадцати богов, ожидающих мою душу у врат Тени Зодиака, в ряды врагов словно ворвался ураган, и ураган этот имел обличье воина огромного роста и телосложения такого, о котором учитель гимнастики в академии Мирдграна мог только мечтать.

Короткий меч в его руках (так похожий на Эписанфов) со свистом рассекал воздух… и не только воздух. Когда внезапно пришедший на помощь герой повернулся ко мне лицом, я с удивлением не увидел на его лбу тотемного знака. Непосвященный…

Тельцы попытались организовать сопротивление, только это было равносильно попытке голыми руками остановить наводнение. Двое рухнули замертво прежде, чем поняли, что происходит.

Голова третьего почти отделилась от тела…

Четвертый повалился набок, пронзенный насквозь…

Пятый собрался бежать и принял постыдную смерть в спину…

Остался только тот, который…

– Стой! – закричал я, когда меч воина уже взлетел для последнего удара. – Стой, варвар!

Непосвященный остановил движение, недоуменно посмотрев в мою сторону. От тельца он отвернулся с явным пренебрежением к возможной угрозе с его стороны.

– Этот – мой, – отчетливо проговорил я, растягивая губы в усмешке.

Воин помедлил немного, но затем пожал плечами и шагнул в сторону. Я крепко сжал кулаки, несмотря на то, что от едва переносимой боли по щекам потекли слезы. Стереть с моего лица улыбку боль не могла.

Медленно, очень медленно я достал из ножен кинжал.

Я неустанно возношу хвалы Лиолле, Мсефию и Доброй богине за то, что сберегли Гиеагра в то нелегкое время; за то, что, приняв мои скромные жертвы, сохранили его жизнь и рассудок, позволили оправиться от ран.

Два дня Гиеагр пролежал в бреду. Я сбивался с ног, стараясь поддержать его жизнь; мне даже пришлось развязать Башама, чтобы он помогал добывать еду и ухаживать за раненым. Пришлось довериться клятвам варвара, что он не замышляет против нас зла и не покинет меня до тех пор, пока я сам его не отпущу. В свою очередь я обещал даровать ему свободу в тот день, когда мы доберемся до северных окраин Земли стрельцов. К тому же я посулил щедрую награду из нашей добычи, когда Гиеагр придет в себя. Хвала богам, малый соблазнился.

Итак, нас ждало путешествие на север. В те редкие минуты, когда боги даровали больному Гиеагру ясность рассудка, он только и говорил, что о своем видении, о встрече с Фаэнирой. Роковая рабыня, явившись ему во сне, поведала, что битвой со стрельцами, принесшей нам бессмертную славу, наши мытарства не кончатся; что ждет нас великий поход в дикие северные земли к неведомой цели, и лишь свершив этот последний подвиг, Гиеагр возвратит Фаэниру к жизни.

Воистину, сон безумца! Другой давно махнул бы рукой и повернул колесницу к дому, но не таков был Гиеагр. Сам ли он ярил свое сердце неутолимой страстью, или мстительный Хал распалял его – мне неведомо, но только всякий раз приходя в себя, Гиеагр только и твердил, что о новом походе и об обещании Фаэниры являться ему и подавать знаки, чтобы не сбился в пути. Еще он говорил о лютых чудовищах и бесчисленных опасностях, подстерегающих нас на севере, но все эти ужасы, казалось, лишь веселили его, заставляя с еще большей силой жаждать как можно скорее отправиться в путь.

Хворь Гиеагра отступила к утру третьего дня. Не сказать, чтобы герой вдруг проснулся абсолютно здоровым, но боги вернули ему ясный ум и присутствие духа, а большего тогда и не желалось. Едва очнувшись, он потребовал еды и отчета о том, что происходило, пока, так сказать, его не было. Покуда Башам стряпал (он наловчился ловить птиц в окрестностях грота и готовил их просто восхитительно, я даже начинал жалеть о своем обещании отпустить его), я пересказал Гиеагру события последних дней, начиная с его падения из седла на берегу. Герой одобрил мои действия во все это время, и, посовещавшись, мы пришли к выводу, что, куда бы ни лежал наш путь, нам нужно как можно скорее убираться из этого грота, из окрестностей Арзакены, и вообще из Земли стрельцов. Дело вставало за малым: нужно было забрать повозку с добычей, которую Гиеагр припрятал в горах выше по ущелью, и добраться с нею до северной границы государства незаметно для наших врагов. Как ни слаб был Гиеагр, пуститься в путь решили вечером.

Теперь настала моя очередь удовлетворить свое любопытство, и, пока тянулось время до вечера, я принялся расспрашивать героя о его приключениях и о том удивительном представлении, свидетелем которого я был. Слабость мешала Гиегару вести подробный рассказ, но все же я сумел составить некоторое представление о том, что случилось с ним.

Едва расставшись со мной, он действительно стал искать встречи с колдунами, отшельниками, приверженцами древних богов, гонимых всеми с тех пор, как жители этих земель стали поклоняться богам Зодиака. И не только победа над армией Арзакены волновала его, но и необходимость держать в узде такого опасного союзника, как Капюшон. Гиеагр выказал талант искуснейшего политика, ища помощи у тех, кому были одинаково ненавистны и арзакенский царь, и разбойники с их атаманом, ибо первый лишал несчастных изгоев жизни, а вторые – и жизни, и имущества.

Новые союзники одарили героя некоторыми магическими средствами, позволявшими до поры оставаться незаметным для разбойников, а главное – устроить то потрясающее представление, которое столь устрашающе подействовало на солдат Арзакены. Исход битвы решили не столько сами волны, вырвавшиеся из-за плотин, сколько грохот и рев, сопровождавшие их.

Да, когда нужно, Гиеагр может действовать коварно и расчетливо, проявляя мудрость, свойственную скорее царю, чем воину, но, великие боги, куда девается его рассудительность, едва дело доходит до драки! Когда сломленный колдовством и коварством враг побежал, герой решил собственным мечом поставить точку в столь удачно сложившемся сюжете. И вот тут-то случилась беда. Отряд, охранявший ворота, не поддался общей панике и оказал сопротивление. Убив самых смелых, бросившихся на него, но видя, что всех ему не одолеть, Гиеагр пошел на хитрость, столь же изощренную, сколь и опасную. Отъехав от ворот подальше, чтоб не могли достать стрелой, он, не боясь гнева богов Зодиака, принялся ругать и поносить их, и обзывать арзакенцев трусами, не способными вступиться за своих покровителей в открытом поединке. Богохульство возымело действие: на Гиеагра ринулись сразу несколько предводителей отряда, славнейшие воины; но, оторвавшись от войска, все они были обречены и пали от руки героя. Остальные арзакенцы, видя печальную участь вождей, обратились в бегство.

– Знал бы ты, Мильк, сколько добычи я мог взять в том бою! – воскликнул Гиеагр. – У меня глаза разбежались, когда я увидел, что они побросали, удирая! Сколько знатных доспехов, сколько оружия… А фиалы… Ты не поверишь, кто-то бросил сундук, доверху набитый серебряными фиалами и разной красивой посудой.

Он закатил глаза, зацокал языком.

– Ах, если б я не пропустил те несколько ударов… Но тут уж ничего не попишешь: варвары обложили меня как свора – льва. Славная была потасовка!..

Лицо Гиеагра светилось блаженным довольством, а я… я скрежетал зубами от гнева. Эта его глупая гримаса вдруг не на шутку взбесила меня. «Проклятье! – думал я. – Он как малое дитя: отправился спасать прекраснейшую из женщин, да по дороге заигрался и едва не позабыл, зачем шел. О да, сейчас он снова рвется к нашей прежней цели, вот только надолго ли! Уж слишком горят его глаза, когда он говорит об опасностях, поджидающих нас впереди».

– Что ж, ты победил, – выдавил я, когда Гиеагр, закончив рассказ о поединке, в изнеможении откинулся на ложе, – но какой ценой! Победа отняла у тебя все силы и едва не стоила жизни. Она обошлась тебе слишком дорого.

Он фыркнул:

– Я воин, а не торгаш. Цена моей победы исчисляется в отрубленных головах.

– Да ну! – фыркнул я в ответ. – О какой же победе ты говоришь? Мы что, явились сюда, чтобы кромсать вонючих варваров? Вот не знал! Я-то думал, наша цель – вернуть к жизни божественную Фаэниру. Но если планы переменились – пожалуйста! Продолжай пускать пыль в глаза дикарям, раз тебя это веселит!.. Ввязывайся в драки, которых можно избежать, рискуй, устраивая поединки хоть со всем миром, ведь в этом твоя суть. Забудь Фаэниру, ну ее к воронам!..

Желчь разъедала меня, я готов был выплескивать ее на Гиеагра еще и еще, до тех пор, пока она не спалит его дотла.

– Твое счастье, Мильк, что я сейчас слаб, – прорычал Гиеагр. – Иначе, клянусь, тебя не спасло бы даже то, что ты мой друг…

– Друг, говорящий правду, превращается во врага, – воскликнул я. – Только, вот незадача, никто, кроме друга, правды не скажет. Теперь хватайся за меч, ведь ты у нас воин.

– Придушить бы тебя, – прошипел Гиеагр и закрыл от усталости глаза.

За оставшееся до вечера время мы не перекинулись и парой фраз. Башам, не понявший ни слова из нашей перепалки (мы говорили по-андронийски), лишь переводил удивленный взгляд с меня на Гиеагра, но лезть с расспросами не решался.

Ночь навалилась на горы стремительно и бесшумно, как убийца, укутанный в черный плащ. Луна, широко раскрыв бельмастый глаз, осветила все вокруг призрачным светом своих слез. Пора было трогаться в путь. Мы с Башамом помогли Гиеагру взобраться на спину Пламеника. Герой был еще слишком слаб, и, опасаясь, как бы он не выпал из седла, я велел башмачнику идти рядом с конем, чтобы в случае чего подстраховать хозяина. Сам же я, ведя в поводу захваченную у разбойников кобылку, осторожно двинулся вперед.

Опуская подробности ночного путешествия, скажу лишь, что до места, где Гиеагр припрятал добычу, мы добрались без приключений. Повозка, укрытая в глубокой пещере, благополучно нас дождалась. Я не досчитался только мулов – Мудреца и Подлеца – и то лишь потому, что герой, после того как спрятал наши богатства, отвел обоих подальше и продал какому-то крестьянину.

В пещере мы провели еще несколько дней, ожидая, пока подействуют целебные снадобья, которыми разжился Гиеагр, готовясь к походу, и раны его окончательно затянутся.

Наконец выступили в сторону Арзакены. Гиеагр обсыпал нас и повозку каким-то порошком с дурманящим запахом, заявив, что это поможет нам незаметно проскочить под самым носом у стрельцов. Зная буйный нрав героя, я несколько удивился таким предосторожностям, однако, когда, миновав Арзакену, мы оказались в степи, я совершенно убедился в их необходимости. Здесь, на равнине, армия стрельцов была совсем не та, что в горах. Здесь заправляли конные лучники. Клянусь, нам несказанно повезло, что мы не встретили их в том бою. Эти демоны способны на полном скаку поразить цель с пятидесяти шагов! В считаные мгновения они могут нашпиговать вас медью, при этом оставаясь вне досягаемости! Встретившись с ними в схватке, забудьте о честном поединке, ибо эти звери не ведают слова «честь»!

Отряды конных лучников попадались нам все время, пока мы двигались по степи, медленно, но верно приближаясь к северным границам Земли стрельцов, и только предусмотрительность Гиеагра и умение Башама выбирать дорогу спасали наши жизни.

На последней трети пути снадобья Гиеагра неожиданно выдохлись, причем в самый неподходящий момент: впереди как раз показался конный отряд в дюжину луков, движущийся прямо на нас. Мы с Гиеагром схватились за оружие, но, сказать по чести, от наших мечей и дротов было мало проку. Мне страшно думать о том, чем могла бы закончиться эта встреча, но, благодарение судьбе, с нами был Башам. Он прекрасно знал эти края, наведывался сюда дважды в год, покупал у здешних скотоводов какую-то особенную кожу для своих башмаков. Прежде чем всадники успели заметить нас, мы, следуя за башмачником, укрылись в лощинке неподалеку, и опасность миновала.

Но вот была пройдена и эта часть пути, и на границе Земли стрельцов я даровал Башаму свободу и щедро наградил его, как и обещал. Впереди нас ждал многодневный переход до города Джибея, что на северных рубежах этих варварских земель.

Наконец прошло и это время, и вот мы уже в стенах города, за северными окраинами которого начинались Проклятые Земли, тянущиеся, как утверждают туземцы, вплоть до самого края мира. Населенные чудовищами и племенами, которые даже эти восточные варвары называют дикими, они и были целью нашего путешествия.

В Джибее мы провели всего несколько дней: время, достаточное, чтобы отдохнуть после дальней дороги и набраться сил перед новым путешествием. Нам нужен был проводник, который взялся бы как можно дальше сопроводить нас на север. Мы исходили весь город в поисках подходящего человека, но так никого и не нашли. Даже в самых злачных заведениях Джибея, едва мы заговаривали о Проклятых Землях, лица местных сорвиголов вытягивались, и нам отвечали, что в те края не суются даже безумцы, и уж тем более никто не станет рисковать своей шкурой ради Непосвященных. Деньги не прибавляли этим людям жажды приключений. Единственным, кто получал хоть какую-то выгоду от этих походов, был Гиеагр: наши переговоры обычно заканчивались дракой, а у него вечно чесались кулаки.

В конце концов, чтобы больше не тратить время зря, мы постарались выяснить как можно больше о северных землях, но и в этом преуспели не так чтобы слишком. Несмотря на то что Джибей недурно кормился с изумрудных приисков, разбросанных в северных предгорьях в одном дне пути, дальше тех мест никто никогда не забредал. И этому не приходилось удивляться: из любой точки города открывался величественный и вместе с тем ужасный вид на горы, что стерегли Проклятые Земли. Когда я смотрел на них, мне казалось, что я стою на языке немыслимо огромного великана, а там, вдалеке, белеют на фоне небес его острые зубы, и челюсти его готовы сомкнуться в любой момент.

Вытянув из туземцев все сведения, какие было возможно, мы с Гиеагром обменяли малую толику добычи на провизию и мулов, еще часть истратили на гекатомбу богам со Священной горы и пожертвовали местным храмам, чтобы и боги Зодиака были к нам благосклонны. Оставшееся зарыли на пустыре вне стен города. Пламеника и мою кобылку пришлось оставить у одного человека, который за щедрую плату согласился ухаживать за ними, пока мы не вернемся. Разлука жгла нам сердца, но от лошадей в горах все равно никакого прока. Очень скоро мы были бы вынуждены бросить их и тем самым обречь на верную гибель.

Так мы распорядились своим добром, однако добыча наша была столь велика, что даже после всего этого у нас осталось достаточно денег, чтобы напоить всех пьянчуг в Джибее и отблагодарить джибейских девиц за их бурные ласки. Мы так увлеклись в ту ночь, что проспали все следующее утро и почти весь день и тронулись в путь уже ближе к вечеру.

– Могли бы отложить отъезд на завтра, – сказал Гиеагр, когда постоялый двор, где мы квартировали все это время, остался позади. – Могли бы, но, боюсь, снова сорвемся в кутеж и завтра повторится та же история. Сказать по правде, мне нравится этот город, и я покидаю его с грустью. Ты часто грустишь, Мильк?

– В трех случаях: когда нет подружки, когда кончились деньги и когда голоден, – пошутил я.

– Счастливец, – буркнул Гиеагр.

Миновав центральные улицы, мы выехали на утыканный курганами пустырь, который отделял нас от северных ворот. Тропинка терялась средь покрытых травой земляных гор в два-три человеческих роста. Похоже, когда-то здесь было кладбище.

Внезапно Гиеагр остановил своего мула и вытянулся в струнку, прислушиваясь. Я тоже напряг слух, и до моих ушей донеслись крики и звон клинков.

– Там драка, – сказал Гиеагр. – Будет глупо, если мы упустим возможность в последний раз развлечься в этом городишке. Как считаешь?

Безнадежно вздохнув, я вытащил из ножен меч.

– Забава, достойная мужей, – хмыкнул Гиеагр и, соскочив с мула, устремился туда, откуда доносился шум битвы.