4
Ростислав спал. Уставший после прохождения Пути, он еще нашел в себе силы раздеться и рухнуть на заранее разобранную услужливыми сильфами постель. Во сне всё воспринимается не так, как наяву, поэтому он совсем не испугался, увидев Молоха. Архидемон сидел на кухне квартиры Коротковых в своем человеческом облике, одетый, как и при первой встрече, в черный деловой костюм.
— Заходи, Ростислав, — сказал Молох. — Хочешь чаю?
— Что вы тут делаете, Молох? — спросил Ростислав. Он мельком заметил, что здесь, во сне, куда-то подевались и крылья, и оружие. Правда, ненавистных очков не было, и это радовало.
— Аргаррон, — сказал архидемон. — Называй меня Аргарроном.
— Ладно. Что вы тут делаете?
— Это просто сон. — Архидемон пожал плечами. — Но разговор настоящий.
Ростислав промолчал. Он смотрел на родные стены, в которых его мама всегда готовила пищу, на засаленный кафель над плитой, на давным-давно забитый жиром воздушный фильтр. В небольшом шкафчике стояла посуда, а в столе, в специально сделанных отцом отделениях, лежали столовые приборы, причем одна ложка, которой ел сам Ростислав, была серебряным антиквариатом, доставшимся от прабабки…
— Что, воспоминания? — спросил Аргаррон.
— Да… — Ростислав вынырнул из глубин памяти, повернулся к собеседнику. — Зачем?.. Мало было Проводника?
— А с чего ты взял, что он моих рук дело? — Архидемон сделал удивленное лицо.
— А почему вы не спросили, кто он такой?
— Подловил… — Аргаррон улыбнулся.
— Зачем мы тут? — Юноша присел за знакомый до последней царапины стол.
— Просто поговорить.
— С Проводником уже наговорился. — Ростислав поморщился.
— Просто выслушай. — Архидемон плеснул в две небольшие кружки крепкого индийского чая. — Тебе уже многого наговорили квостры и, думаю, Лоарин в частности, но мне хотелось, чтобы ты выслушал и мою позицию…
— Я слушаю. — Ростислав, вздохнув, отпил немного чая.
Вкусный.
— Во-первых, — начал архидемон, — тебе, наверное, не говорили, что Избранник может убить меня только ценой своей собственной жизни…
— Что?! — Ростислав поперхнулся чаем.
— Ах, тебе не сказали? — наигранно удивился Аргаррон. — Огнекрылый, надо сказать, знал, на что идет… С другой стороны, выбора особо не было… В общем, ты должен нанести мне один-единственный удар, в который вложишь всю свою веру в себя, свою душу и жизненную энергию. Тогда этот поток пробьет грань бытия и унесет меня обратно в… назовем это Преисподней.
Ростислав молчал, глядя на архидемона.
— Пойми, я вовсе не хочу никого убивать, — продолжил Аргаррон. — Но я хочу порядка в Каеноре.
— Ты — демон.
— И что? — Аргаррон тоже отхлебнул чая. — Что тебе до ярлыка? Тьма, Свет, это всего лишь стихии, причем вторичные. Нет, помолчи, выслушай. Так вот, я не дурак. Я понимаю, что без Света нет Тьмы, равно как и наоборот. Что изменилось бы, будь я архангелом?.. Да ровным счетом ничего! Методы одни и те же, черт возьми.
— Горы трупов? Рабство? Война? — саркастически спросил Ростислав.
— Думаешь, твои квостры действуют по-другому? — вопросом ответил Аргаррон. — А ты знаешь, что они сделали с моими гаррами только за то, что они поддержали меня? Как измордовали гросков, как запретили своим союзникам общаться с шакмарами, изолировав их на острове, где едва-едва можно выжить из-за песчаных бурь?.. Это ты видел? Говорили тебе об этом?
— Нет… — Юноша покачал головой. — И вы, наверное, мне это покажете сейчас?
— Нет, — сказал Аргаррон. — Я ничего тебе не покажу сейчас. Поговори с Лоарином или Ломдар-Каюном. Пусть они тебе покажут…
— Ясно. — Ростислав кивнул.
Он перевернулся на другой бок и начал смотреть другой сон. Там не было ни Аргаррона, ни квостров, ни кого бы то ни было еще… Это был просто глубокий сон без сновидений…
Три десятка малых парящих островов медленно, словно не торопясь, выплыли из черно-серого пылевого облака, скрывающего владения гарров. Между ними летело около сотни бронированных дирижаблей довольно старого образца, но в отличном состоянии, ощетинившихся стволами орудий.
Вдалеке в облачных нагромождениях постепенно проявлялся архипелаг, среди остальных рас именуемый Бросовыми Островами. Острова были слишком маленькими, чтобы представлять какую-то ценность для больших стран, но тем не менее на этих кусочках парящей суши жили разумные существа. Иногда на одном острове могли уживаться, и вполне мирно, гроски и шуолы, шакмары или карлики, не состоящие в Братстве. В поселения на Бросовых Островах бежали преступники, туда ссылали, там можно было заниматься тем, чем зачастую запрещалось заниматься на родине… В общем, Бросовые Острова были всеобщей свободной зоной как для торговли, так и для грязных делишек.
В самом большом замке, стоящем на одном из гаррских парящих островов, Аргаррон приветствовал свои войска. Черная масса закованных в доспехи гарров раз за разом ощетинивалась вздернутыми над головой клинками, стены внутреннего двора содрогались от громогласных воплей.
Архидемон поднял руку в черной латной перчатке, и гарры прекратили гвалт.
— Дети мои! — крикнул Аргаррон. — Я веду вас на наших врагов снова! Все вы прекрасно помните, что в прошлый раз квострам удалось остановить меня, а значит, и вас… На этот раз такого не будет! Новый Избранник — не маг и не воин, он всего лишь мальчишка!
Голос архидемона потонул в реве гарров. Аргаррон дал всем вволю наораться, после чего продолжил:
— Наши братья гроски согласны поддержать нас снова, но шакмары —подлые предатели, посему они умрут! Но не с честью, на наших клинках, а от голода и жажды в своей глиняной норе! Мы летим на Рагн-Шард, чтобы взять с собой наших бескрылых братьев гросков!
Гарры снова ответили нестройным ревом, потрясая оружием. Аргаррон позволил себе улыбнуться. Этот народ определенно был создан для войны за призрачные идеалы.
«Отличные солдаты, — подумал архидемон, — никаких мешающих эмоций — ни страха, ни совести, ни жалости… Зато ярости и жестокости хоть отбавляй. На славу получились».
Аргаррон с теплотой подумал о местном божке, который, считая себя единственным и, безусловно, всемогущим воплощением вселенского Зла, создал себе что-то вроде полиции — расу гарров. То, что его «полицию» уже использовали в своих целях межпространственные демоны, божок даже не чувствовал, безмятежно похрапывая у себя в чертогах. Короче говоря, его место уже заждалось нового бога Тьмы, и Аргаррон не сомневался, что, захватив материальный план бытия, без труда скинет обленившегося божка с его утлого трона.
Через какое-то время архидемон, вволю наоравшись торжественных лозунгов перед толпой, вернулся в недра цитадели. Проходя мимо храма Изначальной Тьмы, он услышал стройный хор низких голосов, приятным резонансом отдающихся под сводами исполинского зала:
Темная ночь в туманной долине,
Тихий одинокий дворец.
Глазами своими с бледным бельмом
На духов смотрит Творец.
Песня принадлежала старому культу Гаррака, того самого местного божка, но Аргаррон не запрещал ее петь в храмах. Боле того, он даже радовался, когда эти слова звучали в его собственных святилищах, потому что, как ни странно, песня всё еще имела некоторую силу, наполняя божество энергией. В данном случае в качестве божества выступал, разумеется, сам архидемон.
Он создал мир из шторма теней,
Он создал доктрины неба,
Он был правителем серых дождей,
Его сердце хранил ветер.
В сферах жизни он хранил Смерть
В тайном соборе от Света,
С Ненавистью он ходил под венец,
Рвал на куски Надежду…
Аргаррон пообещал себе как-нибудь потом наградить жрецов и пошел дальше. Песня продолжала звучать ему вслед, и архидемон еще какое-то время различал слова:
Под теплым облаком спасал души воинов,
В холодных снегах искал правду звезд,
На раскаленных песках собирал слезы неба,
В холодных камнях клепал основы гнезд.
О Духи вечности и Духи непрерывности!
О ты, мать-луна, и отец наш блеклый месяц!
О вы, братья наши, Страх и ползучий Мрак!
О сестры старшие — Любовь и Ненависть!
Возьмите в руки жизни Бестелесных!
Держите силы ветров Безымянных!
Под красным закатом и черным, солнцем,
Спасайте гнезда, пишущие фолианты…
Аргаррон услышал страшные вопли приносимых в жертву рабов, после чего по его телу прокатилась волна приятного тепла. Энергия перешла от истекающих кровью на цепях пленников в физическое тело архидемона.
«Жаль, что я могу сейчас так немного, — подумал Аргаррон. — Если бы у меня было чуть больше сил, я скрутил бы в бараний рог и квостров, и их прихвостней, и их Совет Магов вместе с Избранником… Ладно. Еще десяток-другой тысяч жертв — и я буду готов».
Так уж вышло, что первым заметил армию гарров один из Всадников. Вернее, одна. Одинокий темно-зеленый лурпо, взмахивая крыльями, вынырнул из нагромождения грязно-белых облаков, прикрытых тенью от более высокого массива. В седле на спине ящера сидела стройная синекожая девушка, одетая в доспехи из тяжелой кожи водяного виверна, покрывающие почти всё тело, а за ее спиной хлопал на ветру короткий сиреневый плащ. Серебристый шлем со стилизованными крыльями полностью скрывал лицо за забралом из односторонне непрозрачного стекла, на поясе висела сабля в ножнах.
Лурпо, увидев острова и дирижабли, издал глухой рык. Девушка ласково похлопала ящера по шее, потом тронула укрепленный перед седлом шарик Голоса Неба. Тот вспыхнул, в нем появилось лицо немолодого уже Всадника.
— Мингара — Нокару, — сказала девушка. Мелодичный голос был чуть искажен закрытым шлемом. — В заданном для патрулирования квадрате обнаружена армада гарров, в размере тридцати островов и примерно сотни дальних дирижаблей, предположительно десантно-штурмовых. Сейчас приближаются к Бросовым Островам.
— Нокар — Мингаре, — отозвался мужчина. — Продолжать наблюдение. В контакт не вступать. В случае опасности — вернуться на базу.
— Принято, — сказала Мингара, отключая связь. Она тронула пальцами висящий на шее талисман, напрямую завязанный на разум ящера, прошептала несколько слов.
Лурпо, повинуясь телепатической команде наездницы фыркнул, снова ныряя в сырое и холодное облако. Девушка чувствуя недовольство ящера, послала ему еще несколько импульсов, выражающих одобрение и теплоту. Лурпо довольно заурчал, ненадолго повернул к Всаднице треугольную морду, скалящуюся в улыбке.
Мингару в очередной раз посетила мысль, что лурпо, считающиеся младшими братьями драконов, на самом деле были гораздо умнее, чем казались на первый взгляд. По крайней мере, иногда ее лурпо, Агрон, выдавал такие номера, которые никак нельзя было ожидать от простого зверя.
«Мы летаем на лурпо уже столетиями, а так и не поняли их до конца», — подумала девушка.
Ее внимание привлекла какая-то активность вокруг ближайшего гаррского дирижабля. Повинуясь предчувствию, Мингара слегка изменила траекторию полета, и, как оказалось, вовремя. От дирижабля громыхнуло, и в паре метров от летящего лурпо пронесся вращающийся шипастый шар размером с хорошую тыкву.
— К острову, Агрон! — крикнула девушка. Ящеру не нужно было повторять. Кожистые крылья с гулом резанули воздух, лурпо заложил вираж, уворачиваясь от очередного выстрела дальнобойного орудия. С одного из дирижаблей высыпались гарры-пехотинцы и с воплями понеслись вдогонку одинокой Всаднице. Та прекрасно понимала, что ее преимущество — в длительности полета. Легкие по сравнению с ее ящером гарры имели лучшую скорость, но у лурпо был несоизмеримо больший радиус самостоятельного полета. «Автономного», как выразился бы мудрый Нокар.
Один из гарров поднял жезл, который держал в руке, и на Всадника из ближайшей тучи обрушился поток острых игл-сосулек. Большая их часть рассыпалась, ударившись о броню наездницы и чешую ящера, но несколько угодили в незащищенные бедра и руки выше локтей. Девушка вскрикнула, но быстро совладала с собой и вытащила иглы из ран. Ледяные иглы, к счастью, не воткнулись глубоко — видимо, сказалось расстояние, на котором колдун бросил заклинание.
Справа и слева от седла висели два игломета. Мингара продела руки в крепления, и стволы оружия дернулись, отзываясь на движения рукояток. Лурпо заложил вираж, выходя на атакующую позицию, издал громогласный визг.
Гарры прыснули в стороны, двое успели спустить тетивы арбалетов. Одна стрела застряла в чешуе на лапе лурпо, вторая бессильно упала вниз, сбитая взмахом могучего крыла. Мингара, мысленно поймав в прицел ближайшего гарра, надавила на гашетки. Иглометы дохнули паром, и две стаи оперенных игл устремились вперед. Один из гарров взвыл и, обливаясь кровью, полетел вниз: иглометы разили насмерть, несколько стрел даже прошли навылет.
Колдун сформировал на посохе шар ледяного огня и бросил во Всадницу. Комок голубого пламени с ревом понесся к лурпо, обдав холодом летящих неподалеку гарров.
— Агрон! — крикнула девушка, левой ногой пришпоривая ящера.
Острых шпор, способных поранить, на сапоге конечно же не было, но обученный лурпо понял и круто заложил влево, перевернувшись в воздухе. Ледяной шар пролетел мимо, разорвался в нескольких саженях всполохами ледяного пламени, пронизывающий холод которого Мингара почувствовала даже сквозь доспехи, надетые поверх теплой куртки, а на шкуре ящера и экипировке серебристым налетом осел иней.
«Если бы заряд попал в Агрона или меня, это было бы концом обоих», — подумалось Мингаре.
Она сбила еще двух гарров, прежде чем те перегруппировались и налетели на нее, вынудив бросить рукояти иглометов и взяться за саблю. Девушка отмахнулась от одного гарра, парировала выпад другого, пришедшийся с самой неудобной стороны — сзади и слева. Рядом с ней воткнулось несколько арбалетных стрел и, судя по рыку лурпо, пробили его шкуру.
Впереди раздался вопль ужаса какого-то гарра, затем послышались чавканье и хруст. Смотреть было некогда, но можно было предположить, что кто-то попался на зуб драккону.
Очередной шипастый снаряд, распугав оставшихся гарров, со страшной силой врезался Агрону в бок. Лурпо заревел, начал терять высоту. Мингара с ужасом увидела, что снаряд, отлепившись от ящера, упал вниз, сопровождаемый алыми струйками крови, а на толстой шкуре остались ужасные следы шипов. К тому же, судя по движениям лурпо шар сломал одно или несколько ребер и наверняка отшиб какие-то органы. Точнее сказать навскидку было невозможно, к тому же гарры с новой силой набросились на Всадницу, с торжествующими воплями нанося удары своими топорами и ятаганами. Колдун же, бормоча под нос очередное заклинание, чуть отстал, но тоже не собирался бездействовать. Девушка ловко вертела саблей, но была вынуждена уйти в глухую оборону, не имея времени контратаковать.
Под плащом у Мингары висел парашют, но у всех Всадников его наличие считалось лишь чем-то вроде традиции — раненного в бою зверя не бросил бы ни один наездник. Парашютом вообще редко пользовались, разве что когда от жизни Всадника зависело нечто важное. Возвращаться же домой или на базу пешком считалось величайшим позором. Девушка послала Агрону успокаивающий импульс, умело парируя выпады гарров. Она прекрасно понимала, что долго так продолжаться не может, но без боя сдаваться была не намерена.
Внизу уже простирался один из Бросовых Островов, и Агрон лихорадочно выбирал местно для посадки. Правое крыло почти не действовало, и даже держать его развернутым было неимоверно больно. Но прекрасно обученный боевой ящер понимал, что от его действий зависит не только его жизнь, но и жизнь «той-кто-вырастила», сидящей на спине. Он, расправив крылья на равную длину, планировал к острову, где из-за холмов поднимались черные дымы экстракторов горного масла…
Колдун наконец завершил заклинание и выкрикнул формулу вслух, взмахнув жезлом по широкой дуге. Мингара крикнула, когда конечности охватил лютый холод, а сабля, мгновенно покрывшаяся ледяной коркой, разлетелась от удара о лезвие ятагана. «Объятия хлада» — так называлось это заклинание, и никакой защиты от него не было. По крайней мере для одинокой Всадницы, не имеющей способностей к магии. Гарры разлетелись в стороны, боясь попасть в зону действия смертоносного колдовства, а один, выругавшись, отдернул руку с топором: оружие покрылось такой же коркой льда, как и сабля Мингары.
Гаррский колдун уже завершал выкрикивать заклинание, которое должно было превратить Всадницу в кусок нетающего льда, но вдруг почувствовал, как в магический поток вмешалась посторонняя магия, причем огненная, полная противоположность стихии воды, к которой принадлежали «Объятия хлада». Колдун зарычал, но было уже поздно. Помеха в магическом поле вызвала сбой в структуре заклинания, и космический холод, охвативший было Мингару, рассеялся.
Гарр зарычал, в злобе забил крыльями. Зубастый клюв оскалился в гримасе ярости. Кто-то посмел вмешаться в его колдовство! Нагло, оскорбительно и, что уж греха таить, умело. Из рощи вдруг вылетело несколько стрел, состоящих из огня и оставляющих за собой дымные следы. Эти стрелы прошили насквозь троих солдат. Трупы гарров, дымясь, ухнули вниз, колдун же мгновенно сплел вокруг себя магический барьер и, резко заложив вираж, понесся обратно к дирижаблям и островам. Что бы там ни было, своей жизнью колдун дорожил больше всего. Остальные гарры тоже прекратили преследование Мингары и полетели следом за колдуном. Двоих еще сшибли меткие молнии, но прочие успели отлететь достаточно далеко.
Агрон, стряхнув с себя ледяную корку, тяжело рухнул в заросли какого-то кустарника. Мингара удержалась в седле, но ее пребольно приложило головой о какой-то сук. Девушка выругалась, подняла руки к голове и сняла шлем, когда лурпо прекратил ползти брюхом по земле. Он судорожно вздохнул и потерял сознание, напоследок дернув раздвоенным хвостом.
Всадница слезла со спины ящера, подошла к треугольной морде. Провела рукой по шее лурпо, нащупала живчик. Сердце билось. Мингара облегченно вздохнула: если ящер не умер сразу, то очень много шансов, что он выкарабкается
— Как он? — спросили сзади, и Мингара резко развернулась, выхватывая из-за пояса изогнутый кинжал. Неподалеку, опираясь плечом на толстое дерево, стоял шакмар. Судя по цвету чешуи, довольно молодой, в его глазах был какой-то странный огонек.
— Думаю, не совсем уж плохо, — ответила девушка, коротким движением головы откинув с лица непослушную прядь прямых иссиня-черных волос, доходящих до плеч. — Он выживет.
— Я — Грэг, — представился шакмар. — Это я не дал гарру превратить тебя в сосульку.
— Благодарю, если так. — Девушка убрала кинжал в ножны. — Меня зовут Мингара. Странно видеть мага-шакмара на Бросовых Островах.
Грэг поднял руку ладонью вверх, подбросил в воздух небольшой шарик огня, с треском разлетевшийся снопом искр.
— Обстоятельства, — сказал он, — иногда сильнее нас.
— Так ты не местный?
— Попал на остров вчера днем примерно таким же способом, как и ты. — Грэг вздохнул. — Вот только мое летательное средство тут не восстановишь.
— Если это лурпо, джеддаб или тригга, то я помогу, — сказала Мингара. — Мы все умеем лечить зверей, на которых летаем.
— Я прилетел на вертоплане, — сообщил шакмар. — Там взорвались баки с горным маслом, после чего машина стала кучкой головешек.
— Жаль… — Девушка снова повернулась к Агрону. — Грэг, скажи, а тут живет кто-нибудь?
— Конечно. Небольшое поселение саква-джуо, которые варят тут масло для карликов. Кстати говоря, у них есть лурпо… правда, старый и недоверчивый, но детишки с ним играют.
— Понятно.
Мингара сняла закрепленную на седле суму, достала медицинский набор.
— Я у тебя в долгу, — сказала она, начиная обрабатывать раны лурпо. — И по нашим законам ты вправе требовать от меня чего угодно, кроме предательства моего народа.
— Я мог бы поймать тебя на слове, Всадница, — заметил Грэг, — но мне нужно только улететь с острова. Доставь меня в Радужный Город.
— Что?
— В Радужный Город, Мингара-Всадница, — повторил шакмар. — Как только твой лурпо сможет лететь.
— Боюсь, это будет нескоро. — Мингара покачала головой. — Агрон, похоже, впадает в регенерационную спячку, чтобы вылечить себя. Он проснется не раньше, чем через неделю-другую.
— А если одолжить ящера у местных? — спросил Грэг.
— Тогда я помогу тебе. — Девушка легкой походкой подошла к нему. — Всё равно больше, чем уже помогла сейчас, я для Агрона не смогу сделать… но тем не менее я должна быть уверена, что он тут в безопасности.
— Не беспокойся, — заверил Грэг. — Я уже достаточно досконально исследовал остров. Здесь нет ничего опасного даже для неподвижного лурпо. К тому же до поселка полчаса хода пешком. Попросим четырехруких, они твоего лурпо перенесут в деревню…
— Ему лучше пока не двигаться, — сказала Мингара. — Он ранен, к тому же серьезно.
— По крайней мере стоит предупредить жителей, чтобы позаботились о нем.
Через какое-то время они оба направились к поселку саква-джуо. Грэг мысленно ликовал: ожидаемый дирижабль задерживался уже на неделю, гаррские острова и дирижабли были уже неизвестно где, а тут очень удачно подвернулась Всадница, наверняка способная управлять старым и упрямым лурпо…
Черный поток квадратных фигур вразвалку заходил на Острова гарров, причалившие в портах гросков. Аргаррон, стоя на площадке одной из воротных башен, радостно потирал руки: короли кланов по одному только его слову предоставили, как и триста лет назад, лучших воинов и не одну тысячу рабов, которые в большинстве своем будут принесены в жертву в черных храмах.
— Твоя сила возрастет втрое, Повелитель, — словно угадав мысли Аргаррона, сказал стоящий сзади него Император. — По Эху Тьмы передают, что немало твоих приверженцев собралось на Бросовых Островах…
— Нет смысла задерживать основные силы из-за них, — отмахнулся архидемон. — Что там с вертопланом и той Всадницей на лурпо? Перехватили?
— Да, Повелитель. — Император склонил голову. — Они упали на один из Бросовых Островов.
— Мне некогда лично заниматься этими мелочами, — сказал Аргаррон. — Пошли десяток пехотинцев, чтобы удостовериться, что вражеские лазутчики мертвы.
— Шакмар, летевший на вертоплане, скорее всего маг, Повелитель. Он уничтожил обоих аэрродов…
— Тьма и Пустота! — рыкнул архидемон, которого начал раздражать этот разговор. Он порылся в складках куртки, достал большой красный кристалл и протянул Императору. — Вот, возьми и отдай командиру группы. Там заточен ифрит, который в случае чего поддержит магией… только передай им еще, чтобы они ни под каким видом не выпускали камень из рук, а то дух освободится и примется за них же.
— Да, Повелитель. — Император поклонился и спрыгнул вниз, хлопнув черными крыльями.
Аргаррон проследил взглядом за летящим гарром. Шевельнул собственными крыльями, задумавшись. Этот выскочка ШаТор точно что-то задумал, иначе не послал бы своего ученика с острова, да еще на вертоплане. Обычно шакмары использовали один-единственный парящий остров или же нанимали карликов с их дирижаблями и летучими кораблями.
Аргаррон прошептал несколько слов, сделал серию пассов правой рукой. Через минуту-другую на парапете башни появился одетый в полупрозрачную тунику сильф. Вообще, наличие одежды на элементале указывало на его довольно высокий статус среди соплеменников. Детское личико искажала боль, которую он ощутил, принимая материальную форму, его прозрачные крылья немного трепетали.
— Я пришел, — сказал мальчик. — Убери боль…
— Ты забыл добавить «Повелитель», Эаллойенум, — сказал архидемон.
— Повелитель. — Сильф склонил голову, не в силах не то что противиться, но даже хоть как-то перечить владельцу его истинного имени.
— Отправляйся в Радужный Город, — сказал Аргаррон, небрежным жестом убирая заклятье, причиняющее элементалу боль. — Я хочу, чтобы мне был известен каждый шаг Избранника. Понял?
— Да, Повелитель. — Сильф снова наклонил вихрастую голову. — Мне действовать скрытно?
— Как хочешь, — сказал Аргаррон, махнув рукой. — Меня интересует результат, а не методы.
— Я могу надеяться на некоторую награду? — спросил мальчик.
— Сто лет свободы. — Архидемону иногда нравилось быть великодушным. — Но только после того, как эта заварушка с Избранником завершится.
— Добрый Повелитель, хороший. — Элементал заулыбался. — Повелитель не обидит Эаллойенума…
— Брысь, — огрызнулся Аргаррон.
Сильф исчез, превратившись в ветерок, а через мгновение был уже за многие километры от островов гросков.
Аргаррон улыбнулся. В молодости он позволял себе подолгу наслаждаться муками низших магических существ, пока не нашел им более подходящее применение. Стоило пытками вытрясти из элементала его настоящее имя — и тот становился верным рабом, информатором и шпионом, посыльным или просто «мальчиком для битья», что в случае с сильфами и ундинарами звучало почти буквально.
— …И тогда Аргаррон приказал принести в жертву всех обитателей города Ошлар, что на острове Алашом, после чего настолько пресытился жертвенными душами, что уже был почти так же могущественен, как и бог-претендент, к чему он, кстати говоря, и стремился… Ростислав, ты что спишь?
— Нет-нет! — вскинулся юноша, которого разморил падающий из окна теплый и ласковый луч солнца. — Я просто… э…
— Просто спишь, — заключил Ломдар-Каюн, откладывая толстый фолиант летописи. — Ладно, перерыв… В такую погоду просто грешно просиживать в четырех стенах.
— Спасибо, Учитель. — Юноша просветлел. — Ты всегда на шаг опережаешь мои вопросы и просьбы…
— Я вырастил более сотни молодых магов, Ростислав, — улыбнулся старик. — Иди и полетай на свежем воздухе.
— В моем мире сказали бы «погуляй», — заметил юноша, встав из-за столика. Он потянулся, затекшие суставы протестующе хрустнули.
— Так и говорят Бескрылые, — подтвердил старый маг. — Но зачем ходить, если можно летать?
— Угу. — Ростислав кивнул, после чего разбежался и выпрыгнул в открытое окно, уже на лету расправляя крылья.
Ломдар-Каюн еще услышал боевой клич команчей, который издал Ростислав, взмывая в небо.
— Дети… — Старик усмехнулся. — Никогда вы не изменитесь…
Ростислав, резво работая крыльями, поднимался всё выше и выше над Радужным Городом, о котором уже привык думать как о своем новом доме. Внизу раскинулись концентрические круги кварталов, зеленые ковры полей и острова садов, сверкающие голубым каналы с чистейшей водой, белоснежные громады цитаделей…
Вскоре, когда юноша поднялся уже достаточно высоко, проявился и радужный узор, который, как Ростислав недавно узнал, служил не только для красоты, но и для защиты от магической атаки. Любое темное заклятье, направленное на Радужный Город, неминуемо разбилось бы о несокрушимый барьер.
Ростислав закрыл глаза, раскинул руки в стороны. Почувствовал, как по телу прошла волна, когда он пролетал через барьер, произнес несколько слов. В кончиках пальцев тут же собралось легкое покалывание, сознание заволокла бескрайняя небесная синева… тело стало легким, послушным, крылья будто раскинулись на всё небо, обнимая, поддерживая…
Он глубоко вздохнул. Небесная Тропа принимала его с каждым разом всё легче и всё глубже, и ему хотелось экспериментально установить, как будет выглядеть апогей этого слияния. Через короткое время он открыл глаза. Вокруг, насколько хватало глаз, раскинулись нагромождения облаков, сверкающие в свете яркого солнца. Вдалеке из-за облачного холма выглядывал остров с Радужным Городом, едва заметный среди сверкающей белизны.
— Как же красиво, — прошептал Ростислав. — Каким же чудовищем надо быть, чтобы посягнуть на подобное…
Он заложил вираж, подставив висящему в зените солнцу лицо и грудь. Зажмурился, когда яркий свет ударил в глаза, прочувствовал теплый поток солнечных лучей…
Эаллойенум, сидящий на облаке невдалеке, с грустной улыбкой глядел на танцующего в облаках Избранника. Тот кувыркался в воздухе, ловко улавливая крыльями воздушные потоки. К элементалу подрулил соплеменник, материализовался, спросил:
— Эай звал?
— Эай звал, — подтвердил старший сильф. — Я заменю тебя.
— Мне не дозволено…
— Дай руку.
Прилетевший со стороны Радужного Города сильф протянул Эаллойенуму ладошку, тот взял ее в руки и прошептал несколько слов. Печать Послушания, наложенная на маленького слугу, перешла на грудь старшего элементала, что, впрочем, было недостаточно, чтобы его контролировать в случае чего.
— Эай хороший, Эай добрый, — младший сильф прослезился. — Эай освободил Мэия…
— Мэий молодец, — сказал Эаллойенум, погладив его по голове. — Мэий хорошо поработал, а теперь Эаю нужно работать вместо Мэия…
— Мэий полетел… — Мальчишка намылился было раствориться в воздухе, но Эаллойенум его остановил:
— Постой!
— А?
— Дай твою одежду, — сказал старший сильф. — Эаю надо выглядеть как Мэий.
Младший сильф дернул худыми плечиками, приземлился на облако рядом. Хихикая, отдал Эаю одежду из Радужного Города. Вообще, сильфов, одетых одинаково, без труда можно было спутать: все они были светловолосые, худые и бледные, с прозрачными радужными глазами. Только у Эаллойенума лицо было серьезным, а у второго сильфа — дурашливо-ребяческое.
— Мэий может лететь? — спросил последний.
— Мэия никто не держит, — ответил Эай. Договаривал он уже пустому месту — истосковавшийся по вольным просторам сильф мгновенно испарился, чтобы теперь как угорелому носиться по небу.
— Я выгляжу как идиот, — сказал Эаллойенум сам себе, оглядев свой новый гардероб. Легкие шорты с множеством карманов, полупрозрачный плащ за спиной. Слишком много для молодого элементала, не привыкшего себя стеснять ничем, но явно недостойно статуса старшего сильфа. — Ненавижу магов.
Эаллойенум моргнул, переключившись на магическое зрение, и на груди проступило две печати: одна бутафорская, якобы удерживающая его на службе Радужного Города вообще и Избранника в частности; вторая настоящая, скрытая от глаз непосвященных, вот уже сотни лет делающая Эаллойенума рабом Аргаррона.
Фальшивая печать дернулась, напоминая о себе: кто-то звал слугу в покои Ростислава. Будь печать в полной силе, она причинила бы несильную, но крайне неприятную боль. Эаллойенум вздохнул и со стрекотанием понесся вперед, туда, где в свете солнца переливались шпили и купола радужного Города…
— Ну что, налетался? — спросил Ломдар-Каюн, когда абсолютно счастливый Ростислав ввалился обратно в окно. — Надо тебе сходить к Т'зиро и продолжить уроки фехтования. Вижу, тебе это гораздо более интересно…
— Вовсе нет! — воскликнул юноша, снова плюхаясь за свой рабочий стол. — Мне интересно… и про историю Каенора, и про магию, и вообще про всё… ну, разве что этикет немного это…
— Зануден и скучен, — закончил его мысль старый маг. — Я знаю. Ладно. Давай проверим, так ли ты был усерден, гак говоришь. Обратимся к бестиарию…
Ломдар-Каюн подошел к стене и развернул плакат, на котором был изображен жуткий монстр — пасть-пещера с пятью рядами зубов, четыре перепончатых крыла, хвост с горизонтальным стабилизатором на конце. Тварь была покрыта волосатой чешуей, а по бокам хаотичной россыпью злобно сверкали многочисленные глаза. Ростиславу невольно вспомнился Путь и две стены.
— Что за зверь? — спросил старый маг.
— Маргаррат, — сказал юноша, без труда вспомнив наименование этого кошмара. — Порождение Хаоса, вымирающий реликт. Хищник, опасен для одиноких летящих или для небольших групп…
— Постой, а чем он поражает свою добычу?
— Ну, помимо зубов и хвоста, маргаррат обладает рудиментарными способностями к магии и может погрузить слабовольную жертву в некое подобие транса.
— Молодец… — Ломдар-Каюн развернул другой плакат, на котором изображалась крылатая змея с жучиными жвалами и хвостом-опахалом. Крылья твари были как у осы — узкие и прозрачные. — А это кто такой?
— Это змеемуха. Обитатели болот и влажных джунглей, небольшая популяция, приспособившаяся к местным условиям, живет в Шакмарии… Редко нападают на существ больше себя, но в голодное время или защищая гнездо могут напасть всем роем, что очень опасно из-за их острых жвал и яда…
— А… — начал было старый маг, но Ростислав неожиданно перебил:
— Учитель…
— Да?.. Ты что-то хотел спросить?
— Да, Учитель. — Юноша встал. — Я хотел поговорить о моем сне…
— Вещий сон?.. Или… хм… как ты говоришь… пикантный!
— Не совсем. — Ростислав покачал головой. — Я видел Аргаррона, который говорил со мной посредством сна…
— Продолжай, — подбодрил Ломдар-Каюн.
— Он говорил, что квостры действуют ничуть не лучше него… Что после войны от квостров досталось и гроскам, и шакмарам, и, конечно, больше всего гаррам. Причем неоправданно жестоко. Это правда?
— Правда, — подтвердил Ломдар-Каюн. — Они приходили, чтобы убивать нас, они получили то, что пытались принести другим, — смерть и разрушение.
— Но… но чем тогда вы от них отличаетесь? — спросил Ростислав. — Вы так похожи на людей, и я вижу всё больше и больше общего. Особенно лицемерия.
— Аргаррон сказал тебе, что Тьма и Свет — всего лишь флаги?
— Сказал. — Юноша вздохнул. — Еще он сказал, что для того, чтобы убить его, я должен буду неминуемо погибнуть.
— Вовсе не обязательно, — сказал квостр, подходя к ученику и кладя руку ему на плечо. — У тебя будет выбор… Но какой — тут я тебе не помощник. Многое зависит от тебя.
— Но почему было не сказать мне об этом заранее? — Ростислав начал раздражаться. — Или вы хотели поставить меня в известность непосредственно перед битвой?
— Ну, во-первых, ты не спрашивал, а во-вторых, эта информация на данном этапе была бы совершенно несвоевременной.
— Допустим. — Ростислав упер руки в бока. — Скажите, почему меня даже не держат в курсе дела? Вчера вечером случайно услышал разговор двух офицеров, и они говорили, что Аргаррон не только выступил в поход, что называется, в силах тяжких, но и уже набирает дополнительные силы у гросков. Мне даже никто не сказал!
— А зачем тебе это знать? — спросил Ломдар-Каюн. — Тебя же готовят не для того, чтобы ты в одиночку порубил всё гаррское войско, а чтобы нанес один-единственный удар по архидемону. А если бы тебе сказали, ты ведь тут же рванулся бы в бой на армаду Грамба и бессмысленно погиб.
— Ясно… Но Аргаррон же будет убивать, пока я здесь…
— Ну, чтобы добраться до Радужного Города, ему понадобится немного больше времени, чем он думает. — Старый маг усмехнулся. — Но и без того до нас ему многие недели полета, даже если предположить, что он не будет останавливаться, а он будет.
— Для чего?
— Ему нужна энергия для заклинаний. — По лицу квостра пробежала тень. — Он может получать ее только одним способом…
Ростислав молчал. Про магию крови ему уже объясняли, и дополнительных комментариев не требовалось.
— Это ужасно, — сказал наконец парень. — Чудовищно.
— Теперь ты понимаешь, в чем разница между нами? — спросил Ломдар-Каюн. — Может быть, мы и были жестоки в гневе и отмщении, но никогда квостры не жертвовали чужими жизнями ради власти и силы. Никогда.
— Я понял. — Ростислав опустил голову. — Прости меня, Учитель.
— Мне не за что прощать тебя, мальчик мой. — Старик коснулся его кончиком крыла. — Твой вопрос был очень рационален…
Они еще постояли рядом, не глядя друг на друга, потом продолжили занятие. Ростислав, который и в своем мире проявлял незаурядные способности в учебе, и здесь впитывал знания как губка воду. За один только день, вернее, за его первую половину, которая была посвящена научным и магическим занятиям, Ростислав изучил огромный даже для него объем информации: и новые виды существ, населяющих Каенор, и несколько магических формул, которые могли сильно помочь в предстоящей схватке, и историю этого странного мира без тверди…
Занятия продолжались, пока не пришел Т'зиро и не забрал немного притомившегося в четырех стенах Избранника в зал для тренировок. В этот день рыцарь Радуги показал юноше несколько приемов, которые были направлены на противодействие противнику с более тяжелым оружием. Имитацией этого гипотетического тяжелого оружия послужил подвешенный на веревке обшитый кожей деревянный молот внушительных размеров, который за полдня наставил Избраннику немало синяков.
— Но как же парировать такое! — возмутился Ростислав, когда ему чуть не переломало крылья во время неудачной попытки финта.
— А никак, — сказал Т'зиро, помогая юноше встать. — Если то, что я знаю об Аргарроне, верно, то его удар ты не парируешь при всём желании. Он тебя просто сметет.
— Как же тогда быть?
— Уворачиваться. — Т'зиро встал в стойку, немного расправил крылья. — Вот смотри, ты уходишь от удара вот так, закрываясь мечом, чтобы перехватить вражеский клинок и пустить его вскользь. Но если мы имеем дело с нашим дражайшим Аргарроном или, скажем, с костяным гигантом, то пытаться парировать просто бессмысленно. Используй крылья, чтобы помочь себе в прыжке, а меч, бесполезный для парирования, используй для атаки. Смотри… вот так… — Квостр показал прием, ловко уйдя с траектории удара молота и успев вдобавок ткнуть в него мечом.
— Здорово… — проговорил Ростислав. — Мне, наверное, никогда так не суметь…
— Я это слышал и про парирование, и про поединок в полете, — отмахнулся Т'зиро. — Давай попробуем, прежде чем делать выводы. Так. Молодец. Теперь обходи… да нет же!.. Ну ничего, не скули… Это всего лишь очередной синяк.
Ростислав поднялся с пола, потирая ушибленное плечо.
— Больно, — сказал он. — Уже третий раз сюда попадает.
— Да… Знаешь, а ведь у нас будут тренировки, которые направлены на то, чтобы ты умел терпеть боль…
— Что?! Меня что, будут бить?
— Нет. Применят особое заклинание… Под его воздействием тебе понадобится один раз вытерпеть как можно более сильную боль, но потом она не сможет помутить твое сознание и не заставит скрючиться на полу…
— А когда?..
— На неделе… Время всё же поджимает, Ростислав. — Т'зиро вздохнул. — Все рыцари Радуги проходят сквозь это… Надеюсь, ты понимаешь, что это необходимо и нам никакого удовольствия не доставляет.
— Понимаю. Но всё равно страшновато…
— Если есть мужество признаться в своем страхе, то это уже говорит о многом. Ну что, продолжим?.. А то еще начнешь бояться молота…
— Продолжим, — сказал Ростислав. Повел плечами, поморщился. — Заодно потренируюсь терпеть боль.
— Если хочешь, мы можем пропустить то занятие, — проговорил Т'зиро, — но подумай о возможных последствиях, ты же умный парень.
— Я… понимаю, — выдавил Ростислав. — Просто… как бы так сказать…
— Страшно, — подсказал Т'зиро. — Если бы ты знал, как я боялся перед испытанием…
— Это успокаивает. — Ростислав крутанулся и безупречно выполнил показанный прием.
— Молодец, — сказал квостр. — Еще пару раз проделай, чтобы закрепить… потом немного изменим условия, чтобы ты не начал стандартизировать движения… Помнишь, что я тебе говорил насчет этого?
— Конечно. — Ростислав поднырнул под качающийся молот. — Импровизация и интуиция…
«…Еще один день, — думал он несколько позже, направляясь к себе по бесконечным балюстрадам и галереям дворца. — Очередной день в этом странном мире, где нет тверди, но есть волшебство, крылья и любовь… Интересно, куда подевалась Лия?.. Неделю, почитай, уже не виделись. И никто, главное, не знает, где она…»
Действительно, Лия куда-то пропала; да и вообще как-то не стремилась к обществу Ростислава. Последнего это крайне расстраивало и беспокоило, юноша думал, что чем-то обидел возлюбленную, а редкие встречи происходили в местах, совершенно не предназначенных для разговоров по душам. Ассамблеи, балы, где за Ростиславом всегда увивались толпы квостров, стремящихся засвидетельствовать свое почтение молодому Избраннику. Этикет не позволял ему просто уйти или не ответить на комплименты и тосты, так что подобные вечера выматывали похуже любой тренировки. Лия же всегда неуловимым призраком мелькала в толпе, не подходя, и Ростиславу было до нее совершенно не добраться. Один или два раза он приближался, но Лия держалась подчеркнуто официально и всегда присылала мысль: «Не здесь и не сейчас…»
Ростислав после такого оставался полностью сбитым с толку.
Что было на уме у ворожеи, юный Избранник мог только догадываться. Иногда девушка пропадала на несколько дней кряду, и все, у кого юноша спрашивал, ссылались на какие-то ритуалы и дела ворожей. Последние же на вопросы Избранника или отмалчивались, или отвечали односложно и холодно, и общий смысл ответов был таков: «Не лезь не в свое дело, мужчина». Это не говорилось открытым текстом, но достаточно явственно ощущалось. Видимо, от резкостей волшебниц удерживал только официальный статус Ростислава: традиционно приравниваемый к Верховному магу Стихии, члену Совета. К слову сказать, на заседания юного Избранника никогда не звали.
Ростислав зашел к себе, уселся в любимое кресло возле волшебного зеркала, которое при элементарном магическом вмешательстве могло показывать пейзажи Каенора и даже, по словам Ломдар-Каюна, других миров. Правда, Ростислав пока не мог вызвать вид, скажем, своей родины или чего-нибудь фантастического, а Ломдар-Каюн не проводил демонстраций.
— Перекусите? — спросил бесшумно подошедший сзади сильф.
Ростислав подпрыгнул, сказал:
— Я же просил не подкрадываться сзади!.. Уже забыл, что ли?
— Я не Мэий, — сказал сильф. — Ему пришла пора уйти.
— Куда?
— Это неважно и не касается смертных, — уклонился от ответа элементал.
Ростислав только сейчас заметил, что нынешний слуга действительно отличался от предыдущего. Тот всегда был веселым и беспечным, как настоящий мальчишка, а на лице этого читалась совсем не детская серьезность. Кроме того, он выглядел старше.
— Как твое имя? — спросил юноша. — То есть как мне называть тебя?
Он уже знал, что владеющий истинным именем элементала полностью подчинял его себе. И спрашивая имя, маги почти всегда преследовали цель подчинить духа себе.
— Зови меня Эай, — сказал сильф.
— Эай, ты не мог бы изменить выражение лица? — спросил Ростислав. — А то цветы завянут.
— От чего?
— От этой кислой мины! — Юноша улыбнулся. — Мне теперь что, заново объяснять, что раболепия и официальности не надо?
— Понял. — Эай выдавил улыбку и присел на поручень кресла, болтая босой ногой. — Так как насчет перекусить?
— Не откажусь от бокала вина и фруктов, — сказал Ростислав. Надо заметить, что раньше он пробовал только шампанское в последний Новый год у себя дома, а в Каеноре стали доступны изысканные вина Радужного Города, и паренек не устоял перед искушением попробовать. Тем более что квостры не возражали — по их меркам Ростислав уже считался взрослым.
Эай показал в сторону столика, на котором стоял легкий ужин.
— На столе, — сказал он. — Если что-то не так, скажи… А то я еще не знаю твоих вкусов.
— Ты странный, — сказал Ростислав, — слишком уж серьезный для сильфа.
Эай мысленно выругался. Похоже, годы пыток и многовековое рабство навсегда вытравили из души элементала детскую жизнерадостность и проказливость. При одном воспоминании о страшных когтях, терзающих мальчишеское тело, накатывала дрожь. Аргаррон тогда лично мял в руках пойманного в волшебную ловушку сильфа, получая наслаждение от мук беспомощного духа. Учитывая то, что материальная форма в тот момент была практически бессмертна, эта пытка, казалось, длилась вечно. В конце концов Эаллойенум не выдержал и сказал Аргаррону свое истинное имя. Это прекратило пытки тела, но, похоже, навсегда сделало маленького сильфа рабом архидемона.
— У меня была длинная и беспокойная жизнь, — выдавил Эай наконец. Печать Аргаррона на груди предупреждающе шевельнулась, словно ледяной иглой дотрагиваясь до астральной сущности элементала. Ему захотелось плакать. Стоило проговориться — и душа элементала будет ввергнута в Огненную Плоскость, откуда родом саламандры, ифриты и прочие духи огня. Сильфу в этой бездне пламени не светило ничего, кроме бесконечной боли без единого шанса вырваться самостоятельно. Единственной надеждой могло быть неслыханное событие: чтобы кто-нибудь призвал сильфа по имени, обращаясь при этом к стихии Огня…
— Ты старше Мэия, да? — спросил Ростислав.
— Намного. — Эай отвел взгляд. — И не только по времени…
— Такое впечатление, что тебя кто-то очень сильно обидел, — сказал Ростислав, неспешно принимаясь за еду. — Я видел такой взгляд раньше.
— У кого?
— У беспризорных детей на улице. Столько же боли, злости и отчаяния.
Эай промолчал. Что ж, задание Аргаррона можно было исполнить и играя на жалости. Если попробовать излить душу, может, и Избранник ответит взаимностью?
— Если хочешь, я расскажу тебе свою историю, — сказал Эай. — Если, конечно, тебе будет интересно слушать нытье старого сильфа…
Ростислав кивнул — рассказывай, дескать.
— Когда я был очень молодым и очень глупым, я конечно же страдал излишним любопытством, как и все сильфы, — начал элементал. — Один раз меня угораздило пролететь над странным летающим островом, как выяснилось часом позже, принадлежавшим Аргаррону…
Печать снова дернулась на груди, но Эай не собирался выдавать цели своего задания. Он особенно цветисто рассказал о пяти годах практически беспрерывной пытки, сотнях лет рабства и связанных с этим унижениях и обидах. Ростислав всё больше мрачнел по мере рассказа, примерно на середине отставил поднос вместе с бокалом. Эай лишь умолчал, что до сих пор является рабом Аргаррона, убедительно солгав, что срок рабства, обозначенный самим демоном, истек несколько лет назад.
— С тех пор я свободен, но воспоминания еще слишком яркие вопреки короткой памяти сильфа, — закончил он рассказ.
— Это чудовищно, — сказал Ростислав, положив руку Эаю на плечо, прикрытое полупрозрачным плащом. — Аргаррон заслуживает смерти только за такое…
— Что?
— Я говорю, тот, у кого поднимается рука на ребенка, не достоин жить, — убежденно произнес Ростислав, который всегда переживал за детей, страдающих от сволочной жизни. — Даже если эти дети — духи воздуха…
Эай отвел глаза. Ему нравилась искренность и отзывчивость юноши, но перспектива провести вечность в бушующей бездне пламени пугала до холодка между оснований крыльев. Сильф по-детски всхлипнул и утер нос тыльной стороной ладони.
Ростислав молчал, глядя на мальчишку, стоящего перед ним. Тот, не поднимая глаз, спросил:
— Еще что-нибудь надо?
— Нет, спасибо. — Ростислав грустна улыбнулся. — Ты молодец.
Эай кивнул и вышел из комнаты. На сердце сильфа было тоскливо. Печать Аргаррона багровым комком пульсировала на груди, впитывая отрицательные эмоции, служившие ей чем-то вроде энергетической поддержки. Эай ненавидел это гадкое шевеление всеми фибрами своей души, всей своей сущностью… подлость была в том, что и гнев печать тоже поглощала.
