Глава 17
Перемены

– Зачем ты это сделал, Годже? – спрашивает Верховный; он настолько удивлен, что даже не пришел в ярость. Он ищет объяснение, почему Ках отпустил мальчишку, – и не может найти такового… И не найдет никогда, а если Годже скажет почему – то не поймет…

Они вновь собрались в зале, где совещался обычно Первый Круг. Кресло Динорады пустует, как и кресло Майстана, а Эбан уже не вправе сидеть там, где он сейчас сидит. Сидит, согнувшись, обхватив голову руками, уперев локти в колени, трясется и рыдает. Он еще не верит, точнее – хочет не верить… Себя-то не обманешь… Сколько отдал бы Годже, лишь бы поменяться с ним местами!

Сам Годже спокоен, необычно спокоен для него. Годже всегда был непоседой, он не мог надолго принимать одну позу, его пальцы всегда искали себе работу, то выстукивая ритм, то теребя одежду, то поправляя бесконечно косу, его глаза всегда видели все, что происходит в комнате, его ноги были более привычны к ходьбе, даже просто из угла в угол, чем к покою… А сейчас он просто сидит каменной статуей, вперившись в пол перед собой, и молчит. Так, будто огонь его замерз… И ему все равно… Проклятую связь не разорвать… никогда не разорвать…

– Ты испугался, что он сделает с тобою то же, что с Эбаном? – снисходительным тоном, словно обращаясь к нашкодившему ребенку, продолжал Верховный.

«Я испугался, что не сделает, и не зря испугался…» – думал Годже и молчал.

– Ты слишком мягок, Годже! – Еще недавно фраза эта вывела бы его из себя, это то, что он ненавидел слышать больше всего на свете, но не теперь… – Тебе нужно было просто уйти оттуда, Фаэль бы не успел ничего сделать. Годже, он угрожал тебе?

Нужно сказать ему, что он отпустил Фаэля осознанно и специально: может, тогда Эбонадо рассвирепеет и убьет его… Верховный найдет способ… и он станет свободен…

– Это ведь не навсегда? – поднял вдруг Эбан осунувшееся лицо; он заискивающе смотрел на Атосааля пустыми глазами. – Дар ведь вернется? Не так ли?

Верховный проигнорировал его, по-прежнему обращаясь к Годже и говоря о пострадавшем Советнике, словно того здесь и не было:

– По словам Митана, Вирд Фаэль заявил, будто исцелил Эбана; ты знаешь, что именно сделал Вирд?

Годже пожал плечами: он действительно не знал… увы, не знал… Но Вирд Фаэль был прав, связь с Древним – это болезнь, которую нужно исцелять… Хотя он совершенно не представлял себе – не видел как…

– Годже! Я смотрю, ты не настроен вести беседу. Пожалуй, следует оставить тебя в покое. Но приходи в себя поскорее! Недопустимо, что в такое время, когда мы и так потеряли двоих из Первого Круга, ты ведешь себя, словно вытянутая из раковины устрица.

– Ках просил Фаэля о чем-то! – снова вмешался Эбан. – Просил его освободить! Он даже на коленях перед Фаэлем ползал! Он перерезал веревки и оковы снял!

– Заткнись, Эбан, – прервал его Верховный негромким, но ледяным тоном.

– Если Фаэль его так… исцелил, разорвав связь и отняв Дар, – вмешался в разговор Абвэн, – то не следует ли нам теперь опасаться любого Целителя?

– Сейчас выясним, Карей, – отвечал задумчиво Эбонадо. – Пригласи сюда Хайшо… – Целитель из Второго Круга Верховного, Созидатель, но не чистый, конечно, других Целителей с таким же Даром, как у него, Годже пока не встречал – «сильным и чистым», раздери его Древний…

– И Эльси заодно, – добавил Верховный, когда Абвэн уже, подойдя к двери, отдавал приказы дежурящим там Тайным. Эльси тоже Целитель, но у нее преобладает Дар Отсекателя. Она также во Втором Круге, но уже у Абвэна.

– Ках может меня исцелить! – вновь начал свое нытье Эбан, пока они ожидали приглашенных. – Если один забрал, другой может вернуть! Ках может это сделать! Пусть он исцелит меня! Пусть вернет мой Дар!

– Ты можешь это сделать, Годже? – спросил у него Верховный без особой надежды в голосе.

На этот раз он счел нужным ответить:

– Нет, Эбан! Вернуть Дар, который ушел, как и вернуть жизнь, когда огонь уже потух, я не в силах. Останься в тебе хотя бы искра, я бы смог ее раздуть… Но твой Дар – мертв…

Эбан посмотрел на него так, словно он только что всадил тому в сердце нож. Так же смотрел на него когда-то Аса Фаэль… когда он вогнал иглу с ядом в грудь Ювелира… Точно такой же взгляд… Годже горько ухмыльнулся и отвернулся от несчастного Эбана.

Низкий полноватый Хайшо с седеющими черными волосами и совсем юная еще, но некрасивая Эльси наконец вошли, кланяясь Первому Кругу; вернее, тому, что от него осталось.

– Скажи мне, Мастер Хайшо, – обратился к мужчине Верховный, – не видишь ли ты какой-либо… болезни, требующей исцеления, в ком-то из нас. Исцелять не пытайся, только посмотри.

Хайшо кивнул и замер, призывая, как догадался Ках, потоки Дара. Он исследовал присутствующих одного за другим, затем, мельком тревожно взглянув на Эбана, доложил Верховному:

– Никакой неполноценности с точки зрения Дара Созидания ни в ком из вас нет, Верховный, но незначительная часть Отсекателя во мне воспринимает чем-то лишним… эм-м… – он замялся, и Эбонадо закончил за него:

– Связь с Древним, так?

Хайшо поклонился, утвердительно отвечая на вопрос.

– А… исцелить… это… ты мог бы?

– Нет, – Хайшо был удивлен вопросу, но в ответе уверен, – здесь нужен сильный Отсекатель. – И он посмотрел на Эльси.

– Мастер Эльси, – Верховный сверлил глазами теперь уже эту молодую женщину, – ты, как Отсекатель в большей степени, чем Хайшо, чувствуешь это?

– Да, – сразу же ответила она, скорее всего, тоже исследовала присутствующих вместе с Хайшо, не дожидаясь приглашения.

– А могла бы ты… отсечь связь? – вновь спросил Верховный. И Годже напрягся, ожидая ответа с волнением: может, то, чего он так жаждет, способен дать не только Вирд Фаэль?

– Нет. Связь очень сильна. – Она уже задавалась подобным вопросом, видно по ней. Зачем задавалась? Из любопытства? – Мой Дар – не самый слабый, и он был усилен вступлением в Круг, но я точно знаю, что не смогла бы. Здесь необходим… чистый Дар… как у Иссимы…

Иссима! Годже принялся кусать губы и потирать вспотевшие вдруг ладони. Сердце отбивало быстрый четкий ритм, он вновь почти стал самим собой. Иссима! Она это сделает! И убедить ее будет проще, чем Вирда Фаэля, как и найти! Надежда все-таки есть!..

– Понятно. Спасибо вам, Мастер Эльси, Мастер Хайшо. Можете идти.

– Видишь, Карей, – произнес Верховный, когда за Целителями закрылась дверь, – не так уж много тех, кого мы должны опасаться. Иссима скоро будет связана Кругом. Ты не передумал, Годже? – Эбонадо уставился на него острыми серыми своими глазами.

– Нет! – быстро ответил Годже, он даже улыбнулся.

– Отлично! Ты пришел в себя! Так объясни же, что там произошло.

– Фаэль угрожал – я испугался, – скороговоркой высказал Ках, желая скорее закрыть эту тему. Потом решил немного пофантазировать, ведь врать о Мастере Путей можно что угодно. – Он подчинил мою волю, я почти не помню ничего.

– Так ты и ключ от оков нашел в беспамятстве? – влез проклятый Эбан, раздери его…

– Ключ принес Эбан, – быстро соврал Годже. – Он хотел мучить мальчишку, притащил с собой пыточный инструмент и зачем-то ключ…

У Эбана глаза поползли на лоб, а Верховный нахмурился, но Каху Атосааль верил. Тридцать лет Годже спасал его жизнь. Тридцать лет планировал вместе с ним дело всей его жизни. Верховный верит Каху. А кто такой Эбан? Особенно теперь… Что Эбонадо будет делать с этим неудачником? Ведь Разрушитель стал обычным человеком, неодаренным… несвязанным и притом знающим больше, чем надо…

– Нет… нет… Я не приносил ключа… Я не знаю, откуда он взялся… Я хотел только… Я хотел, чтобы этот проклятый Мастер Путей почувствовал, что такое боль… – В темных мутных глазах Эбана вновь безумие, говорит он несвязно, чувствует всю неустойчивость своего положения и боится. – Дар должен вернуться. Я знаю! Дар вернется! Он вернется?

Он вновь заглядывает в глаза Верховному, но глаза того – лед.

– Прости, Эбан, – отвечает ему Атосааль.

Затем встает, сам идет к двери и зовет в комнату Итара. Это тоже Разрушитель, один из тех, кто свидетельствовал на суде против Кодонака, кто сделал ущелье в горах Сиодар. Он вошел во Второй Круг Верховного. Интересно, что стало с теми десятью, которых взял себе во Второй Круг Эбан? Они тоже лишились Дара?

Эбонадо что-то тихо поясняет Мастеру Итару, никто из сидящих не слышит. Итар кивает, но выражение его лица не меняется. Он подходит ближе вместе с Верховным, и Атосааль говорит:

– Майстана и Эбана следует заменить, – при этих словах Эбан вскакивает с места, заламывая руки, – Дар Разрушения и Дар Роста, из пяти сил, требующихся для пробуждения Древнего, они обязательны в Первом Круге.

Верховный достает из складок своей мантии, которую он предпочитает каму (в эту мантию он облачился по случаю казни Вирда Фаэля, но случай не представился…), Доа-Джот. Золото поблескивает в его руках, а обращенная в камень кровь Древнего притягивает взор алым безумием, заключенным в ней. Как же радовался Годже, когда впервые увидел Доа-Джот, как же ненавидит его теперь!

Эбонадо настроил инструмент.

– Мастер Элий Итар, – торжественно произносит Верховный, – теперь один из нас! Согласен ли ты войти в Первый Круг?

– Да! – бодро отвечает Разрушитель, обнажая грудь. Он уже проходил подобный обряд при вступлении во Второй Круг, он знает, что делать.

Игла вошла в его тело, и, как обычно, ни одна капля крови не упала на пол из раны. Эбан при этом взвыл и грохнулся на пол, вырывая ворс из ковра и скрежеща зубами.

– Вы не могли подождать?.. Мой Дар вернется! – бормотал Митан, постепенно переходя на истеричный крик. – Мой Дар бы вернулся!!! Вы – предатели! Вы что, выбросите меня? После всего, что я сделал? Вы выбросите меня? Вы сделаете меня вашей прислугой? Знайте, что я не буду подавать вам вино и выносить ваши ночные горшки! Будьте вы прокляты! Пусть вас сожрут арайские эффы! Пусть вас раздерет сам Древний!!! Пусть ваших дочерей и жен обесчестят его смарги, а затем сожрут! Я… Я… Это я сделал ущелье, это я нашел тебя, Итар! Я уговорил тебя! Я рассказал!.. Ты не можешь занять мое место! Чтоб твои наглые глаза вытекли, чтоб тебя использовал Атаятан каждую ночь вместо девки!..

Верховный, усаживаясь на кресло, кивнул головой Итару, и тот медленно подошел к Эбану, схватил его за пять из семи его кос и за волосы поволочил прочь с ковра ближе к двери. Эбан сучил ногами и верещал, выкрикивая страшные проклятия, затем успокоился, затих, обмяк, и, когда Итар отпустил его, он упал на пол бесформенной грудой, уже не сопротивляясь.

– Встань! – сказал ему вновь вошедший в Первый Круг.

Но тот продолжал лежать.

– Встань, Эбан, и умри! – Слова Верховного прозвучали ударом в гонг. Годже вздрогнул.

На этот раз Эбан услышал и подчинился. Он не спеша поднялся на ноги, задрал голову, глядя прямо на Эбонадо.

– Потухни твой огонь!.. – говорит он с ненавистью Верховному, когда меч Итара входит в его сердце. Легко, без усилий – Эбан теперь простой смертный…

Годже брезгливо поморщился, блокируя Дар Исцеления и глядя, как с глухим стуком падает на пол тело недавнего соратника; как растекается под ним лужа густой крови; как безразлично вытирает о шелковый кам убитого Итар свой окровавленный меч, затем зовет охрану за дверью, повелевая им все убрать; и они утаскивают, будто какой-то мусор, труп Советника, бывшего еще несколько часов назад одним из самых могущественных людей на земле, правителей этого мира…

Элий Итар – некрупный, худощавый, не выше самого Годже, с быстрыми и опасными черными глазами, черноволосый без седины. Заплетать волосы в несколько кос – видимо, какая-то особая мода Мастеров Стихий, только у Итара их не семь, как было у Эбана, а больше – так сразу и не сосчитаешь.

– Давно нужно было избавиться от этого дурака, – мрачно говорит Карей Абвэн, имея в виду Митана.

Да, тот был несдержан, более того, даже безумен, но лучше ли этот Элий Итар, такой же Разрушитель? Который предал своего Командующего Кодонака, не дрогнув в присутствии почти всех Одаренных Тарии, оговорил его на суде, не задумываясь, согласился занять место в Первом Круге – место своего же покровителя, убил Эбана твердой рукой, не испытывая сомнений?

«Спокойствие его – только внешнее, – думал Годже, наблюдая, как усаживается Итар в кресло, – а внутри – буря и пламя, что все пожирают». Буря эта была знакома Каху от боевых Мастеров в его Втором Круге, но он избегал пользоваться их Даром…

– Мастера Роста найдешь ты, Карей! – говорит Верховный после долгого молчания, и Абвэн кивает.

«Прыгуну», как тот ни старается это скрыть, страшно, что такое могло произойти и с ним; во взгляде Маизана спокойствие, присущее их южной философии: мол, все в руках Создателя; холодные глаза Эбонадо ничего не выражают, а он – Годже Ках… он завидует Эбану…

– Вернемся к делам. – Заседание Первого Круга продолжается, будто и не было ничего, словно и не осталась там, у двери, размазанная лужа крови, на которую Годже то и дело невольно косится. – Атаятан должен закончить свое насыщение. Он сказал, что ему нужна еще тысяча.

Что такое кровь у порога и смерть одного человека – по сравнению с тем, о чем они теперь будут говорить? Годже уже не косится туда, он думает, как справиться с позывами к рвоте… и приступами удушья при упоминании о Атаятане.

– Нельзя допустить, чтобы Древний начал опустошать тарийские поселения раньше времени, – продолжает Верховный, – нужно дать ему этих людей. И этим займешься ты, Идай.

Мудрец удивлен, но склоняет голову… Как же все-таки нелеп он без своей бороды!..

– Абвэн поможет тебе. Соберете полсотни Мастеров Перемещений и доставите в пещеру Древнего из Ары тысячу рабов. Хотите – покупайте, хотите – крадите, но сделайте это быстро. Он попробовал северной крови, теперь попробует южной и пусть повременит пока с тарийской. Начнете с рабов к'Хаэля Оргона. Правильно ли я называю имя, Идай? Это ведь бывший хозяин Вирда Фаэля?

– Да, Верховный. Только к'Хаэль погиб на войне и рабы его переданы во владение императору.

– Оргон нам и не нужен. Вирд Фаэль притащил из Ары, рискуя жизнью, тридцать семь человек, с которыми был в рабстве, но там осталось еще достаточно тех, кого он не смог освободить… Эбан хотел сделать ему больно, но Эбан не знал, что такое боль. Заберете этих первыми! А если после всего у вас найдется немного времени, можете отыскать и тех тридцать семь, что сейчас в Шеалсоне.

– Я слышал… там в основном дети… – пробормотал Годже, судорожно сглатывая.

– Атаятану разницы нет, – безразлично бросил Эбонадо и усмехнулся, – а Вирду Фаэлю – есть…

Когда впервые Маизан увидел Древнего, сердце его замерзло, глаза его остановились, руки и ноги его стали словно чужими, мысли его застыли. Ужас… как перед божеством, испытывал Идай. Но как же прекрасен был лик Древнего! Как же величествен стан Атаятана! Как же приятен его голос! Если и служить кому в этой жизни, то только такому, облеченному силой, наделенному властью и способному властью этой поделиться. Он дарует Идаю Маизану города и страны, сделает более великим, нежели император – и нынешний, и сошедший в могилу к предкам.

Слабые из Первого Круга умирали один за другим, скоро останутся только самые стойкие, только самые достойные, и он – Идай, будет среди них. Сила и красота Атаятана не потерпит слабости, не потерпит колебаний и мягкого сердца, которое сожалеет о неизбежном.

Верховный повелел Идаю найти тысячу для насыщения Атаятана. И он сделает это, в точности исполнит слово Эбонадо Атосааля, но прежде Идай собирался вернуть своих слуг – тех, кто окружал его все эти годы, до отбытия в Тарию, раз уж выпал такой случай. Сейчас у него было двенадцать Мастеров Силы, связанных Вторым Кругом с ним, дававших ему способности, сравнимые разве что с имеющимися у Каэ-Мас, или Мастера Путей, как называли его по северную сторону Хребта Дракона. Теперь он мог перемещаться, словно тень, теперь он мог исцелять не хуже Исцеляющих Перстов, теперь меч в его руке пел, и он сражался, как императорский мечник, с малолетства приученный к битве. Тело его стало, словно лучшая броня, не пробиваемая никаким оружием! Сердце и жилы его – из стали! Сердце будет биться тысячи лет, а по жилам столько же будет струиться кровь! А когда Атаятан-Сионото-Лос войдет в полную силу, Идай Маизан перестанет быть просто человеком – он будет равен божеству!

Он мог бы одною рукою удавить презренного гордеца – Хатара Ташива, но не сейчас, пусть еще подождет, тешась своею властью Указующего. Ему, Идаю Маизану, Ташив уже никогда не будет указывать.

Все связанные с ним в Тарии были чужаками, а в Обители Мудрецов остались его верные Кид и Эхто Шайт. Были и другие, но они служили ему не так уж и долго, пусть подождут еще, до его возвращения, когда он всем отплатит сполна и за службу, и за презрение.

Кид Шайт десять лет назад путешествовал с Идаем в Город Семи Огней, когда Мастером Фаэлем сделан был Доа-Джот. Он же продал мальчишку – сына Фаэля Оргону. Позже Идай взял Шайта в Обитель, сделал служителем, но не своим, чтобы ни у кого не вызвать подозрений, а Левого Указующего Адава.

Кид Шайт был верен, он знал свое место, и хотя огня Создателя не было в нем, – он надежный человек, проверенный пятнадцатью годами службы. Эхто Шайт служил Маизану меньше, лет десять, но был братом Кида и всюду следовал за ним, а значит, и за Идаем.

Вместе со связанным с ним Мастером Перемещений Одояном Идай появился в комнатах Обители, где размещались Служители. Братья Шайт жили в одной из комнат, находящейся на нижнем ярусе. И хотя здесь, в помещениях слуг, стены не были покрыты прекраснейшей мозаикой, мебель не имела позолоты, а пол не был устлан коврами, все равно стены родной Обители грели Идая, воздух ее так сладок! Как долго он еще будет оторван от дома? Скоро он вернется, и все здесь – от подземелий с узниками до верхнего балкона, где каждое утро Мудрецы воспевают рассветную песнь, будет принадлежать ему.

Увидев появившихся, Эхто не узнал Идая Маизана, но пал ниц, почитая пришедших за духов.

– Встань, Эхто! – сказал Маизан. – Неужели ты не узнаешь меня? Где твой брат?

Эхто поднял глаза, наполненные благоговейным страхом, – что для него самого Атаятан, то для Эхто – он, Идай Маизан.

– Мудрец Маизан! – воскликнул Шайт, узнавая наконец его без бороды. – Как ты появился здесь?

– Я обрел могущество. Отвечай, где твой брат?

– Горе, Мудрец Маизан! Моего брата схватили и пытают уже как день и ночь. Этот проклятый Куголь Аб и его эфф из преисподней, что разгуливает без ошейника по Обители, – вынюхивают все. Уж не знаю, как Куголь Аб определил, что Кид служит тебе, но брата взяли и допрашивают. А тебе хорошо известно, каковы пытки в подземельях… Видел бы ты, что сделали они с Мудрецом Кай-Лахом! Скоро Кид сломается и расскажет все, выдаст всех, кто служил тебе!.. И придет мой час… Из Обители никого не выпускают по приказу Хатара Ташива.

Идай был удивлен, что Ташиву удалось выйти на Кида: человека осторожнее, чем Шайт, встречать ему не доводилось.

– Не бойся: те, кто служили мне, будут вознаграждены. Где держат его?

Кид Шайт привязан был к решетке, под которой палач-истязатель готовился разводить пламя. Недостойный Куголь Аб, этот мерзкий приспешник Ташива, что был таким же, как сам Указующий: не терпящим перемен, не знающим их сладости, следующим только одним путем и никогда не сворачивающим с этого пути, – стоял над его слугой, чтобы вызнавать у пытаемого о нем – об Идае Маизане. Рядом с Абом был эфф, настоящий эфф без ошейника, что смирно лежал на полу. Именно зверь первым заметил появление Маизана, Эхто и Одояна в подземелье. Эфф поднялся на ноги и оскалился, глядя прямо на Идая, показав желтые огромные клыки, раскрыл, будто перед атакой, свой кожистый воротник. Затем зверь поднял голову к потолку и тоскливо, протяжно завыл. Никогда прежде за свою жизнь Идай Маизан не слышал, чтобы эфф выл… выл, словно волк на луну…

– Освободи Шайта! – приказал Идай палачу, и в это мгновение эфф бросился на него.

Тяжелая туша повалила его на сырой пол темницы, придавив собою, пасть зверя, в которую свободно могла поместиться голова Идая, распахнулась над шеей, мерзкая вонь ударила в нос. Неужели зверь не чует в Идае огня Создателя, что дает власть над эффами, даже если и так, то связь крови с его настоящим хозяином – Древним, он не может не различить. Почему же он накинулся на Идая, на одного Идая, когда в помещении еще пятеро человек, считая Эхто и Одояна? Обо всем этом думал Мудрец, и мысли проносились с необычайной быстротой.

Страх одолел Маизана, и он даже зажмурился, когда желтые зубы обезумевшего чудовища сомкнулись на его шее. Он уже представил, как переламываются его кости под мощными челюстями, как брызжет его кровь, как отрывает зверь его голову…

Но он забыл, что стал теперь больше, чем человек. Зубы не смогли прокусить его кожу, скользили по ней, словно по твердейшему металлу, стираясь, но не причиняя Идаю вреда. Мудрец выхватил из ножен короткий меч, который предпочитал другому оружию, удобный в ближнем бою, и, услышав сладкую песню о крови, всадил острие в бок эффу, который, в отличие от него, был уязвим.

Сила наполнила руки, и он отшвырнул от себя зверя, который, несмотря на рану, пытался рвать его, приводя в негодность одежду. Туша эффа ударилась о стену, но зверь тут же вскочил и снова бросился. Теперь Маизан ожидал, он наносил удар за ударом, полосуя плоть, разрывая артерии, доставая сердце. Кровь зверя обрызгала стены, и пол стал скользким от нее, но эфф продолжал сражаться, с неистовым упорством жаждая уничтожить одного лишь Идая, не обращая внимания на прижавшихся в ужасе к стенам остальных присутствующих здесь людей, наблюдавших за этой схваткой зверя и человека.

Идай схватил тварь за кожистый воротник, срубая шипы, – он знал, что это очень болезненно для эффа, и снова швырнул о каменную стену темницы, с такой силой, что хрустнули кости… Зверь, израненный, окровавленный, но одержимый жаждой убийства, все же встал на ноги и, растопырив изуродованный ворот со свисающим на тонкой полоске кожи полуотрубленным последним шипом, двинулся на Идая, глядя горящими в полутьме желтыми глазами прямо в глаза Маизану. Сколько лет Идай работал с эффами, но никогда он не видел у зверя таких глаз – эфф ненавидел именно его, именно Идая Маизана, он хотел только его смерти… Тварь медленно прошла половину пути, затем ноги эффа подкосились, зверь рухнул на пол и больше не поднялся, желтые глаза потухли.

– Освободи Шайта! – вновь приказал Маизан, вытирая окровавленный клинок о свою испорченную и изодранную одежду и вкладывая в ножны.

На этот раз палач послушался – в Аре хорошо понимают слово, сказанное сильным, а Идай только что на их глазах победил эффа. Истязатель поспешно подбежал к Киду Шайту, развязал веревки и помог подняться пленнику.

– Господин! – прохрипел Кид, падая на колени. – Господин! Ты спас меня! Я жизнь за тебя отдам, господин! Спасибо тебе!

– Пора уходить! – повелел Идай, давая знак побледневшему, словно смерть уже настигла его, Одояну.

Он слабый человек, несмотря на то, что Мастер. Он не стал биться с эффом, помогая Маизану, а лишь стоял и смотрел…

Куголь Аб был испуган, но виду не подавал, спина его была прямой, словно струна, и он глядел на падшего своего эффа с тоской, будто по хорошему другу.

Идай указал на него:

– Этого возьмем с собой!

Братья Шайт знают толк в пытках не меньше, чем лучший палач-истязатель. Все возвращается на круги своя, и этот презренный слуга Ташива, который вызнавал о Маизане у его людей, сам будет, корчась от боли, рассказывать о делах Мудрецов.