Эпилог
Предсказание из прошлого

Айхал Калахан сошел на берег. Корабль его, пришвартованный в гавани Галеджи у родной годжийской земли, умиротворенно покачивался на волнах Горного моря. В трюмах – богатая добыча, взятая в честном бою у ненавистных сердцу любого годжийца арайских имперцев. Сколько уж их голов, отнятых верной саблей капитана Калахана, поглотила пучина Горного моря… Скольких рыб он накормил трепетавшими от страха при виде его парусов сердцами презренных арайцев… И сколько императорских ликов, отчеканенных на их золоте, обменял он на добрую выпивку и страстную любовь… Сегодня кошель его вновь полон золотом, а душа радуется славной победе. Сегодня он и матросы его погуляют на славу.

– Хей! Айхал! – кричит его помощник Бойжо. – Пойдем-ка, прогуляемся, посмотрим, что нам приготовили красотки Галеджи… Я бы не прочь зайти в какую новую гавань, меж стройных ножек… А? – смеется он.

Но Айхал смотрит в сторону улицы Рыбачьих Сестер: там в доме с флигелем-чайкой на крыше живет Аджа. У нее глаза черные, как ночь в бурю, кудри ее волос – будто всполошенное море, стан ее – словно мачта, грудь – будто две горы на острове Парта, голос – как у русалки, что поет свои песни, охотясь за сердцами моряков. Его сердце она уже украла. Заворожила его, не зря ведь – колдунья. Пойти бы ему сейчас вместе с Бойжо, пропить добытые деньги, потратить на доступных красавиц, но нет: видно, в крепкую сеть он угодил. От нее ведь и любви не дождешься, да что там любви – доброго слова… Разве что судьбу предскажет верно. Сколько уж раз она пророчила ему славную победу и богатую добычу! А любовь не пророчила. «Повезет в любви – не повезет в бою, не везет в бою – будешь любим» – так говорит старая присказка. А ему – Айхалу Калахану, капитану лучшего судна на этом побережье, сыну годжийского князя, что потерял все, в том числе и жизнь, в войне с Арой, – везло до встречи с ней и в любви и в сражении. Может, любовь была не настоящей?

– Опять ты туда? Сожри тебя эфф! Не можешь без этих предсказаний! – неодобрительно качает головой Бойжо.

– Но ведь сбываются же ее пророчества!

– Сбываются! Да только уж больно все хорошее она тебе предсказывает. Чует мое сердце – не всегда так будет.

Бойжо машет рукой и идет направо – туда, где поют сегодня песни, играют в кости, пьют годжийский рохс (от которого глаза лезут из черепушки, зато потом сердце горит), тискают пышных красоток. А он – Калахан, бредет в другую сторону, где Аджа предскажет ему судьбу, раскинув морские камушки на столе, возьмет с него золотой, поманит глазами и вытолкает за дверь. А потом он пойдет вслед за Бойжо, напьется и забудет ее глаза на день. А он бы все добро из трюмов отдал за одну только ночь с ней.

– Спасибо тебе, – говорит он, глядя, как вздымаются, будто волны под легким ветром, белые ее груди, – что напророчила добычу. Вот – возьми, не побрезгуй.

Он дает горсть монет вместо одной, хотя и знает, что Аджа не возьмет, а если бы и взяла, то даже на поцелуй взамен не следует и надеяться.

– Не моя это заслуга – хорошее будущее, как и не моя вина – грядущие беды. А возьму только один золотой – это моя плата за предсказание. Хочешь получить пророчество на новое плавание?

– Хочу. – Хоть что-то, да получит он от нее сегодня. Она напророчит еще одну удачу в бою и еще одну неудачу в любви.

Она вкладывает цветные камушки в его руку.

– Тогда бросай, капитан. А я погляжу.

И он бросает со словами:

– Я так часто прихожу к тебе, что могу и сам растолковать рисунок твоих камней. Ждет меня кровь, золото и пляска. Кровь – моих врагов, золото – моя добыча, а пляска – с саблей и смертью. А затем ждет меня родная гавань и черные глаза красавицы, что не любит меня. И так, пока ветер не изменится, пока холодом не повеет, пока паруса не обвиснут и пока эффова буря не отправит меня в черную пасть Царя морей.

– Нет, – говорит вдруг печально Аджа, – Царь морей тебя не получит. И ты спляшешь… но спляшешь в последний раз. Золото возьмешь не ты, а другие возьмут – плату за тебя. А кровь, что прольется, – не твоих врагов, а твоих друзей.

Не зря говорят, что удача подобна ветру: сегодня наполняет твои паруса, а завтра – срывает их яростным порывом, гонит волну и бросает на рифы. Вот и сменились, словно погода, предсказания Аджи…

– Ты пойдешь в рабство, Калахан, и моря больше никогда не увидишь. Но в рабстве будешь ты делать самое важное дело своей жизни.

– Что ты говоришь, Аджа? Что может сделать важного моряк далеко от моря? Это как рыба, выброшенная на берег!

– Ты будешь рассказывать и учить. Ты умрешь в сухой земле, рано состарившись, с другим именем, но твоя смерть столкнет орленка со скалы, чтобы он научился летать.

– Твои слова жестоки.

– Я уже говорила, что не моя вина – грядущие беды. На родную землю ты ступаешь в последний раз. Но ты еще в одном ошибся, – она молчит, опустив глаза, затем открывает желанные уста, – ты любим…

И Аджа подходит к нему, целует… сегодняшняя ночь будет для него жаркой. Верна старая присказка, до последнего слова верна: «Не везет в бою – будешь любим»… если не будешь мертв…

– Аджа, – спросил Айхал, лежа в ее постели и целуя волны черных волос, – скажи хотя бы, что это за «орленок» такой?

– Каэ-Мас, Айхал… Он – Каэ-Мас.